Текст книги "Вниз по лестнице"

Я схватил топор и медленно двинулся к выходу. Встав за стеной у порога, мельком оглянулся. Костёр не мог контрастировать днём, поэтому глаза его засечь не могли, но я отчётливо, словно языком, ловлю запах мяса. Где-то рядом, не более чем в сотне метров от моего местоположения, на вертеле или в котелке готовилось недавно убитое животное.

Нос у меня навострился как у орла, и я последовал его зову. Дышал только ноздрями и крался так тихо, что даже сугробы подо мной не хрустели. Я передвигался боком, прыгая от дерева к дереву и прячась за их стволами. Птицы над моей головой не улетали в испуге, постоянно бдящие зайцы не бежали прочь от моей грозно настроенной фигуры. Мимо мелькнула стая волков, справа и слева их серые силуэты кроткими взмахами прыгали перед глазами. На их спины с елей падал пушистых снег. Волки двигались так же бесшумно, как ветер, пробирающийся в форточку. Ни единой сломанной под ногами веточки, ни единого звука, ни единой ошибки. У хищников нет на неё права. Я один из них, и одновременно я чужой для стаи. У нас общая цель, но и достичь её может только один.

Вдруг всё стихло, и волки остановились тоже. Показалась голая опушка посреди дремучего леса. Прямо на её вершине, на проталине, стоял величественный чёрный, как смоль, лось с покрытыми мхом рогами, способными соединить Луну и Землю. Его тело напоминало танк на тонких, но до бесконечности мощных ногах. Могучий зверь не щипал траву, он словно осматривал свои бескрайние владения и внимал их голосам. Он правитель этих окрестностей. Его черный мех отражал солнце и бликами слеплял всех, кто стоит рядом с ним. Я слышал глубокое дыхание лося, своей теплотой растопившего снег под заострёнными копытами. На его боку виднелись глубокие изрубцованные шрамы, проглядывающие сквозь века́ми твердеющую шкуру. Он с боем захватил то, что отдавать сейчас явно не собирается. Но волки посчитали иначе.

Не успели они показать свои скалящиеся морды из кустов, как лось принял максимально устойчивое положение, вкопав копыта в землю, и немного опустил рога, смотря в глаза каждому хищнику одновременно. Я остался ждать до поры до времени.

Один серый кинулся прямо в лобовую. Его жилистое тело двигалось со скоростью молнии, снег за его задними лапами взметал ввысь и рвался за ним, оставляя еле видимый хвост, как у кометы, но этого не хватило, чтобы превозмочь силу и мощь рогатого исполина. Одним взмахом своих трезубцев он отправил волка прямо за верхушки елей, и тот пропал с воем в хвойной белизне.

Другие сразу смекнули, что придётся действовать всем сразу, но местный король и виду не подал, что его это встревожило. Три, четыре. Вся стая ринулась к лосю. С разрывом в доли секунд волки бросались на него по одному, но каждый терпел поражение. Со всех сторон лось был защищён: спереди самые твёрдые кости, сзади мощнейшие и смертельно опасные копыта, которыми исполин активно пользовался и с хрустом разбивал волчьи черепа.

В воздухе витал стойкий запах крови и хруст рёбер. Вся волчья стая выла и скулила от потери сил и осознания невозможности победы над добычей. Раз за разом серая живая лужа, с какой стороны она бы ни зашла, отбрасывалась назад чёрным повелителем. Глаза лося налились кровью, своей и вражеской. С его морды капала багровая жидкость, не принадлежащая ему самому. Он дышал как паровоз и бил с такой же силой. Он словно вылит из чугуна, и волки быстро это осознали. Они поджали хвосты и с пораженческим воем стали отступать, а лось ринулся за ними, догоняя и втаптывая в землю каждого, кто хоть немного отставал от стаи. И он так увлёкся этим делом, что не заметил, как и я бегу по следам, но уже оставляемым копытами. Как самый гнусный предатель и шпион, я крался по пятам и ждал своего часа, чтобы нанести подлый удар. И когда лось отвлёкся на очередного загнанного хищника, я отпрыгнул от рядом стоящего трухлявого пня и взмыл прямо над огромным чёрным телом.

Снежинки щекочут мои щёки. Холод бегает под одеждой. Я лечу в нескольких метрах над землёй. С криком, похожим на рёв первобытного человека, я вонзил топор прямо в лосиный хребет, покрытый белоснежной сединой. Зверь завыл гортанным воплем, мгновенно скинув меня со своей спины. Лось теперь был нацелен только в мою сторону. Мы ходим вокруг одной общей невидимой точки. Я передвигаюсь бесшумно, а он своими копытами сотрясает землю, глазами прожигая меня насквозь. Топор остался в его теле, и нужно непременно вернуть своё единственное оружие.

Тёмный, как тень, расползающаяся при любой возможности в отсутствии света, лось рывком разорвал под собой землю и кинулся в мою сторону, от чего деревья вокруг затряслись и снег начал кучами падать сверху. Одна из них пеленой свалилась прямо на рогатую голову и я, воспользовавшись моментом, отпрыгнул в сторону. Лось пронёсся рядом, чуть не утащив за собой потоком ветра. Казалось, что он увеличивается и скоро вот-вот упрётся головой в небосвод, разорвав его рогами, и пустит в этот ясный день непроглядную тьму космоса, так роднящуюся с его собственной натурой.

Лось стряхнул снег с головы и обернулся ко мне. Ещё яростнее, чем раньше. Его ненависть росла и разрывала его изнутри. Из ноздрей животного огнём вырывался воздух. Вокруг стало по-настоящему жарко, и на моём лбу выступил пот. Мне казалось, что уверенность покидает мои мышцы, но я понимал, что сейчас не время поддаваться слабости. Я обязан выйти победителем, иначе погибну либо от одного его удара, либо от голода.

Топор. Сконцентрируйся на нём. Но как его достать? Древко так высоко мелькает за рогами, что его даже разглядеть трудно, не то, чтоб хотя бы дотронуться пальцем. Всё становилось похожим на невыполнимое задание.

Лось вновь совершил попытку атаки, вмиг сорвавшись с места. Я, что есть сил, кувыркнулся влево, чтобы не быть расплющенным под копытами. Лось кончиком рогов зацепил мою штанину и разорвал её в клочья до колена, но сама нога осталась цела. Тормозной путь лося составил метров пять, пока рогами он не упёрся в ствол дерева.

Я понял, что пока он несётся, сломя голову, то практически не смотрит вперёд. Я могу направить его смертоносный гнев в дерево, а сам скользнуть прямо под ним и забрать затем топор, пока лось находится в ошеломлении от встречи с другим твёрдым материалом. А дальше разберёмся.

Так я и поступил. Я всматривался прямо в багрово-чёрные глаза разъярённого лося и медленно ходил из стороны в сторону, нащупывая наугад за спиной твёрдый ствол ели. Когда я всё-таки смог это сделать, то остановился и будто спровоцировал животное этим жестом.

День клонился к закату. Золотистые блики бегали среди деревьев и отражались от снега. Лось, встав в позу полной готовности, выждал секунд десять, гипнотизируя меня, чтобы я в очередной раз не увильнул от его костяного оружия. Он окунулся в последний, по его расчетам, рывок и просто сносил на своём пути весь мир, разметая в щепки задеваемые ёлки и ели. Огромный чёрный лось надвигался словно ураган, уничтожая всё и оставляя за собой полную разруху. Но его ждал сюрприз, ведь прямо за моей спиной, судя по ощущениям, стояло такое же старое дерево, которое не позволит себя превратить в мелко нарубленные брёвна. Когда между моим мягким телом и смертоносными рогами оставалось метров мять, я, оттолкнувшись ногами от ствола, нырнул прямо под ноги бегущего животного. Над моим затылком пронеслась его морда, пышущая жаром ада. Если бы Дьявол существовал, ему было бы стыдно, что в его владениях так холодно. Я сжался, как ребёнок в утробе, и проскочил прямо между длинных лап, оставшись полностью целым, а лось с такой силой влетел вглубь сосны, она затряслась, заскрипела, ругаясь про себя на языке леса. Зверь застрял рогами.

Чтобы освободиться, ему пришлось упереться всеми ногами в корни и рывками дергать головой, и поэтому его задние копыта не могли выполнять тыльную защиту. Я вскочил на ноги и стремглав прыгнул на огромную горбатую спину, не опасаясь внезапного удара. Схватил топор и вырвал его наружу, вверх полетели чёрные и белые волосы. Лось захрипел и почти перестал пытаться освободить рога. Я спрыгнул на землю и отрубил одну ногу, непропорционально тонкую, как бамбук.

Лось, лишившись опоры, повис, прибитый своими же рогами. Он ревел и кричал. Но вряд ли это были мольбы пощады или помощи, ему было бы стыдно за подобное. Его натура не могла смириться с поражением, принятым от такого ничтожества, как я. Всё это лишь неприкрытая, моментально изнуряющая боль. Я понимал, что такое животное следует удостоить чести быстрой смерти. И поэтому не думая и со всей силы, колышущейся до этой поры, ударил топором прямо в огромный череп. Морда лося разлетелась, как торт от петарды. Огромное тело отцепилось рогами от дерева и упало замертво на растаявший снег. Даже конвульсии не посетили это величественное животное. Оно тихо и спокойно обрушилось, давая этому лесу передышку.

Я припал на колени. Сердце часто стучало, но я медленно терял сознание от усталости. Мышцы ломило и сводило. Я дышал глубоко, и лёгкие горели, вырываясь изнутри в поиске более холодной атмосферы. Я не давал себе отчёта в том, сколько времени уже сижу вот так, просто глядя на свои окровавленные руки и сжимая топор застывшими пальцами.

Я победил, но волки всё это время держались неподалёку и, видимо, ждали, что случится дальше. Их план был ещё более коварным, чем мой. Они бы всё равно сегодня полакомились. Или мясом лося, или человека, пусть второго хватило бы далеко не на всех.

Пока я, опустив голову и сидя на коленях, переводил силы. Вокруг меня и лося образовался рычащий серый круг. Закат почти перетёк в ночь, и хищнические глаза светились в полумраке. Короля больше нет, его тепло угасает, и холод свободно пользуется возможностью расширить свои полномочия. Меня трясло на усиливающемся морозе.

Еще рывок. Есть ли у меня на это силы? Волк прыгнул и лишился челюсти. Силы ещё имеются. Я был решительно настроен отправить эту стаю домой голодной. Скалящиеся собачьи морды переливались и будто смешивались друг с другом, превращаясь в одного огромного волка, заполоняющего собой всё вокруг. Один, второй, и снова они вместо мягкого человеческого мяса получали железный отпор. Вокруг кровь не переставала витать и словно застывала в воздухе, не падая на землю. Мне казалось, что я двигаюсь со сверхсветовой скоростью, а топор с вожделением рвёт волчьи шкуры и кости. Рык стихал, концентрация животной тьмы уменьшалась, и вой становился не таким чётким и уверенным. В волчьей стае скользнул страх, я это чувствовал. Дальше случилось то, что почудилось мне с самого начала. Волки смешались в одного огромного зверя и прыгнули на меня. Я одним ударом рассёк его пополам и оросил себя внутренностями хищного животного. На лезвии топора блеснул последний луч солнца, покидающего этот мир.

С моих плеч свисают кишки, всё лицо наглухо забрызгано чёрной вязкой кровью. На руках мясные ошметки и обрывки шкур. Я даже вижу пар, исходящий от меня. Победа за мной, теперь у меня будет тёплая одежда и еда, пока не явится «он».

Как-то надо было разобраться с таким количеством мяса. С одного волка я содрал шкуру и сразу накинул на себя, чтобы не окоченеть в этой леденящей лесной глуши, а лося разрубил на огромное количество частей и по одной-две штуки утащил в домик.

Костёр пришлось развести, но сделал я это прямо у самого входа и закрыл большими еловыми ветками, валявшимися неподалёку, чтобы пламя было не видно издалека. Ужин был великолепным, я съел достаточно много зажаренного мяса. Пусть и твёрдое, но настолько питательное, что во мне зародилась новая надежда на лучший исход.

Погасив костёр и обглодав последние кости, я запер дверь и лёг спать на брошенную на пол волчью шкуру. В зубах что-то застряло. Мне показалось, что это косточка никак не могла выбраться наружу из моего рта, но когда я сунул туда палец, то ощутил заметно увеличившийся клык.

Ночные гости

За окном выла бешеная вьюга. Она почти сносила напрочь этот домик, словно он был сделан из бумаги. Ставни хлипких оконцев трещали под натиском природы и из последних сил держали оборону. Стены стонали, а между ними внутрь пробирался холод, способный погасить любое пламя по щелчку пальца. Казалось, что потолок вот-вот снимет огромная рука, и чёрное небо поднимет меня к себе сквозь льды.

Я не мог уснуть, ворочался, стонал, находясь в потном бреду. Весь мокрый, под спиной колется волчья шкура. Было ощущение, что её хозяин ещё жив и с того света вгрызается мне в позвоночник. Я перевернулся на один бок, обхватил себя руками и непроизвольно что-то прошептал. Мои губы двигались, но сам я не мог понять, чья речь выходит из уст. Тело больше не подчинялось, оно терзалось в сильнейших судорогах. Зубы трутся друг о друга и мешают. Хочу их вырвать, но пальцы уже не мои. Они зудят, по ним бегает кровь и наливает их синевой. Нарастающий гул разных голосов и звуков, словно радио в моей черепной коробке потеряло единственную волну. Глаза, только они мне ещё принадлежат, и этим решил воспользоваться мой гость.

Дверь была открыта мощным ударом ноги. На пороге стоял силуэт, немного сгорбленный, искривлённый. Казалось, его позвоночник перебит пополам, от чего тело не может держаться в равновесии, и его верхняя часть болтается, как на пружине. Руки-верёвки неприкаянно вихляют на ветру. Гость источал жуткую вонь, она куда хуже, чем от десятков трупов в подвале. Пахло сероводородом. Глаза слезились, но вытереть их я не мог. Силуэт хрипел при каждом вздохе. Он поднял одну руку, указывая пальцем на меня, и тут буквально взорвался! Всё, что было выше пояса, просто исчезло. Но тело не разлетелось на безжизненные куски, а обернулось сотнями многоножек.

Они заполоняют собой всё. Пол двигается, со стен падают склизкие черви. Они бегают под штанинами, под верхней одеждой. По моему лицу скребутся их маленькие сотни пар ножек. Пытаюсь закрыть рот, но по-другому дышать не получается, и я глотаю воздух огромными порциями не в силах остановиться. На губах щекотно.

Одна из сколопендр сидит прямо у меня на подбородке, она болтает усиками. Насекомое словно смотрит прямо мне в глаза. Вдруг, сколопендра перестала ими махать и ринулась в моё горло. Я подавился. Рвотные позывы сдавливают глотку, но многоножка продолжает ползти внутрь. Уже чувствую желудком, что внутри что-то чуждое, лишнее, но она до сих пор болтает хвостом из моего рта и бьёт по щекам, носу, глазам.

В руки впиваются другие твари. Своими клешнями они вгрызаются в моё тело и заползают прямо под кожу. Из моего рта побежала пена. Глаза начали закатываться под веки. Руки и ноги затряслись, словно по ним проводят высоковольтный ток. А я всё ещё в сознании! Моё нутро горит, оно наполнено чем-то движущимся. Я ощущаю каждую из них! Но это ещё было не самое ужасное.

В двери появилась огромная сороконожка. Она была шириной с проход. Её усы протиснулись в домик, доставая до стен. Сколопендра-гигант стрекотала и смотрела, как я корчусь в горячке. Она двинулась ко мне, цокая каждой ножкой об деревянный пол. Панцирь на её спине поскрипывал и издавал звуки, похожие на хруст костей. Она остановилась у моих ног. Опустив голову, сороконожка разинула исполинскую пасть. Даже сквозь покидающее меня сознание я ощутил запах разлагающейся плоти. Эта гигантская тварь принялась проглатывать меня заживо! И начала эта сука с ног, чтобы я всё видел и чувствовал до самого конца.

Спустя пару минут агонии и невозможности пошевелиться, я был уже внутри движущейся живой трубы. По её стенкам бегали пауки с маленькими телами, но с длинными тонкими ножками. По поему лицу то и дело стучали эти тростинки, пока я продвигался дальше под силой сокращения тела многоножки. В ушах непонятный писк и звук, напоминающий дерево, по которому бегают тысячи маленьких насекомых. Что это?

Я ногами уже ощутил свободу, постепенно выхожу наружу. Уже и руки свободны, могу ими махать. Буквально через секунду я выпал из этого отвратительного пристанища прямо на твёрдый пол. За окном уже светает, а на мне чистая одежда. Вокруг никого. Сон, лишь ночные кошмары. Захотел протереть глаза, но острыми и длинными, как у орла, ногтями порезал веки.

День второй

На руках огромные ногти, чернеющие к основанию. Я буквально слышу, как они удлиняются. Это звук проведения металлическим лезвием по вымазанной извёсткой стене. Медленное шуршание, от которого по спине бегают мурашки. Опять голод. Я съел почти всего лося, но до сих пор в моём животе словно и не появлялось ничего. Желудок прижимается к позвоночнику и тянет за собой мышцы живота. Рёбра слабо щекочут лёгкие. Я должен сделать многое…

И ничего…

Я не могу сделать всё сразу…

И не должен…

Но это я…

Глупый и привередливый…

Заблудись сам в себе и откроешь то, что было утеряно годы назад. Ты видишь это так же, как и я? Тошнотворный образ, созданный на скорую руку. Ты сам его сторонишься, но раз за разом в итоге возвращаешься к началу.

Не пытайся…

Ты же сам знаешь…

Гул неизвестных мне голосов. Их разговоры наполнены бессмысленными тезисами. Клубком стянуты их мысли и желания. Никто не знает, что находится за очередным углом. Повороты нарисованы, их нет. Каждый раз идёшь по пятам, каждый раз по протоптанным дорогам, след в след. Выбор очевиден и совершён уже задолго до тебя. Суеверный глупец и скиталец.

Ты слышишь…

Ты их тоже слышишь…

Прямо за спиной…

Ты чувствуешь? Дыхание. Прямо между лопаток. Холодок бегает по шее. Волосы щекочут уши и чешутся мочки. Что-то колется под мышкой. На затылке шевелятся волосы.

Ты падаешь…

Ты упадёшь тоже…

И я провалился в глубокий обморок. Свет перед глазами просто выключился. Всё тело онемело. Я ощутил лишь удар лицом об деревянный холодный пол. Занозы впились в щёки. Содрал кожу там, где висели вековые сонные мешки. Разбитая верхняя губа пульсировала посреди этой темноты, и кровь струилась в рот.

Справа скрежет маленьких когтей. Не проявив картинку перед собой, я молниеносным движением руки, преодолев звуковой барьер, схватил белку прямо за голову. Вмиг сломав ей шею с тихим хрустом, я поднялся. Веки до сих пор сомкнуты. В ладони тёплое меховое нечто. Уже и не дёргается. По пальцам стекает что-то неприятное. Беличья шерсть становится мокрой. Я машинально подношу мясо ко рту и откусываю лапу. Тонкие косточки ломаются под натиском моих челюстей. Заострённые зубы легко разрывают шкуру и плотное мясо.

Это точно была белка. Я посмотрел на то, чем только что позавтракал, и даже не стал привередничать. Было вкусно. Схватив двумя руками маленькое тельце, я впился клыками в самую середину. Рёбра и позвоночник стёрлись в труху и распались на десятки маленьких составных частей. Внутренности попадали прямо мне под ноги, источая пар. Я рычу и смакую белку. Уже не живую, но свежую белку. Как я смог её поймать? Неважно. Уже ничто не важно.

На пол я бросил один хвост. С подбородка капает кровь. Зубы стали ещё больше, и рот почти перестал закрываться. Теперь в нём остаётся промежуток, открывающий взор на два ряда бритв. Стёр пот со лба на макушку, на пальцах остались целые клока чёрных волос. Я провёл руками по всему черепу. Вниз дождём посыпались тонкие чёрные нити. Голова осталась лысой.

Ты и был таким…

Я резко крутанул головой.

Сопротивляться абсолютно глупо. Ты его уже видел раньше…

Я, словно в тумане, отпрянул назад и ударился спиной об стены.

Ты знаешь, куда тебе идти. Так не стой. Она ищет тебя…

Дружана. Она тоже таит множество секретов. И она не ждёт. Этим и воспользуюсь. Но я не могу появиться в деревне незамеченным. Они находятся на плоской поверхности. Только снег и ни одного холма, ни одного дерева вокруг поселения. Я буду моментально замечен. Ждать вечера тоже глупо. Не могу терять времени, его ценность увеличивается с невообразимой скоростью. Выбора нет, рвану в лобовую. Но и к этому надо подойти с умом.

Моя несвойственная для этих мест одежда моментально привлечёт пристальное внимание. Я спустился в погреб и стянул с большого охотника его огромный полушубок серого цвета. Он был измазан кровью на одном боку, но это не страшно. Я смог закрыть голову кожаным капюшоном, чтоб хотя бы дойти до стен, не вызывая бурю подозрений со стороны наблюдателей деревни.

Топор я сунул в широкий рукав и ладонью держался за лезвие, протянув деревянную часть вдоль руки. Пригнувшись, я бежал напрямик по направлению к поселению. Солнце взошло высоко, и моя тень терялась под ногами. Лучи топили поверхность сугробов, и те нещадно плавились. Двигаться бесшумно как вчера не получалось, и я с оглушающим хрустом продавливал в снегу глубокие следы.

Становилось невыносимо жарко. Капли пота со лба текут по щекам прямо в рот, открытый и жадно хватающий прохладный воздух. Шуба душила своей тяжестью и жаром, но снимать её никак нельзя. Я готов что угодно сделать, лишь бы было не так утомительно жарко. Силы уходили в огромных масштабах, и когда до деревни оставалось не более двухсот метров, ноги стали подкашиваться, а дыхание полностью сбилось.

Я заметил, как кто-то со сторожки, которая высится над деревянным забором из толстых круглых необтёсанных брёвен, машет мне рукой. Приблизившись ещё метров на сто, я услышал, как в мою сторону выкрикивают имя – Борич. Они приняли меня за другого. Опустив голову, я сбавил шаг и постарался затушить громкие глотки необходимого кислорода. В боку кололо, и я старался не подавать вида, что эта боль пронзает тело насквозь.

Маленькие двери были отворены сухим высоким сторожем. Он только открыл рот, чтобы что-то сказать. Я не стал медлить и ждать, пока он различит моё лицо под капюшоном, и клином топора ударил его прямо в рот. Сторож сразу отпрянул, харкая кровью и выплёвывая коричневые сгустки. Его глаза намокли. Он принялся пальцами проверять наличие хоть каких-то зубов и замычал.

В его глазных яблоках мелькало моё отражение. Мне стало жутко от самого себя. Я сам понимал, что безумие бесповоротно захватывает моё тело, и противиться ему нет смысла. Я накинулся на опешившего сторожа, повалил спиной на мокрый снег и придавил его горло топорищем. Жал так сильно, что его лицо посинело буквально через пару секунд. В белках глаз моментально лопнули все сосуды. Он схватился за душащее орудие, но сил не хватало, чтобы поднять меня, практически сидевшего на горле. Сторож пытался вдохнуть, но от этого терял последнее, что наполняло его лёгкие. Недолгая борьба закончилась обильным выделением слюны, стёкшей с уголков губ прямо на землю.

Вокруг пока никого. Я сделал всё тайно, никто не увидел и не услышал этого преступления. Найдя маленький наточенный ножик во внутреннем кармане его шубы, я отбросил топор как слишком громоздкое орудие и двинулся вглубь деревни.

Как я найду Дружану? Будет невероятно глупо выйти прямо на центральную площадь и просто выкрикнуть её имя. И что мне делать, когда настигну её?

– Ивар!

Прямо за углом очередного домика послышались мужские голоса. Я чудом попал именно в тот момент, когда своими восклицаниями они предупредили о своём присутствии, нарушив полную тишину вокруг.

– Ивар, замени Ратмира в пятой сторожке! Он уже несколько суток там сидит. Даже Дружана разрешила предоставить пост кому-нибудь другому, а он всё надеется, что она пустит его вне очереди.

– Ахаха, да-да, – послышался второй мужской голос. – Слышал о его желании стать её суженым. Но Лупа ему уже не опередить. Ладно, пойду за ним. Не захочет добровольно, так пинками выгоню. Какой прок от спящего сторожа?

Тут из-за поворота, минуя меня, вышел весь перепачканный грязью житель деревни и направился прямо к тому месту, где я совершил очередное убийство. Если он заметит тело, то тут же завопит и поднимет тревогу, а это совершенно не входит в мои планы.

Словно тень я двинулся за ним, ровно попадая в такт чужих шагов, скрывая и звук своих. Как только нашему взору открылось лежащее тело, когда сторож сжал в руках старую деревянную винтовку, я вонзил всё лезвие ножика ему в висок. Он упал, и опять ни звука. Словно наступили на маленькое яблоко. Никто бы и не понял, если бы не знал, что это не фрукт.

Я оттащил обоих в тень между стеной и рядом стоящим домом. Там было сыро и пахло старыми дровами. Тут их найдут, но не скоро, по крайней мере, а сейчас я должен оказаться перед Дружаной.

Я не мог вспомнить точно, в каком из домиков проснулся в тот раз. Все они выглядели пугающе одинаково, будто кругом я ходил среди трёх избушек. Но одна из них показалась мне особенной. Над входом в неё висели огромные оленьи рога, придавая строению вид дворца по сравнению с другими хибарами. Между этим домишком и мной было открытое пространство, и солнце над головой не давало даже намёка на приход тьмы. Поэтому я должен сделать всё быстро, как ветер пробежав пару десятков метров.

Деревня словно полностью опустела, абсолютная тишина. Ни в одном домике не горит свет, ни из одной трубы не клубится дым. На улице на снегу даже следов не видно. Всё вымерло. Не дожидаясь раскрытия ловушки, я сломя голову ринулся к дому с рогами.

Звуки моих шагов сбрасывали сосульки с крыш, и те падали, разбиваясь при встрече с обледеневшим снегом. Но до сих пор никто на меня не показывает пальцем, раскрывая моё нежелательное присутствие. Оказавшись на пороге, я осознал, что дверь была открыта будто специально. Медленно, с небольшим скрипом, я отворил её и осторожно зашёл внутрь.

Пол под ногами скрипел, не желая принимать незваного гостя. Горели свечи, выставленные у какого-то алтаря, сложенного из необработанных веток и пары коротких брёвен. По всей стене висели маленькие огоньки и капали воском на пол, полностью залитым скользким слоем. Я не сразу заметил, как посреди веток вытянулся силуэт с черепом на голове. Знахарка, желавшая недавно отправить меня прямиком в яму. Она была полуголая. На ней лишь бежевая ряса, открытая спереди. Я видел сморщенное старое тело, обильно покрытое волосами. Всё, что было ниже пупа, полностью заросло чёрными кудрявыми зарослями, заканчивавшимися только ближе к коленям. С головы свисали листья на нитках, а в ладони знахарка вертела изогнутый, но явно заточенный не так давно серп. Она словно ждала, пока я не увижу её, и одним движением руки, отдав приказ ветру, захлопнула за моей спиной дверь.

Я на секунду обернулся, чтобы удостовериться, что оказался заперт, а повернувшись обратной к мерзкой знахарке получил прямо в лицо каким-то порошком, моментально одурманившим меня. Её тело превратилось в рябь, всё дребезжало перед глазами как круги, пущенные по воде. Веки сомкнулись, и я провалился во тьму. Но ненадолго.

Знахарка повернулась ко мне спиной и стала отходить обратно к стене с множеством свечей. Я резко вскочил и бросился на неё, но не успел занести руку, вооружённую ножом, как она возросла до самого потолка и откинула одним взмахом ноги. Её лицо словно обуглилось. Губы скрошились, и кривые острые зубы защёлкали с оглушительной громкостью. Она шипела как змея, а её язык свисал до самого пола и обвивался вокруг ног, двигаясь ко мне. Я попятился от знахарки, но язык меня схватил за ботинок, и я резким движением отсёк примерно сорок сантиметров извивающегося склизкого мяса. Знахарка завизжала, глаза её запылали пламенем. По всему домику ходило эхо сотен голосов, издаваемых всего одним ртом. Волосатая старуха бросила серп в мою сторону, но промахнулась, и я успел встать и принять позу, готовую хоть к обороне, хоть к атаке. Знахарка отпрыгнула одной ногой и полетела по направлению ко мне, указывая длинным пальцем, превратившимся в один коготь. Я вильнул в сторону, но меня успели схватить за ногу и поднять в воздух. Дыша гнилью прямо мне в нос, тварь скалилась. Открыла рот, в котором пульсировало горло, изнутри покрытое шипами. Но, даже вися вниз головой, я не утратил ориентации в пространстве и вонзил нож в предплечье твари. Она зарычала и кинула меня в свечи, от чего моя шуба затлела, и большая часть огоньков сгинула, утратив былое полыхание.

Домик погрузился во тьму. Я это понимал, но продолжал видеть ясно, как при солнечном свете, чего не скажешь об этой ведьме. Она явно потеряла зрительный контакт с окружением, мотала головой и махала руками. Уже пожалев о своём последнем действии, она вернулась в первоначальное состояние.

– Грязный! Грязный пёс! – рычала она и ходила в темноте на ощупь. – Я найду тебя и выпущу кишки, а потом обмотаю вокруг твоей поганой шеи! Гнида! Сука! Дружана ещё пожалеет, что не сразу отрубила твою башку, ты…

Я, не дослушав столь сладких изречений, подбежал и ударил кулаком прямо в морщинистый живот. Знахарка скрючилась, застонала и упала на колени.

– Гнида! Я тебя сожру заживо! – кричала она, обжимая руками тело.

Я молчал. Мне не было смысла говорить что-либо. Я видел её так же ясно, как днём. Я пнул её ногой в лицо, что было сил, и она как бумажная улетела к стене.

– Стой, стой! Прошу, прекрати, не надо! – умоляла знахарка, в ужасе всматриваясь в темноту, в которой могла различить лишь блеск моих глаз и ножа в руке.

– Зачем мне останавливаться? Расскажи-ка. – Шептал я с угрозой, подходя всё ближе к отвратительной фигуре, вжимающейся в стену.

– Я могу помочь тебе! Приведу тебя к Дружане, мы тебе поможем…

– Себе помогла бы…

Знахарка услышала тихие приближающиеся шаги и поняла, с каким намерением я к ней двигаюсь.

– Нет, нет, нееееееееееее…

Я вонзил нож ей прямо в челюсть снизу и отпустил рукоять, встав поодаль насладиться зрелищем. Она хваталась за то, что проткнуло её лицо насквозь и кончиком лезвия торчало где-то изо лба, но не могла вытащить. Фыркая, жуткая старуха извивалась и стучала пятками об пол. Она долго не могла расстаться с жизнью. Я уже собирался уходить и повернулся к двери, как она без каких-либо помех произнесла: «Не пытайся изменить себя…», и сокрушилась в мощнейшем выдохе, оросившем вонью всё вокруг.

Я выбежал на улицу. Толпа людей стояла и разглядывала меня пристальнейшим образом. Они создали круг у крыльца и словно ждали, кто выйдет наружу победителем. По взглядам я понял, что моя немного изменённая внешность привела деревенщину в неописуемый ужас. Их тела тряслись, и в лицах рисовалась полная готовность сбежать отсюда. Из домика прямо мне под ноги текла кровь, образуя огромную багряную лужу. В ней я увидел себя. Зубы клыками торчали из-под губ, руки уже не были похожи на человеческие. Я сел в снег и закрыл лицо.

Толпа зашепталась, ко мне приблизились кроткие шаги. Я поднял глаза и увидел девочку, решившуюся выбраться из сгрудившихся сельчан. Страх сковывал её тело, но она с интересом изучала меня. Моя голова была на уровне её груди, поэтому я немного поднял подбородок, чтобы смотреть прямо на неё. Она протянула ладони и стала ощупывать моё лицо. Маленькими пальчиками она водила по щекам, тщательно дотрагиваясь до изуродованных частей. Ладонями гладила по глазам и бровям, на некоторое время закрывая мне взор. Остановилась на моих губах. Она большими пальцами водила по ним из стороны в сторону, словно стирая с них что-то. И тут я заметил, как по детскому лицу побежала горькая слеза. Она была одна, но тащила в себе всю горькую обиду. Я был для девочки кем-то важным, но сам не знал, насколько. Для меня все эти люди совершенно чужие, а вот я для них кто?