Текст книги "Социализм и капитализм в России"

Марксизм возник не только как естественный результат развития философской, экономической мысли и всего обществознания своего времени, он стал также выражением новых социальных движений и извечного стремления порабощенных людей к лучшей и более справедливой жизни. Преимуществом и важной причиной успеха марксизма были его универсальность, революционность и радикализм. Он претендовал не только на то, чтобы познать и объяснить мир, но и на то, чтобы изменить его к лучшему.

Не одна лишь классическая английская политэкономия, немецкая философия и французский социализм являлись источниками марксизма как научной концепции. Немалое влияние на становление марксизма оказали французская и немецкая исторические науки, французский материализм, американская этнография и европейская социология. Марксизм испытал влияние всех сколько-нибудь значительных научных достижений XIX века от учений Чарльза Дарвина и Льюиса Моргана до концепций немецкого военного теоретика Карла Клаузевица. Сложившись в относительно завершенную систему только к концу XIX века, марксизм стал одной из попыток объединить в единой научно-философской концепции все известные в этом веке науки об обществе. В таком качестве он оказал огромное влияние на развитие общественных наук в ХХ веке, независимо от того, опирались ли они на теории марксизма или решительно оспаривали его положения.

Марксизм был, однако, не только научной концепцией, но и особой формой эсхатологии – учением о конечных судьбах мира и человека, продолжая и развивая тем самым великие утопические учения предшествующих веков и особенно первых десятилетий XIX века. К. Маркс признавал преемственность и связь своего «научно-критического социализма с великими французскими и английскими утопистами и с социализмом Е. Вейтлинга»[97]97
  Маркс К., Энгельс Ф. Избранные письма. М, 1953. С. 313.


[Закрыть].

Ф. Энгельс также заявлял, что «немецкий теоретический социализм никогда не забудут, что он стоит на плечах Сен-Симона, Фурье и Оуэна, трех людей, которые при всей фантастичности и всем утопизме своих учений принадлежат к величайшим умам всех времен и которые гениально предвосхитили бесчисленное множество положений, правильность которых мы доказываем теперь научно»[98]98
  Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 18. С. 498–499.


[Закрыть].

Но как научное, так и философско-эсхатологическое содержание не исчерпывают сущности марксизма. С самого начала он оказался тесно связан с деятельностью ряда радикальных революционных движений и групп. Главный документ раннего марксизма – «Коммунистический манифест» (1848) стал, как известно, программной декларацией одной из первых интернациональных организаций европейских рабочих – «Союза коммунистов». Этот характер марксизма как руководство к практической революционной деятельности был изначально заложен в него отцами-основателями. С момента возникновения марксизм стремился не только понять, но и изменить окружающую его действительность. Еще весной 1845 года в Брюсселе Маркс сделал в своей записной книжке короткую запись, состоящую всего из одиннадцати тезисов. Главный из них гласил: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Позднее Ф. Энгельс называл эти Марксовы «Тезисы о Фейербахе» первым документом, «содержавшим в себе гениальный зародыш нового мировоззрения»[99]99
  Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 21. С. 371.


[Закрыть].

Революционно-практическая и идеологическая функции марксизма («марксизм не догма, а руководство к действию») получили заметное развитие в 70—80-е годы XIX века и в связи с созданием I Интернационала, и в связи с образованием в странах Западной Европы массовых рабочих партий, щедро черпавших для своих программных деклараций выводы и рекомендации марксизма. Как известно, переписка с лидерами социал-демократических партий и с отдельными революционерами Германии, Франции, Италии, Бельгии, России и других стран стали одной из важнейших частей творческого наследия Маркса и Энгельса. В пору наибольшего распространения и наибольшего влияния марксизма некоторые из его молодых приверженцев пытались представить марксизм не только как вполне законченное, но и как исчерпывающее учение. Нельзя отрицать цельности марксизма и связи его составных частей. Но он все же никогда не был учением, «выкованным из одного куска стали», как утверждал в одной из своих работ В. И. Ленин. Напротив, он неоднороден по глубине и степени зрелости, в нем можно обнаружить и ряд внутренних противоречий. Марксизм давал нам относительно верную картину мира на определенной территории и на определенном отрезке времени. Он разработал ряд важных методов познания. К сожалению, и Маркс и Энгельс были часто очень грубы и нетерпимы по отношению к своим оппонентам. Апологетика вредна для любой научной доктрины. Очень жаль, но даже такой человек, как Георгий Плеханов, немало сделавший для распространения марксизма в России и для его развития, утверждал, говоря о Марксе и Энгельсе: «То, что внесено было в эти области их предшественниками, должно быть рассматриваемо лишь как подготовительная работа собирания материала. То, что сделано было в тех же областях последователями Маркса и Энгельса, представляет собой лишь более или менее удачную разработку отдельных вопросов»[100]100
  Плеханов Г. В. Сочинения. Т. 18. С. 182.


[Закрыть].

Подобный подход к марксизму неверен в принципе. Марксизм исследовал очень многие, но далеко не все важные стороны и факторы общественной жизни. К тому же в марксизме имелись утверждения и концепции, которые оказались ошибочными даже для своего времени. В нем имелись утверждения и концепции, которые оказались верными для условий середины или конца XIX века, но были неприменимы к условиям середины или конца ХХ века. Некоторые из них пришлось пересматривать уже в начале ХХ века.

Но в марксизме имелись утверждения и концепции, которые выдержали испытание временем и которые нельзя не использовать во всех почти современных науках об обществе. Я имею в виду не только труды «основоположников», или классический марксизм, но и работы их ближайших учеников и последователей.

В ХХ веке марксизм получил распространение и признание не только в Западной Европе, но и во всем мире. Однако марксизм этого века во многих отношениях отличался от марксизма прошлого века, и это естественно. Даже великие религиозные учения меняют свой облик в толкованиях последователей и проповедников разных стран. Неудивительно, что развитие марксизма происходило по-разному на Востоке и Западе Европы, в Америке или в Китае. В странах Запада марксизм развивался и как научная и как идеологическая доктрина в острой полемике с другими идейными течениями и научными концепциями. На Востоке с приходом к власти коммунистов марксизм стал частью монопольной государственной идеологии, что и определило предельно жесткие формы его догматизации и даже частичной фальсификации. В такой талмудической форме марксизм не мог развиваться у нас как научная доктрина и стал даже тормозом для развития многих наук и самого общества. Принудительное насаждение марксизма вызывало его отторжение во многих слоях населения, В результате марксизм стал по-разному восприниматься в кругах молодежи и интеллигенции Запада и Востока. В своей стране мы хорошо видели, насколько разительно несхожа действительность и реальности советской жизни с теми картинками, которые рисовали нам официальные пропагандисты реального» социализма. Но и в кругах западной левой интеллигенции крайне остро воспринимались пороки «развитого капитализма». Пытаясь найти выход из тупиков общества потребления, штампующего не только товары для людей, но и людей для этих товаров, значительная часть западной интеллигенции и молодежи с интересом и вниманием обращалась к марксизму в его новых формах еврокоммунизма или радикального неомарксизма.

Очень многие из представителей советской интеллигенции из числа диссидентов, эмигрировавших или высланных из СССР в 70-е годы, громогласно объявляли в своих первых выступлениях, что научный социализм в СССР – это мертвая идеология, что марксизм вызывает в нашей стране только отвращение, что даже члены Политбюро не принимают всерьез это учение немецких идеологов XIX века и руководствуются в своей политике или прагматическими соображениями, или даже своими корыстными интересами. Но эти же российские диссиденты нередко не только с удивлением, но и с негодованием убеждались что их образ мышления и их призывы разделяют на Западе не так уж много людей, что на Западе сохраняется интерес и к марксизму и к социализму, что здесь велико влияние социалистических партий, многие из которых даже находятся у власти. Без какого-либо государственного давления в странах Запада продолжало выходить в 70—80-е годы множество книг и журналов, пропагандирующих разные направления марксистской и социалистической мысли. Сходная ситуация сохранялась на Западе в конце XX и в начале XXI веков. Но в самой России многое происходило иначе.

Я уже писал выше о том потоке критики, который обрушился на учение К. Маркса и Ф. Энгельса еще в СССР в 1990–1991 гг. Эта критика не переставала звучать достаточно громко и в последующие годы. При этом в качестве наиболее воинственных противников марксизма у нас выступали обычно его недавние пропагандисты и апологеты. Я еще буду не раз цитировать на этот счет статьи и очерки бывшего члена Политбюро Александра Яковлева. Одним из первых с огульной критикой марксизма выступил недавний работник из аппарата ЦК КПСС Александр Ципко, который находил, что учение Маркса не просто противоречило логике, но научно несостоятельно и морально опасно. По утверждению А. Ципко, Маркс «не сводит концы с концами не только в частностях, но и в главном – в понимании истории и механизмов ее развития. Материалистические и идеалистические истоки его учения так и не смогли соединиться в нечто целостное». «Марксизм нельзя назвать даже научной гипотезой». «Маркс встал на путь нигилистического отрицания всех социальных институтов и механизмов гражданского общества, всего того, на чем держались и до сих пор держится человеческая цивилизация»[101]101
  Новый мир. 1990. № 4. С. 197; Родина. 1990. № 3. С. 60, 62.


[Закрыть].

Эти оценки одной из наиболее глубоких и плодотворных научных доктрин XIX века неудобно даже опровергать, настолько они огульны, поверхностны и ничем не обоснованы.

Еще грубее и даже, можно сказать, вульгарнее были отзывы о марксизме разного рода деятелей культуры и искусства. «Почему и за что мы так сильно полюбили Карла Маркса? – восклицал известный режиссер Марк Захаров. – Ведь научный итог раздумий этого недоучившегося германского маргинала обращен к бомжам, люмпенам, отщепенцам, наконец, просто к бездельникам и подонкам, не сделавшим за всю жизнь ничего такого, что можно было бы полюбить и с чем было бы жаль расставаться»[102]102
  Известия. 1996. 13 января.


[Закрыть].

Бомжами, подонками и бездельниками Марк Захаров считает, так мы видим, европейских пролетариев XIX века, к которым обращал свой знаменитый призыв К. Маркс. Гордившаяся своей объективностью «Независимая газета», опубликовала на своих страницах серию статей Е. Майбурда, в которых крайнее невежество сочеталось с патологической ненавистью к Марксу и к марксизму. Этот автор заканчивал свое «исследование» такими словами:

«Чтобы сделать привлекательным призрак потребовалось сотворить ужасающий призрак. Маркс выдумал его – описанный в “Капитале” – капиталистический способ производства. Поэтому “Капитал” – не научная монография это чудовищно гипертрофированная поджигательская листовка»[103]103
  Независимая газета. 1992. 7 апреля.


[Закрыть].

Конечно, и в западных странах было много критики в адрес марксизма но она, как правило, сочеталась с вниманием и уважением к достижениям К. Маркса и Ф. Энгельса. В библиотеки Лондона, Вашингтона и Нью-Йорка в 80—90-е годы ежегодно поступало более сотни наименований литературы о Марксе и марксизме, принадлежащих авторам с различными политическими симпатиями. Особенно много книг о жизни Маркса и Энгельса и их учении издавалось и переиздавалось в ФРГ. «Все мы стоим на плечах Карла Маркса», – заявил еще 50 лет назад один из известных немецких ученых. В последние несколько лет в России были переведены и изданы наиболее известные произведения западных критиков марксизма и социализма – в том числе и периода 20—30-х и 40—50-х годов. Это полезное для всех нас чтение, оно знакомит с неизвестными ранее советским ученым течениями западной общественной мысли.

Далеко не все в этих книгах звучит убедительно, но в них нет и следа того ожесточенного невежества, которое так характерно для большинства российских критиков марксизма. Английский философ Карл Поппер, один из наиболее авторитетных противников марксизма, писал однажды немецкому философу Рудольфу Карнапу, также известному своей полемикой с Марксом: «Моя книга содержит критику Маркса. Нам не нужна великая система социальной философии. Я критикую Маркса внимательно и обстоятельно. Скажу лишь, что, несмотря на мою критическую установку, Маркс – моя слабость, и я восхищаюсь им как мыслителем. Я также открыто заявляю в своей книге, что многим обязан влиянию Маркса». Речь идет о книге «Лжепророки: Платон, Гегель, Маркс», которая позднее вышла в свет под названием «Открытое общество»[104]104
  Вопросы философии. 1995. № 12. С. 75.


[Закрыть].

Ни Маркс, ни Гегель, ни Платон не были ни пророками, ни лжепророками. Это были мыслители, которые существенно обогатили общее философское наследие человечества.

Сегодня нетрудно доказать ограниченность взглядов Маркса и Энгельса на капитализм и социализм. Нетрудно показать, например, что анализ и выводы «Капитала» недостаточны для понимания механизмов современного западного общества, капитализм ХХ века обнаружил неожиданную гибкость и удивительную способность преодолевать кризисы. Это не повод для прославления капитализма, но его критика должна обогатиться новыми идеями и концепциями, которые были невозможны или непонятны в XIX веке. В свое время именно Маркс и Энгельс сумели критически переосмыслить, обогатить и развить философские и экономические концепции и социалистические теории своих предшественников. Такого же уважительного отношения на новом витке истории заслушивает и марксизм.

Не буду много говорить о философии марксизма и прежде всего о материалистической диалектике. Мой отец, погибший на каторжных рудниках Колымы был преподавателем диалектического и исторического материализма в Военно-политической академии. Такая же квалификация указана и в моем дипломе, полученном после окончания философского факультета Ленинградского университета. Некоторые из книг отцовской библиотеки я читал еще подростком, и философия марксизма в изложении Плеханова и Энгельса стала моим первым научным увлечением. Многие из нас рано задумывались тогда и над проблемами конкретной политики и смыслом жизни. Еще школьником старших классов я делал много записей по проблемам диалектики и онтологии. Мне с самого начала моих размышлений не казалась убедительной та последовательно материалистическая картина мироздания, которая сводила все к разным формам материи. Но не была убедительной для меня и последовательно идеалистическая картина мира. Поэтому главные формулы философии марксизма, как я их тогда понимал, меня не удовлетворяли. Мы все увлекались тогда физикой элементарных частиц, и мне казалось очевидным существование двух отличных друг от друга материальных субстанций: инертного вещества и активной силы, или энергии, которые взаимодействуют друг с другом, но не могут превращаться одно в другое, подчиняясь закону сохранения. Эти субстанции едины и дискретны, они существуют вечно в пространстве и времени. Но одна лишь материя не исчерпывает мир.

Мне казались поэтому убедительными доводы тех философов, которые считали очевидным существование еще, по крайней мере, двух нематериальных субстанций. Одна из таких субстанций – субстанция жизни оживляет и обеспечивает развитие более сложных организмов, создавая возможность ощущений и чувств, то есть субъективного мира в его более простых формах. Другая субстанция – духовная, или в своей дискретной форме – душа, создает возможность существования более сложной формы субъективного мира – мышления, сознания и воли. Без этой сложной системы разных материальных и нематериальных субстанций мне казалось невозможным объяснить мир и его законы. Я не верил в Бога, но существование духовной субстанции и субстанции жизни казалось мне почти аксиомой. Структуру, законы развития и взаимное влияние этих субстанций и их элементов мы можем постепенно познавать, но не до конца, ибо мир бесконечен, вечен и может иметь много недоступных нам измерений, он таким был всегда, и каждый его конец и начало есть продолжение бесконечной череды начал и концов. Вселенная – это вечная и бесконечно разнообразная мозаика повторений новых форм. Нет смысла говорить, что первично и что вторично в самих основах бытия, ибо все это было и будет всегда.

Все эти размышления были «близки не к монизму, а к тем классическим онтологическим концепциям, которые исходили из реальности как материи, так и духа в их многочисленных проявлениях. Но дуализм не был тогда популярен, и я отложил свою работу до лучших времен. В Ленинградском университете нескольких знакомых мне студентов арестовали и осудили на пять и семь лет лагерей за слишком вольные рассуждения на семинарах по философии. Они доказывали, в частности, важность закона отрицания отрицания, весьма почитаемого Марксом и Энгельсом, но исключенного почему-то Сталиным из числа главных признаков диалектики. Мои размышления и сомнения шли значительно дальше, но решил их не высказывать ни на каких дискуссиях. В качестве тем для научной работы я избрал некоторые из проблем исторического материализма, который казался мне не только очень верной и убедительной, но и красивой концепцией. Есть немало ученых, которые вообще не считают философию наукой. Другие, напротив, определяют ее как «науку наук», как мировоззренческую основу познания, как учение об общих принципах бытия, как науку о всеобщих законах развития природы, общества и мышления, как самую общую систему взглядов на мир и место человека в нем. Молодой Маркс изъяснялся на этот предмет при помощи метафор: «Всякая истинная философия есть духовная квинтэссенция своего времени», она «представляет собой живую душу культуры»[105]105
  Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 1.


[Закрыть].

Конечно, философия лишена некоторых признаков науки, но она лишена также и узости взгляда на мир, характерного для отдельных наук. И даже совокупность всех наук не делает философию излишней, вопреки одному из предсказаний Энгельса. Роль философии сегодня еще более велика, чем это было в прошлом, хотя в СССР в XX веке она не развивалась – даже в своих марксистских интерпретациях.

Нет никакого сомнения, что в ряду самых великих философских систем прошлого марксизм всегда будет занимать свое достойное место и именно исторический материализм будет считаться наиболее значительным достижением философии марксизма. Существо этого нового понимания истории состояло, как известно, в том, что развитие человеческого общества определяется, по Марксу, в первую очередь развитием способа производства материальных благ, необходимых для жизни людей, и прежде всего развитием производительных сил общества. При этом производство порождает не только производственные, но и понимаемые более широко общественные отношения, включая и отношения собственности, что, в свою очередь, создает и самого человека как общественное существо, как члена общества. Совокупность производственных отношений Маркс характеризует как экономический базис общества, над которым возвышается совокупность иных неэкономических общественных отношений (политических, юридических, нравственных) образующих то, что Маркс называет надстройкой. Далеко не все философы или историки как в прошлом, так и в нынешнем веке соглашались с упомянутыми выше взглядами К. Маркса. Их пытался опровергнуть, например, такой крупнейший немецкий философ, историк и социолог, как Макс Вебер (1864–1920). По его мнению, общественные и производственные отношения определяются в первую очередь идеологическими концепциями и интересами, а также религиозным сознанием и этикой.

В конце XX века с критикой марксистского понимания движущих сил истории выступил американский философ и политолог Френсис Фукуяма. По его мнению, не социализм или коммунизм, а именно западная универсальная модель либеральной демократии является окончательной формой правления в человеческом обществе. Некоторые историки пытаются сегодня на место классической марксистской схемы последовательной смены общественно-экономических формаций: первобытнообщинной, рабовладельческой, феодальной, капиталистической и коммунистической – поставить иную схему, основанную на учении о различных цивилизациях: христиано-иудейской, или западно-христианской, арабо-исламской, индуистско-индийской, китайско-конфуцианской и японо-буддистской. Однако понятие «цивилизации» как уровня развития материальной и духовной культуры, как синонима культуры или в других его толкованиях отнюдь не противоречит понятию общественно-экономической формации, но лишь дополняет его. Также не противоречит схеме Маркса и разделение истории общества на земледельческую, индустриальную и информационную эпохи.

Конечно, в том изложении материалистического понимания истории, которое содержится в работе Маркса «К критике политической экономии», имеются тезисы, которые можно сегодня развить, изложить иначе или даже подвергнуть сомнению. Однако я убежден, что главные положения исторического материализма Маркса остаются не поколебленными и могут служить исходным пунктом для движения науки об обществе в правильном направлении. Не могу не сказать о том, что ценность философии марксизма признают нередко даже самые радикальные из западных антикоммунистов. Например, Збигнев Бжезинский отмечал важность марксистской философии как значимого элемента европейской культуры. «В постепенной эволюции универсального видения человека, – писал он, – марксизм представлял такую важную и прогрессивную стадию, какой были национализм и великие религии. <…> Поэтому сейчас, во второй половина XX столетия почти каждый из нас, часто сам об этом не зная, является в определенной степени христианином, националистом и марксистом»[106]106
  Бжезинский Зб. Между двумя веками. Роль Америки в эру технотроники. М., 1972. С. 81.


[Закрыть].