Текст книги "Месть от кутюр"

22

Уильям, согнувшись, полулежал в стареньком шезлонге на «заднем дворике», как это теперь называлось. Труди, расплывшаяся из-за беременности, была в доме. Зажав телефонную трубку между плечом и многочисленными складками подбородка, она полировала ногти.

– …я сегодня так и сказала Элсбет, у нас нет никаких шансов вернуть платья. Безумие, знаешь ли, передается по наследству. Молли наверняка укокошила кого-нибудь, прежде чем перебралась в Дангатар. Одному богу известно, что они там замышляют в своей ужасной лачуге наверху. Бьюла видела, как она доит корову, а еще не стесняется среди бела дня собирать на берегу реки сухие ветки, точно последняя крестьянка. И никакого раскаяния на лице! Мы с Элсбет как раз говорили на днях – хорошо, что теперь у нас есть Уна!

– Да уж, – пробурчал Уильям, – это важнее всего на свете.

Он достал из-под шезлонга бутылку виски, щедро плеснул в бокал, поднес к глазам и сквозь янтарную жидкость посмотрел на лошадь, резвившуюся на переднем выгоне. Труди продолжала болтать по телефону.

– …возьму чековую книжку Уильяма, хотя вообще-то мне стоит подождать с новыми нарядами до родов… Ой, все, убегаю. Лесли уже подал машину, увидимся на празднике.

Дождавшись, пока утихнет дробный стук каблуков и хлопнет парадная дверь, Уильям со вздохом опорожнил бокал, налил себе еще виски, выбил трубку о деревянный подлокотник и потянулся за табаком.

Уна Плезанс стояла перед парадной дверью Петтименов в темно-синем костюме силуэта «трапеция» и лодочках в тон с полосатыми бантиками.

– Прошу снимать обувь, – говорила она гостям, прежде чем они ступали на идеально-чистый пол в доме Мэриголд.

Бьюла кружила по гостиной, разглядывая фотографии, выискивая пыль на плинтусах и рейках для картин.

– Какой необычный сервант, – восхитилась она, выдвинув верхний ящик.

– Старинная вещь, досталась мне от бабушки, – ответила Мэриголд. Она уже беспокоилась, как бы на полировке не остались отпечатки пальцев.

– А я выбросила весь бабкин хлам на свалку, – сказала Бьюла.

В этот момент появилась толстуха Лоис. Пыхтя и топая, как слон, она толкала перед собой коляску, в которой сидела миссис Олменак. Между колесными спицами застряли обрывки крапивы, ось блестела от масла. Мэриголд задрожала, метнулась в свою комнату, запрокинула голову и высыпала в рот пакетик аспиринового порошка. Сморщилась, ощутив кислоту на языке, потянулась за бутылкой тонизирующей микстуры, стоявшей на прикроватной тумбочке, открутила крышку и запила лекарство. Секундой позже в спальню вломилась Бьюла.

– А, опять перенервничала? – понимающе спросила она, с улыбкой попятилась и закрыла за собой дверь.

Мэриголд ощупала сыпь на шее, сделала еще один большой глоток микстуры и на всякий случай закинула в рот две таблетки окиси олова.

В гостиной Бьюла выбрала кресло в уголке с самым выгодным обзором и уселась в него, уткнув подбородок в шею. Руки она сложила на груди, обтянутой белой блузкой, тощие ноги спрятала под клетчатой юбкой. Остальные дамы устроились на стульях с пластиковыми сиденьями. Они потягивали чай из чашек, едва заметно пахнувших нашатырем, и цокали языком, угощаясь пирожными с кремом. Когда Лоис плюхнулась на кушетку рядом с Рут Димм, в спертом воздухе распространились удушливые волны смрада. Рут закрыла нос платком и отошла к двери. Появление Мюриэль Пратт тоже взбудоражило публику: она пришла в платье, сшитом «той ведьмой». «Просто чтобы показать вам, к чему мы привыкли», – пояснила она Уне, которая окинула платье цепким взглядом, а затем встала поближе к экспозиции.

К открытию «Модного салона» Уна приготовила образец своей работы. В углу гостиной стоял манекен, наряженный в платье на пуговицах в деревенском стиле из легкой ткани в цветочек с воротником-кокилье и короткими рукавами-фонариками. В качестве аксессуаров на манекене были надеты мокасины из искусственной кожи и маленькая соломенная шляпка. Наряд только что прибыл из магазина женской одежды «Рокманс», что на Берк-стрит в Мельбурне, и предназначался для «не слишком худощавой фигуры».

Войдя в гостиную, Перл бросила на стол овальную изогнутую губку и промурлыкала:

– Чудесный денек.

Затем она повернулась к Уне и смерила ее взглядом с головы до ног.

– Устанете от Эвана с Мэриголд, перебирайтесь к нам в бар. – Перл закурила сигарету с фильтром и, оглядываясь в поисках пепельницы, обратила внимание на манекен в углу. – Это первая вещь, которую вы изготовили в школе шитья? – полюбопытствовала она.

Бьюла повернулась к Бомонтам, которые тесным рядком стояли у окна, будто на суровом свадебном фото конца XIX века, и громко сказала:

– Боже, Герти, то есть Труди, ну тебя и разнесло! Когда рожаешь?

Мона вновь обнесла по кругу блюдо с пирожными. Скоро все тарелки были завалены толстыми ломтями лимонного бисквита, чайного кекса с корицей, печеньем в шоколаде, глазурованными лепешками с розовым кремом, и гостьи уже отряхивали с платьев крошки и кокосовую стружку.

Когда Мэриголд, дрожащая и красная как рак, вернулась в гостиную, Мона передала ей чашку чая и кремовое пирожное на блюдце. Нэнси, вошедшая следом, нечаянно толкнула Мэриголд, отчего и чашка, и блюдце с пирожным, и сама Мэриголд оказались на ковре. Лицом хозяйка дома угодила прямо в смесь крема и чая, на ее ушах повисли два пухлых кругляша сдобного теста. Кудахчущие дамы в пестрых платьях отвели ее в спальню и уложили в постель. Когда они вернулись, Элсбет подошла к столу, хлопнула в ладоши и начала формальную церемонию открытия:

– Мы рады приветствовать мисс Уну Плезанс в нашем городе и хотим пожелать…

В этот момент Труди взревела, как раненая корова, и согнулась пополам. Раздался звук, похожий на хлопок разорвавшегося бурдюка. Из-под платья потекло что-то красное, теплое и липкое, ковер под ногами Труди потемнел. Огромный живот ходил ходуном, как будто сам дьявол шуровал в нем раскаленной кочергой. Она опустилась на четвереньки, продолжая реветь. Перл одним глотком допила чай, схватила свою губку и поспешно удалилась. Лесли грохнулся в обморок, Лоис взяла его за лодыжки и оттащила на свежий воздух. Мона некоторое время наблюдала, как невестка тужится прямо у нее под ногами, потом зажала рот ладонью и тоже выбежала за порог, где ее вырвало.

Элсбет побагровела и крикнула:

– Вызовите врача!

– У нас нет врача, – пожала плечами Бьюла.

– Да позовите же хоть кого-нибудь! – Элсбет опустилась на колени рядом с Труди. – Прекрати истерить, – скомандовала она.

Труди вновь испустила вопль.

– Заткнись, безмозглое отродье торгашей! – заорала на нее Элсбет. – Ты рожаешь, и только!

Лесли лежал навзничь на лужайке, Лоис поливала его водой из шланга. Парик, смытый с лысой головы, лежал на траве, как сморщенная мошонка.

Мона села за руль «триумф-глории». Мотор трижды глох, прежде чем она кое-как вырулила на газон, снесла палисадник и, спалив колодки ручного тормоза, с ревом вылетела на дорогу. Сорванная ограда осталась болтаться на одном гвозде. В этот момент Перл трусцой выбежала из-за угла с криками:

– Идет! Идет!

– Идет! – передала Уне Лоис.

– Идет! – по цепочке крикнула Уна Элсбет.

Труди ревела и выла.

– Прекрати орать! – взвизгнула Элсбет.

В паузе между схватками Труди прорычала сквозь стиснутые зубы:

– Это все из-за твоего сынка, старая карга! Уберись от меня, не то я всем расскажу, что ты собой представляешь!

Не прошло и двадцати минут, как Фелисити-Джой Элсбет Бомонт скользнула между липкими бедрами своей матери на свет божий и приземлилась рядом со стерильными полотенцами Мэриголд в присутствии мистера Олменака, который, впрочем, старался сохранять дистанцию.

Бьюла Харриден склонилась над ухом Лоис:

– Они женаты всего восемь месяцев!

Вернувшись домой в тот вечер, Эван обнаружил, что его газон перепахан, ограда палисадника сорвана, все двери и окна открыты нараспашку, а в доме ощущается странный запашок. На ковре растеклось большое пятно и валялась куча испачканных полотенец, а поверх них темнел послед, похожий на протухшее заливное из печени. Мэриголд, полностью одетая, лежала в постели без чувств.

23

Три жительницы Уинерпа стояли перед воротами Тилли. Крохотные чешуйки пепла с тлеющей свалки кружились в воздухе и оседали на плечи и шляпки. Женщины восхищенно разглядывали сад. Глициния была в полном цвету: дом утопал в свисающих побегах нежно-лилового оттенка. Толстые ветки мирта обвивали угол, пробивались сквозь глицинию к веранде, закрывая доски сетью из глянцевитых зеленых листьев и ослепительно-белых цветов. У стен росли пышные кусты красных, белых и голубых рододендронов, на всех четырех углах дома пылали вишневым и малиновым массивные олеандры. Тут и там виднелись кустики розового волчеягодника, а наперстянки колыхались, напоминая прощальные взмахи пассажиров отплывающего корабля. Гортензия, жасмин и дельфиниум сплелись в хороводе вокруг садовой бочки, в теньке раскинулся ворсистый ковер из ландышей. Заросли бархатцев, выстроившихся в ряд, точно часовые, обозначали место, где когда-то стоял забор. Воздух был тяжелым, сладкие ароматы сада смешивались с едким дымом и вонью горящих отбросов. Огород располагался с южной стороны: блестящие зеленые листья шпината с белыми черешками терлись друг о друга, чуть слышно поскрипывая на ветру, лохматые хвостики моркови соседствовали с высокими прямыми стеблями чеснока и лука, сочные кустики ревеня топорщились под живой изгородью из бирючины, которая полностью окружала сад. По внешнему краю изгороди росли травяные кустарники.

Молли открыла дверь и крикнула в дом:

– Тут какие-то кошелки приперлись, верно, с той стороны, из-за «Пердячих ветров».

Тилли вышла на веранду.

– Что вам нужно?

– Ваш сад… – смущенно сказала самая старшая из трех. – Так буйно все цветет, весна сюда еще не добралась.

– Ну, почти, – кивнула Тилли. – Зола – отличное удобрение, и у нас тут много солнца.

Симпатичная женщина с малышом, усаженным на бедро, посмотрела на свалку.

– Почему городские власти не тушат пожар?

– Пытаются нас выкурить, – фыркнула Молли. – Только ничего у них не выйдет, мы привыкли к дурному обращению.

– Чем могу помочь? – спросила Тилли.

– Вы ведь все еще шьете, так?

– Шьем, но наши услуги обойдутся вам недешево.

Тилли улыбнулась и накрыла рот матери ладонью.

– А что бы вы хотели?

– Крестильную рубашечку…

– Повседневное платье…

– Новый вечерний наряд… если, если возможно.

Молли стряхнула руку Тилли, извлекла из недр пледа сантиметр и объявила:

– Беремся за все. Раздевайтесь.

Молли опять разбудило щелканье портновских ножниц, стук лезвий о деревянную поверхность стола и хруст разрезаемой ткани. Выйдя на кухню, она не обнаружила завтрака; Тилли сидела, согнувшись над швейной машинкой. На полу валялись обрезки двойного атлас-дюшеса с рельефным узором, шерстяного крепа, букле, фая, зеленой шелковой тафты и розовой тафты-шанжан – все это идеально подходило для украшения кресла-каталки. Маленький домик вибрировал от глухого жужжания колеса и ритмичной работы педали машинки. Время от времени звякали ножницы, которые Тилли то использовала, то откладывала в сторону.

Однажды вечером Молли сидела на веранде и смотрела на заходящее солнце. Едва последний луч погас над горизонтом, на вершине холма показалась худая фигура, которая волочила два чемодана. Перед домом женщина остановилась. Молли внимательно осмотрела острый «вдовий мысок» на лбу незваной гостьи, бородавку над верхней губой, темную помаду. Мелкие хлопья пепла налипли на выпуклости сосков, проступавших сквозь свитер, и юбку-карандаш, которая обтягивала острые бедра.

– Тилли дома? – наконец заговорила женщина.

– Знакома с Тилли? – осведомилась Молли.

– В общем, нет.

– Значит, слышала о ней?

– Можно сказать, да.

– Ладно, засчитано. – Молли развернула кресло к двери-ширме. – Тилли, Глория Свенсон теперь будет жить у нас! – крикнула она.

Уна непроизвольно взялась рукой за шею, по лицу промелькнул испуг. На веранде зажегся свет.

– Мы недавно смотрели «Бульвар Сансет», – проговорила Тилли из-за двери. Через плечо у нее было перекинуто кухонное полотенце, в руке она держала толкушку для картофеля.

– Меня зовут Уна Плезанс, – представилась гостья.

Тилли молчала.

– Я…

– Я знаю, кто вы, – перебила Тилли.

– Перейду сразу к делу. Я сейчас буквально завалена работой и нуждаюсь в ассистентке по пошиву одежды.

– По пошиву?

Уна замялась.

– Ну, в основном речь идет о починке, обработке подолов, вставке молний, переделке вытачек – ничего особо сложного.

– В таком случае боюсь, вы ошиблись с выбором, – сухо промолвила Тилли. – Я – квалифицированная закройщица и портниха, а вам просто нужна помощница, которая умеет держать в руках иголку с ниткой.

Она закрыла дверь перед носом Уны.

– Я заплачу́! – крикнула та.

Тилли, однако, уже ушла в дом, а Уна осталась на веранде. Ночные мотыльки бились крылышками о фонарь; в темноте, сгустившейся вокруг дома, стрекотали сверчки и квакали лягушки.

– Вот-вот, у тебя отлично выходит, – расплылась в улыбке Молли. – В том фильме ты делала точно так же. Глаза выпучены, зубы оскалены, и верхняя губа чуточку дрожит. Тебе идет.

Миссис Флинт из Уинерпа стояла перед зеркалом в доме Тилли и любовалась своим новым нарядом: модным полукомбинезоном из шелкового атласа с набивными розами.

– Это… это просто великолепно, – выдохнула она. – Голову даю на отсечение, больше ни у кого не хватит храбрости носить такой фасон.

– Вам к лицу, – сказала Тилли. – Говорят, будет концерт?

– Да, – подтвердила миссис Флинт, – конкурс на лучшее чтение стихов. Миссис Бомонт дает уроки мастерства речи, видимо, хочет блеснуть. Рассчитывает обскакать нас и в бридже.

– Да уж, главное – показать свое превосходство, – пробормотала Тилли. – А вы тогда объявите конкурс по пению и танцам.

– К сожалению, мы не сильны ни в том, ни в другом, – грустно улыбнулась миссис Флинт.

– А если поставить пьесу? Посоревноваться за лучшие декорации, костюмы, за звание лучшей актрисы? – предложила Тилли.

Лицо миссис Флинт просветлело.

– Пьеса. Именно. – Она открыла сумочку, собираясь расплатиться.

Тилли протянула ей счет.

– Пьесы так интересно ставить! Они помогают выявить все самое хорошее и плохое в человеке, не правда ли?

Перл всегда была хорошей барменшей – умела слушать посетителей.

– Ну, ну… – Она ободряюще похлопала Уильяма по запястью.

– Это ужасно, – простонал он. – Я не знал, что так будет. От нее воняет кислым молоком, на постели повсюду засохшие кровяные пятна, ребенок вечно в какашках… Мне очень одиноко. Я хотел сына.

– Может, дочка вырастет в деда, я имею в виду твоего отца, а, Уильям? – утешила его Перл.

Он оторвал голову от барной стойки и попытался сфокусировать взгляд на ее лице.

– Ты ведь хорошо его знала, да?

– Еще бы.

Фред и посетители заведения согласно закивали – да, еще бы.

– Он тоже не был идеальным отцом, – сказал Уильям.

Мужчины за стойкой замотали головами – нет, не был.

Уильям пил стакан за стаканом, пока наконец опять не остановил мутный взгляд на лице Перл.

– Это еще не все, – глухо произнес он.

– Что еще?

Уильям поманил Перл пальцем и, когда она наклонилась поближе, громко прошептал сережке в ее ухе:

– Я не люблю свою жену.

– Ну, – Перл вновь похлопала его по руке, – ты тут не один такой.

Публика на другом конце стойки закивала.

– О боже, – простонал Уильям.

Все тактично отвернулись к окну, заказав страдальцу через Фреда еще пива и сигарет.

24

Мэриголд не было в палисаднике, поэтому Лоис осторожно подошла к двери и негромко постучала.

– Тебе назначено?

От неожиданности Лоис подскочила. Перед ней стояла Мэриголд в синем халате, шапочке для душа, холщовых перчатках до локтя и наколенниках, примотанных к ногам эластичными бинтами. Рот и нос были закрыты платком на ковбойский манер, в руках она держала банку с восковой политурой и тряпку.

– Ты записывалась?

– Да.

– Принесла ткань? Бархат?

– Нет, я на примерку. Разве она не говорила?

– Платье уже раскроено?

– Почти, нужно кое-что подправить.

– Пущу, только если оно не из бархата. Бархат страшно сыплется. Ненавижу, когда она кроит бархат или лен! Пыль от них так и стоит в воздухе.

Лоис, теряя терпение, вонзила ногти в ладонь.

– Ладно, входи и не забудь разуться, я только что пропылесосила. Ступай по краешку ковра, а то середина уже начала истираться. Придется поднять ей плату за жилье.

«Значит, Уна опять вздует цены», – подумала Лоис.

Мэриголд извлекла из кармана чистый носовой платок и взялась им за дверную ручку, затем проследила, как Лоис вдоль стены прошла к комнате Уны и тихонько постучала.

Уна приоткрыла дверь, выглянула в щелочку.

– Где эта?

– Натирает воском веранду.

Пока Лоис натягивала обновку, облегающее платье с заниженной талией и веселенькой гофрированной юбкой, Уна смотрела в сторону. Повернув голову обратно к клиентке, она закусила нижнюю губу, ее глаза слегка заблестели. Платье морщило в плечах, линию выреза перекосило, в том месте, где предполагалось наличие груди, лиф уродливо топорщился; живот был так туго обтянут, что складки разошлись, а подол не закрывал колен.

– Прекрасно, – оценила Уна. – С вас десять шиллингов.

Эван ждал, спрятавшись за перечным деревом позади дома. Лоис прошла по двору – аккуратно сложенное новое платье было перекинуто через руку – и остановилась поболтать с Мэриголд, которая смывала с дорожки листья водой из шланга. К ним присоединилась Бьюла. Пока женщины сплетничали, Эван прошмыгнул через заднюю дверь и на цыпочках прокрался в комнату Уны. Она сидела в кресле. Эван рухнул перед ней на колени, схватил за руки, прижался губами к кончикам пальцев и начал осыпать поцелуями, поднимаясь вверх, к шее. Когда его рот впился в ее, Уна откинулась в кресле, раздвинула ноги и расстегнула блузку.

– Быстрее, – выдохнула она, высоко задрав юбку.

Эван высвободил орган из штанов, взял его в руку и подвинулся ближе, целясь в заветное местечко. Внезапно послышалось резкое «тр-р-рр-р-р-р-р»: в оконное стекло ударила струя воды. Уна подпрыгнула, выпрямила спину. Ее колени сжались, сдавив яички Эвана, отчего они дернулись вверх и едва не разорвали пустую, сморщенную мошонку. Эван сложился пополам, точно лист фольги, и стукнулся лбом о лоб Уны. Оба беззвучно вскрикнули. Незадачливый любовник, задыхающийся, красный как рак, отлетел на ковер и остался там лежать, изучая орнамент и направление ворса. Большой, напряженный член сдулся и обмяк, словно мокрая тряпочка.

…Мэриголд стояла на газоне и водила шлангом туда-сюда по пыльному подоконнику.

Через год после смерти Тедди Максуини Лоис одолела подъем на холм и забарабанила в заднюю дверь.

– Тилли! Молли! – как ни в чем не бывало выкрикивала она.

Тилли открыла.

– Должна сказать, Тил, – начала Лоис, перешагнув через порог на кухню, – садик у тебя просто волшебный.

Она положила на стол сумку и конверт. Конверт был от Ирмы Олменак. Когда Тилли его вскрыла, оттуда вылетела банкнота в один фунт.

– У тебя случайно нет тех кексов, что ты раньше пекла для нее? Бедняжку опять скрутило, от боли ни рукой, ни ногой пошевелить не может. Ну, ты-то знаешь, что добавить в тесто, – подмигнула Лоис.

– Масла и травы из моего сада, – спокойно сказала Тилли.

– Можно забрать прямо сейчас?

– Готовых нет, нужно испечь.

Лоис порылась в сумке, вытащила пакет муки и полфунта масла, оставила продукты на столе и направилась к выходу.

– Передам ей, что ты занесешь кексы завтра, ладно? – Видя, что Тилли колеблется, она добавила, взявшись за дверную ручку: – Если бы Эд Максуини не съехал из наших мест, можно было бы передать через него, верно?

Лоис плотно закрыла за собой дверь.

На следующий день Тилли спустилась к подножию холма, перешла дорогу возле здания городского Совета и неохотно побрела по мягкому, мшистому берегу реки к дому Ирмы.

– Рада тебя видеть, – сказала Ирма Олменак, – и не только из-за кексов.

Тилли поставила чайник на плиту, разломала один кекс на маленькие кусочки, чтобы Ирме удобно было брать их распухшими пальцами.

– Мне не хватает прогулок к воротам, – призналась она, положив ломтик кекса в рот, – а уж как со мной обращается Лоис…

Она ела медленно и сосредоточенно. Тилли заваривала чай, когда на кухню ворвалась Лоис.

– Бьюла сказала, ты здесь, – обратилась она к Тилли, потом скинула халат и встала перед ней в своем новом платье за десять шиллингов. – Завтра мы репетируем пьесу, и я хочу, чтобы ты немного переделала это платье. Оно что-то не очень сидит.

Тилли молча разглядывала изделие Уны.

– Обещаю не говорить мистеру Олменаку, что ты приходила сюда, если успеешь с переделкой до завтра.

Тилли вздернула бровь.

– Повернитесь, – сказала она.

Лоис послушно повернулась.

– Пожалуй, тут можно кое-что сделать.

Лоис захлопала в ладоши и принялась стаскивать платье.

– Заберу его завтра, да? – уточнила она.

– Это не бесплатно, – предупредила Тилли.

Ирма перестала жевать и перевела взгляд на Лоис, застывшую с поднятыми над головой руками. Ее неопрятные панталоны собрались на бедрах, бордовые и коричневые синяки на голенях еще сильнее выделялись на фоне светлого линолеума.

– Сколько? – задушенно спросила она из-под платья.

– Смотря как много времени займет работа, – ответила Тилли.

Лоис наконец сняла свой наряд.

– Мне нужно, чтобы было готово к четырем часам.

– Заходите без десяти четыре. – Тилли потянулась к бесформенной груде складок.

Вечером, сидя у огня, она заложила вытачки вокруг выреза, немного выпустила лиф, потом отпорола юбку и пришила ее заново – переднее полотнище на зад, заднее – на перед.

Уна, Мюриэль, Труди и Элсбет разглядывали гостей из-за кулисы. Представительницы объединенного драматического кружка Уинерпа и Итеки вышли из автомобиля и остановились полюбоваться усадьбой и окрестностями. Они держались, будто жены европейских аристократов, по какой-то нелепой случайности сбившиеся с пути. Статная женщина с прической а-ля Вероника Лейк[36]36
  Вероника Лейк (1922–1973) – американская актриса, которая ввела в моду длинные волосы, закрывающие один глаз.


[Закрыть] была одета в топ из джерси без бретелей и парео из шелковой органзы с цветочным принтом. Шею закрывал шарф, плотно повязанный на манер колье. На другой даме была надета облегающая юбка с асимметричной баской и джемпер с высоким завернутым воротником-поло. Третья посреди бела дня надела юбку-годе – вечерний наряд! – из черного фая. На пышногрудой девице были широкие свободные брюки с подворотами и блузка с глубоким вырезом «капля» и косыми срезами рукавов. Пятая гостья была одета в полукомбинезон.

Дамы из Дангатарского общественного клуба разгладили клешеные подолы летних сарафанов из хлопчатобумажного сирсакера, специально пошитых Уной для этого события, и нахмурились. Набрав в грудь побольше воздуха, Элсбет распахнула парадную дверь. Последовало шумное знакомство – охи-ахи, милое воркование, тоненькие вскрики, – в общем, члены комитета встретили гостей чрезвычайно приветливо. Уильям слышал все это из детской, где Фелисити-Джой в своей колыбельке счастливо агукала, пускала пузыри и хваталась за пальчики пухлых ножек. Уильям еще глубже засунул руки в карманы шортов, пнул плинтус, а потом принялся несильно биться головой о стену.

Приехали Лесли и Мона. Мона, в лимонно-желтом нанковом сарафане на перекрещенных бретельках и с зауженным книзу подолом (сарафан сшила Тилли), выглядела загорелой и посвежевшей.

Светские дамы расселись на кожаном диване и в креслах из новенького гарнитура и завели беседу. В гостиную протиснулась Лоис, которая толкала перед собой сервировочный столик на колесиках. Чашки и ложки на подносе немилосердно дребезжали.

– Благодарю, – самым снисходительным тоном произнесла Элсбет.

Лоис, однако, и не подумала уходить.

– Доброго денечка, – с улыбкой кивнула она гостям. – Ой, ну и красавицы же вы!

– Спасибо, – хором ответили дамы.

– У меня тоже новое платьишко, – похвасталась Лоис Уне, – наша местная портниха смастерила.

Лоис расставила руки в стороны и медленно повернулась вокруг своей оси, приговаривая:

– Сейчас принесу сэнввичи с огурцом, уж такие вкусные, за уши не оттянешь.

Она направилась на кухню, гофрированные складки на крутых боках заколыхались. Неровный подол, перешитый Тилли с переда на зад, подтянулся наверх, и всем присутствующим в гостиной открылась рыхлая, подрагивающая плоть под коленками, в том месте, где заканчивались панталоны Лоис.

Уна побледнела. Элсбет извинилась и вслед за Лоис вышла на кухню. Некоторое время спустя хлопнула задняя дверь. Элсбет с невозмутимым лицом вернулась в гостиную обсудить программу предстоящего концерта.

– У нас есть идея, – сообщила миссис Флинт.

– Идея? – заморгала Элсбет.

– Устроим айстедвод. И не простой, а театральный, – продолжила миссис Флинт. – Тут вам и декламация, и драматическое искусство – все, что угодно.

Элсбет заметно напряглась. Труди испуганно посмотрела на свекровь.

– Что такое айстедвод? – спросила Мона.

– Сейчас объясню, – любезно произнесла миссис Флинт.

– Будьте так добры, – сдвинула брови Мюриэль.

Самой удобной театральной площадкой сочли зал городского Совета в Уинерпе и решили, что будут вручены призы лучшему актеру, лучшей актрисе, а также награды за лучший сценарий и костюмы. Пальцы Элсбет нервно нащупали марказитовую брошь, Труди закашлялась.

– Полагаю, нашими костюмами займется Уна… – промямлила Мюриэль.

Миссис Флинт из Итеки радостно хлопнула себя по коленке:

– Отлично, потому что нам нужна ваша Тилли.

– Нет! – вырвалось у Труди. Она вскочила с места, но подол ее сарафана зацепился за каблук, и длинная юбка с треском оторвалась от пояса, словно вощеная бумага от свежеиспеченного кекса, обнажив сероватую нейлоновую комбинацию. – Мы ее не отдадим. Как раз сегодня утром я разговаривала с Миртл Даннедж, – соврала она.

– Тогда попросите ее привести в порядок ваш сарафан, – парировала миссис Флинт. – Теперь так не носят.