Текст книги "На море и на суше"

Этот на редкость трудный переход оказался хорошим испытанием и для людей, и для техники. Поскольку ещё задолго до выхода судна в море было известно, что это его последний рейс, то ремонтники особенно не старались. Правда, двигатели были в порядке, но что касается систем, трубопроводов и вспомогательных механизмов, то здесь очень скоро начали всплывать все недоделки и погрешности, которые пришлось устранять на ходу самим. Весь переход шли в ледовой крошке, которая оставалась после ледокола, кингстоны[42]42
  Клапаны для забора забортной воды.


[Закрыть] постоянно забивались этой кашей; пока прочищаешь один, другой уже забит, двигатели начинают перегреваться. Так и бегаешь: от одного кингстона к другому.

А ведь ещё нужно было следить за работой всех двигателей и механизмов, а их здесь немало.

Не буду утруждать читателя перечислением всего, что должен делать вахтенный механик: это займёт добрую страницу, да и вряд ли будет интересно. Часто приходилось оставаться на пару часов после вахты, потому что одному бывало просто физически невозможно со всем справиться. Чёрт бы побрал этих ремонтников, им бы самим сейчас покрутиться здесь! Везде что-то течёт, капает, вентили с трудом открываются, словно их сто лет никто не трогал; гайки ржавые: пока открутишь, все руки обдерёшь. Но после нескольких дней постоянного раскручивания всё это вертелось и крутилось, как надо. Вот уж где нужно было каждый винтик знать наизусть и найти на ощупь, а если и не знаешь, то запомнишь на всю жизнь.

Да и на палубе было немногим лучше: все механизмы изношенные, кое-как, на живую нитку подремонтированные. Вот на таком плавающем гробу приходилось пробиваться сквозь льды в Атлантику. Роберт стоял на вахте, когда судно вдруг перестало трясти, внезапно прекратился грохот льда, и несчастное, измученное этим адским переходом судно вдруг плавно закачалось на волне.

«Наконец-то выбрались», – подумал он и выбежал наверх.

И в самом деле, льды остались позади, а впереди простиралось спокойное и чистое Северное море. Ледоколы дали несколько прощальных гудков и повернули обратно, на Таллин.

Примерно месяц спустя они довольно удачно ловили в Норвежском море, но потом плавбазу переместили к Фарерским островам, и всем судам пришлось менять район промысла. Теперь они должны были ловить между Исландией и Фарерами, где на прибрежных банках обнаружились крупные скопления сельди. Чтобы сэкономить время, топливо и выйти в район промысла раньше других, было решено идти напрямик – через фарерские фьорды. Такое решение было рискованным, но в случае удачного прохода можно было выиграть несколько дней и выйти на лучшие промысловые места раньше других. Риск заключался в том, что весной и осенью погода на море капризна и переменчива, как настроение старой девы, но в открытом море это не так опасно, а здесь, в узких фьордах… Прогноз погоды на ближайшие дни был более-менее сносным. Временами обещали шторм до семи-восьми баллов, да и то в открытом море.

Итак, сереньким апрельским утром судно вошло во фьорды.

Кто провёл много времени в море, знает, что оно красиво всегда и везде, будь там полный штиль где-нибудь на южном пляже, ураган посреди океана или адский ветер в узких скалистых проходах. Сначала всё шло нормально: ветер был свежий, но не штормовой. Больше докучало сильное течение, которое всё время сносило судно то влево, то вправо, пытаясь выбросить его на скалы. Рулевые дольше двадцати минут не выдерживали, самые рослые и сильные могли продержаться до получаса. Дело в том, что в то время на судах этого типа приходилось вращать штурвал вручную, рулевые машины были только на более крупных кораблях. Трудно описать словами виды, которые открывались перед глазами: со всех сторон, словно гигантские крепостные стены, высились мрачные чёрные скалы, отвесно опускавшиеся в море; кое-где виднелись пологие склоны, на которых по изумрудной зелени бродили стада овец. Море бурлило и пенилось, волны с грохотом набрасывались на скалы, а потоки белой пены, подобно сказочному дракону, медленно ползли вверх, к небу, и уже там, наверху, уставшие от бесконечной борьбы, с тяжёлым стоном срывались вниз, в бездонную пучину. Наконец судно благополучно добралось до гавани Торсхавена, которая находится в самой середине Фарерских островов.

Здесь было относительно спокойно, чтобы немного дух перевести, а потом уж двинуться дальше, к выходу. Но, к сожалению, передышка оказалась короткой: радист получил сообщение, что погода резко изменилась и полоса сильного шторма надвигается на острова. Это означало, что нужно как можно быстрее выбираться отсюда, так как от сильного шторма эта небольшая бухта нас не спасёт. Было решено немедленно выходить отсюда и двигаться дальше. Если повезёт, то к утру был шанс выйти из лабиринта островов на противоположную сторону, где было тихо и спокойно.

Тьма надвигалась быстро, ветер крепчал с каждой минутой, и через пару часов всюду было только бурлящее море и кромешная тьма. Изредка сквозь разорванные тучи появлялась луна, освещая своим безжизненным светом вершины скал, делая эту адскую картину ещё более мрачной. Сквозь эту теснину даже днём в хорошую погоду пройти непросто, не говоря уже о штормовойночи. Около полуночи радист поймал в эфире сигнал SOS[43]43
  Международный сигнал бедствия.


[Закрыть]: милях в пяти от них торговое судно выбросило на камни. Через некоторое время получили ещё один сигнал: теперь село на мель рыболовное судно недалеко от Торсхавена, там, где ещё несколько часов назад были они сами. Спасательному буксиру удалось снять команду и доставить в порт; к счастью, никто не пострадал.

Капитан приказал всей команде собраться в кормовые помещения, имея при себе спасательные пояса, двери машинного отделения закрепить в открытом положении, а в случае аварийного сигнала вахтенному механику немедленно покинуть машинное отделение и подняться в рубку. Теперь всем стало ясно, что дело более чем серьёзно: на карте были жизни всей команды.

Всю ночь люди не смыкали глаз, рулевые сменяли друг друга каждые пятнадцать-двадцать минут, тут же, в рубке, опускаясь от усталости на палубу. Остальные члены команды сидели в салоне; разговор не клеился, моряки тихо переговаривались, вспоминались похожие случаи, то, что бывало с другими, но о самом страшном не упоминалось. Моряки – народ суеверный, все боялись накликать беду, поэтому больше сидели молча. На корабле всё подчинено своей логике, здесь многое не так, как на берегу.

Например, моряку в голову не придёт оставить дверь приоткрытой: она или закрыта, или открыта и зафиксирована в таком положении соответствующим стопором. Если моряк закрывает дверь, то делает это, держась за ручку, а не за край двери, как это часто делают на берегу. Мелочь, вы скажете? Но невыполнение этого простого требования может плохо кончиться. Как-то во время ремонтной практики на судоремонтном заводе Роберт по «сухопутной» привычке стал закрывать водонепроницаемую дверь именно так, взявшись за её край, зацепился рукавицей за ручку и не успел выдернуть руку. А дверь-то не простая, а тяжёлая, металлическая, с острыми и загнутыми внутрь краями. К счастью, закрыл не с размаху, да и рукавица немного смягчила удар, так что отделался синяками, а рука поболела с неделю. А случись это в море, да при сильной качке – не приведи господи! На корабле всё находится на своих определённых местах в закреплённом состоянии, потому что в случае аварийной ситуации просто не будет времени искать необходимую вещь, нужно только протянуть руку и взять её – с уверенностью, что она там есть.

В полночь Роберт заступил на вахту. Море совсем озверело, судно раскачивало во все стороны; иногда корма поднималась так высоко, что гребной винт оголялся, и двигатель начинал набирать сумасшедшие обороты, потому что регулятор не успевал срабатывать. Теперь всё зависело от работы машин: только бы не подвели! Прошло часа два после того, как он заступил на вахту, всё было в порядке, все механизмы работали исправно.

Едва он собрался сделать запись в вахтенном журнале (это делается в любых условиях, хоть штиль, хоть ураган), как судно потряс страшной силы удар в правый борт. Корабль задрожал всем корпусом, со стенда сбросило какие-то инструменты, а ведёрко с ветошью, сорвавшись с крючка, пролетело мимо, словно метеорит, сверкнув своим оцинкованным боком, и застряло где-то между баллонами сжатого воздуха.

Роберт едва устоял на ногах, ухватившись двумя руками за какую-то горячую трубу. Судно ещё не успело принять прежнее положение, как на него обрушился второй удар, с той же стороны и ещё большей силы. Это был самый критический момент плавания: судно начало заваливаться на левый борт. Достаточно ещё одного, даже несильного удара, чтобы отправить его на дно.

Было ясно, что судно попало в какой-то страшный водоворот, где волны набрасываются со всех сторон, и теперь – как повезёт, с какой стороны будет следующая волна.

В голове промелькнула мысль: почему не слышно аварийного сигнала, ведь крен уже превысил критический уровень?

Внутри у Роберта всё сжалось, в любой миг мог последовать третий удар, может быть, последний для них. Вместо аварийного сигнала раздался звук машинного телеграфа, стрелка показывала: «Самый полный». Едва Роберт успел задать двигателю нужные обороты, как последовал третий удар. Наверное, море уже насытилось в эту ночь и больше не хотело жертв. Этот, третий, превзошёл всё, что было до сих пор, но, к счастью, теперь он пришёлся в носовую часть левого борта. Удар был такой невероятной силы, что просто чудо, как видавшая виды «старушка» не рассыпалась. Многие говорили потом, что было такое чувство, словно корабль налетел на камни. На какое-то мгновение судно встало на дыбы, в полувертикальное положение, буквально повиснув в воздухе, а потом рухнуло вниз, словно в пропасть. Послышался скрежет металла, по салону летали какие-то предметы, люди хватались кто за что придётся, в машинном отделении выбило автоматы электропитания, корабль погрузился во тьму.

К счастью, сработали автоматы аварийного освещения, и кое-что можно было всё-таки разглядеть.

Как Роберт очутился на пайолах[44]44
  Металлический настил палубы в машинном отделении.


[Закрыть], он сам не понял, помнил только, что хотел ухватиться за что-нибудь понадёжнее, как раз в тот самый момент, когда их тряхнуло в третий раз, и больно ударился головой обо что-то. Почти на ощупь он на четвереньках добрался до главного щита и включил автоматы электропитания; в голове только одна мысль: только бы главный двигатель не подвёл! В машинное отделение влетел стармех[45]45
  Старший механик.


[Закрыть]:

– Как ты? Всё в порядке? У тебя кровь на лице.

– Порядок, – ответил Роберт, – неудачно приложился слегка. Что там, наверху?

– Похоже, проскочили. Чувствуешь, как идём? Здесь намного тише, – ответил стармех.

И в самом деле, после того как судно заняло своё прежнее положение, всё стало спокойнее, а вскоре и вовсе вошли в тихие воды. «Самый малый», – прозвенел телеграф. Всё, спасены.

Потом уже узнали, что в то время, когда на них обрушились эти страшные удары, судно сделало крутой поворот, чтобы выбраться из адского котла. Капитан знал здесь одно место, где даже в сильный шторм тихо и спокойно, но, чтобы попасть туда, нужно было рискнуть. Выбраться отсюда было почти невозможно, и он рискнул.

Утром, когда всё было позади и океан спокойно покачивал корабль на своих волнах, радио сообщило, что минувшей ночью во фьордах погибло четыре судна, среди них один калининградский СРТР. Погибла практически вся команда. Из двадцати шести человек чудом спаслись только несколько: капитан, радист, старший механик и вахтенный помощник, то есть люди, находившиеся наверху с надетыми спасательными поясами. Остальные в это время спали в своих кубриках, в числе погибших – и вахтенный механик, который находился в машинном отделении в тот момент, когда судно выбросило на подводные камни. Пара сильных ударов переломила его пополам и отправила на дно почти мгновенно. Этих четверых, чудом уцелевших между отвесных скал, едва живых, утром подобрал датский буксир-спасатель. Правда, был ещё и пятый – рулевой матрос, который тоже прыгнул за борт в надетом спасательном поясе, но о нём никаких сведений не поступило. Здесь были явные грубые нарушения; в такой ситуации нельзя было оставлять команду на произвол судьбы, отправив всех отдыхать по кубрикам. Если бы тот капитан предпринял все меры предосторожности, скорее всего, жертв могло быть куда меньше, или вообще могло обойтись без них.

Отыскав тихое местечко во фьордах, команда отдыхала, приводила судно в порядок. Впереди было ещё три долгих месяца промысла. Что-то ждёт впереди?

Район промысла был очень большим, в треугольнике Фареры – Исландия – остров Ян-Майен. Лов проходил удачно, все механизмы были приведены в порядок своими силами, так что «старушка» служила вполне исправно. Был уже апрель месяц, когда был взят курс на Ян-Майен. Достаточно посмотреть на карту, чтобы заметить, что место это находится у чёрта на куличиках: дальше к северу, кроме сплошных льдов, ничего нет.

Впрочем, как посмотреть: рыбы здесь было великое множество.

В этих широтах Роберт был впервые. Как-то непривычно было, когда солнце делает свой круг на небе, не заходя за горизонт; опустится к самой воде, ополоснёт своё ясное личико и снова, сияющее и чистенькое, катится в гору. Поначалу было трудно привыкнуть, что пора спать, а солнце светит в иллюминаторы; задёргивали занавески, да только это мало помогало. Потом ничего, привыкли и спали, как обычно. Бывало, в ночную вахту, стоя на порядке[46]46
  Установленные сети.


[Закрыть], сядешь где-нибудь в укромном уголке, книгу читаешь, а светло, как днём.

Когда они подошли к Ян-Майену, ветер был такой силы, что передвигаться по палубе можно было, только держась за борт или леера[47]47
  Ограждение из троса, натянутого вдоль борта.


[Закрыть]. В то же время волна была невысокой, очевидно, по той причине, что ветер дул со стороны Ледовитого океана, где открытой воды было мало, и высокую волну не поднимало. Стали искать место для постановки сетей. По сведениям с базы, большие скопления сельди ожидались около северной стороны острова; там уже стояло на сетях одно судно Калининградской базы, которое поставило сети довольно близко от береговой линии. В этом был свой резон: ветер сгоняет к берегу большие косяки рыбы, глубина небольшая, можно ловить на коротких поводцах, а это большая экономия времени, сил и топлива, и при этом полные сети.

Эхолот показал большие скопления рыбы высокой плотности.

Капитан со старпомом начали совещаться, как поступить.

– Что будем делать? Ставим здесь, неподалёку от соседей, или отойдём туда, где поглубже? – спросил капитан.

– Я бы не стал так близко к берегу брать, – ответил старпом, – хоть и соблазнительно.

– Если ветер изменит направление, а ты ведь знаешь, как тут с этим делом весной, нас может прижать к берегу, на камни вместе со всеми сетями.

– Пожалуй, ты прав, – сказал капитан. – Лучше повозиться подольше с выборкой, чем потом пальцы кусать.

Матросы, конечно, поворчали между собой: всё-таки есть разница, ловить на нулевых поводцах или брать метров с тридцати. Нос мостика виднее. Так и сделали: отошли мили на полторы и стали готовиться к постановке сетей. Но едва первые сети пошли за борт, как ветер начал быстро менять направление. Пошла крутая волна с океана, ветер крепчал буквально на глазах и вскоре задул с такой силой, что было ощущение, будто кто-то сильной рукой упруго толкает тебя в грудь. Стало трудно дышать: ветер «накачивал» лёгкие воздухом, словно вентилятор. Чтобы разговаривать, приходилось отворачивать лицо в сторону или прикрывать рот ладонью, а передвигаясь по палубе, сильно наклоняться вперёд.

– Роберт, положи кувалду в карман, а то унесёт, – засмеялся боцман, проходя мимо него.

Шутка шуткой, а его шестидесяти двух килограммов едва хватало, чтобы устоять на ногах. Такого ветра он никогда больше не встречал. Но что удивительно: волна была невысокая, не больше трёх метров, зато резкая; колотило в борт так, что весь корпус трясло. Ни о каких сетях и речи быть не могло, всё, что успели смайнать, быстренько выбрали и стали работать носом на волну, не отходя слишком далеко. Капитан был в рубке и объяснял что-то вахтенному помощнику, показывая в сторону острова. А там события разворачивались как в кино. Даже сквозь пелену мелких брызг, срываемых ветром с волн, было видно, что «калининградца» начинает прижимать к острову; случилось так, как говорил старпом. Примерно половина сетей у них уже была выбрана, ещё была возможность спасти положение– обрезать сети и отойти на глубину, – но они вместо этого продолжали выборку.

В рубку зашёл старпом.

– Лембит, может быть, предложим им помощь? Ещё можно успеть, если мы подойдём к сетям с другого конца, поработаем немного машиной, пока ветер совсем не поменялся.

– Так я уже запрашивал, что-то молчат.

– Маркони[48]48
  Судовой радист.


[Закрыть], запроси ещё раз.

Радист снова связался с «калининградцем». На этот раз ответ пришёл сразу: «Благодарим за предложение, но справимся сами».

– Ну и хрен с ними! – махнул рукой кэп. – На что они надеются? Ишь, гордые какие, только не ко времени.

В рубке наступило молчание, все с тревогой смотрели, что будет дальше.

– Мне кажется, я понял, почему они отказались, – нарушил молчание старпом. – Надеются на прикрытие мыса.

– Точно! – подхватил кэп. – Думают, что ветер больше не изменит направление и что они успеют, если будут выбирать сети «навалом».

– Похоже, да только поздно спохватились, им бы с самого начала сообразить, – ответил старпом. – Делать нечего, помочь мы им уже не сможем при всём желании, будем держаться в этой зоне.

Ветер гнал крутой волной сети так, что они почти перегородили выход из бухты, судно осталось между сетями с одной стороны и мысом – с другой. Если сейчас же сняться с порядка, то можно было бы попытаться выйти из мелководья через собственные сети, правда, рискуя намотать их на винт, но всё-таки это был единственный шанс. К сожалению, они этим не воспользовались, хотя и бросили сети.

– Смотри, Петрович, они бросили сети! – воскликнул капитан.

– Наконец-то сообразили, – подхватил старпом. – Теперь единственный шанс – это дать полный назад и попытаться выйти через тот узкий проход.

– Согласен. Что тут ещё придумаешь? Правда, при самом выходе их всё равно развернёт, но это уже не опасно, слегка нос поцарапает, и всё.

Но «калининградцы» решили развернуть судно в тесной бухте и пройти вдоль порядка к выходу из неё, а для такого манёвра судно пришлось развернуть лагом[49]49
  Бортом к ветру.


[Закрыть], и это было их роковой ошибкой. Ветер буквально набросился на подставленный борт; было видно, что двигатель работает на максимальных оборотах, но было уже слишком поздно: их неумолимо несло на прибрежные камни. Метрах в сорока от берега судно остановилось и сильно накренилось на правый борт. Видно было, как волны колотят его о прибрежные камни. Хотя промысловые суда этого типа имеют ледовый класс обшивки, но этого недостаточно, чтобы выдержать такие удары о камни. Вскоре стало заметно, что судно начинает медленно погружаться в воду. Очевидно, глубина здесь была небольшая, так как минут через двадцать, когда над водой осталась только рубка и кормовая надстройка, погружение прекратилось. Под натиском ветра судно дало сильный крен, так что находиться, а тем более передвигаться по палубе было почти невозможно, спустить спасательную шлюпку тоже просто некуда: между судном и берегом было всего несколько метров каменистого мелководья. От мысли о том, чтобы послать им на помощь нашу шлюпку, пришлось сразу же отказаться: с наветренной стороны подойти было невозможно, а с подветренной были сплошные камни. Так что нам оставалось только наблюдать со стороны, что будет дальше.

С их борта сигнал SOS всё-таки был отправлен, только поблизости никаких спасательных судов не было, но с их базы обещали выслать помощь. Вскоре мы увидели, как несколько человек, держась за буи, решились вплавь перебраться на берег. Это им удалось без особого труда, так как затонувшее судно прикрывало их от волн. Моряки привязались к одному длинному линю, чтобы их не разбросало по всей бухте, и такой цепочкой выбрались на каменистый берег. Все облегчённо вздохнули: слава богу, вроде все целы и невредимы.

– Ну, тут неподалёку то ли радиостанция, то ли какая-то научная станция, так что через полчаса будут в тепле чай пить, – сказал кэп. – Можем спокойно уходить, эта свистопляска здесь ещё долго может продолжаться. Обойдём остров и посмотрим, что там с подветренной стороны творится.

Так и сделали: зашли с подветренной стороны и встали на порядок, но уже с учётом случившегося. Позднее узнали, что промокшие насквозь моряки обещанной помощи так и не дождались.

Им бы сразу уйти на станцию и там ждать, как и предполагалось, но нет, командиры решили иначе: будем ждать здесь, советские моряки не пойдут на поклон к «капиталистам». Ну что тут скажешь? Тупость человеческая не знает предела. Если уж такие гордые, то чего же оказались дураками и в самой обычной обстановке не сумели разобраться, посадили судно на камни? Так и стояли на ледяном ветру, среди льдов и камней. В конце концов они всё-таки пошли туда, персонал станции сделал всё возможное, чтобы помочь морякам. Но за такое «геройство» пришлось дорого заплатить: четверо получили обморожения разной степени, а двоим даже ампутировали то ли пальцы, то ли конечности. Для этого пришлось вызывать самолёт, чтобы доставить пострадавших в больницу. Вот так приходится иногда расплачиваться за неуместную гордыню, тупое упрямство и глупость там, где всё можно решить за полчаса.

В это время ещё никто из нас не представлял, какие испытания предстоят впереди нам самим. После адского котла во фьордах разве может быть что-то ещё более страшное? Море не шутит, и вскоре мы на собственном опыте узнали, что у него имеется для нас в запасе ещё немало сюрпризов, чтобы проверить, каковы мы сами.