Текст книги "Социализм и капитализм в России"
Автор книги: Рой Медведев
Жанр: Историческая литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 57 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Основные формулы исторического материализма стали для Маркса исходным пунктом в работе над решением некоторых наиболее трудных проблем политической экономии капитализма. Главное внимание Маркса было направлено в этой области на разработку теории трудовой стоимости. Именно здесь было сделано, по мнению Ф. Энгельса, второе из наиболее важных открытий К. Маркса – определение механизма прибавочной стоимости и, стало быть, механизма капиталистической эксплуатации.
Было очень много попыток не только принизить, но и полностью отрицать научное значения работ К. Маркса в области политической экономии и, в частности, его главной книги «Капитал». Экономические идеи Маркса, по мнению многих его оппонентов, – это ложные идеи, которые никогда и ничего не могли объяснить и никому не могли помочь. Даже такой серьезный британский экономист, как Дж. Кейнс, пытался третировать Маркса и марксизм, называя «Капитал» «устаревшим экономическим учебником», а экономическое учение Маркса в целом объявлял «нелогичным, устаревшим, в научном отношении ложным, не представляющим интереса и непригодным к применению в современном мире»[107]107
Marx Mattik und D. Keynes. Franfurt а/m. 1971. P. 29.
[Закрыть].
Гораздо чаще можно встретить другую точку зрения – марксизм был актуален для XIX века, но сегодня это учение полностью принадлежит прошлому. Марксизм сегодня – это только история. «Со времен Маркса мир изменился, – писал, отмечая 150-летие “Манифеста Коммунистической партии”, Глеб Панов. – Сменились формы производства, распределения, ушли в прошлое одни и появились другие социальные группы. Сегодня большинство тех реалий, на которых в свое время была построена экономическая концепция Маркса, просто не существует. Означает ли это, что краеугольный камень – экономическая теория – по прошествии 150 лет оказался изъят из основания марксизма, что свело на нет научное значение всего учения? Может быть, это прозвучит резко, но на такой вопрос следует дать совершение определенный ответ: да, означает. Ушел в прошлое мир, для которого марксизм был адекватен. А без социально-экономической составляющей коммунизм Маркса остается не более чем источником вдохновения для почтенных профессоров в университетах»[108]108
Коммерсантъ-Власть. 1998. № 7. 3 марта. С. 44.
[Закрыть].
«Призрак коммунизма окончательно ушел и из Европы, и из России». «Мир, для которого учение Маркса было всесильно, потому что оно было верно, уже не существует», – таких заклинаний звучало в последние годы немало. Однако даже то количество книг и статей, которые были опубликованы в самой России в связи со 150-летием «Манифеста», и та ярость, с которой одни авторы защищали научную ценность марксизма, а другие, напротив, ее отрицали, показывает и доказывает актуальность марксизма.
Известно, что в СССР политэкономия превратилась в часть идеологии, и ее научная ценность поэтому существенно снизилась. Большая часть из нас начинала изучение этой дисциплины с Маркса и его «Капитала», и многим казалось, что именно Маркс является основателем научной политэкономии, хотя на самом деле его роль в становлении этой науки была более скромной. В каждой отрасли знаний почти всегда можно указать тот переломный момент, когда совокупность разрозненных, не всегда верных и не объединенных единой концепцией знаний о том или ином предмете переходит в науку.
Так, например, еще в древних цивилизациях Азии и Северной Африки, а позднее в Древней Греции и Древнем Риме, люди начали изучать движение небесных светил и пытались распределять видимые ими звезды по созвездиям. Эти знания были необходимы мореплавателям и кочевникам. По движению Солнца и смене лунных фаз люди научились измерению времени определенными промежутками. Однако эта древняя астрономия еще не могла считаться наукой в современном смысле. Она была основана на непосредственных зрительных впечатлениях, в которых небесный купол опирался на плоскую землю. Правда, еще у греческих математиков и философов возникло представление о шарообразной земле, вокруг которой вращаются все небесные светила. Но революция в астрономии произошла только XVI веке благодаря открытиям польского астронома Николая Коперника, отвергнувшего учение о центральном положении Земли и создавшем гелиоцентрическую систему мироздания. И хотя его главный труд «О вращении небесных сфер» (1543) был запрещен церковью, остановить развитие новой астрономии было уже нельзя. Изобретение первых подзорных труб и телескопов позволило Галилею сделать новые открытия, подтвердившие учение Коперника. Только с этого времени астрономия стала наконец наукой, авторитет которой был подтвержден открытиями Иоганна Кеплера, а затем и открытием Исааком Ньютоном закона всемирного тяготения.
Аналогичным образом обстояло дело и в других науках, так, например, накопление эмпирических знаний о животном и растительном мире происходило еще в глубокой древности, порождая причудливые гипотезы о происхождении и природе мира. Отдельные открытия, связанные с развитием медицины и изобретением микроскопа, значительно расширили знания людей о мире растений и животных и организме человека. Но знания эти были разрозненными, не объединенными сколько-нибудь убедительными теориями. Даже огромная по объему работа Карла Линнея по систематизации животных и растений, а также открытия Ж. Кювье останков исчезнувших на Земле животных не положили начала научной биологии, хотя и способствовали развитию не слишком почитаемой ныне натурфилософии. Революционный переворот в биологии произошел только с появлением в 1852 году книги Чарльза Дарвина «О происхождении видов». Враждебное отношение церкви к учению Дарвина не помешало ему получить очень быстро почти всеобщее признание. Влияние выходящих одна за другой книг Дарвина было настолько большим, что долгое время понятия «биология» и дарвинизм являлись синонимами. Даже в 1946–1951 гг. на философском факультете ЛГУ я изучал не основы биологии, а основы дарвинизма, да и кафедра основ дарвинизма занимала центральное положение на биологических факультетах всех университетов страны.
Но так же примерно шло и развитие науки об обществе, К тому времени, когда Маркс начал создавать свои главные произведения, существовала не только такая наука, как история, но и научная политэкономия. Отнюдь не Маркс положил начало этой науке. Различного рода экономические идеи высказывались уже в Древней Греции и Древнем Риме и в Средние века. Однако истинным творцом научной политэкономии все историки этой науки считают Адама Смита (1723–1790). Именно этот шотландский экономист стал первым классиком новой науки, а его главный труд «Исследование природы и причин богатства народов (1776), благодаря глубине мысли, обилию фактического материала и блестящей литературной форме, был очень быстро переведен на многие языки и обрел необычайную популярность, в том числе и в России. Вспомним слова Пушкина о своем герое Онегине, который
…читал Адама Смита
И был глубокий эконом.
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет.
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему.
Когда простой продукт имеет,
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.
Современники настолько восторженно приняли книгу А. Смита, что еще в конце XVIII века один из немецких профессоров писал, что со времени Нового завета никакой другой книге не выпало на долю произвести более благоприятное и благотворное влияние. Думаю, что и сегодня любой экономист начинает изучение своего предмета с чтения Адама Смита. Только в первом томе «Капитала» можно найти около пятидесяти цитат или ссылок на работы Адама Смита, которого Маркс называет лучшим представителем буржуазной, или классической политэкономии. Такой же высокой оценки удостоен в «Капитале» и английский экономист Давид Рикардо (1772–1823), а также швейцарский экономист Жан Шарль Леонар Сисмонди (1772–1842). Не буду говорить здесь о других классиках буржуазной политэкономии. Конечно, К. Маркс был основателем одной из крупнейших и важнейших школ, или направлений в политической экономии, которую лишь условно можно назвать пролетарской. Один из известных французских экономистов Шарль Жид писал в своей «Истории экономических учений»: «Марксизм есть привитый к классическому дереву побег, и хотя оно изумляется и негодует на странные обременяющие его плоды, однако это оно воспитало его своими соками»[109]109
Русское издание. СПб., 1906. С. 276.
[Закрыть].
Впрочем, и такой известный итальянский философ, как Антонио Лабриола (1843–1904), книгу которого «Об историческом материализме» Ленин называл «превосходной», писал в первом издании этой книги, что «Капитал» Маркса – «это не первая книга критического коммунизма, а последняя великая книга буржуазной экономии»[110]110
The Materialist Conception of History. 1846. P. 91.
[Закрыть].
Так или иначе, но мы видим, что ни зрячие сторонники марксизма, ни большинство его оппонентов не отрицают научности марксистской политической экономии. В октябре 1995 года по приглашению компартии Австрии я провел неделю в Вене. Я побывал здесь на площади Карла Маркса и на проспекте Фридриха Энгельса. Уже в первый день поездки меня удивило на улицах этого красивейшего города обилие плакатов с большим портретом Карла Маркса и изображением обложки первого издания «Капитала». Подойдя ближе, я понял, что это была реклама крупнейшего в Австрии банка, под названием которого стояла надпись: «Мы сохраним и умножим ваш капитал». Вряд ли подобные формы рекламы захотели бы сегодня использовать крупнейшие московские банки.
В кругу серьезных экономистов Запада давно уже не принято противопоставлять современную западную политэкономию марксизму.
Напротив, здесь можно встретить исследования о том, что именно западная экономическая наука впитала в себя все лучшее и рациональное, что есть в теории Маркса.
Один из крупнейших американских экономистов лауреат Нобелевской премии по экономике (1970) Пауль Самуэльсон не только очень высоко отзывался об экономических трудах Маркса, но даже писал о необходимости «отвоевать Маркса у марксистов», ибо «Маркс слишком важен, чтобы его оставить марксистам»[111]111
Samulson P. A. Economics. Tokio, 1976. P. 866.
[Закрыть].
То же самое говорит и другой известный американский экономист Дж. Гэлбрейт: «Откровенно говоря, я считаю Маркса слишком крупной фигурой, чтобы целиком отдать его вам, социалистам и коммунистам»[112]112
Капитализм, социализм и мирное сосуществование. М., 1988. С. 79.
[Закрыть].
Отнюдь не только марксистами был отмечен в 1985 году Международный год Маркса. Западная наука выделяет Маркса не только как одного из великих экономистов, но и как одного из крупнейших социологов нового времени, его часто ставят здесь даже выше, чем Эмиля Дюркгейма (1858–1917) и Макса Вебера (1864–1920), причисленных к «лику святых» современной социологии.
Третье обстоятельство, которое следует отметить, состоит в констатации того, что понятие «научности» отнюдь не синоним понятия «истинности». Наука, или новое научное направление, новая школа начинаются с какой-либо основополагающей и близкой к действительному порядку вещей теории, но эта теория становится только началом дальнейшего продвижения вперед в познании истины. Наука – это поиск истины, путь к ней, но не истина в полном объеме. Этим и отличается любая наука от религии, где учение или проповедь ее основателя – это не подлежащее пересмотру или сомнению откровение Бога, которое можно только толковать и комментировать. Начав движение вперед от трудов основоположников, наука идет дальше не просто от одной истины к другой, но от одной теории к другой, переживая падения и ошибки, иллюзии и заблуждения. Ученые не только расширяют фронт исследований и углубляют наши знания о том или ином предмете, но и активно полемизируют друг с другом, пересматривая неверные взгляды, оставляя позади ошибочные теории и ложные гипотезы. Отцы-основатели ставят своих последователей на верный путь, но этим не кончается, а лишь начинается поиск истины, при котором иногда приходится отвергать и отдельные положения отцов-основателей и почти всегда развивать и уточнять их представления. Наука не может существовать без дискуссий и без борьбы мнений. Это говорил в своей статье относительно марксизма в языкознании даже такой великий догматизатор и даже душитель общественных наук, как Сталин. На вопрос о своем девизе Маркс ответил: «подвергай все сомнению». Но этот девиз справедлив и в отношении трудов самого Маркса. Пожалуй, главной иллюзией Маркса было то, что изучая и анализируя реальности раннего капитализма, он был убежден, что речь идет о капитализме вполне развившемся, достигшим апогея и, следовательно, обреченным на скорый уход с исторической арены. Более того, и Маркс и Энгельс не раз говорили еще в 60-е годы XIX века, что капитализм прошел немалую часть своей нисходящей линии и наполовину изжил себя[113]113
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 20. С. 153.
[Закрыть].
И Маркс и Энгельс не раз с иронией говорили о Роберте Оуэне, который еще до 1820 года писал о близости великого социального экономического и нравственного переворота. Но ведь и сами отцы-основатели еще в 50—60-е годы прошлого века ждали в Европе перерастания демократических революций в социалистические. В 70—80-е годы они были уже глубоко убеждены, что основные страны Европы вполне созрели для перехода к социализму. Маркс явно недооценил живучести капитализма и его способности приспосабливаться к новым условиям и адаптировать самые крупные технические открытия и достижении. Маркс недооценил способности капиталистов не только конкурировать и воевать друг с другом, но и договариваться, идти на компромиссы. Призывая пролетариев всех стран к объединению, Маркс недостаточно ясно понимал, что и капиталисты разных стран могут объединиться, когда возникнет угроза их общим интересам, как справедливо писал Ю. Красин.
«В долгосрочной системе координат марксизм выступает как теоретический слепок раннего индустриализма. В этом его достоинство как теории, которая объясняет свое время, и как идеологии, которая мобилизовала социалистические силы того времени. Но в этом и его естественная историческая ограниченность, которая видна сегодня достаточно отчетливо во всех составных частях Марксова учения»[114]114
Свободная мысль. 1994. № 1. С. 24.
[Закрыть].
Надо признать поэтому правоту известного советского экономиста академика О. Т. Богомолова, который заметил еще в 1989 г., что классический марксизм принял детские болезни капитализма за его старческую немощь[115]115
Философские науки. 1989. № 7. С. 9.
[Закрыть]. Именно в этом состоит одна из причин сегодняшнего кризиса марксизма. Не одни лишь западные «марксологи» – философы и экономисты или представители различных школ «неомарксизма», но также вполне лояльные сторонники марксизма нередко указывали раньше и указывают сегодня на отдельные неточные или неверные, по их мнению, положения марксистской политэкономии. Так, например, подвергаются критике представления Маркса и Энгельса о неизбежности не только относительного, но и абсолютного обнищания рабочего класса. Такая тенденция, как и тенденция к пролетаризации средних слоев, действительно преобладала в капиталистической Европе XIX века, и она стала одной из важнейших причин как общего кризиса капитализма, так и Первой мировой войны.
Однако Западный мир сумел преодолеть этот кризис и через производство (Г. Форд), и через политику (Ф. Рузвельт).
Как справедливо писал американский политик и публицист Майкл Харрингтон (1928–1989), сопредседатель почти неизвестной у нас в России Партии демократических социалистов Америки: «Пионером в спасении капитализма еще до Первой мировой войны выступили Соединенные Штаты, введя систему массового производства в которой полуобученный рабочий использовал упрощенные машины, чтобы выпускать большие серии стандартизированной продукции. Массовая же продукция может выпускаться только для массового потребления. Отсюда возможность общества всеобщего благоденствия. Оно не просто результат социалистического сознания или продукт классовой борьбы, но функция определенного этапа капитализма (“фордизма”)»[116]116
Harrington M. Socialism und Future. New York, 1989. P. 12.
[Закрыть].
Концепция абсолютного обнищания не соответствовала и реальным процессам в экономике западных стран во второй половине ХХ века, когда полуобученных, или «частичных» рабочих стали заменять все более всесторонне обученные рабочие, в потребительскую корзину которых входили уже не только автомобиль или телевизор, но и компьютер.
Большинством экономистов ставится сегодня под сомнение тот закон стоимости, который сформулировал еще Д. Рикардо и который почти без изменений воспринял К. Маркс. Согласно этому закону новая стоимость создается только живым трудом, но отнюдь не средствами производства. Из этого закона логически следует положение о том, что с развитием капиталистического производств и с уменьшением относительной массы живого труда на предприятиях должна снижаться и норма прибыли. Как мы знаем, сегодня капитализм нашел новые источники экономического развития, которые связаны не только с эксплуатацией живой рабочей силы, но и с применением знаний и информационным обеспечением производства. Поэтому не количество затраченного живого груда, а характер и возможности новых технологий стали ныне главным фактором роста прибылей, что и поставило под сомнение трудовую теорию стоимости.
Несмотря на уже указанное выше убеждение Маркса в том, что капиталистическая система себя полностью изжила, что «приближающийся крах этого способа производства, – как писал Энгельс, – можно, так сказать, осязать руками»[117]117
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, Т. 20. С. 277.
[Закрыть], ХХ век показал также исключительную жизнестойкость мелкого и среднего капиталистического предпринимательства, которое не только не было полностью вытеснено крупным капиталом, но во многих отношениях сумело превзойти его. До сих пор, например, в Западной Европе значительно больше 50 процентов продукции всех предприятий производится как раз на мелких и средних предприятиях. Этому возрождению мелкого производства способствовали, в частности, такие прогрессивные изменения в характере производительных сил, как замена паровых машин электромоторами и применение ЭВМ, а также стремительное развитие сферы услуг.
Подвергается сегодня критике и утверждение Маркса и Энгельса о том, что крах капитализма должен произойти обязательно в форме насильственной революции. По-иному, чем сто лет назад, оценивается многими социалистами даже природа и социальная роль промышленного рабочего класса, который мало кто в современной социалистической литературе называет пролетариатом. Не получил подтверждения и тезис Маркса о том, что с развитием капиталистического общества доля рабочего класса в совокупном населении будет увеличиваться. Мы видим во второй половине ХХ века в развитых капиталистических странах, напротив, сокращение доли рабочего класса в совокупном населении, хотя при этом производимые его трудом богатства оказываются достаточными для удовлетворения потребностей общества и всех основных потребностей относительно возрастающих по численности средних классов. Некоторые из советских авторов пытались «спасти» тезис Маркса, зачисляя в рабочий класс всех служащих или продавцов, работающих по найму. В других случаях понятие «рабочий» распространяется на весь технический персонал предприятий, включая и инженеров-технологов, конструкторов, а на строительстве – архитекторов.
«Спорно утверждение о том, что число рабочих в современной экономике уменьшается, – утверждал в одном из писем ко мне Авенир Соловьев из Костромы. Надо дать сначала определение понятия «рабочий». Шофер за рулем грузовика, космонавт в скафандре, инженер за пультом АЭС – такие же рабочие, как и токарь у станка. Важна функция в составе совокупного работника, а уж уровень оборудования диктуется необходимостью для этой функции»[118]118
Из архива автора.
[Закрыть]. С этой точкой зрения можно согласиться, хотя мы знаем, что в середине XIX века для Маркса и Энгельса понятия рабочий класс и пролетариат были синонимами. Проще и вернее было бы поэтому не переносить и в XXI век понятия и представления XIX века, когда не существовало ни киноиндустрии, ни телевидения и телефона, ни компьютерных систем, ни систем космических, ни авиации и даже автомобиля.
Современное общество будет трудно понять, если мы будем называть летчиков международных линий «воздушными ямщиками», а операторов атомного реактора «ядерными кочегарами». Все же сравнивая труд инженера за пультом АЭС и токаря у станка не следует забывать о диалектическом законе перехода количественных изменений в качественные. В развитых странах в сфере печати, телевидения и шоу-бизнеса занято больше людей, чем в сельском хозяйстве а в здравоохранении и сфере образования больше, чем в традиционных отраслях промышленности. Немало ошибок и неточностей можно было бы найти в оценке Марксом и Энгельсом роли крестьянства в условиях Европы. Эти ошибки по отношению к крестьянам и ремесленникам, мелким торговцам и всем частникам разделяли в конце XIX века почти все социал-демократы.
Так, например, в комментариях к Эрфуртской программе Германской социал-демократической партии К. Каутский писал: «Дальнейшее существование мелкого производства ведет к такому упадку, к такой нищете, что чем скорее оно погибнет, тем лучше для самих мелких производителей»[119]119
Каутский К. Эрфуртская программа (комментарий к принципиальной части). М., 1959. С. 38.
[Закрыть]. Ленин лишь частично подправил эти предположения Каутского, восприняв некоторые более верные тезисы из программы эсеровской партии.
Не являясь экономистом, я не буду углубляться в другие детали марксистской политэкономии, которая, конечно же, нуждается в критическом к себе отношении. Однако одно дело научная критика, другое дело полное отрицание или фальсификация марксизма. Даже многие противники марксизма, указывая на те ошибки или на давно устаревшие тезисы Маркса и Энгельса, признают не только ценность, но и современность многих положений марксизма. Такой крупнейший французский социолог, как Раймон Арон (1905–1983), которого в Советской философской энциклопедии называют «идеологом правого крыла либеральной буржуазии», в одной из своих критических работ о Марксе и марксизме писал: «Мой анализ марксизма состоял в том, чтобы ответить на вопрос: ошибался или был прав Маркс в той или иной части своих теорий, был ли он опровергнут тем или иным аспектом исторической эволюции мира. В этом вопросе я разделяю мнение… что все пишущие об обществе хотели бы иметь тот же коэффициент реализованных предсказаний, как Маркс, – коэффициент исключительно высокий, даже при немалом числе ошибок»[120]120
Свободная мысль. 1995. № 8. С. 104.
[Закрыть].
К сожалению, именно в нашей стране многие из бывших марксистов очень быстро перешли от самой примитивной апологетики марксизма, не к его критике, а к примитивной фальсификации. Так, например, в статьях того же Александра Ципко можно было прочесть о марксизме следующие утверждения:
«Маркс… никогда не размышлял всерьез, по крайней мере вслух, в своих текстах о самом главном: о человеке, его душе, страстях, скрытых затаенных мыслях. Он не видел, скорее не хотел видеть, что каждый поглощен собой, а в чем-то лукавит, является рабом своего честолюбия, жажды выиграть в этом вечном соревновании с другими, что человеку даже самому честному, совестливому, трудно противостоять своему природному эгоизму, чувству зависти, лести, соблазнам славы, власти богатства. <…> Марксизм, в силу характера и способа мышления его создателя, был наглухо закрыт для духовной проблематики. <…> Духовный и интеллектуальный максимализм Маркса закрыл ему дорогу и в царство экономики. <…> Маркс мало считался с тем обстоятельством, что корысть во многом движет этим грешным миром»[121]121
Экономические науки. 1991. № 3. С. 117; Новый мир. 1990. № 4.
[Закрыть].
Мне трудно понять мотивы подобных утверждений. На самом деле, конечно же, Маркс очень много говорил именно о человеке, его природе и его страстях, его угнетении, его отчуждении и его стремлении к свободе и счастью, его способностях его пороках, но и его достоинствах. Я сошлюсь опять-таки на авторитет, – на этот раз на мнение крупнейшего польского философа-марксиста Адама Шаффа, автора книги «Марксизм и личность». Шафф утверждал, что именно «марксистская теория личности составляет новый и оригинальный вклад Маркса в развитие социальной мысли и основу его учения. Эта мысль противоречит стереотипному мнению о том, что в центре теории Маркса стоят классы. Но это ошибочное мнение Маркс сам подчеркивает хотя бы в “Немецкой идеологии”, что отправной точкой его анализа будет служить личность»[122]122
Социализм будущего. 1993. № 3. С. 45.
[Закрыть].
Со взглядами и утверждениями об изначально порочной природе «человека не смогут согласиться и все приверженцы основных мировых религиозно-нравственных учений. Конфуций еще в VI веке до н. э. утверждал, что человек добр, любознателен и справедлив от природы. Если бы люди были столь плохи, как это изображает Ципко, то они не смогли бы перешагнуть даже рамки первобытного общества, где как раз альтруизм и взаимопомощь помогали им выжить в борьбе со стихией, нуждой и болезнями. Жизнь общества – это всегда в той или иной степени борьба добра со злом, в том числе и природой самого человека. Марксизм не может служить сегодня единственным обоснованием и ориентиром нашего поведения и наших теоретических выводов и анализа. Но он входит в число тех мировоззренческих концепций и научных доктрин, которые мы должны изучать и принимать во внимание не только в своих оценках событий прошлых веков, но и при решении проблем сегодняшнего дня.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?