Текст книги "Мужья и любовники"

Глава VI

К концу семидесятых годов у Джорджа появился новый партнер и возникла старая проблема. Фирма «Курас – Леланд» превратилась в фирму «Курас – Голдберг». Начинали они, имея двух проектировщиков и секретаршу, а через три года здесь уже работали восемь проектировщиков, две личные секретарши и одна в приемной. Джордж и Уилл выехали из помещения, которое арендовали в районе Пятидесятых улиц, и купили дом на Шестьдесят второй. Красивое здание девятнадцатого века они буквально вывернули наизнанку: полностью сменили интерьер, поставили лифт и передали три первых этажа под служебные помещения, приемные и проектные мастерские. Джордж поселился в симпатичной квартирке на верхнем этаже.

– В точности как у моих родителей, – шутил он, вспоминая квартиру, в которой провел детство. – Она располагалась прямо над отцовским рестораном. – В душе я по-прежнему хороший греческий мальчик, который живет над лавкой.

Жаловаться на жизнь Джорджу не приходилось. У них с Уиллом было по новенькому «БМВ»; солидный и все увеличивающийся пакет акций; в феврале они проводили отпуск на Антильских островах, а летом ездили на выходные в Хэмтон. В общем, фирма процветала, и во всех отношениях Джордж Курас жил хорошо, гораздо лучше той золотой молодежи, которая некогда презрительно закрыла перед ним двери студенческого клуба. Но постоянное ощущение неудовлетворенности не проходило. Отчего преуспевающий тридцатилетний мужчина все еще переживал неудачи юноши, которому не удалось попасть в клуб? Этим вопросом Джордж задавался бессонными ночами и не мог найти ответа.

После развода романтический дух Джорджа, казалось, иссяк. На место любви пришел секс, просто секс – развлечения ради, секс без души и без всяких обязательств. Блондинки, брюнетки, рыжие; длинноногие и коротышки; стройные и пухленькие, машинистки и стюардессы, сестры милосердия и манекенщицы, секретарши и актрисы – все они проходили через его постель и жизнь, не оставляя следа. Одни имена он запоминал, другие – нет, но это не играло ровным счетом никакой роли. Джордж редко с кем встречался больше трех раз, ибо выяснилось, что перед ним снова вставала «проблема», как он сам называл это. При первом любовном свидании он всегда был в форме. Но во второй раз эрекция была уже слабой, что он всегда объяснял усталостью или воздействием алкоголя, – такие объяснения женщины всегда готовы принять. И если после этого он исчезал, подруги решали, что это их вина, – может, они не так симпатичны, не так молоды, не так сексапильны. Пока у Джорджа появлялись новые женщины, у него все получалось более или менее удачно. И все же он прекрасно понимал, что он уже не тот, что в молодости.

Понимать-то он понимал, но изо всех сил стремился хранить этот секрет в тайне от самого себя. Когда он был поглощен работой, это удавалось. Но по ночам и в выходные, оставаясь наедине с собой, он не мог притворяться, что все, как прежде. Он не обвинял Ину в том, что она ушла от него. Просто он не удовлетворял ее как мужчина. Джордж-любовник? Джордж-муж? Все болезненно переплелось, и порой он сам себя ненавидел. Джордж-неудачник – и в постели, и в жизни? Это больше похоже на истину. Через пять месяцев после разрыва с Иной, пять месяцев, заполненных случайными связями, Джордж сделал то, чего меньше всего ожидал от себя: записался на прием к психиатру.

Доктора Фердинанда Лиагроса порекомендовал Джорджу его врач. У Лиагроса был кабинет на Пятьдесят восьмой улице, прямо рядом с Мэдисон-авеню. Джордж заплатил восемьдесят долларов за первый прием, во время которого рассказал доктору Лиагросу о том, как остро реагирует на все происходящее вокруг и какое воздействие оказывают на него комнаты, в которых он живет и работает. Закончился прием тем, что Джордж с одобрением отозвался об интерьере врачебного кабинета. Это была претензия на юмор, однако доктор Лиагрос даже не улыбнулся.

Всего Джордж встречался с доктором Лиагросом восемь раз. Он говорил, что страдает бессонницей, и высказал предположение, что, может, слишком много пьет; он делился разочарованием в том, что не сумел сравняться с фирмой «Тайдингс – Оуэн – Бреннеке»; рассказывал, как трудно у него складываются отношения с женщинами, с которыми вроде бы установилось полное согласие; признавался, как не хватает ему Бобби и как тяжело переживает он развод. Он не скрывал, что испытывает зависть к Уиллу, такому счастливому в браке и отцовстве: у него было трое чудесных малышей, но он ни разу даже не обмолвился, что у него возникают трудности с эрекцией.

– Это наше последнее свидание, – сказал он доктору, когда закончился восьмой сеанс, и доверчиво улыбнулся. – Я кое с кем познакомился вчера вечером. Ее зовут Джейд. Я уже влюблен.

– Но любовь не лекарство, – сказал доктор Лиагрос.

– Для меня – лекарство, – ответил Джордж, думая, что разница между ними заключается в том, что доктор Лиагрос – ученый, а он – любовник. Разве Лиагрос способен понять его?

– Мне кажется, что для вас любовь это просто отвлечение.

– Отвлечение? – переспросил Джордж, рассмеявшись несколько принужденно. – А что это такое? Какой-нибудь мудрый фрейдистский термин?

– Мне кажется, вас беспокоит что-то, в чем вы не пожелали признаться, – сказал доктор Лиагрос с несвойственной ему прямотой.

– Чего вы от меня хотите? – иронически спросил Джордж, надевая пальто. – Чтобы я рассказал вам о каких-нибудь дурацких историях, которые случились со мной в четырехлетнем возрасте? – При этих словах у Джорджа мелькнуло воспоминание о стрижке, а вместе с ним ожило жуткое ощущение полной беспомощности и незащищенности.

– Ну что ж, для начала было бы неплохо, – сказал доктор, не замечая иронии.

Подавляя приступ внезапно возникшей тошноты, Джордж поторопился уйти из этого кабинета.

Едва увидев Джейд на вечеринке у Тициана Фелоуза, Джордж почувствовал, как в сердце его вновь запела струна. Вот с кем можно поговорить, вот кто способен понять его. Но момент для знакомства был выбран неудачно. Джордж жаждал любви, а Джейд – независимости. Он также не отдавал себе отчета в том, что Ина, так и не вышедшая замуж за Аллена Тер Хорста, все еще оставалась частью его жизни. Джордж сделал шаг к примирению отчасти потому, что Ина была ему не безразлична, но главным образом из-за Бобби. Снова жить с ним, играть каждое утро перед работой и каждый вечер после работы, гулять по выходным в парках, водить в зоосад, покупать мороженое – все это было для Джорджа счастьем, ради которого можно было бы забыть все остальное. Но примирение обернулось сплошным кошмаром. Повторялись худшие минуты их прежней совместной жизни. Между ними то и дело возникали ссоры из-за денег, секса и, наконец, из-за Бобби.

– Мне нужно новое меховое манто, – сказала Ина через шесть месяцев после того, как они с Бобби вернулись в Нью-Йорк. Имелась в виду черная норка. Парка из волчьей шкуры, вполне подходящая для Запада, в Манхэттене выглядела, по меньшей мере, странно. – Старая здесь не годится.

– Сейчас нам это не по карману. Только что пришлось нанять новых проектировщиков для далласского проекта, а они запросили Бог знает сколько, – сказал Джордж. – К тому же сейчас весна. Почему бы тебе не подождать до осени? К тому времени у меня будут деньги.

Но Ина не собиралась ждать. Богатым, как она считала, ждать не обязательно. Она отправилась к отцу, и тот сказал, пусть покупает что хочет, он оплатит чек.

– Черт подери, Ина, ведь я твой муж, – заорал Джордж. – Ты что, не могла подождать с этой шубой полгода?

– А зачем? – хладнокровно ответила Ина. – Папе было только приятно сделать мне подарок.

Джордж яростно схватил норку.

– Эй, ты что делаешь? – завизжала Ина, видя, что он направляется к камину.

– А ты что думаешь? – прорычал он, рывком отодвигая заслонку.

Ина, тоже вне себя от ярости, ухватилась за манто и с трудом спасла восемнадцать тысяч долларов, которые готовы были сгореть в огне камина.

– Сними спираль, – сказал однажды Джордж вскоре после примирения. – Она мешает любить тебя по-настоящему.

– Сейчас мне не нужен ребенок, – ответила Ина, сразу поняв, что он хочет. Она заупрямилась, а Джордж снова обнаружил, что от этого бунтует его тело.

– Ты не любовник, – презрительно сказала Ина. – Даже в лучшие свои моменты ты всегда лишь сексуальный атлет.

Через шесть месяцев им пришлось признать очевидное: примирение не состоялось.

– Давай расстанемся друзьями, – сказал Джордж. Он был ужасно разочарован, что у них ничего не получилось. Он вспомнил слова родителей, сказанные о разводе Джорджа, – мужчины, настоящие мужчины, не разводятся. Они женятся и живут со своими женами. После неудачной попытки примирения Джордж вновь чувствовал себя подавленным. И все-таки сейчас было не так скверно, как в первый раз.

– Ну, разумеется, – откликнулась Ина. – Я вовсе не сержусь на тебя. Наверное, мы оба виноваты в том, что произошло.

– Мне хотелось бы почаще видеть Бобби, – сказал Джордж, ободренный ее сговорчивостью. Согласно условиям развода, он мог проводить с Бобби две недели летом и неделю зимой. Джордж долго не соглашался с этим, но адвокат, в конце концов, уговорил его. – Три недели в год – это слишком мало.

Ина покачала головой.

– Нет, – ответила она. – Я не хочу, чтобы он жил у тебя подолгу, наблюдая парадное шествие покоренных девиц. Я не хочу, чтобы Бобби вырос таким же, как его отец.

– Прошу тебя, Ина, – в глазах у него застыли слезы и отразилась боль, какой он, может, никогда еще не испытывал. – Ведь он и мой сын тоже. Я люблю его. Неужели ты не можешь понять меня?

– Нет. – Ина словно не слышала, что ей говорят. Она вернулась в Денвер, взяв с собой Бобби и оставив Джорджу разбитое сердце.

Неожиданно возникшая возможность встречаться о Джейд заново была для Джорджа буквально спасением. Он не был уже так занят своими бедами, как раньше, да и Джейд тоже. Он по-настоящему влюбился в Джейд, встреча с ней стерла из его памяти прошлое, он опять почувствовал себя мужчиной. Джейд, во всем уступавшая Джорджу, сама того не подозревая, пробудила в нем мужчину, который ищет в сексе решение всех проблем, – до той поры, когда проблемой становится сам секс.

Он хотел Джейд. Он хотел быть с ней мужчиной. Но для этого ему была нужна другая женщина.

Именно тогда Джордж познакомился с Кэрлис, которая была замужем за Кирком Арнольдом, одним из представителей той «золотой молодежи» – белый, англосакс, протестант, – которые некогда не допустили его в свой круг. И этот отказ, даже после стольких лет, все еще жег его. Именно тогда он начал встречаться с Кэрлис и, в конце концов, стал обладать ею. Она была замужем, принадлежала другому мужчине, и потому с нею он чувствовал себя уверенно.

Когда Кэрлис сказала, что больше они не должны встречаться, Джордж не стал ни возражать, ни объяснять ей, что она нужна ему, нужна, как человек, помогающий одолеть те страхи, которые мешали ему быть настоящим мужчиной с любимой женщиной.

Он понимал, есть два пути добиться ее – либо ждать, либо действовать. Ждать, пока Кэрлис позвонит ему, либо позвонить самому. Но выяснилось, что есть и третья возможность.

Он позвонил в Бостон Аде:

– Оказывается, ткани, которые вы выбрали, больше не производятся. У меня есть замена, но надо, чтобы вы посмотрели.

Джордж слышал, как шелестят листки календаря.

– Передайте образцы с Кэрлис, – это Джордж как раз и надеялся услышать. – Она должна быть здесь в четверг.

– Хорошо. – Он не собирался ничего передавать с Кэрлис. – У него были другие планы.

В четверг, стоя в очереди на регистрацию восьмичасового бостонского рейса, Кэрлис с удивлением обнаружила впереди себя Джорджа Кураса.

– К Аде? – спросила она неожиданно дрогнувшим голосом. Она хорошо помнила его тело, руки, поцелуи и сейчас боялась, что, столкнувшись с ним в самолете, история повторится. Кэрлис убеждала себя, что ей должно хватить сил противиться ему. Теперь, когда встреча произошла, стало ясно, что ее надежды были тщетны. Она почувствовала, что руки у нее дрожат так же, как и голос.

– К Аде, – подмигнул он заговорщически. – Решающая демонстрация.

В самолете они сели рядом, попили кофе, поболтали об Аде, и, когда приземлились в аэропорту Логан, Кэрлис уже перестала волноваться. Джордж был мил и корректен. Он ни разу не вспомнил об их встрече, ни разу не коснулся ее, даже ненароком.

– Может, полетим назад вместе, шестичасовым? Я бы мог подхватить вас у Ады.

– Отлично, – сказала Кэрлис. – Она так или иначе хочет посмотреть чертежи. Я готовлю пресс-релиз о ее новых служебных помещениях.

Кэрлис приняла предложение Джорджа совершенно спокойно. То, что было, уже прошло. А кроме того, говорила она себе, это ведь восьмидесятые. Супружеская верность так же вышла из моды, как письма, написанные от руки, арифмометры и телефоны с диском.

Высокая технологичность была так же типична для восьмидесятых годов двадцатого века, как «золотая лихорадка» для восьмидесятых годов прошлого столетия. Новое производство, зародившись в Калифорнии, быстро распространилось, захватив штаты Среднего Запада и Восточного побережья. Журнал «Таймс» зафиксировал происшедшие сдвиги, назвав компьютер «Человеком года». Для механиков, программистов, наладчиков систем и посредников открылись бесконечные возможности. Множились рассказы о том, как инженеры, у которых вчера были только стол да секретарша, за год становились мультимиллионерами, владельцами предприятий, на которых работали сотни людей. В первые же два года существования только одна компания «Осборн» заработала сто миллионов долларов, а по утверждению Уоллстрит джорнэл», в стране было более ста пятидесяти компаний, от гигантов вроде Ай-Би-Эм до самых малых, которые производили и продавали компьютеры. В это же время появились компьютерные игры, и предприимчивый человек, не выходя из дома, мог заработать миллион долларов в год.

«Самоуч» – чьи учебники продавались в книжных и компьютерных магазинах, заказывались по почте – быстро достиг расцвета, и Кирк, который давно получил известность как человек, умеющий превратить убыточное дело в прибыльное, лишний раз подтвердил свою репутацию. «Самоуч» сделался буквально золотой жилой. За четыре месяца, как Кирк купил его, объем продаж учебника Мэриона Крамера постоянно возрастал, и конца этому не было видно. Меньше чем за год двести пятьдесят тысяч долларов, которые Кирк выложил за компанию, превратились в чистый миллион.

– Самое главное, – восхищенно сказала Кэрлис, – оказаться в нужное время в нужном месте.

Кирк кивнул, но даже не улыбнулся. Успех, казалось, ничуть не радовал его. Он был незаурядным бизнесменом, но человеком, которым руководила не гордость, а злость. Как бы удачно ни складывались дела, он все еще не мог забыть об унижении, пережитом в «Суперрайте». А «Дирбори Пейпер энд Принтинг» и вовсе сделалась для него idee fixe. Хауард категорически отказывался даже обсуждать этот вопрос.

– Компания моя! – повторял Кирк. – Я нашел ее. А этот негодяй не смеет даже машину свою припарковывать рядом. Это моя компания, и я ее еще верну.

Кэрлис это казалось безумием, но со временем она почла за благо не задевать эту тему. При одном упоминании о «Дирборне» Кирк приходил в неистовство.

Весной 1982 года Кирк вел интенсивные переговоры с «Телерекордом», компанией по производству высококачественных автоответчиков в Пичтори-Сити, пригороде Атланты. Кэрлис он сказал, что непременно купит ее на деньги, занятые под залог акций «Самоуча». Замысел состоял в том, чтобы слить две компании воедино.

– Кирк, тебе что, не хватает денег? – спросила Кэрлис.

– Мне всегда их не хватает! – Сам себе в этом не признаваясь, он боялся, что в один прекрасный день обеднеет. – Нельзя быть слишком богатым.

Кэрлис почти пугала эта бесконечная погоня за успехом. Может, дело в том, что Кирк тайно боится разделить судьбу отца и брата? Впрочем, она помалкивала о том, что ей известна правда о смерти отца Кирка. Тайное знание заставляло Кэрлис быть еще более внимательной, терпимой к мужу. Она хорошо знала, как страшно наблюдать медленное угасание матери от неизлечимой болезни; насколько же, должно быть, страшнее, когда близкий тебе человек погибает от собственной руки. В полной мере понять страданий мужа Кэрлис не могла и лишь иногда позволяла себе обижаться, что он не допускает ее в свое прошлое. Лишь иногда она позволяла себе выражать недовольство, что, занимая высокий пост, она вынуждена ставить на первое место интересы мужа. В то время как для управленцев-мужчин, насколько она могла убедиться, на первом месте всегда были интересы дела.

Кэрлис приходилось слышать о соломенных вдовах – жертвах гольфа и футбола; о вдовах – жертвах бизнеса – она не слыхала, зато сама была такой. Кирк работал по четырнадцать часов в сутки. Он постоянно уезжал из Нью-Йорка на торговые выставки, на заводы, в центры оптовых продаж, по меньшей мере, на два-три дня в неделю, оставляя Кэрлис одну. Она не винила Кирка. Кирк, как она убедилась, не изменился; просто другой стала их семейная жизнь. Им удалось пережить финансовый провал, – интересно, удастся ли пережить процветание?

Сев с Джорджем в такси, Кэрлис по пути в город думала, не воспользуется ли он случаем снова поухаживать за ней. Ничего подобного не произошло. Он был мил, приветлив, шутил и расстался с нею у дома, даже не попросив о новой встрече. Она почувствовала облегчение – и разочарование.

– Я сказала Аде, что новые билетные стойки, пожалуй, слишком хороши. Они буквально кричат о процветании, – рассказывала Кэрлис, когда Кирк возвратился в тот вечер домой. – Прямо как мы. – Она взъерошила ему волосы.

Он оторвал взгляд от бумаг с цифрами, разложенных на кофейном столике, и рассеянно кивнул, явно поглощенной совсем другим. Разумеется, он слышал, что сказала Кэрлис, но болтовня о билетных стойках казалась ему скучной и не стоящей внимания в сравнении с миллионной сделкой.

– Кирк, – внезапно произнесла Кэрлис, явно раздосадованная его рассеянностью. Она хотела отвлечь его от дел, пусть уделит ей хоть немного внимания. Ей так его не хватало. – Я хочу тебя.

– Сейчас? – вопрос прозвучал обидно, так, словно она предлагала положить майонез в его мороженое.

– Ну да, сейчас, – сказала, улыбаясь. – Здесь.

– Здесь? В гостиной?

– А что, разве в первый раз? – напомнила она, снимая с него очки и притягивая к себе. – И нам это нравилось.

– Потом, – недовольно сказал он, отстраняясь от нее и возвращаясь к своим бумагам.

Кэрлис поднялась и вышла, задумчиво улыбаясь чему-то.

Итак, она превратилась в жену. Она стала существом, на которое полагаются, в котором уверены, которое любят, – если, конечно, муж в настроении. Она повторяла себе, что такова семейная жизнь: роман кончился, страсть прошла, воцарилась привычка. Она не понимала, что в наследство от Бонни ей достался не только муж – судьба. Для начала, точь-в-точь как Бонни, Кэрлис нужно было с кем-нибудь поговорить.

Глава VII

ВЕСНА 1982-го

В мире было по-прежнему неспокойно: в Польше сохранялось военное положение; ирано-иракская война, казалось, никогда не кончится; малые войны продолжались на Среднем Востоке, в Америке экономическое положение внушало все большие опасения, уровень безработицы возрастал с каждым годом.

Может, дело было в весне и в весенней лихорадке, может, в самой Кэрлис, но когда Джордж позвонил и пригласил ее поужинать, она согласилась. В конце концов, муж ей разрешил. Всю неделю он был в Чарлстоне. Во вторник он позвонил ей на работу и сказал, что вернется только в пятницу.

– Отчего бы тебе не пойти с кем-нибудь в театр? – предложил он. Кирк знал, как одиноко бывает Кэрлис, когда его долго нет дома, и все время обещал побольше быть с ней. Но постоянно возникали новые дела, и обещания откладывались и откладывались. – По-моему, Лэнсинг сейчас в городе.

– Лэнсинг – это не та компания, о которой я мечтаю. – В голосе Кэрлис явственно слышалось разочарование – впереди маячили одинокие вечера.

– Тогда, может, пригласишь Джорджа? – виновато сказал Кирк. – Тебе он вроде нравится.

– Подумаю, – ответила Кэрлис. Когда она, между делом, упомянула, что снова столкнулась с Джорджем на пути в Бостон, Кирк спросил, не кажется ли ей, что он педик. Ошеломленная, главным образом потому, что Кирк почти никогда не говорил о половых интересах других, она ответила, что никогда об этом не задумывалась.

– Спорю, что так оно и есть, – сказал Кирк. Он вспомнил, как столкнулся с Джорджем у лифта. – Он слишком красив, чтобы иметь нормальные пристрастия. К тому же почти все художники по интерьерам гомики.

– Джордж – дизайнер, – сказала Кэрлис, понимая теперь, почему Кирк так спокойно отнесся к его появлению у них дома.

Кирк пропустил ее замечание мимо ушей и больше уже не говорил на эту тему. Было ясно, что со стороны Джорджа он не ждал никакой угрозы своей семейной жизни.

Интересно, размышляла Кэрлис, каково это – поужинать с привлекательным мужчиной, который не является мужем или сослуживцем. Интересно, как она сама себя поведет: справится ли с ситуацией, которая ее и страшит, и привлекает. Интересно, вправду ли она такая здравомыслящая, как себе кажется. В конце концов, она уже не Кэрлис-неудачница. Она вице-президент крупной фирмы, у нее великолепные апартаменты в престижном районе Нью-Йорка, богатый и влиятельный муж; а однажды, без видимых угрызений совести, она переспала с чужим мужчиной. Интересно, совпадают ли созданный ею образ и реальная женщина.

В обеденное время ресторан «Ле Сирк» представляет собою парад знаменитостей: от Арианны Стассинополус до Джереми Япкина. Вечерами это вполне консервативное заведение, где обслуживают богатых бизнесменов и утомленных политиков, как правило, с женами. Никто из тех, кому надо что-нибудь скрыть, не появится вечером в «Ле Сирк».

– Глаза у тебя, словно изумруды, – прошептал Джордж, когда метрдотель усадил их. Он взял ее за руку и долго не отпускал. Джейд, насколько ему было известно, ужинала с Мэри Лу и Стивом. У них было какое-то дело, о котором она предпочитала не распространяться, и засидятся они, вероятно, надолго.

– Спасибо, – отняв, наконец, руку, Кэрлис огляделась и, хоть и не чувствовала за собой никакой вины, с облегчением отметила, что знакомых не видно.

– Кирк, наверное, спятил – разве можно надолго оставлять тебя одну, – Джордж проследил за ее взглядом и внимательно посмотрел на нее.

– Телятина, наверное, пойдет, – чтобы избежать его пристального взгляда, она погрузилась в изучение меню. – Или, может, лучше «паста примавера». Кажется, это местное изобретение.

Сделав заказ, Кэрлис, слегка волнуясь, заговорила о делах. Дав ей возможность освоиться, он улыбался и слушал историю о том, какой невозможный Лэнсинг и какой невозможный Серджио. В свою очередь, он развлекал ее рассказами о привередливых клиентах, и к концу ужина Кэрлис совершенно успокоилась, чувствуя себя, как и всегда с Джорджем, легко и свободно. Покидая ресторан, она забыла о своих волнениях, думая лишь о том, как хорошо на ней сидит костюм из «Адольфо» и как приятно быть с мужчиной, на которого все обращают внимание.

– Жаль, что нам раньше не пришло это в голову – поужинать вместе, – сказала Кэрлис, когда они прощались на углу Парк-авеню и Шестьдесят пятой. – Я и забыла, как с тобой хорошо.

– А я боялся пригласить тебя.

– Боялся? – Кэрлис трудно было себе представить, что кто-то ее боится.

– Боялся, что ты откажешься, – Джордж всегда давал женщинам возможность понять, какую власть они имеют над ним.

– Чего же тебе бояться меня?

Стояла теплая весенняя ночь, редкие в этот час машины величественно проплывали по Парк-авеню, а воздух был напоен запахами нарциссов. Манхэттен, весь в цвету и блеске, лишний раз доказывал, что это самое волнующее, самое замечательное место в мире.

– Считаешь, нечего?

– Ну, разумеется, – сказала она. – Ты ведь знаешь, что со мной можно говорить о чем угодно.

– На самом деле?

– Конечно.

– Тогда я скажу то, о чем думал с самого утра. Мне хочется, – продолжал он тихо, так тихо, что ей пришлось наклониться к нему, – остаться с тобой наедине.

– Нет, – с улыбкой ответила она, стараясь, чтобы отказ не обидел его. – Нет, нет. Я ведь не просто так говорила с тобой в прошлый раз в баре. Давай будем просто друзьями. Пусть не будет ничего, о чем бы мы после жалели.

– Будет только то, чего ты сама захочешь, – сказал Джордж. – А сейчас давай я покажу тебе кооперативный дом, который недавно построил в Шерри Незерленд. Там еще никто не живет.

Кэрлис внимательно посмотрела на него, не зная, можно ли ему верить.

– Обещаю, – сказал Джордж. – Я к тебе даже и не прикоснусь, если ты сама не захочешь.

– Ну что ж, – произнесла она. – Только запомни, я действительно не хочу, чтобы ты ко мне прикасался.

– Ладно, – сказал он, улыбаясь, – договорились. Она тоже улыбнулась и, испытывая все же некоторое смущение, пошла вслед за ним в сторону Пятой авеню.

Это была шикарная квартира, предназначенная для бизнесмена из Лондона. Повсюду стояли массивные кресла, еще покрытые замшевыми покрывалами. На кофейном столике из черного мрамора лежала стопка газет. Темно-синие оконные шторы, укрывающие жилье от внешнего мира, сверкающая глянцем кухня, столь же блестящая ванная, спальня, где была кровать, два ночных столика и кожаное кресло, – от всего исходил какой-то мужской дух, и все выглядело уверенно и солидно.

– Ничего лишнего, – с восхищением сказала Кэрлис, расхаживая по квартире и дотрагиваясь до замшевых покрывал. Я в безопасности, повторяла она себе. Она верила Джорджу и его обещаниям. И все же садиться не хотелось. Она продолжала расхаживать, стараясь избегать его взгляда.

– Я тоже думала о том, чтобы избавиться от ненужных вещей, – говорила она. – Но все никак не получается. Я просто боюсь выбрасывать любимые платья. Может, когда-нибудь они снова войдут в моду. У меня рука не поднимается выбросить старые письма и фотографии, и я все еще держу блюдца, чашки от которых давно разбились. – Она все никак не могла замолчать, хоть и понимала, что говорит слишком много. – Наверное, я слишком сентиментальна.

– Вот и оставайся такой, – сказал он, подходя к ней. – Такой ты мне и нужна. – Он потянулся и притронулся к ее волосам, а она отшатнулась так резко, что едва удержалась на ногах.

– Нет! Ты же обещал! – Она была напугана. Ей хотелось убежать, но ноги отказывали.

Джордж поддержал ее. Его руки обвились вокруг нее.

– Да, обещал, – пробормотал он. – Я не прикоснусь к тебе, если не хочешь. – Но, произнося эти слова, он гладил ее по волосам и прижимался губами к щеке.

– Не надо, – прошептала Кэрлис.

Он притянул ее к себе, чувствуя все ее гибкое тело, податливую грудь, узкую талию, мягкий изгиб бедер. Он начал целовать ее – сначала медленно и нежно, потом все более настойчиво и властно раздвигая языком губы.

– Нет, – повторила она, стараясь оттолкнуть его, делая последнюю попытку погасить свое желание.

– Ты уверена? – прошептал он, продолжая гладить ее. – Ты в самом деле уверена?

– Нет, – едва выговорила она. – То есть я хочу сказать, да.

– Так я и думал, – Джордж, покрывая поцелуями ее шею, грудь, повел ее в спальню, и Кэрлис подчинилась ему.

– Да? – спросил он, расстегивая на ней блузу и лаская грудь, целуя соски.

– Да? – снова спросил он. – Скажи мне, Кэрлис. Да? Ты хочешь меня?

– Да, – еле слышно произнесла она. – Да.

– Да – что? – он отстранился от нее на мгновение, на страшное, долгое мгновение.

– Да, – она сама не понимала, что говорит, и хотела только одного – чтобы он продолжал, не останавливался, не уходил. – Пожалуйста.

Он снова обнял ее, снял блузку, начал ласкать шею, плечи, грудь, постепенно двигаясь вниз. Добравшись до заветного, он вновь отстранился на один мучительный миг.

– Ты хочешь того же, чего и я?

– Да, – прошептала она. Только бы он не останавливался.

– И так же сильно, как я? – Он не спускал с нее глаз.

– Не так же. Больше, – она положила руку ему на голову, придавила ее, направляя к нужному месту, закрыла глаза, полностью отдаваясь его прикосновениям. – Пожалуйста.

Когда он уже входил в нее, Кэрлис открыла глаза и увидела у себя на пальце сверкающее обручальное кольцо. Кэрлис сняла его и положила на ночной столик. Отдаться акту грешной любви она была готова, вступать в спор с символами супружества – нет.

Широко раскрыв глаза, Кэрлис чувствовала, как Джордж входит в нее все глубже, глубже. Ей хотелось запомнить каждое движение – она плотно зажмурила глаза и впилась ему в губы, словно полностью растворясь в нем, вдыхая запах его кожи. Когда терпеть более не было сил, она коротко вскрикнула, но сама не слышала ни звука.

– Ш-ш, – мягко проговорил Джордж, прикрывая рукой ее рот.

– Разве я что-нибудь сказала? – спросила она удивленно.

– Нет, – нежно ответил он, – но ты была прекрасна. Просто прекрасна.

Приняв душ и одевшись, Кэрлис вышла на улицу и с удивлением обнаружила, что ничего не переменилось. Угрюмый таксист-еврей отвез ее домой и, даже не поблагодарив, взял чаевые. Лестер, привратник, пожелал ей доброй ночи, и Чарли, лифтер, – тоже. Никто ничего не заметил. Открывая дверь, она вдруг поняла, что непостоянный режим ее работы, поздние ужины с заказчиками, людные совещания, поездки в Вашингтон и Бостон, из которых она часто возвращалась домой за полночь, составляли отличное прикрытие для тайных встреч.

Войдя в дом, она обнаружила, что все осталось на прежнем месте – и коллекция голубого фарфора, и пляжный халат на спинке кровати, и косметика в ванной. А чего, собственно, она ожидала? Что вещи восстанут и поднимут против нее бунт?

Она почистила зубы, вымылась, надела ночную рубашку и легла в постель, ощущая приятную истому во всем теле. Она чувствовала необыкновенный прилив жизненных и душевных сил. Глядите, вот она, ей можно только позавидовать: у нее есть интересная работа, любимый муж и любовник, который не может без нее жить.

На сей раз Кэрлис не сказала себе: это в последний раз.

Джордж тоже сразу отправился домой. Джейд была уже там. Она сидела на кровати в ночной рубашке, одновременно смотря ночные новости, потягивая чай и листая «Вог».

– Мы с Уиллом засиделись на работе, – сказал Джордж, все еще ощущая на теле прикосновения Кэрлис.

– А у меня для тебя новости, – сказала Джейд, давая понять, как ждала его. Она никогда не умела скрывать своих чувств. – Помнишь, я не смогла пойти на вечеринку, которую ты устраивал для Матти Робинсона? Ну так вот, мы со Стивом только что подписали договор с Мэри Лу. Савенн открывает здесь, в Нью-Йорке, первую галантерею Стефана Хичкока. И мы хотим, чтобы оформил ее ты! – Она замолчала, ожидая потока благодарностей. Но Джордж не произнес ни слова. – То есть если тебя это интересует.