Текст книги "Полосатый катафалк"

– Пожалуй, побреюсь.

Он извлек из нижнего ящика стола электробритву. Я пошел в ванную, где и побрился. Под слоем щетины оказалось знакомое лицо человека, напрашивающегося на неприятности.

Глава 21

Когда я вышел из ванной, Мунгана не было. По его телефону я позвонил Вики Симпсон. Никто не ответил. Молодой полицейский сообщил, что она еще в Цитрус-Хиллз, ждет разрешения властей забрать тело мужа. Я сдал «форд» в аэропорту Сан-Франциско, сел на самолет в Лос-Анджелес, а там забрал свою собственную машину и поехал через апельсиновые рощи в Цитрус-Хиллз.

Сначала я решил навестить младенца. Его бабка жила в западной части города, где строители устроили хаос. Я приехал в разгар дня. В облаках пыли двигались бульдозеры, словно танки на ничейной земле.

Дом отделяла от улицы давно не стриженная живая изгородь. Постоянная пыль посеребрила кустарник. Двухэтажный сборный дом давно не мешало бы покрасить. Дырки в сетчатой двери были заделаны веревочкой. Я постучал.

Женщина, отворившая мне, выглядела слишком молодо, чтобы быть бабушкой. Платье с воланами и высокие каблуки подчеркивали стройность фигуры. У нее было детское личико, на котором время оставило свои следы. Она была посветлее, чем дочь.

– Миссис Стоун?

– Да.

Я сказал, кто я такой и чем занимаюсь.

– Я бы хотел зайти – задать несколько вопросов.

– О чем?

– О вашей дочери, о том, что с ней случилось. Я понимаю, что это больная тема...

– Это верно. Стоит ли к ней возвращаться? Вы знаете, наверное, не хуже меня, кто убил. Вместо того, чтобы приезжать и мучить меня, взяли бы и поймали того человека. Он же где-то рядом.

– Вчера я поймал Кэмпиона, миссис Стоун. Он в Редвуд-Сити.

– Сознался?

Прилив жадного интереса обострил и состарил черты лица.

– Пока нет. Нужны дополнительные факты. Я веду это дело и был бы вам признателен, если бы вы могли помочь.

– Прошу, заходите.

Она открыла дверь и провела меня через холл в гостиную. Из-за опущенных штор там царил полумрак. Вместо того чтобы поднять шторы, она зажгла торшер.

– Извините, что жуткая пылища. Трудно держать дом в порядке, когда они там все разворотили. Стоун хотел продать дом, но оказалось, что за него много не выручишь. Повезло тем, кто живет на другой стороне улицы. Их сносят. Но здесь оставят все как есть.

Во всем, что она говорила, ощущались протест и недовольство. Она, наверное, была по-своему права. На мебели был густой слой пыли. Но даже если бы его не было, мебель все равно выглядела бы убого. Я сел на стул, хозяйка на диван. У нее были манеры миловидной женщины, не знающей, что делать со своей внешностью, кроме как любоваться ею в зеркале.

В данный момент я был зеркалом, и она улыбалась вовсю:

– Что вам рассказать?

– Начнем с вашего зятя. Вы его встречали?

– Однажды. Но и этого мне хватило с лихвой. Мы с Джеком пригласили их на Рождество. Поджарили индейку, все чин чином. Но этот Брюс Кэмпион держался так, будто попал в трущобу. Увез Долли с такой стремительностью, словно тут эпидемия чумы. Ему и невдомек, что мы дружны с лучшими людьми этого города.

– Вы с ним поссорились?

– А то нет! С какой стати он задирает нос? Долли сказала, что они ютятся в гараже, а у нас свой дом двадцать с лишним лет. Я спросила, что он собирается предложить ей, когда думает найти работу, и так далее. Он сказал, что женился на ней, что тут еще, мол, предлагать. А работа у него, дескать, есть – живопись. Я спросила, много ли он этим заработал. Оказалось, не очень: они сводят концы с концами с помощью друзей. Я сказала, что моя дочь не нуждается в милостыне, а он ответил, что мне это кажется. Она на шестом месяце, а он смеет говорить такое ее матери! Я пыталась уговорить ее послать его подальше и остаться у нас, но Долли и слушать не захотела. Больно она была преданная!

Миссис Стоун полностью вошла в роль страдалицы, и мне пришлось перебить поток воспоминаний вопросом, ладили ли супруги.

– Она-то с ним ладила. На это способна только святая. Она и была святой. – Миссис Стоун стала рыться в корзинке для рукоделия, стоявшей рядом. – Хочу показать вам письмо, которое она написала мне после Рождества. Если кто и заслуживает названия верной жены, это была моя Долли.

Она вынула мятое письмо, написанное 27 декабря и отправленное из Луна-Бей. Написано оно было неровным почерком на обрывке эскизной бумаги.

"Дорогая Элизабет!

Жаль, что вы поцапались с Брюсом. Он с норовом, но вообще-то очень ничего. Спасибо за двадцатку, на пальто хватит. Только бы Брюс не забрал – у него на краски и кисти уходит прорва денег, а без пальто мне никак. Здесь холоднее, чем дома. Спасибо за приглашение остаться, но жена должна быть с мужем в трудную минуту. Кстати, Брюс так и повел себя со мной. С ним бывает трудно, но все равно лучше такой муж, чем без мужа. Он все-таки умница. Кроме того, многие говорят, что настанет время, когда за его картинами будут охотиться, и тогда ты обрадуешься, что я его не бросила.

Большой привет Джеку.

Долли (миссис Брюс Кэмпион)".

– Просто сердце кровью обливается, – сказала миссис Стоун. – Как она его обожествила!

Я напустил на себя приличествующее случаю мрачное выражение. Впрочем, получилось оно само собой. Я думал о той культурной пропасти, которая лежала между Гарриет и Долли, и о Брюсе Кэмпионе, для которого это оказалось не помехой.

– Как она вышла за него, миссис Стоун?

– Старая история. Вы, наверное, знаете, что между ними вышло. Невинная девушка впервые оказалась вне дома. Он ее соблазнил. Пришлось отвечать за свои поступки. – Она слегка встревожилась из-за собственных слов и, опустив глаза, добавила: – Отчасти это и моя вина. Я не должна была отпускать невинную юную девушку одну в Неваду.

– Сколько ей было лет?

– Когда уезжала, двадцать. В мае исполнился год со дня отъезда. Она работала в нашей прачечной под постоянным присмотром отца и, конечно, чувствовала себя не в своей тарелке. Ей хотелось немного пожить самостоятельно. Я ее не осуждаю. С ее внешностью можно было далеко пойти.

Она замолчала, устремив взгляд вдаль. Возможно, вспомнила, что ей внешность так и не помогла. Возможно, задумалась о том, как далеко сейчас Долли.

– Так или иначе, – вновь заговорила миссис Стоун, – я разрешила ей поехать в Тахо и поискать работу. Только на лето. Она собиралась откладывать заработанное, чтобы учиться, приобрести солидную профессию. Я уговорила ее пойти на курсы косметики, она прекрасно ухаживала за собой. Это у нее от меня. Но потом попался ей этот тип – и все полетело кувырком, в том числе и курсы.

– На Тахо она с кем-то подружилась?

– С девушкой по имени Бэмби. Та ей очень помогала. Она работала в салоне красоты, и Долли очень хорошо о ней отзывалась. Долли мне о ней писала. Я была рада, что у нее такая подруга. Я надеялась – это придаст ей уверенности в себе. Косметологи нужны везде и зарабатывают неплохо. Я всегда жалела, что сама не занялась этим. Джек, конечно, кое-что зарабатывает в своей прачечной, но в последние годы жизнь стала труднее – инфляция. Теперь у нас на руках ребенок.

Она возвела очи к потолку.

– Можно взглянуть на малыша?

– Он спит наверху. Зачем вам?

– Люблю маленьких.

– По вас не сказала бы. Я сама не из таких, по крайней мере, теперь. Разучилась крутиться вокруг них. Но все-таки, – добавила она, понизив голос, – этот человечек для меня большое утешение. Он – все, что осталось от Долли. Пойдемте посмотрим на него, только не разбудите.

Мы поднялись наверх по лестнице, устланной прорезиненной дорожкой. В детской комнате было душно и темно. Миссис Стоун включила лампу с абажуром. Ребенок лежал голенький в той самой обшарпанной колыбельке, которую я видел на снимках. Мунган был прав: малыш не был ни на кого похож. Крошечный, беззащитный, сладко спящий – младенец как младенец. Он уютно посапывал.

Бабка накрыла простынкой его до пупка. Я стоял и думал, кем же он вырастет. Было трудно представить его взрослым, в вихре черных страстей.

– Это колыбелька Долли, – пояснила миссис Стоун. – Мы послали им ее на Рождество. Теперь она снова вернулась к нам. – Она помолчала. – Слава Богу, хоть его-то этот псих пощадил.

– Как его зовут?

– Долли назвала его Джеком в честь отца. Она очень любила отца. Ну как вам малыш?

– Здоровенький.

– Стараюсь. Конечно, нелегко растить детей после двадцатилетнего перерыва. Одна надежда, что его-то хоть удастся как следует воспитать. Боюсь, я не сумела сделать этого с Долли.

Я пробормотал что-то ободряющее, и мы пошли вниз. Эта женщина, как и большинство известных мне, умела принимать худшее и продолжать жить как ни в чем не бывало. Войдя в гостиную как сомнамбула, она подошла к камину и сняла с полки фотографию в рамке.

– Вы не видели портретов моей дочери?

– Не самые удачные.

Эта фотография была не шедевром, но все равно не шла в сравнение с тем, что показывал мне Мунган. Типичная фотография выпускницы, сделанная в провинциальном городке. Сильно отретушированная Долли улыбалась, как раскрашенный ангел.

– Правда, она была хорошенькая?

– Очень, – сказал я.

– Кто бы мог подумать, что она встретит такого, как этот Брюс Кэмпион. Все могло быть иначе. Ею интересовались многие местные ребята. Ходили за ней табуном. Но Долли не обращала на них внимания. Ей хотелось уехать отсюда. И вообще ей нравились мужчины постарше. Иногда мне кажется, – продолжала она с удивительной наивностью, – что это оттого, что она обожала отца. С ровесниками ей было не по себе. Но, к несчастью, в таком маленьком городке все достойные мужчины постарше были уже женаты.

– Долли дружила с кем-то из молодых людей?

– Нет, она была хорошей девочкой и сторонилась дурных компаний. Пока не угодила в лапы Кэмпиона.

– Как насчет ее друзей на Тахо? В ее жизни были еще мужчины, кроме Кэмпиона?

– Что значит «в ее жизни»? – Резко, почти грубо она вырвала из рук фотографию и поставила ее назад на каминную полку. Все еще стоя ко мне спиной, она спросила: – На что вы намекаете?

– Просто я хочу понять, что за жизнь вела Долли до того, как познакомилась с Кэмпионом. Она осталась без работы, и ей помогали знакомые, в том числе Бэмби Кинг. Вы сказали, она вам писала о Бэмби. Письмо не сохранилось?

– Нет, я его выбросила.

– Она упоминала других друзей, кроме Бэмби?

Миссис Стоун подошла ко мне, качая головой. Ее каблуки оставляли вмятины на ковре.

– Теперь я понимаю, к чему вы клоните. Это еще одна его грязная выдумка.

– Чья?

– Брюса Кэмпиона. Он все время лгал. Когда они были тут на Рождество, он намекал Джеку, что ребенок не его и вообще он и женился-то исключительно по доброте душевной.

– Он не сказал, кто настоящий отец?

– Нет, конечно, потому что никто, кроме него, им и быть не мог. Я спросила Долли, и она это подтвердила. Да и он тоже не очень-то упирался.

– Что именно он сказал?

– Сказал, что спорить не будет, что договор дороже денег и он не пойдет на попятный. Он говорил, словно Долли товар какой-то. Я указала ему на это, а он велел ей собираться. Он не хотел продолжать разговор на эту тему. Он боялся, как бы все не всплыло.

– Что вы имеете в виду?

– Все его фокусы. Он пьяница и бог знает кто. Долли не жаловалась, она помалкивала, но я-то понимала, что, за этим кроется. Больно лихо он тратил деньги.

– Долли когда-нибудь упоминала человека по имени Ральф Симпсон?

– Симпсон? Нет, никогда. Как, вы сказали, его зовут?

– Квинси Ральф Симпсон.

– Это не тот, кого нашли на заднем дворе дома Джима Ролинса напротив нас?

– Его, он был другом вашей дочери.

– Не верю.

– И все же это так. Симпсон и познакомил ее с Кэмпионом. А когда они поженились, Симпсон помогал им и деньгами.

– Это ничего не доказывает.

– Я и не собираюсь ничего доказывать. Меня только удивляет, что Долли никогда не упоминала при вас Симпсона.

– Мы мало поддерживали контакт. Она не любила писать письма.

– Когда вы в последний раз видели Долли и Кэмпиона?

– На Рождество. Я же говорила об этом.

– Вы не видели Долли в мае?

– Когда ее нашли, Джек отвез меня туда. Но я относилась к нему, как к гремучей змее.

– Когда полицейские выпустили его, он не остался в Цитрус-Хиллз?

– Понятия не имею. К нам он не заходил.

– Он мог быть через дорогу, закапывая Симпсона. Тот, кто это сделал, нарочно выбрал место напротив вашего дома.

Она посмотрела на меня так, словно ее осенила догадка.

– Да, да.

– Вы уверены, что Симпсон никогда не бывал в вашем доме?

– С какой стати? Мы не знакомы. – Миссис Стоун волновалась все больше и больше, ломая пальцы.

– Но он знал Долли, – напомнил я. – После ее гибели, когда вы взяли ребенка, он мог наблюдать за вашим домом.

– Зачем?

– Есть предположение, что он отец ребенка.

– Не верю. – Помолчав, она спросила: – А что он за человек? Я только читала, что его убили и закопали во дворе дома Ролинса.

– Я не был с ним знаком, но по откликам это был неплохой человек. Верный друг. Щедрый, достаточно храбрый. Похоже, последние дни он провел, пытаясь понять, кто убил Долли.

– Разве это не Брюс Кэмпион?

– Симпсон не был в этом уверен.

– Вы, я вижу, тоже, – сказала она, поджав губы.

– И я тоже. – В ее облике проглянула враждебность. Я пытался лишить ее любимого врага.

– Вы ошибаетесь. Это был Брюс Кэмпион. Я это сердцем чую. – Она приложила руку к левой стороне груди.

– Все мы ошибаемся, – заметил я.

– Да, и вы ошибались не раз. Я уверена, что Брюс Кэмпион – отец ребенка. Долли сама это говорила.

– Дочери порой говорят матерям неправду.

– Может быть. Но если этот Симпсон – отец ребенка, почему он на ней не женился?

– Он уже был женат.

– Ну, теперь я вижу, как вы неправы. Долли ни за что не стала бы иметь дело с женатым человеком. Лишь однажды... – Миссис Стоун осеклась, в глазах появился испуг. Она замкнула рот на замок.

– Расскажите об одном-единственном случае, когда Долли имела дело с женатым мужчиной.

– Этого не было.

– Вы же сами сказали, что было.

– Говорят вам, не было. Я подумала совсем о другом. Незачем пачкать ее память.

Я пытался убедить ее рассказать мне, но безуспешно. Тогда я решил сменить тему:

– В доме напротив, где нашли труп Симпсона, ведь никто не жил?

– Да. Ролинсы выехали сразу же, и несколько месяцев дом стоял пустой. Позор, и только, что произошло с ним и другими домами, предназначенными на слом. Там хозяйничала местная шпана. Джек постоянно находил там пустые бутылки и банки из-под пива. Хулиганы били стекла и все подряд крушили. Дом-то все равно должны были сломать, но мне было очень его жалко. – Похоже, она горевала о своей судьбе. – Глаза б мои не глядели на дом Джейметов.

– Джейметов?

Миссис Стоун махнула рукой в сторону шоссе.

– Это все тот же дом. Джим Ролинс купил его у миссис Джеймет после смерти ее мужа. Когда-то давно вся эта часть города принадлежала Джейметам. Там было их ранчо. Но это уже седая древность.

– Расскажите о Джиме Ролинсе.

– Тут особенно нечего рассказывать. Достойный, надежный человек. Хозяин станции по обслуживанию автомобилей, собирается открыть вторую. Джек всегда доверяет Ролинсу. Говорит, что Ролинс честный механик, а у Джона это высшая похвала.

– Долли его знала?

– Конечно. Ролинсы жили здесь три-четыре года. Если вы думаете, что тут могло быть дело нечисто, то ошибаетесь. Джек – отличный семьянин. Он продал дом государству и выехал в первый же год, как началась реконструкция. Учтите, он ни за что не стал бы закапывать труп во дворе своего дома.

Как трудно предположить, что могут сделать убийцы, подумал я. Большинство из них руководствовались мотивами, которые и сами вряд ли могли бы объяснить: пытались уничтожить дурное прошлое, которое мешало попасть в светлое будущее, освобождались от страха перед смертью, убивая других, хоронили старые грехи, а они начинали расти, множиться и в конце концов уничтожали своего могильщика.

Поблагодарив миссис Стоун, я вышел на улицу. Бульдозеры выполнили дневное задание, но пыль по-прежнему висела в воздухе. Сквозь нее проступали очертания вырванных с корнем деревьев, домов, превращенных в груду камней. Я так и не мог понять, где стоял дом Ролинса.

Глава 22

В полицейском участке Цитрус-Хиллза дежурил усталый человек в рубашке с расстегнутым воротом, изо рта торчала зубочистка. Вокруг была блаженная тишина. Даже пылинки в воздухе двигались чинно-благовоспитанно. Вселенная начнет останавливать свой бег в Цитрус-Хиллзе. Возможно, это уже началось.

Я спросил усталого дежурного, где сержант Леонард. Он мрачно воззрился на меня, словно я помешал его медитации.

– Уехал по делам.

– Куда?

– В Лос-Анджелес.

– По каким делам?

Он еще раз уставился на меня. Возможно, он пытался идентифицировать меня по системе Бертильона[25]25
  Альфонс Бертильон (1853-1914) – разработал систему установления личности преступника, основанную на антропометрии, словесном портрете и др.


[Закрыть].

Он сам был из эпохи Бертильона.

– Сержант уехал по поводу убийства Симпсона? – спросил я.

Он извлек изо рта зубочистку и стал изучать ее, словно это было вещественное доказательство.

– Мы не обсуждаем наши дела с гражданами, – наконец сообщил он. – Вы из газеты?

– Я частный детектив. Работаю с Леонардом по этому делу.

– Доложу сержанту, когда он вернется, – невозмутимо отозвался он. – Ваша фамилия?

– Ш. Холмс. – Вставив зубочистку обратно, он быстро стал писать в блокноте. Я сказал: – Ш. означает Шерлок.

Он перестал писать. Устройство, исполнявшее обязанности мозга, получило невнятный сигнал: над ним вроде издеваются.

– Как вы назвали имя?

– Шерлок.

– Это шутка? Ха-ха.

Я начал сначала:

– Меня зовут Лью Арчер, и Леонард захочет со мной переговорить. Когда примерно он должен вернуться?

– Когда появится в участке.

– Большое спасибо.

– Не за что. – Он порвал листок блокнота, на котором писал, и клочья полетели на разделявший нас барьер.

– Не могли бы вы дать мне его домашний адрес?

– Мог бы. Но вы же Гениальный Сыщик. Вот и угадайте.

Арчер Остряк. Арчер Сыщик. Я забрал свое чувство юмора и побрел с ним под ручку по коридору. У справочного бюро не было никого, но к столу был привязан толстый телефонный справочник. Уэсли Леонард жил на Уолнат-стрит. Старик, поливавший возле участка хризантемы, сказал, что это в нескольких кварталах отсюда. Арчер Ищейка.

Вполне буржуазная улица. Оштукатуренные дома, построенные еще в двадцатые годы. Газон перед домом Леонарда был хоть куда. Дверь открыла полная женщина, ухоженная не столь тщательно, как газон.

Розовые бигуди придавали ей свирепый вид. Не успел я и рта открыть, как она сказала, что Уэсли нет, а она занята – готовит ужин.

– А когда он вернется?

– Обычно возвращается к ужину. Уэсли обожает горячий ужин.

– Когда это бывает?

– Часов в шесть. Мы рано ужинаем. Что-нибудь передать?

– Я Лью Арчер, тот, который привозил Вики Симпсон. Она у вас?

– Нет, здесь она провела одну ночь. Уэсли – добрый самаритянин. Вы не друг миссис Симпсон?

– Нет.

– Я не хочу злословить. У нее хватает неприятностей. Но немолодой женщине трудно, когда в доме появляется молодая. Молодая женщина с большими неприятностями. Это мешает семейной жизни. – Она провела рукой по бигуди, словно на них и держался ее брак. – Вы же знаете, что такое мужчины.

– Насчет Уэсли не могу ничего сказать.

– Уэсли тоже не каменный. Как и все мужчины. – Она глядела на меня, готовая разочароваться во мне в любую минуту. – Полночи она проревела у него на плече. Потом он грел ей молоко. В четыре утра поджаривал ей сандвич. Мне он ни разу не сделал сандвича за десять лет. Потом она проснулась в полдень, я подала ей ленч, тактично намекнув, что ей неплохо бы переехать в отель. Теперь Уэсли говорит, что я жестокосердая. Но я просто хотела обезопасить нашу семейную жизнь.

– Откуда у нее деньги?

– Ее босс переслал телеграфом аванс, да и ребята из участка скинулись. Миссис Симпсон неплохо устроилась.

– Где она сейчас?

– Отель «Валенсия» на Мейн-стрит.

Отелю было лет тридцать – сорок, трехэтажный кирпичный куб, который когда-то был белым. Через большую витрину с улицы были видны старые люди в старых шляпах. Когда я вошел в вестибюль, старички как по команде повернулись в мою сторону. Было так тихо, что я слышал скрип стульев, а может, и их шей. За конторкой портье никого не было. Я нажал на кнопку звонка. Не работает. Тогда один из стариков поднялся со стула, прошаркал в заднюю комнату и вскоре вышел оттуда без шляпы, но в коричневом парике, который он все никак не мог приладить. Парик был явно великоват.

– Слушаю вас, сэр.

– Миссис Симпсон у себя?

Он обернулся и стал изучать ячейки с ключами. Затылок у него был розовый, как у цыпленка.

– Да, сэр. Она у себя.

– Передайте ей, что с ней хотят поговорить.

– В ее номере нет телефона. Вообще-то я могу сходить и передать ей лично, – сказал он без энтузиазма.

– Ладно, я сам схожу. В каком она номере?

– В триста восьмом, на третьем этаже. Но у нас не принято, чтобы джентльмены ходили к дамам в номера. – Фраза прозвучала непристойно, возможно, из-за парика.

– Я не джентльмен, а детектив.

– Все ясно.

Он и его приятели у окна пристально смотрели, как я поднимался по лестнице. Я был сегодня в центре внимания. Коридор третьего этажа освещала красная лампочка. Я постучал в дверь триста восьмого номера.

– Кто там? – спросила Вики Симпсон тусклым голосом.

– Лью Арчер. Помните?

Пружины кровати протестующе заскрипели. Дверь отворилась, и в проеме показалось ее осунувшееся лицо.

– Что вы хотите?

– Поговорить.

– Я уже наговорилась.

Зрачки ее глаз были огромными и беззащитными. Я увидел в них свое отражение. Крошечный красноватый человечек, застывший в двух кусочках янтаря.

– Впустите меня, Вики. Мне нужна ваша помощь.

Пожав плечами, она дала мне пройти, а потом подошла к кровати и прилегла в не очень изящной позе. Под черным платьем груди и бедра очертились так, словно были сделаны из чего-то очень твердого, из дерева или кости. На кровати лежала Библия. Я заметил, что Вики читала «Книгу Иова». Я сел.

– Не знал, что вы любительница Библии.

– Вы многого обо мне не знаете.

– Это точно. Почему вы не сказали, что Ральф дружил с Кэмпионом?

– Разве не понятно? Я не хотела, чтобы вы об этом знали.

– Почему?

– Не ваше дело.

– У нас одно общее дело, Вики. Мы оба хотим знать правду.

– Все и так ясно. Ральф погиб. Этого не изменить.

– Он имел отношение к гибели Долли? Вы его покрывали?

– Нет.

– Конечно, покрывали. Вы сразу узнали Кэмпиона по описанию. Вы знали, что Долли убита, а Ральф был с ней близок.

– Не в том смысле.

– В каком же?

– Он был чем-то вроде финансового консультанта, – прерывисто проговорила она.

– Зачем Долли консультант? У нее не было ни гроша.

– Зря вы так думаете. Мне точно известно, что у нее было полно денег. Ральф сказал, почти тысяча наличными. Она не знала, что с ними делать, и спросила совета у Ральфа.

– Ошибаетесь, Вики. У Долли не было денег. Мне сказали, что, когда у них родился ребенок, доктору платил Ральф.

– В этом не было необходимости. Но он выиграл на бегах. Стоило Ральфу хоть чуть-чуть выиграть, он начинал вести себя, как Санта-Клаус. Я ему тогда показала. Но Долли потом все вернула.

– Когда?

– Перед самой смертью. Из тех денег, что у нее были. На них-то он и поехал на Тахо.

Неожиданная информация. Настолько неожиданная, что можно было верить.

– Ральф сам видел деньги Долли?

– Да. Он их не считал, но видел. Она хотела, чтобы он сохранил их для нее – она собиралась купить в рассрочку сборный домик. Но Ральф не хотел брать на себя такую ответственность. Он посоветовал положить их в банк, но Долли боялась, что об этом узнает Брюс и все промотает. Как те деньги, что были у нее до замужества.

– Я не знал, что у нее тогда были деньги.

– Почему же, по-вашему, он на ней женился? Ральф говорил, что у нее была еще тысяча. Брюс ее промотал. Она боялась, что и эти деньги отправятся туда же.

– Откуда деньги?

– Ральф сказал, что ей их дал один человек. Она не сказала кто.

– Отец ребенка?

Она потупила взгляд.

– Я считала, что отец Брюс.

– Брюс это отрицал.

– Я об этом не слышала.

– Зато я слышал. Кто мог быть отцом, если не Брюс?

– Понятия не имею.

– Ральф?

– Нет, между ним и Долли ничего не было. К тому же он очень уважал Брюса.

– Но забеременела она задолго до встречи с Брюсом. И у нее появились деньги. Значит, она хотела, чтобы Ральф взял тысячу?

– Да, может, ему и следовало согласиться. – Вики понизила голос, словно опасаясь, что нас подслушают. – Думаю, не из-за денег ли ее и убили?

– Брюс?

– Он или кто-то еще.

– Ральф сказал о деньгах полиции?

– Нет.

– И вы тоже не сказали?

– Зачем напрашиваться на лишние неприятности? И без того их хватает.

Я встал. Косые лучи заходящего солнца светили в окно. Вики сидела, поджав ноги так, словно лучи пригвоздили ее к кровати.

– Вы боялись, что ее мог убить Ральф?

Она посмотрела куда-то вбок.

– Ральфа вызывали в участок, и главный там, Мунган, задал ему кучу вопросов. После чего Ральф уехал в Неваду. Конечно, я испугалась.

– Где был Ральф в ночь гибели Долли?

– Не знаю, его не было дома допоздна. Когда он пришел, я проснулась...

– Вы по-прежнему уверены, что Ральф мог ее убить?

– Я не говорила, что уверена. Просто я боялась этого.

– Вы его об этом не спрашивали?

– Конечно, нет. Но он все время говорил о смерти Долли. У него тряслись руки, он даже не мог взять чашку с кофе. Это было вечером следующего дня. Они взяли в оборот Брюса, а Ральф твердил, что тот не убивал, что он не мог этого сделать.

– Ральф виделся с Брюсом до отъезда на Тахо?

– Да. Брюс пришел к нам утром, сразу как его выпустили. Будь я дома, я бы его прогнала.

– Что случилось в то утро между Ральфом и Брюсом?

– Не знаю. Я была на работе. Ральф позвонил мне днем и сказал, что едет на Тахо. Может, Брюс поехал с ним. В тот день он исчез, и больше я его не видела. Через пару дней газеты запестрели сообщениями, что он сбежал, а большое жюри вынесло постановление о привлечении его к судебной ответственности.

– Одно дело – привлечение к ответственности, другое дело – осуждение за убийство, – сказал я.

– То же самое сказал Ральф, когда вернулся с Тахо. Я надеялась, что за это время он успокоится. Не тут-то было. Он говорил только о Брюсе Кэмпионе.

– Как они относились друг к другу?

– Как братья – со времен корейской войны. Брюс, похоже, хлебнул больше, Ральф вроде как его опекал. Он был счастлив, что дружит с Брюсом, мог отдать ему последнюю рубашку. Собственно, он так не раз поступал.

– Ральф мог отдать Брюсу свою метрику, чтобы тот мог уехать из страны?

– Он что, дал? – резко вскинув голову, спросила Вики.

– По крайней мере так говорит Брюс. Либо Ральф дал ее добровольно, либо Брюс просто отнял.

– И убил его?

– Сомневаюсь. Убивать Ральфа ему было незачем, а деньги Долли еще больше все усложняют. Ее мог убить всякий, кто знал о них.

– Но зачем кому-то понадобилось убивать Ральфа?

– Я вижу одну причину: Ральф мог знать, кто убил Долли.

– Почему же он тогда этого никому не сказал?

– Может, не был уверен до конца. Он явно пытался сам распутать тайну убийства – на Тахо и в Цитрус-Хиллз. Когда он вернулся с Тахо, то ничего не говорил о Блекуэллах?

– О Блекуэллах? – Похоже, она слышала эту фамилию впервые.

– О полковнике Марке Блекуэлле и его жене. Они-то и наняли меня, потому что их дочь Гарриет связалась с Кэмпионом. У Блекуэллов домик на озере, и позавчера Гарриет видели там с Кэмпионом. Затем она исчезла. В озере мы нашли ее шляпку, а на ней кровь. Брюс Кэмпион не смог ничего объяснить.

Вики привстала на колени и неловко переползла в угол кровати.

– Мне об этом ничего не известно.

– Потому-то я вам все и рассказываю. Любопытно, что Ральф некоторое время, около недели, прослужил в доме Блекуэлла. В мае. Потом его уволили, якобы за воровство.

– У Ральфа было много недостатков, – послышался голос из угла, – но я голову даю на отсечение, что он в жизни ничего не украл. Да и зачем вешать собак на покойника?

– Я не собираюсь этого делать, Вики. Я хочу найти убийцу Ральфа. Вы его любили, Вики?

Она посмотрела на меня так, словно хотела ответить отрицательно, сказать, какую боль он ей причинял, но вместо этого сказала совсем другое:

– Ничего не могла с собой поделать. Как ни старалась разлюбить его, ничего не вышло. Он был сумасшедший, – прошептала она, и это прозвучало как ласка. – Когда он спал и неприятности отступали, я смотрела и думала: какой же он красивый.

– Теперь он спит и не ведает бед, – сказал я. – А что за узел с одеждой он привез с Тахо?

– Там было только коричневое пальто. Но он его не крал! Он в жизни не брал чужого.

– Меня не интересует, крал он его или нет. Откуда оно?

– Сказал, подарили. Но такие вещи не дарят ни с того ни с сего. Это же импортный твид марки «Харрис». Оно стоило сотню долларов и теперь в отличном состоянии. Нет одной пуговицы.

– А какие там были пуговицы?

– Кожаные коричневые. Я хотела подобрать что-то взамен пропавшей, чтобы он мог носить пальто, – в ее глазах заблестели слезы. – Но он сказал, что не будет его носить, – и не носил.

– Он взял его с собой на юг?

– Да, перекинул на руку и сел в автобус. Ума не приложу, зачем он поволок его в такую жару и еще без пуговицы.

– Какой пуговицы не было?

– Верхней. – Она показала пальцем.

Я пожалел, что не взял пуговицу у Мунгана. Теперь я вспомнил, где видел такие пуговицы – на коричневом твидовом пальто, которое носила одна из девиц с полосатого катафалка.