Текст книги "Для тебя. Многогранный роман"

Эндрю не очень удивился, когда ни в 20:00, ни в 20:15, ни в 20:30 Лальен так и не появилась у кафе. Однако он-таки прождал целых полчаса. И только когда надежда уступила наконец место здравому рассудку, парень пошел прочь. Но недалеко, а всего-лишь к Нереко – решил завершить свой удивительный день там же, где начинал. Хозяин кафе уже отпустил всех официантов и сам уселся за центральным столиком с большой чашкой жасминового чая. Эндрю уже собирался извиняться, что потревожил его (хотя до закрытия еще оставалось время), но Нереко развеял его намерения теплой искренней улыбкой.

– Я ждал вместе с тобой, – сказал он и приподнявшись из-за стола, направился к своему рабочему месту. – Будешь чай? За счет заведения, – еще одна теплая улыбка.

– Не откажусь, – Эндрю присел за его столик. – Жаль, у Вас не найти ничего, крепче чефира.

– Я добавлю тебе пару листочков мяты – это немного успокоит тебя, – Нереко вернулся за стол с большой, как у него самого чашкой, и белым фарфоровым заварником. Он сел напротив и пристально посмотрел на Эндрю: – Уверен, ты хороший человек, – сказал он после этого полуминутного всматривания. – И сильный. Такой, как ей нужен, – его светло-голубые глаза смотрелись немного неестественно на смуглом итальянском лице, да еще и в сочетании со смоляными греческими кудрями. Наверное, именно этот этномикс придавал какой-то волшебности персоне Нереко.

– Она всегда приходит так рано по утрам? – спросил Эндрю.

Никто из них почему-то не называл девушку по имени, точно Лальен могла бы услышать, что о ней говорят.

– Да, семь часов – ее обычное время, – кивнул мужчина, неспешно отпив глоток. – Но, боюсь, из-за тебя она завтра сюда не явится. Или придет тогда, когда ты не сможешь вычислить ее приход.

Эндрю не переставал удивляться живому блеску молодости в глазах Нереко, которому наверняка было уже не меньше шестидесяти лет. На лице его лежало совсем немного морщин, только те, которые оставила привычка часто и широко улыбаться. Но вот в темных кудрях пряди кое-где поблескивали серебром.

– Она говорит с Вами? – спросил Эндрю.

– Говорит, – кивнул Нереко. – Совсем немного, однако и это больше, чем случается услышать от нее остальным.

– Думаю, у Вас дар располагать к себе людей, – мысли Эндрю неожиданно для него прозвучали вслух.

– Я просто разговариваю с ними. Ничего сверх, – скромно заметил кофевар, который все больше походил Эндрю на какого-то сказочного восточного волшебника. Не хватало только яркого тюрбана и длинной бороды.

– Мне тоже это обычно помогает, – Эндрю налил себе травяного чая из заварника. И то ли запах мяты, то ли умиротворяющий вид и голос Нереко, то ли все это вместе уже значительно успокоили его. Он перестал слышать, как высоко подпрыгивает в нем сердце от нетерпения, как в голове одна за другой проносятся малоприятные мысли:

«Не придет»

«Зачем ты ей?»

«Вот видишь, ее нет!»

«Ну и дурак же ты!»

Теперь все пространство внутри его и снаружи заполнял аромат мяты, чабреца и шиповника.

– Но с ней… Как это может помочь, если она не пришла поговорить?

– Разговоров у вас и утром было предостаточно, – сказал Нереко. – И будет еще немало, – он поднялся и направился к входной двери, перевернул табличку на «сlouse» и защелкнул замок.

Эндрю сосредоточил взгляд на своем золотистом чае. Ему казалось, он точь в точь такого же цвета, как глаза Лальен.

– Тебе нелегко придется, – Нереко вернулся за стол. – Это раненый зверек, он будет ощетиниваться и огрызаться даже тогда, когда к нему тянутся, чтобы погладить.

– Она рассказывала Вам о своем прошлом? – спросил Эндрю. – О своей жизни до университета?

– Следы того прошлого уже практически сгладились, – Нереко провел ладонью над своей чашкой, подкрепляя этим жестом свои слова.

Из этого ответа можно было заключить: либо Лальен действительно ходит к нему на исповеди по утрам, либо он узнал о ее прошлом из какого-то другого источника, от Марка, например, или же тоже покопался в интернете. Да, возможно интернет был для него игрушкой не по возрасту, а все же такой вариант отбрасывать не следовало – бывают ведь очень прогрессивные пожилые люди.

– Но вот события прошлой осени – еще нет, – продолжал Нереко. – И ты сегодня вскрыл еще не зарубцевавшуюся рану. Уж не сердись, я немного слышал ваш разговор, – он улыбнулся извиняющейся улыбкой.

«Кто бы сомневался?» – подумал Эндрю. Но это не раздражало его, скорее даже радовало, ведь у него появился сообщник, который, возможно, поможет ему подобраться поближе к Лальен.

– Прошлой осени? – переспросил парень. – Я так понял, что огонь скандала был затушен в самом начале. И потом о нем очень быстро забыли. Марк говорил, она просто посмеялась над его провальным шантажом.

– Так все и было, – утвердительно кивнул Нереко. – Для всех, кроме нее самой. Девушки вообще склонны переживать намного острее каждое событие, которое мужчина посчитают попросту пустяковым. Они могут месяц дуться на тебя из-за неуместного (на их взгляд) замечания, либо же, если наоборот, ты не заметил что-то, что они хотели подчеркнуть, продемонстрировать. Они могут сутками напролет плакать о парне, который их не замечает, обвинять его в бессердечности, при этом не обращая внимания на то, как разбивают сердца собственных поклонников. Уж я-то знаю, Эндрю, сам вырастил две дочери.

Парень удивился, что кофевару известно его имя. Хотя, чему удивляться, если тот слышал его утренний разговор с Лальен? К тому же Эндрю не покидала глупая навязчивая мысль, что Нереко – не кто иной, как волшебник.

– Да, они готовы превратить в сцену из мыльной оперы любую, казалось бы, несущественную или надуманную ситуацию, – тем временем тот неспешно продолжал рассуждать о женской психологии, разделяя предложения глотками чая. – Но, думаю, ты со мной согласишься, даже с мужской точки зрения, то, что сделал Марк, не было пустяком, – выражение лица Нереко вдруг стало напряженно-серьезным. Он ждал от Эндрю подтверждения своих мыслей. В противном случае, им не о чем было бы дальше разговаривать.

Эндрю закивал, соглашаясь, и Нереко продолжил:

– Она прошла с гордо поднятой головой сквозь всю ту грязь, что он на нее вылил. И, в результате, этот Марк не выиграл совершенно ничего. Но все же, его поступок породил в ней еще больше неприязни к мужскому полу, которой и так уже в ней было предостаточно.

– Но с Вами-то она общается, – попытался возразить Эндрю.

– Как и с преподавателями-мужчинами, – ответил Нереко. – Думаю, она просто не расценивает как угрозу тех мужчин, которые возрастом равны ее отцу или старше него. Ведь с ним у нее хоть и были конфликты, все же, она всегда знала, что отец – это тот человек, который в любом случае будет на ее стороне, который любит ее не за стройные ноги или что-то там еще, а просто любит. И любовь эта не посягает на ее тело.

– Хотите сказать, что тоже относитесь к ней, как к дочери? – недоверчиво усмехнулся Эндрю.

– Со своими-то я совсем редко теперь вижусь, – Нереко допил травяной чай, отставил чашку и уложил руки на столик, переплетая пальцы. – Обе уже замужем и обе далеко от меня. – Поэтому, да, можешь смеяться над стариком, Эта девочка стала для меня, как дочь. Осмелюсь также предположить, что и я в некоторой степени заменяю ей отца.

– Может быть…, – протянул Эндрю. – Только вот стариком Вас трудно назвать. Скажите, Нереко, Вы женаты? – парень заметил, что кольца у него на руке нет.

– Я понимаю, к чему ты клонишь, парень, – с ноткой досады в голосе ответил тот, – но уклон этот совсем неправильный, – и, помолчав несколько секунд, за которые Эндрю успел устыдиться своих намеков и грязных предположений, добавил: – Женат был когда-то давно. Да только умерла моя Кларисса вскоре после рождения второй дочери. С тех пор я посвятил всего себя только моим девочкам и этому заведению, не растрачивая себя на женщин. Сейчас дочери больше не нуждаются во мне, но вот эта девушка… Ей необходим кто-то, кто сможет вырвать ее из того мира, в который она уходит все глубже. Там нет ни веры, ни доверия, ни надежды на светлое будущее. Каждый день она живет так, словно вечером ее уже поджидает встреча со смертью. У нее выработалась привычка вытирать сообщения, как только они прочитаны, постоянно чистить историю звонков… Этого она мне, конечно же, не рассказывала, но когда каждое утро, сразу же после открытия, у тебя в кафе появляется клиент, который до половины восьмого чаще всего является единственным клиентом, за ним волей неволей начинаешь понемногу наблюдать.

Эндрю улыбнулся про себя. В это утро у Нереко было два ранних клиента, и он, кажется, не только «понемногу» наблюдал за ними, но еще и протоколировал их разговор. Впрочем, это было даже хорошо, ведь от кого еще ему было узнать что-то новое о Лальен?

– Как думаешь, зачем она это делает? – спросил Нереко у Эндрю.

– Трудно сказать, – задумался тот. – Если, это, как Вы говорите, привычка, то она могла выработаться сама собой. Не знаю, может у нее чрезмерная тяга к чистоте и порядку.

Нереко улыбнулся:

– Никогда не замечал такой тяги за девушками. По крайней мере, до того, как они становятся женами.

– А у Вас какое объяснение? – поинтересовался Эндрю.

– У меня? – кофевар потер гладковыбритый подбородок. – Мои предположения связаны с тем, что я говорил о ней прежде – каждый день для нее, как последний. И не в том смысле, что она стремится все успеть, не откладывая дела на завтра. Нет, на мой взгляд, вот это вытирание сообщений порождено страхом. Страхом, что о ней могут узнать больше, чем она готова позволить. Что если ее телефон потеряется, или вдруг с ней что-то случиться, и он попадет в чужие руки? Тогда кто-то прочитает ее сообщения, просмотрит имена тех, с кем она чаще всего созванивалась… И если этот кто-то будет подобен Марку или Жаку, у него появится фундамент для построения новых слухов. Уверен, сколь бы неуязвимой она не пыталась казаться, ее все еще безумно пугает туман новых сплетен, который может внезапно окутать все вокруг в любое утро.

Они помолчали немного, глядя то друг на друга, то в чашки, то на стены. Эндрю понимал, что старик-волшебник знает Лальен действительно хорошо. Возможно, даже лучше, чем она саму себя. Верны ли его догадки? Скорее всего, да. А вот отдает ли она себе отчет в том, зачем делает те или иные поступки? Задумывается ли она хоть на секунду, удаляя очередное смс? И если да, то о чем? Не кажется ли ей это странным? Однажды Эндрю слышал о женщине, то ли из Великобритании, то ли из США, которая выписывала в специально отведенный блокнот все сообщения, которые ей когда-либо приходили. И, когда их набралось достаточно много, взяла и издала книгу. Просто история сообщений. Но, как уверял автор ролика, довольно-таки интересная история.

А Лальен свою историю не ценила и не берегла. Она постоянно пыталась избавиться от нее, постоянно сбегала от себя вчерашней.

– Есть у нее и еще одна странная особенность, – после длинной паузы продолжил Нереко. – она любит складывать журавликов-оригами из всего, что попадается ей под руку, – поднятым вверх взглядом он указал на свисающие с потолка гирлянды разноцветных бумажных птиц.

Эндрю удивился, как не заметил их раньше. Сделанные из салфеток, цветной бумаги, испещренных мелкими печатными буквами газетных листов, они кружились на тонкой леске над стойкой с кофеварками и уходили дальше, к стене деревянных полочек, уставленных большими, маленькими и просто-таки крошечными чашками.

– Чаще всего она делает их по утрам, – сказал Нереко. – Предполагаю, это для нее что-то вроде перебирания четок. Так она собирает и упорядочивает свои мысли. Видишь, вон тот желтый журавлик? – старик указал на самую верхнюю птичку в центральной гирлянде, – это первый, которого она здесь сделала. И оставила вместе с оплатой на столе.

– У Вас отличная память, – заметил Эндрю.

– У всех нас память проявляет самые чудесные способности, когда нас действительно что-то заинтересует, – сказал Нереко. С тех пор я находил журавликов каждое утро. Мы никогда о них не говорили, и Лальен не могла знать, что случается с ними, после ее ухода. Я собирал их и складывал в коробку из-под кофе. Где-то через месяц их было уже такое множество, что они даже туда перестали помещаться. Ведь Лали заходит ко мне не один раз в день. Тогда я придумал сделать из них подвески. Видел бы ты, как она удивилась и обрадовалась, когда в одно дождливое осенне утро заметила их! – кофевар просиял улыбкой.

«Так Вы их не выбрасывали? А я все виню себя, что каждое утро оставляю дополнительный мусор на ваших столиках, – сказала она».

«Никакой это не мусор, – заверил ее я. – Красивые журавлики. Смотри, как оживили они интерьер!»

– И здесь правда все-все, которые она сделала? – зачем-то спросил Эндрю, обводя взглядом гирлянды.

– На самом деле, один я все-таки выбросил, – немного неохотно признался Нереко. – Но ей об этом не сказал.

– А что с ним было не так? – Эндрю перевел взгляд на кофевара.

– Его энергетика, – ответил тот. – Он был сделан из розовой бумаги, на которой они с Мели писали что-то вроде стишка. Да, это было вечером, они сидели вдвоем вон за тем столиком, – Нереко указал на столик в углу под бронзовой подвеской с широкими свечами, воск которых был декорирован зернами кофе и кунжута. – Когда девушки ушли, оставив на столе птичку, я набрался наглости разобрать оригами, и прочитать, что же они насочиняли. Со стороны мне показалось, писанина забавляет подруг, но я не был уверен в том, что заряд их импровизированного творчества позитивен.

– Что же было на том розовом листочке? – Эндрю был уверен, что это Нереко тоже запомнил.

– Не знаю, вспомню ли все дословно…, – слегка нахмурил косматые брови старик. – Но приблизительно перескажу:

 
Да что с них взять?
Один вот, Жак,
как водится, дурак,
а тот, другой,
зовется Марк —
америкосский брак.
Один урод, другой урод,
Ну или идиот.
И мы совсем на них не злы,
Но это факт – они козлы.
 

– Забавно, – улыбнулся Эндрю. На самом деле ему ни разу не было весело. Если бы он не знал, что сподвигло Лальен с подругой так писать про Жака и Марка… Но, зная это, ему показалось, что стишок у них вышел слишком уж скромный. Или же так было только в пересказе Нереко?

– Вполне забавно, – сказал кофевар. – Да только установка мыслей Лальен мне ох как не понравилась. Нельзя было такого оставлять. Нельзя культивировать подобные мысли. Я знаю, те двое заслуживают и слов похуже. Но вот это: «они козлы» перекинулось для девочки на восприятие всех парней.

Эндрю подумал, что первичны тут не мысли Лальен, а именно козлы, но спорить не стал. В Нереко чувствовался один из тех поборников позитивного мышления, которых все равно не переубедишь, что из мира никуда не исчезли черные и серые краски. Его родители тоже были такими. И Эндрю пытался. Но жизнь то там, то тут не уставала напоминать, что нельзя постоянно пребывать на одном позитивном заряде, нельзя исправить розовыми очками все то, что не нравится тебе в своем естественном цвете.

– И еще одно…, – переведя дыхание, и словно пересиливая себя, сказал Нереко. – Еще одно, от чего ее нужно спасать… Нет уж, пусть лучше ты сам увидишь, – вдруг прервал он сам себя. – Ее левое предплечье… Посмотри на него повнимательнее, когда вы снова встретитесь.

– Что там? – почти машинально спросил Эндрю, хотя знал, что ответа не дождется. Кроме того он и сам уже смутно догадывался. Или может утром заметил мельком, но до этого момента не придавал увиденному особого значения.

– Если она не придет завтра сюда, – в обход

заданного ему вопроса, сказал Нереко, – а я почти уверен, что не придет, думаю, ты сможешь найти ее в Старом парке. Знаешь, где это?

Эндрю кивнул.

– Она как-то говорила, что любит приходить туда на рассвете и кормить белок.

В тот вечер Эндрю не застал Марка в комнате, чему тихо порадовался и лег спать. Но так быстро, как хотелось бы, уснуть все равно не удалось. Он лежал и думал о Лальен. Думал о том, как напоминает она одиноко начерченный отрезок на белок листе. Эндрю был уверен, она и чувствовала себя также – выпущенной стрелой без четко заданной цели. Но вот если бы примкнуть эту одинокую грань к какой-нибудь фигуре… Чтобы она почувствовала себя частью чего-то единого, чего-то завершенного… Грани… Фигуры…

Эндрю провалился в сон.

Каменистая дорога к себе

Свадьба Юти и Александра должна была состояться в середине мая. И, начиная с того самого январского утра, когда Рос и Элин побывали у нее в гостях, подготовка велась самым активным образом. С женихом Юти они познакомились на следующий день, когда он вернулся из Кировограда, где задержался, выполняя один срочный заказ. Александр работал дизайнером интерьеров, специализировался на оформлении отелей и ресторанов. Его профессии Рос ничуть не удивился – сколько он знал Юти, она всегда встречалась с дизайнерами. На первом курсе это был

Любомир – совсем еще зеленый киевский дизайнер одежды. Расстались они потому, что он перебрался в Польшу. На втором был Кирилл – дизайнер мебели. Он показался Юти слишком скучным, поэтому их отношения распались уже через пару месяцев. После него у нее был период любовного затишья. Но уже во второй половине учебного года она встретила Алексо – португальца, который был ландшафтным дизайнером. Его работа предполагала постоянные переезды, поэтому ничего серьезного они с Юти и не планировали, так, интрижка на восемь месяцев. Дальше были парни, которые слишком быстро сменяли друг друга, поэтому Рос даже не утруждался запоминать их имена. Он был уверен – их и Юти надолго не запоминала. На третьем и четвертом курсах у нее были графический дизайнер, кондитер (которого, в принципе, можно назвать дизайнером тортов), театральный декоратор и кто-то там еще. Росу оставалось только слушать все эти истории и удивляться, как у подруги хватало времени и энергии на столько разнообразных приключений. Впрочем, при одном только взгляде на нее казалось, что уж чего-чего, а энергии у нее будет хватать всегда и на всех.

Александр был мужчиной тридцати двух лет, достаточно серьезного вида, казалось, даже слишком серьезного для Юти, которая со студенчества ничуть не изменилась и не посерьезнела. На первой встрече он появился в строгом сером костюме с галстуком – встречались они в ресторане, одном из тех, где он создавал интерьер. А вот Юти пришла в забавном зеленом платье чуть выше колен, которое очень пестро было украшено принтом с оленями, бегущими в разных направлениях, и высоких сапогах из темно-коричневой кожи с широкими ремнями и медными пряжками на голенищах. Но вот синие пряди в ее волосах успели стать черными. Росу она объяснила это тем, что синий слишком трудно комбинировать с одеждой. К примеру, зеленое платье в оленях с ним бы совсем не сочеталось.

Александра ничуть не смущал внешний вид его девушки, ровно, как и ее друзей. И если он притворялся на этот счет, то это была самая талантливая актерская игра на свете. Рос и Элин ведь тоже никогда не следовали консервативному дресскоду. Парень явился в ресторан в узком зеленом пиджаке (они еще посмеялись с Юти, что выглядят, как брат и сестра, хотя о цвете одежды вовсе не сговаривались), но о рубашке и галстуке речи не было – пиджак был одет поверх белой футболки. Его коричневые брюки зауживались к массивным желтым ботинкам. Элин явилась в своем традиционном образе девочки-из-сказки – расклешенное от бедер светло-желтое платье до колен, молочно-белые капронки и такие же белые сапоги. На левом запястье девушки, точно так же, как и у Роса, красовалось не меньше дюжины разнообразных браслетов, в основном – цветных фенечек из ниток и лент.

Не смотря на свой достаточно суровый вид, Александр оказался веселым и непосредственным человеком. С самого начала в компании воцарилась атмосфера, словно все присутствующие знали друг друга по меньшей мере сотню лет.

Оказалось, дом в котором Рос и Элин побывали днем раньше, принадлежал Александру. Он завершил его отделку буквально за неделю до встречи с Юти. Так всегда было в его планах: построить дом, встретить подходящую девушку, а после можно будет уже и о сыне с деревом подумать. Эту самую подходящую девушку он встретил далеко от Киева – в нидерландском городе Утрехте. Александра отправила туда его фирма разрабатывать вместе с голландцами проект новой гостиницы, а Юти занималась тем, что рисовала на улице временные татуировки. К огромному удивлению Роса, она призналась – еще в начале четвертого курса начала сомневаться, что степ – это то, чем бы она хотела заниматься всю жизнь. Но вот что было тем, девушка еще не знала. Поэтому и отправилась в тур по Европе – посмотреть, как живут люди, что они делают, и найти что-то себе по духу. Она перепробовала множество разных занятий, но за полгода так и не нашла для себя подходящего.

– Наверное, потому и согласилась выйти за меня замуж, – с улыбкой заключил Александр.

– А я все-таки уверен – бывших танцоров не бывает, – заявил Рос. – Юти, ты к этому еще вернешься.

– Как знать… – неопределенно ответила девушка.

И они подняли бокалы за светлое будущее для всех них.

Май оказался не просто теплым, а невероятно жарким. Поэтому тот, на первый взгляд, странный факт, что Юти и Александр решили назначить бракосочетание на девять часов вечера, можно было назвать разумным. Церемония состоялась в киевском ботаническом саду, где среди буяющей зелени и благоухающих цветов, были расставлены белые столики и стулья, выложен танцпол и сооружена довольно-таки внушительная сцена, на которой сменяли друг друга талантливые, но мало кому известные исполнители.

Рос никогда не мог представить подругу в свадебном платье. Вот сколько не пытался – не мог. Не вязался у него ее образ с образом невесты и все. Поэтому, когда Юти появилась перед ним в свадебном наряде, он просто потерял дар речи. Девушка выглядела неотразимо. Ее волосы приобрели жемчужный цвет и были уложены аккуратными локонами. Макияж был самым нейтральным из всех возможных, наверное, поэтому лицо девушки казалось почти детским. Белое платье тонким кружевом обнимало стройную фигуру. И, самое невероятное, Юти была в туфлях на каблуке.

– Ты очаровательна! – сказал он подруге, когда к нему вернулась возможность говорить.

– Спасибо, я знаю, – в своем духе ответила она. – Ну что, пойдем?

Росу предстояло быть не только свидетелем, но еще и вывести Юти к алтарю, потому как ей захотелось сыграть свадьбу «как в кино». Да, алтаря в ботаническом саду никакого не было, но была увитая цветами и лентами белая арка, где жаждущих вступить в брак ожидала женщина из ЗАГСА, которой, очевидно, немало заплатили за выезд в ночное время. Не было у Юти и отца ни родного, ни крестного – оба ушли слишком рано, подкошенные чернобыльской радиацией, которой нахватались в первые дни ликвидации страшной катастрофы. Поэтому девушка и попросила Роса исполнить роль сопровождающего.

Элин смотрела на них, стоя рядом с двумя другими свидетельницами (сестрами Александра) возле белой арки, и очень сильно старалась не думать о том, что когда-то тоже вот так будет идти в белом платье. В равной степени девушка и хотела этого, и боялась. Боялась потому, что брак казался ей каким-то завершающим этапом в жизни. Нет, не этапом, завершающим саму жизнь, но он означал бы завершение какой-то важной ее части. Той, в которой она еще могла оставаться ребенком, не смотря на всю серьезность и взрослость их с Росом отношений, и разговаривать с Котом, нарисованным на стене ее спальни.

По мнению Элин, брак менял абсолютно все. Под тяжестью обязательств, которые он навешивает на людей, они слишком часто ломаются. И, при этом, даже не сразу осознают, что стали сломанными. Они продолжают жить по инерции, пытаясь наладить быт, рожая и воспитывая детей. А потом в один прекрасный, нет, ужасный день, вдруг смотрят на себя в зеркало и видят там уже вовсе не тех перспективных, энергичных, жизнерадостных, преисполненных мечтами молодых людей, какими они были прежде. И к ним приходит понимание, что для некоторых планов, воздвигнутых в умах юных мечтателей, уже действительно поздно. Хорошо тем, кто не желает от жизни ничего большего, чем здоровые красивые дети. Или просто здоровые. Или просто дети. Но для людей с амбициями, а именно к таким принадлежал Рос, слишком ранний брак мог бы действительно обернуться катастрофой. А она хотела быть для него не сковывающими узами, а вечной радостью. Ей же самой нужно было только его присутствие в ее жизни.

Оторвавшись от Юти и Роса, девушка взглянула на Александра. Она ожидала увидеть некоторое волнение, если даже не оттенок страха, на его лице. Но нет, весь его внешний вид выражал абсолютную уверенность. Его большие темные глаза светились восхищением. Да, по центру белой арки стоял абсолютно счастливый человек, у которого не было ни малейших сомнений на счет правильности его решения. Элин решила – это потому, что он уже достаточно взрослый, состоявшийся и безоговорочно любящий мужчина.

Самым прекрасным и удивительным на этой свадьбе оказался даже не выход невесты (хоть все присутствующие и забыли дышать на ту восхитительную минуту, когда она под руку с Росом, плыла к белой арке), а первый танец молодых. Незадолго до него они оба куда-то исчезли на несколько минут. Гости как раз увлеклись едой и напитками. Кроме того их развлекали внезапно появившиеся фокусники. В немыслимых разноцветных костюмах они ходили между столиками, жонглируя апельсинами, доставая из черных цилиндров белых голубей, пестрых бабочек и розы, которые раздавали всем присутствующим дамам.

Исчезновение молодых заметил только Рос.

– Где Юти с Александром? – спросил он у подружек невесты буквально в следующую минуту после их пропажи.

Сестры Александра – две шатенки с возрастом чуть за двадцать, дружно начали оглядываться по сторонам. Было очевидным, что они ничего не знали.

– Может, сбежать решили, чтобы брачная ночь поскорее началась? – предположила Элин.

– До первого танца? – Рос забрал из ее рук бокал с шампанским и сделал огромный глоток. – Не думаю.

Тем временем к танцполу выбежал тощий паренек, который был одним из рабочих, занимавшихся монтажем арки и сцены, он расстелил на нем широкий ковер бежевого цвета.

– Смотрите! – Рос указал в ту сторону подружкам невесты. – К чему это?

– Для танца, наверное, – сказала старшая из сестер Александра, ее звали Руслана. У нее с братом был похожий разлет бровей и совершенно идентичный цвет волос.

– Но на ковре же неудобно танцевать на каблуках, – младшая, Кира, девушка, с более светлыми невыразительными бровями, посмотрела на нее, как на слабо соображающую.

Тем временем музыканты на сцене затихли, и голос тамады бодро провозгласил короткую речь, завершающими словами которой были:

–…первый танец молодых!

Все зааплодировали. Рос напряженно смотрел на все еще пустующий танцпол, зачем-то устланный ковром. Зазвучала какая-то лирическая мелодия, и с первыми ее звуками появились Александр и Юти.

– Она сняла кэблы, заметил? – шепнула ему на ухо Элин.

– Да, стала заметно ниже, – ответил он. – Но зачем?

– Чтобы танцевать на ковре.

– Но почему на ковре?

Вопрос не дождался ответа. Оставалось только наблюдать. Александр и Юти кружились в красивом, хорошо отрепетированном, но совершенно простом вальсе.

«Все так, как оно и должно быть на свадьбах», – про себя подумал Рос, и ему почему-то стало грустно от этой мысли. Это ведь не Юти, если она действует по шаблону. А все в этой свадьбе, кроме времени суток, на которое ее назначили, выглядело исключительно шаблонно. Даже сама Юти.

И как только Рос погрузился в это уныние, так снова заметил возле танцпола того самого тощего паренька. Танцующая пара тем временем оказалась за пределами ковра, и он быстро сдернул его с настила. Не скручивая, а просто собрав в охапку и прогибаясь под тяжестью, паренек поспешно удалился. Музыканты внезапно заиграли мелодию, кардинально противоположную предыдущей. Рос сразу же почувствовал что-то знакомое, но только через секунд десять понял, что это инструментальная версия их с Юти любимой ирландской песенки «The rocky road to Dublin».

В одно мгновенье невеста успела отстегнуть пышный подол своего платья и отбросить в сторону. Под ним оказалась короткая зеленая юбочка-солнце клеш. Жених молниеносно сбросил пиджак и галстук, представ перед публикой в зеленых подтяжках поверх немного расстегнутой вверху рубашки. Преображенные молодые пустились танцевать степ.

Рос ликовал. После того, как они с Элин обменялись короткими удивленными взглядами, он больше не отрывался от созерцания танца.

«Когда Юти успела так его вымуштровать? – удивлялся он. – Хотя да, у них было полгода на подготовку».

Росу вспомнилось, как он впервые услышал звуки степа, как подумал, что увидит маленьких зеленых леприконов, но вместо этого встретил не менее волшебных эльфов. Вспомнил и неуверенность в правильном выборе жизненного дела, когда был в подростковом возрасте. И, естественно, в памяти всплыли также слова друга, которые помогли ему справиться с внутренними метаниями. Он понял, что Юти со всеми своими путешествиями и поисками подходящего занятия испытывала приблизительно то же, что и он тогда. Она нашла себе спутника жизни, но не нашла дела всей жизни. А все потому, что оно, в действительности, у нее уже было.

Танец был замечательным, с просто-таки сумасшедшим задором. И когда он закончился, так же неожиданно, как начался, а исполнители, подобрав свою разбросанную одежду, снова исчезли, гости аплодировали, не щадя ладоней. После они тоже постепенно стали выбираться из-за столов, чтобы потанцевать.

– Юти, если ты так научила танцевать мужчину, которому за тридцать, тебе не отвертеться от преподавания в моей школе, – сказал Рос подруге, когда она вернулась в первоначальном облике образцовой невесты, и он пригласил ее потанцевать. – Тем более, что учеников у нас становится все больше и больше. Нам с парнями не помешает такая помощь.

– Рос, ты серьезно? – удивилась девушка.

– Я сейчас похож на шутника? – тоном, очень близким к обиженому, ответил он.

– Тогда… ну, не знаю… это очень заманчивое предложение на самом деле. Я подумаю.

– Да, думай об этом, детка, – Рос вспомнил фразочку из их общаговского лексикона.

– А знаешь, уже подумала! – через несколько секунд радостно выпалила Юти. – Это именно то, чего я всегда хотела. Все-таки хотела. И хочу. Короче, я согласна!

– Прекрасно! – Рос приподнял подругу за талию и обкружил на триста шестьдесят градусов.

– Это предложение – лучший свадебный подарок, – сказала Юти, вновь коснувшись ногами паркета. – Правда, Рос. Теперь я за себя спокойна. Больше никакого когнитивного диссонанса, – улыбнулась она.