Текст книги "Социализм и капитализм в России"

Уже из сказанного выше ясно, что понятия «марксизм» и «ленинизм» – это не синонимы. Понятие «марксизм» стало использоваться еще при жизни К. Маркса и Ф. Энгельса. Понятие «ленинизм» начало входить в научный оборот только после смерти Ленина, и надо было как-то обозначить границы «основ ленинизма». Возникла необходимость в выработке какой-то обшей формулы, которую могли принять все коммунистические партии. Во всех документах ВКП(б) и Коминтерна до 1924 года имелась ссылка только на «революционное учение Маркса». Сразу же возникло несколько предложений: «ленинизм – есть претворенный в жизнь марксизм», «ленинизм – есть марксизм в действии», «ленинизм – это применение марксизма к обстановке в России», «марксизм в теории, ленинизм в тактике» и т. п. Все эти формулы были, однако, отвергнуты, так как в них делался упор на практическое, а не теоретическое значение ленинского наследия. Сталин уточнил предложенную одним из его сотрудников Ф. Ксенофонтовым формулу: «Ленинизм есть марксизм эпохи империализма и пролетарской революции, точнее ленинизм есть теория и практика пролетарской революции вообще, теория и тактика диктатуры пролетариата в особенности»[163]163
  Сталин И. В. Сочинения. Т. 6. С. 70–71.


[Закрыть].

Эта формула и утвердилась на десятилетия в нашей теории не столько потому, что она была особенно точной, сколько потому, что ее предложил Сталин. Известно, что Ленин стремился развить революционную теорию марксизма, но не во всех направлениях. Поэтому многие важные аспекты учения Маркса и Энгельса, весьма актуальные в условиях Х1Х века и в условиях более развитых стран Западной Европы, не привлекли внимания Ленина, взгляды которого хотя и не определялись полностью, но все же зависели от обстановки и условий, сложившихся именно в России.

В различного рода партийных учебных заведениях и кружках появился в середине 20-х годов и отдельный курс основ ленинизма. Преподавались в это же время и такие предметы, как основы марксизма, основы коммунизма, диалектический и исторический материализм, история ВКП(б) и другие. Единой системы по изучению партийной идеологии еще не было, да и учебные пособия были еще разные. Естественным было возникновение тогда же потребности в какой-то новой формуле, определяющей не только теоретическое содержание ленинизма, но охватывающей наследие Маркса, Энгельса и Ленина взятых вместе. Первым такую формулу выдвинул Григорий Зиновьев, предложив казавшееся тогда крайне неуклюжим понятие «марксо-ленинизм»[164]164
  Большевик. 1925. № 2. С. 9.


[Закрыть].

Это понятие оказалось удачной находкой и использовалось в пропагандистских роботах. Однако в основных программных документах ВКП(б) и Коминтерна в 20-е годы марксизм и ленинизм упоминались еще отдельно, то есть без дефиса. Не было понятия «марксизм-ленинизм» и в тексте устава ВКП(б) принятого на XIV съезде партии в конце 1925 года. В первых советских энциклопедиях были отдельные статьи: «Маркс и марксизм», «Ленин и ленинизм». Лишь с начала 30-х годов понятие «марксизм-ленинизм» стало главным термином при определении теоретической основы коммунистического движения. В уставе ВКП(б), принятом на XVII съезде партии говорилось: «Член партии обязан неустанно работать над повышением своей идейной вооруженности, над усвоением марксизма-ленинизма, важнейших политических и организационных решений партии и разъяснять их беспартийным массам»[165]165
  ВКП(б) в резолюциях. Ч. 2. М., Партиздат, 1936. С. 596.


[Закрыть].

Постепенно понятие «марксизм-ленинизм» вошло в программные документы всех коммунистических партий. В новых изданиях Большой советской энциклопедии уже не было отдельных статей о марксизме и ленинизме, а имелась общая статья – «марксизм-ленинизм». Объясняя это обстоятельство, один из ведущих идеологов КПСС Борис Пономарев писал в 1979 году: «Невозможно разделить неразделяемое, расколоть это единое, органически цельное учение – противопоставить Маркса Ленину, марксизм – ленинизму. Сегодня вопрос об историческом месте ленинизма, о единстве марксистско-ленинской теории имеет весьма актуальное значение. Он стал одним из главных идейных узлов противоборства сил империализма и реакции, с одной стороны, и сил демократии, социализма и прогресса – с другой»[166]166
  Общественные науки. 1979. № 52. С. 9.


[Закрыть].

Объединение марксизма и ленинизма под общим понятием марксизма-ленинизма облегчало не только преподавание партийной идеологии, но и внесение в нее тех или иных коррективов, вносить которые в главные положения концепции мог тогда только Сталин. Именно Сталин стал не только руководителем, но и главным автором нового единого учебника по истории партии и по основам марксизма-ленинизма «История ВКП(б). Краткий курс». Выступая на большом совещании работников партийной пропаганды в конце сентября 1936 года Сталин специально подчеркнул это обстоятельство: «Раньше вы строили свои программы на книге Сталина “Основы ленинизма”, – сказал сам Сталин, – но теперь этого недостаточно.

У книги “Основы ленинизма” была узкая задача, у “Краткого курса” задача более широкая. Ленин стоял на плечах Маркса и Энгельса. Чтобы понять ленинизм, надо читать “Капитал” Маркса. Марксизм-ленинизм – это единство, которое нельзя нарушить. Нельзя расщеплять марксизм на части. Новый “Краткий курс” – это книга замечательная тем, что она все это объединяет. Весь фокус, весь секрет состоит в этом»[167]167
  Вопросы истории. 2003. № 3. С. 5—10.


[Закрыть].

Взгляды Ленина и Маркса излагались в «Кратком курсе» лишь в их сталинской интерпретации и редакции. Сюда же включались и большие блоки всего того, что мы позднее стали относить только к сталинизму. Конечно, существовали пределы такой подмены. Ни Маркс, ни Ленин не были полностью забыты. Но они были отодвинуты на второй план. Нам рекомендовали читать лишь некоторые из работ Маркса, Энгельса и Ленина. При этом все брошюры, в которых комментировались работы Ленина наполовину заполнялись цитатами из статей и докладов Сталина. «Очищение» марксизма и ленинизма от наслоений сталинизма началось в нашей политической жизни и в теории только после XX и XXII съездов КПСС, но эта работа состояла часто лишь в том, что на месте цитат из статей и докладов Сталина в наших учебниках и теоретических работах стали появляться цитаты сначала из докладов и выступлений Хрущева, а затем из выступлений Брежнева, тексты которых готовились ему коллективно десятками работников идеологического аппарата ЦК КПСС. В этом же аппарате определялось содержание таких учебных предметов, как история КПСС, научный коммунизм, марксистско-ленинская философия и марксистско-ленинская политэкономия, которые в обязательном порядке изучались студентами всех вузов страны и в системе партийного просвещения. Реальная действительность как в нашей стране, так и за ее рубежами находила весьма приблизительное, а часто крайне искаженное или сознательно сфальсифицированное отражение в той громадной идеологической конструкции, которая продолжала именоваться «марксизмом-ленинизмом», но была созданием целой армии партийных пропагандистов и теоретиков, находивших идеологическое оправдание любому из поворотов партийной политики.

Эти же теоретики и пропагандисты безмерно восхваляли созданную ими псевдомарксистскую идеологию. «Во всякий данный момент, – писал один из них, – марксизм-ленинизм есть последнее слово науки, последовательно развивающийся синтез всего плодотворного, что создала и создает научная мысль человечества»[168]168
  Вопросы истории КПСС. 1982. № 1. С. 73.


[Закрыть]. Менее комплиментарную, но более точную картину всего того, что представляла собой идеология марксизма-ленинизма, давал философ Александр Зиновьев, который писал:

«Советская идеология была, пожалуй, наиболее ярко выраженным и развитым видом идеологии в узком смысле этого слова… не была наукой в строгом смысле слова, но выросла на основе науки, опираясь на науку, использовала науку и сама кое-что привносила в науку. С текстуальной точки зрения это было всеобъемлющее и систематизированное учение, включающее учение о бытии, познании, о человеке, о человеческом обществе, о коммунистическом и западном обществе, о мировых процессах и вообще обо всем на свете, что представляло интерес для советских людей. Она была канонизирована как государственная идеология, была общеобязательной для изучения. Имелся единый иерархически выстроенный механизм, который был частью общей системы власти и управления. Идеология пронизывала все сферы жизни общества, являясь ядром, основой и организующей силой для идейной, моральной и психологической, «духовной» сферы обществ. Масштабы и роль идеологической сферы были настолько значительны, что ее с полным правом можно считать основной опорой советского общества как общества коммунистического типа наряду со сферами социальной организации масс населения в трудовые коллективы и системой государственности. Принято считать советскую идеологию марксизмом-ленинизмом. Это верно лишь отчасти. Исторический марксизм-ленинизм дал советской идеологии имя, основы, фразеологию и ориентацию. Но она ни в коем случае не сводилась к марксизму-ленинизму. Она сложилась уже после смерти Ленина. С точки зрения содержания, тексты классиков марксизма вошли в значительную часть идеологии, известную лишь специалистам. В актуальную же часть, предназначенную для всеобщего потребления, вошло из марксизма лишь очень немногое, причем – в основательно переработанном виде…»[169]169
  Правда. 1995. 16 августа.


[Закрыть]

Можно по-разному относиться к этой глобальной идеологии, но А. Зиновьев в последних своих сочинениях относится к ней с очень большой симпатией, ибо именно эта идеология, по его мнению, «выполняла колоссальную работу по просвещению масс, по организации сознании людей и выработке у них способности ориентироваться в сложном окружении, по воспитанию в массах высшей системы ценностей и т. д.», и нельзя не признать, что такая идеология могла существовать только в условиях несвободы, при полной идеологической монополии КПСС, то есть при тоталитаризме. Даже А. Зиновьев признавал, что «идеология навязывалась советским людям принудительно», но он почему-то оправдывает этот принудительный порядок, это насилие над волей и сознанием граждан. При демократии, при плюрализме мнений, при наличии интеллектуальной свободы весь этот иерархически выстроенный идеологический механизм был обречен на крушение, ибо он был построен не столько на науке, сколько на фальсификации этой же науки, о чем также не может не знать А. Зиновьев. При всех своих отклонениях и от марксизма, и от ленинизма идеология марксизма-ленинизма не могла отказаться от многих фундаментальных требований и оценок социализма – это общество должно обеспечить большую свободу, более высокий уровень производства, более высокий уровень материального и культурного богатства общества. Но в 1960—1970-е годы советские люди уже не могли верить одним обещаниям, и только растущая изоляция страны могла сохранять какой-то минимальный уровень влияния идеологии марксизма-ленинизма. Но как быть за пределами СССР, особенно в странах Запада с их относительным плюрализмом и демократией?

Неудивительно, что уже в 70-е, а тем более в 80-е годы в программных документах большинства западных компартий понятия «ленинизма» и «марксизма-ленинизма» начали исчезать. Оставалось обычно лишь упоминание о марксизме, но еще чаше говорилось о «научном социализме» без какой-либо его персонификации. Это можно было понять, ибо за 50–60 лет, которые прошли со дня смерти Ленина, в мире произошли гораздо большие изменения, чем за 40 лет, которые отделяли смерть К. Маркса от смерти В. И. Ленина.

Надо было проанализировать причины и последствия Второй мировой войны, подъем и крах фашистских режимов. Надо было проанализировать природу и характер тех основных противоречий, которые возникали во второй половине ХХ века в лагере капитализма, а также и тех интеграционных процессов, которые происходили и продолжают происходить на современном уровне развития капитализма.

Надо было оценить последствия распада колониального и полуколониального мира и образования громадной зоны стран третьего мира, надо было понять природу отношений между странами третьего мира и странами развитого капитализма, а также сложные процессы в самом третьим мире.

Надо было проанализировать историю возникновения и развития лагеря социалистических стран, а также природу внутренних конфликтов и расколов внутри этого лагеря. Следовало объяснить появление в коммунистическом движении таких феноменов, как сталинизм или маоизм. Нужно было понять причины постепенного ослабления традиционных форм коммунистического движения и поиски новых форм коммунистического движения (еврокоммунизм и др.) и, напротив, укрепления и усиления различных форм социалистического и социал-демократического движения в капиталистическом мире.

Надо было дать адекватный анализ природы и последствий научно-технической революции 50—60-х годов, которая гораздо быстрее и эффективнее происходила в развитых капиталистических странах, чем в странах, объявлявших себя социалистическими. Надо было понять – почему мир капиталистических стран сумел, по крайней мере в рамках ХХ века, победить в экономическом соревновании мир социализма, что привело в конечном счете к недавнему поражению СССР и его союзников в холодной войне, даже к распаду СССР и краху КПСС и социалистического строя в нашей стране.

Надо было понять, почему, вопреки предсказаниям Ленина, демократические институты в развитых капиталистических странах не только не исчезли, но развились и упрочились, тогда как в социалистических странах происходили многие серьезные и неоправданные нарушения демократии и укреплялись тоталитарные тенденции.

Громадное значение для всех нас приобрели такие глобальные проблемы, которые мало волновали человечество в начале ХХ века: экологические проблемы, проблемы вооружения и разоружения, проблема демографической революции, проблема Севера и Юга, конфликты между религиями и цивилизациями.

Можно было бы продолжить этот перечень проблем, которые в их современном масштабе не возникали перед Лениным, а тем более перед Марксом и Энгельсом, и которые оказалось невозможным решить в рамках так называемого «марксизма-ленинизма».

Было бы несправедливым считать, что все перечисленные выше проблемы, как и многие другие новые проблемы, не изучались и не анализировались. Они изучались и анализировались как учеными и целыми научными центрами Западного мира, так учеными и научными центрами в социалистических странах. Думаю, что на Западе продвижение в изучении данных проблем было более значительным, так как всем нам мешало требование оставаться в рамках основных представлений и методологии марксизма-ленинизма. Именно поэтому в 60—70-х годах в коммунистических партиях Запада и стали постепенно исчезать из программных документов такие понятия, как «марксизм-ленинизм» или «ленинизм». В новой редакции программы Компартии Испании ее идеология определялась как «марксистская, демократическая и революционная»[170]170
  Die Zeit. Gamburg. 1974. № 18.


[Закрыть].

Поясняя аналогичные изменения в программных документах Итальянской коммунистической партии, ее лидер Э. Берлингуэр говорил: «С самого нашего рождения в нашем опыте, в нашем анализе, в нашей борьбе Ленин играл огромную роль, но ему нельзя придавать значение исключительности и доктринерства»[171]171
  La Repubblica. 1978. 2 августа.


[Закрыть]. Понятие «марксизм-ленинизм» было заменено понятием «научный социализм» в программных документах японской, шведской, австралийской, а затем и французской коммунистических партий.

Поясняя это изречение, лидер французских коммунистов Ж. Марше говорил на XXIII съезде своей партии: «Идеологией французских коммунистов является научный социализм, заложенный Марксом и Энгельсом и их великими продолжателями, в первую очередь Лениным. Именно формулировку “научный коммунизм”, а не “марксизм-ленинизм” предлагается ввести в устав партии»[172]172
  Правда. 1979. 11 мая.


[Закрыть]. Этих изменений, однако, не происходило в основных программных и идеологических документах КПСС, в результате чего Коммунистическая партия Советского Союза все более теряла роль идеологического лидера в мировом коммунистическом движении.

Я уже упоминал выше, что персонификация той или иной науки или научного направления может иметь место лишь на ранней стадии развития этой науки как признание заслуг ее основателя. Но в дальнейшем подобная персонификация становится тормозом в развитии науки, и от нее приходится отказываться. Науки об обществе, или общественные науки не являются в данном случае исключением.

Только религиозные и некоторые крупнейшие моральные учения сохраняют как бы навечно в своем названии имя основателя. Мы имеем ввиду христианство, магометанство, конфуцианство, буддизм, лютеранство, кальвинизм, гандизм и некоторые другие. Это и естественно для религий, где именно вера в основные догматы почитается за главную добродетель. Но такой подход недопустим для общественно-социальных учений, претендующих на научность.

После крушения СССР и КПСС в России образовалось несколько коммунистических и социалистических партий. Перед всеми этими партиями возник вопрос не только об их отношении к наследию Маркса, Энгельса и Ленина, но и к наследию Сталина, а также к тому идеологическому продукту, который внедрялся в наше сознание как «марксизм-ленинизм». Многие из бывших пропагандистов концепций «развитого социализма» и «марксизма-ленинизма» теперь решительно критиковали эти идеологические концепции и конструкции.

Анатолий Бутенко, например, писал: «До сих пор многие политики и историки отождествляют словосочетание “марксизм-ленинизм” со взглядами Маркса и Ленина. Это принципиальная ошибка, которая закрывает путь к верному пониманию многих событий. “Марксизм-ленинизм” – это совсем не то, что говорили о нем многие коммунисты; это – вовсе не совокупность взглядов Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Владимира Ленина, а особый идеологический продукт, слепленный И. Сталиным и его окружением из мыслей н высказываний названных идеологов, причем созданный Сталиным для своих целей – для теоретического обоснования узурпации политической власти и для воплощения в жизнь социального идеала партийно-государственной бюрократии – ее казарменного псевдосоциализма, опирающегося на тупиковую мобилизационную экономику. Именно в этом качестве “марксизм-ленинизм” утвердился и существовал как важнейший элемент сталинских порядков, как мессианская моноидеология сталинского тоталитаризма»[173]173
  Альтернативы. М., 1996. С. 3.


[Закрыть].

В программных документах КПРФ в качестве главной идейной основы этой партии называется в первую очередь «развивающееся марксистско-ленинское учение»[174]174
  Правда. 1995. 31 января.


[Закрыть]. Журналы и газеты КПРФ полны разного рода статьями о марксизме-ленинизме, который якобы нисколько не устарел и нуждается лишь в «новом прочтении». 26–27 апреля 2001 года в Институте философии РАН под лозунгом «Вперед к Марксу!» прошла большая научная конференция «Марксизм-ленинизм в XXI веке».

Иных позиций придерживалась Социалистическая партия трудящихся (СПТ), которая была активна в 1991–1997 гг. В программе СПТ говорилось: «Разрабатывая свою концепцию, мы опираемся на все наследие мировой социалистической мысли, в том числе и на марксизм как неотъемлемую часть мирового интеллектуального богатства. Однако опора на традиции отнюдь не означает для нас готовности следовать тем положениям, которые не соответствуют изменившимся условиям или не выдержали проверки временем»[175]175
  Левая газета. 1994. № 1(23). Апрель.


[Закрыть]. Думаю, что такая формула является более правильной, и она не создает никаких преград для развития научного социализма как совокупности исследований всех реальностей современного общества на западе и востоке, на севере и на юге. Эта формула не создает никаких преград и для развития наук о социализме, которые не могли существовать в XIX веке из-за отсутствия для них предмета исследования и которые существуют и развиваются в настоящее время.

В XIX веке движение социализма от утопии к науке сделало лишь первые шаги, главным образом благодаря К. Марксу и Ф. Энгельсу. В ХХ веке шло движение не только от утопии к науке, но и от идей к практике, и первым в этом движении был В. И. Ленин. Не все получилось, но опыт был накоплен большой, и он нуждается в тщательном изучении и обобщении. Некоторые из тех выводов и соображений, к которым пришел, двигаясь в этом направлении, автор данной работы и его единомышленники, будут изложены в следующей главе.

Глава четвертая. РЕАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА XX ВЕКА И ТЕОРИЯ СОЦИАЛИЗМА

В XIX веке, несмотря на многие теоретические достижения К. Маркса и Ф. Энгельса и других искренних сторонников социализма, он оставался все еще идеей, проектом для будущего, привлекательной концепцией, а не реальностью. Можно было спорить о наиболее вероятных чертах этого более справедливого общественного устройства, путях и методах его достижения и строительства, но все это были теоретические споры, в которых неизбежно сохранялся значительный элемент утопизма.

В XX веке положение изменилось. На протяжении этого века в десятках стран Европы, Азии, Латинской Америки, даже Африки были предприняты попытки построить полностью или хотя бы частично общество социальной справедливости. Коммунистические, социалистические и социал-демократические партии приходили в этих странах к власти и пытались осуществить свои программы. Далеко не все из этих попыток закончились удачно. Но также и там, где социалистов и коммунистов постигла неудача, она, как правило, не вела к полному отрицанию их идей и к полному разрушению созданных ими общественных и экономических структур. Это позволяет не только вновь вернуться к обсуждению идей и концепций социализма, но и обсуждать их с учетом накопленного опыта и практики, которая одна лишь является критерием истины. Ниже я попытаюсь только наметить некоторые контуры такого обсуждения.