Текст книги "Для тебя. Многогранный роман"

В Старом парке

Эндрю нашел Лальен в той самой отдаленной части Старого парка, где росли древние кедры, некогда посаженные заботливыми руками монахов. В начале двадцатого века их чуть было все не вырубили в погоне за ценной древесиной, но студенческое сообщество защитников природы сумело отвоевать участок трехсотлетнего леса. С тех пор кедры принадлежали университету, поэтому были неприкасаемыми.

Лальен сидела, скрестив ноги, на разостланной циновке. Белки шныряли туда-сюда, перепрыгивая с ветки на ветку, с дерева на дерево, некоторые спускались на землю, хватали миндальные орешки, разложенные по краю циновки, и тут же молнией уносились прочь. Эндрю наблюдал за девушкой из-за широкого ствола, не спеша показываться. Он знал, ее так же легко спугнуть, как и маленьких огненных животных. Лальен сидела к нему спиной, неподвижно, словно буддистский монах. Ему так и казалось, что сейчас он услышит: «Омм…». И дальше в том же духе. Эндрю решил на минуту закрыть глаза. Почему-то у него возникло ощущение, что она тоже сидит с закрытыми глазами. Нет, он не собирался полюбить медитации, но ему захотелось почувствовать то, что чувствует Лальен, услышать то, чего с открытыми глазами не услышишь. Его веки опустились, но образ девушки остался перед глазами. Звуки мгновенно стали слышны громче и отчетливее. Он мог с точностью сказать, что справа белка пробежала к дереву и быстро-быстро пошуршала вверх по стволу. Откуда-то сзади и сверху раздавалось умиротворяющее воркование горлиц. Снова шорох сухой хвои – наверное, еще одна белка. На этом ему и наскучило. Он открыл глаза и… увидел перед собой пустую циновку. Его мгновенно крутануло на 360°:

«Где она? Как? За минуту…»

– Лальен! – не думая больше об осторожности выкрикнул он.

Какая уж там осторожность! Наверняка она увидела его и сбежала. Для того и нужны медитации, чтобы учиться видеть больше, чем могут показать глаза. Вот девушка и почувствовала его спинным мозгом. И сбежала.

– Лальен! – набрав побольше воздуха в легкие позвал он.

В его голосе звучали нотки отчаянья.

– Зачем так кричать? – услышал он спокойный полушепот у себя за спиной. – Ты же не у себя в общаге.

– Лальен… – он обернулся и вздохнул с облегчением, увидев, что это действительно она.

Девушка стояла совсем рядом, между ними было не больше пяти сантиметров.

– У тебя появился сообщник? – спросила она. – Мели говорила, что Нереко вчера закрылся раньше обычного и засел болтать с каким-то симпатичным первокурсником. Я ни секунды не сомневалась, что это ты.

Золотые глаза пытливо всматривались в лицо Эндрю. Он уже запомнил, что эта девушка способна прочитать ложь в любом неосторожном движении, поэтому решил, что оспаривать тут нечего.

– Он славный человек, – ответил Эндрю. – Похож чем-то на волшебника, – сказать такое кому-нибудь было бы равносильно добровольному подставлянию себя под насмешки. Но ему показалось, Лальен согласиться с его наблюдением. Так и произошло:

– Да, что-то такое в нем есть, – ее изначально суровый тон смягчился и стал почти таким же естественно-беззаботным, как был вчера утром, когда они только познакомились. Но уже через пару секунд он оказался искажен саркастическими нотками: – Наверное, он просто настолько непривычно добрый, что это кажется волшебством. Итак, заботливый волшебник отправил тебя спасать принцессу из башни? – в лоб спросила она.

– Я сам вызвался на эту роль. Он только направил меня, – так же прямо ответил Эндрю.

– И от кого же ты будешь меня спасать? – Лальен сделала крошечные шажок, и их тела оказались буквально в сантиметре друг от друга. – А может мне самой придется спасаться. От тебя.

Эндрю не мог ничего ответить, его просто захлестнуло волной ее тепла, запахом свежести ее тела, в котором улавливались нотки имбиря. Единственное, что он мог, чего он желал и что он сделал – это притянуть ее еще ближе к себе, чтобы исчезли между ними все существующие преграды, и целовать, целовать, целовать… Лальен не сопротивлялась, словно сама хотела того же. Но, как только Эндрю поверил в то, что одержал победу, и немного ослабил бдительность, она выскользнула из его рук, в мгновение ока оказавшись на расстоянии пары метров от него.

– Это твой метод спасения? – спросила она.

Ее глаза и подрагивающая полуулыбка насмехались над ним.

– А может будешь лечить меня по предписаниям дедушки Фрейда?

Эндрю не решался пошевелиться. Казалось, один его шаг навстречу отдалит ее на сотню шагов.

«Раненый зверек…, – вспомнились ему слова Нереко. – Он будет ощетиниваться…»

– Это моя жизнь! – неожиданно громко крикнула Лальен, как часто кричала отцу в свои трудные подростковые годы. – Что тебе за дело до того, как я ее угроблю?! Почему кому-то непременно нужно вмешиваться? Вам всем что, своих проблем недостаточно?

– Это больше не только твоя жизнь, – дождавшись, пока она успокоится, ответил Эндрю. – Вчера, точнее даже позавчера, сама того не зная, ты ворвалась в мою. И теперь все, что касается тебя, меня тоже касается. Поэтому мне есть дело, Лальен. Есть и будет.

Она была немного в замешательстве от услышанного. Воспользовавшись моментом, Эндрю оказался рядом с ней, взял ее левую руку и повернул к себе. Шумный выдох удивления и ужаса вырвался у него. На мраморно-белой коже предплечья виднелись глубокие и длинные продольные шрамы. Они выделялись песочными складчатыми полосами, прямыми от локтя и загнутыми у кисти. Словно какой-то дикий зверь, не меньше рыси, располосовал своими острыми когтями ни в чем не повинную тонкую руку. Эндрю перевел взгляд со шрамов на глаза девушки и впервые увидел в них, что душа ее так же истерзана.

– Ты сама это сделала? – спросил он.

– Не спрашивай об этом, – ее голос прозвучал почти умоляюще, хотя она еще пыталась вернуть на лицо сползающую маску показной силы и независимости.

– Но я уже спросил, – настаивал Эндрю, не отпуская ее руку.

– Ты не поймешь, – ее взгляд остановился на шрамах.

Она не решалась снова посмотреть ему в глаза, потому как в ее собственных уже собирались слезы.

– Даже если не пойму, тебе все равно придется ответить, – Эндрю говорил мягким голосом, но тон его был настойчивым.

Первая горячая капля упала из ее глаз прямо на его сомкнутые пальцы.

– Прости, – прошептала она и попыталась высвободить руку.

– Тебе не за что извиняться, – заверил Эндрю. – Давай присядем, – он легонько приобнял ее за талию и направил к разостланной циновке.

У нее уже не было сил сопротивляться.

Он усадил ее на коврик из рисовой травы и сам уселся рядом. Прежде ему никогда не приходилось иметь дело с плачущими людьми. Тем более с девушками. Но это его не пугало. В мире вообще не так много того, что могло бы напугать Эндрю.

– Так почему же? – продолжил он свой допрос.

Слезы Лальен давали ему надежду на искренность ответов.

– Боль…, – пытаясь выровнять хрипнущий голос, готовый в любую минуту сорваться на рыдания, сказала она. – Боль физическая… она… заглушает ту…

– …что внутри, – закончил за нее Эндрю.

– Да, – она подняла на него мокрые раскрасневшиеся глаза. Сквозь пелену слез в них просматривалось удивление. Удивление тому, что он понял, о чем она пыталась сказать.

– Это из-за Марка? – осторожно спросил парень. – Из-за того, что он сделал?

– Не совсем, – всхлипнула Лальен. – Не только…

Неведомо откуда у нее в руке вдруг появилась пачка бумажных салфеток. Эндрю пришлось-таки отпустить ее руку, чтобы она могла воспользоваться ими. Только теперь он заметил, что возле циновки лежал небольшой рюкзак, цвета корицы, который практически сливался с наземным покровом из сухой хвои.

– Много было причин, – продолжила она уже почти не плача.

– Я хочу услышать обо всех, – настоял Эндрю после паузы, которая грозила стать завершением откровения.

Ее исполосованная рука снова оказалась в его ладонях. Он вспомнил, как грубо вчера схватил ее на выходе из кафе, и ему снова стало неловко за это.

– Да, пожалуй, стоит, – после короткой внутренней борьбы, которая выразилась складками между бровей и закусыванием нижней губы, сказала Лальен. – Может хоть тогда ты поймешь, во что вляпываешься и забежишь куда подальше. Знаешь, я ведь… Я сумасшедшая, – она посмотрела на Эндрю взглядом, который действительно выражал немного безумия. – И таких лучше обходить десятой дорогой. Где твой инстинкт самосохранения? Он должен кричать тебе – убегай!

– Ты считаешь меня настолько трусливым? – с напускным негодованием спросил Эндрю, нежно поглаживая пальцами ее шрамы.

– Нет… Нет, просто… Если бы я рассказала такое психиатру, ко мне наверняка бы прикрепили диагноз «шизофрения». А зачем тебе связываться с шизофреничкой?

– Ты просто говори, а я, не являясь психиатром, возможно, поставлю тебе другой диагноз, – предложил Эндрю.

И она рассказала ему обо всем, начиная со своих тринадцати лет.

– А год назад я потеряла и любимого человека, и любимую профессию, – подвела итог Лальен. – Знаю, большинство людей не считают это профессией, но… быть моделью – это единственное, что я умела и единственное, что у меня хорошо получалось, – она немного помолчала.

Эндрю решил не нарушать застывшую тишину. Он чувствовал, что сказала она еще не все, что хотела.

– Я не знала, что дальше делать, куда ехать, идти… Поэтому просто поехала домой. Отец вряд ли смог бы мне помочь в одиночку, но, как я уже говорила, он теперь женат на мадам Психолог. Она-то и придумала для меня новую цель и новый смысл жизни. Она подвела меня к мысли, что я тоже могу стать психологом, посоветовала этот университет. Сказала, что изучая психологию, я смогу восстановить свое душевное равновесие, а в будущем еще и помогать людям с этим. Идея мне понравилась. Да и других у меня все равно не было. А уж как оказался счастлив дорогой папа, когда узнал, что я собралась получить высшее образование! Вот так я и оказалась здесь. Познакомилась с Марком, с Мели. Такое количество друзей мне показалось достаточным. У меня вообще друзей со времен Ари не было никаких. Да и из того друга, собственно, не получилось. Как потом и из Марка. Ну, в общем, иногда, когда все это снова и снова прокручивается в моей голове, и когда я понимаю, как на самом деле скучна для меня психология, представляю, как потом мне придется сидеть и выслушивать вот таких же неуравновешенных и разочарованных в жизни… Мне хочется заглушить все это, избавиться от этого. Кто-то в таких случаях идет пить, кто-то спасается психотропами, а я… Я спасаюсь болью, – она закрыла глаза.

Из-под длинных ненакрашенных ресниц по нежной коже персиковых щек скатилось еще несколько слезинок.

Эндрю обнял ее и поцеловал в макушку. Так делала его мама, когда совсем маленьким он падал и разбивал коленки или счесывал кожу на ладошках. В его руках тоже был ребенок после падения, ребенок, который вырос, но раны на его коленках не зажили. И, чтобы не думать о них, он стал наносить себе новые раны. Глупый, глупый ребенок.

– Это не похоже на шизофрению, – успокаивающе сказал парень. – Это похоже на очень непростую жизнь, издали такую привлекательную, сверкающую, как бриллиант. Но, прикоснувшись к ней, ты порезалась о ее острые грани. Лали, – сам того не зная, он назвал ее так, как называл отец. – Если только ты позволишь, я всегда буду с тобой. Я буду тем, кто вытеснит из твоей памяти все прошлое. И то, что я чувствую к тебе, как и то, что я чувствую в тебе ко мне, станет сильнее любой боли, и душевной, и физической.

– Я так хочу тебе поверить, – прошептала она, прижимаясь к его груди.

– Тогда поверь, – он аккуратно расстегнул заколку на ее волосах и провел ладонью по сверкающим прядям, которые рассыпались по спине девушки. – И вот тебе домашнее задание: подумай сегодня о том, что, помимо модельной карьеры, ты хотела от жизни? О чем еще мечтала? Ведь какой бы интересной не казалась тебе эта работа, все же, это только работа. А что было в твоих мечтах? Сейчас нам пора на пары, но вечером ты мне расскажешь об этом. Хорошо? – он поднял ее лицо к своему.

– Хорошо, – согласилась она, взмахнув мокрыми ресницами.

И уговор был скреплен поцелуем.

«Не так-то просто взять и рассказать кому-то о своих мечтах. Поэтому я напишу тебе о них», – так начиналась записка или, скорее, целое письмо, которое Эндрю получил из рук Мели. У него снова целый день было дурное предчувствие, что Лальен ему вечером не увидеть. И оно снова оказалось верным.

– Спасибо, Мелисса, – поблагодарил он девушку, которой довелось исполнять роль почтового голубя. – Но буду еще больше благодарен, если ты дашь мне номер Ла.

– Прости, не могу, – замотала головой Мели. – Нет, и не проси. Я не хочу с ней ссориться. Она если обидеться на что, так все… Уйдет в себя, закроется там, и ничем ее уже не вытащить из этой скорлупы.

– Но сейчас же вы с ней нормально общаетесь? – Эндрю бережно положил в сумку лиловый конверт, точно тот мог рассыпаться в прах и исчезнуть. – Ты ведь ее единственная подруга?

– Да, – нехотя согласилась Мели, будто ее заставили раскрывать государственную тайну. – А она – моя. Так уж получилось… Мы обе не самые общительные… До меня она больше дружила с Марком. Но Марк – такой парень, который не может просто дружить с девушкой. И они поссорились. Думаю, ты знаешь, к чему потом это привело. Так вот, я не хочу с ней так ссориться. За прошедший год у нас не возникало конфликтов. Даже по поводу того, кому мусор выносить. А вот соседи наши постоянно из-за этого собачатся, – Мели улыбнулась впервые за весь разговор, после чего к ней снова вернулся ее взволнованно-чирикающий тон: – И я хочу, чтоб мы и дальше оставались подругами, у которых нет повода для ссор.

– Ладно-ладно, – Эндрю уже не терпелось прекратить льющийся на него поток объяснений. – Тогда просто передай ей от меня «спокойной ночи».

– Хорошо, – Мели снова просияла улыбкой, заговорщицкой такой улыбкой. И взгляд ее удивительно-зеленых глаз тоже стал заговорщицким. – Удачи тебе с ней.

Как только девушка оставила Эндрю, он поспешил уединиться в библиотеке, до закрытия которой оставалось всего двадцать минут. Ему хотелось прочитать письмо Лальен в спокойной обстановке, где его точно никто не потревожит. Можно было бы и в Старый парк пойти, но там уже слишком сгустились сумерки.

«Если честно, мечты мои были так банальны, что мне даже немного стыдно в них признаваться, – читал Эндрю, усевшись в самый отдаленный уголок библиотечного зала. – Я мечтала, да и сейчас мечтаю, о самых простых вещах: большой красивый дом, сад, цветы на клумбах и много-много цветов в контейнерах и горшочках. Они расставлены повсюду: вдоль дорожки, ведущей к дому, на веранде (дом непременно должен быть с открытой верандой), на подоконниках. В моей комнате где-то до сих пор хранится папка с вырезками из журналов. И вырезки эти не о самых успешных моделях, не о дизайнерах и фотографах. Нет, в той папке собрана подборка интересно оформленных интерьеров, прекрасно разбитых садов, там фотографии цветов и выписки, как за ними ухаживать.

Ну и, конечно же, я мечтала, что в этом доме буду жить с красавцем-мужем. И будет у нас штук семь детишек. Да-да! Можешь смеяться. Сейчас я бы сократила это число до одного, потому что теперь имею представление о том, как трудно их вынашивать и рожать. Не говоря уже о процессе воспитания. А если еще ребенок пойдет характером в меня? Тогда и один – это много. Хотя нет, в любом случае, детей я и сейчас не могу вычеркнуть из своих мечтаний.

Знаешь, Эн, вот перечитала и сама себе удивилась – обыкновенная мечта самого обыкновенного человека, девушки, которая хочет стать не больше, не меньше, чем домохозяйкой. Зачем же тогда все то, чем я занималась, чем занимаюсь сейчас? Впрочем, если бы не университет, мы бы с тобой не встретились. А если бы не Фотограф, я бы не оказалась в университете. Вот такая штука – судьба.

P. S.: Не сердись, что не пришла сама, а прислала Мели. Просто, я хотела, чтобы сначала ты прочитал это письмо. А поговорим мы уже завтра. Давай возьмем в семь у Нереко кофе и пойдем туда, где были утром. Люблю деревья, они придают спокойствия и многолетней своей силы.

И тебя, я уже не сомневаюсь, тоже люблю».

Последняя фраза, да и все письмо в целом, возымели на Эндрю неожиданный эффект – он ощутил, как радостно учащенно подпрыгивает его сердце, как легкое покалывание от него растекается по всему телу, точно заряды внутреннего тока, и как лицо расплывается в улыбке. Так он и сидел в самом конце читального зала, сияя ярче зажженных в нем лампочек, пока гнусавый голос библиотекаря не сообщил, что пора сдавать книги и покидать библиотеку.

«Она странная, – думал Эндрю, неспешно шагая по дорожке, ведущей в его корпус. – Она очень странная. Деревья придают многолетней своей силы? – и тут он осознал то, что удивило его ещё больше. – Она, как моя мама».

Ошарашенный этой мыслью, парень остановился посреди дорожки. Его взгляд пробежался по окнам общежития. В его комнате горел свет. Значит, Марк уже вернулся. Эндрю не мог прийти к нему в таком шоковом состоянии. Но и деваться больше было некуда – для размышлений на лавочке вечер выдался слишком холодным. Удивительно холодным, ведь днем было еще так тепло. К Нереко идти было поздновато. Лальен не намерена встречаться с ним раньше завтрашнего утра. Эндрю пришел к неутешительному выводу, что здесь у него самый узкий круг общения за всю историю его жизни. И тут ему стукнула в голову мысль о Жаке. Да, что-то не нравилось Эндрю в этом парне, но можно ведь было преодолеть себя на пару часов. Может даже меньше. Просто ему действительно необходимо было поговорить о чём-то постороннем, чтобы его эмоции пришли в норму, и в свою комнату, к Марку, он смог бы вернуться без глупой улыбки, которая расплывалась на все лицо, без бесконечного повторения в голове фраз из письма Лальен.

«И тебя, я уже не сомневаюсь, тоже люблю», – эта успела занять почётное первое место в быстро организовавшемся хит-параде повторов.

Эндрю не знал, где находилась комната Жака, но тот, кажется, записывал ему в телефон свой номер. Парень полистал список контактов. Да, Жак Пенье действительно оказался в нем. Эндрю нажал кнопку вызова, борясь со странным внутренним чувством, похожим на отвращение. С каких это пор он стал так предвзято относиться к людям? Не ко всем, правда, только к тем двоим, которые были пока его единственными друзьями в университете. Ему даже друзьями их не хотелось называть. Разве что в кавычках. Уж слишком Марк и Жак отличались от его настоящих друзей – Рэма и Роса.

Жак все никак не брал трубку. Вместо гудка у него играла песня «Bad Things» Джейса Эверетта. И Эндрю вовсе не хотелось, чтобы она прерывалась. Но когда он уже с облегчением подумал, что Жак не ответит, в телефоне послышался его приглушенный голос:

– Эндрю?

– Да, привет, Жак! Слушай…

– Сори, Эн, но я сейчас немного занят, – прервал его «друг». И тут же отключился.

«Да, Эндрю, в налаживании контактов ты провисаешь», – сказал себе парень. Но тут же в голове снова вспыхнуло тёплым золотым светом: «… тоже люблю».

Вязание и узелки

Юти, которая за полгода после окончания университета успела перепробывать множество прикладных занятий, научила Элин вязать. Вязание девушке понравилось да и давалось легко, кроме того, оно помагало приводить мысли в порядок. Элин связала для Роса зеленые с желтыми поперечными полосками гетры. Теперь он каждый раз одевал их на тренировки. Еще у девушки хорошо получались митенки. Юти научила делать их с узорами, в клеточку, с переходами оттенков.

Иногда Элин удивлялась тому, насколько сильно они сдружились с Юти. Даже после свадьбы они проводили много времени вместе. Юти часто забирала Элин после школы на своем рыжем авто, и они устраивали мелкий шопинг либо просто ехали в какое-нибудь уютное кафе. Возможно, у Юти просто не было других друзей в городе. Ее муж почти всегда возвращался с работы не раньше восьми. Кроме того, уже через месяц после свадьбы его отправили в очередную командировку. Юти не поехала с ним, потому что теперь у нее тоже была работа – она вела вечерние занятия в танцевальной школе Роса.

Как бы там ни было, Элин была счастлива, что у нее наконец-то появилась подруга. Но иногда ее мучал страх, что дружба это может в какой-то момент закончится. Юти ведь вполне могло надоесть общество школьницы, которая говоорит только о литературе и одежде. Впрочем, именно на последней теме они и сошлись больше всего. Нельзя было сказать, что девушки пребывали в плену у моды. Они сами сформировали свой индивидуальный стиль, который разительно отличался от всех существующих. Девушки были единственными представительницами этого нового стиля, который Элин называла «зазеркальем», а Юти и вовсе не заморачивалась насчет каких-либо названий.

Стиль «зазеркалье» включал в себя яркую одежду и совсем не признавал серый цвет. Былый и черный непременно разбавлялись яркими аксессуарами. Каждый день девушки создавали уникальные образы, в которых все детали были и дополнением общей картины, и отдельными интересными вещами. Если у многих женщин существует маниакальная страсть к туфлям, то у Юти с Элин была невероятной силы тяга к аксессуарам. Пояса и сумки, браслеты, бусы и сережки – все это они сметали с прилавков, заказывали через интернет, создавали сами. Элин удивилась, когда узнала, что вязать можно не только элементы одежды, но и украшения. У них с Юти была безграничная фантазия в плане создания новых вязаных вещей, и свою технику они отшлифовывали с каждым днем.

В один будничный вечер, когда муж Юти был уже в командировке, а Рос – в танцевальной школе, девушки рисовали эскизы вязаных бус в комнате Элин.

– Куда ты поступишь после школы? – спросила Юти.

– На литературный, в Драгоманова, – Элин подала ей желтый карандаш, к которому та тянулась.

– Ты ведь уже столько всего перечитала… Хочешь провести следующие четыре-пять лет жизни в разборах каждого предложения из давно прочитанных книг? – Юти сделала несколько линий желтым, отложила карандаш и пристально посмотрела на Элин.

Девушку всегда немного смущал этот ее непосредственный пытливый взгляд.

– Я люблю книги больше всего другого, – Элин не выдержала и отвела глаза.

– Хочешь сидеть по сто двадцать минут и слушать либо рассуждать о том, что хотел сказать автор тем или другим словосочетанием? Мне всегда казалось, что если уж писатель о чем-то пишет, то именно это он и хочет сказать.

– Но есть ведь символизм, метафоры…, – начала было Элин.

– Да, которые должны быть понятны читатаелю без преподавателей и дополнительных пособий. А иначе, какой смысл издавать книгу широким тиражем, если она будет понятна только кучке избранных зануд?

Элин хихикнула и взглянула на Кота. Она иногда обращалась к нему и в присутствии Юти. Так уж само собой получалось. И подруга не сочла это чем-то ненормальным. Теперь она и сама порой задавала ему вопросы.

– Кот, вот ты что символизируешь? Что хотел сказать английский математик, придумав улыбающегося кота? Наверняка здесь огромный скрытый смысл, который, возможно, должен предупредить нас о мировом кото-заговоре.

Элин рассмеялась и бросила в Юти одну из маленьких красно-белых подушек, которых у нее на кровати было полдюжины.

– Да, у них заговор! – продолжала Юти, отбив летящий в нее снаряд. – Потому этот котяра и улыбается. Он-то знает, а глупые людишки – нет.

– Кэррол просто придумал интересную историю для одной маленькой девочки, – Элин запустила в подругу еще одной подушкой.

На этот раз та поймала ее.

– Так просто? – она сжала подушку, как гармошку. – Если все так просто, зачем эти поиски глубинного смысла? Я как-то слышала по радио, что этого писателя даже признали сумасшедшим. Типа психически здоровый человек такого бы не написал. И ты правда хочешь посвятить свою жизнь разборам литературных полетов и высасыванием из пальца новых бредовых предположений?

Элин посмотрела на Кота, на своих королев, на Юти, которая играла с подушкой. Ее подруга не была литературоведом, но в ее словах звучала правда. И эта правда заставила девушку задуматься.

– Но если не на литературный, тогда я просто не знаю, куда мне поступать, – через пару минут молчания сказала она.

– А зачем вообще куда-то поступать? – этот вопрос Юти сбил Элин с толку еще сильнее, чем все ее предыдущие рассуждения.

– Но ведь…

– Так надо? Так все делают? – Юти опередила ее с подбором слов. – Но, Эли, посмотри на себя, разве ты такая же, как все?

Девушка взглянула на свои руки в легких летних митенках из желтых и оранжевых ниток. Она связала их только вчера, и ей нравилось носить их даже дома. Посмотрела на ноги в домашних бежевых штанах со слонами. Перевела взгляд на отражение в зеркале, где увидела огромные голубые глаза нараспашку и две светлые косички в технике «рыбий хвост» с тонкими васильковыми ленточками.

– И я не только о внешности, – Юти села у нее за спиной и обняла за плечи. Теперь они обе смотрели на своих зеркальных двойников. – Я о том, что ты можешь больше, чем просто протирать штаны за партой.

– Например?

– Например, вязать у тебя неплохо получается. И не просто повторять чужие схемы, ты сама придумываешь классные вещи!

– И это то, чем я смогу зарабатывать?

– Вполне! Мы можем выпустить собственную коллекцию аксессуаров и предложить ее на продажу в киевские бутики. А если для них она покажется слишком экстравагантной – откроем свой, – Юти была настроена весьма оптимистически. – Почему нет? Это не так сложно, как кажется. Плюс, через интернет можно продавать. У тебя ведь уже достаточно раскрученный сайт.

– Но он с цитатами…

– Он с цитатами, что не мешает разместить на нем рекламу наших вязаных вещичек.

В тот день дедушка Элин гостил у одного своего бывшего коллеги. Он позвонил в семь и сказал, что вернется поздно, потому что они с другом давно не виделись и еще не наговорились. Это означало, что можно провести вечер наедине с Росом.

Парень приехал в восемь. У него в руках оказался букет нежно-сиреневых тюльпанов.

– По какому поводу? – удивилась Элин.

– Чтобы порадовать тебя обязательно нужен повод?

Элин очень любила тюльпаны всех цветов и раскрасок. Но фиолетовые завораживали ее больше других. Они были такими необычными. Особенно те, которые принес Рос, светло-сиреневые.

– У меня тоже есть кое-что для тебя! – девушка поставила цветы в хрустальную вазу на обеденном столе.

– Ммм, судя по запаху, это что-то вкусненькое, – Рос уселся на кухонный диванчик.

Элин достала из духовки узелки из теста с грибами и сыром – они готовили их с Юти.

– Пахнет пиццой, – Рос взял один из узелков. Он оказался еще горячим, поэтому парню пришлось перебрасывать его из руки в руку. – А выглядит как… Даже не знаю.

– Это узелки, – сказала Элин, проводя пальчиком по месту, в котором завязывалось тесто. В запеченном виде узел уже не так четко просматривался.

– Узелки, – повторил Рос и потянул за края теста. – Они не развязываются?

– Нет, – девушка разломала свой напополам. Немного сыра растеклось по краям слоеного теста. – Ты их зубками, зубками! – Элин, как и ее дедушка, могла цитировать «Свадьбу в Малиновке» практически в любой жизненной ситуации.

Рос улыбнулся и откусил кусочек. Вкус оказался не менее приятным, чем запах.

– Как приятно, когда кто-то готовит для тебя ужин, – этот факт действительно радовал его не меньше, чем сама еда. Его мама обычно возвращалась домой слишком поздно, чтобы заниматься ужином. В студенческие годы Рос вообще практически всегда питался только в кафе или университетской столовой. Поэтому забота Элин была для него столь трогательной и приятной.

Пока он наслаждался едой, девушка заварила чай и присела доесть свой узелок. Но ее мысли занимал вовсе не он, а цветы, от которых она не могла отвести взгялд. Рос часто дарил ей цветы. Казалось бы, просто срезанные растения, которые через несколько дней завянут и отправятся на помойку. Но эти несколько дней они радовали глаз и наполняли дом своим ароматом. И еще напоминали о том, что в жизни Элин теперь был человек, который дарил ей цветы даже без какого-то конкретного повода.

Девушка расказала Росу об их разговоре с Юти по поводу ее поступления.

– Думаю, вам стоит попробовать реализовать свои вязательные планы, – сказал он. – Конечно, мы с Юти далеки от литературы, поэтому и не можем себе представить, что кому-то может быть интересно изучать ее в университете. Что там вообще изучать? Ты либо читаешь, либо нет! Прости, ты видишь это, наверное, немного по другому.

– Нет, не извиняйся, – Элин разлила заварившийся чай в две фарфоровые чашки. – Так оно и есть. Просто, мои мысли теперь в полном сумбуре. Я думала, что уже четко определилась с тем, что делать после школы. А теперь… Дедушке это не понравится.

– Его мы сможем убедить, – в этом Рос не сомневался. – Он любит тебя и сможет понять твой выбор. Займитесь с Юти выпуском коллекции, а если тебе покажется, что этого слишком мало для тебя, ты сможешь поступить на следующий год.

– Действительно, – об этом Элин и не подумала раньше. Ей казалось, что перед ней стоит выбор, который останется с ней на всю жизнь, но ведь она и вправду могла попробовать и то, и другое в разные периоды времени. – Спасибо, за мудрую мысль.

– Ничего особо мудрого, – Рос поднялся со своего места, подошел к Элин и поцеловал ее в макушку. Запах ее волос и тепло тела мгновенно заставили его забыть о физической усталости. – Просто делай то, чего ты действительно хочешь.

– А чего сейчас хочешь ты? – Элин повернулась к нему.

Ответ на этот вопрос ей уже был известен.