Текст книги "Месть от кутюр"

15

Нэнси прикрепляла к помелу новую метлу, Мюриэль вытирала витрину универсама мятой газетой, смоченной в скипидаре. Бьюла Харриден вынырнула из-за угла и встала между двумя женщинами.

– Новые наряды? – осведомилась она.

Нэнси и Мюриэль с довольным видом кивнули.

– Тебе тоже нужно что-нибудь заказать у Тилли, она настоящая волшебница, – сказала Мюриэль.

– Видно, так и есть, – заметила Бьюла, – если она сумела убедить вас, что ее тряпки вам к лицу.

Как раз в этот момент в город въехал «триумф-глория» Уильяма Бомонта. Женщины вытянули шеи. Пассажирское сиденье спереди занимал какой-то незнакомец, а Гертруда, Элсбет и Мона теснились сзади, все трое – в новых шляпках. К бамперу автомобиля ремнями были пристегнуты три свежекупленных чемодана внушительных размеров, а в прицепе – тоже новом – тряслись несколько больших деревянных ящиков. Старое авто повернуло на главную улицу. Эван Петтимен отставил в сторону свой утренний кофе и подошел поближе к окну – проследить за победным возвращением семейства Бомонт. В школе мисс Димм даже надела очки, чтобы разглядеть, что за огромная штука проплывает по дороге. Перл Бандл, которая вытряхивала на балконе бара циновки, так и застыла на месте.

В воздухе повеяло ожиданием. Элегантные платья на свадьбе Гертруды, чемоданы, набитые покупками с Коллинз-стрит[20]20
  Коллинз-стрит – одна из центральных улица Мельбурна, место сосредоточения престижных магазинов и бутиков.


[Закрыть], – все это скоро привело к тому, что дангатарские дамы пожелали обзавестись сногсшибательными нарядами. Даже длину юбки теперь следовало сверять с последней европейской модой!

В субботу утром Элсбет Бомонт и ее сноха прибыли в универсальный магазин Праттов в новеньких, с иголочки, платьях, шляпках и перчатках в тон. Ровно в девять ноль-ноль они стояли между убогими полками. Подолы пышных диоровских юбок из многометровой шелковой тафты терлись о жестяные коробочки с ваксой и обувным кремом, заставляли звякать развешанные на гвоздях подковы.

– Ну и ну! – всплеснула руками Мюриэль.

– Здравствуй, Мюриэль, – процедила Элсбет.

– Здравствуй, мама, – сказала Гертруда и перегнулась через прилавок, подставляя матери щеку для поцелуя.

– Хорошо съездили? – бесстрастно спросила Мюриэль.

– О, просто ве-ли-ко-леп-но! – отчеканила Гертруда.

– Чудее-есно, – кивнула Элсбет.

Мюриэль вышла из-за прилавка. Ее туфли были не чищены, волосы не причесаны как следует, однако и она надела обновку: длинную серовато-синюю тунику из тонкого льна с необычной вставкой у выреза и прямую юбку длиной до икры. Сзади юбка и туника соединялись ремешком на кольцах. Хорошо пошитый ансамбль выглядел роскошным, практичным и шел Мюриэль. Гертруду и Элсбет это одновременно удивило и покоробило.

– Где отец? – спросила Гертруда.

– «Отец» все там же, Герти, на заднем дворе. И по-прежнему отзывается на «Эй, пап!» – фыркнула Мюриэль.

– Не могла бы ты передать ему, что я вернулась и нам надо поговорить?

Мюриэль скрестила на груди руки и посмотрела в лицо дочери.

– Редж, – негромко позвала она. Реджинальд захлопнул рот. – Редж, будь добр, сходи за Элвином.

Мясник поставил поднос с требухой на мраморный прилавок и вышел.

Новая Гертруда продолжила:

– У нас с Элсбет большие планы на следующий год. Предстоит сделать много увлекательного. В Дангатаре у всех дух захватит. Будет интересно, правда, Элсбет?

Элсбет Бомонт зажмурилась и подняла плечи, изображая восторг.

– Чрезвычайно интересно, – подтвердила она.

– Прошу прощения, мадамы, – сказал возвратившийся Реджинальд, – ваш «отец» спешит к вам и вот-вот прибудет. – Он слегка шаркнул ногой.

– Большое спасибо, – снисходительно поблагодарила Элсбет.

Редж вновь занялся требухой и тушами.

– Ну, здравствуйте-здравствуйте-здравствуйте, – загудел Элвин самым дружелюбным тоном бакалейщика.

Он приблизился к дочери (которую так удачно сбагрил) с широко распростертыми объятиями, схватил ее за талию и закружил, так что нижние юбки от Диора взметнулись в воздух, подняв с пола облако пыли. Мистер Пратт неуклюже поставил Гертруду на доски, обнял и закашлялся. Дочка оказалась заметно тяжелее, чем он ожидал.

– Девочка моя, – просиял он и взял ее пухлые щеки в свои ладони, перепачканные мукой.

Гертруда поморщилась и обменялась недовольным взглядом с Элсбет, потом поправила шляпку.

– Да-да, я заметил, – сказал Элвин. – Новая шляпка! – Он понимающе кивнул Мюриэль, которая закатила глаза.

– Папа, мы с Элсбет хотим, чтобы ты выставил этот проспект в витрину, на видное место, и развесил еще несколько экземпляров по магазину. Мы заказали несколько копий на мимеографе, и будут еще напоминания в местной газете…

– Мы организовали общественный клуб, – объявила Элсбет. – Я исполняю функции секретаря, Труди – президент клуба, Мона будет нашей машинисткой. Мы подумали, что Мюриэль могла бы стать нашим казначеем и…

– Труди?

– Да, мама, отныне меня зовут Труди. Первое заседание клуба назначено на понедельник. Оно состоится у нас дома, в усадьбе «На семи ветрах». Все мероприятия уже расписаны по датам, и мы намерены собрать горожан, чтобы распределить обязанности – назначить ответственных за сбор средств, чаепитие, крокет, танцы…

– Не танцы, а бал, – поправила Элсбет. – Речь о благотворительном бале.

– Да, это будет бал, самый грандиозный из всех, что проводились в городе.

– Кроме того, мы устроим айстедвод[21]21
  Айстедвод – конкурс непрофессиональных певцов и поэтов, часто молодых.


[Закрыть] с обязательной секцией ораторского искусства, – с нажимом произнесла Элсбет.

– Итак, – торжественно произнесла Гертруда и кивнула свекрови. Элсбет вручила размноженные копии Элвину – аккуратную пачку объявлений, на которых жирным шрифтом было напечатано: «ТРУДИ И ЭЛСБЕТ БОМОНТ приглашают ПРОГРЕССИВНО НАСТРОЕННЫХ ДАМ ДАНГАТАРЫ НА ВСТРЕЧУ». Далее следовал еще целый абзац текста, напечатанный красивым курсивом.

Элвин засунул большие пальцы рук под завязки фартука. Повисла пауза.

– Дангатары? – недоверчиво переспросил он.

– А где Мона? – осведомилась Мюриэль.

– Осваивает выездку, – ответила Гертруда. – В усадьбу наняли нового работника.

– Мона же до смерти боится лошадей! – воскликнула Мюриэль.

– Именно. В этом все и дело. – Зацокав языком, Труди покачала головой.

– У вас новый работник? – удивился Элвин.

– Его зовут Лесли Манкан. Настоящий джентльмен, – сообщила Элсбет и надменно засопела, глядя на Элвина.

Улыбка на лице мистера Пратта казалась приклеенной.

– Вон оно как…

Он оглядел женщин с головы до ног, начиная от колыхающихся перьев на чудных головных уборах и заканчивая стильными узконосыми туфлями.

– Славно провели время в Мельбурне, да?

Гертруда заговорщицки улыбнулась Элсбет, та в поддержку пожала локоть снохи.

– Полагаю, после сбора урожая Уильям зайдет ко мне с чеком, – любезно проговорил Элвин, – поскольку, как вы понимаете, дамы, задолженность Бомонтов не погашена. Надеюсь, вы принесли с собой все квитанции, выписанные в поездке? Идемте в мой кабинет, вместе просмотрим бумаги, прежде чем я подошью их в общую книгу расходов.

Лица обеих миссис Бомонт вытянулись.

– Папочка, я думала… – начала Гертруда.

– Я лишь сказал, что ты сама можешь купить себе скромное приданое, – уточнил Элвин, потом перевел взгляд на Элсбет и втянул ноздрями воздух.

Элсбет сунула проспекты Мюриэль и злобно посмотрела на молодую сноху.

Септимус Кресант и Хэмиш О’Брайен разговаривали за столиком в углу бара. Перл за стойкой красила ногти, а Фред, Бобби Пикетт и Скотти Пуллит сидели за карточным столом, дымя сигаретами, потягивая пиво и нетерпеливо ерзая. В конце концов Фред посмотрел на пустой стул Тедди и заявил:

– Ладно, пора начинать.

Реджинальд сдал карты, каждый играющий выложил на стол по монете в два шиллинга.

Зазвонил телефон. Перл подошла к дальней стене и осторожно, чтобы не повредить лак на ногтях, сняла трубку. Бобби помахал Перл веером из карт и одними губами произнес:

– Скажи ей, я только что ушел.

– Добрый день.

Игроки в покер уставились на Перл.

– Дорогая, спасибо за приглашение, но в воскресенье я целый день занята. Всего хорошего. – Перл повесила трубку. – Бедняжка Мона Одноклеточная звонила по поручению Дангатарского общественного клуба, приглашала к себе в «Пердячие ветра» обсудить благотворительный вечер с игрой в крокет, чаепитием и «ознакомительно-информационными мероприятиями».

– Намечается что-то интересное, – высказался Фред.

Перл закатила глаза и медленно покачала головой.

– Жду не дождусь, – саркастично произнесла она.

Мужчины вернулись к игре в покер, Хэмиш и Септимус возобновили беседу.

– Конечно, все пошло вкривь и вкось после того, как человек начал выращивать злаки: появилась нужда защищать посевы, собираться вместе и строить стены, чтобы обороняться от голодных дикарей неолита.

– Не-ет, – возразил Септимус. – Колесо – вот что сгубило род людской.

– Эй, как же без него? Колесо – это транспорт.

– А потом грянула промышленная революция, механизация – и все, крышка.

– Не считая паровых машин. Паровая тяга – безвредное изобретение. Паровоз, который летит на полной скорости, – это, я тебе скажу, впечатляет.

– Дизель безопаснее. – Септимус глотнул пива.

Раздающий прекратил тасовать карты, игроки, как один, обратили взоры на спорщиков-завсегдатаев бара.

Хэмиш исподлобья посмотрел на оппонента.

– А Земля круглая!

Он неторопливо вылил оставшиеся полкружки «Гиннесса» в каску Септимуса, стоявшую на полу. Септимус в ответ облил голову противника содержимым своей кружки. Пиво потекло по длинным, свисающим, как у моржа, усам Хэмиша. Он вскочил, сжав кулаки, принял классическую стойку «Несравненного» Джека Демпси[22]22
  Уильям Харрисон Демпси (более известный как Джек Демпси, 1895–1983) – американский боксер-профессионал, чемпион мира в супертяжелом весе.


[Закрыть] и заплясал, выбрасывая руки, точно паровозные поршни. Перл затрясла кистями, стараясь побыстрее просушить лак на ногтях. Фред вздохнул.

– Выходи, выходи на улицу, Септимус, покажи, чего ты стоишь… – подначивал Хэмиш, нанося удары в воздух.

Септимус наклонился за каской, а когда разогнулся и поднес ее к голове, послышался негромкий, но отчетливый шлепок, как будто на стол плюхнулось сырое яйцо. Третий удар Хэмиша достиг цели: Септимус схватился за разбитый нос.

– Хэмиш, – проговорил Фред, – тебе пора убираться отсюда.

Хэмиш напялил форменную фуражку с кокардой начальника станции. Бодро помахав с порога, попрощался:

– До завтра!

Перл протянула пострадавшему носовой платок. Септимус шагнул к двери.

– Ну и городишко, – пробурчал он. – Кому-то можно ухлестывать за чужой женой, и ничего, а стоит сказать правду, и тут же схлопочешь по физиономии.

– Ты прав, – сказал Фред, – поэтому на твоем месте я бы заткнулся, иначе в следующий раз ты уйдешь с переломанным носом.

Септимус покинул бар.

Перл поинтересовалась, намерен ли Редж и в этом году бесплатно снабжать футбольный клуб мясом.

– Угу, – ответил за него Скотти. – Заодно будет следить за хронометражем.

Организаторы Дангатарского общественного клуба также обратились с приглашениями к Рут, мисс Димм, Нэнси и Лоис Пикетт, Бьюле Харриден, Ирме Олменак и Мэриголд Петтимен. Фейт не оказалось дома – она репетировала с Реджинальдом. Мона пригласила упомянутых дам в усадьбу «На семи ветрах» на собрание в честь открытия клуба и любезно попросила принести с собой угощение. Только что завербованные члены Дангатарского общественного клуба немедленно принялись звонить на телефонную станцию и просить Рут соединить их с Тилли Даннедж.

– Сейчас с ней разговаривает Элсбет, – ответила Рут, – потом звоню я, а уж после меня на очереди все вы.

Поднявшись на холм, Рут забарабанила в заднюю дверь.

– Есть кто дома? – крикнула она.

– Сама знаешь, мы редко ходим по гостям, – ехидно отозвалась Молли.

Вслед за Рут явились остальные, и всем пришлось ожидать на кухне вместе с Чокнутой Молли, которая сидела, скрючившись в своем пестро украшенном кресле-каталке, и тыкала клюкой в горящее полено в камине. Молли сморкалась в руку и стряхивала зеленые сопли в камин, глядя, как они с шипением пузырятся и исчезают среди горящих углей.

Тилли с профессиональной любезностью беседовала с каждой клиенткой в столовой, где внимательно выслушивала, чего именно та желает и каким видит свой будущий наряд. Она обратила внимание, что все члены недавно образованного общественного клуба буквально за одну ночь приобрели новый акцент и теперь щеголяют произношением, принятым при дворе английской королевы, только в дангатарском варианте. Пожелания были одинаково простыми: «Хочу выглядеть лучше всех, особенно лучше Элсбет».

Лесли Манкан скромно сидел на кухне усадьбы «На семи ветрах», скрестив ноги, и разглядывал спину Моны, которая мыла в раковине посуду.

Лесли работал в прачечной в том самом отеле, где Бомонты остановились во время медового месяца.

Как-то днем он встретил в фойе Уильяма, читавшего газету.

– Девчонки отправились по магазинам тратить ваши денежки? – пошутил он.

– Да, – ответил удивленный Уильям.

– Вам здесь нравится?

– Да. А вам?

Лесли поправил манжеты на рукавах.

– Милый отель, – сказал он. – Вы из сельской местности, верно?

– Да, – улыбнулся Уильям.

Лесли окинул фойе цепким взглядом, потом уселся на кушетку рядом с Уильямом.

– Я много занимался верховой ездой и сейчас как раз подыскиваю работу. Вы случайно не знаете кого-нибудь, кому требуется хороший инструктор?

– Э-э-э… – замялся Уильям.

Лесли покосился на стойку регистрации.

– Конюх? Или, может, помощник конюха? Я могу начать хоть сегодня.

Как раз в эту минуту Элсбет, Труди и Мона, весело болтая, вошли в дверь, принеся с собой ароматы парфюмерного отдела универмага «Майерс». Лесли услужливо подскочил к ним, чтобы поднести покупки.

– Этот молодой человек тоже проживает в нашем отеле, – представил его Уильям. – Мистер?..

– Манкан, Лесли Манкан. Счастлив познакомиться.

– Мистер Манкан занимается лошадями, – продолжил Уильям.

– Вот как? – встрепенулась Гертруда.

– Мона, – Лесли указательным пальцем стряхнул пепел с сигареты, – если я могу поставить ногу в стремя, то и вы сможете. Это, так сказать, азы, моя дорогая.

Мона боялась лошадей, но хотела понравиться Лесли.

– Я попробую, – сказала она, без конца вытирая полотенцем чистую сухую тарелку. Моне срочно требовался компаньон и товарищ. Ее мать и Труди с недавних пор стали лучшими подругами, и теперь она нередко оказывалась в большом доме одна. Тогда она садилась у эркерного окна и смотрела на конюшни, где работал Лесли. Он обосновался на чердаке, но в последние дни стал захаживать на кухню, если видел Мону у окна.

– Отлично, – обрадовался Лесли, – именно этого и желает ваша матушка. Мы же не будем подводить начальство, верно?

Элсбет и Труди в компании Уильяма отдыхали в библиотеке, которая до того считалась гостевой комнатой. Это было помещение без окон, расположенное в центре плохо спроектированного дома, и прежде там хранили всякую рухлядь.

Уильям начал курить трубку. Он нашел, что вытаскивать трубку изо рта и размахивать ею во время разговора – очень полезный жест, который придает изреченной мысли значимость. Большинство его идей принадлежали Труди, однако она не возражала против их присвоения Уильямом, ведь при этом она всегда могла сказать: «Дорогой, ты же сам утверждал, что кожаный пиджак практичнее».

В новеньком проигрывателе негромко играла приятная мелодия: крутилась пластинка с мюзиклом «Юг Тихого океана». Внезапно Труди вскочила, зажала рот рукой и вылетела из комнаты. Уильям и Элсбет удивленно переглянулись.

Мона выбежала в коридор с криком:

– Мама, Уильям, скорее сюда!

– Ее стошнило прямо на тарелки! – простонал Лесли. Он закатил глаза и картинно закинул на лоб руку.

Уильям приблизился к жене.

– Что с тобой, Труди?

Элсбет тихо ахнула и прислонилась к холодильнику, чтобы не потерять равновесие.

– Я поставлю чайник, – сказала Мона.

– Милочка, давно ли ты плохо себя чувствуешь? – неожиданно серьезно спросила Элсбет.

– Нет, просто в последнее время устаю сильнее обычного, – отозвалась Гертруда.

Элсбет многозначительно посмотрела на Уильяма, и они оба устремили на Труди взор, полный любви и умиления. Мать и сын обняли ее, а Лесли, глядя в потолок, пробормотал:

– Боже, да она беременна!

Мона прижала чайник к груди.

– Теперь вы отберете мою комнату под детскую, – обиженно проговорила она.

Элсбет шагнула к дочери и влепила ей пощечину.

– Эгоистичная дрянь! – злобно прошипела она.

16

Однажды вечером Бьюла Харриден вышла на прогулку и увидела, как Элвин Пратт с фонариком заглядывает в багажник авто коммивояжера, перебирая дешевые ткани. На следующее утро материя появилась на прилавке Мюриэль, причем цены были явно завышены. В отделе тканей расширился ассортимент пуговиц, бисера и молний – Элвин говорил, что заказывает их в специализированных магазинах в самом Ричмонде, тогда как на самом деле закупал фурнитуру у оптовиков на Коллинз-стрит, а потом со стопроцентной накруткой успешно продавал дангатарским модницам. Женщины теперь шили домашние халаты из «импортной» парчи с пуговицами из слоновой кости или со стразами и расхаживали по своим одноэтажным сельским домикам в зауженных брючках из шифона и шелка пастельных тонов с широкими кушаками и трикотажных свитерах с высоким воротом, точно кинодивы.

На почту продолжали прибывать деревянные ящики, адресованные «Мисс Т. Даннедж, Дангатар, Австралия». Однажды вечером сержант Фаррат поднялся на холм и застал у ворот Рут, которая пыталась отбуксировать один такой ящик из фургона на веранду Тилли.

– Боже правый! – воскликнул сержант. – Там что, золото?

– Все необходимое, – ответила Тилли. – Материалы, выкройки, пайетки, журналы, перья…

– Перья? – Сержант Фаррат радостно хлопнул в ладоши.

– Перья, перья, – подтвердила Рут. – Каких там только нет.

Тилли холодно посмотрела на нее, вздернув бровь. Рут охнула и поспешно прикрыла рот ладонью. Все это не укрылось от сержанта Фаррата.

– И страусиные есть? – спросил он.

– Точно не знаю, сержант, – исправилась Рут. – Откуда мне знать? Я просто подумала, что там много чего должно быть, ведь только и разговоров, что о новых нарядах к первому собранию дамского клуба…

Все трое посмотрели на ящик. Пломбы были сорваны, там и сям белели раскуроченные отверстия, из которых явно вытащили старые гвозди и кое-как забили новые. Сорвана была и оригинальная клейкая лента, вместо которой налепили стандартную почтовую.

– Ну, я, пожалуй, пойду, – сказала Рут. – Перл ждет не дождется новых туфель, а для Фейт прислали новые ноты.

С этими словами она села в фургон и укатила. Тилли и сержант Фаррат проводили ее взглядом.

– Как поживает твоя мать? – с улыбкой поинтересовался сержант.

– Получает хороший уход. – Тилли прищурилась и скрестила руки на груди.

Сержант Фаррат стащил с головы фуражку, сунул ее в нагрудный карман.

– Да, конечно, – потупился он.

– Удивительно, насколько заметные результаты дает полноценное питание, – продолжала Тилли. – Иногда Молли чувствует себя лучше, иногда хуже, но никогда не хандрит. Порой у нее даже бывают просветления.

Вдвоем они перенесли ящик на кухню.

– Я был уверен, что за ней приглядывает Мэй, – сказал сержант.

Молли притащилась на кухню в ночной рубашке и тапочках, волоча за собой кусок веревки. Встала, пристально посмотрела на сержанта.

– Что, у нее уже проблемы с законом? Ничуть не удивляюсь.

– Выпьешь чаю с кексами? – предложила матери Тилли.

Молли проигнорировала ее и наклонилась поближе к уху сержанта.

– Мой опоссум пропал, – громким шепотом сообщила она, – но я, кажется, знаю, что с ним случилось. – Молли глазами указала на кастрюлю, в которой что-то варилось на медленном огне.

– Вижу, – сурово кивнул сержант Фаррат.

Молли, шаркая, вышла.

Тилли передала сержанту чашку с чаем. Он постучал по ящику ребром ботинка, обошел вокруг.

– Тут понадобятся клещи.

Тилли вручила ему инструмент, он отставил чашку и опустился на колени перед ящиком. Вытащил гвозди, откинул крышку, выгреб охапку свертков, поднес к лицу и глубоко вдохнул:

– Можно, я сам их вскрою?

– Я собиралась…

Тилли не договорила, потому что сержант Фаррат трясущимися от нетерпения руками уже принялся надрывать оберточную бумагу. Он доставал ткани, гладил их, тер между пальцами, затем размещал на небольшом рабочем столике Тилли. Она в это время разбирала выкройки и листки с замерами и укладывала их на соответствующий отрез материи.

Сержант добрался до последнего свертка на дне ящика. Прижав его к груди, разорвал коричневую бумагу, и по его рукам заструился целый каскад – метры и метры блестящей шелковой органзы цвета фуксии.

– О-о-о, – застонал сержант и зарылся лицом в шуршащую пышную массу, потом вдруг опомнился, покраснел и спрятал лицо в ладонях, устыдившись собственного порыва.

– Роскошная ткань, правда? – сказала Тилли. – Это для меня.

Сержант Фаррат подошел к ней, взял ее руку в свою и заглянул в глаза.

– Не могла бы ты дать мне одно страусиное перо?

– Пожалуйста.

Он поцеловал руку Тилли, обмотал блестящий шелк вокруг плеч, точно огромный кружевной воротник, и грациозно подошел к зеркалу на воображаемых шпильках. Покрутившись так и эдак и насладившись своим отражением, сержант Фаррат посмотрел на Тилли и сказал:

– Я просто бог во всем, что касается пайеток и страз, и держу пари, что шью вручную так же проворно, как ты. А еще мне нет равных в подгонке платья по фигуре, втачке молний и отделке тесьмой.

– А как вы относитесь к рюшам и оборкам? – осведомилась Тилли.

– Ненавижу их.

– Я тоже.

Позади усадьбы «На семи ветрах» до самого горизонта простиралась стерня. Она тянулась аккуратной, ровной полосой, похожей на новую циновку из кокосового волокна. На поле Бомонтов скотина паслась по колено в сером, колючем жнивье, щетинившемся еще с прошлого года. Усадьба в окружении эвкалиптов напоминала оазис, красная крыша выделялась на фоне яркого неба. Припаркованные автомобили сверкали на солнце, перед зеленым островком виднелись небольшие полосатые палатки. В одном из загонов по кругу гарцевала лошадь, которую держала под уздцы маленькая фигурка в красном жакете: Лесли демонстрировал выездку. Люди стояли на подстриженном газоне паддока, спускавшегося до самой реки, берег которой был отгорожен серыми стволами затопленных эвкалиптов. Уильям рассказывал Бобби и Реджу о своих последних нововведениях:

– Мы наняли Эда Максуини, он построил новые конюшни и выгон для лошадей. Сейчас идет ремонт теннисного корта и обустройство новой ирригационной системы, которая будет обеспечивать полив сада, наполнять автопоилки для птицы и все в таком роде. Разумеется, я приглашаю всех опробовать нашу новую лужайку для игры в крокет. Ну а мама намерена объявить о новом проекте после присуждения наград за покупку пирожных… – Улыбка сползла с лица Уильяма, он осекся. – …Я также планирую выращивать различные культуры, как только обзаведусь сельскохозяйственными машинами… – Засунув руки в карманы, Уильям удалился.

– Вот зачем мы здесь, – фыркнул Скотти Пуллит, – платить за все это.

– Хороший газон, – заметил Бобби.

Футболисты посмотрели на лужайку для крокета и усмехнулись.

Мюриэль проковыляла вдоль палаток, собирая прибыль. Деньги она складывала в коричневый бумажный пакет. Хромая, подошла к Труди с парусиновым стульчиком под мышкой, разложила его, скинула пыльные белые сандалии и плюхнулась рядом с дочерью, расположившейся в шезлонге на веранде. Труди с беспокойством посмотрела на мать. Кончики светлых усиков Мюриэль были испачканы помадой, из-за чего жесткие волоски напоминали тоненькие спички с красной головкой. Мюриэль давно следовало бы покраситься и сделать перманент; загрубевшая кожа на ее ступнях высохла и потрескалась, превратив их в уродливые белые копыта.

– Сегодня мы принимаем новую родню из Турака[23]23
  Турак, Южная Ярра – пригороды Мельбурна.


[Закрыть], – сказала Гертруда.

– Ты про Уну, кузину Элсбет? – спросила Мюриэль.

– Ты даже не представилась!

– Если на то пошло, Герти, мы уже когда-то встречались.

– Труди, мама, зови меня Труди. Сколько раз говорить!

– И они живут не в Тураке, а почти рядом – в Праране[24]24
  Праран – район Мельбурна.


[Закрыть].

Мюриэль резко встала, подхватила складной стул и швырнула бумажный пакет на колени Труди.

– Думаешь, я не знаю, где это? Я родилась и выросла в Южной Ярре!

Мюриэль заковыляла прочь, унося сандалии в руке и даже не одернув юбку, застрявшую между ягодиц. Ее голова была опущена, взгляд устремлен под ноги.

– Родная дочь стала такой же, как те лицемеры, подальше от которых я сюда сбежала! – негодующе проговорила она.

Грэхем поднял длинную морду с пыльным бархатистым носом и оглянулся. Он уже схрумкал полгрядки моркови, примерно полтора десятка кочанов салата, несколько кустиков томатов – еще неспелых, – немного фасоли и пару огурцов. Выяснив, что к огурцам он равнодушен, Грэхем вернулся к морковке. Конь вытаскивал ее из земли за зеленые хвостики, стряхивал и засовывал в рот, мусоля мягкими, толстыми губами. Фейт, проходившая мимо на свидание с Реджинальдом, погрозила ему пальцем и улыбнулась: «Плохая лошадка!»

На дальнем краю усадьбы Хэмиш устанавливал предупредительные сигналы на миниатюрной железной дороге. Игрушечный паровозик, пыхтя и гудя, катался по кругу на крошечных стальных рельсах.

– Близко не подходите, – рычал Хэмиш глазеющей детворе. – Это очень тонкий механизм, отбалансированный и настроенный. Прислушайтесь к ритму… Чудо! – Конечно, продавалась модель и получше – класс Д, тип 460, двухцилиндровая, со спаренными колесами диаметром… – Я же сказал ничего не трогать! А ну, поставь водонапорную башню обратно!

Шестеро юных учеников Лесли въехали на середину паддока верхом на лошадях и шотландских пони.

– Леди и джентльмены, уважаемые родители… – Лесли улыбнулся жителям отдаленных усадьб. Одетые в бриджи, они приветственно кивнули в ответ. За спиной Лесли пони нестройно разошлись веером. – Основами выездки как конного спорта служат податливость лошади, контактность, умение двигаться без потери импульса, способность к естественным, легким и свободным движениям, уравновешенность. Ритм означает равномерность движения, а темп – это время, затрачиваемое на определенное количество шагов. Всадник должен чувствовать своего коня, слышать музыку его движения…

Сельская публика смеялась и на что-то указывала крышками от термосов. Лесли обернулся. Пони и верховые лошади сбились в углу арены и топтались там, кусаясь и взбрыкивая, а дети-наездники ревели и вопили в седлах.

Тедди убрал с крокетной лужайки воротца и объявил игру для зрителей. От первого скользящего удара мячик покатился к реке, но его подхватила Фейт, которая поднималась по склону, отряхивая волосы и одежду от травинок. Она сделала короткую мощную передачу Скотти Пуллиту и осталась там, где была, – на задней линии у реки. В шеренгу игроков перед домом встала Нэнси, за ней – Рут. Тедди собрал всех в центре лужайки и разбил на две команды. Бобби, Реджинальд и Барни разобрали барьеры на паддоке и установили шесты в огромные бочки: это считалось воротами. Подброшенная монетка определила расположение команд; игроки разошлись по местам. Барни вручили белую рубашку и велели махать ею, как только мяч пересечет линию ворот. Он гордо встал за воротами, подняв рубашку над головой. Тедди сделал пробный удар и, когда мяч подкатился к воротам, крикнул: «Барни, не спи!» Барни махнул рубашкой.

Реджинальд Блад объявил, что гол не засчитывается. Тедди слегка треснул брата по затылку, после чего Редж присудил команде Тедди штрафное очко. Разгорелся спор, эхо носило крики над рекой. От раскатов пронзительного хохота розовые какаду, устроившиеся на ночлег в ветвях эвкалиптов, испуганно поднимали хохолки. Элсбет Бомонт повела своих кузин мимо водопойных каналов для лошадей к дому.

– От толпы всегда столько шума, – поморщилась она.

Пока горожане играли в футбол, Труди Бомонт считала деньги.

Мона и Лесли уютно устроились на тюках с сеном в полумраке конюшни.

– Мне, наверное, опять придется надеть платье, в котором я была на свадьбе, – вздохнула Мона.

– Это какое?

– Ну, такое, цвета персика…

– А, с капюшоном… Почему бы тебе не заказать у вашей скандально известной Тилли что-нибудь новенькое? Берет она недорого.

– Мама говорит, я еще не выносила персиковое платье.

Оба, сунув в рот по соломинке, качали ногами в сапогах для верховой езды.

– А вы, маэстро, уже выбрали… – Мона замялась, – …с кем пойдете на сегодняшнюю вечеринку?

– Ну конечно! – взвизгнул Лесли. – В семь часов я забираю Лоис Пикетт и…

– Понятно…

Лесли закатил глаза. До Моны дошло, что ее друг и наставник пошутил. Оба завалились на сено, громко хохоча.

В тот вечер сияющая Мона переступила порог зала под руку с Лесли. На ней было простое синее платье из штапеля с пышной юбкой и бантовой складкой спереди – старенькое платье, ношенное не раз, однако сегодня она накинула на плечи красный палантин с цветочным рисунком и приколола за ухо красный цветок. Войдя, она смешалась с толпой женщин, по-прежнему предпочитавших современным фасонам платья с отрезной талией и юбки в складку, тафту, набивной ситец, сатин и длинные черные перчатки. Однако теперь, благодаря Тилли Даннедж, все это приобрело новый вид, европейский шик и почти авангардный уровень. Воздух в зале звенел от всеобщего возбуждения. Лесли наклонился к Моне и сказал:

– А теперь разверни плечи и иди, как я тебя учил.

Когда Труди и Элсбет вышли на сцену и заняли места у микрофона, по залу пролетел приглушенный шепот. Все вытянули шеи. Элсбет была одета в изысканное платье из переливчатой бордово-розовой тафты-шанжан. Высокий воротник, обнаженные плечи, глубокий вырез, элегантный лиф сложного и модного покроя с запа́хом – оригинальная идея Тилли.

Беременность прибавила Труди почти сорок килограммов. Лицо так опухло, что щеки напоминали раздутые яхтенные паруса. Из-за отеков ее телеса колыхались, как спасательные буйки на волнах, излишняя жидкость собиралась и в районе щиколоток. Чтобы отвлечь внимание от фигуры Труди, Тилли создала невероятно стильный фасон, строгий и совершенный. На Тилли было платье из темно-синей шелковой тафты с лифом без бретелей на косточках, кулиской, драпирующей выпуклый живот, и свободными незаглаженными складками.

Мона подошла поближе к сцене, Лесли последовал за ней. Склонившись над ее ухом, он одними губами произнес:

– На юге снежок пошел.

Мона оглянулась на дверь.

– Мне не холодно.

– Я говорю, у тебя комбинация видна. – Лесли бровями указал на подол платья Моны, а потом мотнул подбородком в сторону выхода.

Они тихонько пробрались через толпу и вышли в темноту. Пока Мона возилась с лямками комбинации и булавкой, которую всегда носила приколотой к трусам, Лесли стоял рядом с палантином в руках.

– Скорее, – поторопил он Мону. – Сейчас начнется приветственная речь.

Мона сняла платье и сунула его Лесли.

– Подержи, – сказала она.

– Леди и джентльмены, – с глубоким волнением в голосе начала Элсбет, – добро пожаловать на презентацию первого в истории Дангатара Общественного клуба. – Она сделала паузу на аплодисменты публики. – Сегодня мы представим вам членов организационного комитета и обсудим планы по сбору средств в пользу Дангатарского общественного клуба! Наше мероприятие по сбору средств, чаепитие и крокетный матч послужили весьма энергичным началом и привлекли внимание большого количества людей! – Элсбет озарила сцену широкой улыбкой, но на этот раз аплодисментов не дождалась. – Разумеется, мы не смогли бы собрать достаточно средств для организации большого благотворительного бала без помощи наших дам, вошедших в оргкомитет клуба. Поэтому без долгих разговоров я с огромным удовольствием представлю их вам. В первую очередь это наш секретарь и казначей, миссис Элвин Пратт. – Зрители захлопали, Мюриэль поднялась на сцену и поклонилась. – Особую благодарность мы выражаем нашей неутомимой машинистке и помощнице мисс Моне Бомонт.