Текст книги "На море и на суше"

Концерт

На площади перед Домским собором уже собралась порядочная толпа. Был чудесный летний вечер, солнце стояло ещё довольно высоко, но жара уже спала. Люди, радуясь хорошей погоде, которая этим летом нас особенно не баловала, в ожидании начала концерта прогуливались по площади. Наконец медленно отворились массивные дубовые двери, и людской поток хлынул в прохладный полумрак собора.

Летом, в разгар туристического сезона, здесь собирается довольно пёстрая публика. В большинстве своём это истинные ценители музыки, многие приезжают сюда издалека, чтобы послушать один из лучших органов Европы – большой орган Рижского Домского собора. К сожалению, нередко заходят сюда и люди случайные, только лишь ради того, чтобы потом, при случае, можно было бросить в кругу знакомых:

– В Домском соборе? Да, конечно, бывал, ничего орган, неплохой…

Вообще мне «везёт» на соседей. В кинотеатре чаще всего мой сосед сразу после начала сеанса начинает разворачивать шоколадную обёртку. Делает он это осторожно, понимая, что мешает окружающим, но от этого процедура разворачивания только затягивается и длится до тех пор, пока кто-нибудь, не выдержав, не шикнет на него. В театре где-нибудь поблизости найдутся два-три человека, которые начинают довольно громко обсуждать каждую реплику, а в цирке мой сосед хочет непременно объяснить мне секрет головоломного фокуса. На этот раз впереди меня сидел полный мужчина, который всё время доставал что-то из кармана и беспрерывно жевал. К счастью, делал он это совершенно беззвучно, за что я был ему очень признателен.

Наконец все заняли свои места, наступила тишина, всё замерло, словно в ожидании чуда. И оно свершилось! Ибо как ещё можно назвать то, что, что происходит с вами на протяжении концерта? С первых же аккордов музыка захватывает вас, она заполняет всё ваше существо, подчиняет ваши чувства. Вы уже не принадлежите себе, над вами полностью властвует Музыка!

Это ли не чудо?

Вот, словно раскаты далёкого грома, пророкотали басы, а уже через мгновение самые высокие голоса несут вас на хрустальных крыльях ввысь: всё выше, выше – туда, под самые своды собора, где нежные лучи заходящего солнца причудливо преломляются в калейдоскопе витражей. И когда вы уже, кажется, достигли предела, когда от высоты захватывает дух, на вас обрушивается каскад мощных аккордов, от которых по телу пробегают мурашки, вы почти физически ощущаете, будто какая-то сверхъестественная сила сжимает вас в своих объятиях. В то же время в вашей груди бушует буря чувств. В конце концов противоборство этих двух сил порождает взрыв, который низвергает вас с высоты поднебесья в кипящую пучину. Сердце молотом стучит в груди, дыхание перехватывает, комок подкатывает к горлу, ещё миг – и из глаз хлынут слёзы. Наверное, в такие мгновения даже самый закоренелый грешник будет готов молиться и раскаиваться.

И вот напряжение достигает своего предела, а ваши нервы – как натянутые струны. Миг – и они оборвутся. Но звуки обрываются на мгновение раньше– вы спасены! Ещё миг – и вас уже подхватывают ласковые волны, которые, убаюкивая, несут вас в лазурные дали, а нежный ветерок что-то нашёптывает вам на ухо, открывая сокровенную тайну. Всё дальше и дальше несут вас волны, стихает буря в вашей груди, уступая место чувству тихой радости и покоя. Вам кажется, что именно сейчас вы поняли, в чём заключается смысл жизни, вам хочется быть добрым и хорошим, вы готовы обнять весь Мир, вы улыбаетесь, сами того не замечая.

Наконец на мгновение повисли и растворились в воздухе последние звуки. На несколько секунд воцаряется абсолютная тишина, а потом зал взрывается аплодисментами. Люди улыбаются, гром аплодисментов нарастает, публика стоя благодарит волшебника, совершившего Чудо.

Кораблекрушение (сила привычки)

Было это августовским днём на одном лесном озере. Погода стояла тёплая, но уже чувствовалось приближение осени. Нет-нет, да и затянет небо тучами, пойдёт мелкий дождь и солнцу всё труднее пробиться через эту завесу.

Двое моих приятелей – Юрис и Виктор – с надувной лодки, метрах в пятнадцати от берега, удили рыбу, а я с подводным ружьём обследовал прибрежные камыши. Время от времени, после очередного удачного выстрела, я подплывал к лодке и бросал в неё рыбу; у приятелей тоже клевало, и, несмотря на пасмурную погоду, настроение у всех было хорошее. В одном месте берег выступал в озеро острым мысом, под ним была глубокая пещера: вода уходила под берег метров на пять.

«Даже в солнечные дни там было сумрачно, а в такой серый день и подавно ничего не видно будет», – подумал я, но всё-таки краем глаза решил туда заглянуть.

Дело в том, что почти всегда там кто-нибудь да был, а чаще всего – крупные лини, которых в этом озере водилось великое множество. Набрав побольше воздуха в лёгкие, я погрузился в воду. Каково же было моё удивление, когда я увидел, что вокруг меня всё залито солнечным светом, а вход в пещеру как будто освещён фонарём.

«Неужели солнце вышло?»

Вынырнув из воды, я посмотрел на небо: там по-прежнему всё было затянуто серыми облаками, никакого намёка на солнце.

«Откуда же свет?» – не мог понять я.

Снова окунулся под воду – и опять всё вокруг залилось мягким желтоватым светом.

«Прямо волшебство какое-то», – подумал я и тут понял, в чём дело.

С прибрежных берёз уже начали осыпаться первые листья, они, словно жёлтым ковром, устлали воду около берега. Дневной свет, проникая сквозь жёлтое покрывало листьев, многократно преломляясь и отражаясь по своим сложным законам, создавал это удивительное сказочное освещение подводного мира. Только я собрался было заглянуть в пещеру, как услышал крики и плеск воды.

– Веслом, веслом греби!

– Да нет весла – то уплыло.

– Тогда якорь поднимай!

– Чего уж поднимать! Верёвку резать надо, нож давай!

– Ах, чёрт, нож в воду упал.

– Ну так отвязывай скорее… Отвязал, что ли? Что ты там копаешься так долго?

Выбравшись из камышей, я увидел, что лодка как-то странно задрала один борт кверху, а другой скрылся под водой. По озеру плавали наши рыбацкие трофеи, рюкзак, удочки и ещё какие-то мелочи. Оба рыбака неуклюже барахтались в воде, держась за лодку. И, хотя до берега было рукой подать, плыть в резиновых сапогах и одежде – всё-таки дело непростое. Лодка вертелась на месте и никак не хотела плыть вперёд.

– Да ты ногами, ногами колоти! – кричал Юрис.

– А я что делаю? Только у меня уже сил нет, сапоги полные воды, на дно тянут, – отвечал Виктор.

Выкинув ружьё на берег, я бросился на помощь. Подплыв к месту «кораблекрушения», я ухватился за конец какой-то верёвки и, сильно загребая ластами, потащил потерпевших к берегу.

Выяснять, что произошло, не было времени. Пришлось ещё немало поплавать по озеру, собирая снасти, нырять за утонувшим рюкзаком да кое-что из рыбы собрать, не то быть нам без ухи.

Когда всё было кончено и мои вымокшие до последней нитки приятели сидели у костра, я наконец узнал, что и как произошло.

А дело было так.

У Юриса на другом озере есть лодка, деревянная плоскодонка, и ещё у него есть привычка: когда во время завтрака он режет хлеб или ещё что-нибудь, то нож втыкает в борт лодки. Вот и на этот раз, отрезав кусок колбасы, он по привычке, совсем забыв, что сидит не в своей плоскодонке, а в надувной «резинке» Виктора, воткнул нож в её борт, а что из этого получилось, мы уже знаем. К счастью, те, кто лодки делают, учли вероятность того, что она может получить повреждение, и сделали её из двух частей, чтобы в таком случае вторая половина оставалась на плаву. Хорошо, что до берега было недалеко. А случись это где-нибудь посреди озера или в море, кто знает, как бы дело обернулось.

Вот ведь как бывает: вроде бы безобидная привычка, а целое «кораблекрушение» из-за неё приключилось.

Королева чёрного озера

Как-то я и трое моих приятелей отдыхали на берегу Гауи. С сожалением должен заметить, что с каждым годом всё труднее становится найти пригодное место для отдыха летом. Вот и сейчас пришлось немало поработать, прежде чем облюбованная нами поляна очистилась от мусора, битых бутылок и ржавых консервных банок. Всё это мы сгребли в одну кучу, что можно было, сожгли, остальное закопали в яму.

Когда порядок был восстановлен, поставили палатку, расположились. Лучшее место для отдыха и рыбалки трудно себе представить: с одной стороны поляну окружал сосновый лес, а с другой был песчаный обрыв, круто спускавшийся к реке. В этом месте Гауя делала один из своих бесчисленных поворотов и открывала большую удобную заводь. Здесь течение было не таким быстрым, вода – немного темнее, а травы и кувшинки противоположного берега сулили богатую рыбалку.

Днём мы удили рыбу, купались и загорали, впитывая в себя солнечные лучи и вдыхая густой тягучий аромат соснового бора. Как-то мой брат метко подметил, что таким воздухом не только дышать – его на хлеб намазывать можно. По вечерам густая тьма окутывала всё вокруг, а река становилась молочно-белой от опустившегося на неё тумана. Потрескивают в костре дрова, булькает уха в котелке, иногда слышно, как плещется в реке рыба, и под мерные вздохи леса мы ведём неторопливую беседу. И чего только не пересказано в эти тихие летние ночи! Каждый вечер один из нас рассказывал какую-нибудь интересную историю. Когда наступил мой черёд, я вспомнил один случай, который произошёл со мной несколько лет назад. Был конец июня, отпуск мой только начинался, и я собрался съездить в гости к брату, чтобы вместе поохотиться в море. Здесь должен сказать, что оба мы – страстные подводные охотники, можем часами плавать в травах или выжидать среди камней, выслеживая рыбу.

Так вот, собрался я было ехать, как вдруг зазвонил телефон. Поднимаю трубку и узнаю голос моего старого друга, лесника Оскара. Без всяких предисловий он мне говорит – Если у тебя есть хоть малейшая возможность, приезжай немедленно, только захвати своё подводное снаряжение.

– В чём дело? – говорю. – Ты что, на дне озера клад обнаружил?

– Приезжай, на месте всё узнаешь, – ответил лесник и положил трубку.

Взволнованная речь старого Оскара не на шутку встревожила меня. Уж не случилась ли какая беда? Раздумывать было некогда, снаряжение уже лежало в багажнике, и спустя несколько минут я был в пути.

Оскар жил километрах в сорока от города, на берегу озера.

Вода в нём была на редкость чистая и прозрачная, так что на глубине 7–8 метров в солнечную погоду можно было каждый камушек на дне разглядеть. Но местные жители прозвали его Чёрным, возможно оттого, что было оно очень глубокое и с берега казалось чёрным, как смола.

Когда я подъезжал к дому, лесник уже издали заметил меня и приветливо замахал рукой. Поздоровались, вошли в дом.

– Ну, рассказывай, что у тебя стряслось.

– А вот что, – говорит лесник. – Видишь, там, во дворе, на самом берегу ходят мои гуси и утки с утятами?

– Ну вижу, – отвечаю.

– Так вот, боюсь я их к воде подпускать. Думаю, не отгородить ли двор от озера?

– Боишься, что утята твои утонут?

– Мне не до шуток. Недели две назад я недосчитался одного утёнка, а через несколько дней пропал ещё один. Были они тогда ещё совсем маленькими. Думаю, отбились от матери и пропали в камышах: утка со своим семейством далеко от дома заплывает, через день-другой найдутся. Теперь пропал ещё один. Тут я понял: повадилась, видимо, щука, да не из маленьких. Может, сможешь её выследить, а то она мне всех уток перетаскает.

– Обещать не буду, но попробовать можно, – отвечаю. – Где обычно твои утки плавают?

Лесник показал мне на поваленную в озеро ветром большую берёзу. Часть её ветвей выступала из воды, образуя что-то наподобие плавающей рощи, где в жаркие дни хорошо можно было укрыться от палящих лучей солнца. И откуда могли знать глупые утята, что грозит им из прохладных глубин?

Я с нетерпением стал дожидаться ночи. Дело в том, что днём щука, да ещё крупная, редко подпустит на расстояние выстрела, а ночью – другое дело: можешь освещать её со всех сторон, она и глазом не моргнёт, только нельзя делать резких движений. Наконец, когда стемнело, я надел снаряжение и погрузился в воду. Плыть было недалеко, метров сто пятьдесят. На охоте я плаваю не торопясь, освещая фонарём на многие метры вокруг удивительный подводный мир. Стоит только погрузиться в воду, и через несколько минут забываешь обо всём. Там, на берегу, остались хлопоты и заботы, шум и суета; здесь – покой и тишина, здесь ваша душа отдыхает, а когда плывёшь над густыми зарослями трав, то создаётся иллюзия полёта. Наконец я у цели, в луче фонаря показался белый ствол берёзы. Мимо промелькнула испуганная стайка плотвичек, у самого берега два большущих рака, словно средневековые рыцари, поднялись друг против друга, растопырив клешни и раскачиваясь: выясняют отношения, видать, что-то не поделили.

Осторожно перебирая ластами, я поплыл вдоль берёзы к тому месту, где из воды поднимались её ветви. Если наверху они образовали плавучую рощу, то под водой взору открылся сказочный сад. Каждый листок отражал свет фонаря, всё это светилось и мерцало, среди ветвей плавали мелкие рыбёшки, по стволу дерева ползали раки… Я много лет наблюдаю подводный мир и не перестаю восхищаться его неповторимой красотой.

Вспомнив, однако, о цели своего плавания, я медленно стал огибать берёзу и подплыл к ней с другой стороны: щуки нигде не было. Я уже начал терять надежду, как вдруг метрах в четырёх от меня блеснуло что-то большое. Осторожно приблизившись, я увидел между ветвей щуку. Это был редкостный экземпляр, длиной примерно метра полтора, с учётом того, что под водой всё кажется большим. Тёмно-зелёная, почти чёрная спина была толстая, как бревно, а огромное, как мешок, брюхо тускло отсвечивало серебром в луче фонаря.

«Так вот куда она утят прячет», – подумал я про себя.

У неё был широкий, как лопата, хвост, но самое удивительное, что в ней было, – это её голова; нет, не её размеры, а то, как она была посажена. Сначала я не понял, что к чему: казалось, что голова сама по себе, а туловище само по себе. И, только приглядевшись внимательнее, я понял, что на месте, где голова соединяется с туловищем, позвоночник у щуки сильно искривлён, и от этого голова у неё была как бы приподнята. Это придавало ей гордый, даже надменный вид – ну прямо королева Чёрного озера! Прицелившись в жабры, я плавно нажал на спуск. Гарпун как-то нехотя вылетел из ружья и, слегка зацепив щуку, лёг рядом с ней на ствол берёзы.

«Неужели стравило воздух?» – мелькнула досадная мысль.

Щука же, как ни странно, медленно, не теряя своего королевского достоинства, проплыла перед моим носом, и мне на секунду даже показалось, что она при этом ехидно усмехнулась. Ещё через мгновение она уже скрылась из виду, растворившись в глубине озера. Выйдя из воды, я проверил ружьё: всё было в полном порядке! Вот какая история со мной приключилась.

– Ну а что утки лесника? – спросил один из собеседников.

– Больше не пропадают по сей день; видно, поняла Королева, что воровать утят – занятие не королевское.

Костёр уже догорал; внизу, у реки, что-то глухо охало и ворчало, а лес тихо вздыхал, навевая сон. Пора спать.

Ностальгия

Вернувшись из магазина, Алма увидела в почтовом ящике конверт. Обратного адреса на нём не было.

«От кого бы это могло быть?» – удивилась она.

Сын только вчера звонил, сказал, что на день рождения они обязательно приедут всей семьёй, а больше ей и не от кого было писем получать. Машинально положив конверт в карман, Алма стала подниматься по лестнице. Её мысли невольно переключились на сына. Рано оставшись без отца, он быстро повзрослел и возмужал, был всегда внимательным к матери, а в день рождения никогда не забывал дарить её любимые ландыши. Завтра утром они приезжают, а нужно ещё так много сделать: прибрать в квартире, приготовить всё к праздничному столу, да так, чтобы для каждого было что-нибудь вкусненькое, самое любимое.

Поднявшись в свою квартиру, она перевела дух. Алма жила на четвёртом этаже и специально не пользовалась лифтом. («Для поддержания формы», – шутила она знакомым.)Квартиру она получила незадолго до ухода на пенсию; она была однокомнатная, но очень светлая и уютная, в большом новом доме. Быстро переодевшись, она принялась за дело. В хлопотах и приготовлениях пролетел день, и уже поздно вечером, собираясь ложиться спать, Алма вспомнила о конверте в кармане своего пальто. На этот раз, взяв его в руки, она, к своему удивлению, испытывала не любопытство, а какое-то странное, необъяснимое волнение. В конверте была поздравительная открытка и коротенькая записка. Достаточно было одного взгляда на оборотную сторону открытки, чтобы у Алмы задрожали руки, а на глаза навернулись слёзы. Это было поздравление с днём рождения от бывших соседей по старой квартире:

«Дорогая Алма, поздравляем тебя с днём рождения! Желаем крепкого здоровья, благополучия и хороших друзей на новом месте. Не забывай нас. Твои бывшие соседи».

А в коротенькой записке сообщалось, что старый дядя Андрис всё так же поёт в хоре, а Маара из четвёртой квартиры стала второй раз бабушкой. Ещё они сообщали, что большой куст пионов, который она посадила три года назад, наконец-то зацвёл, и ухаживает за ним Маара, бывшая соседка Алмы по кухне, а в её комнате теперь живёт молодая пара. Алма опустилась в кресло. Воспоминания тёплой, мягкой волной подхватили её и понесли назад, в те далёкие годы, когда она с мужем и трёхлетним сынишкой впервые переступила порог небольшого дома за Даугавой, в котором жили всего три семьи; их семья стала четвёртой и самой молодой. Дядя Андрис, как все его звали в доме, на правах старшего показал им их место на кухне, дал ключи от дровяного сарая и погреба. За домом был небольшой огород, где и у них появились свои грядки. Молодые как-то незаметно быстро прижились на новом месте. Все жили здесь давно и были как одна большая семья. Хотя кухня была общая, споров и ссор никогда не было. Если и возникали какие-то недоразумения, то и они очень скоро затухали, словно домом правила какая-то мудрая и добрая рука.

Потом пришла беда: тяжело заболел и умер муж; и неизвестно, как бы сложилась её судьба, если бы не соседи. Одна, с ребёнком на руках, она не почувствовала себя одинокой. Все переживали её горе, как своё собственное, и каждый старался помочь, как мог. Нужно было работать, учиться и воспитывать сына; ни у неё, ни у мужа родственников не было. Бывало, с вечерней смены поздно домой возвращается, а Маара сынишку уже накормила и спать уложила, и дядя Андрис обязательно проверит, как тот уроки приготовил. Вот так и жили.

…Прошли годы, седина посеребрила голову, у сына дети уже скоро в школу пойдут. Комбинат, на котором работала Алма, выделил ей благоустроенную квартиру в большом новом доме хватит дрова да воду носить! Переезжать помогали всем домом, дядя Андрис, как всегда, был главным распорядителем: кто же лучше него знает, что и как уложить? Перед самым отъездом молча присели на дорожку. Когда старый дом скрылся за поворотом, у Алмы в середине словно что-то оборвалось, а когда подъезжали к новому дому, она не ощутила ожидаемого чувства радости. После новоселья, когда гости разошлись и разъехались, Алма осталась одна и впервые за долгие годы почувствовала себя одинокой.

…Почти год живёт она здесь, но какое-то странное чувство пустоты не покидает её. Новые соседи, с виду милые люди, встречаются на лестнице, иногда помогают донести покупки до двери. «Здравствуйте», «спасибо», «вам помочь?» – вот и всё. Что они знают друг о друге, чем живут? Все заняты своими делами, все спешат куда-то. Очнувшись от воспоминаний, Алма поймала себя на мысли, что с первых дней чувствовала себя чужой в этом доме, и теперь уже твёрдо знала, что родным он для неё не станет никогда.

Да, видно, старое дерево должно оставаться там, где оно выросло, только молодое можно пересаживать с места на место. Теперь она знала, что нужно делать. Через полчаса письмо было написано и запечатано. Написав на конверте свой прежний адрес, Алма задумалась. Только сейчас она сообразила, что не знает имени адресата. Подумав несколько секунд, она чётко вывела на конверте: «Молодой паре». Она и не заметила, как за окном рассвело: занимался день, новый день в её жизни.

Осенняя сирень

Они встретились в городском парке. Был конец сентября, там и сям лежали большие кучи опавших листьев, отливаясь золотом на ещё изумрудной зелени газонов.

Это была их первая встреча после нескольких месяцев переписки. Оба уже были немолоды, оба одиноки; у каждого на то своя причина, у каждого уже опыт неудавшегося заочного знакомства и… надежда.

Первая встреча. Одно дело – письма, фотографии, другое дело – вот так, лицом к лицу. Недолгий взгляд и первое впечатление.

«А он молодцом, в самом деле, выглядит намного моложе своих лет, фигура спортивная. А волосы совсем седые… Ну и что, теперь, куда ни глянь, молодые мужчины, а выглядят форменными стариками; кто-то и в тридцать уже седой… И улыбка приятная». – «О-о, смотри-ка, а она и вправду ничего, стройная, живая. По лицу видать, что и с юмором всё в порядке. Правда, морщинок могло быть поменьше, и волосы покрашены как-то не очень… Да подумаешь! Зато какие у неё глаза…»

– Здравствуй.

– Здравствуй.

– Как доехал?

– Спасибо, нормально.

– С погодой повезло, правда? Настоящая золотая осень.

– Да, в самом деле.

– Погуляем, покажешь мне парк?

– Да, конечно, пошли.

Несколько минут спустя первая неловкость как-то незаметно прошла, и они уже говорили о том о сём, как давние приятели.

Листья с тихим шорохом падали в скупых лучах осеннего солнца, золотым ковром устилая землю.

– Помнишь, как в детстве листьями кидались? Бежим? – предложил он.

– Бежим! – ответила она.

И они побежали, разбрасывая и кидая друг в друга охапки золотистых листьев. Вдруг он остановился около куста сирени.

– Посмотри, сирень цветёт!

– Невероятно! – сказала она. – Разве так бывает?

– Иногда. Гляди, я нашёл счастливый цветок! – сказал он, показывая на маленький цветочек с пятью лепестками.

– Ой, и я увидела! – воскликнула она. – Их обязательно нужно скушать, на счастье.

– Да, только счастье будет тогда, если сорвать цветок губами, не дотрагиваясь рукой, – сказал он.

– Да? Тогда так и сделаем.

Они разом склонились над веткой и лица их соприкоснулись.

– Я… не знаю, – начал он.

– Я… я тоже, – едва слышно ответила она.

Это был их первый поцелуй, совсем как в юности, трогательно нежный. Потом они несколько минут стояли, взявшись за руки, и молча глядели друг на друга. Куда подевались её морщинки и не совсем удачно выкрашенные волосы? Он видел только её глаза, бесконечно глубокие и светящиеся удивительным сиянием.

– Какая ты красивая, – сказал он тихо.

Седые волосы растаяли в лучах осеннего солнца, Она видела только его мягкую улыбку и ласковый, покоряющий взгляд.

– Ты такой мужественный и сильный, – ответила она.

Они обнялись и стояли так, слегка покачиваясь из стороны в сторону.

– Ну что за люди, ни стыда, ни совести! Собираешь тут целый день, а они придут и всё разбросают.

Они обернулись: перед ними стояла немолодая женщина с граблями.

– Вот, видите, – обратилась она к ним, – сегодня с утра целый день убирала, а кто-то пришёл и всё раскидал!

– Это мы виноваты. Простите ради бога! – сказал он. – Вспомнили детство, как, бывало, листьями кидались. Не сердитесь, добрая женщина, дайте грабли, я быстренько всё соберу.

Женщина посмотрела на них с удивлением.

– Вроде и немолодые уже, а как дети.

– Смотрите, – воскликнула она, – я нашла ещё один счастливый цветок!

– Возьмите, – обратилась она к женщине, – это принесёт вам счастье. Скушайте его, и вам станет так хорошо, и сердиться на нас перестанете, только его надо сорвать губами, руками трогать нельзя.

– Кабы всё так просто было, так вокруг были бы одни счастливые, – ответила женщина, смягчившись. – Идите уж, я и не сержусь вовсе.

Они взялись за руки и медленно пошли по аллее.

– Счастливые, – тихо прошептала женщина, глядя им вслед. Потом задумчиво улыбнулась и пригнула ветку сирени к губам.