Текст книги "Вниз по лестнице"

– А и не надо. Только слушай, я попытаюсь объяснить некоторые вещи.

– Я пойму?

– Если постараешься. – Сестра наклонилась, положила одну руку на моё плечо. Её ладони всегда были тёплыми. От Алеси пахло зубной пастой и цветами.

Я рванул в комнату и запрыгнул на кровать, чуть не ударившись коленкой об ножку Алесиного дивана. Повернувшись и сложив ноги под собой, уставился на сестру. Она села напротив и достала учебник. Алеся рассказывала мне, что всё состоит из атомов. Атомы составляют молекулы. А мы тоже состоим из молекул, как и всё вокруг.

– И даже тот дядя?

– Да, – Алеся посмеялась, и её глаза почти зажмурились. – И мамин друг тоже.

Алеся сказала, что можно при желании составить формулу хлеба, и я сам формула. Трудно поверить, что я буквы и цифры, но сестра утверждала, что это просто так описывают, чтобы было проще читать информацию. Наверное, всем так лучше, но не мне. Я ничего не понял, и когда Алеся начала лекцию про сложные углеродоводы[7]7
  Углеводороды


[Закрыть], мама позвала нас с кухни.

Пахло мясом. Мама положила мне ложку пюре и сказала, что больше нет. Её тарелка осталась пустой, со всего лишь одним хрустящим кусочком хлеба рядом. Мама отказалась, когда я предложил ей немного взять у меня, и я стал медленно есть, глядя на Алесю.

– Что у тебя на коже? – мама посмотрела на грудь сестры, и я замер на месте. Я до этого момента думал, что мне всё это показалось.

– Не знаю. Наверное, спала на руке всю ночь.

– Это всё существо! – я выпалил так резко, что даже кусочек пюре вылетел у меня изо рта и приземлился посередине стола.

– О чём ты? – спросила мама, посмотрев сначала на кусочек картошки, а потом на меня.

– Ночью приходило существо! Оно легло на Алесю и уснуло.

Алеся выронила ложку из рук и открыла рот. Мама округлила глаза. Она сначала испугалась, а затем сильно разозлилась.

– И ты позволил ему спать? Кто это был?

– Существо! У него не было рук и рта, и оно…

Алеся резко вскрикнула и закрыла лицо руками, отодвинувшись от стола. Ножки её стула заскрипели.

– Не выдумывай, – мама успокоилась, продолжив жевать старый кусочек хлеба. Её руки подрагивали. – Доедайте и идите в свою комнату. У меня здесь дела.

– Но мам, а если оно…

– Пора бы уже научиться отличать плохие сны от реальности. Тебе десять лет, Слава! Постыдись! Такой взрослый, а говоришь о монстрах каких-то.

Я не ответил, обиделся. Хотел сдержаться, но слеза капнула на остатки пюре. Котлету я уже доел. Отодвинув тарелку, я выбрался из-за стола.

– Ясно, никто не заставляет. – Гаркнула мама и подняла тарелку, подошла к мусорке и рукой скинула пюре в пустые консервные банки и кости от курицы, которую позавчера ели только мама и дядя. – Идите!

Я вздрогнул от маминого окрика и побежал в комнату. Глаза застилала пелена слёз, и я будто был под водой. Я запрыгнул на кровать, в этот раз уже ударившись по пути об ножку сестринского дивана, и накрылся одеялом. Мне стало ещё обиднее от той боли, что побежала по пальцам ноги и поднялась почти до колена. Я никогда не плакал громко, а папа говорил, что мужчины вообще не плачут, поэтому я смог расслышать, как кто-то подошёл и сел рядом. Алесин запах я узнаю всегда, и её прикосновения сквозь одеяло были очень нежными. Я успокоился и достал голову, но это оказалась не Алеся, а мама. Она тихонько плакала и гладила меня уже по высунувшимся полосам.

– Прости меня, зайчонок, хочешь, я попрошу у дяди шоколадку? Он придёт сегодня и принесёт.

Я не ответил, но кивнул, вытирая рукой последние слезы, с щекоткой прокатывающиеся по щекам.

– Вот и славно. Но до этого ты мне нужен в саду, сегодня осталось ещё немного сорняков. Победим их вместе?

Я воодушевлённо кивнул ещё раз. Очень хочу помочь маме, ведь люблю её и буду всегда о ней заботиться.

– Вот и славно. Одевайся пока. Алесь, сегодня физика! Отложи химию.

Сестра вздохнула и поменяла учебник в руках. Для меня они выглядели одинаково, но Алеся, уверен, знает всю разницу. Она очень умная.

В саду я сегодня сильно устал, и мои руки были чёрные по локоть от грязи. Солнце стояло высоко в небе, а мне уже так хотелось спать. Я помылся в холодной воде и выбежал из душа в жаркий воздух дома. Алеся к этому моменту не читала, просто лежала и смотрела в потолок. Это значит, что она мечтает. Сестра давно так делает, и иногда улыбается без причины. Я однажды попросил и мне рассказать шутку, над которой она смеётся, но Алеся сказала, что это не шутка.

Мама позвала нас кушать, и в этот раз мы ели все втроём. Пришёл дядя, и они с мамой поднялись на второй этаж. Я слышал, как над нами закрывается дверь маминой комнаты и скрипят доски. Дядя оставил Алесе много книг, а мне шоколад и нового солдатика с автоматом. Я не знал, как мама сообщает дяде про всё это, и раньше думал, что наш гость – Дед Мороз. Но старик растаял бы, так что это, наверное, Дед Тепло. Хотя, он и на деда не похож.

Солнце уже зашло, и дядя спустился вниз. Он двигался очень медленно, до самого порога поправляя свой красный галстук. Либо у него имелось много одинаковых, либо это всё время был один и тот же, и я удивлялся, почему он всегда такой ровный и красивый. Дядя подмигнул мне, заметив, что я смотрю на него, и стал надевать ботинки, блестящие как камни в серёжках мамы, которые она уже очень давно не надевала. Это папин подарок.

– Спасибо за солдатика! – сказал я, измазанный, наверное, в съеденном шоколаде.

– Спасибо за книги, – тихо произнесла Алеся, даже не повернувшись к дяде лицом. – И за шоколадку.

Тут я подумал, что стоило поделиться с сестрой, а она ещё и поблагодарила за меня. Некрасиво вышло. Дядя кивнул и, надев свою шляпу и держа пальто в руках, покинул нас. Он закрыл за собой дверь. Мама провожала его, стоя у лестницы наверху. Я различил скрипучие шаги на втором этаже, пропавшие через мгновение.

– Пора спать! – послышался уставший и даже немного осипший голос мамы, будто она простудилась.

Алеся направилась в ванную, но я её остановил.

– Можно я первый?

– Почему?

– Очень хочу спать. – Я соврал, ведь боялся, что Алеся уснёт, пока я буду вторым в очереди на умывание, а мне нужно её предупредить, что ночью снова может прийти то странное существо.

– Ну ладно, – сестра каким-то образом умудрилась своей тонкой рукой достать до меня и пощекотать за ухом.

Я умылся очень быстро, наплескав немного воды на пол. Вытерев небольшую лужу тряпкой, бросился к кровати бегом, не выключив за собой свет, потому что за окном уже стемнело, и на кухне воцарился полный мрак. Меня всегда преследовало ощущение, что из этой темноты на меня может кто-то выпрыгнуть и украсть, и мама не успеет спуститься, чтобы помочь. С середины нашей с Алесей комнаты я сделал прыжок прямо на кровать, от чего та недовольно подо мной хрустнула.

– Полегче, кабанчик, не малый уже, – Алеся поддразнила меня, уходя в еле освещённый коридор. – И чтоб спал, когда вернусь.

Сестра не любила готовиться ко сну второй, потому что после меня всегда бардак, который приходится убирать ей, а так лужи к утру и паста на раковине подсыхают сами. Но в этот раз я всё проверил и после себя ничего не оставил. Алеся вскоре вернулась и, увидев меня в свете настольной старой лампы, состроила удивлённое лицо.

– Почему не спишь? – спросила она шёпотом, зная, что мама уже, скорее всего, давно уснула.

– Мне нужно тебе кое-что рассказать, – говорил я не громче сестринского голоса, – это существо и правда приходило ночью, и я боюсь. Давай мы вместе его дождёмся? Ты всё увидишь сама.

– Послушай, не думаю, что…

– Алеся, пожалуйста, ну поверь мне!

– Тшшшш, не кричи. Ладно, когда оно приходило?

– Вчера.

– В смысле, во сколько? – Алеся закатила глаза. – Ты время проверил?

– Нет. Но было уже очень темно.

– Не будем же мы ждать всю ночь! Мы просто не сможем.

– Давай свет оставим?

– Если мама узнает, что у нас лампа горит посреди ночи, то покажется нам пострашнее этого твоего существа, – шептала Алеся, забираясь под своё одеяло с узорчатыми цветами, – так что…

Она, наверное, заметила, как у меня покраснели глаза и затряслась нижняя губа. Я так хочу ей помочь, хочу защитить, а она сопротивляется.

– Что ты предлагаешь? – спросила Алеся уже громче и даже немного рассерженно.

– Будем спать по очереди и будить друг друга, когда устанем ждать. Как караул у военных. Помнишь, папа…

– Да, не продолжай. Я помню…

Алеся не любила, когда я говорил о папе так, словно всё всегда было хорошо.

– Ну вот, сделаем по моему плану?

– Этой плохой план, – вздохнув, заключила Алеся, – но другого у нас нет. Ты уверен?

– Да!

– Тогда спи первым. Я тебя разбужу.

Ночь

Но Алеся не разбудила, и я проснулся сам от звуков открывающейся двери, когда за окном постепенно светало. Меня сковала дрожь, и я подпрыгнул на кровати, поджав колени к животу. Дверь точно отворилась, и ночной холод быстро забрался внутрь дома. Снаружи как всегда стрекотали сверчки, но в этот раз как-то сначала громко, а потом совсем стихли, словно упрыгали. Или притаились, испугавшись кого-то.

Я услышал хруст. Так ломались косточки приготовленной куриной ножки. Особенно хрящи, медленно снимаемые с кости вместе с сухожилиями. Тень опять появилась на пороге и потом сразу исчезла, потому что дверь закрылась, и я испугался, даже не в силах позвать Алесю. Моё горло перестало дышать, как когда опускаешься в очень холодную воду.

– Алеся, – я пошевелил одними губами, совсем не издав звука.

Нога появилась из-за стены, но это другая. Потом появилась и она сама. Это высокая девочка, очень похожая на Алесю, только чёрные, до бёдер, волосы закрывали половину лица.

– Алеся! – я позвал громче, но, чтобы разбудить сестру, нужно выстрелить из пушки.

Девочка сделала шаг ко мне, громко щёлкнув коленями. Её руки были согнуты в локтях и плотно прижаты к животу. Она хрипела и зыркала светящимися жёлтыми глазами прямо на меня. Я понял, что либо сейчас, либо никогда. Я подпрыгнул к Алесе и стал трясти её за плечо, постоянно озираясь то на неё, то на девочку, так и оставшуюся у коридора.

– Что… что такое? – подала голос Алеся, и я ощутил неприятный запах из её рта.

– Она пришла!

– Кто?

– Я не знаю…

Алеся поднялась на руки и посмотрела в сторону прихожей. На секунду я подумал, что сестра не видит девочку, достающую макушкой почти до верхнего косяка, но потом Алеся вздрогнула, рывком проглотив воздух, и подогнула ноги. Я удивился, как мы оба в этот момент сдержали крик.

– Кто это? – спросила Алеся, наклонившись к самому моему уху, пока я сам стоял на коленях у её дивана.

– Она на тебя похожа, – ответил я. – Кто ты?

Я обратился к этой девочке, и она чуть нагнула голову, от чего волосы, раньше закрывавшие почти всё лицо, отодвинулись в сторону как штора, и мы увидели глубокие порезы на её впалых щеках, освещаемые уже появляющимся солнцем снаружи. Наступало утро, и эта мысль как-то успокоила, но ненадолго.

– Алеся? – девочка говорила очень тихо и так пискляво, что меня передёрнуло. – Это ты?

– Д-да, а ты кто?

– Как же? – девочка удивилась и вскинула руками, чуть не ударившись ими об перила. – Я Алеся!

Она шагнула в нашу сторону. Тут стало заметно, что она с моей сестрой просто одно лицо, только сплошь изрезанное. Я вздрогнул, а Алеся вообще застыла. Я положил свою ладонь на сестринскую руку и ощутил жуткий холод сухой кожи. Девочка подошла к нам вплотную, хрустя всеми костями в своём теле, при этом изгибаясь, как старое дерево на болоте, и села рядом со мной.

От неё тянуло тухлой водой. Её ночнушка, такая же, как и у Алеси, но очень грязная, с коричневыми и чёрными пятнами повсюду, и сквозь неё просвечивала абсолютно белая кожа.

– Как дела? – она говорила так, словно мы знакомы.

– Хорошо, а твои? – я удивился, что Алесин голос не дрогнул, она села на диван поближе к гостье.

Алеся рассматривала её, будто глядясь в зеркало. А девочка улыбалась, обнажая почерневшие зубы, и повторяла движения Алеси, извиваясь как змея. Её кожа трескалась, растягиваясь в районе шеи и ключиц.

– Я скоро уйду, не переживайте. – Шептала девочка, и в её глотке я увидел чёрную бездну. Я даже не мог разглядеть её язык, хотя она очень широко открывала рот на каждой гласной, как-то неумело двигая при этом челюстью.

– Зачем ты здесь? – уже подал голос я сам, собрав всю храбрость из своих трясущихся поджилок.

– Скоро Он придёт, и вы должны быть готовы.

– Кто?

– У него нет имени, – жуткая девочка оглядывала меня с Алесей по очереди, – но он очень опасен. Не говорите маме ничего, она не поможет. Завтра придёт мой друг, он расскажет больше. Встретьте его, не засыпайте. Я не обиделась, а вот он очень чувствительный. – Она хихикнула, и из тёмно-бардовой десны выпал клык.

Мы с Алесей переглянулись и одновременно кивнули девочке. Она вперилась нам в глаза с уже серьёзным выражением и резко встала. Меня оглушил хруст её костей, и я сомкнул веки, а когда открыл, то её уже не было, и лишь в воздухе витал толстый слой пыли. Алеся не плакала, но её нижняя губа дрожала. Прямо как моя.

День

Алеся пристально смотрела на меня в ожидании пробуждения. Я даже подумал, что та девочка сейчас где-то рядом, и я просто её не вижу. Я привстал, попеременно моргая, и широко зевнул.

– Ну, что я говорил тебе?

– Я боялась.

– Не бойся. Она же сказала, что всё будет хорошо. И сегодня ещё кто-то придёт. Он поможет нам.

– Ты уверен, что правильно её выслушал?

Алеся не дала мне ответить. Она рывком соскочила, уронив учебник по химии на пол. Тот упал и раскрылся на странице с какими-то кольцами, соединёнными палочками. Сестра громко зашагала по деревянному полу и закрылась в ванной. Я даже услышал звук шпингалета. Мама хлопотала на кухне, там гремели тарелки, вилки с ложками, и звучали шлепки голыми стопами по полу.

Я лёг обратно на подушку и закрыл глаза. Дрёма меня поглощала, а спать уже нельзя. Пора умываться, завтракать и помогать маме в саду. Сегодня картошка. Никаких скучных сорняков в морковке, только работа лопатой и руками. А я это любил. Думаю, когда вырасту, у меня будут огромные мышцы, и я смогу вспахивать поле без трактора.

Алеся повернула кран, но мне показалось, что вода просто течёт, и сестра лишь смотрится как обычно в зеркало, словно видит свои веснушки впервые. Я постучал по двери, и Алеся крикнула, что сейчас выйдет. Я очень хотел есть, а мама неумытым никогда не пускала за стол, так что Алесе лучше бы поторопиться.

– А то я тебя съем!

– Что? – спросила мама с кухни?

– Ничего! Алеся не выходит!

– Пусть прихорошится, она же девочка.

– Но я пи́сать хочу! – я сделал вид, что жмёт уже невыносимо, и сдвинул ноги крестиком.

– Милая, выходи, а то у нас тут «моряк» скоро объявится. – Мама меня так называла, когда я в детстве писался в кровать. И пусть такого не было уже лет пять, Алеся наотрез отказывалась спать со мной на одной постели, пока мы не переехали сюда из маленькой квартиры в городе, расположившись рядом, но всё-таки на разных кроватях.

Алеся вышла молча, понурив голову. Она не зачесала волосы назад, и они мокрыми сосульками свисли с её лица, прилипая к щекам и плечам. Я забежал внутрь и включил воду. Умывшись и почистив зубы, вышел на кухню.

Мама в длинной голубой юбке, и такое ощущение, что она не ходит по полу, а скользит, не двигая ногами вообще. Алеся чуть лбом в пустую тарелку не уткнулась, а когда подняла глаза, то на всеобщее обозрение показались огромные синяки под ними. Кажется, Алеся очень мало спала, и встретившись со мной взглядом, фыркнула.

– Сегодня гречневая каша с фаршированными перцами. Мой друг принёс. Ешьте вдоволь. Сегодня мне нужна помощь от вас обоих в саду.

Я сильно удивился этим словам. Обычно Алеся сидит дома и лишь изредка собирает ягоды в маленькую корзину, которую сама же и съедает за один присест.

– Я хотела физику почитать.

– Почитаешь после, – говорила мама, усаживаясь с нами. Она подобрала под собой платье, и его подол заполонил всё под нашим небольшим столом. – Помоги нам, иначе мы вдвоём со Славой провозимся до полуночи.

Алеся наигранно вздохнула и принялась ковырять вилкой перец. У неё он был жёлтый, у меня – красный. Мамин перец вообще был зелёным. Я надеялся, что у меня самый вкусный. Ну, или у мамы. А Алеся за вредность пусть ест невкусный перец.

Как оказалось, Алесе было поручено таскать за мной вёдра, пока я выкапывал картофельные клубни и по одной картошке кидал ей. Она повеселела, когда мы превратили это в игру. Сестра старалась увернуться, а я должен был попасть картошкой в ведро, но мама сказала, что мы должны отнестись к работе серьёзнее и перестать баловаться. Алеся подмигнула мне и улыбнулась. Я люблю сестру ещё и за то, что она никогда долго не обижалась на меня, даже если я вёл себя не очень хорошо.

День близился к концу, и бо́льшая часть была вскопана. У меня горели плечи, и от солнца, и от усталости. Алесины руки повисли верёвками, когда последнее на сегодня ведро заполнилось. Мама сказала, вытирая грязной рукой пот со лба, что мы большие молодцы, и отпустила нас домой мыться. Мы с Алесей, собрав последние силы, наперегонки отправились в дом. Алесины ноги намного длиннее моих, и я сильно отстал. Мне оставалось метров пятнадцать до дома, когда сестра уже забежала внутрь, хлопнув дверью с окошком.

В ванной уже журчала вода. Я подумал, что Алеся, наверное, прямо в одежде прыгнула под душ. Мы по пояс извазюкались в грязи, будто два поросёнка, только мне быть поросёнком суждено чуть дольше.

Послышались шаги на мамином этаже.

Я подошёл к лестнице и посмотрел туда, где в темноте прячутся верхние ступеньки. Там что-то горело красным. Наверное, это старый мамин светильник с розой на абажуре. Я уже подумал о том, чтобы подняться и узнать, что прячет там мама, но мой первый шаг застыл на середине и стал последним. Я отошёл от лестницы в сторону ванной.

Алеся справилась на удивление быстро. Она вышла, и её рыжие волосы будто бы вышли быстрее, чем она сама. Они были очень пышные и кудрявые. Никогда, наверное, не пойму, как девочки умеют так сильно менять свою внешность. Я прошёл мимо сестры, учуяв запах её с мамой медового мыла, и закрылся за собой.

Зеркало запотело, и пришлось провести по нему рукой, чтобы увидеть, на что я был похож. Наверное, стоило что-нибудь нарисовать. Например, летающего динозавра, хотя в нём всё равно отразилось бы моё покрытое пылью лицо. Я снял одежду и кинул рядом с корзиной, заполненной вещами. Включил воду погорячее, и моё тело взвыло от ещё тянущей, но уже отпускающей боли. Завтра плечи вообще откажутся работать, если мы снова пойдём на картофельное поле.

В животе урчало, когда мама снова поставила на стол гречу с перцами. Я ел быстро, но старался не чавкать и не плеваться. Было слишком вкусно, чтобы оттягивать удовольствие, и я порой не до конца прожёвывал то, что закидывал в рот. Алеся, зачесав свои кудри в тугой хвост, нехотя ела гречу, отложив перец подальше. Она достала из него всё мясо и смешала с кашей. Не знал, что сестра не любит перцы. Папа очень любил.

Я наелся до отвала, попросив полтора раза добавку. Третью порцию не осилил, и мама разделила её с Алесей, тоже уже державшейся за живот. Маме – перец, Алесе – греча и мясо. Я еле дополз до кровати и медленно закинул ноги на постель. Она словно стала выше, а ватные руки вообще не помогали. Пришла Алеся с кухни и камнем упала на живот, кое-как повернувшись лицом вбок. Я слышал, как сестра тихонько рыгнула, но я не стал её ни в чём упрекать. Наверное, сам помру от разрыва живота, став первым, с кем произойдёт подобное. Это же ещё ни с кем не случалось, верно?

– Что будем делать, когда он придёт? – Алесин голос был холодным. Мы постарались забыть, что ночью нас снова посетят. Солнце почти село, и это значит, что дверь откроется вне зависимости от нашего желания.

– Поздороваемся. Теперь мы знаем, что они хотят для нас добра.

– Я очень надеюсь, что ты прав, – уже шёпотом ответила Алеся, доставая учебник из-под дивана.

Она включила светильник и открыла страницу с закладкой. Мама прошла мимо нас и поднялась к себе наверх. Когда её дверь закрылась, я почувствовал себя свободнее, но при этом менее защищённым. Это очень странное ощущение, и мне стало бы чуть легче, если бы Алеся сказала, что она совсем не боится, но её учебник потряхивается в побледневших пальцах. Я волнуюсь за сестру.

Ночь

Алеся не спала, а меня постоянно клонило в сон. Она меня будила, и я очухивался от каждого её еле слышного нервного вздоха. Наверное, я спал минут по пять, а то и меньше, и время тянулось очень странно. Алесю будто током ударили, и она была как батарейка. Вертела головой из стороны в сторону и кусала кожу на пальцах. В последний раз я видел такую Алесю, когда мы сидели в больнице и ждали, пока доктор не выйдет и не сообщит, как там папа. Я уже закрывал глаза, чтобы провалиться в очередную краткосрочную дремоту, как Алеся вскрикнула и вытянула руку с кровоточащими кончиками пальцев в сторону двери.

Плотный широкий силуэт стоял в том же месте, что существо и девочка в прошлые ночи. Силуэт не двигался и был похож на статую. Алеся тихо, как мышка, пискнула и подогнула ноги к телу, закрыв своими острыми коленками всё лицо. Я почему-то был спокоен. Встал и поклонился нашему гостю, не зная даже, зачем это делаю.

– Здравствуйте.

Силуэт поклонился мне в ответ, держа руки строго по швам. Он согнулся пополам, и, выпрямившись снова, своими светящимися зелёными глазами уставился на Алесю. Почему они постоянно будят меня, а общаются и смотрят лишь на мою сестру?

– Алесь, поздоровайся. – Шепнул я ей. Сестра скинула одеяло с длинных ног и встала рядом со мной, вплотную прижавшись к моему плечу.

– Здравствуйте. – Алесин голос дрожал и звучал очень сухо, как у человека с сильно больным горлом.

– Здравствуй, как твои дела?

– У меня всё хорошо, – отвечала Алеся, периодически косясь на меня. – А у вас?

– Нет времени болтать. Завтра он придёт.

Силуэт подошёл к нам и достал из-за спины складной стул. Поставив под собой, он грузно на него сел и уставился на нас. Глаза его, кажется, были изумрудными и блестели на каждом случайном луче света, переливаясь всеми оттенками зелёного.

Мы с Алесей устроились на полу, и сестра даже немного спряталась за меня, обняв одной рукой за бедро, а другую положив мне на плечи. Так раньше делал я сам, когда ходил с мамой в папину военную часть и боялся всех тех взрослых, которые постоянно маршируют с автоматами в руках.

– У него нет имени. Он живёт очень давно в этом мире, и победить его нельзя, можно только прогнать. Алеся – это твоя задача. Ты – старшая дочь своей матери. По легенде тебе подобным суждено оберегать нашу реальность от зла.

Я посмотрел на Алесю, и в животе кольнулась об внутренние стенки зависть под руку с ревностью. Поэтому ей можно всё, а мне ничего? Я роюсь в земле, а она только книжки читает и ногами дрыгает! Нечестно!

Я дёрнул плечом, и рука сестры упала рядом со мной на пол. Алеся всё это время молчала и громко дышала мне прямо в ухо. Её холодные пальцы неприятно дрожали на моём боку, и я их убрал, измазавшись в крови. Она искусала пальцы чуть ли не до мяса!

– Вот, держи, – силуэт протянул Алесе свёрнутую несколько раз бумажку, похожую на старый фантик от конфет, – здесь вся инструкция. Тут написано, как его распознать, ослабить и сделать так, чтобы он вам не навредил. Но об этом никто не должен знать! И даже этот мальчик.

Кто мальчик? Он обо мне говорит? Мальчика в штанах своих увидишь!

– А почему? – спросил я, еле сдерживая слёзы от обиды, – я хочу помочь. Я же могу помочь!

Уже забыл, что нельзя будить маму, и перешёл практически на крик.

– Ты не сможешь. Это должна сделать дочь вашей мамы.

Я насупился и плотно сложил руки на груди. Алеся пододвинулась к незнакомцу и взяла свёрток из его вытянутой мясистой ладони. Она аккуратно его развернула и уставилась так, словно прочитала главный секрет этого мира. Я немного вытянул шею, чтобы туда заглянуть, но Алеся убрала свёрток себе под подушку и кивнула гостю. В сестре совсем исчез страх. Это от того, что она там прочитала? Я тоже хочу знать. Тоже имею право! Я хотел уже спросить, но понял, что это бессмысленно.

Силуэт пристально смотрел на мою сестру, они словно обменивались мыслями. Я глядел на них попеременно, и губы Алеси еле заметно двигались. Лишь глаза гостя говорили о том, что у существа есть что-то хоть немного похожее на лицо. Оно ещё раз кивнуло, в этот раз только моей сестре, и встало, свернув стул и сунув куда-то за спину. Незнакомец уходил, шагая спиной вперёд и не отрывая от нас двоих своего холодного, пустого зелёного взора. Силуэт пропал за стеной прихожей, и я снова не услышал, как скрипнула дверь на улицу, но уверен, что гость покинул нас.

Я забрался на кровать и повернулся к Алесе спиной. Услышав, как она легла на свой скрипучий диван, я небрежно накинул одеяло, от чего мои ноги торчали из-под него, и до подбородка оно так и не достало. Я повернулся на спину и стал пинать одеяло, чтобы выпрямить. Наверное, Алеся смотрела на меня и гадала, почему её младший братик так злится. Я заметил, как она держит напряжённую руку под подушкой, при этом что-то шепча.

«Ну и хрен с тобой. Не такая ты и особенная!». Я улёгся на бок, полностью отвернувшись от сестры. Ноги всё равно торчали.

День

Алеси уже не было на диване, когда солнце решило подняться выше сосен за окном и лучами ударить мне прямо в глаза. Я даже вздрогнул, подумав на секунду, что меня бросили и оставили со всем справляться в одиночку. За окном начинался дождь, и по крыше били крупные капли, заглушая голоса на кухне. Алеся ругалась с мамой. Слов я вообще не различал, и для меня это выглядело так, словно они попеременно наступили на один и тот же гвоздь и соревновались, кто будет кричать громче и дольше.

Я приподнялся на кровати, и одеяло с моих плеч скатилось на пол. Я вздрогнул, когда дверь на кухне, хлопком ударившись об стену, открылась, и оттуда выбежала Алеся с красным лицом. Она выскочила на улицу и босиком пошагала к нашему маленькому складу у забора. Я хотел уже побежать за ней, но тут из кухни вышла мама и закрыла за Алесей дверь.

– Вот от кого, но от неё не ожидала, – мама осеклась, заметив меня, во все глаза наблюдающего представление, и её словно ударили сковородой по голове. Мамины глаза округлились, а потом пропали за щеками, растянутыми в притворной улыбке. – Уже встал, сладкий? Как спалось?

– Хорошо, мам. А куда Алеся ушла?

– За лопаточкой, хочу на кухне цветы пересадить в новые горшки.

Зачем она врёт?

Мама не успела подойти, как я сам поднялся и скользнул мимо её протянутых объятий и заперся в ванной. Включил воду на полную и сел на пол. Слёзы лились сами, и я даже не понимал, почему пла́чу. Мне было грустно. Я ощущал себя преданным, забытым. Я как… как плохая картошка, которую выкопали, но потом выбросили.

Я умылся и подождал, пока глаза перестанут быть такими красными. На кухне уже сидела Алеся с мокрыми волосами, прилипшими к её коже в вырезе ночнушки. Они с мамой уже завтракали. Я сел напротив сестры.

– Принесла лопаточку?

– Что? – спросила Алеся, проглотив ложку супа.

– Потом принесёт. Забыла, наверное.

Они с мамой переглянулись, и между ними словно петарда взорвалась, одну напугав, а другую лишь слегка удивив.

– Я сегодня пойду в город. Вам что-нибудь принести?

Алеся рванула в нашу комнату. Её тарелка, на дне которой так и остался суп, чуть не опрокинулась на пол, когда сестра чуть зацепила скатерть рукой. Звук дождя помог ей спрятать противный девчачий плач.

– Так что, хочешь шоколадку или нового солдатика?

– Я хочу, чтобы ты не ходила.

– Почему? – мама хотя бы удивилась искренне. Уже лучше.

– Не могу рассказать.

– Смешные вы, оба.

– Мы? – моя рука с ложкой застыла на половине пути ко рту.

– Да, Алеся утром тоже… неважно. В общем, я приду не одна, а с другом.

– Ладно.

Я молча доел и ушёл в комнату, впервые оставив маму без благодарности за завтрак. Алеся лежала с учебником в руках, её глаза были уставлены в потолок, налитые кровью. Я сел рядом с ней на диван, но она отвернулась от меня, уткнувшись лицом в подушку. Учебник упал прямо мне под ноги. Я поднял его и открыл на случайной странице.

Я почти не различал печатного текста за рисунками на полях учебника и между строк. Ни разу не видел, как Алеся что-то помечает в учебнике, но повсюду были сердечки, птицы и непонятные слова, написанные корявым почерком сестры. Что она могла понимать посреди своих каракулей? Я закрыл книгу и положил рядом с диваном, нежно прижал ладонь к холодному плечу Алеси.

– Не трожь меня! – её голос был глухим, задушенным тяжёлой перьевой подушкой.

– Почему ты не хочешь отпускать маму в город?

Алеся вскочила и чуть не ударила меня случайно локтем в плечо. Она выбежала из комнаты и заперлась в ванной, уже в который раз. Включилась вода, она лилась долго и монотонно, словно под струи воды так и не встал человек. Мимо комнаты прошла мама в своём бежевом, единственном, пальто. В последний раз она его надевала на похороны папы. Тогда все вокруг плакали, и я тоже. Все, кроме мамы и Алеси. Мама улыбалась, а сестра держала её за руку, говоря, что всё закончилось, и теперь мы будем жить счастливо. Да, папа и меня ремнём бил, но я думал, что так воспитывают настоящих мужчин.

– Я вернусь ближе к вечеру. Пока, милый.

Мама послала мне воздушный поцелуй и дождалась, пока я его поймаю в руку, как всегда. Я это сделал, но без единой эмоции на лице. Мамины уголки губ грустно дёрнулись, и она вышла на улицу, заперев дверь снаружи на ключ.

Я долго ещё просто лежал и думал о своём. Алеся вышла из душа, вся бледная, как молоко, и легла на диван.

– Что случилось утром, Алесь? – я жаждал ответов, но сестра лишь помотала головой и промолчала. – Алеся! Скажи мне!

– Я не могу. Извини. Мне нужно учиться.

Она опустила дрожащую руку за учебником и открыла его на случайной странице. В нём не было закладки, а Алесины глаза уставились в одну точку и вряд ли бегали от строчки к строчке. Я прилип к окну нашей комнаты. Дождь почти прекратился, но дороги были грязные. Как мама пройдёт по ним до города? Или, может, её кто-нибудь забрал на машине?

Дом погрузился в гнетущую тишину. Он сох после дождя и неприятно скрипел, и больше всего треска шло сверху, со второго этажа. Я уверенным шагом приблизился к лестнице. Сверху лился знакомый красный свет, тая посреди тьмы. На втором этаже нет ламп, и только в маминой комнате стояла одна, но я не помню, чтобы она была настолько яркая. Я поднялся на первую ступеньку. Она такая мягкая, словно трясина в болоте, и я чуть не упал. Схватится рукой за перила и перевёл дух. Свет наверху стал отчётливее, и зазвучала музыка. Старая, как на пластинках. Она хрипела, как готовая яичница на раскалённой сковороде, и мужской голос пел что-то непонятное.