Текст книги "Песня Свон"

10 часов 17 минут

(горное дневное время)

«Земляной дом»

– С направления десять часов еще больше объектов! – сказал Ломбард, когда радар провернулся еще раз и на зеленом экране сверкнули яркие точки. – Двенадцать идут на юго-запад на высоте четырнадцать тысяч футов. Боже, поглядите, как эти матки идут! – Через тридцать секунд вспышки ушли за радиус действия радара. – Еще пять приближаются, полковник! – голос Ломбарда дрожал от страха и возбуждения, лицо с тяжелым подбородком раскраснелось, глаза за стеклами очков, по типу летных, расширились. – Идут на северо-запад на семнадцати тысячах триста. Это наши. Идите, детки!

Сержант Беккер ухнул и ударил кулаком по ладони.

– Сотрем Ивана с карты! – заорал он.

Позади него капитан Уорнер, попыхивая трубкой, невозмутимо наблюдал здоровым глазом за радарным экраном. Двое техников в форме управляли радаром на периметре. В глубине комнаты в кресле полулежал сержант Шорр, глаза его были остекленелыми и неверящими, страдальческий взгляд то и дело подбирался к экрану главного радара и сразу же убегал к противоположной стене.

Полковник Маклин стоял за правым плечом Ломбарда, скрестив руки на груди. Все его внимание сосредоточилось на зеленых вспышках, передвигавшихся по экрану в последние сорок минут. Легко было разобрать, где русские ракеты, потому что они двигались на юго-восток, по траекториям, которые вели их к среднезападным базам ВВС и зонам размещения межконтинентальных баллистических ракет. Американские ракеты летели на северо-запад, на смертоносное рандеву с Москвой, Магаданом, Томском, Карагандой, Владивостоком, Горьким и сотнями других целей: городов и ракетных баз. Капрал Прадо в наушник ловил слабые сигналы коротковолновиков по всей стране.

– Сан-Франциско только что взлетел на воздух, – сказал он. – Последнее сообщение от КХСА из Сасалито. Что-то насчет огненного шара и голубых молний – остальное не разобрать.

– На одиннадцать часов семь объектов, – сказал Ломбард. – На двенадцати тысячах футов. Направляются на юго-восток.

«Еще семь, – подумал Маклин. – Боже мой!» Это довело до шестидесяти семи количество «поступившей почты», засеченной радаром Голубого Купола, и только одному Богу было известно, сколько сотен, а, вероятно, и тысяч прошли за пределами радиуса действия радара. Судя по паническим сведениям коротковолновиков, американские города испепелены в результате полномасштабной ядерной атаки. Но Маклин насчитал сорок четыре штуки «отправленной почты», направленной к России, и он знал, что против Советского Союза применены тысячи межконтинентальных и крылатых ракет, бомбардировщиков B-1 и ядерных боеголовок подводного базирования. Не имело значения, кто начал; все разговоры закончились. Сейчас имел значение только кто достаточно силен, чтобы дольше продержаться под атомными ударами.

Когда Маклин увидел на экранах радаров первые советские ракеты, он немедленно отдал распоряжение запечатать «Земляной дом». Расставлена охрана по периметру, ворота в скале опущены, задействована система заглушек люферного типа, чтобы предотвратить попадание радиоактивной пыли в вентиляционные короба. Осталось лишь сообщить гражданским в «Земляном доме», что третья мировая война началась, что их дома и родные, вероятно, уже испарились, что все, что они знали и любили, уже вполне могло исчезнуть во вспышке шара огня. Маклин мысленно репетировал это уже много раз: он соберет гражданских в главном зале и спокойно объяснит им, что происходит. Они поймут, что должны оставаться здесь, внутри горы Голубой Купол, и что им, возможно, уже никогда не попасть домой. Потом он обучит их дисциплине и контролю, сплавит с их мягкими, жиденькими гражданскими телами жесткие панцири, научит думать по-солдатски. И из этой неприступной крепости они будут отражать атаки советских захватчиков до последнего дыхания и последней капли крови, потому что он любит Соединенные Штаты Америки и никто на свете не поставит его на колени, не заставит молить о пощаде.

– Полковник? – один из молодых техников оторвал взгляд от экрана радара на периметре. – Я вижу приближающийся автомобиль, похож на «Роумер», идет к горе на довольно большой скорости.

Маклин подошел ближе, чтобы рассмотреть искорку, несущуюся вверх по горной дороге. «Роумер» двигался так быстро, что его пассажирам грозила опасность врезаться прямо в Голубой Купол.

Маклина еще мог открыть въездные ворота и впустить «Роумер», применив код, который опередит компьютерную систему запечатывания убежища. Он представил обезумевшую от страха семью в автомобиле, может быть, семью из Айдахо-Фоллс или из какой-нибудь другой деревушки у подножия горы. Человеческие жизни, думал Маклин, пытающиеся уйти от десятикратного сокращения численности. Он поглядел на телефон. Набрав свой номер карточки и назвав код, он заставит компьютер по чрезвычайной ситуации отомкнуть замок и открыть ворота. Сделав это, он спасет жизнь людей.

Он потянулся к телефону.

Но что-то внутри его шевельнулось; тяжелое, темное, невидимое, словно чудовище на дне доисторического болота.

– С-с-стоп! – Шепот Солдата-Тени напоминал шипение запала. – Подумай о еде! Больше ртов – меньше еды!

Маклин заколебался, пальцы на дюйм отползли от телефона. Больше ртов – меньше еды! Дисциплина и контроль! Возьми себя в руки.

– Я должен впустить их! – услышал Маклин собственный голос, и все в помещении управления уставились на него. – Не уговаривайте, мистер!

– «Не уговаривайте, мистер?» Больше ртов – меньше еды! Вам ведь известно, что бывает, когда человек голоден, не так ли?

– Да, – прошептал Маклин.

– Сэр? – спросил техник по радару.

– Дисциплина и контроль, – повторил Маклин невнятно.

– Полковник? – Уорнер сжал плечо Маклина.

Маклин дернулся, будто просыпаясь от кошмара. Он оглядел остальных, потом снова поглядел на телефон и медленно убрал руку. На мгновение он опять оказался на дне, опять в грязи и дерьме, во тьме, но теперь он снова был в порядке. Теперь он знал свое место. Точно. Дисциплина и контроль делали чудеса. Маклин рывком сбросил руку капитана Уорнера и сузившимися глазами стал наблюдать искорку на экране радара по периметру.

– Нет, – сказал он. – Нет. Они опоздали. Поздно. «Земляной дом» останется запечатанным.

И почувствовал гордость за такое мужественное решение. В «Земляном доме» было больше трехсот человек, не считая офицеров и техников. Больше ртов – меньше еды. Он был уверен, что поступил правильно.

– Полковник Маклин! – севшим голосом окликнул его Ломбард. – Посмотрите сюда!

Полковник Маклин тут же подскочил к нему и уставился на экран. Он увидел группу из четырех смертоносных чудовищ, шедших в пределах радиуса действия радара; одно из них шло будто бы медленнее остальных, и пока оно колебалось, остальные три исчезли за горой Голубой Купол.

– Что происходит?

– Этот объект сейчас идет на высоте двадцать две тысячи четыреста, – сказал Ломбард. – А несколько секунд назад – на двадцати пяти тысячах. Думаю, он падает.

– Не может он падать. Здесь на сотню миль нет ни одного военного объекта, – подскочил сержант Беккер.

– Проверьте еще раз, – приказал Маклин Ломбарду самым спокойным голосом, на какой был способен.

Стрелка радара поползла вокруг с устрашающей медлительностью.

– Двадцать тысяч двести, сэр. Возможно, сбой в системе наведения. Подлая, идет прямо к нам!

– Вот дерьмо! Определите мне место падения!

Развернули заделанную в пластик карту окрестностей горы Голубой Купол, и Ломбард стал делать расчеты с помощью компаса и проектора, высчитывая и пересчитывая углы и скорости. Руки его дрожали, и ему не один раз пришлось повторять вычисления. Наконец он сказал:

– Он должен пройти над Голубым Куполом, сэр, но у меня нет данных о турбулентности над нами. По моим расчетам, он упадет здесь, – Ломбард ткнул пальцем в точку примерно в десяти милях к западу от реки Литтл-Лост. Он еще раз посмотрел на экран. – Он уже на восемнадцати тысячах, сэр. Падает, как сломанная стрела.

Капитан Уорнер, «Медвежонок», ухмыльнулся.

– Вот она, технология Ивана, – сказал он. – Все у них кое-как.

– Нет, сэр, – крутанулся к нему на кресле Ломбард. – Оно не русское. Это одно из наших.

В помещении установилась гнетущая тишина. Полковник Маклин нарушил ее глубоким вдохом.

– Ломбард, что, черт возьми, вы болтаете?

– Она – наша, – повторил тот. – Она двигалась на северо-запад, пока не вышла из-под контроля. Судя по размеру и скорости, думаю, что это «Минитмен-3» с боеголовками «Марк-12» или «12А».

– О, Господи, – прошептал Рэй Беккер, его красное лицо стало пепельно-серым.

Маклин впился в экран радара. Искорка обозначившая «беглеца» казалось росла на глазах. У полковника схватило живот – он-то знал, что случится, если «Минитмен-3» с «Марк-12А» рассыплет свои боеголовки где бы то ни было в радиусе пятидесяти миль от горы Голубой Купол; «Марк-12А» содержит три ядерные боеголовки по 335 килотонн, мощность достаточная, чтобы снести семьдесят пять Хиросим. «Марк-12», несущая заряд из трех боеголовок по 170 килотонн, будет столь же разрушительным, но вдруг Маклин стал молиться, чтобы это был «Марк-12», потому что, может быть, гора выдержит его удар, не рассыпавшись на куски.

– Падает на шестнадцати тысячах, полковник.

Пять тысяч футов над Голубым Куполом. Он чувствовал, как другие смотрят на него, ожидая, чем он окажется глиной или железом. Сейчас ничего нельзя было сделать, оставалось только молиться, чтобы ракета упала как можно дальше от реки Литтл-Лост. Горькая улыбка скривила его рот. Сердце колотилось, но сознание было ясным. Дисциплина и контроль, думал он. Вот, что делает человека мужчиной.

«Земляной дом» был сооружен именно здесь потому, что поблизости не было целей для советских ракет и все официальные карты говорили, что все радиоактивные ветры будут идти на юг. Ни в каких самых диких фантазиях ему не приходило в голову, что «Земляной дом» станет мишенью для американского оружия. «Это несправедливо!» – подумал он и чуть не засмеялся. Нет, совершенно несправедливо!

– Тринадцать тысяч триста, – сказал Ломбард, напряженным голосом. Он поспешно сделал по карте еще одно вычисление, но не сказал, какой получил результат, и Маклин не спросил его. Маклин знал, что им предстояло выдержать чертовскую встряску, и подумал про трещины в потолках и стенах «Земляного дома», про те трещины и слабые, проваливающиеся места, о которых эти сукины братья Осли должны были позаботиться, прежде чем открывать убежище. Маклин пристально смотрел на экран прищуренными глазами и втайне надеялся, что братья Осли, прежде чем умереть, почувствуют, как поджаривается их собственная шкура.

– Двенадцать тысяч двести, полковник.

Шорр панически захныкал и подтянул коленки к груди; он уставился в пустоту, как будто уже видел в хрустальном шаре время, место и обстоятельства своей смерти.

– Вот дерьмо, – спокойно сказал Уорнер. Он еще раз затянулся сигарой и раздавил ее в пепельнице. – Думаю, что нам нужно удобно приготовиться, а? Бедняг наверху раскидает, как тряпичные куклы.

Он вжался в угол, уперевшись в пол руками и ногами.

Капрал Прадо снял наушники и уперся в стену, по его щекам катились бисеринки пота. Беккер стоял рядом с Маклином, который смотрел на приближающуюся искру на радарном экране Ломбарда и считал секунды до взрыва.

– Одиннадцать тысяч двести, – плечи Ломбарда сгорбились.

– Она проходит мимо Голубого Купола! Проходит на северо-запад! Думаю, ударит в реку! Пролетай, скотина, пролетай!

– Пролетай, – выдохнул Беккер.

– Пролетай, – сказал Прадо и зажмурился. – Пролетай. Пролетай.

Искра исчезла с экрана.

– Мы потеряли его, полковник! Оно ушло из поля зрения локатора!

Маклин кивнул. Но ракета все еще падала к лесу возле реки Литтл-Лост, и Маклин продолжал счет.

Все услышали шум, похожий на далекий, слитный рев тысяч труб.

Наступила тишина.

Маклин сказал:

– А вот теперь…

В следующее мгновение экран радара вспыхнул ярким светом, собравшиеся вокруг него закричали и закрыли глаза. Маклин на миг ослеп от вспышки; он понял, что радар на вершине Голубого Купола, наставленный в небо, испепелен. Другие экраны тоже засветились, как зеленые солнца, и вышли из строя сразу же вслед за вспышкой главного экрана. Трубный рев заполнил помещение, а пульты управления стали извергать снопы голубых искр: вся проводка замкнулась.

– Держитесь! – заорал Маклин.

Полы и потолки затрясло, трещины молниями разбежались по потолку. Пыль и щебень посыпались в помещение, на пульты управления обрушился град крупных камней. Пол довольно сильно тряхнуло, Маклин и Беккер упали на колени. Свет мигнул и погас, но через несколько секунд включилось аварийное освещение, и свет стал резче, ярче, он отбрасывал более глубокие тени, чем прежде.

Еще один слабый толчок, еще один дождь пыли и камней, и пол успокоился.

Волосы Маклина побелели от пыли, лицо тоже было в пыли, а кожа на лице ободрана. Но воздухоочистительная система гудела, и пыль уже всасывалась в стенные вентиляционные решетки.

– Все в порядке? – прокричал он, пытаясь очистить глаза от зеленой пелены, плавающей в глазных яблоках. Он услышал кашель; кто-то (он подумал, что это, должно быть, Шорр) всхлипывал.

– Все ли в порядке?

Ответили все, кроме Шорра и одного техника.

– Ну, пронесло! – сказал он. – Проскочили! Мы в порядке.

Он знал, что на верхних уровнях, у гражданских, наверняка есть переломы, сотрясения мозга и шоковые состояния, что сейчас эти люди, наверно, в панике, но свет горел, система очистки воздуха работала, а «Земляной дом» не рассыпался, как карточный домик в бурю. Пронесло! Теперь мы справимся! Часто моргая из-за зеленой пелены в глазах, он с усилием встал на ноги. Короткий, глухой лающий смех вырвался из его стиснутых зубов, а потом смех заполнил глотку, и он хохотал все громче и громче, потому что он был жив, а его крепость все еще стояла. Кровь его кипела и бурлила, как бывало в жарких джунглях и на пересохших равнинах иностранных полей сражений; на тех огневых рубежах у врага был лик дьявола, он не прятался за маской психиатров ВВС, налоговых инспекторов, заговорщицких бывших жен и болтливых деловых партнеров. Он был полковником Джимбо Маклином, он шел как тигр, худой и мускулистый, и рядом с ним, как всегда, был Солдат-Тень.

Он еще раз победил смерть и бесчестье. Он ощерился в улыбке, губы его были белы от пыли.

Но тут раздался такой звук, как если бы гигантские руки разрывали огромное полотно. Смех полковника Маклина оборвался.

Он протирал глаза, стараясь рассмотреть сквозь зеленую пелену, откуда шел этот звук, – и наконец увидел.

Стена перед ним распадалась на тысячи мелких, соединяющихся друг с другом трещин. Наверху, там, где она соединялась с потолком, толчками, зигзагами разрасталась громадная трещина, и потоки грязной, вонючей воды устремились вниз по стене, как кровь из чудовищной раны. Треск разрываемой ткани стал громче вдвое, втрое; он глянул под ноги и разглядел, что вторая трещина ползет через пол. Третья трещина змеилась по противоположной стене.

Он слышал, как Беккер кричал что-то, но голос искажался и доходил медленно, словно в кошмарном сне. Глыбы камня летели сверху, разбивая в куски потолочные плиты перекрытия, и новые потоки воды устремлялись вниз. Маклин ощутил вонь нечистот, а когда вода обдала его, он понял, что так и есть, где-то в системе канализации разорвало трубы, может быть, неделю или даже месяцы назад, и вонючая масса, копившаяся не только под первым, верхним, уровнем, но и между первым и вторым уровнями, продолжала размывать неустойчивую перегруженную скалу, на которой держался весь кроличий садок «Земляного дома».

Пол вздыбился под таким углом, что Маклин покатился вниз. Каменные плиты терлись друг о друга, как мельничные жернова, и когда зигзаги трещин соединялись друг с другом, потоки воды и камни каскадом падали с потолка.

Маклин споткнулся о Беккера и ударился о пол. Он услышал вскрик Беккера, а когда обернулся, то увидел, что Беккер валится в пропасть, разверзнувшуюся в полу. Пальцы Беккера уцепились за край, но вдруг щель с глухим стуком закрылась, и Маклин с ужасом увидел, как пальцы взлетели вверх, словно сосиски.

Стены помещения неудержимо перемещались, будто в фантастической ярмарочной комнате смеха. Куски пола отрывались и падали вниз, оставляя после себя черные провалы. Шорр взвизгнул и метнулся к двери, перепрыгнув через дыру. Когда он вырвался в коридор, Маклин увидел, что стены коридора также избороздили щели. Огромные каменные глыбы валились вниз. Шорр с криком исчез в клубящейся пыли. Коридор трясло и подбрасывало, пол взлетал вверх и вниз, будто стальные арматурные стержни стали резиновыми.

Повсюду сквозь стены, полы и потолки слышались удары, словно безумный кузнец бил по наковальне; удары сливались со скрежетом трущихся камней и стонами арматур, которая лопалась подобно перетянутым гитарным струнам. Над всей этой какофонией взвивался и утихал хоровой визг.

Маклин знал, что гражданские на верхних уровнях гибнут, заваленные обломками. Он скорчился в углу посреди этого шума и хаоса, сознавая, что «Земляной дом» разваливается на части под действием ударных волн от той ракеты-«беглеца».

На него лилась вонючая вода. Поток пыли и щебня сыпался в коридор, в нем могли быть искалеченные человеческие тела; этот завал перекрыл дверь в помещение управления. Кто-то (он подумал, что это Уорнер) схватил его за руку и стал поднимать на ноги. Он слышал, как воет Ломбард: точно задавленная собака. «Дисциплина и контроль! – подумал он. – Дисциплина и контроль!»

Свет погас. Воздушные вентиляторы издали предсмертный выдох. Через мгновение пол ушел у Маклина из-под ног. Он упал и услышал собственный крик. Он ударился плечом о выступ скалы, а затем о дно, так сильно, что у него захватило дух и крик оборвался.

В кромешной мгле коридоры и помещения «Земляного дома» перемешались друг с другом. Тела были зажаты и искалечены челюстями перемалывающих скал. Сверху падали каменные плиты, проламывали расколотые полы. В уцелевших секторах «Земляного дома» текла глубокая зловонная жижа, во тьме люди убивали друг друга, чтобы вырваться наружу. Вопли, визг и мольбы к Богу сливались в адский хор пандемониума, а ударные волны продолжали дробить гору Голубой Купол, создавая каверны, размалывая несокрушимую крепость, вырезанную в ее чреве.

1 час 31 минута пополудни

(восточное дневное время)

Борт воздушного командного пункта

Президент Соединенных Штатов, с глазами, запавшими в покрасневшие впадины землистого цвета, смотрел в овальное плексигласовое окно и видел под «Боингом Е-4B» взбаламученное море черных облаков. Желтые и оранжевые вспышки света мерцали тридцатью пятью тысячами футов ниже самолета, облака вскипали на остриях чудовищных молний. Самолет трясло, утягивало воздушным потоком на тысячу футов вниз, а затем, завывая всеми четырьмя реактивными двигателями, он вновь набирал высоту. Небо сделалось цвета грязи, солнце закрыли плотные клубящиеся облака. Эти облака, взметнувшиеся на тридцать тысяч футов от поверхности земли, состояли из обломков человеческого существования: горящих деревьев, целых домов, частей зданий, кусков мостов, шоссейных дорог и железнодорожных рельсов, раскаленных добела. Предметы всплывали на поверхность, как гниющая растительность со дна черного пруда, а затем снова втягивались вниз, чтобы уступить место новой волне человеческого мусора.

Он не мог выдержать этого зрелища и не мог оторвать от него взгляд. Словно загипнотизированный, он смотрел, как голубые вспышки молний прорывались сквозь облака. «Боинг» сотрясался, его валило на крыло, потом он с трудом взбирался вверх, выравнивался и поднимался, как на роликовой доске. Что-то огромное, пылающее проскочило мимо президентского иллюминатора, и ему показалось, что это часть поезда, заброшенного в высь чудовищной взрывной волной и сверхмощными ураганными ветрами, воющими над обожженной землей.

Кто-то наклонился и задвинул президентское окно дымчатым стеклом. «Думаю, вам не стоит больше смотреть на это, сэр».

Несколько секунд Президент пытался узнать человека, сидевшего в черном кожаном кресле напротив него. Ганс, сообразил он. Министр обороны Хэннен. Он огляделся, стараясь привести мысли в порядок. Он находится на борту «Боинга», где помещается воздушный командный пункт системы управления вооруженными силами США, в своих апартаментах в хвосте самолета. Перед ним сидит Хэннен, а через проход – человек в форме капитана секретной службы ВВС. Человек прям и широкоплеч, солнцезащитные очки скрывают глаза. На правом запястье наручник, соединенный цепью с маленьким черным чемоданчиком, лежащим на крытом пластиком столе.

За дверью президентских апартаментов находился настоящий нервный узел: радарные экраны, обрабатывающий данные компьютер и системы обеспечивающие связь с САК, НОРАД, командованием объединенными силами НАТО в Европе, а также со всеми военно-воздушными, военно-морскими базами и базами межконтинентальных баллистических ракет. Техники, обслуживавшие оборудование, прошли специальный отбор в разведуправлении Министерства обороны. Оно же отобрало и обучило человека с черным чемоданчиком. На борту самолета также находились офицеры разведуправления Министерства обороны и несколько армейских и летных генералов, выполнявшие особо ответственные обязанности в командном пункте. Они отвечали за составление общей картины по донесениям, поступавшим из различных точек театра военных действий.

Реактивный лайнер кружил над Виргинией с 6:00 утра, а в 9:46 поступило первое взволнованное донесение из штаба ВМС: столкновение между специальными поисковыми истребительными силами и большой флотилией советских ядерных подлодок к северу от Бермуд.

Согласно первому сообщению, советские подлодки запустили баллистические ракеты в 9:58, но более поздние сообщения показали, что командир американской подлодки запустил крылатую ракету, не имея на то надлежащих оснований, тем более в столь напряженный момент. Трудно было сказать, кто начал первым. Теперь это уже не имело никакого значения. Первый советский удар был нанесен по Вашингтону, федеральный округ Колумбия, три боеголовки поразили Пентагон, четвертая попала в Капитолий, а пятая – в базу ВВС Эндрюс. За пару минут выпущенные по Нью-Йорку ракеты разрушили Уолл-стрит и Таймс-сквер.

Очередь быстро достигающих цели советских ракет подводного базирования прошлась по восточному побережью, а в это же время бомбардировщики «B-1» летели к сердцу России, американские подлодки, окружившие Советский Союз, запускали свое оружие, а ракеты стран НАТО и Варшавского Договора расчерчивали небо Европы. Русские подлодки, находившиеся в засаде у западного побережья США, запустили ядерные боеголовки, уничтожившие Лос-Анджелес, Сан-Франциско, Сан-Диего, Сиэтл, Портленд, Финикс и Денвер, а затем русские разделяющиеся ядерные боеголовки на межконтинентальных баллистических ракетах, воистину чудовищные монстры, отправились в сторону Аляски и Северного полюса и в считанные минуты уничтожили базы ВВС и среднезападные ракетные установки и испепелили города в глубине континента. Омаха оказалась первой мишенью, а с ней и Штаб стратегических ВВС. В 12:09 в наушники оператора поступил последний искаженный сигнал от северо-американских ПВО: «Последние птички улетели».

И с этим сообщением, означавшим, что несколько последних крылатых ракет или «Минитменов-3» были запущены из тайных бункеров где-то в Западной Америке, остатки НОРАД тоже взлетели на воздух.

Хэннен был в наушниках, через которые к нему поступали донесения по мере их обработки. Президент наушники снял – после того, как погибло НОРАД. Во рту у него был привкус пепла, и ему страшно было подумать о том черном чемоданчике, что располагался через проход от него.

Хэннен слушал далекие голоса командиров подлодок и пилотов бомбардировщиков, все еще охотившихся за мишенями или пытавшихся уцелеть в быстрых яростных стычках на половине планеты. Морские силы обеих сторон были уничтожены, и теперь Западная Европа оказалась меж огней наземных войск. Его внимание было приковано к далеким, призрачным голосам, плывшим по штормам атмосферных помех, потому что думать о чем-нибудь, кроме работы, в данный момент означало сойти с ума.

Его не зря звали Железный Ганс: он знал, что нельзя давать волю воспоминаниями и жалости, чтобы не раскиснуть.

Атмосферные вихри подхватили воздушный командный пункт, его резко швырнуло вверх, а потом он стал снижаться с тошнотворной скоростью. Президента вжало в кресло. Он знал, что больше не увидит ни жену, ни сына. Вашингтон стал лунным пейзажем, дымящимися руинами, в обуглившемся здании архива превратились в пепел и Декларация независимости, и Конституция, в аду Библиотеки конгресса уничтожены труды миллионов людей.

Ему хотелось плакать и кричать, но он был президентом Соединенных Штатов. На его запонках была президентская печать. Ему вспомнилось, – казалось, это было давным-давно, – как он спрашивал Джуману, подойдет ли голубая рубашка в полоску к светло-коричневому костюму. Он был не в состоянии выбрать галстук, потому что решение таких вопросов давалось ему с трудом. Он больше не мог думать, больше не мог что-нибудь выработать: мозг его был как солончаковое болото. Джумана выбрала ему подходящий галстук и вдела запонки в рубашку. Потом он поцеловал ее, обнял сына, и люди из секретной службы отвезли его вместе с другими семьями персонала в подземное убежище.

Все это уничтожено, подумал он. О, Господи… все уничтожено!

Он открыл глаза и сдвинул шторку с окошка. Черные облака, пламенеющие красными и оранжевыми шарами, окружали самолет. Из их глубины выстреливали клочья огня и пробивались молниями вверх на тысячи футов выше лайнера.

«Однажды, – подумал он, – нам понравилось играть с огнем».

– Сэр? – мягко спросил Хэннен. Он снял наушники. Лицо президента было серым, губы сильно дрожали. Хэннен подумал, что президента тошнит от виражей. – Вам плохо?

Безжизненные глаза шевельнулись на бледном лице.

– Я в порядке, – прошептал он и едва заметно улыбнулся.

Хэннен прислушался к голосам в наушниках.

– Последний «B-1» только что сбит над Балтикой. Советы восемь минут назад разрушили Франкфурт, а шесть минут назад по Лондону был нанесен удар разделяющейся боеголовкой межконтинентальной баллистической ракеты, – доложил он Президенту.

Тот сидел неподвижно, как каменный.

– Какова оценка потерь? – устало спросил он.

– Еще не поступила. Голоса настолько искажены, что даже компьютеры не в состоянии разобраться в них – из-за атмосферных помех.

– Мне всегда нравился Париж, – прошептал президент. – Вы знаете, Джумана и я провели в Париже медовый месяц. Как в Париже?

– Не знаю. Из Франции еще ничего не поступало.

– А Китай?

– Пока молчание. Думаю, что китайцы терпеливо ждут.

Лайнер подпрыгнул и опять снизился. Двигатели выли в замусоренном воздухе, борясь за высоту. Отблеск голубой молнии озарил лицо президента.

– Ну, что ж, – сказал он. – Вот мы сейчас здесь. Куда мы отсюда отправимся?

Хэннен хотел ответить, но не нашел, что сказать. У него перехватило горло. Он потянулся, чтобы опять закрыть окно, но президент твердо сказал:

– Не надо. Оставьте. Я хочу видеть.

Он медленно повернул голову к Хэннену.

– Все кончено, не так ли?

Хэннен кивнул.

– Сколько миллионов уже мертвы, Ганс?

– Не знаю, сэр. Я бы не беспокоился…

– Не опекайте меня, – неожиданно закричал президент так громко, что даже суровый капитан ВВС подскочил. – Я задал вам вопрос и жду на него ответа: точную оценку, прикидку, все что угодно! Вы слушали донесения. Скажите мне!

– В северном полушарии, – начал, дрожа, министр обороны, его железное лицо стало расплываться, как дешевая пластмасса. – Я бы оценил… между тремястами и пятьюстами пятьюдесятью. Миллионов.

Президент закрыл глаза.

– А сколько умрет за неделю, считая с сегодняшнего дня? За месяц? За шесть месяцев?

– Возможно… еще двести миллионов за следующий месяц, от ран и радиации. А потом… одному Богу известно.

– Богу, – повторил президент. Слеза скатилась у него по щеке. – Бог сейчас смотрит на меня, Ганс. Я чувствую, что он смотрит на меня. Он знает, что я погубил мир. Я… Я погубил мир.

Он закрыл лицо руками и застонал. «Америка пропала, – подумал он. – Исчезла».

– О, – всхлипнул он. – О… нет!

– Думаю, пора, сэр. – Голос Хэннена звучал почти нежно.

Президент поднял мокрые остекленевшие глаза. Его взгляд обратился на черный чемоданчик на другой стороне прохода. Он снова отвел взгляд и стал смотреть наружу. «Сколько народу могло остаться в живых после такого опустошения?» – мучил его вопрос. Нет, лучше было спросить: «Сколько народу хотело бы после этого остаться в живых?» Потому что из своих докладов и исследований на военную тему ему было ясно одно: сотни миллионов погибших в первые часы – счастливцы. Это те, кто останется в живых, будут страдать от тысяч видов проклятия.

«Я все еще президент Соединенных Штатов, – сказал он себе. – Да. И мне все еще предстоит принять еще одно бесповоротное решение.

Лайнер задрожал, как будто ехал по булыжной мостовой. На несколько секунд он зарылся в черные облака; во тьме в окна врывался свет вспышек и шаровых молний. Потом он переменил курс и продолжил кружение, уклоняясь от черных столбов.

Он подумал о жене и сыне. Пропали. Подумал о Вашингтоне и Белом Доме. Пропали. О Нью-Йорк-сити и Бостоне. Пропали. О лесах и шоссейных дорогах на земле внизу, о лугах и прериях, и пляжах. Пропало, все пропало.

– Давайте, давайте все же приступим.

Хэннен с щелчком открыл подлокотник кресла и выдвинул маленький пульт управления. Нажав кнопку, включил связь между апартаментами и пультом пилота, потом набрал свой код и повторил координаты нового курса. Лайнер сделал вираж и полетел в глубь континента, удаляясь от руин Вашингтона.

– Мы будем в зоне приема через пятнадцать минут, – сказал он.

– Не… помолитесь ли вы со мной? – прошептал президент, и оба они склонили головы.

Когда закончили молитву, Хэннен сказал:

– Капитан? Мы готовы, – и уступил свое место офицеру с чемоданчиком.

Тот сел напротив президента и положил чемоданчик на колени. Затем отомкнул наручник маленьким лазером, напоминавшим карманный фонарик. Потом из внутреннего кармана мундира достал запечатанный конверт и, разорвав его, извлек маленький золотой ключ. Он вставил ключ в один из двух замков чемоданчика и повернул вправо. Замок разомкнулся с тонким звуком включающегося экрана. Офицер повернул чемоданчик замком к президенту. Тот тоже вынул из кармана пиджака запечатанный конверт, разорвал его и вынул оттуда серебряный ключ. Он вставил его во второй замок, повернул влево, и снова послышался тонкий звук, слегка отличный от первого.