Текст книги "Для тебя. Многогранный роман"

Для тебя
Многогранный роман
Сафи Байс

© Сафи Байс, 2017

ISBN 978-5-4474-4159-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Для тебя я сделаю все. Даже чуть больше, чем все.

Исполню любое твое желание, каким бы огромным оно ни было.

Утешу тебя в час печали и порадуюсь вместе с тобой в момент счастья.

Прощу старые обиды и отпущу тебя навстречу новой любви.

Разрисую стены твоей комнаты, чтобы ты никогда не чувствовала себя одинокой.

Найду способ помочь тебе в любой ситуации.

Сделаю странные поступки, которые, быть может, испугают тебя, но они будут для тебя и во имя тебя.

Верну тебе уверенность в собственных силах и в завтрашнем дне.

Напомню о твоем таланте, который не следует закапывать.

Откорою тебе тайны, о которых не собирался распространяться.

Забуду о всех предателях, которые мне встречались, и поверю, что ты другой.

Наполню каждый твой день милыми маленькими радостями.

…и мне не нужно ничего взамен.

Просто парень из обычной семьи

Рэм подсел за столик к Аните в университетской столовой. Подседал он, собственно, даже не к ней, а к ее лучшей подруге Карине, в которой распознал свою однокурсницу. Шла только первая неделя учебы, и Рэм еще познакомился не со всеми красивыми девушками из своего нового окружения. А их, к счастью, на журналистском было раза в четыре больше, чем парней. Но Карину, милую блондинку с неестественно длинными ресницами и бронзовым загаром, он уже запомнил. Рэм был красивым парнем, с ростом и фигурой баскетболиста (хотя этим видом спорта никогда не увлекался), поэтому девушкам всегда нравился. И они ему. С ними всегда было легче и приятнее общаться, чем с парнями. Но имелись у него и два закадычных друга: Андрей и Ростик. Они дружили еще со средней школы.

Да, кстати, это именно Анрей придумал называть его Рэмом. Только не в честь одного из основателей Рима, а просто сократив имя и фамилию Роман Эмеров до краткого – Рэм. С легкой подачи друга, все в школе, даже некоторые из учителей – те, что были помоложе и полиберальнее – стали называть его так. Роман – имя весьма распространенное, никого им не удивишь. И сам Роман Эмеров был простым себе мальчишкой, пока не стал Рэмом. Это случилось, когда ему было двенадцать. Именно в тринадцатое лето жизнь для него перевернулась с ног на голову. И в этом ракурсе она стала выглядеть намного привлекательнее, чем прежде.

Когда в августе Роман вернулся домой из летнего лагеря, его ожидал сюрприз. Старый дом по соседству, в котором уже полгода никто не жил (с тех самых пор, как умер прежний хозяин – чудаковатый старик, который всегда бормотал что-то неразборчивое, подстригая розы и собирая фрукты в своем саду), всего за пару месяцев отсутствия Романа, успел преобразиться и даже немного вырасти вширь. К нему пристроили две стеклянные веранды – на восток и на запад – тем самым заняв место былых пышных клумб. Впрочем, в прошлом году на них все равно ничего не росло, кроме сорняков. Новыми соседями оказалась очень интересная молодая семья. Женщина – высокая стройная брюнетка с безупречной светлой кожей. На узком лице резко выделялись крупные зеленые глаза. Еще более выразительными их делали неизменные черные стрелки. Имя у нее было не менее интересное, чем она сама – Альенна. По ее словам, оно происходило от древнего названия звездного неба. Не уточнялось только, какому из ныне существующих или уже мертвых языков принадлежало это слово. Мужчина – ростом чуть ли не на две головы выше жены (а если точнее – один метр девяносто девять сантиметров – об этом часто напоминал Андрей, который все никак не мог побить отцовский рекорд). Его волосы были темно-рыжего цвета, словно красное дерево, а глаза – карими, но на первый взгляд казалось, что они такого же оттенка, как и шевелюра. В общей картине он напоминал сурового скандинавца. Альенна, как и ее муж Керл, запрещали произносить их имена с традиционным для славянских земель добавлением отчества.

«Если так люди придумали почитать отцов, то не меньше следовало бы воздавать должное и матерям, – пояснял их позицию Керл. – Но тогда наши собственные имена терялись бы в этом словесном мемориале славы».

Их сын – ровесник Романа – был худощавым парнишкой с черными, как у матери, волосами, густыми широкими бровями и большими карими глазами. Роману они все казались похожими на семейку Адамсов. Его предки негласно придерживались того же мнения.

«Этот дом всегда любил чудаков», – однажды заметил отец, наблюдая из окна за соседями, которые с наступлением темноты выходили в сад и садились под одной из старых яблонь в позу лотоса.

«Сектанты какие-то», – поначалу недовольно бурчала мать.

«Прикольные», – своим любимым, на то время, эпитетом характеризовал их Роман.

Впрочем, очень быстро все они подпали под влияние новых соседей. Первыми сдружились мальчишки. Поскольку жили они в частном секторе, о больших дворовых компаниях не было и речи (к огромной радости родителей, в особенности, матерей). Поэтому, каждый новый ребенок, который уже пережил кризис трехлетнего возраста и стал более-менее сознательным человечком, здесь ценился на вес золота.

У Андрея оказался заводной характер. Очень быстро он сгруппировал вокруг себя всех детей округи в возрастных рамках от восьми до пятнадцати. Да, даже парни, старше него, негласно признавали в нем лидера. Каждый день Андрей придумывал нечто интересное, какие-то игры, о которых никто не слышал, рассказывал истории, которые все слушали с отвисшими челюстями. Девчонки млели и немного глуповато улыбались, когда их глаза встречались с его гипнотизирующими карими глазами. А ведь он был всего лишь двенадцатилетним мальчишкой.

Роман на всю жизнь запомнил их с Андреем первую встречу. И это воспоминание ничуть не выцвело в его памяти. В тот день он вернулся из лагеря, пообедал, распаковал вещи и вышел на улицу, чтобы, во-первых, с кем-нибудь поделиться впечатлениями, во-вторых, узнать, не произошло ли чего интересного (за исключением невероятно быстрого преображения соседского дома), и, в-третьих, полюбоваться самим этим домом, который буквально заново родился. И именно в тот момент, когда Роман прикрыл глаза рукой от солнца, чтобы его слепящие лучи не мешали осмотру, словно из-под земли перед ним появился Андрей.

– Привет! – как-то особенно весело и располагающе прозвучал его голос. – Я твой новый сосед – Андрюха. А ты, наверное, Роман, так?

Немного пришибленный его внезапным появлением, Роман несколько долгих секунд не мог подтвердить эти догадки, словно вспоминал, действительно ли его так зовут. Но потом, все-таки собравшись с мыслями, представился, как его учила мать:

– Да, Роман Эмеров, – при этом он еще выдавил из себя улыбку и протянул парню руку.

– Хах, ты словно в адвокатскую кантору пришел устраиваться! – засмеялся тот и звонко хлопнул ладонью по его протянутой руке. – Я буду звать тебя Рэмом. Удобней и интереснее, не правда ли? – и, прежде, чем Роман успел как-либо отреагировать, добавил: – Ты будешь моим лучшим другом, Рэм.

Роман, то есть, с этого момента уже Рэм, был, в общем-то, не против. Но у него уже был лучший друг – Ростик. С ним он дружил целых два года, с тех пор, как тот помог ему сделать ловушки для лягушек, которые они придумали расставлять на берегу реки. Местные земноводные не очень-то возрадовались этой дружбе, ведь им приходилось переживать растягивание, надувание и прочие испытания на прочность. Но сами парни, которые раньше не особо общались, потому как жили на разных краях их бесконечной Вишневой улицы, стали гордо и торжественно произносить при встрече: «Привет, друг!». Одна только эта фраза обладала какой-то огромной объединяющей силой. Помимо лягушек, у них оказалось много общих интересов. И через пару летних недель каждый из них уже был уверен, что они не просто друзья, а лучшие друзья.

Но вскоре оказалось, что понятие «лучший друг» может распространяться более чем на одного человека. Рэм, Ростик и Андрей постепенно сбились в крепкую троицу. Они стали центральным ядром их летней компании, а осенью, когда началась учеба, – средней школы.

Родители Рэма тоже сдружились со странными новыми соседями. Альенна взяла Марину – маму Рэма – под свой бдительнейший контроль. Часами она рассказывала ей что-то в саду, на кухне, в гостиной за чаем… Рэм, да и его отец, которые были вроде не из слабонервных, часто пугались, заставая женщин с кружками огурцов на глазах, а особенно, с масками из малины. Когда видишь человека с лицом, перемазанным давленой малиной, оно напоминает кровавое месиво. И Рэм, впервые застав мать в таком виде, да еще и в неподвижной позе на диване, еле сдержался, чтобы не закричать. Но, буквально за месяц, Марина, прежде выглядевшая как среднестатистическая женщина тридцати пяти лет, которая разрывается между домашними хлопотами и работой, преобразилась в очаровательную жизнерадостную панночку.

Олег, верный супруг, который, конечно же, и так ее любил, был более, чем рад таким переменам. Он и сам изменился, хотя даже не обратил на это внимания. Керл стал вытаскивать его на ежедневные вечерние пробежки, они соревновались в отжимании и плавании. И вскоре Олег распрощался с доброй половиной своего пивного брюха. Одевая в один прекрасный день брюки, он вдруг понял, что они уже слишком широки для него, как не затягивай пояс. Это даже немного его расстроило – придется покупать новую одежду. А конец августа – совсем не подходящее время для обновления гардероба, ведь надо собирать сына в школу. Олег был по профессии инженером. Работа, в общем-то, хорошо оплачиваемая, вот только попадалась она от случая к случаю. Есть заказы – есть деньги. Но бывало, что заказов не случалось по нескольку месяцев. В это время он чинил что-нибудь в доме, в их красивом большом доме, единственным недостатком которого был только его возраст. Еще Олег научился делать весьма замысловатые стулья и табуретки с резными ножками (на стульях – и спинками). Их Марина успешно продавала через интернет. Кроме этого она работала помощником нотариуса. В свое время, родив сына, женщина решила оставить учебу, поэтому быть полноправным самостоятельным юристом Марина не могла. Да и желания у нее особого не было. С того самого момента, когда она узнала о беременности, в ее мозгу сработал щелчок: семья на первом месте. Поэтому работа служила своеобразной страховкой семейного бюджета – регулярным, хоть и небольшим, доходом. Порой женщине было чертовски трудно, но все равно, ей нравилось каждое утро куда-то собираться, наряжаться, делать легкий макияж и спешить.

Рэм начал замечать, что родители стали больше улыбаться, меньше ссорится, а порой и просто дурачились, как дети. Все это, безусловно, радовало парня. Единственным минусом влияния «семейки Адамсов» было то, что с домашнего стола раз и навсегда исчезли такие вкусные и любимые блюда, как вареники (и вообще все мучное), жареная картошка (и вообще все жаренное), даже варенье. Последнее Альенна объявила продуктом исключительно бесполезным, смесью убитых тепловой обработкой ягод и фруктов вместе с сахаром. Впрочем, эти гастрономические прелести были заменены огромным разнообразием свежих салатов, вкуснейшим образом запеченными мясом и рыбой. Марина, как и Альенна, стала вегетарианкой, не считая фруктов и овощей, теперь она питалась только творогом и кефиром. Поэтому готовкой мяса и рыбы отныне занимался отец. Рэму нравилось помогать ему в этом нелегком деле. В процессе самообучения кулинарии они сблизились намного сильнее, чем когда Олег возил его на рыбалку, пытался научить бросать мяч в корзину и играть в футбол. На рыбалке у Рэма вечно ничего не ловилось, плюс ко всему он терпеть не мог рано вставать, а потом весь день до вечера кормить речных комаров. Спорт он тоже так и не полюбил. Беганье с мячом (для какой бы игры он не был предназначен), вызывала у него чувство полнейшего идиотизма и потерянного времени. Этим всем он только расстраивал отца, и они все больше и больше отдалялись друг от друга. Но вот разделывать и готовить мясо понравилось им обоим. Они превратили это в исключительно мужской ритуал. Женщины даже не допускались на кухню во время «священного» процесса. Впервые в жизни Рэм увидел в отце не только родителя, но и друга. Олег, который раньше не слишком много разговаривал с сыном, теперь стал рассказывать ему тысячи разных историй. Многие из них может и не стоило бы слышать двенадцатилетнему мальчишке, но тот факт, что он их слышал, был для Рэма признаком того, что отец уже считал его взрослым.

В школе тоже все изменилось с появлением Андрея. Рядом с ним, Рэм превратился из простого мальчишки в одного из самых популярных парней. Теперь ему прохода не давали девчонки, по поводу чего Андрей и Ростик любили его подкалывать.

«Рэм, даже у Рики Мартина нет столько фанаток! Особенно в этой возрастной категории», – подобные фразы, произнесенные с наигранной завистью, не раз приходилось слышать ему от друзей.

Да, действительно, за Рики едва ли бегали девочки, начиная от десяти лет. А вот Рэму не было бы от них спасения, если бы его одноклассницы не отваживали более мелких поклонниц. Конечно же, его внезапное вознесение в глазах окружающих было заслугой не только Андрея. Важным фактором являлось и то, что за лето Рэм довольно сильно переменился: из худощавого мальчика, которому словно клещами вытягивали руки и ноги, чтобы они были такими неестественно длинными, он стал более складным и окрепшим. Волосы, которые раньше казались непонятного серо-пшеничного оттенка, выгорели и превратили его в блондина. К таким волосам куда больше подходили его оливково-зеленые глаза и выразительные темно-коричневые брови. Картину дополнял летний загар, который оказался как никогда стойким. Таким образом, на пороге восьмого класса Рэм появился, словно звезда подросткового сериала. Да еще и с двумя другими не менее яркими звездами.

В классе у него (как и позже в университетской группе) девчонок было намного больше, чем парней. И все они не забывали напоминать остальным, что имеют преимущественное право на общество Рэма. Тем не менее, на стенах женских раздевалок и туалетов велись жаркие чаты-дискуссии по поводу того, с кем же будет встречаться Рэм, и кто и по каким причинам подобного счастья не заслуживает. Парень быстро понял, что если у него появится девушка, жизнь ее, несомненно, превратится в сущий ад. И хотя в тринадцать лет ему уже было более, чем интересно, как это, встречаться с кем-нибудь, он решил не спешить. Кроме того, не было в его окружении той единственной, которая нравилась бы ему больше других. Он искренне восхищался каждой из своих одноклассниц. Все они, как и он, за лето стали намного более взрослыми и очаровательными. Он успевал осыпать комплиментами каждую из них, и девочки просто таяли от его слов, которые, в отличии от девчачьего «как-тебе-идет-эта-стрижка», звучали искренне. Так было до самого окончания школы – со всеми и ни с кем конкретным.

Андрея и Рэма звали во все спортивные команды школы, но парни вежливо отказывались от подобных предложений. Эту миссию всегда брал на себя Андрей. Обычно тренеры, которые оказывают ОГРОМНУЮ ЧЕСТЬ, приглашая в свою команду, не просто обижаются, если им отказывают, они озлобляются на подобного нахала до конца его школьных дней и делают все возможное, чтобы занятия по физкультуре превратились для него в истязание. Но Андрей был прирожденным дипломатом, и страшная участь миновала их.

У Ростика подобных проблем вообще не возникало. С ранних лет он занимался танцами, и получалось у него очень хорошо. Все учителя в школе знали, что нагружать его дополнительными заданиями, звать на предметные олимпиады и прочие состязания просто бесполезно.

Со временем выяснилось, что у Андрея пристрастие к точным наукам. Для Рэма и Ростика это стало настоящим счастьем, потому как они оба были в них не сильны. На контрольных Андрей умудрялся выполнить и свои задания, и решить попаре задач для своих друзей.

Вскоре и Рэм обнаружил свое призвание. Обнаружил неожиданно даже для самого себя. В очередной раз, когда им задали написать сочинение, только не по русскому языку, а по истории, он решил написать его сам. Раньше подобные вопросы решались просто – у каждого была книжка с готовыми сочинениями на все темы, которые только могут задать в школе. Обычно давалось несколько тем на выбор. На каждую из них в волшебной книженции было четыре-пять сочинений. Таким образом, все в классе договаривались между собой, кто что возьмет, чтобы не повторяться, некоторые приличия ради меняли пару предложений, и аккуратненько переписывали прямо на перемене перед уроком. Но на тему, которую задал историк, в сборнике не было ничего подходящего. Звучала она так: «Один день из жизни средневекового/средневековой (дальше на выбор: рыцаря, леди, оруженосца, крестьянки, крестьянина, ремесленника и т. д.)».

Рэму показалось интересным немного пофантазировать, и он решил опробовать собственные силы. Сочинение написалось довольно легко и быстро. Рыцарем Рэм не стал себя воображать, он описал жизнь оруженосца. Учитель был приятно удивлен и назвал парня будущим Джорджем Мартином. Для Рэма это было высшей похвалой – он прочитал «Игру престолов» за неделю и с нетерпением ждал перевода следующей книги. А еще парень тогда подумал, что сочинять ему пришлось не так уж много – он сам был оруженосцем при славном рыцаре Андрее. Хотя, быть может, это всего-лишь домыслы, порожденные его скромностью. В любом случае, именно после того первого сочинения, Рэм понял, что писать ему понравилось.

Школьные годы пролетели быстро и весело. Потом Ростик уехал покорять столицу. Андрей улетел в Швейцарию изучать экономику. А Рэм остался в родной Полтаве с намерением стать журналистом. В старших классах он уже писал статьи для одного интернет-издания, в основном о жизни подростков: разнообразии субкультур, шрифтов граффити и прочем. На шестнадцатилетие родители подарили ему профессиональный фотоаппарат (до этого он делал иллюстрации для статей с помощью старенького цифровика). На протяжении всего выпускного класса Рэм совершенствовался в искусстве рассказывать истории не только печатным текстом, но и фотографиями, которые продавал через фотобанки.

Так все эти обстоятельства и, может некоторые другие, о которых уже и не вспомнить, свели Рэма с Анитой. Была ли это любовь с первого взгляда? Трудно сказать. Но, определенно, с первого взгляда возникла симпатия, чего уже достаточно, чтобы завести разговор. А потом были слова, слова, еще раз слова, много неоднозначных взглядов и, как бы нечаянных, прикосновений. Никто наперед не знает, куда приводит эта дорога.

Необычные соседи обычной семьи

Альенна и Керл назвали своего сына в честь их любимого композитора – Эндрю Ллойда Ввебера. Но, когда они переехали в Украину, мальчик попросил, чтобы его звали Андреем. По его мнению, с именем Эндрю он бы слишком выделялся. Впрочем, это все равно было неизбежно. Яркая внешность и заводной характер быстро превозносили его в любой стране и в любой компании. Когда он окончил школу и поехал в Швейцарию, решил, что стоит вернуть себе прежнее имя, тем более, что все равно был записан как Эндрю во всех документах.

Науки давались ему легко, независимо от того, будь то история или алгебра. Отец всегда говорил, что он будет смышленее сверстников, но это не повод для того, чтобы задирать нос и считать остальных на ступеньку ниже себя.

Откуда ты знаешь, что так будет? – удивленно распахнув глаза, спрашивал Керла пятилетний мальчик.

– В тебе кровь Ромархов, – тогда впервые отец показал ему семейную книгу. Да, именно книгу, не альбом. В ней было больше записей, чем фотографий. На доброй половине страниц человеческие фигуры и лица были нарисованы вручную. Книгу переписывали через каждые три поколения, чтобы страницы не успели испортиться, и ничего не утерялось в пыли столетий. На первом развороте красовалось огромное семейное дерево. Надписи на нем были очень мелкие, иначе бы они все там просто не поместились.

– Ты встретишь в этом мире немного людей, которые хранят память о своих предках вплоть до первого поколения, – говорил Керл. – Если вообще встретишь таковых. Современные люди стремятся жить, как перекати-поле – часто нет у них ни родных, ни родины. Случается, что дети и родителей своих помнить не желают, не то что бы прадедушек и прабабушек. Но я, твоя мама, а соответственно и ты, Эндрю, мы, как старые деревья, корни которых уходят глубоко под землю, а ветви – высоко в небеса».

К роду Ромархов Эндрю принадлежал по отцовской линии. Больше сотни поколений его предков, как по отцу, так и по матери, были занесены в родовую книгу. В то время Альенна начала создавать ее электронный вариант. Рисунки и фотографии она сканировала, а текст набирала вручную. Лучше всего Эндрю запомнилась первая страница – она рассказывала о родоначальниках – Ромархе и его супруге Арении, живших некогда в Передней Азии. Книга была полностью на русском языке (в последний раз ее переписывали прапрадед и прапрабабка Эндрю, которые после развала Российской империи перебрались в Финляндию), но на каждой странице указывался источник, с которого переписывалась информация. На первых четырех страницах источником значились глиняные таблички с клинописью. Изображения людей, о которых там говорилось, были весьма условны, потому как писались только со скудного словесного описания.

Ромарх (имя значилось одно, безо всяких дополнений), судя по расшифрованным когда-то значкам, был высоким мужчиной с длинными черными волосами и «глазами ворона». Оставалось только гадать, имелось ввиду, что они черны, как ворон, или же фраза скрывала более глубокий смысл. Арения описывалась также высокой и светлокожей: «Ее кожа белая, как молоко, нет подобных ей в наших землях. Волосы ее, как языки пламени. Глаза ее, как расплавленная бронза, когда смотришь в них, забываешь обо всем на свете».

Еще в детстве, когда отец читал ему книгу предков, вместо традиционных сказок братьев Гримм или Ганса Кристиана Андерсена, Эндрю осознал, что именно такую будет искать для себя спутницу жизни. Ромарх написал о себе и своей супруге сам на пяти табличках и отдал каждую их них своим детям. Он напутствовал их беречь память о родителях, когда те «перестанут дышать», и чтобы их дети и дети их детей поступали также. Судьба четырех из пяти была неизвестна, но старшая дочь Ромарха и Арении, та, о которой говорилось на следующей странице книги, оставила записи о себе и своем муже. В дошкольном возрасте Эндрю не находил в этом ничего странного, но позже, когда традиционный курс истории оставил на его сознании свой налет, мальчика чрезмерно стал удивлять тот факт, что практически пять тысяч лет тому назад женщина умела писать.

Предки по материнской линии были не менее интересны. Род, к которому она принадлежала, носил имя Вархи. Его корни уходили в доарийскую Индию. Первые сведения рассказывали о мужчине Вархи и его жене Андже, которые жили еще во времена палеолита. Естественно, сами о себе они ничего не написали – писанина тогда была без надобности. Но детям от них осталось кое-что другое – амулет. Его сделала Андже из кости своего мужа, когда тот умер, чтобы частица любимого всегда оставалась с ней. Амулет представлял собой приблизительно правильной формы круг, на котором были вырезаны контуры высокого ветвистого дерева – в знак того, что Варх очень любил деревья. По семейному преданию он умел слушать их и разговаривать с ними. Эндрю очень обрадовался, когда Альенна показала ему этот амулет, который роду Вархов удалось сохранить. Что до письменных сведений, то они появились только через четыре смены поколений после родоначальников. Их праправнуки записали все семейные предания, которые до того передавались исключительно из уст в уста.

Эндрю всегда чувствовал, что в нем живет весь опыт и сила его предков. Наверное, это ощущение не было бы таким сильным и убедительным, если бы он не читал книгу. Но он читал. И повествования о прошлом вдохновляли его на создание будущего. Да, именно будущего, не пресловутого «здесь и сейчас», существование которого он вообще отрицал. Это было, пожалуй, единственным, о чем он когда-либо спорил с матерью. Она говорила ему, что прошлое уже не важно, потому что оно прошло, будущее еще не наступило, поэтому самым настоящим является данный момент. Именно им необходимо наслаждаться, именно он является жизнью.

– Если прошлое не имеет никакой важности, зачем ты хранишь амулет из кости своего древнего предка? – как-то, еще будучи подростком, возмутился Эндрю. – Или нашу родовую книгу? Зачем? Это же прошлое! – эмоции тогда переполняли его.

Но Альенна слушала сына со спокойствием и интересом.

– Пока ты думаешь о «здесь и сейчас», никакого «здесь» и «сейчас» уже нет. Даже если стоишь на одном и том же месте и кажется, что за пределы «здесь» не вышел, Земля уже поменяла свое положение относительно Солнца, поэтому твое «здесь» превратилось в «там». И твое «сейчас» превратилось в прошлое. Поэтому прошлое – это единственное, что у нас действительно есть. Будущее – это то, что у нас действительно будет. А «здесь и сейчас» – это то, чего нет, то, что не может существовать. Каждая новая секунда – это будущее, до того момента, пока стрелка часов не сместилась на одно деление. А как только она сделала это – будущее стало прошлым. Где же тут «здесь»? И где «сейчас»?

– Ты еще слишком буквально все воспринимаешь, – сказала тогда мать и, не вдаваясь в какие-либо объяснения, ушла на вечернюю медитацию к старой разлогой яблоне.

«Когда она медитирует, то, наверняка, уверена, что находится в своем „здесь и сейчас“, – подумал Эндрю. – Но я ни за что не поверю, что в ее голове не проносятся образы из прошлого или мысли о будущем».

Сам он пробовал медитировать вместе с родителями, но у него ничего не получалось. Отец говорил, что нужно научиться останавливать поток мыслей.

– Но как? – удивлялся Эндрю. – Я же не могу отключить свой мозг? Даже во сне он продолжает работу по созданию и трансляции разнообразных кадров и целых кинолент.

Парень пробовал более простые способы медитации, например, когда повторяешь слово «ом», на котором концентрируешь все свое внимание. Но от такой практики его неумолимо клонило в сон. В конце концов Эндрю решил оставить это занятие родителям.

«Всем нужно во что-то верить, – сказал он себе. – Вот только я бы с удовольствием поверил в кое-что более динамичное».

Лишь через несколько лет после того, в Швейцарии, Эндрю осознал, как полезно слушать мир. И как ценно бывает подслушанное. Когда он приехал учиться в страну самых дорогих часов, переполненных банков и лучших шоколадных традиций, ему достался очень интересный сосед по комнате. Марк был на год старше его, у него за плечами уже остался курс обучения. По его словам, родители «запихнули» его в Швейцарию, чтобы он не портил их репутацию добропорядочных флоридских «ричи». А Марк всего-то пытался приукрасить размеренную однообразную жизнь на солнечном полуострове милыми эксцентричными выходками. К примеру, устроил танцы в купальниках на автостоянке. Ну подумаешь, двадцать человек танцевали на крышах машин и кое-где (совершенно без злого умысла!) разбили пару стекол. Будь это в первый раз, родители бы еще могли закрыть глаза, но для Марка, тогда еще школьника, подобные происшествия давно стали закономерностью. Через четыре месяца он закончил школу и был сослан в Швейцарию.

– Но, это самая лучшая ссылка из всех когда-либо существовавших, – весело сказал он Эндрю по завершению своей истории. – Будь уверен, со мной ты скучать не будешь.

Об этом можно было уже и не уведомлять.

– Да и по тебе видно, что ты не ботан какой-нибудь, – он хлопнул Эндрю по плечу. – Не то, что мой бывший сосед. Какое счастье, что он уже выпустился, – Марк посмотрел в окно на благодатную синеву неба так, что могло показаться, будто он воздает хвалу богу. Вот только трудно было заподозрить в нем религиозного человека.

Через пару секунд безмолвного созерцания, он круто повернулся на пятках и с воодушевлением, которое, казалось, еще больше прибавилось в нем, сказал:

– Я покажу тебе все радости местной жизни

Эндрю подумал тогда о двух вещах: во-первых, его вполне можно было бы назвать ботаном, пусть внешне он таким не казался, но по баллам его не превзошел никто из одноклассников; во-вторых, что «радости жизни» для его соседа представляют собой ничто иное, как закрытые клубы с кучей полуголых девочек и дорогой выпивки.

И, конечно же, он ни разу не удивился, когда в тот же вечер Марк позвал его на закрытую вечеринку.

– Пойдем, буду знакомить тебя с местной публикой! – в его глазах сверкало предвкушение бурной ночи. – Ты не представляешь, как хороши здесь девчоночки! Их ссылают сюда, подобно нам, из самых разных уголков мира. И, сам понимаешь, не за добропорядочность и примерное поведение, – лукавая улыбка еще ярче прежнего озарила его лицо.

Эндрю в Швейцарию никто не ссылал. Напротив, он ещё со средней школы мечтал поступить в университет, который для Марка был просто ссылкой. Рано задавшись вопросом о выборе жизненного пути после школы, Эндрю читал множество биографий известных личностей и пытался понять, как же они достигли успеха. Он узнал, что некоторые из людей, которые восхищали его, учились в свое время именно в этом швейцарском университете. А один из них – профессор Клердер – даже остался там преподавать. Ради одной только встречи с ним, даже не просто встречи, а лекций у него, Эндрю сделал все возможное, чтобы оказаться там, где оказался.

В школьные годы он не тратил время на охоту за девушками и спортивные игры. Чтобы поддерживать тело в хорошей форме, ему хватало тренировок с отцом. Что же касалось девушек – да, с ними все было не очень-то просто. Эндрю приходилось получать и трогательные, правда, не слишком рифмованные стихи с признаниями в любви, и многочисленные смс-ки тайных и явных поклонниц, одна девушка даже набралась храбрости (глупости?) сказать ему о своих чувствах в глаза. С этой было сложнее всего – такое не проигнорируешь и не сошлешься на любимую отговорку: «извини, мое сердце уже занято». Обстоятельства осложнялись еще и тем фактом, что Алла, та самая храбрая влюбленная, была его одноклассницей. И в десятом классе, именно когда ее накрыла волна нежных чувств, они сидели за одной партой (за рассадкой учеников строго следила их классная руководительница, женщина советской закалки). Поэтому Эндрю оказался просто прижат к стенке и в буквальном (краснея до корней волос, Алла выдала ему свое признание в узком коридоре между актовым залом и столовой) и в переносном смысле. Ему нравилась эта девушка, симпатичная, уже вполне сформировавшаяся, и не глупая в придачу. Но таких было полным полно вокруг. И нравилась она Эндрю ни чуть не больше всех остальных, подобных ей, девушек. Тем не менее, парень понимал, что его отказ (и не важно, в насколько мягкой форме он прозвучит) приведет к катастрофе. Алла прекрасно знала, что у него никого не было. Собственно, это подозревали и все другие девушки, которые вздыхали по Эндрю. Но если те, другие, не могли этот факт ни подтвердить, ни опровергнуть, то Алла могла – парень был у нее на виду каждый день, она слышала все его разговоры с друзьями, она жила в соседнем доме с Росом, поэтому из школы всегда шла с тремя самыми эффектными парнями Вишневой улицы. Эндрю знал, что их и так подозревают в тайных отношениях, поэтому подумал – почему бы не подкрепить миф фактами. Собственно говоря, в таком случае он ничего не терял. Больше того, так хоть все другие девчонки немного бы угомонились.