Текст книги "Песня Свон"

Роланд посмотрел на свет.

– Если ты сделаешь все, что от тебя требуется, полковник Маклин будет жить. Если ты облажаешься – он умрет. Просто и ясно. Понял?

Роланд кивнул, голова у него кружилась, но сердце билось сильно. «Король в ловушке! – подумал он. – И из всех Рыцарей Короля я – единственный, кто может его освободить!» Но нет, нет – это не игра! Это настоящая жизнь, а его мать и отец лежат где-то там, и «Земляной дом» разбит, вся страна разрушена, все уничтожено.

Он прижал руку к окровавленному лбу и не отпускал, пока дурные мысли не исчезли. Рыцарь Короля! Сэр Роланд – имя мое! Теперь он был готов спуститься в самое глухое и темное подземелье ради спасения Короля, вооруженный огнем и железом.

«Медвежонок» отполз в сторону, чтобы разжечь костер, и Роланд последовал за ним, как автомат. Они сложили в углу куски досок, стульев тряпок и с помощью горящих кусков кабеля из вестибюля разожгли костер.

«Медвежонок», двигаясь медленно от боли, подложил потолочные обивочные плитки и подлил в огонь спирта. Сначала пошел густой дым, потом красное свечение начало разгораться.

Капрал Прадо все еще сидел у противоположной стены, наблюдая за ними. Лицо его было мокро от пота, и он беспрерывно что-то лихорадочно бормотал, но Уорнер не обращал на него внимания. Теперь обломки досок и стульев обуглились, горький дым просачивался через дыры и щели в потолке.

Уорнер похромал к краю костра и вынул из него ножку стула. Другой конец ее ярко горел, и цвет дерева стал от черного до пепельно-серого. Он сунул ее в обратно в костер и повернулся к Роланду.

– Хорошо, – сказал он. – Давай, приступай.

По-прежнему кривясь от боли в поврежденной спине, Уорнер ухватил Роланда за руку и помог ему спуститься в яму. Роланд встал на мертвое тело. Уорнер держал огонь так, чтобы свет падал на зажатую руку Маклина, и подсказывал Роланду, как наложить шину на запястье полковника. Чтобы добраться до поврежденной руки, Роланду пришлось скорчится на трупе. Он увидел, что запястье почернело. Маклин неожиданно дернулся и попытался поглядеть наверх, но не смог поднять голову. «Плотнее, – удалось выговорить ему. – Затягивай узел на этой чертовой руке!»

Роланду понадобилось четыре попытки, чтобы затянуть его достаточно туго. Уорнер спустил вниз бутыль со спиртом, и Роланд плеснул им на почерневшее запястье. Маклин взял бутыль свободной рукой и наконец вывернул шею так, что смог увидеть Роланда. «Как тебя зовут?»

– Роланд Кронингер, сэр.

По весу и голосу Маклин догадался, что это мальчик, но не разобрал лица. Что-то блеснуло, и он свернул голову, чтобы поглядеть на секач в руке у Роланда.

– Роланд, – сказал он, – мы с тобой в ближайшую пару минут сможем многое узнать друг о друге. Тэдди! Где огонь? – Огонь у Уорнера на минуту пригас, и Роланд остался в темноте один на один с полковником. – Плохой день, – сказал Маклин. – Видел ли ты хуже, а?

– Нет, сэр, – голос Роланда дрогнул.

Вернулся огонь. Уорнер держал горящую ножку стула, как факел.

– Есть, полковник. Роланд, я собираюсь бросить его вниз, тебе. Готов?

Роланд поймал факел и снова склонился над полковником Маклином. Полковник, глаза которого помутились от боли, увидел мальчика в неверном свете и подумал, что вроде бы узнал его.

– Где твои родители, сынок? – спросил он.

– Не знаю. Я потерял их.

Маклин смотрел на горящий конец ножки стула и молил, чтобы он был достаточно раскален для того, что нужно было сделать.

– Ты сделаешь, как надо? – сказал он. – Я буду верить в тебя. – Взгляд его ушел от факела и остановился на топорике. Мальчик неудобно скорчился над ним, сидя верхом на трупе и устремив взгляд на запястье Маклина – на то место, где оно уходило в каменную стену. – Ну, – сказал Маклин. – Пора. Давай, Роланд. Давай проделаем это прежде, чем один из нас станет куриным говном. Я буду держаться столько, сколько смогу. Ты готов?

– Он готов, – сказал на краю ямы «Медвежонок» Уорнер.

Маклин мрачно улыбнулся, и капля пота стекла по горбинке его носа.

– Первый удар делай сильно, Роланд, – подгонял он.

Роланд сжал факел левой рукой и занес правую, с зажатым в ней топором, над головой. Он точно знал, куда собирается ударить, – прямо в то место, где почерневшая кожа вздулась у щели. «Бей! – сказал он себе. – Ну, бей же! Он услышал, как Маклин сделал глубокий вдох. Рука Роланда сжала топор, и он повис в зените над головой. Бей, ну! Он почувствовал, что его рука стала, как железо. Бей!

Он втянул воздух и изо всей силы опустил топор на запястье полковника Маклина.

Кость хрустнула. Маклин дернулся, но не издал ни звука. Роланд подумал, что острие прошло насквозь, но с ужасом увидел, что оно вошло в толстую кость всего на дюйм.

– Давай же! – заорал Уорнер.

Роланд выдернул топор.

Маклин крепко зажмурил глаза с покрасневшими веками, потом вновь открыл.

– Давай, – прошептал он.

Роланд замахнулся и ударил снова. Но кость не отошла. Роланд ударил третий раз и четвертый, сильнее и сильнее. Он слышал, как одноглазый горбун кричал, веля поторапливаться, но Маклин молчал. Роланд высвободил топор и ударил в пятый раз. Теперь пошла кровь, но сухожилия все еще не отделялись. Роланд начал колотить топором без передышки, лицо Маклина стало желто-белым, губы посерели, как пыль на кладбище.

Нужно было закончить прежде, чем кровь хлынет, как из шланга. Когда это случится, знал Роланд, король умрет. Он поднял топор над головой, плечи задрожали от напряжения, и вдруг это больше не был топор для мяса, это был священный топор, а сам он был сэр Роланд Рыцарь Короля, чьим предназначением было освободить попавшего в западню короля из подземелья. Он был единственный из целого королевства, кто мог это сделать, и этот момент принадлежал ему.

Сила славных деяний билась в нем, и, опустив сверкающий священный топор, он услышал свой собственный крик, хриплый, почти нечеловеческий.

Кость затрещала. Жилы порвались под ударом священного топора. И тут Король скорчился, и страшный кровавый предмет, снаружи похожий на губку, отскочил в лицо Роланду. Кровь брызнула на его щеки и лоб, чуть не ослепив его.

– Прижигай, – орал Уорнер.

Роланд прижал факел к кровоточащему губчатому предмету. Тот дернулся прочь, но Роланд вцепился в него и прижал. Маклин дико задергался. Мальчик прижал факел к ране там, где прежде была кисть полковника Маклина. Роланд словно загипнотизированный смотрел, как обгорал в пламени обрубок, как рана чернела и сморщивалась, слышал шипенье крови Маклина. Тело Маклина сотрясала крупная дрожь, глаза полковника закатились, но Роланд повис на раненой руке. Он чувствовал запах крови и горелого мяса, втягивал его глубоко в себя, как очищающий душу фимиам, и продолжал прижигать рану. Наконец Маклин перестал дергаться, изо рта его, как из глотки раненого зверя, вырвался низкий стон.

– Довольно, – позвал Уорнер. – То, что надо.

Роланд был загипнотизирован видом плавящейся плоти. Оторванный рукав куртки Маклина загорелся, и дым стал подниматься по стенкам ямы.

– Достаточно, – закричал Уорнер. – Малый никак не остановится! Роланд, черт побери, достаточно!

На этот раз голос мужчины разом вернул его к действительности. Роланд выпустил руку полковника и увидел, что обрубок обгорел до черноты и блеска, как будто его покрыли смолой. Языки огня на рукаве куртки Маклина увядали. «Все кончено», – подумал Роланд. Все кончено. Он сбил пламя с головни ударами о стену ямы и бросил ее.

– Я сейчас найду какую-нибудь веревку, чтобы вытащить вас, – крикнул сверху Уорнер. – Как вы там?

Роланду не хотелось отвечать. Свет пропал, и Роланд остался во тьме. Под хриплое дыхание полковника он перелез через труп, зажатый между ними, и уперся спиной в камень, потом вытянул ноги и положил священный топор рядом с собой. На его забрызганном кровью лице застыла улыбка, но глаза были широко открыты – от потрясения.

Полковник застонал и пробормотал что-то, чего Роланд не понял. Потом он повторил глухим от боли голосом. – Возьми себя в руки. – Пауза и снова: – Возьми себя в руки… Возьми себя в руки, солдат… – Иступленный голос взлетел, затем упал до шепота. – Возьми себя в руки… да, сэр… каждый кусочек… да, сэр… да, сэр. – Голос полковника сделался похож на голос ребенка, забившегося в угол от порки. – Да, сэр, пожалуйста… да, сэр… да, сэр… – Фраза завершилась чем-то средним между стоном и судорожным рыданием.

Роланд внимательно вслушивался. Это не был голос триумфатора, героя войны, он звучал скорее как у робкого просителя, и Роланд изумился тому, что скрывалось в сознании Короля. Король не может умолять, подумал он. Даже в страшном кошмаре. Королю опасно выказывать слабость.

Потом (Роланд не знал, сколько прошло времени) что-то ткнуло его в колено. Он пошарил во тьме и коснулся чьей-то руки. Маклин пришел в сознание.

– Я перед тобой в долгу, – сказал полковник Маклин, и теперь его голос опять звучал как голос истинного героя войны.

Роланд не ответил, но его осенило: ему понадобится защита, чтобы пережить все, что предстоит. Его мать и отец, скорее всего, погибли, а их тела исчезли навсегда. Ему понадобится щит против будущих опасностей, не только в «Земляном доме», но и вне его (это в том случае, сказал он себе, если они когда-либо опять вообще увидят внешний мир). Но он решил, что с этого момента должен стараться держаться около Короля – это может быть единственный способ выбраться из этого подземелья живым.

И, если повезет, он хотел бы выжить, чтобы увидеть, что же осталось от мира вне «Земляного дома». Когда-нибудь я все же увижу это, подумал он. Если он пережил первый день, то переживет и второй и третий. Он всегда был живучим, это неотъемлемое качество Рыцаря Короля, и теперь он сделает все, что ни потребуется, чтобы остаться в живых.

Старая игра окончилась, подумал он. Вот-вот начнется новая игра. И она может стать величайшей из всех игр Рыцаря Короля, какую ему когда-либо приходилось проводить, потому что она будет настоящая.

Роланд нежно взял священный топор и стал ждать возвращения одноглазого горбуна, и ему все казалось, что он слышит скрип суставов бредущего куда-то скелета.

– Леди, я бы на вашем месте этого не пил, ей-богу.

Напуганная чужим голосом, Сестра Ужас оторвалась от лужи грязной воды, над которой она стояла на четвереньках, и посмотрела наверх.

В нескольких ярдах от нее стоял низенький кругленький человек в лохмотьях сожженного норкового манто. Из-под лохмотьев торчала розовая шелковая пижама, и голые птичьи ноги в черных тапочках с крылышками. На круглом лице впадины от ожогов, все волосы опалены, кроме седых баков и бровей. Лицо сильно распухло, крупный нос и щеки как будто надуты воздухом, и на них видна фиолетовая паутина лопнувших сосудов. Темно-карие, превратившиеся в щелки, глаза переходили с лица Сестры Ужас на лужу и обратно.

– Эта дрянь отравлена, – сказал он, произнося «отравлена» как «отрублена». – Убивает сразу же.

Сестра Ужас стояла на четвереньках над лужей, как зверь, защищающий свое право напиться. Она укрылась от проливного дождя в остове такси и всю долгую отвратительную ночь пыталась уснуть, но редкие минуты ее покоя нарушались галлюцинациями: ей мерещилось лицо человека из кинотеатра – того, у которого было не одно, а тысяча лиц.

Как только черное небо посветлело и приобрело цвет речной тины, она покинула укрытие, стараясь не глядеть на труп на переднем сиденье, и пошла искать пищу и воду. Дождь стих, только время от времени моросило, но воздух заметно посвежел, холод напоминал начало ноября, и она дрожала в намокших лохмотьях. От дождевой воды пахло пеплом и серой, но во рту у Сестры Ужас так пересохло и ей так хотелось пить, что она уже собралась окунуть лицо в воду и открыть рот.

– Там, позади, бьет водяной фонтан, прямо как гейзер, – сказал человек и показал туда, где по представлениям Сестры Ужас, был север. – Похож на «Олд фэйтфул».

Она отпрянула от зараженной лужи. Вдалеке, как проходящий товарняк, громыхал гром; сквозь низкие грязные облака не было видно и намека на солнце.

– У вас нет еды? – спросила она распухшими губами.

– Парочка луковых рулетов там, где, похоже, была булочная. Я не смог к ним даже притронуться. Моя жена говорит, что я единственный в мире с таким капризным желудком. – Он приложил к животу руку, покрытую волдырями. – У меня язва и желудочные колики.

Сестра Ужас поднялась. Она была дюйма на три выше его.

– Страшно хочется пить, – сказала она. – Покажете, как попасть к воде?

В небе загремело. Человек в пижаме задрал голову, потом тупо постоял, разглядывая руины вокруг.

– Я вот хочу найти телефон или полицейского, – сказал он. – Всю ночь искал. Никого не найдешь, когда нужно, верно?

– Произошло что-то страшное, – сказала ему Сестра Ужас. – Не думаю, что здесь вообще есть телефоны или полиция.

– Я должен найти телефон, – настаивал человек. – Понимаете, жена будет волноваться, что со мной что-то случилось. Я должен позвонить ей и объяснить. Объяснить ей, что со мной все… в порядке. – Голос его упал, и он уставился на свои ноги, нелепо торчавшие из кучи перекрученного металла и бетонных обломков. – Ох, – прошептал он, и Сестра Ужас увидела, что глаза у него увлажнились, как будто роса выпала на оконном стекле. Он ненормальный, черт его возьми, подумала она и двинулась на север.

Взбираясь на высокий хребет из обломков и хлама, она услышала, как, тяжело дыша, низкорослый толстяк поравнялся с ней.

– Видите ли, – сказал он. – Я не из этих мест. Я из Детройта. У меня обувной магазин в восточном торговом центре. Я сюда приехал по делам, понимаете? Если моя жена услышит обо всем этом по радио, она с ума сойдет.

В ответ Сестра Ужас лишь хмыкнула. У нее на уме была только вода.

– Меня зовут Виско, – сказал он ей. – Артур Виско. Коротко – Арти. Мне нужно найти телефон! Видите ли, у меня исчез бумажник, одежда и вообще все исчезло. В ночь перед тем, как все это случилось, я и несколько парней загуляли. Меня все утро тошнило. Я провалялся в постели и пропустил первые два торга. Я закутался с головой в одеяло, и вдруг появилось чудовищное сияние, и страшно загремело, и моя кровать рухнула сквозь пол! Весь отель стал разваливаться на части, а я пролетел сквозь дыру в вестибюле и приземлился в подвале, все так же в кровати. Когда я выкопался и вылез наружу, отеля не было. – Он издал безумный смешок. – Господи, весь квартал исчез.

– Много кварталов исчезло.

– Ага. Вот, ноги сильно ободрал. Как вам это нравится? Я, Арти Виско, и босой. Вот и пришлось взять обувку у… – Голос его снова упал. Они были почти у вершины хребта. – Вот черт, тапки-то маловаты, – сказал он. – Да и ноги у меня распухли. Скажу вам прямо, обувь – вещь важная! Что бы люди делали без обуви? Вот возьмем ваши туфли. Они дешевые и долго не прослужат.

Сестра Ужас повернулась к нему.

– Заткнулся бы ты, – потребовала она.

Он замолчал, но всего на минуту.

– Жена говорила, что не нужно сюда ехать. Говорила, что пожалею о затраченных деньгах. Я ведь не богат. Но я сказал, такое ведь, черт возьми, раз в год бывает. Раз в год в Большом Яблоке – это не…

– Все уничтожено, – заорала на него Сестра Ужас. – Вы ненормальный! Оглянитесь вокруг!

Арти стал как вкопанный, вылупив на нее глаза, а когда опять открыл рот, его напряженное лицо, казалось, вот-вот треснет.

– Пожалуйста, – прошептал он. – Пожалуйста, не надо…

Парень, кажется, вот-вот тронется, догадалась она. Не стоит подталкивать его. Она тряхнула головой. Не надо доводить все до совсем полного развала. Все рухнуло, но у нее еще оставался выбор, она могла усесться тут, на этой куче лома, и ждать смерти, или она могла найти воду.

– Извините, – сказала она. – Я не слишком хорошо спала этой ночью.

По выражение его лица медленно стало заметно, что он замечает окружающее.

– Становится все холоднее, – заметил он. – Вот поглядите, видно дыхание. – Он выдохнул облачко пара. – Вот, это вам нужнее, чем мне. – Он стал стаскивать с себя манто. – Послушайте, если моя жена когда-нибудь узнает, что я ходил в норковом манто, она мне проходу не даст! – Сестра отмахнулась от предложенного манто, но Арти настаивал: – Э, да вы не беспокойтесь! Там, где я его взял, такого много. – Наконец, чтобы получить возможность идти дальше, Сестра Ужас позволила ему надеть на себя оборванное манто и провела рукой по взъерошенной норке.

– Моя жена говорит, что я могу походить на настоящего джентльмена, когда захочу, – говорил Арти. – Э, а что у вас с шеей?

Сестра Ужас дотронулась до горла.

– Кое-кто забрал у меня одну вещицу, – ответила она, и запахнула манто на груди, чтобы согреться, и полезла дальше. Впервые она надела норку и, добравшись до вершины хребта, не удержалась и прокричала: «Эй вы там, мертвые грешники! Перевернитесь и посмотрите на леди!»

Казненный город простирался во всех направлениях. Сестра Ужас стала спускаться по склону хребта, за ней по пятам шел Арти Виско. Он все еще тараторил про Детройт, обувь и поиски телефона, но Сестра Ужас перевела разговор на другую тему.

– Покажите, где вода, – сказал она ему, когда они спустились. Он постоял с минуту, озираясь, как будто раздумывая, где же остановка автобуса.

– Сюда, – наконец показал он, и они опять стали карабкаться по крутым завалам из битого кирпича, искореженных автомобилей и перекрученного металла. Под ногами лежало так много трупов, в разной степени изуродованных, что Сестра Ужас перестала испуганно вздрагивать, когда наступала на какой-нибудь.

Стоя на вершине завала, Арти показал:

– Вот он.

Внизу, в долине опустошения, из трещины в бетоне бил водяной фонтан. В небе на востоке через облака пробивалась сеть красных всполохов, за которыми следовали глухие сотрясения земли: где-то гремели взрывы.

Они спустились в долину и пошли через остатки того, что днем раньше было достижениями цивилизации. Обгоревшие картины, все еще в декоративных рамках, полуоплавленные телевизоры и стереоприемники, изуродованные остатки серебряных украшений и золотых бокалов, чашек, ножей, вилок, канделябров, проигрывателей, ведерок для шампанского, черепки того, что представляло собой бесценное искусство, античные вазы, статуи в стиле ар деко, африканские скульптуры и уотерфордский хрусталь.

Молния сверкнула, на этот раз ближе, багровое свечение бликами обнажило куски бижутерии и ювелирных изделий, рассыпанные по месту катастрофы – ожерелий и браслетов, колец и булавок. Она нашла указатель с названием улицы, торчавший из завала, и чуть не рассмеялась, но испугалась, что если начнет, то не закончит, пока мозги не станут набекрень. На указателе было написано: Пятая авеню.

– Видите? – у Арти в обеих руках было по норковому манто. – Я же говорил, что там есть еще. – Он стоял, по колени утопая в почерневшей роскоши: накидки из леопардовых шкур, горностаевые мантии, жакеты из котика. Он выбрал лучшее пальто, какое смог найти, и с безразличным видом надел его.

Сестра Ужас остановилась покопаться в куче кожаных сумок и чемоданов. Она нашла большую сумку с хорошей прочной ручкой и закинула ее на плечо. Теперь у нее не было чувства, что чего-то не хватает. Она взглянула на почерневший фасад здания, из которого взрывом выбросило всю эту кожгалантерею. Ей удалось разобрать остатки вывески: «Гуччи». Видимо, это было лучше, чем все, что ей дозволялось иметь.

Они были уже почти у фонтана, когда среди обломков блеснула вспышка, что-то зарделось, словно угольки костра. Сестра Ужас остановилась, нагнулась к земле и подняла кусок стекла размером с ее кулак, он спекся в одно целое, а в нем застыла россыпь мелких рубинов, горевших сейчас цветами. Она огляделась вокруг и увидела, что повсюду по завалу разбросаны слитки стекла, оплавленные жаром в различные формы, будто бы выдутые сошедшим с ума стеклодувом. От здания, стоявшего здесь, ничего не осталось, кроме стены из зеленого мрамора. Но, когда она посмотрела на развалины здания, уцелевшего слева, и прищурилась, чтобы лучше видеть при мутном освещении, то увидела на арке из разбитого мрамора буквы «ТИФ…И».

Тиффани, догадалась она. Так… если тут был магазин Тиффани… тогда она стоит прямо перед…

– Нет. Нет, – прошептала она, и слезы полились из ее глаз. – О, нет… О, нет…

Она стояла прямо перед тем, что было волшебным для нее местом – магазином стекла Штубена. А то, что было прекрасными скульптурными шедеврами, стало бесформенными слитками у нее под ногами. Место, куда она приходила помечтать над выставками бездушного стекла, исчезло, было снесено со своего основания и разметено. Вид этой свалки по контрасту с запомнившимся ей местом, будто двери в рай с грохотом захлопнулись у нее перед носом, так потряс ее воображение.

Она стояла неподвижно, только слезы медленно ползли по щекам, обезображенным волдырями.

– Поглядите-ка сюда, – позвал Арти. Он поднял изуродованный стеклянный восьмигранник, полный бриллиантов, рубинов и сапфиров. – Вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное? Смотрите! Их полно в этом чертовом месте! – Он погрузил в кучу ладонь и вынул пригоршню оплавившегося стекла, усыпанного драгоценными камнями. – Эгей! – расхохотался он и закричал как осел: – Мы богачи, леди. Что пойдем покупать в первую очередь? – Все еще хохоча, он подбросил куски стекла в воздух. – Все, что вам угодно, леди! – орал он. – Я куплю вам все, что захотите!

Сверкнула молния, и Сестра Ужас увидела, как уцелевшая стена магазина стекла Штубена засветилась мерцающими вспышками красных рубинов всех оттенков, изумрудов глубоких цветов, сапфиров полночной голубизны, дымчатых топазов и прозрачных алмазов. Она подбежала к стене (щебенка хрустела под ногами), протянула к ней руки и коснулась ее. Стена была усыпана драгоценными камнями. Сестра Ужас поняла, что все сокровища «Тиффани», «Фортунофф» и «Картье», должно быть, выбросило из зданий, фантастическим ураганом драгоценностей пронесло по Пятой авеню и перемешало с расплавленным стеклом статуй волшебного для нее места. Сотни драгоценных камней в искореженной стене зеленого мрамора на несколько секунд задержали в себе свет молнии, а затем свечение затухло, точно выключили многоваттную лампу.

Хлам, подумала она. Страшный, страшный хлам… Она отступила назад, глаза жгли слезы, одна нога поскользнулась на стекле. Она отошла в задний угол и села, не находя в себе сил снова встать.

– Что с вами? – Арти осторожно подошел к ней. – Вы не ушиблись, леди?

Она не ответила. Она устала и выдохлась, она решила остаться здесь, в развалинах волшебного места, и, может быть, недолго отдохнуть.

– Вы собираетесь вставать? Вон, почти рядом, вода.

– Оставьте меня в покое, – бессильно сказала она. – Уходите.

– Уходить? Леди, а куда, к черту, мне идти?

– Мне все равно. Мне на все это насрать. Мелким дерьмом.

Она наскребла пригоршню оплавленных стекляшек и золы и медленно просеяла ее сквозь пальцы. Какой смысл делать еще один шаг? Низкий толстяк прав. Идти некуда. Все пропало, сожжено и разрушено.

– Надежды нет, – прошептала она и глубоко зарылась рукой в золу рядом с собой. – Надежды нет.

Пальцы ее сжали еще несколько слитков стекла, и она вынула их, чтобы посмотреть, в какое барахло превратились ее мечты.

– Что это у вас, черт возьми? – спросил Арти.

В руке Сестры Ужас лежало большое стеклянное кольцо в форме пончика. Посередине было отверстие диаметром около пяти-шести дюймов. Толщина самого кольца была около двух дюймов, а диаметр – около семи дюймов. По окружности кольца через неодинаковые интервалы рельефно выступали пять стеклянных колосьев, один – тонкий, как сосулька, второй – шириной с лезвие ножа, третий – изогнутый крючком, а остальные два – просто прямые. Внутри стекла была заключена сотня темных овалов и квадратов различного размера, странная паучья сеть линий соединяла их в глубине.

– Барахло, – пробормотала она и хотела было бросить его обратно в золу, но тут снова сверкнула молния.

Стеклянное кольцо неожиданно брызнуло ярким светом, и на мгновение Сестра Ужас подумала, что оно воспламенилась в ее руке. Она взвизгнула и бросила его, а Арти заорал: «Господи!»

Свет исчез.

Рука Сестры Ужас тряслась. Она осмотрела ладонь и пальцы, чтобы убедиться, что не обожглась, но тепла не было, была только ослепительная вспышка света. Она все еще ощущала ее, пульсирующую под веками.

Она потянулась к кольцу, потом отдернула руку назад. Арти приблизился и присел на корточки в нескольких футах от нее.

Сестра Ужас притронулась к кольцу и опять отдернула руку. Стекло было гладким, как прохладный бархат. Она задержала на нем пальцы, потом сжала его в ладони и вытащила из золы.

Стеклянное кольцо оставалось темным.

Сестра Ужас стала глядеть на него и чувствовала, как бьется сердце.

В самой глубине стеклянного кольца притаился розовый свет. Он начал разгораться в пламя, распространяться по паутине к другим вкраплениям внутри кольца, пульсируя и пульсируя, с каждой секундой становясь сильнее и ярче.

Рубин величиной с ноготь большого пальца горел ярким красным цветом, другой рубин, поменьше, как горящая во тьме спичка. Третий рубин сиял, как комета, а затем и четвертый, и пятый, заделанные глубь прохладного стекла, начали подавать признаки жизни. Красный свет пульсировал и пульсировал, и Сестра Ужас почувствовала, что его ритм совпадет с биением ее сердца.

Другие рубины мерцали, вспыхивали, горели, как угольки. Внезапно чистым бело-голубым светом засветился алмаз, а сапфир в четыре карата засиял ослепительным ярко-синим огнем. Когда биение сердца Сестры Ужас участилось, убыстрилось и мерцание сотен камней, заключенных в стеклянном кольце. Изумруд светился прохладным зеленым светом, грушевидный алмаз горел раскаленной белизной, топаз – пульсирующим темным красно-коричневым. Рубины, сапфиры, алмазы и изумруды начали десятками пробуждаться к свету, свечение трепетало, пробегая по нитям паутины, пронизывавшей толщу стекла. Нити драгоценных металлов – золота, серебра и платины – заключенные в стекле, тоже светились и служили как бы бикфордовыми шнурами, от них еще сильнее становились вспышки изумрудов, топазов и глубокий пурпур аметистов.

Стеклянное кольцо рдело как многоцветный круг, и тем не менее под пальцами Сестры Ужас не чувствовалось тепла. Свечение пульсировало с такой же частотой, с какой билось сердце Сестры Ужас, мерцающие волшебные краски горели все ярче.

Она никогда не видела ничего подобного, никогда, даже на витринах магазинов Пятой авеню. Камни невиданных цветов и чистоты были заделаны внутрь стекла, некоторые до пяти-шести карат, другие крошечные, но тем не менее ярко светившиеся. Стеклянные кольцо пульсировало… пульсировало… пульсировало…

– Леди? – прошептал Арти, в его распухших глазах отражалась свечение. – Можно… мне подержать?

Сестре не хотелось отдавать кольцо, но он смотрел с таким изумлением и желанием, что она не смогла отказать.

Его обожженные пальцы сжали кольцо, и как только оно освободилось от руки Сестры Ужас, пульсация изменилась, подхватив биение сердца Арти Виско. Изменились и цвета: сильнее засветился голубой, а рубиновый цвет чуть-чуть пригас. Арти ласкал кольцо, бархатистая поверхность напоминала ему ласковое прикосновение кожи его жены, когда она была молода и они только начинали свою совместную жизнь. Он вспомнил, как сильно любил свою жену и желал ее. Он ошибся, понял он в это мгновение. Ему было куда идти. Домой, подумал он. Я должен добраться домой.

Через несколько минут он осторожно возвратил кольцо Сестре Ужас. Оно опять изменилось. Сестра Ужас сидела, держа его в ладонях и всматриваясь в прекрасные глубины.

– Домой, – прошептал Арти, и Сестра подняла взгляд. Мысли Арти не могли расстаться с воспоминанием о мягкой коже жены. – Я должен добраться домой, – сказал он, и голос его прозвучал уверенно. Он неожиданно быстро заморгал, будто получил пощечину, и Сестра Ужас увидела в его глазах слезы.

– Здесь… нигде нет телефона, а? – спросил он. – И полицейских тоже нет?

– Нет, – сказала она. – Я думаю, нет.

– О-хо-хо, – Арти кивнул, посмотрел на нее, потом вновь на пульсирующее свечение. – Вам… тоже нужно домой! – сказал он.

Сестра печально усмехнулась:

– Мне некуда идти.

– Тогда почему бы вам не проехаться вместе со мной?

Она рассмеялась.

– Проехаться с вами? Мистер, вы не заметили, что машины и автобусы сегодня слегка выбились из графика?

– У меня на ногах есть обувь. У вас тоже. Мои ноги еще ходят, и ваши тоже. – Арти отвел взгляд от яркого свечения и оглядел окружающую разруху, как будто впервые отчетливо увидел ее. – Господи, – сказал он. – О Господи, за что?

– Не думаю, что… что Бог имел какое-то отношение к тому, что произошло, – сказала Сестра Ужас. – Я помню, как молилась о Царствии Божием, молилась о Судном Дне, но я никогда не молилась о таком. Никогда.

Арти кивнул на стеклянное кольцо:

– Вам нужно сохранить эту вещь, леди. Вы нашли ее, поэтому я считаю, что она ваша. Она может кое-чего стоить. Когда-нибудь. – Он восхищенно потряс головой. – Такие вещи не бросают, леди! – сказал он. – Я не знаю, что это такое, но такие вещи не бросают, это уж точно. – Он неожиданно встал и поднял воротник своего норкового манто. – Ну, я думаю, вы сами прекрасно поняли это, леди. – И, бросив последний взгляд на желанное стеклянное кольцо, он повернулся и зашагал прочь.

– Эй, – Сестра Ужас тоже встала. – Куда вы собрались?

– Я говорил вам, – ответил он, не оборачиваясь. – Я собираюсь домой.

– Вы ненормальный? Детройт ведь не за углом!

Арти не остановился. Чокнутый, решила она. Безумнее, чем я! Она положила стеклянное кольцо в свою новую сумку «Гуччи», и как только отняла от него руку, пульсация прекратилась и свечение сразу же погасло, словно вещь снова заснула. Она поспешила за Арти. – Эй! Подождите! А как же насчет пищи и воды?

– Думаю, что найду, когда мне будет нужно! Если не найду, обойдусь. У меня ведь нет выбора, леди, а?

– Почти никакого, – согласилась она.

Он остановился, обернувшись к ней.

– Правильно. Черт возьми, я не знаю, дойду ли? Я даже не знаю, смогу ли выбраться с этой чертовой свалки! Но мой дом не здесь. Если кто-то умирает, он должен стремиться к дому, туда, где он кого-то любит, чтобы умереть там, вы так не считаете? – Он пожал плечами. – Может, я найду других людей. Может, найду автомобиль. Если хотите – оставайтесь здесь, это ваше дело, но у Арти Виско есть обувь на ногах, и Арти Виско способен шагать. – Он помахал рукой и зашагал опять.

«Он теперь не сумасшедший», – подумала она.

Стал накрапывать холодный дождь, капли его были черны и маслянисты. Сестра Ужас снова открыла сумку одним пальцем и коснулась бесформенного стеклянного кольца, чтобы посмотреть, что произойдет.