Текст книги "Вниз по лестнице"

Спина Костерука вздувалась, и каждое ребро, видимое даже сзади, отходило от другого на несколько сантиметров, а потом сжималось обратно, производя оглушающий плач. Я достал ультрафиолетовые палочки, приготовившись бросить их в чувствительные глаза Костерука и вынимая пистолет. Я огляделся по сторонам. Ещё два выхода вели отсюда помимо того, через который мне удалось проникнуть. Судя по отсутствию шороха из них, эта особь скорее всего одна, но это может быть лишь только на данный момент, поэтому медлить никак нельзя. Я вынул пистолет с пулями, головка которых заполнена обычной поваренной солью, ведь на неё организм Костеруков реагирует очень бурно. А точнее разлагается на глазах, шипя и вспучиваясь, как взбиваемая пена в чашке кофе.

Я прицелился и поймал очередной всплеск света наверху. Костерук не успел двинуться, и на его глубоком вдохе я выстрелил в серую спину. Вместо плача раздался оглушающий визг, и Костерук тут же повернулся ко мне. Оказалось, он сидел на коленях, а его ноги утонули в куче мусора. Запах ананасов стал таким, словно я носом окунулся в чашку со свежевыжатым соком. Костерук когтями почти дотянулся до меня, опираясь на свою культяпку. Его ярко-красные глаза, сверху покрытые густыми бровями, уставились прямо в мою сторону, но смотрели словно сквозь. Уродливая морда, лишённая носа и губ, оскалилась оставшимися длинными резцами, как у крысы, и не успел Костерук замахнуться, как я выстрелил ему прямо в разверзнувшуюся пасть.

Он резко смолк и схватился за горло той рукой, на которую опирался, и свалился впалым животом вниз, всё ещё другой лапой стараясь схватить меня. Я бросил к его глазам бусинкам пару ультрафиолетовых палочек, и Костерук сомкнул кожистые веки, задыхаясь в попытках получить хоть немного воздуха. Я подошёл, уже не боясь его длинных рук с ногтями, похожими на большие рыболовные крюки, и достал отцовский нож с надписью на лезвии: «Да простит тебя всевышний», и перерезал горло этому существу. Его тело сразу обмякло, и мне даже не понадобился свет, чтобы понять, что он быстро истекает бурлящей кровью, что является основным источником запаха вполне себе приятного фрукта. Я не знал, к кому обращена красивая надпись на лезвии, и кого должен простить всевышний – существо, представляющее из себя порождение тьмы и греха, или того, кто лишил жизни чудовище, пусть и противное самому Богу.

Кровь с лезвия с шипением сползла сама, и я убрал нож в кобуру у пояса, спрятав под кофтой. Собрал палочки и сложил в прежний карман. Неплохо было бы постирать куртку после этой вылазки. На часах полночь, и мне пора выходить. Я снова принялся регулировать работу сердца. Уверен, внешне по мне никак нельзя было понять, что сердцебиение достигло трёх ударов в секунду, давая самое чёткое зрение в мире людей посредством быстро бегающей по телу крови, полной витаминов и кислорода.

Я надеялся, что набрёл на гнездо Костеруков, но пока ничего не видел и не слышал, хотя это не значит, что я был здесь один. Эти существа передвигаются крайне тихо, а светящиеся глаза, полуслепые и ненужные для жизни в темноте, закрыты, в то время как уши передают разуму полную картину об окружающем мире.

Справа по бетонному полу зазвенела пустая алюминиевая банка, я пригляделся и заметил высокий тощий силуэт. Ещё один Костерук прибыл на зов собрата и выпрямился в полный рост. Опираясь на непропорционально тощие ноги, новый Костерук поднял длинные ладони в воздух для удара. Я отскочил в сторону и чуть не напоролся боком на торчащий из бетонной плиты металлический прут. Я подбросил в воздух ультрафиолетовые палочки, но Костерук закрыл глаза, и ему было абсолютно плевать на то, что могло навредить его зрению.

Сучий потрох!

Я снова достал пистолет и чуть не выронил его, на лету поймав вспотевшими ладонями. Меня обуял страх, и адреналиновое напряжение застучало в висках, потому что как минимум ещё два Костерука выползли из левого прохода. Я выстрелил наугад, утратив с концентрацией и остроту зрения, и попал, судя по оглушающему воплю, как минимум в одного из них. Тут же загорелись пары светящихся глаз, уставленные на раненного Костерука. Воспользовавшись их секундным замешательством, я вынул оружие, которое сам сделал ещё лет десять назад – ультрафиолетовая граната. Маленькая, со спичечный коробок, но взрывалась светящимся, как солнце, порошком. Я нажал на таймер и бросил её в середину этой клоаки между мной и тремя Костеруками. В последний момент успел прижаться лицом к земле и на всякий случай закрыться курткой. Граната рванула, и даже сквозь веки я чуть не ослеп от фиолетовых лучей надо мной.

Визг существ заполонил всё пространство, а стены затрещали. Когда жгучий, уже сходящий на нет, свет стал угасать, я поднялся на ноги и выстрелил в каждого Костерука, их кожа была обожжена до корочки. Они упали на землю и забились в конвульсиях. Я был слишком близок к провалу, поэтому опрометчиво кинулся к первому упавшему на землю Костеруку, на ходу обнажая отцовский нож. Существо точно меня услышало, ибо иначе трактовать его удачный удар не получается. Своими острыми когтями Костерук сорвал с меня левый рукав куртки, пробившись к коже даже сквозь плотный серый свитер. Я вскрикнул от боли, и вместо точного удара по горлу, которого обычно хватает для завершения дела, я махнул куда-то под остроконечное ухо, и Костерук успел отвернуть голову до второго моего замаха. Он вскочил на ноги и дёрнул в сторону ещё двух тварей, валявшихся на захламлённом полу.

Я с молниеносной скоростью выстрелил в спину бегущему костлявому существу, и оно, словно пытаясь ухватиться за прилетевшую в позвоночник пулю, стало царапать то место, где тонкая кожа уже пузырилась, как кипящая вода. Костерук упал в кучу с другими, что только осложнило для меня задачу. Я быстро перезарядился, использовав вторую из трёх обойм, и выстрелил со злости в это месиво из мускулов и сухожилий. Как минимум один из Костеруков полностью обмяк и сложился под ещё двумя телами.

Я по кругу подбежал к оставшимся, на ходу подняв с пола ультрафиолетовые палочки и сунув в открытые веки по штуке на глаз. Сам удивился своей скорости, и уже двое из выживших Костеруков оглушены. Я небрежно убрал пистолет за пояс с риском выстрелить в свою же задницу, и полоснул обоих Костеруков по венозным вытянутым шеям. Они упали замертво, и лишь случайные оставшиеся рефлексы заставили одного из них ещё несколько секунд дёргать кривой ногой с распухшими суставами.

Я отошёл в сторону и привалился к стене. Рана на руке резалась, будто в неё на живую влили перекиси, не пожалев, как минимум, половины бутылька. Плечевой сустав медленно опухал, и рука немела, превращаясь в мясную обузу. Я расслабил шею и ударился затылком об каменную склизкую стену. Ощущение, что сейчас вырублюсь, но впереди послышались ещё шаги. В лучах мелькнувшего сверху света передо мной предстал ещё один Костерук. Я таких никогда не видел, он был намного выше всех тех, что встречались мне за всю жизнь. Его руки как стволы деревьев, а вместо беззубой пасти красовался целый набор клыков на мощной нижней челюсти. Он не пищал и не плакал на высоких нотах, а рычал, как большая собака, и глаза его светились белым, никак не красным.

Это должен был видеть отец, а не я.

Чудовищного размера Костерук принюхивался, крутя маленькими светящимися глазами по сторонам. Наверное, эта особь была полностью слепа, но этот недуг с лихвой компенсировала исполинскими размерами, холкой доставая до верха канализационного жёлоба. Я подумал, что надо бы дотянуться до пистолета, но его я убирал левой рукой, которая сейчас совсем отсохла, а правой без шума не смогу залезть под спину, полностью прижатой к стене. Благо, успел изваляться в местном мусоре, и отменный, но всё-таки не идеальный нюх Костерука неспособен меня различить. Я сбросил сердцебиение и застыл, как сидящая статуя. Ультрафиолетовые палочки, ещё пара штук, валялись у ног исполинского животного, но его это явно не волнует. Подумав, что меня уже здесь нет, он приблизился к погибшим собратьям и схватил их одной рукой за щиколотки, как мёртвые тушки куриц, и поволок во тьму одного из тоннелей, оставляя за собой ручей чёрной крови.

Теперь я услышал его плач. Он был похож на сбивчивый мужской, словно человек ревел впервые в жизни, всхлипывая театрально и гоняя сопли туда-сюда по носу. Я вдохнул впервые за то время, пока чудовище показалось здесь, испустив в воздух густой пар. Машины сверху ещё раз окатили светом это гиблое место, и я встал, отходя к проходу, через который забрался сюда. Это пиррова победа, и сейчас не время вступать в схватку с противником, к которому я не был бы готов даже в самом начале.

«Уходи. Правильно. Ты знаешь, что так будет лучше».

Вернувшись по узким коридорам к тоннелям с рельсами, я подождал поезд и снова засёк две с половиной минуты. В этот раз мне хватило одного забега, чтобы вернуться к платформе, где по другую сторону стоял юноша в наушниках поверх шапки с помпоном и вряд ли услышал мои потуги забраться с рельс наверх с помощью одной дееспособной руки. До закрытия метро оставалось полчаса, и я мчался по движущемуся вверх эскалатору. Тот же охранник, но уже более бодрый. Он подбежал ко мне, окровавленному и измотанному.

– Что с вами? – хрипло спросил мужчина.

– На меня напали. Люди с балаклавами на лицах. – Я указал пальцем здоровой руки вниз, и охранник рванул туда, достав из кобуры резиновую дубинку. Я уже хотел уточнить, что их якобы было несколько, но этот храбрый, или же крайне глупый, человек уже спустился.

Конечно, он там никого не нашёл, кроме парня, который, скорее всего, всё ещё стоял лицом к рельсам и даже не услышал охранника, пыхтящего от этого короткого забега. Я поймал взгляд кассирши, глядевшей на меня, как на тигра, внезапно оказавшегося по её сторону клетки. Я кивнул ей и поспешил на улицу. Снова начался дождь. Это хорошо, капли крови не приведут возможных преследователей к моему дому.

3

Костерук занёс в рану инфекцию, и теперь рука полностью онемела. Отец говорил, что нужна горячая ванная и чай, а ещё лучше – водка. Глубокий порез тянулся от плеча и как-то добрался до середины груди. Эта тварь чуть не отрубила мне сосок. Не то, что бы велика была утрата, но я уже сильно привык, что их два. Не больше и не меньше. Я выпил кучу антибиотиков и залез в ванну с такой горячей водой, что еле опустил ноги. Сжал зубы, и они заскрипели в этой влажности, в которой густо запотели все зеркала.

Я оставил на поверхности воды лишь глаза со лбом и колени, из-за роста просто не влезшие под воду. Боль потихоньку отпускала, и я надеялся, что это не временное ощущение, и боль не вернётся с удвоенной силой. Сейчас мне снова нужен его совет. Уверен, отец вернулся бы абсолютно целым с этого плёвого задания, да и голову белоглазого с собой бы забрал как трофей. А я здесь отмокаю, пытаясь зализать раны как побеждённая псина.

В отцовском блокноте точно есть записи об увечьях, причинённых Костеруками, но он лежит в прихожей, да и мокрыми руками не полезу. Я его немного помял в этот раз, придётся заменить обложку.

Я практически уснул в воде и очнулся, когда она уже заметно похолодела. Пришлось выбираться, пока не окоченел. Зеркала отпотели, и я даже не сразу обратил внимания, что вижу в них отражение человека с вполне здоровыми руками. Тонкая, до сих пор багровая, полоса выглядит как обычный порез, опухлость прошла, и боль притупилась. Осталось поспать, и завтра станет лучше. Должно стать, ведь скоро следующая вылазка.

4

На многих языках мира название этого существа пишется и даже произносится одинаково – Ла́рва – червь, личинка, опарыш. В моём случае этот червь размером со взрослого быка и обитает под землёй примерно на той же глубине, что и Костеруки, но предпочитает больше канализационные стоки, чем туннели метро. Опять придётся лезть в грязь и вонь, неужели я в детстве так радовался, что смогу быть Загонщиком, как и мой отец?

В районе на юго-западе, где давно люди жалуются на гнилостный запах от воды, остающийся даже после кипячения, взорвались трубы. Оттуда не только полилась горячая вонючая вода, но и поползли тысячами белоснежные личинки, которым плевать на температуру. Меня посетили сильные рвотные позывы, как только я представил, с чем придётся столкнуться вновь. Да, это не первая моя Ларва. Вроде бы, третья, или даже правильнее сказать вторая с половиной. Ту мы убили с отцом вместе, когда мне было восемнадцать, и тогда я заблевал все свои сапоги, которые не так давно купил, чтобы выглядеть подобающе Загонщику.

Помню, как сильно покраснел, когда папа объяснил, откуда берутся Ларвы. Я надеялся, что он шутит, но отец с самым серьёзным выражением лица поведал, что Ларва – это сгусток огромного количества спермы, спущенной в унитаз. И не стоит удивляться, если Ларвы заводятся в канализациях под детскими домами или солдатскими казармами. Вся эта масса гниёт и одновременно сливается в издёвку над самой жизнью, которая должна была погибнуть при первом столкновении с холодной водой в унитазе. Это существо не вызывает у меня страха, всё место заняло омерзение. Люди отвратительны, будем честны, если их руками вершатся такие истории.

Сейчас под видом сантехника я отправился к нужному дому. Напротив от того, где нашли личинок. На плечо повесил небольшую сумку со своими примочками. Ларвы не живут там, где кормится их потомство, а в доме по соседству люди жаловались на постоянное жужжание труб. Скорее всего Ларва вынашивала ещё одну порцию личинок и распухла так, что упёрлась своим телом в каждую трубу, что протянулись вокруг склизкой мерзости. Подъезд был без домофона, и у деревянной двери в старый трёхэтажный дом меня встретила старушка, упёршись руками в бока.

– Неделю назад писала и звонила в управляющую компанию! – она грозила кулаком. – И где вы были?

– Напарник заболел, меня срочно вызвали из другого города, – я нёс полную чушь, придумывая на ходу, – мне нужно в подвал.

– Хорошо, что я сразу попросила у Гены ключи, – уже совершенно смягчённым тоном заговорила женщина, доставая из выцветшего халата связку. – А то бегали бы его искали, и вы бы опять ушли, а трубы гудят страшно, спать невозможно. Вода стала как из лужи, да даже хуже!

– Я всё посмотрю и починю, обещаю.

Она махнула рукой и продолжила искать ключ из десятка одинаковых на вид.

– Знаем мы ваше «обещаю». Через месяц загудит снова, так опять не допросишься сантехника. А ты почему, кстати, один? Сказали, пришлют двоих. Да и рано ещё, на шесть вызывали, а сейчас только три.

Я сам не осознавал своей удачи не попасться на глаза настоящим сантехникам, хотя разрыв всего в три часа был мал, и придётся действовать чуть быстрее, чем я рассчитывал.

– Но вам же удобнее, чтобы я днём лазил по подвалу, а не вечером, когда уже все спать ложатся?

– И то верно, – старушка покивала головой, и белая длинная прядь волос выпала из-под её ободка. Жительница сначала попыталась сдуть её с лица, а потом резким движением заправила за ухо, из-за чего уронила связку с ключами. – Ебиттваймать. Извините.

– Ничего страшного, – я успел нагнуться быстрее неё и взять связку ключей из лужи после вчерашнего дождя, который сегодня полностью сменился на тёплую солнечную погоду. – Этот ключ?

– Да, точно, угадал. Пойдём за мной.

Старушка мигом переступила высокий деревянный порог подъезда и шагнула в темноту. Я чуть не врезался, потому что она встала у лестниц, ведущих в подвал, а лампочки на этом пролёте не было. Я достал из пояса с инструментами фонарик и включил, направив его от себя и осветив плечо женщины. Она уже вглядывалась во тьму подвала, хотя что она там могла увидеть?

– Я с тобой не пойду. Как закончишь, так зайди ко мне и отдай связку, я живу в третьей квартире. Это та, что справа на первом этаже, вон там, – она махнула рукой в сторону и посмотрела мне в глаза, – ты уж только постарайся, а то житья никакого нет с этими трубами.

Я вспомнил, как уже обещал приложить все силы, поэтому на этот раз просто кивнул, и старушка, улыбнувшись, кивнула в ответ.

Я начал спуск в подвал, открыв тугую дверь. Начинало знакомо пахнуть, и запах достаточно быстро превратился в вонь. Из сумки я достал маску, пропитанную низкопроцентным раствором йода, сменил режим маленького фонарика на ультрафиолетовый, и достал большой фонарь. К счастью, Ларвы полностью слепы, в отличие от Костеруков, да и слух у них практически отсутствует. Единственное, чем они опасны, так это своим резким выбросом газов вкупе с сотнями личинок, у которых имеются зубы, выпадающие к более поздним стадиям развития.

Чем дальше я шёл по подвалу, ведущему к канализациям дома, тем гуще на стенах проявлялись светящиеся под ультрафиолетом белые пятна. С потолка, растягиваясь как сопли, тянулись матовые нити. Отец говорил, что главная Ларва, выросшая до огромных размеров, издаёт звуки, похожие на бульканье густого кипящего супа. Впереди, превращаясь в тошнотворное эхо, был источник подобных шумов. Мои сапоги прилипали к полу, и приходилось прикладывать небольшие усилия, чтобы шагать дальше. Ноги буквально чавкали, и чем дальше, тем громче, пока фонарём я не осветил комнату, где все трубы сливаются в одну большую, которая уходит перпендикулярно в землю, а вокруг неё растёт отвратительная Ларва, как гриб на стволе дерева.

Она пульсировала, словно еле бьющееся сердце, покрытое тающей сахарной глазурью. Я изо всех сил держался, чтобы не сблевать в маску, потому что захлебнуться собственной рвотой было бы совсем стыдно. Из-под вялого тела по полу ползли личинки, направляясь к ржавым трубам, тянущимся вдоль стен и над моей головой. Мне казалось, что я слышу еле различимый писк и что-то похожее на звук крупы, которую вываливают в пластмассовую тарелку.

Ларвы не боятся жара и холода, а внешняя оболочка хоть и выглядит непрочной, но практически никакой нож не может её проткнуть, и чтобы добраться до сердцевины Ларвы, похожей на зарождающийся куриный эмбрион, нужно придумать что-то похитрее.

Однажды отец предоставил мне возможность самому подумать, как сломать защитную оболочку Ларвы, но я в первую очередь вспомнил об огне. Папа сказал, что от открытого источника пламени Ларва только сильнее начнёт вонять, и лишь личинки полыхают как бенгальские огни. Могу повторить раздел по Ларвам в блокноте отца почти наизусть, но перед выходом всё равно перечитал его краткие заметки.

«Ларвы. Образ бесконечной похоти человеческой.

Ларва – признак грязных помыслов, которым не нашлось иного выхода, и задача Загонщика сохранить в тайне сей грех, саму возможность существования Ларвы в нашем мире.

Сильные стороны: прочный внешний покров, чем-то схожий с хитином насекомых. Ядовитые пары, выделяемые Ларвами, могут ввести человека в состояние потери сознания или даже убить. Личинки способны забираться под одежду и мешать Загонщику победить Ларву матку.

Меры предосторожности: плотная защита всего тела, желательно резиновая, кроме глаз. Загонщики имеют некоторый иммунитет к парам Ларвы, и очки, быстро запотевающие в её присутствии, сильно помешают. Обязательно необходимо защитить дыхательные пути.

Слабые стороны: слепота и глухота. Сердцевина, которая гибнет даже в сжатом кулаке.

Способы победы: …»

Как там папа написал? Хочу вспомнить точную формулировку… а, точно!

«Способы победы: контролировать низменные плотские рвения и не допускать падения души. Так же нож, смазанный раствором нашатырного спирта или бензина (но и обычная заправка для зажигалок подойдёт), способен проткнуть Ларву как нагретое масло».

Я заранее пропитал вонючей жидкостью вату и положил в коробку. Пока Ларва рождала на свет тысячи мерзких личинок, я смазывал лезвие отцовского ножа, зажав фонарь под мышкой. Резкий запах поднялся к глазам, и мне пришлось перчатками подтереть слёзы, впитывающиеся в маску. С блестящего лезвия обильно лилась сильно пахнущая дрянь, но и капли могло хватить, чтобы нож беспрепятственно проник внутрь Ларвы.

Я уверенно подошёл к ней, ощущая относительную безопасность по сравнению с ситуацией с Костеруками, и резким движением ткнул Ларву ножом. Забыл про зажатый фонарь, и тот брякнулся на пол, светя куда-то в сторону. Пульсирующий мутный сгусток завибрировал в окружившей меня темноте как машинный двигатель и издал пронзительный свист, от которого я даже пошатнулся, но удержался на ногах. Личинки на полу и на стенах на несколько секунд замерли, а потом поползли ко мне, управляемые одним общим разумом. Я достал нож и, замахнувшись посильнее, по локоть залез в богомерзкое существо ещё раз. Вся эта масса содрогнулась и начала сжиматься, оказывая на мою руку ощутимое давление. Я водил наугад в разные стороны, стараясь нанести как можно больше урона и освободить путь к сердцевине. Случайно наткнувшись тыльной стороной ладони на что-то твёрдое, я достал руку, высвободив и едкий запах, пробивающийся даже сквозь маску. Я отбросил нож и снова нырнул конечностью в Ларву. Схватил твёрдую сердцевину и сжал в кулаке так сильно, что даже сквозь перчатки чуть не впился в свою же кожу отросшими ногтями.

Сердцевина лопнула, как наполненный водой шарик. Ларва тут же обмякла, а когда я вытащил сердцевину из желеобразного тела, за которой тянулись длинные тонкие жгутики, Ларва растаяла на глазах, превратившись в лужу, напоминающую подкисшее молоко. В моих ладонях словно лежал сильно пожухлый корень имбиря, из которого сочился едкий сок. От него перчатки сморщиваются, как кожа от воды.

Личинки, до этого превратившиеся в беснующуюся массу, теперь легли неподвижным слоем у моих ног. Я выбросил сердцевину и поднял нож с земли, с которого уже сползла слизь Ларвы. Достал вату и протёр лезвие, прежде чем убрать оружие в сумку. Не рискну прятать его в кобуру, пока дома не произведу дезинфицирующие меры. Я поднял фонарь и осмотрелся. Все личинки, что ползали на стенах, отвалились, оставив после себя маленькие мутные пятнышки.

Я снял перчатки и выбросил в сторону. Кожу рук немного жгло, но никаких подозрительных пятен или ожогов точно не было. Дело можно считать успешно выполненным. Я опустил маску на подбородок и достал смятую пачку сигарет из кармана. Закурив одну из них, затянулся так глубоко, что чуть не раскашлялся, но вкус табачного дыма и смол намного лучше смрада от тела погибшей Ларвы, похожего на вонь стухшей рыбы. Я смаковал папиросу, словно стейк в отличном ресторане, который точно заслужил за этот день. На губах остался горький, но приятный привкус, и скуренную почти до фильтра сигарету я щелчком отправил в лужу, где несколько минут назад Ларва отравляла воду целого района. Окурок зашипел, звук этот люблю с того самого момента, когда впервые попробовал закурить, поначалу пряча пристрастие от отца, ярого поборника здорового образа жизни.

Я проверил, что ничего не забыл, и вышел наверх. Закрыл за собой двери, ещё раз случайно уловив тающий в воздухе запах Ларвы. Только не могу понять, что послужило катализатором для появления этой сущности в таком маленьком доме. Детей я не увидел, подростков тоже. Рядом нет вообще никаких больших скоплений людей, да и дом малоэтажный. Странно всё это.

Несмотря на совсем необъяснимое присутствие Ларвы, с уверенностью могу сказать, что чем бы ни пахло сейчас в подъезде и на улице, это всё равно будет ароматом весенних цветов по сравнению с тем, в какое положение я поставил свои ноздри за последние полчаса. Я подошёл к квартире старушки и постучался. Заметив, что на штанине осталось белое пятно, тут же его стряхнул голой рукой и получил моментальный ожог. Вот идиот, надо же было обжечься внутренностями Ларвы, когда она уже мертва. Я завёл обожжённую руку за спину, на коже которой уже разрасталось красно-синее пятно, и улыбнулся хозяйке квартиры, появившейся на пороге. Меня окатил звук выставленного, наверное, на всю громкость телевизора. Тянуло едой, и очень даже вкусно.

– Всё сделали?

– Да, – ответил я, протягивая ключи. Надо было убедиться, что на ней ничего не осталось, прежде, чем возвращать хозяину. Я бегло оглядел связку, пока вручал её в сморщенные руки женщины. – Теперь с водой всё должно быть хорошо.

– Очень на это рассчитываю. – Я видел, что старушка хотела сохранить вежливость в голосе и движениях, но она слишком резко схватила ключи, и один из резцов самого длинного из них поцарапал мою ладонь изнутри. Конечно, я не подал вида, но сжал кулак посильнее. – Спасибо тебе, надеюсь, больше никого вызывать не придётся.

В этот момент я подумал о том, что сегодня ей предстоит встретиться с ещё одними сантехниками, но уже настоящими. Даже не представляю, каким выйдет их разговор. Просто надеюсь, что к этому времени меня уже и близко здесь не будет, поэтому пришлось поспешно ретироваться.

– Хорошего дня. – Я кивнул старушке, и она тут же закрыла свою дверь.

Я осмотрел руку, выходя на свет солнечного дня. Рана незначительная, но неприятное покалывание теперь в обеих ладонях слегка портило настроение. Уверен, папа бы всё сделал и с закрытыми глазами, точно не поранившись об связку ключей, и тем более не залез бы голыми руками в опасные внутренности пульпы, оставшиеся на одежде. Дома обработаю раны, а сейчас придётся потерпеть. Привыкнуть бы уже, но нет, я не был бы собой, если бы не совершал подобные мелкие оплошности раз за разом.

5

Сегодня должны прийти деньги от мэра. Наш уговор, – продлённый контракт с моим отцом, – обязал его выплачивать каждый четверг часть денег, необходимых для моего ремесла. Уже почти десять вечера, а СМС на телефон о пополнении так и не пришла. Звонить не буду, номера не знаю, хоть и считаю, что это немного неправильно. Он знает обо мне всё, а я даже не имею понятия, как до мэра добраться в экстренном случае. Понимаю, с папой проблем не возникало, а самим экстренным случаем и вовсе даже не пахло. Но, тем не менее, я считаю это верной нормой предосторожности. Вдруг, меня банально хватит удар? Хотя, получается, я всё равно не смогу позвонить, даже зная номер. Хрен с ним, я всего лишь хотел сегодня заказать пиццу и посмотреть фильм. Про ведьм что-нибудь, люблю фантастику.

6

Когда я был четырнадцатилетним пацаном, папа взял меня с собой на дело о девушке, якобы одержимой бесами. Так бы сказали люди, мало знающие о реальном мире вокруг. На деле всегда оказывается, что это бес в обличье человека, а девушки самой никогда и не существовало. Всегда объявлялись родители, которые связывались с церковью и просили провести сомнительный обряд экзорцизма. Они утверждали, что их дочь одержима, даже не предполагая, что сами они стали жертвами обмана несколько других сил, нежели описанных в Библии.

Бедные люди, окутанные туманом вокруг Му́нтер[4]4
  Menteur (фран.) – обманщица


[Закрыть], считали, что это их ребёнок. Он родился из чрева женщины и рос вместе с ними, но на самом деле это паразит, внушивший целую часть жизни, которая никогда не существовала. Древние книги, недоступные широкому кругу читателей, гласили, что Мунтер существовали по большей части в Европе, и конкретно во Франции. Чаще всего им удавалось избежать инквизиции и костров, и лишь самые наглые или глупые попадались в руки взбешённых горожан, которые тех нарекали не иначе, как ведьмами.

«Ведьм не существует, – всегда говорил папа. – Это сказки. А вот Мунтер представляет настоящую угрозу для человека, забирающую жизнь крайне медленным и болезненным путём».

Мунтер – это существо, способное своими парами, выделяемыми через крупные поры на спине, ввести человека в глубокий транс. В этом трансе любой увидит то, что нужно самой Мунтер. Сперва эти твари заставляют окружающих поверить, что они выглядят как очень привлекательная девушка, затем располагают к себе и по итогу заполучают то, что хотели изначально – жизненная сила людей, бегущая вместе с кровью. Мунтер пьёт кровь, выделяемую людьми через поры в таком количестве, что никто и не заметит, но состояние будет постепенно ухудшаться без известных человечеству причин. Так люди погибают за считанные дни, если Мунтер сильно голодна или заприметила новую цель.

Изначально каждая Мунтер выглядит как старуха с запущенным случаем бубонной чумы и ветряной оспы одновременно. Они согнуты пополам, а огромный горб похож на опухоль, но внутри находится мешок с большим количеством феромонов. Доподлинно неизвестно само происхождение Мунтер, и даже некоторые Загонщики считают, что они являются проклятьем, посланным Творцом в стародавние времена, чтобы покарать людей за грехи. Но если спуститься на землю, то станет понятно, что это обычный паразит, только из мира людей. Как клещ в человеческом обличье, и не более.

Иногда Мунтер используют свои способности не для питания, а для повышения положения в обществе. Издавна известны случаи, как очень древние Мунтер, вдоволь наевшиеся крови за сотни лет, становились жёнами и приближёнными вождей и королей. Были даже моменты в истории, когда страной управляла мудрая, но всё-таки паразитка, которая смогла убедить целую нацию, да ещё и не одну, что она – истинная правительница и к тому же очень красивая женщина, достойная изображения на картинах. Папа искренне смеялся, когда в Национальной Галерее в Лондоне нашёл картину с Мунтер, но подпись гласила, что это была высокопоставленная герцогиня. Уже не помню её имени и автора, но отец откуда-то точно знал, что изображён на холсте был точно не человек. Люди до сих пор верят, что восхищаются красотой дамы из королевской знати. По крайней мере, для художника она выглядела так, как он её изобразил, и его винить смысла нет. Но книги, передающиеся из поколения в поколение и несущие в себе все знания Загонщиков, уверяют, что конкретно этот человек был Мунтер. Точнее, Мунтер была этим человеком.

Чаще всего обычным людям попадаются ещё молодые и неопытные Мунтер, которых как раз и принимают за одержимых дьяволом юных девушек, и почему-то мало кого удивляло, что именно они почти в ста процентах случаев оказываются одержимыми. Их странное поведение объясняется тем, что ещё не до конца сформировавшееся тело паразита не может произвести достаточное количество феромонов и в необходимой при этом концентрации, чтобы у окружающих не возникало лишних вопросов, и поэтому слишком горделивых от природы Мунтер задевает, что им подвластно не всё и не все. Они кричат, ругаются и изгибаются, испытывая стыд и злость от собственной недееспособности.

Лет тридцать назад был взрыв случаев, и в Европе провели сотни обрядов экзорцизма, которые, конечно же, не возымели результата. Загонщики позже выяснили, что одна Мунтер, которую впоследствии окрестили в книгах Европейской Маткой, произвела на свет огромное потомство, не отличающееся здоровьем и способностью обманывать разум людей. Общество очутилось в страшной ситуации, когда повсеместно девочки впадали в состояние безудержной ярости и кричали что-то на непонятном языке. Загонщики со всего мира приехали в Европу, чтобы своими методами решить местные проблемы с одержимостью. Там был и мой дед, самый известный и уважаемый Загонщик в стране на тот момент, который посвятил моего отца во все тонкости борьбы с Мунтер, а он, в свою очередь, постарался обучить меня. Но, конечно, первая моя встреча с паразитом не прошла гладко.