Текст книги "Муха в розовом алмазе"

3. Арну находит слезы бога Гор. – Неволя, побои и имя на "а". – Ансельма гадала Бисмарку. – Антракт с солдатами, белыми, как бельма, глазами и контрольной гранатой.

– Началось это давным-давно, – посмотревшись в зеркальце, начала говорить Анастасия. – Давным-давно в четвертом тысячелетии до нашей эры одна знахарка-арийка собирала в Шахмансае золотой корень и, выдернув очередной, обнаружила в образовавшейся ямке большой прозрачный розовый камешек. Покопавшись рядом с ним, присоединила к нему еще три. Можешь, дорогой, представить себе восторг, охвативший женщину после того, как взор ее растворился во всех четырех алмазах? Алмазах, дико игравших полуденным светом? Но потом она испугалась и сделала попытку выбросить камни, но у нее не получилось – рука не послушалась разума. И знахарка спрятала находку…

– В карман, – подсказал я.

– Карманов тогда не было. И, спрятав находку в связке корней, женщина побрела в стойбище.

Звали ее Арна, и была она невольницей одного из местных вождей по имени Яг-Рыжий. Вождь этот Арну уважал – она довольно успешно лечила его травами от радикулита, почечной недостаточности и злобного нрава – уважал и позволял ей делать все, что она хотела. Ну, почти все.

Так вот, вернувшись в свою землянку, Арна завесила выход овечьей шкурой, улеглась на шкуры, устилавшие пол, расположила алмазы в лучах солнца, лившихся из дымового отверстия в потолке, и стала привыкать к находке. Для этого ей надо было придумать, что эти камешки – не что иное, как слезы Бога гор, придумать, что он, большой и глупый, плакал из-за того, что Бог солнца каждый день отнимает у него по снежной шапке и очень скоро у него не останется ни одной… И надо было же такому случиться, что именно в этот момент вождь, терзаемый приступом злобы, сунул руку в землянку, поймал Арну за ногу и рывком вытянул ее наружу. Бедная женщина едва успела зажать алмазы в кулаке!

С этого дня все и началось. Вождь, совершенно рассвирепев, стал бить Арну ногами, бить за то, что она вовремя не принесла ему успокоительного отвара из золотого корня, чабреца и тимьяна. И, представляешь, после второго или третьего удара в пах, ей в голову пришло видение. Она увидела, как к главному стойбищу долины по горным тропам движется большой отряд враждебного племени Цир. И она поведала о своем озарении вождю, само собой разумеется, после того, как приступ гнева у того сменился чувством вины.

Вождь ей не поверил. Но мудрая Арна сказала, что если он соберет отряд и ударит в спину захватчикам, после того, конечно, как они уничтожат отряд верховного вождя, то племени ничего не останется делать, как избрать Яга Рыжего верховным главнокомандующим. И Яг клюнул (еще бы не клюнуть!) и к вечеру следующего дня стал владетелем почти всей Ягнобской долины.

Четырех или пяти избиений Арны хватило, чтобы Яг стал предводителем крупного союза арийских племен. Но через месяц после этого знаменательного события он чуть не убил свою придворную колдунью – получив за свои заслуги свободу, Арна утратила способность проникать в будущее. Все стало на свои места лишь после того, как она вновь стала невольницей. Так появился наш первый закон: знать будущее может только раб.

– Вот почему ты набивалась мне в невольницы…

– Ты не годишься в рабовладельцы, – взгляд Синичкиной был презрительным. – Хозяин алмазной ворожеи должен быть простым и жадным. Вот Кучкин годился…

– Рассказывай дальше, – потребовал я, не желая раскисать от воспоминаний. Помотал головой, и ставшее перед глазами лицо Сашки, – дырки от пуль, кровь, слезы, – нехотя растворилось в воздухе.

– Второй закон появился после того, как Арна подыскала себе преемницу, – продолжила Синичкина рассказывать, скользнув удивленным взглядом по моему скривившемуся от сопереживания лицу. – Много девочек она пересмотрела, пока не наткнулась на Барф, двенадцатилетнюю невольницу вождя одного из племен, обитавших в среднем течении реки, которую сейчас называют Зеравшан. Но у девочки ничего не получалось – алмазы в ее руках были не более чем блестящими игрушками. Убивать девочку Арна не хотела – полюбила. И решила сменить ей имя – в те времена смена имени была равна смене души и способностей. И как только девочка стала Ассой, дела у нее пошли лучше, чем у самой Арны. Не знаю, может, это была и случайность, но с тех пор всех нас стали называть именами, начинающимися со звука "а"…

– Ты из-за этого устроила мне истерику, когда я назвал тебя Настей?

– Да. Мы теряем уверенность в себе, когда нас называют именами не на "а"

– Откуда ты знаешь про Арну? С тех пор ведь прошло больше шести тысяч лет?

– Да, больше шесть тысяч лет или 212 поколений. Обычно с алмазами каждой следующей колдунье передаются и некоторые сведения о наиболее прославившихся предшественницах.

– А ты кого знаешь?

– Многих… Акна, 12-я хранительница алмазов предугадала великое потепление. Это благодаря ее предсказаниям арийские племена ушли из опустынивающейся Средней Азии в Европу, Средний Восток и Индию. Ариана гадала Александру Македонскому, Асху – Ганнибалу, Анриэтта – Орлеанской деве, Ансельма – Бисмарку, баба Анка – Распутину…

– Распутину? Нагадала, что его сначала убьют, а потом утопят?

– Баба Анка говорила ему об этом, а также, что после его убиения будет революция, но он как услышал, что есть у него шанс стать управителем Высочайшего семейства, а вместе с ним и России, так смерть его лютая мила ему стала… Он бы и на неделю такой жизни во дворце согласится…

– Послушай, а на кой вам все это надо? Гадать всю жизнь разным проходимцам? Насколько я понял, за два-три таких гадания можно было на всю жизнь заработать… Я бы нагадал на особняк в Ялте, ну, еще в Париже, на пару, естественно, фотомоделей под бочок и забросил бы камни подальше – нарвешься еще на психопата-бандита… Жадность, как ты знаешь, фраера во все времена губила.

– Ничего ты не понимаешь. Мы ведь ткачи будущего… Мы ведь создаем канву…

– Тихо! – перебил я Синичкину, услышав снаружи невнятные голоса.

По дороге поднимались люди. Они переговаривались, и мне удалось различить три или четыре голоса. Говорили по-русски, чисто говорили, за исключением одного, судя по акценту – таджика по национальности.

– Товарищ старший лейтенант, смотрите, следы какие-то появились! – вдруг воскликнул мягкий баритон Синичкина сделалась бледной.

– Странные какие-то следы, – проговорил, по-видимому, старший лейтенант. – Как будто кто-то полз или катился.

– И уполз куда-то вниз… – сказал первый голос.

– Спустись метров на десять, вон, под ту скалу, посмотри, – приказал второй голос и первый голос, клацнув затвором автомата, начал осторожно спускаться прямо к нашей пещере.

Синичкина побледнела еще круче; сомнамбулическим движением нащупав мешочек с алмазами, сунула в него руку и так застыла. Неподвижные ее глаза сверлили простиравшийся напротив Гиссарский хребет.

– Тут кто-то шел, – испуганно сказал первый голос, спустившись с дороги метров на пять, то есть на половину расстояния до нашей пещеры. – Даже не шел, а прыгал, как бы на цыпочках. Козел, наверно, горный.

– Наш гора много сумасшедший человек ходит, савсем дикий, – занервничал сверху третий голос, наверняка проводник из местных. – Бывший салдаты Али-Бабай много сумас ходил, теперь гора ходит, баран, человек ворует, девичка молодой тоже ворует. Мой жена Гюльчехра прошлый год украл. Хороший женщина был, красивый, весь зуба золотой. Я ее отец двадцать баран калым платил, деньга давал, а он украл.

– Врешь ты все! – занервничал первый голос. Солдат, которому он принадлежал, остановился метрах в двух от устья нашей пещеры. Еще два-три шага и он увидел бы меня, а потом и Синичкину.

– Почему врешь ты все? – обиделся проводник. – Там два метра вниз один дирка в камень этот болшой есть, там прошлый год всегда один человека с красный глаза сидит. В этот места давно человек не ходил, баран не гнал, этот человек всех пугал.

– Слушай, Вась, не ходи туда, ладно, а то описаешься, – разрешил лейтенант неспокойным голосом. – Брось гранату для профилактики и возвращайся.

Синичкина стала белой, даже глаза ее, теперь смотревшие на меня, казались заплывшими бельмами. А я, парализованный ими, не мог ничего делать. Лишь в мозгу в такт пульсу стучала мысль: "Если через секунду не крикнуть или не скатиться вниз, то смерть мою даже глупой не назовешь, разве что идиотской".

Но я не рванулся вниз и не закричал – всю пещеру и все пространство перед ней заполнил вязкий страх Синичкиной. И по нему, по этому страху летела брошенная по кривой граната.

4. Банда Чернова опасна. – Джек Кеннеди выбирает историю. – Северодвинск, Николашечка и старый оскал. – Почему Александр Македонский завоевал Персию и Согдиану.

Я видел, как летела граната, набитая моей смертью.

Кто такого не видел и представить себе не сможет, как медленно она летела на фоне альпийских лугов и скал Гиссарского хребта, летела, чуть вращаясь, так медленно, что я мог разглядеть не только насечки на ее корпусе, но и резкие царапины на зеленой защитной краске. Увидев эти царапины, я спросил себя: "А что собственно ты варежку разинул?" И погасил гранату ударом ладони сверху. Взорвалась она снаружи, сантиметров на двадцать-тридцать ниже уровня почвы пещеры и лишь несколько осколков ударило в своды над нами. Бравый солдат Вася в это время уже бежал к своим.

– А был там этот красноглазый, – поднявшись на дорогу, сказал он другому солдату. – Здоровый такой… Сейчас сидит, наверное, охая, а евойная баба Гюльчехра пинцетом из него осколки выковыривает. Ничего, сойдецкая баба. Светленькая и голубоглазая. Сходи, посмотришь?

Все засмеялись, а лейтенант хохотнул:

– А что вы делать будете, когда с Черновым и его ребятами столкнетесь? Памперсов-то я не захватил?

– Пока мы до штолен дойдем, их снайперы перестреляют, – ответил солдат Вася не вполне уверенно.

Постояв, перекуривая, еще минут пять, солдаты ушли к штольням.

* * *

– М-да, давно я так не боялся, – признался я Синичкиной, когда звуки их шагов растворились в шелесте реки. – Меня, значит, ищут. Меня и мою банду. Замечательно! В газеты попаду, пальцем будут показывать. Не хочешь погадать мне на будущее?

– Зачем? – спросила Синичкина. Черные ее глаза были пронзительными как никогда.

– Ну, хотелось бы знать, чем все это кончиться…

– Я знаю, чем все это кончится…

– Ну и чем же?

– Не скажу. Понимаешь, всегда существует несколько вариантов личного будущего. И когда человек узнает их, он, как правило, выбирает не самый лучший, как Распутин или Кеннеди, например.

– Джон Кеннеди? Ты ему гадала!!?

– Обижаешь, Женечка, мне двадцать пять с хвостиком всего. Мамочка моя ему гадала…

– Ну, ты даешь! Расскажи.

– А что рассказывать? Шебутной он был, этот Кеннеди. Больной весь с детства, но бабник. К нему в Белый дом даже родственники стеснялись ходить, ну, кроме брата Роберта, конечно, такой там треск стоял. Политик он был аховый, с гангстерами спутался – хотел с их помощью Кастро убрать, с Мэрилин Монро путался, с наркотиками, с секретаршами, с проститутками. Короче, очень его интересовало, как все это будет выглядеть в прессе и в сердцах налогоплательщиков после того, как он на заслуженный отдых уйдет. Ну, и нашел с помощью друга Фрэнка Синатры мою мамочку, тогда она в Штатах, в Голливуде, практиковала. Правда, первым пунктом на повестке встречи у него стоял другой вопрос – начинать из-за Кубы ядерную войну с Россией или нет? На этот вопрос мамочка и без алмазов ответила, все-таки полковником КГБ была, причем звание подполковника ей присвоил сам Лаврентий Берия за срыв германской ядерной программы. Именно она, а не выдуманный Штирлиц, эту программу в тупик завела…

– Шутишь! – удивился я. – Сколько же лет твоей матери в середине сороковых было? Лет десять?

– Под тридцать, а когда с Кеннеди встречалась – под пятьдесят. Меня она родила в шестьдесят.

– Шутишь! – вновь удивился я.

– Мы стареем поздно. Ты слушать будешь?

– Все, молчу, рассказывай дальше.

– В общем, после того, как Джек сходил приказать бомбовозы на базы вернуть, они…

– Они в Овальном кабинете любовью занялись…

– Да. Мамочка моя выглядела получше это глупышки Мэрилин, а Джекки[43]43
  Джекки – Жаклин Кеннеди.


[Закрыть] с детьми как раз на даче в Глен-Ору была, она всегда там от блудливого мужа пряталась. Кеннеди маме не понравился, он бронзовой болезнью страдал, и весь с ног до головы был в пигментных пятнах, да и спина у него здорово побаливала. Но галочку в биографии ей было приятно поставить.

Второй вопрос Джон Кеннеди задал, укрепившись во мнении сходить по второму разу. Нехилый такой вопросик: как сделать так, чтобы остаться в сердцах и памяти американцев если не великим, то весьма знаменитым президентом?

И развивил свой вопрос в интересующую его сторону: мол, если бы Авраама Линкольна не убили, то он, невзирая на свою бурную политическую деятельность, остался бы в памяти американцев рядовым президентом и вряд ли бы его портрет попал на весьма популярную в свое время однодолларовую купюру.

Ну, мамочка моя, естественно поняла его и стала ворожить: зажала алмазы в кулачке и приказала Джеку ее ударить. Кеннеди ударил (мамочка предупредила его, что по второму разу она мазохистка). Удар слабый получился, но мамочка в ударе была (Синичкина усмехнулась получившемуся каламбуру) и ее все равно озарило. И выдала она президенту (уже в постели) три варианта будущего.

Первый вариант реализовывался в случае безвременной смерти Мэрилин Монро. По этому варианту президентскую гонку 1964 года Кеннеди проигрывал Джорджу Ромни, принципиально честному губернатору штата Мичиган. Проигрывал из-за того, что в ходе выборов проливались на свет некоторые обстоятельства смерти Монро, а точнее обстоятельства сведения ее в гроб агентами, подосланными Робертом Кеннеди через подставных лиц. После этого проигрыша клан Кеннеди, как политическая сила, переставал существовать.

Второй вариант истории Джона Кеннеди реализовывался в случае провала попытки убийства Мэрилин Монро. По нему актриса доживала до девяноста пяти лет, а Джек не выдвигал свою кандидатуру на второй срок по причине резкого ухудшения его психического и физического здоровья. В результате этого ухудшения вместо него кандидатом от демократов избирался Роберт Кеннеди. Он легко переигрывал Барри Голдуотера и становился 36-м президентом США. В ходе выборов некоторые болтливые помощники Бобби[44]44
  Бобби – Роберт Кеннеди.


[Закрыть] утверждали бы, что их босс фактически избирается на второй срок, так как в предыдущие четыре года был главным советником и вдохновителем своего брата. То есть фактически руководил за него страной.

По третьему, самому трагическому варианту, Джона Кеннеди убивали в городе Даллесе на вершине политической славы, и его место в президентском кресле занимал Линдон Джонсон, его невзрачный вице-президент.

Последний вариант Джеку сразу понравился. Но когда мама ему сказала, что развитие его, в конечном счете, приведет сначала к убийству Роберта, а потом и к политической смерти Эдварда Кеннеди, он помрачнел. Но через год поехал во враждебный Даллес. Невзирая на то, что руководители компетентных органов настоятельно советовали ему не делать этого.

– Дела… – только и смог я сказать. – А кто его убил? Случайно не братишка? С помощью кубинских эммигрантов?

– Много будешь знать – скоро состаришься.

– Хм… Послушай, а ты говорила, что только невольница может оперировать с алмазами. А кому твоя мать принадлежала?

– Был у нее любовник, резидент нашей внешней разведки. Все нервы на нее выплескивал.

– А… Понятно, – закивал я. – А почему ты тогда разделась пред ворожбой? Ну, тогда, в канаве?

– Понимаешь, мама мне говорила, что перед каждым сеансом на ворожею что-то нападает… Сама она хихикать обычно начинала или еще что-нибудь. Однажды, например, трехлитровую банку огурцов съела… Наверное, в голове перед этим что-то происходит…

– Наверное… А как алмазы к сумасшедшему физику попали?

Синичкина не ответила – в стороне Шахмансая раздались одиночные выстрелы из снайперских винтовок, а потом и шелест автоматных очередей.

– Что у них там случилось? – удивился я. – Никак Али-Бабай с Баклажаном восстали из мертвых?

– Да нет… – покачала головой Синичкина. – Ты же слышал, что солдаты с разных сторон к Шахмансаю выдвигались. Вот и наткнулись, наверное, друг на друга. После рассказов проводника, солдатам точно повсюду мертвые с косами чудились.

– Наверное. А что после смерти Джона Кеннеди было?

– После смерти Джона Кеннеди мою мамочку отозвали из Штатов, ну помнишь, там еще скандал начался с Ли Харви Освальдом, якобы агентом КГБ. Отозвали и отправили в отставку с проживанием в закрытом городе Северодвинске. И она, став свободным человеком, потеряла все свои способности. А нового хозяина найти у нее не получилось. Да, видимо, и большого желания не было – высохла от жизни. В 75-ом я родилась от одного отставного корабельного механика, это он меня морские узлы вязать научил. Мне было пять с половиной, когда он, золотые руки, погиб… Замерз на улице. Они с мамой пили очень сильно. До шести лет я ничего не знала об алмазах, а когда узнала…

– То стала рабыней матери…

– Да… Терпела побои, стирала, убирала, готовила, как могла, мыла ей ноги. Когда исполнилось семь лет, я первый раз гадала на свое ближайшее будущее – мама торопилась, старела очень быстро. В тот день она с утра напилась, потом сунула алмазы мне в ладошку и стала бить. Мне привиделось что-то неприятное, нехорошее, но я ничего не поняла тогда. А на следующий день мама что-то украла на улице – выпить очень хотелось – и ее избили до полусмерти. Умерла она через неделю, в больнице, 1-го сентября как раз было. Всю эту неделю соседка за мной смотрела, Марья Ивановна, у нее старший сын был капитаном-подводником, а младший – олигофреном. С ним Марья Ивановна и приходила ко мне. И со мной его оставляла. Он странный такой был, Николашенька, третий десяток ему шел, а как годовалый выглядел. Улыбался, слюни пускал, пальцем на меня показывал…

Я боялась его страшно. Ты представь – тебе семь лет, а двадцатипятилетний мужик, радостно улыбаясь, зайчика плюшевого тебе в руки сует. Он еще целоваться любил. И потому я, как мы вдвоем оставались, в пенал кухонный пряталась, сидела там часами на перловке с горохом, голова на банке с подсолнечным маслом. Он меня искал, все время искал, но не находил, потому что только по комнатам искал, даже за двери не заглядывал. Но однажды он искать меня перестал, я даже испугалась. Тихо так стало без лепета детского. Я не выдержала, вылезла из пенала, смотрю – а он, оказывается, алмазы нашел. В коробке с нитками, которая в выдвижном ящичке швейной машины хранилась. Сидел над ними, на ковре разложенными, и смотрел, совсем, как здоровый. Когда дверь за Марьей Ивановной хлопнула, схватил камешки и за щеки по две штуки сунул. Я, конечно, виду не подала – представляешь, что было бы, если бы Марья Ивановна алмазы увидела?

– Представляю. Отняла бы и на рынок понесла.

– Или в комиссионку. А на следующий день ни она, ни Николашенька, ко мне не пришли. Зато пришла ласковая тетенька из милиции и в детский дом меня отвела… Только через год я смогла в квартиру свою прибежать, но там уже чужие люди жили, и в нашей квартире, и в квартире Марии Ивановны.

Пришлось мне жить без алмазов. А они такие: раз увидишь – все, калека! В классе восьмом свободы больше стало, и принялась я камни искать – в городской библиотеке все газеты с 81-го года просмотрела – ничего, никаких статей, о том, что розовые алмазы найдены или вообще известны. И поняла, что они у Николашеньки за щеками и остались, и до сих пор, может быть, там лежат. И стала узнавать, куда они переехали, но кто тринадцатилетней девочке скажет? Я ведь и фамилии Марьи Ивановны не знала.

Побегав и вдоволь на жестяные морды чиновников понатыкавшись, я по другому пути пошла – принялась вспоминать, что мне в моем первом и последнем гадании привиделось. Вспомнила только слова – "старый" "оскал", "комсомолец" и две цифры – 10 и 6. Они ничего мне не сказали, и я решила просто так жить, как люди обычные живут. В 92-ом году школу кончила и в московский строительный институт – МИСИС – поступила. И, представляешь, в 93-ом году, уезжала на юг с Курского вокзала и на перроне увидела поезд, на вагонах которого были таблички "Москва – Старый Оскол". И сразу вспомнила свое гадание!

– И вместо своего поезда села в старооскольский.

– Да. Приехав в Старый Оскол, побежала на улицу Комсомольскую, нашла дом номер десять, а в этом доме – квартиру номер шесть. На двери, под табличкой с цифрой 6, висела прикнопленная бумажка с надписью: По поводу сдачи квартиры внаем звоните 22-78-23 с 18 до 21. Спросить Валентину Владимировну.

Я позвонила и Валентина Владимировна, милая такая старушонка, согласилась сдать мне свою двухкомнатную квартиру за 80 рублей в месяц. И я стала жить в этой квартире и чего-то ждать.

– И в скором времени Сом нарисовался.

– Да. Как только я его личико загорелое увидела, так сразу поняла, что ниточка к алмазам ко мне явилась. К этому времени квартиру я выкупила – заработала денег в брокерской фирме – и одну комнату ему сдала. Он пил много, и многие вещи понимал проще, чем трезвые люди. Я что к чему ему объяснила, и он мне тем же вечером признался, что один алмаз у него. Признался и купил потом, то есть я продала себя в рабыни за алмаз. Сом как ты не ломался. С юмором был и сразу взял. Попробовала я ворожить с одним алмазом, но ничего путного не получилось. Одни результаты футбольных матчей могла угадывать и то с грехом пополам. И я начала Сома уговаривать похитить с Поварской и остальные алмазы, но он сказал, что, во-первых, это дохлое дело, а во-вторых, что он, Сом Никитин знает место, где таких алмазов вагон и маленькая тележка…

– Послушай, – удивился я, – а что, ты сама не знала где эта долбанная трубка находится?

– Мама мне говорила, что розовые алмазы были найдены в горах Средней Азии. В Ягнобской долине. А где конкретно – нет. Да это и не нужно было – имея на руках алмазы, хотя бы четыре, всегда можно было точно узнать, где находится их родина…

– Еще один вопрос. Кто занимался добычей этих алмазов? Короче, кто выкопал тот счастливый для нас с тобой кумархский древняк? Как я понял, ты знала о его существовании…

– Да, знала…

– Расскажи, у нас полно времени до вечера.

– Ну, слушай. Это случилось в 328 году до нашей эры во время похода Александра Македонского в Бактрию и Согдиану. Весь этот поход задумала и фактически осуществила Ариана, рабыня Александра…

– Я много читал о Македонском и знаю, что он частенько прибегал к гаданиям, но никаких упоминаний об Ариане не встречал.

– Она работала на Македонского с условием, что об ее способностях никто не узнает. Сопровождала его в обозе, имена часто меняла…

– А на кой ей этот персидский поход понадобился?

– Дело в том, что после ухода арийских племен горы вокруг Кумарха опустели, и не было никакой опасности, что кто-нибудь найдет алмазы или саму кимберлитовую трубку. Но три тысячелетия спустя Ягнобская долина начала вновь заселятся. И мои предшественницы стали опасаться, что когда-нибудь алмазы будут найдены и найдены в большом количестве…

– И тогда у вас могли бы появятся конкуренты?

– Да, если бы алмазы попали в руки мелких авантюристов. А если бы камни попали в руки ученых, которых и в те времена было достаточно? И они изготовили бы сотни простых в употреблении машин, предсказывающих будущее? Тебе это кажется фантастикой? Конечно, кажется. А человеку, который живет гаданием, эта фантастика как дамоклов меч. Да и представь, что случилось бы с миром, если люди дорвались бы до таких машин? Представь хотя бы предвыборную гонку в Штатах. У Кеннеди три варианта, у Ромни – два, у Никсона – четыре, у той же Мэрилин Монро – двенадцать.

– Представляю… Как Мэрилин, перед тем как лечь с Кеннеди крутит свою машинку, а тот – свою.

– Бедлам из жизни бы получился… – проговорила Анастасия, кинув глаза к падающему с небес огарку сигнальной ракеты.

– И чтобы весь этот бедлам не состоялся, Ариана решила сгонять к кимберлитовой трубке в свите из войск Александра Македонского?

– Да. Прости уж женщине маленькую слабость…

– И что было дальше? – поинтересовался я, прислушиваясь к тарахтению, доносящемуся с вертолетной площадки.

– Пока Александр гонялся за партизанами Спитамена и развлекался с Роксаной, Ариана ушла в горы с небольшим отрядом, нашла трубку и принялась с помощью рабочих ее потрошить и выпотрошила до окварцованной ее части. Человек он она была не очень творческий (творческий, наверное, не поперся за тридевять земель, а придумал бы что-нибудь, не высовывая носа из Дельф), и потому не стала соображать, что можно сделать с 53-мя найденными розовыми алмазами, а попросту побросала их в костер, памятуя, что если нет алмазов, то нет и проблем.

– А с кимберлитами что она сделала? Ведь не было никаких развалов вокруг древняка?

– Голубую породу, как вынутую, так и находившуюся в почве ниже трубки, Ариана приказала в кострах пережечь…

– Понятно… А рудокопы и солдаты, их охранявшие? Что с ними сталось?

– Угадай с трех раз, – темно улыбнулась Синичкина.

– Солдаты убили рудокопов, засыпали шурф, прикрыли сверху дерном, а ночью скончались в страшных муках?

– Примерно так… Правда, по дороге в ставку Александра Ариана влюбилась в одного согдийца и много месяцев оставалась у него в кишлаке. Македонский из-за этого романа лишний год проторчал в Согдиане. И в Индию ушел лишь только после того, как Ариану нашел и привел в кандалах поисковый отряд, специально посланный за ней на Ягноб.

– Послушай, – спросил я, вспомнив первый найденный нами алмаз (ну, тот, который Сом Никитин замазал пластилином), – а когда в 72-м на Кумархе начались горные работы и наши славные геологи могли очень даже запросто нарваться на трубку, у твоей мамочки ничего не чесалось?

– Я же тебе говорил, что, во-первых, свободной она стала, во вторых, пить начала и многое ей стало до лампочки. Но про то, что на Кумархе разведка началась, она, наверное, знала, как и то, что месторождение будет признано непромышленным. Короче, она была в курсе, что при ее жизни до трубки никто не доберется.

– А муха? – вдруг вспомнил я, то, о чем хотел спросить в первую очередь. – Ты мне уже час рассказываешь, а о ней не сказала? Как она в алмазе появилась?

– Ты, наверное, насочинял, – усмехнулась Синичкина. – Представляю твои фантазии… Муху вправил в алмаз швейцарский ювелир, лучший ювелир западного мира, вправил в подвале под гаражом, куда его посадила солнцевская братва, посадила, чтобы он выполнил сумасбродный заказ очередной возлюбленной их пахана.

– Что-то такое было, – улыбнулся я.

– Швейцарский ювелир, действительно, приложил руку к этому алмазу. Но, в общем, все было гораздо проще. В жизни все всегда проще, чем в догадках и измышлениях.

– Это точно…

– О том, как муха попала в алмаз, мама рассказала в день моего первого гадания. Дело было так. Однажды утром она поцапалась с папой, который не оставил ей похмелиться…

– Совсем, как Баламут! – хмыкнул я. – Не было случая, чтобы он похмелился вторым по счету и очень редко, чтобы второму что-нибудь оставалось. Ну и что было дальше?

– После обычного обмена "любезностями" мама назвала его законченным алкоголиком, тварью, слизняком, плебеем, ни на что не способным человечишкой и прочее, прочее, прочее. Отец ее поколотил, и больную маму понесло – униженная, она стала хвастаться, что она – великий человек, когда-то определявший судьбы планеты, что она в свое время была знакома с Шелленбергом, сенатором Маккарти, Джоном Кеннеди, Фрэнком Синатрой и с некоторыми из них была близка физически. Отец оскорбился и ушел из дома. Вечером мама обнаружила, что одного алмаза нет, побежала в город и нашла папу в ближайшем гадюшнике. Он заговорил ей зубы, потом напоил и исчез… Появился через три недели, обросший, усталый, сунул маме камень в руку и спать завалился. Плюнув в его сторону, мама взглянула на алмаз, увидела муху и расцвела от счастья. Поняла, что папа самоутверждался ради нее…

– Ты хочешь сказать, что именно твой папаня муху в алмаз упаковал?

– Не упаковал, а нарисовал, с помощью своего знакомого художника. Папа вообще любил ручной труд. В дальних походах сидел в своей каюте и выдумывал всякие электронные механизмы. Мама мне объясняла, как он муху рисовал, но я только в институте кое-что поняла. Дело в том, что розовый цвет этим алмазам придает примесь, кажется, высоковалентных ионов марганца, – точно уже не помню, – а если понизить их валентность, то есть окислить или присоединить к ним электроны, то они становятся черными или коричневыми. И отец, желая доказать матери, что он кое-чего стоит, придумал такую машинку, из обычного теодолита сделал. Эта машинка, точечным окислителем он ее называл, окисляла ионы марганца в строго определенной точке алмазного кристалла. А его друг, спившийся художник-анималист, муху нарисовал. Вот и весь секрет… Русскому человеку, что блоху подковать, что муху в алмаз посадить – все едино, лишь бы в глазах не двоилось.

– Невероятно…

– Что тут невероятного? Ты что, ее не видел?

– Видел… – проговорил я, вспоминая свой разговор с мухой, нарисованной мухой.

– Эти алмазы с человеком все, что угодно могут сделать. Они ум будоражат, усиливают его, толкают на что-то неизведанное. Человек, покоренный розовым алмазом, не может быть обывателем, не может быть, как все. Он становится заметным… Тот художник, муху нарисовал и умер через несколько месяцев. Потом, будучи уже взрослой, я в газете на его фамилию наткнулась. Оказывается, он перед смертью написал несколько десятков картин, которым нет цены. Все они сейчас на Западе, в лучших галереях…

– Алмазы тут могут быть и не причем. Я, вот, с ними достаточно пообщался, а ничего за душой, кроме усталости не чувствую. Кучкин тоже, как был человеком, так и остался. Веретенников, правда, с ума съехал, но тоже вполне по-человечески.

– Подожди еще… – усмехнулась Анастасия. – Может быть, у тебя все еще впереди.

– Послушай, ты говорила, что швейцарский ювелир прикладывал руку к этому алмазу…

– Прикладывал, но ста пятьюдесятью годами раньше. Он по просьбе Ансельмы приполировал алмаз. И через день погиб при странных обстоятельствах…

– Шлепнула что ли его Ансельма?

– Милый, это очень длинная история, начавшаяся незадолго до "странной" смерти Александра I. В ней замешаны Николай I, Бисмарк и другие коронованные и некоронованные особы. Если я начну ее рассказывать, то дня мне не хватит.

И, поправив волосы, принялась строить мне глазки.

– Последний вопрос, – сказал я, поняв, что меня ожидают весьма приятные полчаса. – Насколько я понял, ты можешь гипнотизировать?