Текст книги "Для тебя. Многогранный роман"

Безусловно, поначалу Лальен чувствовала себя более, чем странно в обществе Марка и Джули. Еще более странно она чувствовала себя, оставаясь с Джули наедине. Такое случалось редко, ведь была еще Мели, но иногда, все-таки, случалось. Тогда Лальен старалась побольше говорить и даже кое-как приучила себя смеяться, чтобы казаться непринужденной и беззаботной. Ведь именно такой была Джули. Мели поначалу напрочь отвергала возможность их дружбы. Она говорила Марку, что он до безобразия нетактично навязывается в их компанию. Да еще и тащит с собой Джули. Но парень, который после той ночи, когда они с Лальен перебирали завещанное ему Жаком, наконец-то снова почувствовал, что между ними протянулась тоненькая ниточка былой дружбы. И теперь, когда у него была девушка, а у Лальен парень, его гормоны и желания умиротворились, пришли в состояние «дзен», ему хотелось, чтобы ниточка эта крепла. К тому же, так он еще и нормализовал отношения с Эндрю.

Так что Мели оставалось только смириться, раз уж на это пошли Лальен и Марк. Их поведение ее удивляло до крайности, еще больше странной казалась радость Эндрю, с которой он воспринимал возобновление старой связи между его соседом по комнате и его же девушкой. В добавок ко всему Руэл признался, что и раньше считал Марка нормальным парнем, но ему приходилось «ненавидеть» его в присутствии Мели и ее подруги.

Персональный рай

Не смотря на то, что Рай, по библейскому преданию, был местом диким, лишенным всякого рода благ цивилизации, да еще и в жизнь его вмешивались посторонние силы, именно Раем люди стали называть те места, где они чувствуют себя лучше, чем где бы то ни было. И чаще всего такая слава достается именно островам. Кто не мечтал на рабочем месте или же на диване перед телевизором, в котором мелькают заманчивые картинки лазурных побережий, закрыть глаза и очнуться уже на золотом пляже под пальмовым тентом? Анита не мечтала. Она даже запрещала себе подобные мысли.

«Если слишком сильно хотеть – не сбудется», – пугала она себя.

И это была не какая-то суеверная выдумка, а жизненное наблюдение девушки. Всегда, когда она долго мечтала о чем-то, когда каждый день представляла, что это сбудется (в лучших традициях визуализации) – все происходило с точностью до наоборот. К примеру, в выпускном классе она долго готовилась к одному танцевальному конкурсу. За жизнь девушка танцевала в разных направлениях, все из них, кроме восточных танцев, предполагали коллективные выступления. Когда оказываешься на сцене не один – это, конечно же, не так страшно, вот только и слава достается не тебе одному. Но Анита выросла достаточно амбициозной девушкой, кроме того, перед поступлением в университет, она спешила собрать все возможные лавры, поэтому вместе со своим хореографом подготовила именно восточную композицию.

Конкурс был Всеукраинским, соответственно, на него могли попасть только те, кто прошли районные и областные этапы. Их Анита преодолела успешно. И уже видела себя победительницей в Киеве. Она представляла это себе каждый вечер перед сном, это было первое, о чем она думала, когда просыпалась. Ее танец был отрепетирован до совершенства. Она тренировалась вдвое больше и усерднее, чем обычно. Учителя прощали ей кучу пропущенных уроков, а Карина, не скупясь, давала списывать. Но… Победа миновала ее в тот раз. Ей досталось «почетное» третее место. Третее! Даже не второе. Хотя ее танец был восхитительным. Нет, это не эгоистическое утверждение Аниты, большая половина зала освистывала судей и выкрикивала ее имя, когда победительницей объявили соперницу-киевлянку.

– Да у них тут все куплено! – утешала племянницу Тамара. – Но ты ведь слышала зрителей? Разве их поддержка не стоит большего?

Безусловно, такая поддержка была бесценной. Из собравшихся в зале Аниту не знал никто, кроме ее тетки и хореографа. Она сама не ожидала такого участия толпы. Но, факт оставался фактом – первое место принадлежало другой, и эта другая, а не Анита, поедет на международное соревнование.

И это был не единственный такой случай, просто запомнился больше всего. Именно о нем вспоминала Анита каждый раз, когда ей хотелось погрузиться в мечты о чем-то, чего она хотела бы для себя в будущем. Она взяла себе на вооружение другое правило: «Все сбудется, стоит только расхотеть». И оно действовало безотказно. Теперь, когда девушка желала чего-то, она просто загадывала это, а потом отпускала, стараясь не возвращаться мысленно к этому желанию. Часто исполнения приходилось ждать долго, а иногда и очень долго. Но Анита знала, что необходимо соблюдать спокойствие буддистского монаха и помнить о том простом обстоятельстве, что в этом мире возможно абсолютно все. А потом она встретила Рэма и придумала играть в «загадай желание» каждый день. Это сделало их жизнь невероятно насыщенной и разнообразной. Каждый день что-то новое, что-то загаданное и что-то сбывшееся, что-то захватывающее и приятное. Остров был самым глобальным из всех их желаний. И как оно могло осуществиться, студентка Анита совершенно не представляла. Но ей и не нужно было представлять. Она просто знала, что однажды проснется в Раю.

Солнечный свет пробивался сквозь веки и вырывал из объятий сна. Но просыпаться совершенно не хотелось. Анита открыла глаза и тут же прикрыла их рукой. Яркое злато-белое пятно несколько секунд не позволяло увидеть ничего вокруг. Девушка опустила ноги на пол – привычная мягкость ковра показалась ей какой-то другой: пушистее и нежнее, чем обычно. Она сделала несколько шагов, все еще практически ничего не видя. Ковер начал проступать под ногами лазурью. Тут Анита впервые удивилась, ведь он всегда был бежевым. Она поморгала, отвернулась спиной к окну, чтобы солнце не путало краски. Но ковер сохранял цвет морской волны. Ее взгляд переместился на стену. Она тоже оказалась какой-то не такой. Белая, в бирюзовых разводах, по центру огромная картина Дали «Корабль бабочек» – одна из ее любимых.

«Давно такого не было, чтобы я спала и понимала, что сплю», – подумала Анита.

Девушка покрутилась на месте, ища взглядом дверь. Но прежде, чем увидела ее, обнаружила кое-что больше привлекающее внимание: стеклянная стена напротив кровати (так вот почему солнце так ярко светило в глаза!) – такое себе окошко метра четыре в ширину и два в высоту. Стена была раздвижная, как шкаф-купэ, и Анита поспешила туда, навстречу солнечному свету. Она распахнула створки, и вышла наружу. И то, что предстало ее взору, поражало даже больше, чем комната. Салатная трава под ногами, нежно-розовые тюльпаны и желтые гиацинты полукруглыми клумбами, дальше – деревья, какие-то непривычные, с тяжелыми крупными листьями, которые, казалось, покрыты воском. А еще дальше, там, за деревьями, синело что-то… Море? Океан?

«Неужели! – Анита побежала туда. – Это самый красивый сон из всех, которые я помню».

Она даже не обратила внимания на то, что ее ноги остались босыми. Какие там ноги, если впереди море! Ей не хватало терпения идти обычным шагом, она перешла на бег. За полосой сочной зеленой травы оказалась широкая дорожка, выложенная гладким бурым камнем. Ступням было приятно прикасаться к его теплу. Аните оставалось только удивляться, насколько четко все ощущалось в этом сне. Ей не терпелось узнать, что же еще интересного она увидит. Дорожка не была прямой, а издевательски петляла между странными деревьями. Анита снова вернулась к обычному шагу, чтобы немного рассмотреть их. Листья одних напоминали фикус, другие были похожи на лимонное дерево, третие девушка даже не знала с чем сравнить и как назвать. Все эти растения были прекрасны, но то, что манило ее больше всего, оставалось за ними. Она снова ускорила шаг, но уже не бежала. Дорожка оборвалась кромкой песка, который белым золотом тянулся до самого моря. Анита зачарованно застыла, наслаждаясь видом. Легкая рябь аквамарина притягивала взгляд и не отпускала. Шум воды накладывался на легкий шелест листьев и дополнялся щебетанием птиц – божественная утренняя симфония. Казалось, время остановилось, и даже солнечный диск, который висел еще совсем низко над атласом моря, расхотел подниматься, чтобы не создавать чрезмерную жару.

Время, может быть, и остановилось, вот только мир никогда не останавливается и никогда не перестает удивлять нас. Краем глаза Анита заметила движения справа от себя, но, заметив, как-то не приняла это во внимание, все еще завороженная магией пейзажа и звука. Поэтому сильные руки, которые обхватили ее за талию и приподняли вверх, застали девушку врасплох. Она даже невольно вскрикнула, отрываясь от земли, точнее, от песка. Рэм бережно опустил ее назад и развернул к себе:

– Доброе утречко, – он произнес их обычное утреннее приветствие, целуя ее.

– Доброе, – немного растерянно ответила она.

«Это не может быть сон! – ее сознание наконец-то начало просыпаться. – Это утро и должно быть таким… Остров! Желание!» – память тоже вернулась к ней.

– Мое желание… – вслух, но очень тихо, словно побаиваясь этих слов, произнесла она. – Мой всемогущий джин! – эта фраза прозвучала уже громче. Анита кинулась обнимать Рэма. – Невероятно, – шептала она. – Не сон… Это не сон!

– Хватит некать, – мягко упрекнул он ее. – Перед тобой самая вероятная из всех вероятностей.

– Рэм! – она слилась с ним в поцелуе.

Безграничное чувство благодарности захлестывало ее, словно морской прибой, оно было настолько сильным, что даже слезы легкой росой потекли по щекам.

Парень почувствовал эту влагу, но знал – это слезы счастья.

Они плескались в океане, гонялись друг за другом по пляжу, словно дети, играющие в сдачки, Анита ходила колесом, а Рэм то и дело подхватывал ее и кружил в легком импровизированном танце. Только к вечеру оба вспомнили, что ничего не ели со вчерашнего дня. Они смыли соль и песок в просторной душевой, которая была не меньше, чем половина их былой съемной квартиры. А потом отправились на кухню.

Кухня очаровала Аниту не меньше, чем вид океана поутру. Это была словно картинка из глянцевого журнала с эффектом 5D: сверкающие салатным цветом гладкие чистые поверхности, куча встроенной техники, холодильник, который был больше ее одежного шкафа. Ее БЫВШЕГО одежного шкафа, который остался в их БЫВШЕЙ крохотной квартирке. Да, еще вчера Анита заснула там, на пятом этаже старого, или, если так звучит приятнее, старинного дома, почти в центре Полтавы, а сегодня… Сегодня она проснулась в Раю!

– Как ты сделал все это? – пораженно выдохнула девушка.

Этот вопрос вырывался из нее с самого утра, но им целый день было не до вопросов.

– Разве кто-то когда-то допрашивал джинов или золотых рыбок, как они осуществляют желания? – отшучивался Рэм, доставая из холодильника два манго и круг белого сыра. – Неужели результат не важнее всего остального?

– А если ты банк ограбил? – она взяла из его рук спелый фрукт и прислонила его к щеке.

Манго был прохладным, нежным и аромат от него исходил просто фантастический.

– В наше время не стоит так утруждаться, – широкая сияющая улыбка не покидала лицо парня. Глаза поблескивали в хитром прищуре.

Анита знала, что это значит:

«Я не раскрою все козыри сразу, дорогая».

В конечном счете, он все равно расколется. Она была уверенна. Этот остров, он ведь являлся не только ее желанием. Рэм осуществил свою детскую мечту. И гордость за свершенный подвиг реяла возле него золотым знаменем триумфа.

– Ладно, но как ты хоть меня сюда доставил? – Анита решила начать с малого.

– Думаю, тебе известно не так уж много способов, как можно попасть на остров в Индийском океане, – Рэм взялся нарезать сыр тонкими ломтями.

«Белый, но не брынза, – голод переключил внимание девушки. – Не такой зернистый и соленым не пахнет. Неужели моцарелла? Здесь, посреди океана? Наверное, там, в холодильнике целый супермаркет загружен!»

Он поймал ее голодный взгляд, сбросил кусочки на тарелочку и принялся нарезать манго, словно нарочно оттягивая момент трапезы.

– Хочешь сказать, ты напоил меня снотворным, погрузил в частный самолет и привез сюда, – Анита впилась в свой фрукт зубами, вопросительно взглянув на Рэма.

– Ты, как всегда, сообразительна, – он так медленно нарезал солнечный манго, словно совершенно не хотел есть.

Аните оставалось только поражаться. Впрочем, состояние удивленности не покидало ее весь день.

– Твой вечерний чай. Ты еще сказала, что у него странноватый привкус, – Рэм напомнил ей события вчерашнего вечера.

– Да, а ты соврал, что это новый букет, созданный известным британским дегустатором, не помню, как его там, – Анита догрызала свой плод. – И после этого вообще больше ничего не помню.

– Дальше ты и не можешь помнить, – Рэм наконец-то наигрался с ножом, взял две тарелки и понес к большому овальному столу из белого дерева, кивком приглашая Аниту следовать за ним. – Одной из составных букета было очень хорошее снотворное.

Анита села напротив него.

– И как далеко мы от большой земли?

– Достаточно далеко, чтобы ты не доплыла вплавь, – Рэму нравилось сохранять немного таинственности.

– И здесь больше абсолютно никого нет?

– Нельзя считать «никем» всю ту бесчисленную живность, которая населяет этот остров, – его слова отдавали легким упреком, хотя было очевидным, что он просто издевается.

– Но из людей мы одни? – допытывалась Анита.

– В твоем желании вроде не значилось «остров-коммуна» или «остров с аборигенами», – избегать прямых ответов было профессиональным навыком Рэма. Тем более, что он больше любил задавать вопросы, чем отвечать на них.

– Значит, я на необитаемом острове. Необитаемом в плане людей, потому как здесь есть бабочки, игуаны и птицы – это только те, кого я успела увидеть, – взялась подводить итоги девушка. – Будем предполагать, остров находится в Индийском океане, поскольку ты всегда исполняешь желания максимально четко. Но, я без понятия, как далеко отсюда до ближайшего континента. Никакого транспорта здесь не наблюдается. И мобильный свой я тоже еще не обнаружила.

– Тебя пугает все это? – Рэм склонился к ней, оперевшись локтями на стол.

Анита сто раз напоминала ему, что это перечит правилам этикета, но привычку ликвидировать так и не удалось. Впрочем, в этот раз она даже не обратила внимания.

– Нет, – у нее на лице заиграла широченная улыбка. – Все классно! Даже лучше, чем я могла бы себе представить. Только… накорми меня уже наконец-то!

Парень улыбнулся и пододвинул к ней тарелку. Сам он, казалось, совсем не интересуется едой. За то время, пока она точила все, что видела перед собой, он съел только пару кусочков сыра и выпил стакан сока.

– Рэм, нам что, теперь на продуктах придется экономить? Ты почему ничего не ешь?

– Нет, что ты, ни на чем нам не нужно экономить, – заверил он. – У нас полным-полно всего, – Рэм встал и для подтверждения своих слов открыл холодильник. Он реально был завален. Анита такое только в фильмах видела, да и то исключительно в американских, где жажда потребления гонит людей в супермаркеты скупать все на своем пути. Пусть даже это «все» и едой-то назвать сложно. Но в их холодильнике наблюдалась, вроде бы, исключительно естественная человеческая пища. Вот только…

– Что это? – Анита поднялась со своего места и подошла к распахнутому холодильнику. У морозильной камеры была прозрачная дверца, и сквозь нее проглядывалось то, чему там быть, по ее мнению, не полагалось.

– Ты уже поняла, – вид у Рэма был немножко виноватый. – Ну да ладно, холодильник – не телевизор, чтобы пялиться в него часами. Все, мы его закрываем, и я готов выслушать твою обвинительную речь. Да, да и еще раз да, я не могу быть вегетарианцем. Мама пыталась сделать из меня его, я пытался сам переделать свой рацион ради тебя. Но… Я мужчина, мне необходимо мясо. И сегодня утром я съел огромный стейк, поэтому все еще не очень голоден. Хуже того, я всегда ел мясо, только втайне от тебя, – последние три фразы он выпалил на одном дыхании, словно боялся, что иначе они так и останутся несказанными, застряв где-то у него в горле.

Анита застыла с полуоткрытым ртом.

– О, Рэм, ну почему ты раньше не сказал? Я ведь никогда не просила тебя… Просто предлагала немножко подкорректировать рацион. Надо было сразу сказать, что тебе это не подходит и не мучиться. Ты что, вот уже почти пять лет шифруешься от меня?

– Я честно выдержал первые две недели, – не без гордости признался он.

– Оу… Ну да, это тоже шикарно.

Все же от Рэма не укрылась легкая разочарованность девушки. Но, что поделаешь, если она может жить на одних овощах-фруктах с протеиновыми коктейлями, то его мутит от одного вида и запаха последних. Другое дело – свежезапеченное мяско с хрустящей корочкой или нежный стейк с кровью.

Дни пролетали быстро, словно красивый сон. И каждый раз, просыпаясь, Анита думала, что сейчас откроет глаза и увидит винтажные (да ладно уж, давайте называть вещи своими именами – нафталинно-старые) бежевые в выцветший цветочек обои и тяжелые золотистые гардины в пол. Но, бирюзовая комната с роскошной кроватью никуда не собиралась исчезать. Рэм просыпался рано, что было для него несвойственно. Видимо, так на него влияло изобилия субэкваториального солнечного света – он сильнее бил в глаза, не смотря на все преграды деревьев и штор. И, когда просыпался Рэм, Аните уже тоже было не до сна.

Все оставалось прекрасным, идеальным до невозможности. Но где-то на седьмой день девушка поймала себя на мысли, что ей чего-то не достает. Рэм ничего подобного не чувствовал, но в ней изменения заметил.

– У тебя такой вид с утра, словно ты что-то потеряла, – сказал он ей, когда они растянулись на пляже после утреннего купания.

– Да… Наверное, – растерянно пролепетала она.

– И, похоже, ты даже не знаешь, что это.

– Не знаю… Нет, знаю, просто… не могу вспомнить, – Анита ощущала что-то непонятное, словно состояние абсолютного счастья напрочь лишило ее памяти о чем-то важном.

– Не хотелось тебе подсказывать, – Рэм неохотно поднялся и, взяв Аниту за руки, поставил ее на ноги, – но, уверен, тебе не хватает танцев.

«Да!» – раздалось в голове у девушки.

Но вслух она сказала совсем другое:

– Разве? Мы здесь постоянно танцуем, – она оперлась о его руку и сделала pas de poisson – перепрыгнула с одной ноги на другую, отбросив свободную ногу высоко назад.

– Птичка моя, – Рэм взял ее за талию, приподнял и бережно опустил на песок, – мы танцуем, но зрителей у тебя нет.

– Хочешь сказать, мое эго чувствует себя удовлетворенным только когда мне аплодируют, по меньшей мере, десятки людей?

– Ты сама это сказала.

Анита отвернулась к океану. На какой-то момент она почти почувствовала себя обиженной – ее практически обозвали тщеславной! Но мир вокруг оставался непоколебимо спокойным: мелкие волны ритмично накатывались на берег и отступали, за спиной шуршали огромные перистые листья пальм, чайки добавляли к этой мелодии свои более высокие нотки, а откуда-то из леса доносились приглушенные позывы «угык-угык» еще неизвестной ей птицы.

– В первый день мне казалось, что я хочу прожить здесь вечность, – девушка снова повернулась к Рэму.

– Я знаю, – он обнял ее за плечи. – Мне тоже. Но, правда в том, что мы не можем без других людей. Нам всегда нужна будет публика, ведь мир – театр. Помнишь, да?

– Здесь очень красивые декорации… Но зал пуст.

– Не волнуйся, очень скоро к нам прибудут гости.

– Гости? – девушка отпрянула от него и с удивлением заглянула в глаза.

– Да. Не пугайся так, они не страшные.

– И кто же это будет?

– Увидишь.

– Я их знаю? – не унималась Анита.

– Возможно, – по своей извечной традиции Рэм любил оставлять немного недосказанности.

– Андрей и Лали?

– Не только.

– И загадочный Рос, которого я так никогда и не видела?

– Перестань, – парень поцеловал ее, чтобы прервать череду вопросов. – Просто дождись завтрашнего дня.

Дом

По окончании своего первого учебного года в университете, Эндрю записал у себя в блокноте, что научился следующим вещам:

Любить.

Прощать.

Быть актером.

Инвестировать по алгоритмам профессора Клердера.

При этом последнее давалось парню намного проще, чем три предыдущих позиции. К июню месяцу оказалось, что Эндрю успешно выполнил финансовый план, который поставил себе в сентябре. И главной целью этого плана было самостоятельно профинансировать постройку дома. Дома для него и Лальен. Он знал, что в отличии от многих студентов, она вовсе не ждёт летних каникул, как манны небесной. Хотя иногда девушка и говорила, что хотела бы совсем бросить университет, но это всегда было только, так сказать, в состоянии аффекта, после очередной трудности, с которой ей приходилось столкнуться. Вернуться к отцу и мадам Психолог было для нее еще худшей перспективой. Они для того и подтолкнули ее к мысли о прелести высшего образования, чтобы ей не приходилось сидеть в Париже и сходить с ума от незнания, чем себя занять. Поэтому Эндрю хотел, чтобы летом они вместе уехали в Украину. Конечно, их бы с радостью приняли его родители, и Лальен могла бы гостить у них до самого начала сентября, но парню хотелось провести это лето с ней наедине. За месяцы учебы они на самом деле очень мало времени провели именно вдвоем. Особенно зимой, когда Старый парк уже не мог стать их пристанищем. Им приходилось выискивать моменты, когда можно было остаться наедине в его или ее комнате, раньше всех вставали утром, чтобы полчаса провести у Нереко, пока к нему не набегала основная толпа кофеманов, пробирались вечером в одну пустую аудиторию Старого крыла. Мели раздобыла дубликат ключа от нее еще в прошлом году, когда к ней подбивал клинья один молоденький лаборант, на которого была возложена миссия открывать и закрывать аудитории. В лучших криминальных традициях, Мели стащила ключ, обнимая лаборанта, сделала в общаге слепок на полимерной глине, а на следующее утро, налетев на ничего не подозревающего парня с объятиями, выпустила ключик на пол за его спиной. А потом посмеялась над тем, что он рассыпается на ходу. Тот стушевался, удивился, как это ключ умудрился выпасть из глубоких карманов его пиджака, но наклонился и поднял без лишних домыслов. Мели уже тогда встречалась с Руэлом, но бедняга-лаборант еще не знал об этом и лелеял надежды на то, что наконец-то обзаведется красивой девушкой.

Десять месяцев Эндрю и Лальен пытались уединиться от мира в самых разных пристанищах. Они никогда не говорили о будущем, но каждый из них мечтал, что проходить оно будет в большом прекрасном доме. С цветами и горшочками. Каждый вечер перед тем, как уснуть, Лальен мысленно занималась дизайном их с Эндрю особняка, разбивала сад и вешала флюгер на крышу. Флюгер казался ей одним из важнейших атрибутов дома-мечты, он должен был быть из бронзы в форме шагающего кота. И миссией этого зверя было вовсе не указывать направление ветра, а сообщать всем соседям и прохожим: «Здесь живут люди, которые действительно любят свой дом».

А Эндрю тем временем уже подыскивал подходящий участок и строительную фирму. Он никогда не спрашивал Лальен, хотела бы она жить в Украине. Да и что бы она ответила, если никогда там не была? Тем не менее, рассматривать другие варианты места жительства Эндрю даже не собирался. Слишком много стран, слишком много переездов было у него в детстве. Но именно в Украине он почувствовал себя дома. И, похоже, его родители тоже, потому что город, в котором они поселились шесть лет назад, стал единственным местом, где они собрались всерьез пускать корни. Именно туда Эндрю и хотел привезти Лальен.

В июне их дом был уже готов. Эндрю наблюдал за его постройкой только через веб-камеру. Но архитектурная фирма ему попалась хорошая и прогрессивная, поэтому даже с помощью этого маленького устройства на пару с интернетом, он мог свободно корректировать процесс.

Эндрю не знал, каким именно представляла себе их дом Лальен, но был уверен, что представления их похожи. Ведь столько раз случалось так, что она продолжала начатую им фразу. Или он ее. Или они одновременно говорили одно и то же слово. Поэтому парень взял на себя смелость самостоятельно оформить и внутреннюю часть дома. А вот садом они уже займутся вместе, когда приедут.

Прошло четыре года с тех пор, как Лальен впервые прилетела в Украину. Она давно уже воспринимала эту страну, как родную. В этот раз они с Эндрю не просто вернулись домой на каникулы, они навсегда вернулись домой. С учёбой наконец-то было покончено, и грядущая осень уже не могла потребовать от них возвращения в Швейцарию. Конечно, от осознания этого Лальен становилось немного грустно, но поливая по утрам цветы в горшочках на просторном балконе второго этажа, она избавлялась от этого ненужного чувства. Лальен и так задержалась в университете дольше, чем ожидала. Поскольку учебу она окончила раньше, чем Эндрю, ей пришлось искать способ задержаться там еще на год. И способ этот нашелся – ей, как одной из лучших выпускниц, предложили стать помощником университетского психолога, мистера Вейхнега. Он занимался не преподавательской деятельностью, а исключительно терапевтической. И посетителей у него в последние годы стало столь много, что он решил взять себе парочку ассистентов. Задачи их были минимальными: записать на прием, заполнить бланк клиента, куда вводилась основная информация о нем, а после приема у мистера Вейхнега, набрать его отчет о состоянии пациента. Лальен работала посменно со своей однокурсницей, поэтому чересчур загруженной себя никогда не ощущала. Иногда мистер Вейхенг еще и позволял ей проводить тесты для посетителей. Правда, результаты всегда обрабатывал только сам. И только сам объяснял их значение клиентам.

В целом работа была несложной и интересной, кроме того, за нее еще и платили. Правда, месячная зарплата была даже чуть меньше, чем Лальен получала за один выход на подиум в Японии, не говоря уже о фотосъемках. Но эта работа ей нравилась, главным образом потому, что позволяла оставаться рядом с Эндрю.

Тот их последний год в университете показался Лальен самым лучшим из всех предыдущих. Единственной печалью было отсутствие Мели. Они вместе с Руэлом уехали в Бельгию, родную страну парня, где ему предложили место в одной из лучших баскетбольных команд. Лальен очень не хватало подруги, но она была рада, что у нее все так сложилось. Одновременно с Мели университет покинул и Марк. Он уехал со своей Джули в Италию, где собирался приобрести самую шикарную виллу, устроить не менее шикарную свадьбу и стать добропорядочным семьянином.

Получилось, что Лальен осталась наедине с Эндрю. Они больше даже не старались заводить друзей, решив провести последний год в стенах университета, наслаждаясь обществом друг друга. Единственным исключением был Нереко, в котором каждый из них чувствовал что-то отцовское, что-то настолько же теплое и умиротворяющее, как и его кофе, чай, и все, что он готовил. Они приходили к нему по одному и вместе, рассказывали о своих чувствах, мечтах и страхах. Он был для них больше, чем кофеваром, больше, чем психологом и больше, чем другом. Когда Лальен говорила ему о том, чего бы ей хотелось от будущего, он улыбался, готовил ей кофе с палочкой корицы и говорил:

«Пей, и думай о том, чего желаешь».

То ли Нереко действительно был волшебником, то ли кофе в соединении с корицей дает такой эффект, но все загаданное у Лальен действительно сбывалось. А когда ее одолевали страхи и сомнения, которые она тоже приносила к кофевару, он готовил ей крепкий чай с несколькими стружками имбиря.

«Пей, и думай о том, чего боишься. Имбирь выжжет твои страхи».

И это тоже срабатывало.

В свой последний вечер в университете Эндрю и Лальен просидели у Нереко часа четыре. Они слушали истории из его жизни, о которой он рассказывал нечасто и неохотно, но в этот раз слова лились из него неиссякаемым ручьем. Лальен пыталась изучить каждую линию на лице кофевара, каждый волосок на его голове, каждое напряжение мышц в его руках, когда он снимал с полок пустые чашки, а затем ставил на стойку уже наполненные чем-нибудь горячим и ароматным. Она хотела изучить его в мельчайших деталях, чтобы суметь сохранить в своей памяти, и потом, когда-то рассказывать о волшебнике Нереко своим детям, а может даже и внукам.

Эндрю раз сто в тот последний вечер приглашал кофевара к ним в Украину. Но Нереко упорно повторял, что свое уже отъездил и больше не отправится никуда, дальше Цюриха. Да и то лишь потому, что там живет одна из его дочерей, которая сама к отцу приезжает крайне редко.

– Тогда мы будем приезжать крайне часто, – сказала Лальен.

– Приезжайте, – улыбнулся старик, не очень-то поверив ее словам. – За эти годы вы тоже словно стали моими детьми.

– А ты – нашим вторым отцом, – обнял старика Эндрю.

В один замечательный солнечный вечер, поливая махровые подсолнухи, которые совсем недавно расцвели вдоль забора со стороны улицы, Лальен услышала звонкий голос женщины-почтальона:

– Пляшите! Вам письмо! – возвестила она.

Лальен не совсем поняла, зачем ей плясать, и почему пани Катерина так возбуждена. Она ведь развозит эти письма каждый день сотнями. Но, взяв в руки протянутый ей голубой конверт с множеством ярких марок, девушка поняла – это было действительно необычное письмо. В колонке «отправитель» ее взгляд первым делом выделил два ключевых слова: «Рэм» и «Филиппины».

– Спасибо, пани Катерина! – разулыбалась Лальен.

– Так, а плясать? – лукаво улыбнулась та.

– Простите, не умею, – попыталась соскочить девушка.

– Каждый, у кого есть ноги, умеет хоть как-нибудь танцевать, – утверждала почтальон.

– Ладно, – Лальен почувствовала, что письмо в ее руках действительно переполняет ее такой радостью, что можно и сплясать. – Трам-тарам-тарарам-пам-пам, – напевая мелодию из какой-то примелькавшейся рекламы, она повторила несколько движений танца маленького котенка, которому когда-то ее научила мама. Это было так давно, но Лальен вспомнила голос матери, хотя ее лицо уже давно утратило четкость в ее памяти, и теперь было просто светящимся овалом.

«Шажок, прыжок, руками взмах, – показывал движения мама, – кивок, другой. Теперь сама!»

Удивительно, но это воспоминание не принесло Лальен той хронической боли, которую она испытывала каждый раз, когда вспоминала о матери. В этот раз никакой боли не было, как не было и грусти, только солнечный свет и детская беззаботная радость, которой, похоже, удалось зарядить и пани Катерину.

– Письмо от Рэма! – Лальен ворвалась в кабинет Эндрю. – Танцуй!

Он обустроил себе кабинет на первом этаже. Правда, обустроил – не совсем подходящее название, потому как это была просто комната с большим столом, на котором ютились компьютер и два ноутбука. В переплетении проводов встречались карандаши и ручки, а по краям стол был оклеен разноцветными стикерами – на одних виднелись какие-то пометки, другие еще оставались чистыми.