Текст книги "Вниз по лестнице"

Девочка отошла, и вся толпа расступилась, открывая мне путь к дому Дружаны. Теперь я его точно узнал. На нём не было ничего особенного, но я нутром чувствовал, что старушка внутри и ждёт меня. Я хотел встать сам, но ребёнок помог мне, взяв мою руку и создав небольшую опору. Я отряхнулся и отвёл взгляд от девочки. Не мог смотреть ей в глаза, видя себя предателем. Меня не покидало ощущение, что я должен был сделать что-то немыслимо важное для неё, но, в конечном счёте, жестоко обманул. Я отодвинул её со своего пути и двинулся вперёд. На моих плечах осела ноша осуждающих, но испуганных взглядов. Невнятный ропот заставлял сворачиваться мои уши. Я двигался виновато, шаркая носками ботинок по снегу. Солнце начинало садиться, и даже моя тень словно стыдилась моей компании и хотела убежать, максимально вытянувшись в сторону.

Вот и дверь. Я хотел постучать. Или не хотел… просто не мог войти, никак не решался. За моей спиной стоят люди и ждут, когда я попаду внутрь и приму судьбу. Лбом я медленно открыл дверь в дом и зашёл. Перед моими глазами предстала немыслимо мерзкая картина. Дружана лежала на спине, её шуба была расстёгнута, и старые сморщенные груди свисали с выделяющихся рёбер. Её голые ноги были подняты вверх, покрытые словно апельсиновой коркой. Волосы распущены и закрывают всю подушку. Потное и стонущее лицо Дружаны было повёрнуто ко мне, но веки сомкнуты. Над ней пыхтел, судя по всему, Луп. На нём не было верхней одежды, а штаны приспущены. Его лицо покрыто свежими ранами, и одной руки не хватает, обрубок вместо неё перемотан тканью. Дружана схватила Лупа и оставила новые кровавые борозды на его широкой спине, разродившись истомным криком. После этого они оба расслабленно развалились на кровати.

Дружана открыла глаза и уставилась прямо на меня. Она молчала и улыбалась, пока Луп в удивлении и страхе не спрыгнул с неё. Застёгивая ширинку и пряча волосатый длинный хуй, он стоял в исступлении. Дружана приподнялась и не стала даже закрывать откровенно неприятную обвисшую грудь. Она села посередине кровати и принялась ждать реакции Лупа. Я не мог сдвинуться с места. Сколько я здесь уже? Минуту? Час? Третий день? Год? Что я здесь делаю? Меня к этому вели люди. Что я должен был увидеть?

Луп накинул на себя шубу и схватил ружьё со стула. Но не успел он полностью поднять его и прицелиться, как я подпрыгнул к главному охотнику, выхватил ствол и ударил его по челюсти прикладом. Огромная туша громовым раскатом рухнула на пол.

– Бедный, бедный мальчик. И всё-то против него, да ничегошеньки непонятно. – Едко заговорила Дружана. – Что тебе не сиделось сегодня дома? Удивил меня, прямо-таки.

Она была всё также на кровати, оголив полностью тело, и водила рукой между дряблых бёдер. Я чувствовал соответствующий запах. По телу побежала неприятная дрожь, но я не мог оторвать взгляда от того места, где смыкаются её ноги. Дружана это заметила и решила открыть мне самое отвратительное, что могла на данный момент.

Она убрала руку. Седые редкие волосы начинались бороздой от пупа и окутывали обратные стороны бедра. Это была увядающая бледная роза, чьи лепестки давно утратили жёсткость, эластичность и натуральный цвет. Под ней была мокрая простыня с ошмётками чего-то белого и уже засохшего. Я не контролировал своё тело. Хозяйка деревни поманила меня рукой, и я опустился на колени, двинувшись в сторону ещё влажной вагины Дружаны. Она начала гладить меня по голове и хрипло стонать, хотя я ничего не делал, лишь прикоснулся губами.

Лицо было измазано вязкой жидкостью. Пахло неприятно и очень отталкивающе. Дружана назвала это перерождением, но я ничего сакрального не ощутил, и перед моим взором был лишь её свисавший живот. Я начал поднимать руки, чтобы обхватить её бёдра и повалить на спину, как в дом ворвалась толпа и мигом оттащила меня на улицу, выбросив словно пьяницу из кабака в грязь у входа.

Что я только что пытался сделать? Что это, сука, было? Я немного поднялся, но ещё из позы лёжа обернулся в сторону Дружаны, выходившей из домика и закрывавшей своё тело густой чёрной шубой. На её лице бегала издевательская усмешка. Она ничего не говорила, но я чётко понимал содержание её не озвученных мыслей. Меня обуял стыд. Толпа вокруг грозила кулаками и что-то выкрикивала. Плевал я на них… но не на неё – та самая девочка стояла посреди беснующихся серых взрослых и плакала, а её слезы стекали по щекам и падали вниз, словно раскалывая землю пополам и вместе с тем мою душу. Она отвернулась и растворилась в темноте, я проводил её взглядом.

Моё нутро не могло больше терпеть тяжкое осуждение. Я вмиг встал и двинулся напролом, ускоряя шаг с каждым движением. Меня освистывали, в меня плевались, и я закрыл одной рукой лицо, а второй прочищал путь перед собой. Я не опозорен, я уничтожен. И больше мне здесь нечего делать. Хочу уйти отсюда навсегда, никак и ни в каких проявлениях больше сюда не попадать. Я предал себя… его… их… её… кто она – уже не важно. Уже ничто для меня не важно.

Наступила ночь. Стало холодно, и мой былой жар совсем угас. Даже плотной шубы не хватало для согрева, и я дрожал. В судорогах покинул поселение, в котором зажглись факела. Я слышал будоражащий тело смех Дружаны. Все остальные голоса стихли. Она в чём-то убедилась и пыталась явно дать это понять.

Медленно, сохраняя энергию при каждом шаге, оставляя не следы, а борозды в твёрдом снегу, я двигался к своей землянке. Она ждала меня, верная и скромная. Она примет меня любым. Вот уже и её окна приветливо прорисовываются сквозь тьму. Я дома, внутри беспричинно тепло. Я упал на пол и вмиг провалился в негу. Здравствуй, я здесь.

Мрачный палач

Сердце. Почему ты не можешь просто остановиться? Я не хочу засыпать, не хочу просыпаться. Шагаю куда-то, не глядя. Ноги несут меня сами. И если остановлюсь, то кровь отхлынет от головы, и я потеряю сознание. Хочу почувствовать, ощутить чьё-нибудь присутствие рядом. Я должен знать, что в этом мире есть человек, которому могу написать даже самую бессмысленную вещь, лишь бы быть замеченным. Мне не нужен ответ, я просто не умею быть одинок. И я не хочу просыпаться.

Не могу снова встретить утро, не могу упустить сегодняшний день, который с восходом солнца останется пылью на губах. Иногда кажется, что скоро мои шаги прекратятся, снег перестанет скрипеть под подошвой, и дороги назад уже не будет. Остановившись однажды, не найду сил и причин вновь продолжить движение, так и останусь стоять посреди пустой улицы, когда до дома всего несколько десятков метров. Я замёрзну, спрячу руки в карманы. Пальцы ног будет колоть, ну и плевать. Снег скопится на плечах, голове, покроет обувь. Губы заледенеют, и сам я просто растворюсь.

Я старался как мог, раз за разом отдавая всего себя, не оглядываясь назад. Не щадил своих сил, был открыт, но в конечном счёте попусту бегал кругами. От лица к лицу, из рук в руки, как разменная монета, истираясь и переходя к новому человеку. Наивные попытки были смехотворны, но понять мне это довелось лишь спустя время. И уже поздно, ведь я остановился прямо посреди дороги.

Скажи, что это всё накрученные мысли. Это такое время, такой период. Это просто такой день. Такой час. Такая минута, секунда… такая жизнь. Это так мило с твоей стороны. Но мне нечего ответить. Я тишиной покрываю оставшиеся мгновения и отдаюсь в руки знакомой мне неизвестности. Лежу на полу, покрытом инеем. Тепло покинуло меня. Ещё чуть-чуть, и сам распадусь на миллионы ледяных осколков. Ещё секунда. Вот сейчас. Нет. Я ещё цел. Снаружи.

В окне замелькали огни. Сначала я подумал, что мне всё это чудится, но спустя какое-то время услышал шаги. Их было много. Несмотря на явное переохлаждение, я смог отнявшимися конечностями поставить себя на ноги и подойти посмотреть. Там сотни факелов. Они будто летят, а на их рукояти болтаются чёрные балахоны, приближаясь к моему домику с нечеловеческой скоростью. Меня пронял страх. Я почувствовал то, что до этого меня проходило стороной. Теперь по-настоящему стал бояться смерти. Я не способен смириться с этим, но у меня и нет сил для борьбы. Их слишком много, а я прощаюсь с последними вздохами.

Упал на колени прямо посреди землянки и обхватил голову руками. Снаружи витают языки огня. Они пышут яростью и лютой ненавистью ко всему моему существу. Я это просто знаю, я в этом уверен. Боковым зрением вижу, как совсем рядом со мной стоит кто-то. Я медленно поднимаю голову. Под капюшоном нет лица! Есть голова, но нет ни носа, ни рта, ни глаз. Просто кожей обтянутый череп. Силуэт неподвижен, лишь факел в его поднятой руке подаёт признаки жизни.

Я наблюдаю, как сквозь стены сочатся такие же тени, держа в руках огонь. Они окружают меня, медленно толпясь. Слышу их голоса в своей голове. Слова трудно различимы, но явственно понятен общий контекст. Они осуждают меня. Они давят, изничтожают. Становится трудно дышать. В глазах краснеет. Почти простившись с жизнью, я встретил детский голос. Голос той девочки. Я, пересиливая окаменевшую шею, поднимаю голову, и вижу, как кто-то маленького роста, одетый в чёрную полупрозрачную мантию, входит через дверь. У неё нет факела, но за её спиной истинный пылающий ад. Моё лицо начинает плавиться, но я не отрываю взгляда от неё. Девочка подходит вплотную, но молчит. Губы её – две тонкие дощечки. Скулы круглы, но грубы не по годам. Белёсые волосы болтаются в тишине и звуке трескающегося дерева, объятого огнём. Она поднимает руку и подносит ладонь к моему подбородку.

Я ощутил какое-то необъяснимое спокойствие, словно вот-вот усну самым сладким сном. Я прикрыл глаза и утонул в тепле её пальцев.

«Матерь…»

Прошептала она. Я рывком разомкнул веки и уставился на неё. Она устало улыбалась.

«Что?»

Скатилось с моих губ. Тут её улыбка сменилась волчьим оскалом. Она схватила меня ногтями за подбородок и одним рывком сняла с меня лицо. На полу лежит, вот оно. Я смотрю на него, как на упавшую рубаху, но мне нужно это… я заберу это с собой…

Хватаю с пола ещё тёплую кожу. На неё капает тонкими струйками кровь. Жжение усиливается, тени вокруг растворяются в огне. А девочка, она стоит передо мной совсем голая. Тощая настолько, что рёбра и бёдра разрывают бледный кожный покров. Она истерично смеётся и неистово горит.

Огонь окончательно скрывает тощее тельце от меня, и я сам становлюсь частью пожарища на сотни километров вокруг. Мой крик разрывает воздух, и я просыпаюсь на всё том же ледяном полу. Изо рта сочится алая кровь. Мои зубы ещё острее, чем были вчера. Я теряю время и прежний облик. Пора что-то предпринять, надо всё расставить на свои места или пожертвовать собой окончательно и бесповоротно. Осталось так мало шансов. Всё тело ломит от убийственной усталости. На спине словно образовался деревянный горб и давит на меня сотнями килограммов. Правая рука неестественно синяя. Мои ощущения заканчиваются где-то в районе локтя. Я по-прежнему здесь, и мне многое ещё предстоит. Готов ли я?

День четвёртый

Сегодня он явится! Прямо сюда, прямо ко мне. Но когда? А сколько сейчас времени? Я оказался здесь ближе к глубокой ночи, значит, и он должен быть здесь, когда солнце давно сядет за горизонт. Он меня не узнает, ничего не поймёт. Я в этом уверен.

Я выскочил на улицу, чтобы вздохнуть свободно. Судороги по телу ледяными цепями оковывают каждую мышцу. Ноги подкашиваются, стопы колет, словно хожу по гвоздям. Руки обессилели настолько, что висят безвольно как две верёвки. Я закрываю глаза, и боль постепенно уходит. В голове гудит нестерпимо, но теперь из неё сливается лишняя кровь и череп давит не так сильно. Где-то надо мной звучат крики птиц, и утренний мороз в этот последний раз нежно и робко приветствует меня. Мокрая насквозь одежда на мне слегка распахнута, и грудью я сливаюсь с этим лесом. Я един с природой, но слишком поздно осознал эту близость. Сегодня всё началось и сегодня всё закончится.

Вокруг лежат тлеющие балахоны, а под ними сухие человеческие кости, отдающие последнее покрытие ветру. Пар летит прямо к моим ноздрям, и я ощущаю зловоние гниения. Мои руки – кожа с десятками пигментных пятен синюшного цвета. Чёрные гнутые когти. Жилы настолько виднеются сквозь полупрозрачную кожу, что можно разглядеть каждое их движение. Крик в горле собрался комом и упал куда-то в область желудка. Я не буду прикасаться к лицу. Не могу, слишком боюсь. Языком не получается нащупать ни одного плоского зуба. Все, что остались, острые и чешут мягкие дёсны.

Я закрыл рукавом всё, что ниже глаз, и побежал прочь, куда падает взгляд. Сквозь хлещущие по лицу ветки, сквозь сугробы по пояс. Мои сухие жалкие слёзы не успевают падать и застывают прямо под глазами, неприятно щипая веки. Я рвал от солнца, и поначалу оно ещё пыталось меня удержать, а потом в один миг просто пропало, и я оказался словно в комнате с выключенным светом. Решил, что ослеп, потому что перед глазами абсолютная чернота. На уши давит это внезапное беззвучие. Я упал на спину со всей высоты своего роста и затылком ударился до писка в висках.

Под спиной что-то хрустнуло, это был лёд. Позвоночником сквозь одежду чувствую его неприятный холод. Мокрая шуба прилипла, и я не могу пошевелиться. Мне кажется, что за считанные секунды срастаюсь с этой морозной гладью. Кромка льда подо мной не трескается, а медленно растворяется, и я плавно опускаюсь в воду. Перед лицом, где-то в вершине звёзд, загорается прожектором луна, и вокруг меня лишь заледеневшая вода.

Мне не холодно. Я уже весь под водой, и лёд перед глазами остался сомкнутым, моё тело просочился сквозь его тонкую грань. Опускаюсь всё глубже, но темнее не становится. Ночное светило всё так же смотрит на меня и будто чего-то ждёт. Со всех сторон поднимаются тонкие нити водорослей и медленно опутывают мои ноги и руки. Я, распятый зеленью, опускаюсь на самое дно. Передо мной плавают рыбы, сверкая чешуёй под светом луны. Подбираются совсем близко, будто обнюхивают, но при каждом моём вздохе резво улепётывают прочь. Пузыри выходят из моего рта, я не вдыхаю, но выпускаю отработанный воздух партия за партией.

Вдруг, лёгкой тенью у самой поверхности проплывает человеческий силуэт, оставляя за собой белый след. Ещё секунда, и вновь он мелькает, постепенно приближаясь ко мне. Между нами пара метров, и я понимаю, кто это. Дружана, точно она, только молодая. Совершенно обнажённая. Её упругое тело переливается в толще прозрачной тёмной воды. Она улыбается, но её улыбка ножом высекает в моём сердце новые шрамы. Она прикладывает свою тёплую ладонь к моей руке, нежно смотрит в глаза. Я услышал её мысли: «Ты всё сделал, как мог. Ты всё сделал…».

Тут меня обуяло невыносимое спокойствие, пусть оно и совершенно не оправдано. Я его не заслужил и достиг непонятным путём, обманным. Случайно наступил в подворотне. Из-за спины поднимаются огромные пузыри, вознося меня к волнам. Дружана отплывает в сторону и пропадает за лесом кудрявых тонких водорослей. Выше и выше, я, пробивая лёд лбом, вылетаю наружу и падаю на деревянный пол того же домика в лесу, знакомого уже до тошноты.

Я вновь не могу сдерживаться и рыдаю. Совершенно не отличаю бред от реальности.

А он не пришёл…

Он не пришёл! За окном уже темно, а его всё нет! Я вскочил на ноги и огляделся вокруг! Никого! Выбежал к окну. Рыскаю жадно глазами в поиске столь знакомого человека. Нет, я его упустил? Или он так и не явился? Я не знаю, плевать. Это всё. Сука, это всё! Я прижался спиной к стене и упал на пол. Слабость ударом склонила мою голову на плечо, и я погрузился в мучительный сон.

Непрощённый

Твои потрескавшиеся губы не были такими отталкивающими. Неуловимый запах духов заставлял льнуть к тебе. Каждый раз, уезжая за сотни километров в надежде забыть голос, я был обречён на провал. Возвращался, снова и снова оказывался на твоём пороге и не мог больше никуда идти.

Груб, неопрятен. Резкий на слово и обидчивый как ребёнок. Я был виновен в том, что мы оба падали с обрыва. Ты тянула руки, но я искал лишь то, что было нужно только мне. Ты постоянно за что-то извинялась, искала выход, компромиссы, старалась быть чем-то важным для меня. Но я не видел этого и преследовал сам себя. Что я искал? Плутая по закоулкам собственной гордости, я тебя потерял.

Осквернил всё, что было дорого. Я обижал и делал всё наперекор твоим интересам. Ты звала меня, а я откликался, но лишь затем, чтобы убедиться – я не плохой человек. Так лицемерно с моей стороны. Я должен постыдиться. Но кто я такой, чтобы это признавать? Чуждо мне всё то, что является более простым, чем страдания по самому себе. Я тону. Я тону! Помоги мне!

…и ещё раз прости за то, кем я пытался стать. Лез излишний раз в душу, пытался казаться умным и опытным, хотя ни черта не знал об этой жизни. Я наугад шёл в темноте и нёс полную чушь, лишь бы выглядеть важнее. Для тебя? Для себя.

Теперь я жалок, теперь я здесь. Ночи в сонном бреду. Просыпаться, словно и не спал вовсе. Обычное состояние, и в голове только ты. Твоё лицо образом застывает перед глазами. Даже когда я погружён во тьму, твои черты до сих пор рисуются в воображении. Я не могу отпустить тебя. Холодная вода не спасала. Я бил себя по лицу в надежде очнуться. Убеждал себя, что это лишь мучительный сон, концовка которого вот-вот должна наступить, но нет. Всё дальше и глубже внутри свербит, подташнивает, а голова кружится так, что валишься с ног, поднимаясь чуть выше пояса.

Под стопами скользко, и невозможно здесь находиться. Воздух душит, а огни твоих комнат выжигают сетчатку глаз. Ты мелькала постоянно перед моим лицом, и однажды просто оказалась у меня в руках. Вокруг тишина, и только твоё дыхание даёт понять, что мы оба ещё здесь. Ты молчишь, а я всегда был немногословен, и сейчас смогу хоть что-нибудь сделать, это наш последний шанс! Я не должен упускать это, должен удержать! Ты нужна мне, нужна была, и будешь! Но получится ли быть рядом ближе, чем сейчас? Ведь завтра я уезжаю…

День последний

Он так и не пришёл.

И что теперь делать? Что случилось? Они меня обманули? Это запустит круг заново? Что будет со мной? Вчера всё должно было решиться, но этого не произошло. Вопросы роились в моём черепе, как самая настоящая колония пчёл. Я стал забывать обо всём. Перед глазами расстилалась пелена. В животе урчало, и я пошёл на зов голода. Словно кадры. Предо мной мелькали то мой домик, то уже глубокий лес. Солнце прыгало лучами меж деревьев. Опушка. Вокруг бегали звери. В моей руке мясо, это кролик. Его шея уже свёрнута. Меня не тошнит. Ногти на пальцах длинные и изогнутые. Во рту что-то постоянно скребётся об дёсны. Вечно кровоточат губы. Запах и вкус железа. Над головой день сменяет ночь, ночь сменяет день, и ещё раз.

Сколько я здесь уже стою? Тушка в моих костлявых пальцах отвердела на холоде. Свет прогоняет тьма, тьма пугает свет. Месяцы я скитаюсь здесь. А в животе всё ещё пусто. Смотрю вниз, ноги несут меня назад. В ушах чьё-то постоянное эхо голосом щекочет оставшиеся волосы на голове. Я изгибаюсь на ветру, словно рыба плыву между водорослей и глаза мутные, как хрусталики в грязи. Щёки горят и расходятся на острых скулах. Им нравится, что я такой любвеобильный. Заряжаю пистолет и бросаюсь им, он бумерангом возвращается прямо на игральные карты.

Меня нюхает кабан. Я вздрагиваю и вскакиваю. Животное пугается и убегает прочь. Я лежал в снегу. Кролик был настоящим. Я его убил, находясь в мучительнейшей агонии. Не помню и половины дня, а уже снова темно. Я теряю последние крупицы разума. Хочу домой.

Под ногами нежно хлюпает мокрый снег. Лес мне поёт что-то убаюкивающее. Ко лбу подкатил камень изнутри, и меня клонит в сладкий сон. Я знал, что если поддамся, то больше не встану из этого сугроба и замёрзну насмерть. Я хотел этого, по-настоящему желал, но неведомая сила тащила дальше.

* * *

В окнах горит свет…

…

Я его не зажигал…

…

В окнах горит свет. Он пришёл.

Я принялся аккуратно бежать, но запнулся об рельсы в темноте. Упал, но мигом встал и рванул дальше. Силуэт в окнах застыл, будто стал прислушиваться. Вмиг он пропал где-то во внутреннем свете огня в печи. Он что-то принёс с собой? Я медленно стал обходить дом кругами. Я пытался расслышать его шаги. Громкие. Об старый, но ещё достаточно твёрдый деревянный пол, но ничего. Заглянуть в окна не давал толстый слой инея. Иначе никак, и я должен зайти туда.

Распахнул дверь. Внутрь залетел молодой сквозняк из-за моей спины. Кроткие снежинки залетали внутрь и плавились, восхитительно растворяясь в воздухе. Он стоял там, где и я несколько дней назад. В его глазах зрел ужас.

– Где ты был?! Ты должен был вчера ещё… почему ты опоздал?!

Я побежал к нему, ослеплённый яростью. Перед глазами красный платок. Я не видел ничего, кроме себя, ринувшегося по кругу в маленьком трухлявом домике. Мы остановились на расстоянии около двух метров друг от друга. Пяткой я нащупал топор, опять. Не глядя схватил его и опрометчиво бросился вперёд, но мои ноги меня подвели. В ушах оглушительным хрустом закричали кости, голень образовала новый изгиб. Я упал и застонал. Слезы из моих глаз не смогли никак выйти, но внутри я уже погиб. Он, не теряя ни секунды, схватил выпавший из моих рук топор и прижал к моей шее, пока я держался на ногу.

– Стой, стой, не… подожди… – я сквозь придавленное горло пытался что-то ему сказать. Сам не знал, что это. Я достал разряженный телефон из кармана.

– Пошёл нахуй! – Крикнул он и надавил коленом на топор.

Перед глазами потемнело. Боль стала уходить. Свет пропадает. Спасибо.