Текст книги "Мужья и любовники"

– Ну, это дело поправимое, – сказал он и решил доказать это тут же, в такси. Странно, о том, какое наслаждение приносит секс, написаны целые книги, а целоваться мужчины разучились. Но не Джордж Курас.

Наконец, Джейд удалось его оттолкнуть. Задыхаясь, не в силах собраться с мыслями, она вылезла из такси и нырнула в спасительную тишину дома. Только-только она начала приходить в себя, только-только жизнь вошла в ровную колею. И меньше всего ей сейчас хотелось заводить роман с Джорджем. И в Нантаккет с ним она тоже ехать вовсе не собирается. Оставаться друзьями – пожалуйста. Джордж ведь не такой, как Дэн, Марти или даже Питер. Джорджа на поводке не удержишь. И чувство свое к Джорджу тоже не удержишь. Для женщин Джордж – источник повышенной опасности, точь-в-точь как ее отец. К тому же он все еще не может забыть свою жену, а уж о сыне и говорить нечего. Словом, только сойдись с Джорджем, и беды не оберешься, – а это ей нужно меньше всего. Она и так едва справилась со своими бедами и проблемами.

Глава III

Мэри Лу Таблер – чистый алмаз. В форме груши. Плечей у нее не было вообще, груди отвисли, как гамак, а зад, сказали бы у нее дома, в Миссури, как у лошади за пятьдесят долларов. Копна выкрашенных хною волос завита перманентом, с шеи на шнурке свисают очки, а вся косметика – пятно малиновой помады да черная туш для ресниц. Одевалась она явно вызывающе: мне, мол, на моду наплевать, и Джейд знала, что такая манера производит впечатление на старых клиентов. Говорила Мэри Лу, как это принято в Нью-Йорке – с пулеметной скоростью, но с сильным южным акцентом, свободно перемежая речь словами на идиш. В аристократической обстановке ресторана «Ле Гренуй», где целуют руки и висит густой запах дорогих духов, Мэри Лу выглядела явно чужой.

– Вид у тебя потрясающий! – Одним взглядом Мэри Лу оценила свитер от Перри Эллиса, юбку от Рашели, браслеты из слоновой кости чуть не до плечей. Что бы там ни было, одевалась Джейд всегда самым изысканным образом. Она покупала выставочные образцы, отыскивала на развалах военно-морское обмундирование, в Ист-Виллидж доставала всякие забавные вещицы, и, соединяя все это вместе, формировала то, что называется индивидуальным стилем. – Как это тебе удалось?

– Главным образом, благодаря разводу, – с этими словами Джейд устроилась на банкетке рядом с Мэри Лу. Она и не думала, что так рада будет встретить свою прежнюю начальницу.

– Молодчина! – Мэри Лу чувствительно хлопнула Джейд по спине. После собственного развода Мэри Лу решила, что лучшие свойства женщины выявляются вовсе не в замужестве. Заказав особым образом приготовленного окуня – Мэри Лу всегда любила хорошо поесть, – она вновь повернулась к Джейд.

– Итак, ты ищешь работу. Джейд кивнула.

– Ну так у меня есть для тебя работа, – объявила Мэри Лу и в своей обычной ужасающей манере подходить к делу издали вернулась к столь памятному для Джейд 1976 году.

Переходный для Джейд, этот год и в мире моды был переходным. Безумное увлечение макси-юбками в начале семидесятых на протяжении двух последующих лет постепенно сошло на нет, и к середине десятилетия все пришло в норму. В моду вошли классические крепдешиновые и добротные шерстяные юбки – консервативный стиль соответствовал консервативным умонастроениям. Мало кто слышал о Перри Эллисе; еще в середине шестидесятых Норма Камали превратила скромную лавку на втором этаже кирпичного здания на Мэдисон-авеню в модный сверхсовременный магазин; но теперь сюда заглядывали только редкие любители экстравагантных одеяний; потертые джинсы, потники, японские кимоно – всему этому только предстояло еще войти в моду. А сейчас вкусы колебались между строгими платьями в стиле Келвин-Холстон и просторными кожаными куртками от Клода Монтаны – эти последние несколько напоминали нацистскую униформу. Высшим шиком считался «стиль Энни Холл» – шизофреническая амальгама разнообразных деталей гардероба, извлеченных с чердака или обнаруженных в платяном шкафу у любовника: такого рода стиль точно отвечал духу времени.

– О настоящей моде все забыли, – говорила Мэри Лу, поедая вареного окуня, – и именно в этом забвении обнаружились неожиданные возможности. Помнишь Стива Хирша? – Джейд вновь кивнула. Стив был сыном Айры Хирша, президента фирмы по производству плащей, с которым Джейд приходилось часто иметь дело, когда она работала закупщиком одежды. Стив Хирш, забавный миловидный толстячок еврейского происхождения, разрабатывал фасоны платьев массового пошива; при этом он вел себя как наследный принц. В то же время Стив не был просто карикатурным человечком – он обладал незаурядным даром дизайнера. Когда Джейд появлялась в мастерской у Айры, Стив, знавший, что она хочет стать оформителем, показывал ей, бывало, свои образцы. Он всегда клялся, что ноги его не будет на Седьмой авеню – этом кладбище талантов. Он мечтал стать Художником и произносил это слово так, что Джейд угадывала большую букву. Со страхом и гордостью Стив признавался ей, что его весьма практичного отца эти мечты приводят в отчаяние.

– Теперь его зовут Стефаном Хичкоком.

– Ну и что? – Джейд слегка пожала плечами, бессознательно подражая манере Мэри Лу (хоть у Джейд был собственный стиль, она всегда считала, что настоящий эксперт по этой части – Мэри Лу). – Стефан Хичкок? Никогда не слышала.

Стив был педиком. Но и девочек не избегал. И всегда ему сопутствовал успех. Работая на предприятии отца, Стив разработал модель дешевого нейлонового плаща яркой расцветки. Отец наладил производство, и плащи под названием «Рейн дроп» ходко шли по двадцать долларов за штуку. Но Стива это мало волновало. Любому, кто готов был его выслушать, он говорил, что станет Художником. А «Рейн дроп.» – это просто счастливый лотерейный билет.

С ноября 1973 года по март 1975-го продолжалась депрессия, сопоставимая только со спадом 1929–1933 годов. Все продавалось, но никто ничего не покупал. Розничные торговцы всегда жаловались, что дела идут неважно, но на сей раз они не преувеличивали. Тем не менее 1 апреля 1975 года Стефан Хичкок появился у Мэри Лу, сияя, как блин на сковородке. На плече у него висела пластиковая сумка для одежды.

– Посмотрите, может, это вам понравится, – сказал он, расстегивая «молнию» на сумке.

На свет появилось вечернее платье, и вид его заставил Мэри Лу вспомнить, почему она в свое время решила стать закупщиком одежды. Сшито было платье из плотного светлого сатина, у него были длинные рукава и слегка приподнятые плечи. Скроенное по косой линии, оно тесно облегало фигуру, подчеркивая форму груди, талии и бедер. Спереди, по диагонали от левого плеча к правому бедру платье пересекало крупное павлинье перо, покрытое голубыми блестками и переливающееся целой гаммой цветов – золотистым, изумрудным, черным, Платье было выполнено в стиле тридцатых годов, такие носили во времена Кола Портера, когда в моде были лисьи манто и белый сатин. До совершенства довела некогда сходный образец Кэрол Ломбард.

– Потрясающе! – воскликнула Мэри Лу. – Три можете сделать?

– Разумеется, – Стив мог – и сделал.

– Платье пошло в розницу за тысячу сто долларов, – сказала Мэри Лу, продолжая свой рассказ. – В этот день, когда мы дали в «Нью-Йорк таймс» первое рекламное объявление, были проданы все три. Клиенты звонили из Чикаго и Далласа. Женщины буквально помешались на этом платье.

– Фантастика, – уж Джейд-то хорошо понимала, что платья за тысячу сто долларов не должны бы разлетаться за день.

– Дальше – больше, – сказала Мэри Лу. – На обложке «Уименс веар дэйли» появилась фотография дочери богача – торговца недвижимостью в платье с пером. Неожиданно выяснилось, что всем нужна продукция Стефана Хичкока. Его следующей работой стал темный жатый сатин – платье с серебряным бисером по обоим бокам, от подмышки до пят.

– Такого я еще никогда не видела, – продолжала Мэри Лу. – В нем даже я выглядела бы стройной. Я заказала три экземпляра, и их немедленно купили. – Рассказывая, Мэри Лу не забывала об окуне. За ним, чтобы не похудеть, – пирог с фруктами.

– Словом, Стив, – завершила свой рассказ Мэри Лу, – стал гвоздем сезона.

– Одного не пойму, – сказала Джейд. – Отчего я никогда о нем не слыхала? Если это такой замечательный талант, почему же он не добился успеха?

– А он добился успеха, – сказала Мэри Лу. – Такого успеха, что почти обанкротился.

Пока Стив продавал три платья там, три платья тут, ему хватало одного помощника и нескольких закройщиков. Но теперь, когда Мэри Лу заказала восемь и выставила их в витрине, интерес начали проявлять и другие магазины. Заказы пошли со всех концов страны. Неожиданно Стиву понадобились десятки метров ткани, огромное количество разного рода аксессуаров; теперь приходилось гнать работу к сроку и следить за поступлением денег. Художнику пришлось становиться коммерсантом. Художник внезапно оказался на территории бизнеса. И, сам того не подозревая, он совершил классическую ошибку: начал запаздывать повсюду и во всем. Наверное, этого можно было избежать, но ведь Стив всегда считал себя художником и потому никогда не интересовался финансовой стороной отцовского дела. Он вложил в производство полторы тысячи – все свои накопления, – но это было ничтожно мало. Он задолжал ткацким и пуговичным фабрикам, закройщики, работавшие по контракту, отказывались даже прикасаться к иголке с нитками, пока им не выплатят зарплату, а владелец фуры, которому он тоже задолжал, грозился перебить ему ноги, если Стив не рассчитается.

– Я договорилась с магазином, в воскресном выпуске «Таймса» должна быть реклама, а он говорит, что не поспевает, – Мэри Лу кипела от возмущения. Она не привыкла к тому, что ее загоняют в угол, и вовсе не собиралась оказываться в дерьме из-за Стефана Хичкока. – Так и убила бы подлеца!

– Отчего он не одолжил денег у отца?

– Он, видите ли, хочет со всем справиться сам, – сказала она, явно передразнивая Стива. – К папочке обращаться не желает.

Джейд кивнула; на сей раз она была не согласна с Мэри Лу. Вот если бы Барри хоть чуть-чуть походил на Стива.

– А я тут при чем, зачем ты все это мне рассказываешь? – неожиданно спросила Джейд.

– Потому что ты можешь вытащить его. Его – и меня! – ответила Мэри Лу.

– И что же я буду с этого иметь? – с интересом спросила Джейд.

– Работу, – небрежно бросила Мэри Лу.

– Работу? – воскликнула Джейд. – Ничего себе работа. Ты ведь только что сказала, что ему нечем оплачивать счета. Так чем же он будет платить мне?

– Деньгами, которые заработает, когда мы продадим эти чертовы платья. Но сначала ты должна сделать так, чтобы этот недоносок вовремя их закончил, – сказала Мэри Лу, доедая шоколадные трюфели, которые здесь всегда держали для нее. – Серьезно, Джейд. У Стива есть все – кроме партнера. И я думаю, что ты – как раз то, что нужно.

Из ресторана Джейд отправилась прямо на Сорок вторую, в публичную библиотеку. Она провела там несколько часов, листая подшивки «Уименс веар дэйли» и «Таймса». Ей попалась фотография дочери торговца недвижимостью – та самая, в платье с пером. Ей попался эскиз черного платья с серебряным бисером – он иллюстрировал статью об открытии выставки Дианы Вриленд в «Метрополитене». Она заказала «Вог» и наткнулась там на упоминание о Стефане Хичкоке. Мэри Лу оказалась права: у Стива есть все. Как там дальше получится – будет она собирать черепки, не будет, – но о встрече со Стивом Джейд уговорилась. Терять ей, в конце концов, было нечего.

Шоу-бизнес это действительно бизнес, особенно если речь идет о моде. Есть Седьмая авеню, где правят звезды, и большие салоны, где расположены демонстрационные залы Билли Бласса, Ральфа Лаурена и Келвина Кляйна. Есть в районе Тридцатых целые скопления мансард и демонстрационных помещений – здесь располагаются модельеры рангом пониже. Есть Сохо и Трибека – территория дизайнеров-авангардистов. И есть, наконец, мастерская Стефана Хичкока – в старой типографии на Девятнадцатой улице, между Пятой и Шестой, как раз посредине пустоты.

Назавтра, ранним утром, Джейд нажала на кнопку звонка и стала ждать ответа.

Его, однако, не последовало. Она подождала еще немного, затем снова позвонила. Опять молчание. Джейд готова была уже повернуться и уйти, как услышала скрип открывающегося окна.

– Джейд Маллен? – окликнули ее сверху. Джейд подняла взгляд. Это был Стив. – Заходите. Придется пешком. Лифт не работает.

Нащупывая ступеньки в полной темноте, Джейд одолела четыре пролета.

– Мерзавцы! – воскликнул Стив, открывая дверь. Она сощурилась, ослепленная ярким утренним солнцем, заливавшим мастерскую. Худощавый и подобранный, в шортах цвета хаки, спортивной фуфайке от Лакоста и кроссовках на толстой подошве, Стив сильно изменился с тех пор, как она видела его в последний раз; теперь он совершенно не походил на пухлого и симпатичного сынка хозяина и завсегдатая баров, где собираются педики. Он явно как следует взялся за себя, но сейчас был так подавлен, что даже не уделил Джейд должного внимания. – Вырубили свет.

– Говорят, следует оплачивать счета, – заметила Джейд, окидывая взглядом комнату: швейные машины молчали, настенные электрические часы не шли, повсюду валялись груды наполовину скроенной одежды.

– Да что же, я разве не знаю, – сказал Стив, словно Джейд была во всем виновата. – Были бы деньги, заплатил.

– У вас неприятности, Стив, – строго сказала Джейд. – Криком делу не поможешь.

– Да, но так хоть чувствуешь себя получше.

– О себе я этого сказать не могу, – заметила Джейд. – Меня прислала сюда Мэри Лу – выручать вас.

– Ну и как? – вызывающе спросил Стив.

– Посмотрим.

Первым делом Джейд сняла со счета двести долларов и заплатила за свет. Включили его немедленно, в тот же день.

– Нет слов! – заявил Стив и тут же успокоился. Мэри Лу говорила, что лучше Джейд ему никого не найти. Стив отнесся к этим словам с недоверием, но дела у него действительно складывались паршиво, – так почему не попробовать? Он помнил Джейд по тем временам, когда она была помощницей у Мэри Лу – ничего, трудяга, только уж больно незаметная, мышонок какой-то. Но увидев ее перед своим домом, он, даже несмотря на всю эту историю со светом, которая полностью выбила его из колеи, пришел в некоторое замешательство. На ней был бирюзового цвета сатиновый жакет с поднятыми до локтя рукавами, спортивные брюки оливкового цвета заправлены в красные ковбойские ботинки. Очки в алой оправе подняты на лоб; Стиву показалось, что он в жизни не видел более привлекательной женщины. Как и другие, Стив не замечал того, что Джейд и хотела оставить незамеченным.

– Глазам не верю!

– Я тоже, – саркастически заметила Джейд. Платить за свет она шла, уже решившись взяться за дело. Но сейчас, вернувшись в мастерскую, она заколебалась: во что ввязывается? Стив – это примадонна, это человек, считающий себя Художником. Его так называемое дело в кошмарном состоянии. Так стоит ли ради Стива Хирша, спрашивала она себя вновь и вновь, жертвовать свободой? Он, казалось, прочитал ее мысли.

– Вообще-то я в большом порядке, – сказал он серьезно и неожиданно деловито. Он кивнул на доску с вырезками из газет и плетеную корзинку, заваленную бланками заказов. – Только на платья с бисером заказов не менее дюжины. Оптом – по шестьсот долларов. Итого – больше семи тысяч.

– Только если они будут готовы, – так же серьезно сказала Джейд. – Мэри Лу купила место для рекламы и заказала витрину. Она совершенно вышла из себя, когда вы сказали, что не успеваете. Стив, дизайнеры не могут позволить себе упускать такой шанс. Иначе им конец.

– Так что же делать? – Стив неожиданно снова ощетинился. Он принялся теребить звезду Давида, которую все еще носил, хотя собирался креститься. – Денег-то у меня нет. Некоторые магазины должны мне за последнюю партию, но не платят. Как же мне работать?

– Кроите сами, если иначе не получается, – сказала Джейд.

Стив посмотрел на нее, как на безумную, но получилось, в конце концов, именно так, или почти так. Выкройка была уже сделана, платья сметаны. Оставался бисер – филигранная работа и фирменный знак Стефана Хичкока. Джейд, Стив и две латиноамериканки, которым заплатили из аванса, полученного от Мэри Лу, сидели в течение двух недель каждый день до четырех утра.

– Так ведь недолго и ослепнуть, – жаловался Стив.

– Может быть, – сказала Джейд. – Но иначе – крах.

Стив продолжал работу.

– Ты заплатила из собственных? – недоверчиво спросил Джордж, когда она рассказала ему всю историю. Джейд всегда выкидывала весьма экстравагантные штучки. Энергии ее хватило бы на целое производство, а изобретательностью она бы могла поспорить с «одноруким бандитом». С ней никогда не было скучно.

– А почему бы и нет? Да, Стив на мели, но отец его владеет половиной Флориды. К тому же он талантлив. Его ожидает большой успех.

– И ты собираешься помогать ему?

Джейд кивнула:

– Да. Думаю, мы со Стивом заработаем кучу денег.

– А Стив что думает?

– Он говорит, что деньги его не слишком интересуют.

– Ох уж эти дети богатых родителей! – воскликнул Джордж, вспомнив презрительное отношение Ины к деньгам. Он сменил тему. – Ты свободна в ближайшие выходные?

– Да, свободна, по нет, не поеду, – сказала Джейд, посылая ему самую ослепительную из своих улыбок. Она заранее знала, каков будет следующий вопрос.

– Ты хочешь сказать, что не поедешь со мной в Нантаккет?

– Вот именно.

– Я не отступлюсь, – пообещал он.

– А я буду стоять на своем, – пообещала она.

Возникшая напряженность была ощутима почти физически, прямо потрескивание слышалось. Джейд не могла не признаться себе, что испытывает необычайное возбуждение, а Джордж терпеливо переносил свое нетерпение. Он знал, что от игр такого рода еще никто не умирал, но выглядеть все это начинало достаточно смешно.

Глава IV

Насколько Джордж помнил, больше всего он всегда любил любовь. В пятидесятые, когда другие ребята взахлеб говорили о машинах, Джордж говорил о девушках.

В шестидесятые, когда всех интересовала политика, Джорджа интересовала любовь. Другие думали о том, чтобы просто переспать с кем-нибудь, Джордж мечтал влюбиться. Он был гением любви, как любовник он был художником. Любовь обнаруживала все лучшее в нем.

Он посылал Джейд цветы – белую сирень от Маддерлейка, владельца цветочного магазина на Мэдисон-авеню, который, по его мнению, составлял лучшие букеты в городе; он посылал трюфели в шампанском высшего качества – от Тойшера. Как-то раз он отправил ей красивый, ручной работы, старинный лакированный ящик из галереи японского народного искусства в Сохо; в нем можно было держать французские, английские, итальянские модные журналы, которые Джейд покупала в великом множестве.

– Мне надо, чтобы ты влюбилась в меня, – говорил он, шокируя ее своей прямотой. Голос звучал с обволакивающей вкрадчивостью, янтарные глаза ласкали ее. «Откуда у тебя янтарные глаза? – спросила она как-то. Я считала, что у всех греков карие». – «Но только не у тех, что из Северной Греции», – пояснил он. Не у греков из Салоник, откуда его семья. И где живут самые красивые в Греции девушки – и мужчины тоже.

– Я же говорила тебе, – твердо заявила Джейд, – я совершенно не собираюсь вновь влюбляться. Будь это ты или кто-нибудь другой.

– Но у нас с тобой все будет по-другому, – настаивал он. – Мы составим отличную пару.

Она не верила этому. После развода она больше не верила, что может с кем-нибудь составить хорошую пару. Она хотела только одного – спокойной, размеренной жизни. Пусть все идет своим заведенным чередом. Она совершенно не хотела влюбляться, переживать, пускаться во все тяжкие разочарования. Она знала, что такое любовь. Любовь означала боль, разочарование, горькое предательство. Стоит только влюбиться, и она снова станет беззащитна, а это слишком большой риск. Поэтому ей и нравился Дэн – он не представлял никакой опасности; или Марти – он никогда ни на чем не настаивал. Или Питер – он слишком много времени тратил на рекламные поездки с профессиональными спортсменами, чтобы представлять какую-нибудь угрозу. И именно поэтому она хотела держаться подальше от Джорджа. Он никого не пытался обмануть всякими хитрыми подходами, не тратил времени на вздохи. Он был без ума от нее, он полностью потерял голову – и совершенно этого не скрывал.

– Я просто не могу без тебя, – говорил он, поглаживая ее по волосам, наслаждаясь ее видом, манерой говорить, тем, как она ходит по комнате, причесывается или надевает пальто. – Я превратился в наркомана. А наркотик – ты.

Он попытался поцеловать ее, но Джейд отстранилась. Она все еще не готова была поверить тому, что он говорил, не готова была поверить выражениям страсти и признаниям в любви, ее не могли соблазнить слова и посулы. Ее слишком жестоко предали; запасы ее доверия были вычерпаны до дна. Теперь она признавала только такие отношения, которые оставляют сердце холодным.

– Я хочу тебя, – говорил он ей. Он был с ней ласков, мягок и заботлив. – Я хочу целовать тебя. Спать с тобой. Любить тебя.

– Нет, – отвечала она, отстраняясь от него и физически, и душевно, окружая тело свое и чувства высокой изгородью. Сердце ее было разбито, и она не хотела рисковать теми остатками самой себя, которые еще сохранились.

– Нет, Джордж, ничего не получится.

– Чего ты боишься? – спросил он как-то, и в глазах его светились нежность и сочувствие. Он ощущал ее близость, чувствовал, как они тянутся друг к другу. И знал, что и она испытывает то же самое.

– Ничего, – неуверенно ответила она.

Он не сомневался, что она лжет, пусть и бессознательно.

– У тебя двойной страх, – мягко продолжал он. – Во-первых, ты боишься меня.

Она пожала плечами – движение, которое должно было продемонстрировать, что она все видит, во всем сомневается, ничему не верит. Но он прав. Она таки боится его.

– А во-вторых? – спросила она.

– А во-вторых – ты боишься себя, – продолжал он, беря ее за руку. – Ты не веришь мне. И себе тоже не веришь.

– Оставим это, – отрывисто, почти грубо сказала она, так и отпрянув от него. Он подошел слишком близко, и Джейд это не нравилось. Она не хотела, чтобы ей заглядывали в душу. – Оставим. Пусть все будет по-прежнему.

Но Джордж не собирался оставлять все по-прежнему. Он-то как раз хотел, чтобы все было иначе. Он хотел, чтобы оба они были счастливы.

– Я из тех, кто любит, – убеждал он, прижимаясь губами к ее лицу. – Я из тех, кто любит, а не разрушает. Мы будем счастливы. Больше, чем счастливы. Нас ожидает сплошной экстаз.

– Я и так счастлива, – сказала она, отстраняясь.

– Я не похож на Барри, – сказал он. Снова точное попадание – Джордж дошел до сути того, что заставляло Джейд отказывать ему.

– Я и так знаю, что ты не Барри, – нетерпеливо перебила она.

– Ну так и не смешивай нас.

– Я и не смешиваю!

– А мне кажется, как раз смешиваешь, – настаивал он. – Мне кажется, ты боишься, что все мужчины похожи на твоего бывшего мужа. Но поверь мне, Джейд, я не Барри. Я не сделаю тебе больно. Я не предам тебя.

Он не сдавался, ее отказы только разжигали боль, от которой она страдала, лишь усиливала желание исцелить ее лаской и любовью. Он ни на секунду не оставлял ее без внимания, преподносил подарки, посылал клубнику по сезону и малину не по сезону. Он завалил ее духами и цветами. Он звонил ей рано утром, чтобы быть первым, и поздно вечером, чтобы последним пожелать ей доброй ночи. Он приглашал ее в кино и на вернисажи, раскрывал над ней зонтик, когда шел дождь, и закутывал в свое пальто, когда было холодно. Он все делал правильно, за исключением одного: все время говорил об Ине. Ина и ее богатый батюшка; Ина и ее любовник; как Ина его оставила; как Ина отняла у него Бобби.

– Мне кажется, что ты все еще влюблен в Ину, – сказала ему Джейд, отыскав наконец неотразимый предлог, чтобы отказать ему.

– Нет, – решительно возразил он. – Я люблю тебя. А если Джордж не говорил об Ине, то на смену ей приходил Бобби. Еще младенцем Бобби обнаружил редкий музыкальный дар. Бобби – атлет от рождения. Он пошел в восемь месяцев и заговорил в полтора года.

Джейд даже не могла решить, кто же ее соперник – Бобби или Ина. Наверное, Джордж и сам не знал этого.

После этого разговора он старался не упоминать об Ине и продолжал свои домогательства. Поток подарков не иссякал, не прекращались телефонные звонки, цветы и любовные записки. Она благодарила его, откликалась на звонки, улыбалась ему – все делала, только сердце свое не открывала. Она едва-едва пережила неудачное замужество и поклялась себе, что ничего подобного никогда больше не будет. Она считала, что это «никогда» относится и к Джорджу, однако «никогда» кончилось через четыре месяца после того, как они встретились в мансарде у Тициана Феллоуза. Она случайно увидела его с какой-то женщиной и едва не умерла от ревности.

Если так и было задумано, то план оказался прекрасен. Какой-то тоненький голосок нашептывал ему, что замысел-таки был. В конце концов, он теперь достаточно близко познакомился с Джейд, чтобы знать ее любимые места. «Ле Рале» было одним из таких мест. Заказывая столик на двоих, он подумал, что, пожалуй, и Джейд там может оказаться. Да, он рассчитывал там ее увидеть. И не случайно Джордж пригласил на ужин актрису, совершенно очаровательную женщину. Не случайно и то, что выбрал столик прямо напротив входа. И то, что он увидел Джейд в тот самый момент, когда она вошла в ресторан со своим спутником Мартином Шульцем, – тоже было, в конце концов, не случайно.

– Привет, Джейд, – весело окликнул Джордж, когда они проходили мимо их столика. Он познакомил ее с Лизой Найт.

– Привет, Джордж, – спокойно отозвалась Джейд, прошествовав мимо и едва удостоив Лизу кивком. Она даже не представила Мартина.

– Твоя приятельница ревнива, – сказала Лиза.

– Просто близорука, – ответил Джордж, стараясь найти Джейд оправдание.

– Ну, никто так не близорук, – заметила Лиза, гадая, что там происходит между Джорджем и Джейд Маллен.

– Кто это? – спросил Мартин, когда они устроились за столиком.

– Забыла его имя, – сказала Джейд первое, что пришло в голову. – Потому и не познакомила тебя.

Мартин знал, что она лжет, но не мог понять почему. На Джейд это было не похоже.

На следующий день Джордж звонил Джейд и домой, и в мансарду Стефана Хичкока. Она не подходила к телефону и не откликалась на записи автоответчика. На второй день он возобновил попытки, и снова она была неуловима. Она отказывалась говорить с ним и, таким образом, превращала себя в легкую добычу. Джордж-любовник хорошо знал цену таким отказам и знал, как справляться с ними.

Через четыре дня после встречи в «Ле Рале» Джордж появился у Стефана Хичкока с огромным букетом фризий. Стив возился с образцами материи; Джейд разговаривала по телефону. Джейд всегда разговаривала по телефону.

– Потом, – сказал 6н, обрывая ее на полуслове и вешая трубку.

– Это же был Ультимо, – закричала Джейд, в ярости хватая трубку. – Что ты себе позволяешь?

– Лучше скажи, что ты себе позволяешь? – огрызнулся Джордж. Он был зол, терпение иссякло. Их отношения подошли к критической точке. Пришла пора брать инициативу в свои руки, и Джордж-любовник точно знал, что и как надо делать. – Ты, понимаешь, приревновала меня Бог знает к кому и теперь всячески бегаешь от меня.

– Ничего подобного! – вспыхнула она, восставая и против слов его, и против собственных чувств. Чего она никогда не терпела и не потерпит, так это мужчин вроде ее отца, мужчин, которые используют одну женщину, чтобы сделать больно другой, мужчин, чью позицию можно было бы выразить так: зачем делать одну женщину счастливой, когда можно сделать двух несчастными? – Разве ты принадлежишь мне? И какое мне дело до твоих приятельниц?

– Вот именно, – сказал Джордж, понимая, что теперь уж ей никуда не деться. – Настолько нет дела, что ты даже поздороваться толком с ней не могла. И настолько нет дела, что даже позвонить мне было трудно.

– Боже, ну и самонадеянный же ты тип, – она повернулась к Стиву за поддержкой. Тот затеребил очки в черепаховой оправе, отвел глаза, принялся изучать тесемки на кроссовках и пожал плечами. Любовная жизнь самого Стива колебалась между радикализмом и консерватизмом, между мальчиками и девочками; в настоящий момент он был более или менее бисексуален. Вся эта сцена, казалось, смущала Стива еще больше, чем Джейд.

Он был последним, от кого можно было ожидать совета и поддержки.

– Вовсе нет, – заявил Джордж, не желая переходить в оборону. – Я просто реалист. Слушай, Джейд, когда ты, наконец, кончишь бегать от меня?

– А я вовсе и не бегаю, – отстраняясь от него, сказала" Джейд.

– Стив, вам придется несколько дней обойтись без нее, – объявил Джордж и, не ожидая ответа, подхватил Джейд под руку, вытащил из мастерской, затолкал в лифт, который теперь работал, вывел на улицу и остановил такси.

– Ла Гуардиа, – скомандовал Джордж.

– Эй, куда мы едем? Что ты делаешь? Водитель, немедленно остановите машину!

Шофер обернулся, явно не зная, что делать.

– Вперед, – твердо повторил Джордж, протягивая ему десятидолларовую купюру.

– Мы отправляемся в Нантаккет, – сказал Джордж. – Это ответ на первый вопрос. Что же касается того, что я делаю, – пытаюсь поговорить с тобой, и поскольку ты не откликаешься на телефонные звонки, приходится говорить с тобой лично.

– Нантаккет! Но ведь сегодня днем придет поставщик от Бендела! – Он обвел ее вокруг пальца, обратил ее переживания против нее самой. Она ненавидела его. Она его боялась. Она хотела избавиться от него.

– Стив сам справится с ним, – сказал он, крепко, чтобы и пошевелиться не могла, удерживая ее.

– Но у меня даже вещей с собой нет!

– Джейд, – сказал он, закрывая ей рот поцелуем и сминая душистые цветы, – и от запаха их, и от поцелуя у нее голова кругом пошла, – тебе и не понадобятся твои вещи.

Он привез ее в мотель и тут же швырнул на четырехспальную постель. В первый раз он был настойчив, почти груб, быстро кончил, специально думая больше о своем удовольствии, так, чтобы она только разогрелась, ожидая новых ласк. Потом, немного позже, когда момент показался подходящим, он снова прижал ее к себе и на этот раз ласкал медленно и бережно, обращаясь с ее телом, как опытный любовник, изучая каждый изгиб фигуры, каждую жилку, пробегая пальцами и языком по рукам, ногам, шее, лицу, доводя до экстаза.

– Джейд, Джейд, – шептал он, вновь и вновь повторяя ее имя. – Я так хотел тебя, Джейд, моя Джейд.

Она забыла, что такое настоящее сексуальное опьянение. Да и знала ли когда? Трудно сказать. Когда появился Барри, она была слишком молода. Когда возникли другие, она была слишком зла. А сейчас она хотела только одного – чтобы эта любовь длилась вечно. В конце концов, он победил, и про себя она знала, что всегда хотела этой победы.