Текст книги "Голубой молоточек"

Глава 17

Я поехал в центр и получил наличными по баймееровскому чеку прежде, чем кто-либо из них успеет задержать платеж. Оставив машину на стоянке у банка, я пересек улицу и оказался в сквере, посреди которого возвышалось здание редакции. Зал отдела информации, ночью казавшийся вымершим, сейчас бурлил жизнью. За машинками сидело человек двадцать.

Бетти, заметив меня, поднялась из-за стола и направилась ко мне с улыбкой, вся подтянувшись.

– Мне нужно поговорить с тобой, – сообщил я.

– А мне – с тобой.

– Я имею в виду важный разговор.

– Я тоже.

– Ты выглядишь очень счастливой.

– Я и в самом деле счастлива!

– А я нет. Мне необходимо уехать из города, – я объяснил ей, почему. – Ты не могла бы кое-что сделать для меня в мое отсутствие?

– Я надеялась, что могу кое-что для тебя сделать в твоем присутствии, – сказала она с многозначительной улыбкой.

– Если ты намерена вести со мной словесный поединок, то, может, мы найдем для этого местечко поспокойнее?

– Может, тут?

Она постучала в дверь с табличкой «Младший редактор», никто не отозвался. Мы вошли в кабинет и, целуя ее, я ощутил, что поднимается не только моя температура.

– Эй! – сказала она, – значит ты все еще любишь меня?

– Но я должен ехать. Фред Джонсон наверняка уже в Тьюксоне.

Она забарабанила кончиками пальцев по моей груди, словно выстукивая какое-то послание на машинке.

– Береги себя. Фред из тех мягких парнишек, которые оказываются опасными.

– Он уже не парнишка.

– Я знаю. Это такой светловолосый молодой человек, который работает в музее, очень несчастный. Он как-то исповедовался передо мной, рассказывая о своей кошмарной жизни дома. Его отец – ни к чему не способный алкоголик, а мать постоянно раздражена. Фред пытается как-то вырваться из всего этого и, хотя держится спокойно, мне кажется, близок к срыву. Так что будь осторожен.

– С Фредом я управлюсь.

– Я знаю, – она положила ладони мне на плечи. – Так что я могу для тебя сделать?

– Ты хорошо знаешь миссис Хантри?

– Практически с рождения. Я познакомилась с Франсин, будучи еще малышкой.

– Вы подруги?

– Пожалуй, да. Я часто оказывала ей всяческие услуги. Но после вчерашнего чувствую себя не совсем в своей тарелке.

– Постарайся не выпускать ее из виду, ладно? Мне бы хотелось знать, что она будет делать сегодня и завтра.

– Можно спросить, зачем? – моя просьба как будто встревожила ее.

– Ты можешь спрашивать, но, боюсь, я не смогу тебе ответить. Я не знаю зачем.

– Ты ее в чем-то подозреваешь?

– Я всех подозреваю.

– Надеюсь, за исключением меня? – ее улыбка была серьезной и испытующей.

– За исключением тебя и себя. Можешь ты для меня понаблюдать за Франсин Хантри?

– Разумеется. Я и так собиралась позвонить ей.

Я оставил машину на аэродроме в Санта-Терезе и сел в самолет местной авиалинии до Лос-Анджелеса. Самолета до Тьюксона пришлось ждать минут сорок. Я съел гамбургер в закусочной, запивая его пивом, и позвонил в агентство, принимающее мои телефонограммы.

Мне сообщили, что звонил Саймон Лэшмэн. Времени было еще достаточно, чтобы связаться с ним.

Голос в телефонной трубке показался мне еще более старческим и неприязненным, чем утром. Я представился, сообщил, откуда звоню и поблагодарил за его звонок.

– Не за что, – сварливо ответил он. – Я не намерен извиняться за свою резкость, она целиком оправдана. Отец этой девушки когда-то поступил со мной по-свински, а я не привык прощать. Каков отец, такова и дочь.

– Я не выступаю от имени Баймеера, – сообщил я.

– Мне так показалось.

– Меня пригласила его жена. Она очень тревожится о дочери.

– И не напрасно. Девушка ведет себя как наркоманка.

– Значит, вы видели ее?

– Да. Она была здесь с Фредом Джонсоном.

– Я не мог бы приехать и поговорить с вами сегодня, после обеда?

– Но вы же говорите, что вы в Лос-Анджелесе?

– Через несколько минут я сажусь в самолет до Тьюксона.

– Хорошо. Я не хотел бы говорить об этих делах по телефону. Когда я рисовал в Таосе, у меня даже не было аппарата. Это было самое счастливое время в моей жизни! – неожиданно он взял себя в руки. – Я начал ныть. Терпеть не могу ноющих старцев! Так что до свидания.

Глава 18

Дом Лэшмэна стоял на краю пустыни у подножья горы, вырисовавшейся перед моими глазами уже на второй час полета. Это был приземистый двухэтажный дом, обнесенный деревянным забором, напоминающим миниатюрный частокол. День клонился к вечеру, но жара не спадала.

Лэшмэн вышел мне навстречу, отворив калитку в заборе. Его лицо, изборожденное глубокими морщинами, окружали длинные седые волосы, спадавшие до самых плеч. На нем были рубашка и штаны из полинявшей голубой материи и мягкие мокасины из козьей шкуры. Голубые глаза, как и одежда, полиняли от долгого соприкосновения с окружающим миром.

– Мистер Арчер?

– Он самый. Благодарю вас за разрешение приехать.

Старик держался совершенно свободно, но было в его поведении нечто, заставлявшее меня относиться к нему с почтением. Его ладонь, которую я пожал, была изуродована подагрой и выпачкана красками.

– В каком состоянии Фред Джонсон?

– Он казался очень усталым, – ответил Лэшмэн, – но возбужденным. Возбуждение придавало ему сил.

– Но чем оно было вызвано?

– Он хотел как можно скорей поговорить с Милдред Мид. Речь, кажется, идет об установлении авторства какой-то картины. Он говорил, что работает в музее в Санта-Терезе. Это правда?

– Да. А как девушка?

– Была очень спокойна. Насколько я помню, она не произнесла ни слова, – Лэшмэн изучающе глянул на меня, но я сделал вид, что не заметил этого. – Войдем в дом.

Он проводил меня через двор в свою мастерскую. Единственное огромное окно выходило на тянущуюся до самого горизонта пустыню. На мольберте стоял неоконченный, а может, только начатый, женский портрет. Мазки краски казались свежими, а вырисовывающееся из них лицо напоминало лицо Милдред Мид, упрямо выплывающее из волн времени. На стоящем рядом столе, покрытом потеками шелушащейся краски, лежала прямоугольная палитра с блестящими разноцветными пятнами.

Я остановился перед картиной, Лэшмэн встал рядом со мной.

– Да, это Милдред. Я только начал этот портрет, уже после нашего разговора по телефону. Мне захотелось написать ее еще раз. А я уже в том возрасте, когда нужно немедленно воплощать в жизнь любые внезапные желания.

– Она позировала вам для этого портрета?

Он внимательно взглянул на меня.

– Ее не было здесь, если вас интересует именно это. Я не видал ее уже двадцать лет. Мне кажется, я уже говорил это вам по телефону, – резонно заметил он.

– Наверное, вы часто рисовали ее?

– Она была моей любимой натурщицей. Жила у меня долгое время с небольшими перерывами. А потом уехала в другой конец штата. С тех пор я ее не видел, – тон его был задумчив, в нем звенели тоска и сожаление. – Другой мужчина предложил ей жизнь, более устроенную с ее точки зрения. Я не в обиде на нее. Она начала стареть. Должен признать, я не слишком хорошо к ней относился…

Его слова задели во мне какую-то струну. От меня тоже когда-то ушла женщина. Но она покинула меня не ради другого, я потерял ее по собственной вине…

– Она все еще живет в Аризоне? – спросил я.

– Видимо, да. В прошлом году она прислала мне открытку на Рождество. С тех пор я не имел о ней вестей, – он устремил взгляд в раскинувшуюся за окном пустыню. – Честно говоря, я охотно увиделся бы с ней, хотя мы оба уже стары, как трухлявые пни…

– Где она теперь живет?

– В Каньоне Хантри, в горах Чирикахуа, неподалеку от границы с Нью-Мексико, – куском угля он нарисовал контур карты Аризоны и объяснил мне, как доехать до каньона, находящегося на юго-восточной оконечности штата. – Двадцать лет назад Баймеер купил для нее дом Хантри, собственно, с тех пор она там и живет. Она всегда хотела получить его, дом значил для нее намного больше, чем этот тип.

– Вы имеете в виду Джека Баймеера?

– И Феликса Хантри, построившего дом и основавшего медный прииск. Она влюбилась в виллу Феликса Хантри и в его прииск намного раньше, чем в него самого. Говорила, что поселиться в этом доме – мечта всей ее жизни. Она стала его любовницей и даже родила ему внебрачного сына, но пока он был жив, он не позволил ей поселиться там. Остался с женой и их сыном.

– С Ричардом? – спросил я.

Лэшмэн кивнул головой.

– Из него получился прекрасный художник. Я вынужден признать это, хотя ненавидел его отца. Ричард Хантри обладал незаурядным талантом, хотя полностью его так и не раскрыл. Ему не хватило терпения, а в этой профессии оно необходимо, – его морщинистое лицо в свете вечернего солнца, падающего из окна, казалось лицом бронзовой статуи, символизирующей терпение.

– Как вы думаете, Ричард Хантри жив?

– Этот же вопрос задавал мне тот молодой человек, Фред Джонсон. Я отвечу вам так же, как ответил ему. Мне кажется, Ричард уже мертв – как его брат – но это не имеет большого значения. Художник, отрекающийся от своего таланта на половине пути, как это сделал Ричард, – все равно что мертвец. Наверное, я сам умру в тот день, когда перестану работать, – погруженный в свои туманные мысли старик хоть и неохотно, но исправно возвращался к проблеме собственной смертности. – Это наилучший конец для бесполезного человека, как говаривал я, еще будучи молодым…

– А что случилось с сыном Феликса Хантри и Милдред, с этим внебрачным братом?

– С Вильямом? Он умер молодым. Вильям был единственным членом этой семьи, которого я знал и любил. Несколько лет, хоть и не постоянно, он жил у меня вместе с матерью. Он даже учился в здешней академии изящных искусств под моей фамилией, но в армии взял фамилию матери. Жил и умер под именем Вильям Мид.

– Он погиб во время войны?

– Вильям умер в форме, но был он в это время в отпуске, – серьезно произнес Лэшмэн. – Он был до смерти избит, а тело его брошено в пустыне неподалеку от места, где теперь живет его мать.

– Кто его убил?

– Это не было установлено. Если вы хотите получить более подробные сведения, мистер, я бы рекомендовал вам связаться с шерифом Бротертоном из Копер-Сити, он проводил расследование, а может, провалил его. Я до сих пор не знаю всех подробностей. Когда Милдред вернулась сюда, опознав тело Вильяма, она неделю не произнесла ни слова. Я понимаю, что она пережила.

Вильям не был моим сыном и я долгое время не видел его, но мне казалось, что я потерял собственного ребенка.

Он помолчал, прежде чем продолжить.

– Я хотел сделать из него художника. Честно говоря, работы Вильяма были лучше работ его единоутробного брата, и Ричард признал это, подражая его стилю. Но именно Вильяма съели черви…

Он гневно повернулся ко мне, словно я снова привел смерть в его дом. – Они и меня скоро сожрут. Но прежде чем это произойдет, я хочу написать еще один портрет Милдред, передайте ей это, мистер.

– А почему вы сами не скажете ей этого?

– Возможно, я так и сделаю…

Я понял, что Лэшмэн хочет избавиться от меня, прежде чем вечерний свет угаснет, он все поглядывал в сторону окна. Прежде чем уйти, я положил перед ним фотографию картины, вынесенной Фредом из дома Баймееров. – Это Милдред?

– Да, это она.

– Вы не могли бы сказать, кто автор портрета?

– Я не смогу сказать это с уверенностью, во всяком случае, глядя на маленький черно-белый снимок.

– Но это похоже на картины Хантри?

– Пожалуй, да. Собственно, это похоже и на мои ранние работы… – он вдруг поднял голову и посмотрел на меня, во взгляде его читалось удивление. – До этой минуты я не отдавал себе отчета, что мог оказать определенное влияние на Хантри. Несомненно, тот, кто написал эту картину, должен был знать мои давние портреты Милдред Мид, – он глянул в сторону стоящей на мольберте головы натурщицы, словно она могла подтвердить его слова.

– Но это не ваша картина?

– Нет. Случилось так, что я могу рисовать лучше.

– Лучше, чем Хантри?

– Пожалуй. Я ведь не исчезал. Я оставался на месте и совершенствовал свое мастерство. Я не приобрел такой славы, как этот пропавший художник, но я терпеливее, чем он и, Бог свидетель, мои работы переживут его творчество. Вот этот портрет, который я сейчас пишу, будет долговечнее всего наследия Хантри!

Голос Лэшмэна звучал молодо и зло, лицо раскраснелось. Мне показалось, что и теперь, в старости, он борется с Хантри за права на Милдред Мид.

Лэшмэн схватил кисть и, держа ее как оружие, повернулся к неоконченному портрету.

Глава 19

Я пересек пустыню и повернул на запад, пробиваясь сквозь сгущающийся сумрак. Движение на трассе было небольшое, и мне удалось довольно быстро одолеть свой путь. Часов около девяти я был уже в Копер-Сити и миновал принадлежащую Баймееру дыру в земле. В мглистом вечернем свете она казалась площадкой для игр великанов или великанских детей.

Я нашел контору шерифа и показал фотокопию своей лицензии дежурному капитану. Он сообщил мне, что шериф Бротертон находится на полицейском посту, расположенном к северу от города, неподалеку от своего домика в горах, и показал на карте, как туда доехать.

Я двинулся на север, по направлению к горам. Их творцы, вероятно были еще больше великанов, выкопавших баймееровскую дыру. По мере моего приближения, они заслоняли все большую часть темнеющего неба.

Продвигаясь по крутой дороге, отделявшей тянущиеся слева горы от лежавшей справа пустыни, я обогнул их юго-восточную оконечность. Движение на шоссе постепенно стихало. Я уже начал думать, что заблудился, когда увидел группу освещенных строений.

Одним из них оказался пост шерифа, в остальных помещались небольшая гостиница и магазинчик, скрытый за бензоколонкой. На вымощенной плитами площадке между домиков стояло несколько машин, среди которых я заметил два полицейских автомобиля.

Я поставил свою взятую напрокат машину сразу же за ними и вошел в здание поста. Дежурный офицер долго внимательно приглядывался ко мне и, наконец, сообщил, что шериф пребывает в соседнем магазинчике. Я направился туда. В заднем помещении было темно от сигарного дыма. Я сумел разглядеть нескольких мужчин в широкополых шляпах, они попивали пиво из банок и играли в бильярд на столе, обтянутом сморщившимся грязным сукном. Игра шла весьма азартно.

Ко мне подошел потный лысый человек в некогда белой куртке.

– Если вы желаете купить чего-нибудь поесть, мистер, то магазин уже закрыт…

– Я бы хотел банку пива. И кусочек сыра.

– Это я могу вам подать. Сколько сыра?

– Полфунта.

Через минуту он вернулся с моим заказом.

– Полтора доллара.

– Отсюда далеко до Каньона Хантри? – спросил я, отдавая ему деньги.

Он кивнул.

– Нужно свернуть по второй дороге влево от шоссе… где-то с милю к северу отсюда. Потом еще мили четыре до перекрестка. Там повернуть влево и мили через две вы будете в каньоне. Вы из тех людей, которые купили дом, мистер?

– Я не знаю, о ком вы говорите.

– Я не помню, как они себя называли. Ремонтируют старый дом, хотят сделать там какое-то религиозное учреждение, – он повернулся в сторону заднего помещения и повысил голос: – Шериф! Как называются эти типы, которые купили дом Хантри?

Один из игравших в бильярд мужчин прислонил кий к стене и подошел к нам, наступая высокими начищенными сапогами на собственную тень. Ему было лет пятьдесят с небольшим, верхнюю губу прикрывали седые усы, какие обычно носят военные, на груди блестела шерифская звезда. Такой же блеск я заметил и в его глазах.

– "Общество Взаимной Любви", – сообщил он мне. – Вы их ищете?

– Нет, я ищу Милдред Мид, – я показал ему копию лицензии.

– К сожалению, вас ввели в заблуждение, мистер. Милдред продала все месяца три назад и перебралась в Калифорнию. Она больше не могла вынести одиночества, во всяком случае, мне она сказала так. Я говорил ей, что здесь у нее есть друзья, но она все-таки решила прожить остаток дней среди своих, в Калифорнии.

– Но где именно в Калифорнии?

– Этого она мне не сказала, – шериф казался встревоженным.

– А как фамилия людей, к которым она поехала?

– Понятия не имею.

– Это ее родственники?

– Милдред ничего не говорила. Она никогда не распространялась на тему своей родни. Я то же самое сказал двум молодым людям, которые были здесь сегодня поутру.

– Молодой человек и девушка в голубом «форде»?

Шериф кивнул.

– Именно. Вы путешествуете вместе?

– Я собираюсь встретиться с ними.

– Вы наверняка найдете их в каньоне. Они поехали туда на закате. Я их предупреждал, что их там могут завлекать. Не знаю, во что верят эти люди из «Общества Взаимной Любви», но их вера, несомненно, очень сильна. Один из новообращенных рассказал мне, что отдал секте все свое состояние, а взамен получил тяжкий труд. Кажется, денег у них куры не клюют. Я знаю, что они заплатили Милдред за этот дом больше ста тысяч, за дом с участком, разумеется. Так что держите покрепче свой бумажник, мистер.

– Приму во внимание, шериф.

– Кстати, моя фамилия Бротертон.

– Лью Арчер.

Мы обменялись рукопожатием, я поблагодарил шерифа и направился к двери. Он вышел следом за мной. После дымной комнаты воздух казался свежим и чистым.

Мы постояли молча. Бротертон, хотя и был, по-видимому, типичным провинциальным шерифом, казался мне человеком симпатичным.

– Мне не хотелось бы лезть в чужие дела, – проговорил он, – но я близкий друг Милдред. Конечно, у нее немало друзей, она никогда не жалела ни своих денег, ни своей доброжелательности. Не знаю, может, она была слишком мягкой. Надеюсь, в Калифорнии с ней не случилось неприятностей?

– Надеюсь, нет.

– Вы ведь частный детектив, не так ли, мистер?

Я кивнул.

– Вы не могли бы сказать мне, что вам нужно от Милдред?

– Собственно, мне нужна не она. Скорее те молодые люди, которые недавно расспрашивали о ней. Они еще не проезжали назад, не так ли?

– Кажется, нет.

– Это единственная дорога, по которой можно выехать оттуда?

– При необходимости они могли выехать в другую сторону, через Томбстоун. Но я предупредил их, что по этой трассе ночью проехать трудно. Они удирают от кого-то?

– Я смогу сказать вам больше, если поговорю с ними.

Бротертон нахмурился.

– Вы скрытный человек, мистер Арчер.

– Меня наняли родные этой девушки.

– Я так и подумал, не сбежала ли она из семьи.

– Я так не сказал бы, но надеюсь, что мне удастся вернуть ее домой. Он вернулся в магазинчик, а я двинулся вверх. Руководствуясь указаниями владельца магазина, я вскоре отыскал каньон, в конце его мигали далекие огни Копер-Сити. В каньоне было довольно много освещенных домов. Выше и лучше всех был большой каменный особняк с деревянной высокой крышей и широким крыльцом.

Дорогу к дому преграждали металлические ворота. Когда я вышел из машины, чтобы их открыть, до моих ушей долетела песнь, которую пели сидящие на крыльце люди, подобного я никогда не слыхал. В припеве говорилось что-то об Армагеддоне и конце света. Крыльцо походило на палубу парусника и собравшийся на нем хор напомнил мне пассажиров, поющих псалмы на тонущем корабле.

Перед моей машиной стоял на пожухлой обочине старый голубой «форд» Фреда Джонсона. Из мотора капало масло, будто кровь из раны. Когда я подъехал, Фред вылез из машины и неуверенно двинулся в направлении огней моей машины. Его усы были слипшимися и мокрыми, а подбородок испачкан кровью. Меня он не узнал.

– Что-то случилось?

Он шевельнул распухшими губами.

– Да. Там, у них моя девушка. Они пытаются ее обратить…

Псалом смолк на полуфразе, словно тонущее судно пошло на дно. Поющие сошли с крыльца, направляясь в нашу сторону. Из дома до нас долетел истерический, полный страха девичий голос.

Фред тревожно мотнул головой.

– Это она!

Я двинулся в направлении багажника машины, чтобы достать из него револьвер, но вдруг вспомнил, что приехал в машине, взятой напрокат. Когда я повернулся, нас обоих уже окружили шестеро или семеро бородачей в рабочих комбинезонах. Женщины стояли в стороне, холодно присматриваясь к нам, у них были длинные юбки и худые аскетичные лица.

– Вы мешаете нашей вечерней молитве, – монотонным голосом обратился к нам старший в группе мужчина лет сорока.

– Мне очень жаль. Я ищу мисс Баймеер. Я частный детектив, имеющий соответственную лицензию, и действую по поручению ее родных. Окружной шериф знает о том, что я нахожусь здесь.

– Мы не признаем его власти. Это святая земля, освященная нашим провидцем. Единственный авторитет для нас – голос неба, гор и нашей совести.

– Ну так скажите вашей совести, чтобы она повелела вам позвать вашего провидца.

– Говорите о нем с большим почтением, мистер! Он отправляет важную церемонию.

До нас снова долетел громкий крик девушки. Фред двинулся на голос, я пошел следом за ним. Мужчины в комбинезонах сбились в тесную группу, преграждая нам дорогу.

Я остановился и заорал так громко, как только мог:

– Эй, шеф! Выйди сюда, черт возьми!

На крыльце показался седой мужчина в длинной черной одежде, выглядевший так, словно он был оглушен или поражен молнией. Он приблизился к нам с широкой, но холодной улыбкой. Последователи расступились перед ним.

– Благословенны будьте! – обратился он к ним, потом повернулся к нам. – Кто вы такие? Я слыхал, что вы проклинали меня и возводили напраслину. Я недоволен этим не со своей точки зрения, а лишь помня о Божестве, которое представляю.

Одна из женщин ахнула от страха и любопытства, упала на колени и поцеловала руку провидца.

– Я ищу мисс Баймеер, – сказал я. – Меня уполномочил ее отец, ему когда-то принадлежал этот дом.

– Теперь он принадлежит мне, – сказал человек, но тут же поправился, – принадлежит нам. Вы вторглись в частное владение.

Бородачи хоровым рыком выразили солидарность с провидцем.

– За это место мы заплатили большие деньги, – сказал один из них. – Это наш приют в нынешнее неспокойное время. Мы не хотим, чтобы его окружили легионы зла.

– В таком случае отпустите мисс Баймеер.

– Это бедное дитя нуждается в моей помощи, – заявил провидец. – Она употребляет наркотики. Тонет в волнах страха уже в третий раз.

– Я не уеду отсюда без нее.

– Я говорил им то же самое! – Фред всхлипывал от разочарования, злости и жалости к себе. – Но они меня избили!

– Вы давали ей наркотики, – сказал провидец. – Она сама рассказала мне об этом. Я чувствую себя обязанным искоренить этот порок! Почти все мои подопечные когда-то их употребляли. Да и я был грешником, хотя и иного рода…

– Я бы сказал, что вы продолжаете им быть, – заявил я. – Или вы считаете, что похищение не является противозаконным деянием?

– Девушка находится здесь по собственной воле и без всякого принуждения.

– Я бы хотел, чтобы она сама сказала мне это.

– Пожалуйста, – сказал он и обернулся к своим подопечным: – Разрешите им приблизиться к нашему дому!

Мы двинулись по тропе в направлении здания. Бородачи окружали нас с Фредом тесным кольцом, однако, не притрагивались к нам. Мои ноздри щекотал их запах – запах утерянных надежд, подавленных страхов, увядшей невинности и пота.

Нам велели задержаться на крыльце. Заглянув через открытую парадную дверь, я увидел, что дом внутри перестроен. Центральный холл был превращен в дортуар, вдоль стен стояли двухэтажные нары. Я задумался над тем, сколько верных намеревался собрать провидец и сколько каждый из них платит за постель, комбинезон и лишение души.

Провидец привел Дорис из бокового помещения в холл. Его последователи позволили мне подойти к открытой двери, и мы с ней встали друг напротив друга по обе стороны дверного проема. Она показалась мне бледной и испуганной, но вполне владеющей собой.

– Разве я вас знаю, мистер?

– Моя фамилия Арчер, мы виделись вчера в твоем жилище.

– Прошу прощения, я этого не помню. Наверное, я была под кайфом.

– Пожалуй, да, Дорис. А как ты чувствуешь себя сейчас?

– Одуревшей. Прошлой ночью, в машине, я практически не спала. А когда мы приехали сюда, мной все время занимались, – она глубоко зевнула.

– Каким образом?

– Молились за меня. Они хотят, чтобы я осталась с ними. И даже денег не хотят. Отец был бы в восторге, что он не должен за меня платить, – кончики ее губ дрогнули в меланхолической усмешке.

– Мне не кажется, что отец так к тебе относится. – Потому что вы не знаете его, мистер.

– Уже немного знаю.

Она глянула на меня, хмуря брови.

– Отец велел вам следить за мной?

– Нет, я приехал сюда по собственной инициативе. Но мне платит твоя мать. Она хочет, чтобы ты вернулась, да и он тоже.

– Если говорить серьезно, то они этого вовсе не хотят, – сказала девушка. – Может, им так кажется, но это неправда.

– Я хочу, чтобы ты вернулась, Дорис, – проговорил из-за моей спины Фред.

– Может, хочешь, а может, нет. А может, я не хочу тебя, – она бросила на него некрасиво-кокетливый взгляд. – Ты вообще меня не имел в виду. Тебе нужна была картина, купленная моими родственниками.

Фред уставился в доски крыльца. Провидец встал между девушкой и нами. Лицо его одновременно было лицом экзальтированного мистика и удачливого торговца. Руки провидца слегка дрожали.

– Теперь вы верите мне? – обратился он ко мне. – Дорис хочет остаться с нами. Родные не обращали на нее внимания и утратили ее. Ее друг – не настоящий друг. В нас она нашла истинное участие и хочет жить с нами в братстве духовной любви.

– Это правда, Дорис?

– Пожалуй, да, – ответила она с неуверенной улыбкой. – Что мне мешает попытаться? Знаете, я уже бывала в этом доме, отец привозил меня сюда, когда я была маленькая. Мы приезжали с визитом к миссис Мид. Они всегда… – она вдруг осеклась, прикрыв рот ладонью.

– Что «они всегда», Дорис?

– Ничего. Я не хочу говорить о моем отце. Я хочу остаться тут, с ними, и найти опору. Моя душа больна, – мне показалось, что, ставя себе этот диагноз, она повторяет чье-то недавно слышанное утверждение. Впрочем, мне это казалось верным.

Мне очень хотелось вырвать ее из окружения членов братства. Мне не нравились ни они сами, ни их провидец. Я боялся, что девушка поступает безрассудно. Но она знала собственную жизнь лучше, чем я мог бы когда-либо узнать ее. Да я и сам видел, что жизнь эта не слишком задалась.

– Помни, что ты всегда можешь изменить свое решение, – сказал я, – даже в эту минуту.

– Я не намерена. Зачем мне его менять? – угрюмо спросила она. – Впервые за последнюю неделю я осознала, что со мной происходит.

– Благослови тебя Бог, дитя мое! – изрек провидец. – Не тревожься, мы окружим тебя нежной опекой.