Текст книги "Книга формы и пустоты"
Автор книги: Рут Озеки
Жанр: Современная зарубежная литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
3:59. Осталось меньше минуты. Аннабель начала обратный отсчет. Когда оставалось всего двадцать секунд, ставка подскочила до 32,45 долларов. А потом еще подскочила, и ещё! Не один, а два «снайпера» торговались за ее Гензеля и Гретель! Затаив дыхание и скрестив пальцы, она считала – пять, четыре, три, два…
«Поздравляем, Вы выиграли!» – появилось на экране сообщение, а рядом – выигрышная ставка: 49,45 долларов. Аннабель торжествующе откинулась на спинку стула.
Как приятно побеждать!
23
Бенни вернулся в свою кабинку со стопкой книг о Пауле Клее, который, оказалось, был знаменитым немецким художником с густой бородой и усами, как и у известного немецкого режиссера. Положив принесенные книги на «Средневековые щиты и оружие», он начал их просматривать. Картины художника были странными, красочными и какими-то музыкальными, как показалось Бенни. Вам бы тоже так показалось, если бы картина вдруг начала петь песню. Поэтому вскоре он обнаружил, что одновременно смотрит на картины и слушает их. Там были изображения кошек, птиц, рыб и воздушных шаров – а может быть, лун, трудно сказать. Случайные, в общем, предметы.
Пауль Клее написал много картин, но Бенни в конце концов нашел того типа в юбке, который «Ангелус Новус». Он принялся внимательно рассматривать картину. Какое отношение она имеет к Гензелю и Гретель? И к тому знаменитому немецкому режиссеру, имя которого он уже позабыл? Бенни надеялся, что картина даст следующую подсказку.
Ничего подобного.
Это обескураживало. Бенни взял свою тетрадь для сочинений и открыл на той странице, куда вклеивал листочки. С самого начала лета, когда он впервые пришел в Библиотеку, Бенни ждал, что что-то произойдет. Кто-то – он надеялся, что Алиса, или Атэна, или как там ее зовут, – вызвал его сюда, но зачем? Он достал из кармана клочок бумаги, который нашел в книге сказок, и положил его на разлинованную страницу под остальными.
Гензель и Гретель живы и здоровы
и живут сейчас в Берлине.
Достав из рюкзака клей-карандаш, он вклеил и эту бумажку к себе в тетрадь. Эти кусочки бумаги напоминали хлебные крошки, которые Гензель сыпал по дороге в лесу, и Бенни надеялся, что они приведут его к тому, что должно произойти, но ничего не происходило. Он обиженно уставился на Ангелуса Новуса, который по-прежнему отказывался смотреть на Бенни, упрямо уставившись в точку над его правым плечом. Этот косой взгляд так нервировал Бенни, что он опять на всякий случай обернулся – но сзади по-прежнему не было ничего интересного. Студент-астроном в соседней кабинке продолжал спать, а машинистка вернулась и, не переставая быстро печатать, смотрела на Бенни, как будто одновременно изучала его и набирала обстоятельные полевые заметки о своих наблюдениях. Заметила ли она, что бумажка, заложенная в сказки братьев Гримм, исчезла? Бенни никогда не видел, чтобы человек мог печатать с такой скоростью. Когда их взгляды встретились, машинистка кивнула ему, но пальцы ее продолжали порхать по клавиатуре с прежней скоростью. Бенни отвел взгляд.
Может, она шпионит за ним? Пишет отчет директору о школьнике-прогульщике? Наблюдает за его поведением, собирает материал для психиатра? Это следовало проверить. Но когда Бенни снова поглядел на машинистку, та уже сосредоточенно смотрела в свой ноутбук. Вероятно, очки ей выписали не совсем подходящие, потому что она попеременно щурилась и хмурилась, вглядываясь в экран, отчего выражение лица у нее становилось то возвышенным, то свирепым. Бенни еще понаблюдал за ней какое-то время, но она не обращала на это внимания, как будто он вдруг перестал существовать. Тогда он успокоился. Он любил чувствовать себя несуществующим. Он начал листать книгу про Пауля Клее, надеясь найти что-нибудь об Ангеле, но язык книги был непонятным и скучным, так что Бенни вскоре начал зевать, и его потянуло в сон. Может быть, так действовали лекарства или сказывался снотворный эффект послеобеденной атмосферы Публичной библиотеки. Бенни опустил голову на раскрытую книгу, уткнувшись носом в колени Ангела. Он слушал тихое быстрое постукивание клавиш под пальцами машинистки. Раньше оно звучало как шорох дождя, но теперь оно больше походило на стаю скворцов, которые то взлетали с пшеничного поля, то снова садились на него, сливаясь с окружающей тишиной Библиотеки. А может быть, не скворцы. Может быть, волны. Может быть, скворцы превращались в волны, которые набегали на песчаный пляж, шурша галькой и обломками ракушек, и снова отступали. Туда-сюда, волны-скворцы, стук пальцев по клавиатуре, шелест переворачиваемой страницы, мерное дыхание звезд, прерываемые случайным всхрапом – Бенни слышал все эти ритмично пульсирующие звуки и знал, что они, как и голоса, которые он слышит, всегда были и всегда будут, нарастая и затихая, где-то там, фоном, на заднем плане.
24
В письме, которое Негодный пытался подсунуть под дверь, сообщалось, что на время нахождения миссис Вонг в лечебнице для престарелых в целях реабилитации после падения она передает обязанности домовладельца своему доверенному представителю Генри К. Вонг. Согласно договора аренды, говорилось далее, арендатор обязуется содержать квартиру в чистоте и порядке, что включает в себя своевременную утилизацию отходов во избежание появления паразитов и в целях пожарной безопасности. Письмо завершалось напоминанием о другом пункте договора аренды: арендодатель или назначенный им представитель имеют право проводить периодические осмотры квартиры Аннабель – на основании чего ей предлагалось позвонить указанному представителю Генри К. Вонгу и до конца месяца согласовать с ним дату осмотра квартиры.
Аннабель была уверена, что миссис Вонг не писала этого письма. Старушка была из породы стреляных воробьев, она бы не стала перекладывать свои дела на сына, и за все годы она не провела ни одной проверки. Конечно, ее бедро быстро заживет и она скоро выйдет из лечебницы. Но все-таки это письмо вызвало тревогу. Негодный явно что-то замышлял. А вдруг он убедит свою мать продать дом? Или использует гору архивов как предлог, чтобы разорвать договор аренды или даже выселить Аннабель? Ей действительно пора приступить к уборке и разобраться со своими архивами до того, как миссис Вонг вернется домой.
Проблемы с архивами все усугублялись. В мае, когда Аннабель успешно оспорила свое увольнение и договорилась о переводе на радио, телевидение и цифровые СМИ, она вздохнула с облегчением, надеясь, что это положит конец нескончаемому потоку бумаги, текущему в ее маленький дом. Как только поток остановится, она сможет справиться с накопившимся хламом, Бенни поможет ей вынести мусорные мешки, и они снова смогут жить в приятной, чистой обстановке.
Чего Аннабель не учла, так это политики компании по созданию резервных DVD копий всех клипов из всех передач на всех основных теле– и радиоканалах в течение 24-часовых циклов новостей каждого дня. Так что вдобавок к ежедневному потоку газет и другой печатной продукции у нее появились мешки с не подлежащими переработке дисками, которые накапливались во всех углах и уже вываливались на крыльцо и во двор.
Нашествие всех этих событий действовало на Аннабель удручающе.
Она глубоко вздохнула и посмотрела на часы. Ее рабочий день уже заканчивался, и ей как никогда нужно пройтись и размяться. Загрузив последний отчет, она вышла из программы, встала и потянулась. Боль в пояснице не проходила. Может быть, ей нужен стол, за которым можно работать стоя. Она пошла за пальто и сумкой. Бенни скоро вернется из школы. Она немного прогуляется, купит пакеты для мусора, листовой салат и какую-нибудь вкусную и здоровую пищу для сына, а потом приготовит ужин и приберется на кухне, чтобы можно было сесть и нормально поесть за столом. И, может быть, по дороге в продуктовый магазин она зайдет в Благотворительный просто поздороваться. Теперь, когда Бенни снова начал ходить в школу, Аннабель меньше беспокоилась о его социальной изоляции и больше о своей собственной. Пока Кенджи был жив, она никогда не чувствовала одиночества, а теперь вдруг поняла, что скучает по человеческому общению, которое у нее было в офисе. Продавщиц из Благотворительного магазина нельзя было назвать ее подругами, но все они были очень милыми, и там можно было подобрать что-нибудь интересное для Бенни.
Звон колокольчика над дверью магазина возвестил о ее прибытии с такой радостью, словно она вернулась в родной дом. За прилавком сегодня была Жасмин, гаитянка, оставшаяся без крова из-за ужасного землетрясения. Ей на помощь пришла христианская миссия, а Аннабель, отслеживавшая операции гуманитарной помощи на Гаити, подробно рассказала ей о ходе восстановления, так что они поладили. Жасмин работала с покупателем, поэтому Аннабель помахала ей рукой и указала на отдел мужской одежды в глубине магазина.
– Удачи! – сказала Жасмин. В Порт-о-Пренсе у нее остался внук примерно того же возраста, что и Бенни, и Жасмин с Аннабель часто посмеивались над подростками и тем, как те придирчивы к одежде. Бенни наотрез отказывался носить что-либо, кроме старой черной толстовки с капюшоном, в которой он был похож на уличного мальчишку из тех, что попрошайничают в центре города. Конечно, в доме нашлось бы что-нибудь получше – если бы он соизволил это надеть.
Аннабель прошла через отдел женской одежды сразу в отдел мужской. Проходя мимо ряда висящих фланелевых рубашек, она почувствовала приступ душевной боли. Раньше она покупала здесь рубашки для Кенджи и теперь очень скучала по этому занятию. Осень – самое время для фланели. Аннабель попался на глаза красивый плед в розовую полоску. Если бы Кенджи был жив, она бы купила ему плед в подарок. Принесла бы покупку домой, постирала бы, завернула бы в красивую бумагу. Она представила, как муж разворачивает плед, примеряет его и, сияя, крутится перед ней. Кенджи любил поношенные, выцветшие и мягкие вещи. Аннабель все стояла у вешалки, поглаживая ткань. Буквально на днях она вырезала в газете статью о старике, который продолжал покупать подарки жене много лет после ее смерти, и это совсем не казалось Аннабель странным. Милая, грустная и трогательная история, но возможно, если бы речь шла не о вдовце, а о вдове, все выглядело бы иначе. Может быть, живая жена, покупающая подарки умершему мужу, казалась бы просто жалкой… а кроме того, у Кенджи и так было много рубашек, и ей нужно было сосредоточиться на изготовлении «одеяла памяти» из имеющихся. Аннабель уже придумала и рассчитала нужный размер квадратов ткани, но когда пришло время сделать первый разрез, дело забуксовало. Она так и застыла с ножницами, раскрытыми над плечевым швом: разрезать рубашку было все равно что разрезать тело. Она так и не могла себя заставить это сделать.
В отделе мужской одежды не было ничего, что Бенни согласился бы надеть, и Аннабель пошла к полкам с обувью. Кроссовки, которые он носил, были ему уже малы, но здесь единственные кроссовки его размера были слишком изношенными. Мальчики так придирчиво относятся к обуви! Нужно будет купить ему новые в торговом центре.
Ну, и что дальше? Стоя у стеллажей с обувью, она окинула взглядом магазин. Ей ничего не было нужно, она и не собиралась ничего покупать, но вместо свободы и облегчения Аннабель чувствовала себя обескураженной и где-то даже обманутой. Она ведь так много работала, неужели она ничего не заслужила?! Ничего не поделаешь. Может быть, после покупки продуктов настроение улучшится. Хотя идея приготовления здорового ужина стала казаться ей гораздо менее привлекательной и более трудоемкой. Но поесть все-таки нужно будет.
– Сегодня не повезло? – обратилась к ней Жасмин. Она разбирала коробку с пожертвованиями и, когда Аннабель проходила мимо, вынула оттуда яркий желтый заварочный чайник. Керамический чайничек, как маленькое желтое солнце, привлек внимание Аннабель, и она остановилась как вкопанная.
– Ах! – сказала она. – Восхитительно! Можно посмотреть?
– Держи, моя хорошая! – сказала Жасмин. С ослепительной улыбкой она протянула чайник Аннабель. Он был маленький и идеально круглый, с прочной ручкой с одной стороны, дерзким маленьким носиком с другой и крышкой, похожей на вязаную шапочку с помпоном на макушке. Аннабель бережно держала его обеими руками.
– У меня когда-то был точно такой же, – сказала она. – Только розовый.
То был ее любимый чайник. До той ночи самой, когда умер Кенджи. Они поссорились. Он ушел, и чайник разбился. Она вспомнила, как плача собирала осколки и складывала их в коробку из-под обуви, надеясь потом склеить чайник. Для заварки он больше не годился бы, но в него можно было посадить цветы. Аннабель видела, как люди используют старые чайники в виде кашпо, это отличная идея. Но после того, что случилось потом, она так и не нашла времени склеить чайник и сделать из него кашпо. И коробка с осколками непонятно куда делась. Лежит где-нибудь, наверное.
Она сняла крышку с желтого чайничка, потом перевернула его и посмотрела, нет ли трещин. Была еще песенка про чайник, которую она пела Бенни. Как там? Забыла уже. Может быть, слова вспомнятся, если она купит эту вещь. Желтый цвет – он такой жизнерадостный, даже лучше, чем тот розовый. И все же она сомневалась.
– Он должен быть твоим, – сказала Жасмин, улыбаясь своей прекрасной улыбкой. – Такое солнышко, прямо как ты. Он заслуживает того, что быть в хорошем доме.
Услышав это, Аннабель решилась.
– Спасибо, – сказала она. – Я так и сделаю.
Поставив чайник возле кассы, Аннабель достала бумажник. А чайничек, должно быть, волшебный, подумала она, потому что чувствовала себя уже намного лучше.
25
«Волны и галька, пшеничные поля и…»
– Эй…
Чей-то шепот. Прикосновение пальца ко лбу.
– Алло… – произнес тот же приглушенный голос.
Бенни открыл глаза. Его щека прилипла к странице книги. Краем глаза он видел вьющиеся локоны Ангела, а под ними красно-золотой геральдический герб Королевского дома Габсбургов. Он моргнул, поднял голову и оказался нос к носу с большой говорящей крысой.
– А-а! – вскрикнул он, отшатнувшись.
Крыса, испугавшись, исчезла, и тогда Бенни увидел, что говорила вовсе не она, а девушка, которая держала грызуна в руках.
– Извини, – сказала девушка. – Мы тебя напугали?
Он кивнул, протер глаза и вытер слюну со щеки. На Ангелус Новусе тоже было мокрое пятно, и Бенни вытер его рукавом, а потом украдкой взглянул, заметила ли это девушка. Животное успело взобраться по рукаву толстовки, юркнуть девушке за пазуху и теперь высовывало свой острый нос между ее грудей. У зверька были длинные усы и черные глаза-бусинки.
– Это крыса? – спросил Бенни, стараясь не смотреть на грудь.
Девушка отвернулась и застегнула хорька «молнией».
– Нет, – ответила она. – Это хорек. Небинарный, гендерно неопределившийся хорек, поэтому, если что, в третьем лице – «они». И не называй их крысой в их присутствии, они этого терпеть не могут.
– Прошу прощения, я не хотел, – сказал Бенни и, желая загладить свою вину за то, что пускал слюни, нагрубил хорьку и смотрел на грудь, спросил: – У них есть имя?
– Конечно, есть, – сказала девушка, не оборачиваясь. – Их зовут ВАЗ.
– Это что за имя?
– Ну, если ты имеешь в виду, не иностранное ли оно, то нет. Вообще-то, это аббревиатура. Это значит: Временная Автономная Зона[41]41
Анархистская концепция ухода от формальных структур.
[Закрыть].
– Здорово, – сказал Бенни, хотя ничего не понял. Девушка стояла к нему спиной, так что он не видел ее лица, но слышал, что она что-то бормочет в вырез толстовки. Он посмотрел на соседние кабинки: там никого не было.
– Разве животных пускают в библиотеку?
– Нас же пускают, – пожала плечами девушка. – А мы – животные.
Она повернулась к нему лицом и расстегнула молнию на толстовке, чтобы ВАЗ могли высунуть свой хорьковый нос наружу.
– Но если о том, о чем ты спросил, то нет. Так что никому не говори, ладно?
Хорек с подозрением смотрели на Бенни, сидя между грудями. Нельзя сказать, что Бенни действительно было видно грудь девушки. Только очертания под одеждой и небольшую ложбинку в декольте, которая служила карманом, чтобы прятать там домашнее животное. Хорек выглядели очень довольными. И смотрели на Бенни так, словно точно знали, о чем он думает.
– Они уже успокоились, – сказала девушка. Она полностью повернулась к Бенни, и он только теперь внимательно посмотрел на ее лицо.
– Эй, это ты! – это была она, Алиса. Или Атэна. Или еще как-нибудь. Наконец-то! – Я тебя знаю. Тебя зовут Атэна, верно?
– Не называй меня Атэной. Это не мое имя.
– Ой. Я думал… – Бенни замолчал, потому что не знал, о чем он думал, и к тому же, кажется, ошибался. Девушка была примерно того же возраста, что и Атэна из Педипси, худая и бледная, с копной серебристых волос. Красивое лицо этой девушки тоже было украшено кольцами, серьгами и прочей изящной фурнитурой, но мало ли…
– Тебя зовут Алиса? – спросил Бенни.
– Нет. Опять не угадал, – усмехнулась она.
– Извини, – нахмурился Бенни. – Я думал, что ты та девушка, которую я знаю. По больнице.
– Ну, да, это я.
– Так как тебя зовут?
– В зависимости от обстоятельств. Здесь меня называют Алеф.
– Эльф?
– Нет. Алеф. А-Л-Е-Ф. Как первая буква финикийского алфавита. Вот, – Алеф сдвинула хорька в сторону (те остались недовольны), расстегнула молнию на толстовке и сняла рукав, обнажив плечо, на котором была вытатуирована буква «А», лежащая на боку. Горизонтальная перекладина выходила за косые линии, и все это было как бы заключено в круг:
– Это мой художественный псевдоним. Мне дал его Би-мен. Это из Борхеса.
– Круто, – сказал Бенни, теряясь в догадках, кто такой Би-мен и что такое борхес.
Алеф, вытянув шею, критически осмотрела татуировку.
– Ну, не знаю, насколько круто. Предполагалось, что это будет «алеф», который превращается в символ анархии, но, по ходу, он просто упал.
– Очень жаль, – сказал Бенни.
Хорек вздохнули. Алеф пожала плечами.
– Татуировки, – сказала она. – Ты же понимаешь.
Он не понимал, но все равно кивнул.
– На самом деле мне все равно, – сказала она, поправляя толстовку. – Когда дело доходит до букв, у меня начинается что-то вроде дислексии, я их вижу вверх тормашками. Би-мен говорит, это значит, что я хороший художник.
Хорек зевнули, закрыли глаза, прикрыли нос лапой и заснули. Они выглядели очень довольными собой, уютно устроившись между грудей Алеф. Бенни отвел взгляд, понимая, что Алеф рассматривает его.
– Я за тобой наблюдала, – сказала она. – Ты приезжал сюда все лето, а теперь прогуливаешь школу, засыпаешь над книгами, пускаешь слюни и все такое, в общем, я так понимаю, тебя посадили на какие-то сильные лекарства, а твои одноклассники – говнюки, и школа для тебя – не вариант.
Бенни кивнул. Она все так четко изложила, что и добавить было нечего.
– Одного я не пойму: зачем ты прячешься от Би-мена? Он не может подняться на этот этаж из-за своей ноги. И ведь ты, как я понимаю, это знаешь?
– Кто такой Би-мен?
– Тот чувак с бутылками. Его имя Славой, но мы зовем его Бутылочник. Сокращенно Би-мен.
– Бродяга в инвалидном кресле? – спросил он. – Ты его знаешь?
– Конечно, – кивнула Алеф. – Мы ему помогаем, а он учит нас всяким штукам. Вообще-то, он очень известный поэт у себя в Словении. Он здорово помог тебе, когда провел мимо Сциллы и Харибды.
– Мимо кого?
– Мимо охранника и библиотекаря у стола регистрации.
– Их так зовут?
– Нет, дурачок, – рассмеялась она. – Конечно, нет. Это из греческой мифологии. Харибда – это водоворот, а Сцилла – свирепое морское чудовище, которое пожирало людей…
«Тревога! Тревога!»
Бенни глубоко вздохнул.
– Не называй меня так.
– Свирепым морским чудовищем?
– Нет, – сказал он громко, слишком громко для Библиотеки. – Дурачком. Я не дурачок.
Он уже не мог смотреть на Алеф, поэтому смотрел куда-то за ее плечо.
– Верно, – сказала она, кивая. – Извини. Ты прав. Это я зря.
– И я не нуждался в его помощи.
– Как скажешь.
– И вообще, он чокнутый псих.
Алеф покачала головой.
– Нет. Вот тут уже ты ошибаешься. Он не чокнутый. Не больше чем я или ты.
«Тревога! Опасность!» Но нет, в ее словах не было никакой опасности. Они просто повисли в воздухе, а у Бенни внутри медленно росло недоумение. Он почувствовал печальную тяжесть, похожую на холодный мокрый песок на пустынном пляже в середине зимы, и понял, что может позволить песку похоронить себя или может попытаться пройти по нему. Он сделал шаг. Песок под ногами был твердым, и он понял, что сейчас рискнет рассказать ей все.
– Насчет тебя я не знаю, – произнес он. – А я чокнутый.
«Нет!» – крикнул голос внутри, и песок начал подаваться под ногами.
– С чего ты взял? – нахмурилась Алеф.
– Все так говорят, – сказал он, проваливаясь еще глубже.
«Вот видишь! – произнес голос, только теперь это был другой голос, насмешливый и злобный. – Заткнись, тупой ты дурень, просто заткнись, мудила…»
– Люди говорят много всякой фигни. Почему ты им веришь?
– Потому что они правы. Я действительно сумасшедший, – сказал он, и вот уже не было вокруг ни песка, ни земли, ни пляжа, один только этот голос, похожий на пронизывающий ветер, доносился со всех сторон. «Сперва ты раскололся перед врачихой, и она упрятала тебя в психушку. Потом ты рассказал об этом ребятам в школе, и они теперь готовы срать на твою чокнутую башку…»
– Но ты-то почему так решил? – донесся откуда-то издалека голос Алеф.
Бенни не хотел, чтобы и она его возненавидела. Его тело онемело. Он прижал онемевшие руки к онемевшим ушам и начал раскачиваться и напевать, чтобы заглушить этот новый ужасный голос, который повторял «му-дак, му-дак, му-дак» в такт ударам его сердца.
– Потому что я слышу всякую хрень, – сказал он. Он говорил так тихо, что Алеф пришлось наклониться к нему.
– Все слышат всякую хрень, – прошептала она в ответ.
– Нет, – сказал он. – Это другое. Я слышу вещи. Их голоса.
– И что?
Бенни перестал раскачиваться и поднял голову.
– Многие люди слышат голоса, – пожав плечами, сказала Алеф.
– Разве?
Она кивнула и протянула руку. Пальцы ее были испачканы краской, а ногти обгрызены.
– Ты весь дрожишь, – сказала она. – И дыхание учащенное. Можно мне до тебя дотронуться?
Он кивнул, но невольно дернулся, когда она положила руку ему на грудь. Под мягким нажимом ее ладони он чувствовал свое сердце – оно билось, как бьется о стекло попавшая в ловушку птица. Алеф держала так свою ладонь маленьким, теплым грузом, пока бешеный трепет его тела не утих. А когда дрожь прекратилась и Бенни начал нормально дышать, она легонько толкнула его в грудь. Когда Алеф убирала руку, ладонь ее была сложена чашечкой, как будто она держала что-то. Прикрыв это другой ладонью, чтобы оно не улетело, она вытянула руки и, приоткрыв ладони, показала это Бенни. Он услышал звук, мягкий, влажный, пульсирующий в быстром ритме, посмотрел вниз и увидел. В ее перепачканных краской руках колотилось его сердце.
– На, – сказала она, протягивая ему сердце обратно. – А ты мне нравишься, Бенни Оу.
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?