Текст книги "На море и на суше"

IV. «Подводное» плавание

Едва команда успела поужинать и немного отдохнуть, как ветер заметно усилился. Океан, до сих пор более-менее спокойный, начал поднимать волну; как и было обещано, приближался ураган. Все перебрались в кормовые помещения, прихватив спасательные пояса и одежду, так как во время сильного шторма без особой надобности на палубу выходить запрещалось. Когда волна усилилась до девяти-десяти баллов, стало ясно, какая опасность угрожает судну. Трюмы были практически полны до отказа, и судно сидело в воде почти по самый ватервейс[83]83
  Линия, где кончается подводная часть корабля и начинается верхняя палуба.


[Закрыть]. Это означает, что при сильной волне палуба почти всё время находится под водой, только надстройки выступают наружу. Судно напоминало подводную лодку в надводном положении. Если в обычном состоянии судно идёт на волну, как в гору, то теперь оно просто врезалась в неё, и временами даже кормовые надстройки находились до половины в воде. Достаточно было двух больших волн подряд или, что ещё страшнее, одной двойной волны, чтобы судьба корабля и его команды оказалась под вопросом.

Иногда, при очень сильном шторме, поднимаются гигантские волны, на гребне которых образуется вторая волна, которая как бы закручивается внутрь, захватывая, словно огромной рукой, всё, что попадается на пути. Если перегруженное судно окажется в такой момент на гребне, то ему конец, у него просто нет такого запаса плавучести, чтобы снова всплыть на поверхность, его, скорее всего, перевернёт. К счастью, все люки и двери были накрепко задраены, боцман лично всё проверил, но никто не мог дать гарантии, что какой-нибудь клин не даст слабину и за считанные минуты волны раскидают крышки трюмных люков, а это значит, что следующая волна заполнит трюмы водой и…

Когда огромная волна в первый раз накрыла всё судно, залило вентиляционный раструб машинного отделения, и Роберта, который стоял у машинного телеграфа[84]84
  Устройство для передачи команды с мостика в машинное отделение.


[Закрыть], с ног до головы окатило ледяной водой, а корабль закачался из стороны в сторону, теряя остойчивость[85]85
  Устойчивое состояние равновесия корабля, способность возвращаться в прежнее положение во время качки.


[Закрыть].

«Всё, это конец», – промелькнуло в голове.

Часть воды попала на горячий двигатель и с шипением превратилась в облако пара. Но двигатели продолжали работать, а судно тяжело, с трудом взбиралось на очередной вал, врезаясь в него своим форштевнем[86]86
  Носовой брус корабля. как у шара, и достаточно небольшого толчка слева или справа, чтобы судно опрокинулось.


[Закрыть]. Ещё несколько раз судно оказывалось в таком положении, когда на поверхности оставалась только рубка и верхняя часть кормовойнадстройки, и начинало колебаться с борта на борт. Такое состояние называется индифферентной остойчивостью. Это когда центр тяжести находится посередине, Потом все признались, что в эти мгновения почувствовали одно и то же: пустоту внутри, буквально физическое ощущение, как будто что-то улетает из тела, и ни одной мысли в голове. Такое чувство Роберту пришлось испытать только однажды, когда в первый раз он прыгал с парашютом, ещё в школьные годы.

То, что в своё время пришлось пережить в фарерских фьордах, не входило в сравнение с этим ураганом. Там была игра – смертельно опасная, но игра, борьба, в которой многое зависело от умения и выдержки команды, а здесь от людей практически не зависело ничего, всё было в руках стихии. Каждый молился, как умел, даже те, которые не верили ни во что. И там, наверху, наверное, услышали молитву, потому что через некоторое время ураган резко изменил направление и ушёл в другую сторону.

Вскоре вокруг было всё спокойно, обыкновенный свежий ветер поднимал лёгкую волну, и ничто не говорило о том, что всего каких-нибудь два часа назад здесь был кромешный ад.

– Всё, выбрались. Вахтенным – на смену, свободным от вахты – отдыхать! – раздалась команда по трансляции.

На следующий день траулер уже стоял у борта плавбазы.

«Подводное» плавание закончилось, всё позади, а ярость волн и рёв океана навсегда остались там, в памяти людей.

V. Макаронная диета

Может сложиться впечатление, что в море хорошей погоды не бывает и там только штормы. Это не совсем так, многое зависит от времени года. Осенью и ранней весной штормит часто и как следует, а летом – редко, да и то налетит шквал, прогремит гроза, и опять солнышко светит. Но, к сожалению, основное время промысла в Северной Атлантике – это осенне-зимний период.

И потом, что считать штормом? На промысле шесть-семь баллов – это нормальная волна, вполне подходящая для траления, а вот если завернёт баллов девять-десять, то это уже приличный шторм. Был случай, когда десятибалльный шторм свирепствовал недели две подряд. Какой уж там промысел! Работали носом на волну, и все дела. Даже к плавбазе невозможно было подойти, пришлось ей тоже перейти на другое, более спокойное место. Но и там пришвартоваться можно было только с одного борта. Палубная команда отсыпалась, машины работали и впустую жгли топливо. А куда деваться? Сердце корабля работает беспрерывно.

Начало подходить к концу продовольствие. Корабельный кок Саша сделал ревизию своим запасам: итог был неутешительным. В основном были макаронные изделия, этого добра хватало, ещё немного мясных консервов, по мелочи того-сего, в общем, негусто. Слава богу, хоть воды было достаточно и топлива. Плавбаза находилась довольно далеко от района промысла, и идти к ней в такую погоду только ради продовольствия было бы неразумно. Даже рыбы свежей не было; брали, правда, иногда солёную, но сколько её съешь-то? Так и перешли на макаронную диету: утром – чай с кусочком хлеба и тонким, как бумага, ломтиком сыра, в обед – макаронный суп с лёгкой добавкой консервов, а на второе – вермишель с такой же лёгкой добавкой. На ужин – то же самое и чай. На следующий день компоненты те же, только в другом порядке.

С базы попутным траулером отправили немного продуктов. «Посылки» забондарили в бочки, обвязанные концом с петлёй, чтобы можно было зацепить багром, и сбросили в воду. Пока моряки пытались их выловить, одну бочку разбило волной о борт, и всё содержимое пошло ко дну. А там был сахар, крупа, немного свежего мяса.

– Ну что вы такие нерасторопные! Втроём одну бочку не смогли выловить, что мы есть-то будем? – запричитал с мостика кок Саша.

– А ты иди сюда, покажи нам, поучи, когда того и гляди самого за борт смоет. Стоишь там, наверху да каркаешь под руку! – раздражённо огрызнулся один из матросов.

– А и показал бы, только одеваться неохота, – ответил Саша и исчез с мостика.

– Надо с подветренного борта поднимать, а то так мы всё перебьём, – сказал вахтенный помощник рулевому и вышел из рубки.

– Эй, на палубе! Внимание, делаем поворот, отойдите от борта! – прокричал он матросам.

Ловили эти бочки с час, не меньше, но всё-таки удалось поймать, не разбив больше ни одной. Ужин был королевский: свежие щи, гречневая каша с мясом.

– Компот без сахара, – объявил Саша, – потому как сахар был только в той бочке, которую утопили.

– Ну не утопили, а утонула, Саша, не ехидничай. Ничего, переживём, – ответил капитан, – ведь когда-нибудь этот чёртов шторм кончится.

VI. В капкане

Примерно через неделю всё успокоилось, можно было нормально работать, а дел накопилось немало и на палубе, и в машинном отделении. Длинный переход до плавбазы как нельзя лучше подходит для этого.

Третий механик Вася на пару с Робертом занимались техобслуживанием системы аварийного освещения. Нужно было проверить аккумуляторы, все светильники наружного и внутреннего освещения, то да сё, ведь вода побывала даже там, куда обычно едва ли брызги долетают; так что пришлось побегать как следует.

Отсек аккумуляторных батарей находился на кормовой надстройке, прямо за рулевой рубкой. Вася был наверху, а Роберт с палубы проверял светильники. Чтобы добраться до батарей, нужно было обойти надстройку по левому борту, зайти в помещение, затем по коридору и трапу выйти наверх. Это был довольно длинный путь, хотя можно было попасть туда напрямик, по правому борту и скобтрапу[87]87
  Лестница из стальных скоб, прикреплённых к корпусу судна.


[Закрыть], и через специальный проём в палубе подняться наверх. Однако при поднятых траловых досках это было запрещено, так как они висели на правом борту, и волной их раскачивало в разные стороны. Если оказаться в этом месте в то время, когда волна поднимет доску, а она весила около тонны, то можно было попасть между доской и надстройкой. А что будет дальше, наверное, понятно. Как правило, все умны задним умом и уверены, что с ними ничего не случится, это известная истина.

Сначала всё было как надо: раза два они ходили вкруговую.

И надо же было такому случиться, что, когда Вася раскручивал соединительную коробку, у него из руки выскользнула отвёртка и упала через проем в палубе вниз.

– Роберт, ты там поближе, слетай вниз, только смотри, осторожно.

– Да знаю, – ответил он, – одна нога здесь, другая там.

Выбрав подходящий момент, он спустился вниз, подобрал отвёртку и быстро стал подниматься по скобтрапу наверх. Когда он был уже на половине пути, то почувствовал, что кто-то дёргает его снизу за штаны.

– Чего тебе? – спросил Роберт, не оборачиваясь.

Вместо ответа сзади что-то слегка прижало ему ноги.

«Доска!» – промелькнуло в голове.

Судорожно сглотнув, он попытался освободиться, но сзади надавило с такой силой, что ноги согнулись и колени вдавило между скобами трапа. Как потом стало ясно, именно это и спасло его; опустись доска на мгновение позже или раньше, и колено оказалось бы уже как раз напротив стальной скобы трапа. Толстые ватные брюки разорвало об острые края, и клочья ваты вывалились наружу. Инстинктивно Роберт ухватился руками за скобу над головой.

«Неужели всё? Так нелепо… мои ноги… Почему?»

Боли почти не было, ноги онемели, как бывает, когда неудачно ударишься локтем. Он только почувствовал, как пот холодной струйкой стекал по спине. Лишь одна мысль стучала в голове: как вырваться из этого капкана? Всё это длилось считанные секунды, но Роберту показалось, что он висит здесь уже с полчаса.

Наконец доска медленно, словно нехотя, ещё раза два качнувшись и надавив на ноги, будто проверяя, всё ли сделано, отошла в сторону и снова повисла в обычном положении. Подтягиваясь на руках, Роберт с трудом вытащил ноги, которые так заклинило между скоб трапа, что их пришлось раскачивать из стороны в сторону. Едва шевеля ногами, Роберт кое-как выполз наверх.

Его голова показалась в проёме.

– Вася, помоги, – чужим хриплым голосом проговорил Роберт.

Когда Вася обернулся и увидел Роберта, странно повисшего на краю проёма в палубе, всё у него внутри опустилось.

– Держись, я здесь!

Бросив инструменты, он одним прыжком оказался около него, ухватил под руки и вытащил наверх. Для такого здоровяка это было пустяком. Увидев его разорванные брюки, Вася осторожно усадил Роберта на палубе, прислонив спиной к надстройке.

– Что с ногами? Очень больно? Пальцами пошевелить можешь? – спросил он.

– Вот теперь стало больно, очень, – чуть слышно выдавил из себя Роберт.

Тупая невыносимая боль разливалась по ногам. Роберту стало плохо, голова закружилась, он понял, что теряет сознание.

– Дыши через рот, – услышал он как будто издалека голос Васи, – не закрывай глаза.

Тряхнув головой, Роберт открыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Было больно, хоть и не так сильно, как сначала, но чувство тошноты прошло, и в голове прояснилось.

– Эх, это я виноват, – проговорил Вася.

– А ты-то причём? – спросил Роберт.

– Так за отвёрткой я тебя послал.

– Да брось ты, Вася! Никто меня под эту доску не загонял, сам я всё прекрасно знал. Какого чёрта нужно было лезть? Давай лучше посмотрим, что там, – поморщившись, сказал Роберт, кивнув головой в сторону ног. – Похоже, что на месте, пальцы шевелятся.

– Я думаю, эту разорванную штанину лучше разрезать, – предложил Вася. – А ну как перелом?

– Давай режь.

Ощупав и осмотрев ноги, они поняли, что Роберт ещё легко отделался: кости остались целыми благодаря ватным брюкам, которые приняли на себя основное усилие.

– Штаны жалко. Ведь совсем новые были, а, Вася? – попытался пошутить Роберт.

– Ты им спасибо скажи, кабы не эти ватные брюки… – Вася тяжело мотнул головой и замолчал.

Минут через двадцать, после растирания и массажа, Роберт уже смог подняться и ходить, но багровые рубцы на ногах ещё долго будут напоминать ему об этом случае. Подойдя к проёму в палубе, Роберт посмотрел вниз, где обе доски мирно покачивались на цепях.

– А ведь чуть было не случилось, как я сказал: одна нога здесь, другая там.

– Переплюнь три раза, – ответил Вася, – подумать страшно.

Когда они закончили работу и собрались уходить, Вася, немного замявшись, подошёл к Роберту:

– Ты это… не говори никому, пожалуйста, ладно? Ведь, как бы ни было, а всё-таки я виноват. Я– старший и послал тебя туда, а остальное не имеет значения. Если «дед»[88]88
  Старший механик.


[Закрыть] узнает, они меня с кэпом живьём съедят. Уж лучше строгача получить, чем…

– Кончай казнить себя, – ответил Роберт. – Если тебе влетит, мне легче не станет. Всё обошлось, и забудем об этом.

Они пожали друг другу руки и отправились вниз.

Недели через две после ужина Кэп сообщил, что на одном СРТР[89]89
  Средний рыболовный траулер-рефрижератор.


[Закрыть] погиб человек. Это был помощник тралмастера, который во время подъёма трала полез освобождать траловую доску, зацепившуюся краем за фальшборт[90]90
  Сплошное ограждение вокруг всего судна выше ватерлинии.


[Закрыть]. Этого категорически нельзя было делать. На какую-то долю секунды раньше доска сорвалась сама: он не успел и глазом моргнуть, как оказался между бортом и доской. Смерть наступила мгновенно. В буквальном смысле от него осталось мокрое место. Было расследование, прибыла комиссия с базы. Капитана хотели немедленно отстранить от должности, ведь в конце концов он отвечает за всё, что происходит на корабле. Его спасло лишь то, что погибший был, как говорится, специалист с бумагами: перед самым рейсом успешно прошёл аттестацию, то есть знал, что делал. Да только кому от этого легче? На берегу осталась жена с двумя детьми, родители. Погибшего моряка завернули в парусину и уложили в морозильном отделении трюма, где он и пролежал до прибытия в порт.

Когда капитан делал это сообщение, Вася с Робертом переглянулись и вышли на палубу покурить.

– Знаешь, Вася, я вот сейчас подумал: не ватные брюки меня спасли, тут что-то другое.

– Ты думаешь?

– Почти уверен.

– Бог, что ли?

– Ну-у, вряд ли. Если он и есть, то у него и поважнее дела найдутся, чем каждому засранцу соломку подстилать. Это кто-то другой, я не знаю.

– Тогда почему он того мужика не уберёг? – спросил Вася.

– Кто ж его знает. Может, у каждого свой защитник, а может, у кого-то его и нет вовсе, а?

– Возможно, ты и прав, – после долгой паузы ответил Вася. – В таком случае он и меня уберёг, – и, бросив окурок за борт, он тяжело вздохнул.

VII. Второе рождение

Вскоре промысел переместился поближе к Ньюфаундленду.

Временами шторм так закручивал, что о тралении не могло быть и речи: просто работали носом на волну, а команда отдыхала.

В один из таких штормовых дней Роберт отмечал свой день рождения. По такому случаю кок Саша испёк большой крендель и ещё всякого вкусного, а второй помощник поставил на стол пару бутылок вина (для таких случаев у него имелся свойнеприкосновенный запас). Были поздравления, много хороших слов и пожеланий, хвалили парня за хорошую работу. Конечно, не обошлось без гитары.

– Давай, Роберт, нашу, рыбацкую, – попросил второй помощник Виктор, – только поём все вместе.

Роберт взял гитару и, слегка перебирая струны, запел:

 
Угрюмое море привычно качает,
И белая пена шумит за кормой.
Мы в море уходим, там всяко бывает.
Быть может, не все мы вернёмся домой…
 

– Ребята, все вместе! – вскинул руки Виктор.

– Мы в море ухо-о-о-дим, там всяко быва-а-а-ет… – вполголоса подхватили моряки.

Вечер удался. Долго ещё сидели в салоне, пели, рассказывали анекдоты, всякие случаи из жизни. А когда разошлись по кубрикам и каютам, то Роберта ожидал ещё один сюрприз. В каюте на столе стояло несколько флаконов тройного одеколона – подарок от друзей – и балык из палтуса. Так что теперь отмечали день рождения в узком кругу. Это был единственный случай в жизни, когда Роберт попробовал тройной одеколон, или, как его здесь называли, коньяк «Атлантика три звёздочки». Был такой одеколон – на чистом спирте, крепости отменной.

– Давай, Роберт, за твои двадцать лет! – предложил рыбмастер Велло и налил одеколон в эмалированную кружку.

Пили из одной кружки вкруговую, потому что после одеколона из неё уже ничего нельзя было пить: запах сохранялся навечно.

– Да я никогда не пробовал, – замялся Роберт.

– А ты вдохни, глоток сделай и – сразу ложку сахара сверху, а потом резко выдохни, – наставлял его тралмастер Оскар.

– Эх, была не была!

Роберт сделал, как учили. Пахучая жидкость обожгла рот, и горячим ручейком потекла внутрь.

– Ух ты-ы-ы, как огнём опалило! – все весело захлопали в ладоши.

– Давай-ка балычком закуси сразу, – протянул Велло кусочек рыбы на вилке, – сам делал для такого случая. – Балык из палтуса, нежнейший вкус, а как пахнет! Мм…

– Чем ты его так набальзамировал? – спросил Роберт.

– Секрет фирмы, – засмеялся Велло. – Вот, это подарок от меня.

– Спасибо, буду каждый день по маленькому ломтику отрезать, чтобы удовольствие растянуть, – ответил Роберт, принимая аппетитно поблёскивающую рыбину.

Последние недели тралили в районе Гренландского моря. Волна была в пределах нормы, рыба шла хорошо; в мыслях все уже были на пути к дому. Однажды попали на такое место, где было полно медуз, ну просто кишмя кишело, так что вместе с ними пришлось выпустить часть рыбы обратно. Как известно, если медуза прикоснётся к телу, то можно получить опасные ожоги. Здесь они были не такие, как в Балтике, – маленькие и невзрачные, в Атлантике они достигали трёх метров в длину и полметра, а то и больше в диаметре, да ещё и разноцветные. Когда в лучи прожекторов их попадали десятки, сотни, целое поле, зрелище получалось потрясающее!

Однажды рыба шла так, что на палубе ступить было некуда. Когда её выпускали из кутка, все отходили в сторону, кто куда, внизу оставался только помощник тралмастера, который направлял поток рыбы в нужное место. Тралмастер управлял лебёдкой. Несмотря на то что рыбы на палубе уже было достаточно, решили выбрать трал до конца и обрабатывать её уже во время перехода и поиска. Таким образом, получалась большая экономия времени, а во время штормов дорог каждый час.

Итак, трал был на борту, доски закреплены – полный вперёд! Рыбы было много, выше колена, так что без особой надобности с места никто не уходил, тут же и перекуривали во время короткого отдыха. Судно шло полным ходом носом на волну, все спокойно работали, как вдруг судно резко накренилось, с левого борта налетела большая волна, за ней вторая, сметая на своём пути всё, что не было закреплено. Разделочный стол разлетелся на части в разные стороны, по палубе катались, вернее, плавали пустые бочки, несколько из них унесло за борт. Одну затаренную бочку сорвало с места, она, словно пушечное ядро, пролетела к противоположному борту и разбилась вдребезги об траловую лебёдку, оставив на её защитном кожухе глубокую вмятину. Люди на палубе бросились кто куда, по возможности выше, чтобы уберечься от летающих по палубе предметов. Те, кто стояли по колено в рыбе, так и остались на месте, тут особенно не разбежишься; их просто опрокинуло в рыбу, и они беспомощно барахтались в ней, пытаясь подняться. Отовсюду были слышны крики, брань.

В тот момент, когда первая волна накрыла судно, Роберт стоял неподалёку от фальшборта. Когда судно накренилось, вся масса рыбы вперемешку с водой, словно лавина, надвинулась на него, опрокинула на спину и понесла к борту. Он только успел почувствовать, как упругая масса поднимает его и выталкивает за борт. Через мгновение всё это вместе с Робертом, описав плавную дугу, серебристым потоком потекло за борт. Последнее, что он увидел, – огни прожекторов. Когда человек падает, он инстинктивно хватается за всё, что попадёт под руку, даже за воздух. Роберт не был исключением: он судорожно растопырил пальцы и почувствовал под рукой что-то такое, за что можно было ухватиться (поистине говорят, что утопающий за соломинку хватается). Это была сеть, специально подвешенная по борту на случай, если кто-то упадёт за борт. И ещё ему повезло: на этот раз у него на руках не было рукавиц, во время перекура он их снял, а ведь в рукавице за сеть не очень-то ухватишься. На палубе не успели крикнуть: «Человек за бортом!» – как вторая волна подхватила его и с силой бросила обратно на палубу.

Барахтаясь в рыбе, Роберт с трудом перевёл дыхание, ещё не соображая, что произошло; под ногами – палуба, он спасён. Страха не было, даже холодно не было, несмотря на то что он промок до нитки; было только какое-то чувство нереальности и ощущение пустоты где-то под животом. Уже потом, прокрутив несколько раз в голове всё, что произошло, он с ужасом представил, что могло быть. Ведь эта же самая спасительная волна могла бы бросить его о борт или под винт идущего судна. Да упади он просто так за борт, и то в ледяной воде в сапогах и тяжёлой одежде даже минуты не продержишься. Среди волн в кромешной тьме, где прожектор выхватывает лишь небольшой участок поверхности, – шансов никаких.

Всё это было потом, а сейчас он стоял по колено в рыбе. Все, кто был на палубе, собрались вокруг, помогая подняться на ноги, что-то говорили, улыбались, размахивали руками, но слова долетали до него откуда-то издалека, как через густой туман. К Роберту подошёл второй помощник Виктор и увёл его с палубы в салон.

Вода всё ещё стекала с одежды, так что на палубе образовалась целая лужа. Из окошка камбуза показалась Сашина голова.

– Что с тобой, Роберт? На тебе лица нет.

– Потом, Саша, – сказал вошедший в салон Виктор. – А сейчас сообрази-ка ему крепкого чаю, да погорячее.

– Держи, – Виктор протянул Роберту стакан.

– Шш-ш-то эт-то? – спросил Роберт, дрожащей рукой принимая стакан.

– Спирт, выпей всё одним духом и до дна.

Стуча зубами о край стакана, Роберт осушил его, не переводя дыхания.

– Как вода? – сказал он, протягивая Виктору пустой стакан.

– Ничего, так бывает, через пару минут почувствуешь. А теперь скорее переоденься в сухое, Саша напоит тебя горячим чаем, и будет всё в порядке. Было бы лучше, если бы ты вышел снова на палубу, к ребятам, хоть на полчаса. Расскажешь, как всё было, не молчи и не сиди один, добро?

– Хорошо, я и не хочу один сидеть, как-то неуютно, – ответил Роберт.

После горячего чая с лимоном, будучи уже в сухой одежде, Роберт почувствовал, как тепло разливается по всему телу, руки и ноги отяжелели, но голова оставалась ясной. Прихлёбывая из кружки чай, он рассказал Саше всё, что произошло на палубе.

– Да-а, повезло тебе, парень, второй раз родился, – покачав головой сказал Саша. – Хоть новый крендель пеки.

Когда Роберт снова появился на палубе, моряки встретили его радостным возгласом «ура!».

На следующий день капитан созвал в салоне собрание, на повестке дня – разбор вчерашнего происшествия. Выяснилось, что вахтенный помощник начал делать поворот, не предупредив находящихся на палубе людей. При такой волне, на полном ходу, это неизбежно должно было привести к тому, что произошло.

Налицо было грубое нарушение, которое лишь по чистой случайности не привело к трагическим последствиям. К счастью, обошлось малой кровью: ссадины, разбитые пальцы, синяки. А ведь представьте только, что могло бы случиться, если стокилограммовая бочка ударилась бы не об лебёдку, а в стоящих на палубе людей! Лучше не представлять. А о случае с Робертом и говорить нечего, тут просто чудо какое-то произошло. Капитан говорил спокойно, но в голосе его чувствовалось напряжение, видно было, что он с трудом сдерживает себя, чтобы не сорваться.

Третий помощник Реваз, бывший в то время на вахте, сидел как в воду опущенный. Они с Робертом были в приятельских отношениях, частенько в «собачку»[91]91
  «Собачья» вахта – с 12 ночи до 4 утра – считается самой трудной.


[Закрыть], когда команда отдыхала, а судно ложилось в дрейф или подрабатывало носом на волну, Роберт заходил к нему в рубку скоротать время, а теперь такой вот случай.

– Я думал, что волна небольшая и поворот удастся сделать, не останавливая работы, – начал было Реваз упавшим голосом, я ведь…

– Догадываюсь, чем ты думал, – прервал капитан его монолог, сделав ударение на слове «чем». Его пальцы дрожали, и, чтобы унять дрожь, он сжал их в кулаки так, что косточки побелели. – По твоей милости мы сегодня могли бы иметь в лучшем случае инвалидную команду, а в худшем – ещё и не досчитаться кое-кого.

Я должен буду представить рапорт руководству базы о случившемся и отстранить тебя от должности третьего помощника.

В салоне воцарилось гробовое молчание.

– У кого есть что сказать? – спросил капитан.

– Можно мне? – встал с места тралмастер Оскар. – Реваз, я понял, что ты хотел сказать: мол, не подумал, не нарочно это сделал. Никто и не сомневается, что не нарочно, но за ошибки приходится расплачиваться, и тебе ещё очень повезло, что на этот раз расплачиваешься только ты сам. Только, Петрович, может не так круто? Ведь парню всю жизнь поломать можно.

– Поломать, говоришь? А сколько вас таких поломанных могло оказаться там, на палубе? А за бортом? Да мне самому в таком случае ничего другого не осталось бы, как за борт прыгнуть, не подумал?

– Эх, да понимаю я всё, ведь не оправдываю, у самого руки побиты, но ведь, слава богу, обошлось, урок на всю жизнь.

– Дорогая плата за обучение, – ответил капитан.

– Реваз, когда меня пустой бочкой по ноге долбануло, мне захотелось пойти и дать тебе по морде, – встал со своего места боцман, – да на одной ноге не допрыгаешь. Честное слово, до сих пор ступить больно. Кэп, вам решать, что делать, надо, конечно, врезать, чтоб помнил, но не в нокаут.

– Петрович, кэп! – послышалось со всех сторон. – Ну оплошал парень, надо ему, конечно, задницу надрать как следует, но хребет не ломайте!

– Николай Петрович, – Роберт встал, от волнения его голос слегка дрожал. – Реваз… он, конечно, виноват, что так вышло, но, может, не надо его так…Oн ведь не думал, что такое получится.

– Вот-вот, а должен был подумать, это входит в его обязанности, между прочим, – вставил капитан.

– Да нет, мне и сейчас страшно подумать, если бы…

– Тебе сейчас об этом лучше поменьше думать, насколько это возможно, – перебил его капитан. – Будешь вспоминать, когда на пенсию пойдёшь. И вообще предлагаю на этом обсуждение закончить, а то послушаешь вас, так ему благодарность объявить надо за то, что все живы, никого не угробило, а? Пока, до моего окончательного решения, Реваз отстраняется от работы, его обязанности будут временно исполнять второй и старший помощники. Имеешь что-нибудь сказать в своё оправдание?

– Нет, – ответил Реваз глухим голосом.

– Что ж, коротко, но честно, можешь идти. Команде приготовиться к постановке трала.

Реваз, обычно весёлый, почти не разговаривал, а на обед старался приходить после того, когда в салоне уже никого не было.

Понятное дело, он чувствовал себя виноватым, да и всем было неловко. Но что теперь делать? Через несколько дней ситуацию разрядил сам капитан.

– Реваз, зайди ко мне после обеда, – сказал он, вой дя в салон, – поговорить надо.

По голосу нельзя было понять, что он задумал, ясно было одно: сейчас решится судьба нашего весёлого грузина.

– Да я уже пообедал, Николай Петрович.

– Ну, тогда прошу.

Все, кто были при этом коротком разговоре, остались в коридоре, переживали за парня.

– А это что за делегация? – с удивлением спросил второй помощник Виктор, спускаясь из рубки.

– Реваз у кэпа, вот мы тут…

– А-а, понятно, моральная поддержка?

– Виктор, что ему будет? – спросил кто-то из моряков.

– Вот этого я не знаю.

– Да ну-у, всё вы знаете. Правда, неужели снимут? Эх, жалко парня, – заговорили тут все сразу.

– Тсс! – Виктор поднёс палец к губам. – Я вам ничего не говорил, но много крови не будет.

О чём говорили кэп с Ревазом, так и осталось между ними, но минут через пятнадцать из капитанской каюты красный как рак, утирая пот со лба, вышел виновник всех этих событий.

От неожиданности он даже рот открыл, увидав в коридоре такое собрание.

– Ну как, остаёшься? Что кэп решил? – посыпалось со всех сторон.

Реваз что-то сказал по-грузински, а потом, широко улыбнувшись, уже по-русски:

– Остаюсь! Выговор, даже не очень строгий, вот. А ещё сказал, что ребята у нас… Эх, спасибо вам, парни!

Напряжение, в котором вся команда провела эти дни, мгновенно исчезло, все ходили в приподнятом настроении, как будто премию получили. Никому и в голову не могло прийти, что этот случай и был премией, подарком судьбы.

Ничего себе, удивитесь вы, хорош подарок! Вот именно, ведь всё закончилось благополучно, а главное, что все, как один, остались вместе. Есть такая поговорка «Море слабых не любит», вот оно и проверяет время от времени людей на прочность, кто чего стоит. К этому больше никто не возвращался, а ещё через пару дней всё вошло в свою обычную колею.

Время залечивает все раны, притупляет боль и остроту переживаний, постепенно всё отступает в прошлое и видится нам, как в фантастическом сне.