Текст книги "Социализм и капитализм в России"

«Сочетать всеобщую истину марксизма с конкретной практикой нашей страны, идти собственным путем и строить социализм со спецификой Китая – такой основной вывод, сделанный нами на основе обобщения длительного исторического опыта». Эти слова Дэн Сяопина, сказанные во вступительной речи на XII Всекитайском съезде КПК в сентябре 1982 года, сохраняют значение генеральной линии для КПК и КНР и сегодня[185]185
  Пивоварова Э. П. Социализм с китайской спецификой. Итоги теоретического и практического поиска. М., 1999. С. 7.


[Закрыть]. В Китае создается экономика смешанного типа, но и крупный частный капитал и иностранный капитал работают здесь под общественным и даже более узко – под партийным контролем. Несколько лет назад богатым китайцам, то есть китайским бизнесменам и капиталистам была открыта возможность вступать в Коммунистическую партию. Ситуация немыслимая для ВКП(б) времен НЭПа, но возможная, например, для нынешней российской КПРФ. Китай является сегодня единственной страной в мире, в которой происходит серьезное и хорошо финансируемое изучений идей Маркса, Энгельса и Ленина. Здесь завершается, начатое еще в СССР (совместно с ГДР) издание самого полного собрания сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса на языке оригинала – МЭГА – из ста томов. Здесь реализуется активная программа исследований по теме «Социализм XXI века». Почти ежегодно в Китае – в Пекине или в других крупнейших городах страны (в Шанхае, в Ухани, в Гуанчжоу, в Шеньяне и др.) проводятся международные конференции или симпозиумы по проблемам социализма. Первый вариант моей книги о социализме в России (под заголовком «Историческая судьба социализма в России»), был издан в Пекине в 2003 году. Именно это дало мне стимул продолжить работу, которую я начал еще в 1996 году, но забросил через три года из-за отсутствия интереса к проблематике социализма в самой России. После участия в одной из Международных конференций по социализму и поездки по Китаю я изменил свое мнение, как и свои планы работы.

Почти все упомянутые виды социалистических концепций связаны развитием индустриального общества, они ориентированы на пролетариат, рабочий класс, а позднее на те новые слои и группы, которые возникают в развитом обществе. Но еще в XIX веке возникли социалистические концепции, которые ориентировались на крестьянство и разрабатывали разные варианты перехода к социализму, минуя капитализм.

Россия была, вероятно, первой страной, в которой начала выдвигаться концепция крестьянского социализма. Суровые климатические условия России и важность взаимной помощи в деревне были причиной сохранения в нашей стране крестьянской общины. В еще очень немногочисленной образованной и не приемлющей ни крепостничества, ни самодержавия части российского общества середины XIX века очень внимательно следили за идейными исканиями Западной Европы. Здесь читали не только Шеллинга, Гегеля, но и Р. Оуэна, Ш. Фурье, Сен-Симона и молодого Маркса. Здесь находили отклик и первые европейские концепции социализма. На этой основе и возникли первые идеи русского социализма, которые в России в этот период могли искать если не реальную, то воображаемую опору только в крестьянской общине. Самым крупным представителем этого крестьянского, или русского социализма считается в нашей историографии Александр Герцен (1812–1870). Именно в крестьянской общине А. Герцен хотел видеть зародыш социалистического будущего. Герцен жил и работал с 1847 года в странах Западной Европы, но он не мог принять концепции Маркса и его учеников, которых он называл «марксидами». В России просто не было того противоречия между пролетариатом и буржуазией, о котором писал К. Маркс. «Человек будущего в России – мужик, точно так же, как во Франции работник»[186]186
  Герцен А. И. Собрание сочинений. Т. 7. М., 1956. С. 326.


[Закрыть]. Русский социализм Герцена исходил из убеждения в том, что в России можно было бы избежать буржуазной заразы, что можно идти к свободе через социализм и через революцию, минуя западные конфликты, которые он сам имел возможность наблюдать. Сходные идеи социализма, который придет через народ, через крестьянство, через общину и через работу профессиональных революционеров, «новых» и «особых» людей, развивал и Николай Чернышевский (1828–1889). Известно, что Ленин не раз называл А. Герцена и Н. Чернышевского великими социалистами и великими мыслителями своего времени, то есть «домарксова периода».

Идеи крестьянского социализма были восприняты народниками, а немного позже и эсерами, к ним тяготели и некоторые из анархистов. Вероятно, одним из последних проповедников крестьянского социализма в России был талантливый русский экономист и писатель А. В. Чаянов (1888–1937). Специалист по проблемам крестьянской кооперации Чаянов мечтал о развитии социализма в России через обобществление крестьянских хозяйств и через развитие кооперации. Еще в 1920 году он опубликовал под псевдонимом Ив. Кремнев повесть «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии».

Действие повести происходит в России в 1984 году. Государство диктатуры пролетариата у нас в стране создать не удалось, и к власти пришло крестьянство. Все крупные города в стране были ликвидированы, хотя часть из них и сохранилась только как место праздников, общих собраний, но не как место проживания. Население страны живет в деревнях и хуторах, непрерывно следующих друг за другом и разделяемых лишь квадратами полей, общественных лесов, парков и кооперативных выгонов. При этом жители России, сохраняя гармонию с природой, подлинную демократию и свободу, пользуются всеми благами современной культуры. Хотя основой экономики продолжает оставаться индивидуальное крестьянское хозяйство, в стране развивается кооперативное хозяйство, а также и частное и государственное промышленное производство, которое обеспечивает население страны всеми нужными ему промышленными товарами. Жителям страны доступны и все достижения науки и техники. Крестьянская Россия обороняется против агрессивной промышленной и урбанизированной Германии при помощи природных сил и стихий, которыми Россия научилась управлять. В России установлен режим идейного плюрализма. Один из документов новой России гласит: «Основой нашего быта и культуры является присущая ей форма решения социальных и хозяйственных задач методами общественными, а не силою государственного принуждения… Отсюда невозможность использования государственной власти в борьбе с какой-либо идейной пропагандой, если последняя не нарушает ничьей свободы и не содержит в себе прямых угроз существующему общественному строю… Печальной памяти эпоха государственного коллективизма наглядно доказала, что ныне нет Атлантов, могущих держать шар земной единственно на своих плечах, и что духовная монополия ничего, кроме сожжения духовной жизни, принести не может… В строе крестьянской России должна существовать не столько выявляемая свобода власти, сколько свобода от власти»[187]187
  Кремнев Ив. Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии. Нью-Йорк, Серебряный век, 1981 (Из приложения к книге газеты «Зодий»).


[Закрыть].

Работы А. Чаянова не были востребованы даже в области экономики. Но его мысли об особом крестьянском социализме возникали и независимо от него и от России в некоторых аграрных странах Азии, Африки и Латинской Америки, в концепциях «зеленых» и в теориях «экологического социализма». Привлекательность идеи социализма и в современном мире связывается нередко с проблемами экологической безопасности. Разумное общество должно жить не в условиях искусственно создаваемой среды, а в согласии с естественными условиями, с природой. Эти идеи пытались и пытаются использовать и ассимилировать социал-демократы, но не коммунисты.

Особое направление социалистической мысли было связано с разными концепциями христианского или более широко – религиозного социализма. В качестве концепции идеи христианского социализма возникли еще в самом начале XIX века во Франции и в Англии, и эти идеи нашли отражение в проповедях некоторых католических и англиканских священников. К. Маркс и Ф. Энгельс относили это направление к течениям феодального социализма. Речь шла о равенстве и братстве всех людей, о гуманизме и обязательном труде, о нравственном самосовершенствовании, об обращении к церкви, отход от которой и ведет общество к порокам и бедам. Даже один из первых коммунистов Вильгельм Вейтлинг, работы которого так ценил К. Маркс, обосновывал идеи коммунизма ссылками на книги Нового Завета и практику раннехристианских общин. В России сходные идеи можно было найти уже у первых идеологов славянофильства. «Мы еще не видим общества, основанного на христианских началах, – писал в 1843 году Ю. Ф. Самарин (1819–1876). – Между тем оно возможно и необходимо. Его требует современность. Стоит понять, что все, что проповедует христианская религия как нравственные обязанности, общество должно перевести в право. Она проповедует богатому уделять от своего имущества бедному, притом не ради случайного личного расположения, а имени Божьего ради. То, что составляет обязанность богатого, есть право бедного. Всякий человек должен иметь собственность. Это его право. Следовательно, собственность должна быть общею. И много других вопросов социальных разрешается таким же образом»[188]188
  Диалог. 1998. № 1. С. 48.


[Закрыть]. В более позднее время идеи христианского социализма нашли отражение в русской религиозной философии. Эти идеи увлекли, например, Георгия Федотова (1886–1951), которого не без оснований считают одной из самых крупных фигур в русской философии. Идея социализма, по Федотову, это судьба России. Но не социализма по Марксу, ибо «то, что сделал Маркс с социализмом, было величайшим его изувечиванием. И уж совсем никуда не годится ленинский социализм, ибо это бесчеловечная сила, которая будучи не способна осуществить даже мещанский комфорт, реально осуществляет самое полное и беспощадное закрепощение трудящихся государством». Социализм в концепциях Г. Федотова возникает из христианства, и в первую очередь из православного христианства, независимо от того, как ведется хозяйство, социализм – это не экономическая, а духовная проблема. Мир вступил в социализм и должен преодолеть капитализм. Даже незадолго до смерти Г. Федотов писал, что «в настоящее время основная социальная проблема, общая всему европейскому кругу, состоит в преодолении капитализма, уже отказавшегося работать, и в переходе к управляемому, или социалистическому хозяйству»[189]189
  Свободная мысль 1992. № 5. С. 102, 105.


[Закрыть].

Идеи и концепции христианского социализма в странах Запада нашли свое, хотя и очень отдаленное отражение в идеологии христианско-социальных партий, в концепциях «теологии освобождения» в странах Латинской Америки, а также в демократических и левых группах, которые возникли после Второй мировой войны и в европейском христианстве. Наиболее известным представителем такого левого христианского социализма был англиканский священник Х. Джонсон (1874–1966), настоятель Кентерберийского собора и председатель Общества англо-советской дружбы, член Всемирного совета мира.

В русской философии известный мыслитель Николай Бердяев (1874–1948) перевел идеи христианского социализма на рельсы новой концепции «персоналистического социализма». Н. Бердяев писал в 1939 году, подводя итоги своим размышлениям:

«Я считал революцию неизбежной и справедливой, но духовный облик ее мне был неприятен с самого начала. Ее неблагородные проявления, ее посягательства на свободу духа, противоречили моему аристократическому пониманию личности и моему культу духовной свободы. Революцию большевистскую я не принял не столько социально, сколько духовно. Я это выражал слишком страстно и часто несправедливо. Я видел все то же торжество великого инквизитора. При этом я не верил в возможность каких-либо реставраций и совсем не хотел их. Я был выслан из России именно за реакцию свободы духа. Но в Западной Европе я вновь пережил психическую реакцию, и притом двойную реакцию против русской эмиграции и против буржуазно-капиталистического общества Европы. В русской эмиграции я увидел то же отвращение к свободе, такое же ее отрицание, как и в коммунистической России. Что было объяснимо, но гораздо менее оправдано, чем в коммунистической революции. Никакие революции никогда не любили свободы, миссия революции иная. В революциях поднимаются вверх новые социальные слои, раньше не допущенные к активности и угнетенные, и в борьбе за свое новое положение в обществе они не могут проявлять свободолюбия и не могут бережно относиться к духовным ценностям. Менее понятна и менее оправдана такая нелюбовь к свободе и духовному творчеству тех, которые почитают себя в Европе, я ясно увидел насколько антикоммунистический фронт движется интересами буржуазно-капиталистическими или носит характер фашистский. Круг моей мысли в социальной философии замкнулся. Я вернулся к той правде социализма, которую исповедовал в юности, но на почве идей и верований, выношенных в течение всей моей жизни. Я называю это социализмом персоналистическим, который радикально отличается от преобладающей метафизики социализма, основанного на примате общества над личностью. Персоналистический социализм исходит из примата личности над обществом. Это есть лишь социальная проекция персонализма, в котором я все более и более укреплялся»[190]190
  Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека. Париж, YMCA-Press, 1939. С. 16–17.


[Закрыть].

В российском или, вернее, в советском диссидентском движении позднее развивались под влиянием Н. Бердяева, идеи «панперсоналистского социализма» (Петр Абовин-Егидес), но они остались уделом рукописного Самиздата и распространения не получили.

Некоторые из нынешних российских идеологов и публицистов, наблюдая за крушением КПСС и переменами в странах Восточной Европе, стали думать и говорить о полном крушении социализма не только как реальной практики советского социализма, но и как идеи. Но даже из изложенных выше фактов и примеров видно, что это не так. Социализм как идея, не только живет, но на многих направлениях даже наступает Это пугает некоторых идеологов крайнего либерализма. Еще в начале 1930-х годов один из основоположников монетаризма Милтон Фридман говорил, обращаясь к экономистам и политикам из группы Егора Гайдара: «Не берите пример с Соединенных Штатов. Американское общество превратилось в социалистическое общество». Фридман имел в виду существующую в США разветвленную систему социальных льгот, а также немалое влияние профсоюзов. Конечно, американская экономическая система – это не социализм. Но разнообразные системы государственного и социального регулирования существуют и развиваются и в этой стране, и об этом я буду писать ниже. Социализм не уйдет из мира в XXI веке, но это будет уже другой социализм.

Не ушли из мира и многие радикальные социалистические и коммунистические группы и партии. Коммунистические партии сохранились в Индии и Бразилии, в Ираке и Великобритании, во Франции и в Италии. За социализм и национальное освобождение выступают сапатты из мексиканского штата Чьяпас и повстанцы из Курдистана. Из радикальных левых групп и движений анархистов, зеленых, троцкистов, маоистов, чегеваровцев образовалось на основе коалиции и современное движение антиглобалистов, которое доставляет так много хлопот организаторам разнообразных международных саммитов и конференций. Мир меняется, и вместе с ним меняются формы и содержание социальной и политической борьбы.

Стремление найти какую-то единую для всех стран, для всех времен и для разных условий «правильную» модель социализма было хотя и понятным, но ошибочным побуждением. Это стремление превращало естественную и необходимую полемику между социалистами разных взглядов в жестокую борьбу на уничтожение, как это и происходило в Советском Союзе. Но так же как нельзя найти самую «правильную» модель социализма, так невозможно найти «единственно верное» определение достоинств и недостатков разных форм собственности, и в первую очередь частной собственности. В любом справедливом, рациональном и разумном обществе, к которому мы стремимся, должно существовать разумное сочетание всех форм собственности. Само понятие общественной справедливости меняется с развитием общества, и это не может не менять и наших представлений о тех или иных видах собственности.

Среди социалистов начала XIX века преобладало убеждение в том, что главной причиной общественных пороков, угнетений и бедности является общественное неравенство, связанное с частной собственностью на землю и капитал. Не может быть справедливым общество, где каждый думает только о своей личной выгоде, но не о благе общества, где «коллективные интересы подчинены частным интересам меньшинства» богатых и знатных людей, где все покупается и продается.

«Что за общество, – восклицал Ш. Фурье, – где каждый желает зла другому и всюду личный интерес становится выше общественного. Юрист желает раздоров в богатых семьях. Врач желает согражданам лихорадок и простуд. Военный желает доброй войны, где гибель товарищей обеспечит ему новые чины. Священник заинтересован в погребениях по тысяче франков каждое. Хлебный торговец жаждет доброго голода, который утроил бы цену на хлеб. Архитектор, каменщик и плотник желают пожара, который поглотил бы сотню домов и оживил бы их ремесло. Таким образом, цивилизация представляет собой нелепый механизм, в котором каждая часть выступает против целого»[191]191
  Fourier Ch. Oeuvres Completes. V. 2. Paris, 1843.


[Закрыть].

Томас Мор говорил, что частная собственность – это обман, кража, что она ведет к неравенству, нищете и насилию, что в мире частной собственности труженик бедствует, а жизнь бездельников протекает среди блеска и роскоши, и они проводят ее в праздности и в бесполезных занятиях. И для такого гнева было немало оснований. Конечно, у социалистов было всегда немало оппонентов, и их доводы звучали также весьма убедительно. Еще Джон Локк (1632–1704) утверждал, что все главные достижения европейской цивилизации связаны с собственностью, что собственник гораздо упорнее в труде, чем человек, не имеющий собственности, что собственник свободнее и в мыслях, и в поступках, ибо он экономически независим. Поэтому ущемлять собственность – это то же самое, что ущемлять свободу личности. Люди не равны по силе, активности, по уму и предприимчивости, и они должны состязаться в труде, а это невозможно, если они не могут пользоваться плодами своего труда и плодами поля, орошенного их потом. Этот спор не имеет решения, и крайние точки зрения в нем были всегда ошибочны.

Марксизм признавал историческую прогрессивность буржуазии и буржуазной частной собственности, в том числе и на средства производства, когда речь идет об отдельных орудиях труда, ткацком станке или ветряной мельнице. Но когда возникает система машин, когда из-за централизации капиталов образуется масса производительных сил, возникает и противоречие между общественным характером труда и частным характером присвоения. В этом случае частная собственность становится тормозом развития производительных сил общества и должна быть упразднена, ибо она ведет к анархии и отдает во власть случая условия жизни и труда сотен и тысяч людей. Хотя наиболее радикальные требования «Коммунистического манифеста» об уничтожении частной собственности и были позднее существенно смягчены, ни Маркс, ни Энгельс никогда не отказывались от убеждения, что социализм и частная собственность на средства производства несовместимы. В последние годы своей жизни Энгельс не раз говорил об этом правиле четко. «Совершенно ясно, – писал Энгельс Э. Бернштейну, – что благодаря этому (достижениям производства. – Р. М.) производительные силы настолько возрастут, что управление ими будет все более и более не под силу буржуазии»[192]192
  Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 35. С. 374.


[Закрыть]. Только общественная, коллективная собственность на средства производства позволит ликвидировать разорительную концепцию и анархию производства. Общество сможет вести свои дела по разумному плану, в котором будет предусмотрен порядок, чтобы каждый труженик мог бы работать по своим способностям и получать по труду.

Российские социал-демократы переняли общие взгляды марксизма на собственность, не вдаваясь в детали. В самом начале XX века для России проблемы буржуазной собственности не казались особенно актуальными. На повестке дня стояли тогда проблемы буржуазно-демократической революции. Речь шла об уничтожении в стране всех остатков феодализма, о ликвидации сословных привилегий, неравенства наций, об уничтожении самодержавия. Самой главной революционной мерой в отношениях собственности должна была стать национализация всех земельных угодий и ликвидация помещичьего землевладения. Когда в апреле 1917 года Ленин призвал большевиков к социалистической революции, заявив, что этап буржуазной революции в России уже завершился, он следовал своей концепции непрерывной революции и ставил задачу перехода власти в руки пролетариата. Именно власти, но не собственности. По планам и схемам Ленина пролетариат, взяв в лице большевиков власть в России, последовательно и решительно доведет до конца все главные задачи буржуазно-демократической резолюции, он должен будет взять в свои руки «командные высоты» в экономике – банки и монополии, крупные синдикаты, железные дороги, связь и пр. Дальнейшее продвижение вперед будет происходить по мере созревания условий, а также повышения сознательности, зрелости и силы самого пролетариата.

План Ленина для условий России 1917 года был вполне реальным и в рамках марксистских концепций вполне разумным. Ни о какой ликвидации всей частной собственности в стране и всех буржуазно-капиталистических отношений в стране речи тогда не было. Но уже через год – осенью 1918 года вся экономика России лежала в руинах. Была национализирована вся промышленность – и крупная, и средняя, и мелкая. Земля была отобрана не только у помещиков и других крупных собственников, но и у богатых крестьян. В стране была введена продразверстка. Не только торговля хлебом, но и всякая другая торговля была запрещена. Денежная система была разрушена, а вместо нее власти пытались ввести систему прямого продуктообмена. Это была система, или режим военного коммунизма, который не мог существовать долго и начал рушиться уже осенью 1920 года под ударами крестьянских восстаний, а затем и волнений среди рабочих и в Красной Армии.

Новая экономическая политика вывела Советскую Россию из кризиса. Права частной собственности были восстановлены и даже защищены законом, но в очень узких пределах. Но уже это привело к быстрому росту сельскохозяйственного производства, мелкой и средней промышленности, ремесел, внешней и внутренней торговли, к укреплению рубля. Советский Союз мог бы развиваться на основе политики НЭПа и дальше, и это был путь, сходный в принципе с тем путем, по которому в последние 25 лет идет Китайская Народная Республика. Но Сталин перевел стрелки на другой путь. Двигаться по этому новому пути можно было только в условиях авторитарной, а затем и тоталитарной диктатуры.

В самом начале 30-х годов частная собственность в СССР была снова отменена и запрещена, богатое крестьянство было снова ликвидировано «как класс», в городах были ликвидированы нэпманы, и все их предприятия перешли в руки государства или закрылись. В идеологии возобладали самые примитивные представления о социализме, при которых главным критерием «социалистичности» было не благосостояние населения, не высокий уровень производительности труда, не свободы и права граждан страны, а увеличение доли государственной собственности в экономике страны. При этом Сталин мог опираться и на многие выступления и высказывания Ленина времен 1917–1920 гг. Разве не Ленин призывал тогда к беспощадной борьбе с кулачеством и к максимальной централизации в экономике, при которой, по мнению Ленина, все граждане страны были бы рабочими и служащими одной грандиозной фабрики. С учетом доли государственной собственности Сталин еще в 1933 году объявил, что в СССР уже построен экономический фундамент социалистической общества. Через три года – в 1936 году Сталин заявил, что социализм в СССР в основном построен и что нам осталось решить лишь «более легкую задачу» – возвести социалистические надстройки. Еще через три года – в 1939 году Сталин возвестил миру, что социалистическое общество в СССР построено полностью. Всякого рода сомнения в этом могли стоить оппонентам Сталина не только свободы, но и жизни.

Известно, что Конституция и законы СССР признавали существование в нашей стране только государственной, или общенародной собственности, колхозно-кооперативной собственности и собственности профсоюзных и иных общественных организаций, а также личной собственности граждан, основанной на их трудовых доходах. Первые три вида собственности считались социалистической собственностью, и государство намеренно проводило политику сближения государственной и колхозно-кооперативной собственности. Советские публицисты и теоретики с удовлетворением констатировали, что в СССР полностью вытеснены даже все остатки несоциалистических укладов, включая мелкотоварное производство и разного рода смешанные типы собственности. Не было в стране и никаких предприятий, принадлежащих зарубежному капиталу. Такая «социалистическая чистота» в отношениях собственности в СССР проистекала не из реальных нужд общества, а из догматических представлений о социализме, которые противоречили требованиям максимально свободного развития производительных сил общества и даже простому здравому смыслу. Всеобщее внедрение в экономику страны единой, неделимой и неприкосновенной государственной социалистической собственности не устраняло присущее капитализму противоречие между производительными силами и производственными отношениями. Оно лишь переворачивало его другой стороной, ибо присущее современной экономике многообразие методов и форм производства требует и многообразия форм собственности. И это новое противоречие между производственными отношениями и производительными силами лишь обострялось с развитием научно-технической революции. Рано или поздно это противоречие должно было разрушить сталинскую систему административно-командного управления экономикой.

Такой убежденный теоретик, приверженец концепции «развитого социализма», как Ричард Косолапов, убежден, что народу России еще придется «извиняться перед Лениным и Сталиным» за отход от их учения и их рекомендаций. «Главной причиной поражения социалистического почина в нашей стране, – писал Р. И. Косолапов, – является игнорирование наукой и практикой прекрасного плехановско-ленинского тезиса о том, что социализм означает переход всех средств и предметов производства в общественную собственность, устранение товарного производства и замену его новой системой производственных отношений, при которой ведущим стимулом экономической деятельности является удовлетворение здоровых человеческих потребностей, а не прибыль. Социализм погубили бесконечно вязкие компромиссы с товарным и товарно-капиталистическим производством и порождаемыми ими элементами. Сидение на двух стульях никогда не относилось к удобным занятиям, но именно к нему нас десятилетиями вынуждали ленивые и подкупные экономисты академической школы, находившие поддержку у недалеких и жуликоватых хозяйственников»[193]193
  Косолапов Р. И. Идеи разума и сердца. М., 1996. С. 94–95.


[Закрыть]. Примитивность и неубедительность подобных объяснений и обвинений очевидна. Отдельному человеку, конечно же, удобнее сидеть на одном, а не на двух стульях. Но громадное и сложное здание современной экономики не могло долго держаться на одной или на двух опорах, оно требовало для устойчивого функционирования значительно большего числа крепких опор в виде множественных видов и форм собственности.

Социалистические концепции XIX века, включая марксизм, развивались в условиях критики со стороны многих других идеологических и экономических концепций. Все теоретики либерализма, защищая частную собственность, свободное предпринимательство и конкуренцию на открытом для всех рынке, стремились при этом доказать, что именно общественная собственность не может быть более эффективной, чем частная, что равенство граждан уничтожит инициативу, что конкуренция – это не тормоз, а двигатель прогресса. В самом начале XX века эта борьба социалистических и либеральных идей только усилилась.

Один из наиболее крупных немецких либералов-экономистов начала ХХ века Людвиг фон Мизес признавал справедливость и неизбежность появления социализма как идейного течения, но полностью отрицал осуществимость любых социалистических проектов. «Надо признать величие социализма, – писал он, – но победить его». Разобрав в своей книге «Общественное хозяйство. Исследования социализма», первое издание которой вышло в свет в 1922 году, множество доводов в пользу социализма, Людвиг фон Мизес делал весьма категорический вывод: «Доказав, что хозяйственный расчет невозможен в социалистическом обществе, мы доказали невозможность социализма. Все аргументы в пользу социализма за последнее столетие, выдвинутые в тысячах статей и выступлений, вся кровь, пролитая сторонниками социализма, не в силах сделать социализм реализуемым»[194]194
  Людвиг фон Мизес. Социализм. М., 1994. С. 91–92 (Серия «Классики либерализма»).


[Закрыть]. Однако вопреки этому выводу социализм был реализован в самых разных формах в XX веке. Опыт двадцатого столетия показал ошибочность всех упрощенных представлений, принадлежащих как сторонникам, так и противникам как социализма, так и капитализма. Мир капитализма не рухнул даже после двух мировых войн, фашистских диктатур и крушения колониальной системы. К удивлению многих политиков, ученых и прорицателей, именно Западный капиталистический мир вместе с «большими и малыми тиграми» капиталистического Востока стал в последние 50 лет ареной двух научно-технических революций. Именно здесь был достигнут наиболее высокий уровень развития производительных сил и производительности труда. Ослабив влияние анархии и кризисов производства, этот «первый мир» сумел создать новую технику и технологию, новые экономические системы и транснациональные кампании, новые системы связи и информации, новые потребности и новое качество жизни, новый уровень образования и квалификации рабочих и служащих, новые формы бизнеса и культуры, то есть фактически новое общество, о котором мало кто мог даже подумать в XIX веке. Это общество, которое очень трудно назвать справедливым, но которое даже его критики с оттенком не только осуждения, но и зависти называют «богатым».

Но и социализм отнюдь не потерпел поражения в ХХ веке, как это торопятся объявить его противники после распада СССР и крушения власти КПСС. Социализм с его основными ценностями глубоко и основательно вошел в жизнь и повседневную реальность большинства стран мира – и не только на Востоке, но и на Западе. Система коллективных договоров между предпринимателями и профсоюзами, программы «народного капитализма» и социального партнерства, участия в прибылях, теория и практика «человеческих отношений» и кружков по улучшению производства, пособия по безработице и пенсионные системы, оплачиваемые отпуска и семи-, а то и шестичасовой рабочий день, равная заработная плата для женщин, высокие тарифные ставки и систематическое повышение заработной платы, стипендии учащимся и доступность высшего образования для всех слоев населения, – все это не мистификация, а реальные уступки капиталистического мира идеям, движениям и требованиям профсоюзного и рабочего движения, социал-демократических и коммунистических партий. В свое время, говоря о желательности более «спокойного» перехода от капитализма к социализму, Маркс как-то сказал, что было бы лучше всего «откупиться от всей этой банды». Но также и капиталистический мир, оказавшись перед реальной угрозой краха, вынужден был «откупиться» от социализма, частично приняв его программы и требования.