Текст книги "Провал операции «Z»"

Глава 14

Нет, ребята, меня не так-то легко нейтрализовать. Вы, наверное, знакомы с такими, кто падает в обморок, если им крикнуть «у-у!» за спиной. Но это не в стиле Сан-Антонио. Как только я осознаю, что мне в нос дуют какой-то наркотической дурью, срочно делаю то же самое, что делал недавно под водой: задерживаю дыхание.

Даже стараюсь понемножку выдохнуть то, что мне попало в глотку от неожиданности. Нужно отступить, чтоб лучше прыгнуть, не правда ли? И всегда нужно стараться максимально отодвинуть поражение, если вы хотите в конце концов выиграть, поскольку события продолжают развиваться и время работает на вас.

Эти философские размышления стремительно проносятся в моем котелке.

Я вижу дюжину ног моего агрессора, но если увижу еще пару – сливай воду! Оба парня перебрасываются словами по-гречески, словно в парламенте древних Афин. И вдруг умолкают. До меня доносится хлопок, какой бывает, если в воздушный шарик ткнуть горящей сигаретой.

Потом сильный грохот. Я принимаю солидный вес на спину и понимаю, что речь идет об одном из двух греческих рабов. Естественно, мне приходится ловить воздух ртом, но, поскольку воздух в окружающей мою голову среде загрязнен, я теряю нить повествования.

* * *

Но это длится недолго. Не больше минуты. Сквозь гул в голове я слышу еще один хлопок, а затем еще один удар, сотрясающий пол… Мне удается скинуть с себя проклятую воронку, но тут я ощущаю сильную боль в сердце.

Стараюсь перевернуться на бок, открыть глаза… О бог мой, что же я вижу? Сказать вам? Какой сюрприз! Даже жалко вам рассказывать, равнодушные мои читатели! Но я дал слово быть с вами откровенным до конца!

Так вот, в комнате кто-то есть. Этот кто-то вошел через балкон и пробрался под ставнями. Он же вооружен очень симпатичным пистолетиком, снабженным глушителем. Опять же он не заставил себя долго упрашивать, открыл огонь на поражение и подбил обоих греческих бойскаутов, которые теперь лежат на полу рядом со мной! Этот кто-то очень хороший человек!

И главное, очень эффективный!

Кто же он? Если бы я был сволочью, я бы вам не сказал!

Если бы был жадным, отправил бы вам ответ по почте наложенным платежом.

А если бы не был серьезным человеком, каким на самом деле являюсь, то наплел бы с три короба!

Но я лучший французский легавый, Сан-Антонио, со всеми вытекающими из этого обстоятельства пикантными подробностями, поэтому не обманываю, не хвалюсь, не приукрашиваю, а иду прямой дорогой, играю в открытую – и точка! Я честно говорю читателю, что у него не хватает шариков, но действую так, будто имею дело с почти умным человеком.

Честь прежде всего! В моем ремесле, как в работе с мясными изделиями, все должно быть первой свежести! Реноме – главный принцип!

Извините? Вы что-то сказали? Вы считаете, я слишком затянул отступление? Ах вы, банда нетерпеливых, прожорливых и прочее! Но вы бы слишком забежали вперед, если бы я вам сразу назвал имя своего спасителя! Такой приятный сюрприз, а вы и не заметили! Спорю, среди вас нашлись такие, кто по моему недосмотру заглянул на следующую страницу?

Ладно, пора раскрыть мой маленький секрет! У-у, этот человек способен однажды обогатить кого-нибудь сверх всякой меры. Какая-нибудь цитата пришлась бы сейчас весьма к месту. Ну, например: «Я недостаточно богат, чтобы любить вас, как хочу я, и недостаточно беден, чтобы быть любимым, как хотите вы». Что? Вам кажется, что Дюма-сын не подходит к моей нынешней ситуации? Вы предпочли бы Дюма-отца?

Согласен. Подберите что-нибудь сами по своему вкусу. А я наконец скажу: ах, моя милая Глория! Как вовремя ты появилась! Но метод, каким она продырявила шкуры двух горилл, мне говорит о многом. О! Очень о многом!

– Тони, дорогой, как вы себя чувствуете?

Вместо ответа Тони дорогой на карачках ползет к ближайшему унитазу, чтобы освободить желудок от излишней тяжести. Сильные наркотические средства вперемежку с чередующимися потрясениями (в прямом смысле) приводят иногда и сильных мужчин к такому результату.

Освобождаясь от излишеств, я напряженно соображаю. Вы же меня знаете, я способен соображать во всех положениях и при исполнении любых актов, от полового до нотариального. В частности, я соображаю, что выступление Глории было нетривиальным. Вот тебе и безмозглая малышка, только и умеющая, что тратить миллиарды своего папочки! В самом начале мне пришлось вырвать ее из лап злого серого волка, и вдруг, когда я сам оказываюсь в критической ситуации, она приходит на помощь, как добрая фея, чтобы своей волшебной палочкой, купленной, правда, в лучшем оружейном магазине Парижа, превратить две тыквы не в кареты, как вы подумали, а в дырявые тыквы.

Я выхожу из туалета. Малышка Виктис сидит на кровати и ждет меня.

Подбитая дичь лежит у ее ног.

– Увлекательное сафари, – говорю я. – Очень вовремя вы вмешались.

Вы часто играете в Жанну д'Арк?

– Всякий раз, когда какой-нибудь глуповатый французский легавый попадает в лапы злых горилл, как вот эти, – отвечает она уклончиво.

Я подбородком указываю на безвременно ушедших и не оставивших адреса господ и спрашиваю:

– Что будем делать? Положим в ящик комода или закажем перевозку трупов?

– Оставим их здесь, Тони. Их хозяйка сама о них позаботится.

Мои глаза слезятся, как стенки общественного туалета. Все-таки стременные мадам Окакис здорово накормили меня каким-то зельем.

Шатаясь, иду к бару за бутылкой чудесного эликсира типа «Балантайн», наливаю себе несколько порций подряд, по быстрому опрокидывая их внутрь. Уф! Так-то лучше, не стыдно людям на глаза показаться.

Смотрю на Глорию и, честное слово, нахожу ее даже миленькой в военных доспехах. От скучающего, глупого взгляда не осталось и следа.

Глаза орлиные, подбородок волевой.

Не очень понятная улыбка играет на ее губах.

– Похоже, вы хорошо ориентируетесь на местности, – бормочет она.

Или я ошибаюсь, или моя маленькая невеста знает намного больше, чем вы можете себе представить, о моих отношениях с Экземой.

– Будем разговаривать откровенно, или вы мне опять расскажете, что детей находят в капусте? – рублю я сплеча.

Глория смотрит на свой пистолет, будто это тюбик с губной помадой.

– Особый агент А.С. 116! – объявляет она.

– Для комплекта мне вас как раз не хватало. Она улыбается и говорит:

– Я уже это не раз слышала!

– А настоящая мисс Виктис в природе существует?

– Конечно, Тони. Она на отдыхе, и вместе с двумя булочками на завтрак ей раз в день преподносят электрошоковую терапию.

– Может, вы мне сразу все расскажете и не будете ждать, пока я упаду к вашим ногам, сраженный собственным любопытством?

– Запросто…

Чтоб сразить меня вконец, она вертит на пальце свою пушку, так что даже великий Гэри Грант пустил бы от зависти слюни.

– Очень мило, – восхищаюсь я, – давно последний раз выступали в «Олимпии»? Все-таки все женщины кокетки!

– Однажды в Госдепартамент пришло анонимное письмо, – говорит Глория. – Содержало оно примерно следующий текст: «Соединенные Штаты должны во что бы то ни стало помешать торжественному приему на Кокпиноке, иначе могут быть страшные последствия».

– И все?

– Практически, да.

– И Госдепартамент напустил в штаны? Я думал, американцы смелее.

– Была одна деталь, которая всех заставила встать на уши, Тони.

– Какая?

– Письмо было анонимным, но написано на бланке американского посольства в Кито (Эквадор). Расследование непосредственно в посольстве ничего не дало. На всякий случай предупредили Окакиса. Он, конечно, разволновался, но все было уже организовано. Вот меня и поставили на это дело!

– Так он, значит, в курсе?

– Конечно. И он сам все устроил со стариком Виктисом, чтобы я временно заменила его дочку. Виктис был даже счастлив показать всему миру свою подставную наследницу. У него ведь одна дочь, и он вынужден ее, как бриллиант, держать за железными дверьми. Кстати сказать, говорят, я очень похожа на настоящую Глорию.

– Великолепно! Только американцы на такое способны! Ну хорошо, а при чем здесь Сан-Антонио, если отбросить скромность?

Она оглядывает меня сверху донизу, затем в обратном направлении.

– Это идея Окакиса. Каприз миллиардера!

– Издеваетесь надо мной?

– Отнюдь. Окакис очарован вашей работой еще со времен расследования по делу его соотечественника Битакиса, тоже судовладельца, и его семьи.

– Не может быть! Ну а дальше?

– И он хотел только вас! Я думаю, он не очень доверяет секретным агентам-женщинам. Он узнал, что вы в отпуске, и попросил меня с вами познакомиться.

– Американские агенты в наши дни покупают товары прямо на дому?

– Должна сказать, в этом очень нелегком деле у меня был во всем «зеленый свет». Я как бы сама была в отпуске… Все оплачено! И прилично оплачено! И потом, я тоже много о вас слышала. Поэтому пришлось сыграть комедию, и, по-моему, это неплохо удалось!

– Браво! Мне кажется, вам надо предложить свои услуги Голливуду, они вас возьмут! Кстати, а как же те покушения на вас?

– Кроме того, что случилось на яхте, остальное все подстроено!

– И даже то, на Лазурном берегу?

Она фыркает от смеха.

– Особенно то, на Лазурном берегу! Спектакль, дорогой Тони, кино!

Включая случайный приезд грузовика!

У меня, видно, не очень сладкая рожа, потому что она вдруг тревожится.

– Тони, что у вас такая кислая мина?

– Глория, кажется, у меня в жизни не было большего желания отшлепать девочку, чем сейчас.

– Попробуйте, – отвечает она глухим голосом. – Обожаю острые ощущения! Это, должно быть, объясняет, почему я выбрала такую опасную профессию, а, Тони?

Я выбрасываю проект порки из головы и возвращаюсь к настоящему.

– Как далеко вы продвинулись в вашем расследовании, дорогая коллега, а также невеста?

– Подождем вечера. Я наблюдала за вами, следила, охраняла. Мне это позволило многое услышать. Думаю, Окакису во втором браке лучше было бы выбрать в жены очковую змею, с ней он был бы в большей безопасности, чем с Экземой.

– Знаете, что в настоящий момент остров отрезан от всего мира?

– Да, Окакис мне сказал. Я не очень понимаю роль его жены во всей этой истории. Зачем ей понадобилось изолировать Кокпинок?

– Может, пойти спросить у нее самой, Глория? Она встает и поправляет юбку.

– Обнимите меня, Тони, – неровно дышит она. – Вся эта нервозность, череда напряженных событий меня очень возбуждает.

– У меня нет привычки упражняться в любви на кладбище! – отвечаю я, перешагивая через трупы.

– Вы менее чувственны, чем я, Тони! – жалуется моя нежная коллега.

Я пожимаю плечами.

– Менее чувственный, моя дорогая, зато более отзывчивый. Можно задать вам вопрос?

– Пожалуйста.

– Вы случайно не такая же ненормальная, как та, настоящая Глория, хотя не производите впечатления?

Самое интересное, что мой вопрос ее забавляет!

Глава 15

Когда меня сильно ошеломляют, я стараюсь извлечь из этого пользу.

По крайней мере в плане информации…

Однако то, что я выудил из последних событий, весьма противоречиво.

С одной стороны, были люди, старавшиеся помешать профессору В. Кюветту приехать на Кокпинок и приложившие максимум усилий, чтобы его отговорить. С другой стороны (Атлантики), другие силы, тоже весьма таинственные, предупредили Госдепартамент США о готовящейся трагедии.

И наконец, третья сторона, представленная очаровательной мадам Окакис, романтично закатывает на теннисный корт гранату в виде мячика и засаживает нож в грудь своего пасынка, не говоря уж о том, что она отдает приказ своим качкам убить дорогого Сан-Антонио. Более того, все корабли и самолеты Окакиса покидают остров, а радио не работает. Чтобы вступить в переписку с континентом, будь любезен запечатать письмо в бутылку и бросить в море. А уж вода об остальном позаботится: два прилива – два разноса почты, как в больших городах! Так вот, возникает вопрос: существует ли связь между вышеназванными силами?

Например, спрятанные на дне ящики, обнаружение которых чуть не стоило мне жизни, – являются ли они частной собственностью красавицы Экземы?

Подводные охотники, пытавшиеся меня загарпунить, – действовали ли они по ее личному приказу? Все это необходимо выяснить, пролить свет на проблему, как сказал бы писатель-академик. Нельзя, чтобы серое вещество работало вхолостую! А то получится, как при онанизме: при длительном употреблении превращается в обмылок!

Глория, она же агент А.С. 116, подходит ко мне и заявляет, что пойдет к себе и оставит пистолет в комнате, поскольку оружие, способное бесшумно свалить двух быков, даже миниатюрное, под вечерним платьем – это нонсенс!

– Доверьте мне своего товарища, – говорю я авторитетно. – Он еще может понадобиться. Вы истратили две пули, а в магазине всего восемь, если верить моим познаниям об огнестрельном оружии.

Глория спокойно передает мне свою артиллерию.

– Скажите-ка, очаровательная коллега, меня все время мучит одна пустячная деталь. Когда я ликвидировал двух бандитов, пытавшихся вас пометить с яхты у берегов Эквадора, вы мне сказали, что это те же, кто нападал на вас на Лазурном берегу, – зачем вы мне солгали? Она криво усмехается.

– Потому что я думала, вы лучший флик, мистер Сан-Антонио, и хотела развеять все ваши сомнения на тот случай, если они у вас еще оставались.

Фиолетовая краска бросается мне в лицо, при этом я становлюсь похожим на епископа.

– То есть?

– После первого псевдопокушения полиция вам объявила, что нашла брошенную машину так называемых гангстеров рядом с местом происшествия, помните?

Я подскакиваю.

– О'кей, малышка, вы меня одурачили сполна. Покушение произошло ночью, в горах, на дороге, где редко проезжают машины, не могли же они потом переться оттуда пешком!

– О! Я всегда знала, что вы очень сообразительный мальчик! иронизирует агент А.С.116.

Я продолжаю свою мысль, доказывая таким образом, что мои мозги не страдают запором:

– А когда они последовали за нами, им было неизвестно, в какую сторону мы поедем, поскольку этого я и сам толком не знал.

Следовательно, они не могли заранее приготовить себе другую машину для отступления, так? Значит, их подобрал водитель грузовика. А раз шофер был их сообщником, то какого черта он не помог похитителям в тот момент, когда мне чуть не треснули рукояткой пистолета по башке?

Конечно, это была инсценировка!

– Вы молодец, Тони! Прав был Окакис: вы замечательный парень, но только вас нужно все время чуть-чуть подталкивать!

Мы находимся у двери в зал, где без нашего участия бал развертывается во всем своем великолепии.

– Было бы значительно проще сразу выложить все карты на стол, чем разыгрывать такой спектакль!

Она трясет головой.

– Ах, как вы плохо себя знаете, Сан-Антонио. Да если бы я тогда не возбудила все ваши истинно мужские достоинства с помощью, как вы говорите, такого спектакля, вы бы и не подумали согласиться с предложением Окакиса!

– Почему же, скажите на милость? Разве я против морских путешествий?

– Нет, но вы слишком гордый, чтобы работать в одной команде с женщиной, – а так у меня было удовольствие оценить вас по-настоящему!

Она с грустью целует меня в губы и произносит, глядя мне в глаза:

– Женишок вы мой!

– Но это не помешало вам поиметь меня на яхте!

– Зато вы здесь! Мы квиты, не так ли?

– Может быть… Кстати, у вас есть какие-нибудь соображения по поводу настоящих похитителей на яхте, мисс Шерлок Холмс?

Ее лицо приобретает очень серьезное выражение.

Поскольку рядом проходит слуга с подносом, уставленным бокалами с шампанским, она понижает голос и говорит:

– Окакис, вполне возможно, проговорился по поводу меня. И меня пытались убрать до того, как все началось.

Я качаю головой.

– Чтобы вас убрать, достаточно было выбросить вас за борт с ножом в горле, милая моя. Но бандиты пытались вас именно похитить, значит, именно это входило в их намерения!

Она не отвечает и входит в зал.

«Прежде чем все началось»!

Почему-то эта фраза, оброненная Глорией, ввинтилась мне в мозг!

Оркестр наигрывает медленный вальс, будто специально для пожилых королей и принцев. На середине зала топчутся пары. Король Маразмелло держится, чтобы не упасть, за вице-королеву Тении, а генерал фон Дряхлер испытывает на прочность свою искусственную ногу, пытаясь поспеть за Антигоной. Она такая бледная, бедняжка. Покушение на Гомера, видно, произвело на нее ужасное впечатление. Заметив меня, она улыбается своими грустными очаровательными глазами. Я расцениваю ее взгляд как мольбу: «Мой красивый рыцарь, я полностью рассчитываю на тебя – только ты сможешь меня спасти!» Но красивый рыцарь, по совместительству комиссар Сан-Антонио (я получаю похвалы ящиками прямо с фабрики, но все равно спасибо), занят сейчас совсем другими, менее романтичными делами. Хотя, как знать? Он, Сан-Антонио, ищет глазами коварную Экзему. Как известно, кто ищет, тот всегда найдет: мадам не танцует, а ведет светский разговор со светлым бочковым князем Францем-Иосифом, который запускает свои подслеповатые глазки ей в декольте, как бы приглашая совершить последнее путешествие в Сараево.

Я направляюсь прямо к ним. Она меня не видит, поскольку стоит ко мне спиной.

– Ну что, приятель, ищем подругу жизни?

Берю!

Он облапил контральтную диву Ла Кавале, которая изо всех сил старается подобрать живот и в качестве компенсации и противовеса выпятить бюст, будто девочка на выданье.

Я незаметно киваю, но Толстяк подает мне знак, чтобы я приблизился.

– Смотри, какую симпатичную девицу я подцепил, а? – говорит он прямо в присутствии певицы.

– Он очарррование, аморрре, восторррг! – испускает она раскаты в тональности си-бемоль.

– Дело ин зе шляпа! – произносит Толстяк, облизываясь, как кот на ветчину.

Вы заметили” он изъясняется на языке Шекспира, чтобы дама не поняла. Ла Кавале, бегло говорящая по-английски, похоже, действительно не просекла лингвистические изыски Толстяка.

– Мы встретились в буфете, – говорит он мечтательно, – оба прилично выпили и закусили, а в конце концов так понравились друг другу, что я рискнул пригласить ее на тур вальса. Я, конечно, не великий танцор, но сплясать вальсок – тут, брат, не могу устоять! Как начинают играть что-нибудь в три такта, так ноги ходуном и ходят, автоматически!

Парень, видно, бредит – до того влюблен, клянусь!

– Мадам итальянка, как ты знаешь, – продолжает Толстяк, не обращая внимания на свою пассию, – а значит, у нее темперамент выше крыши. Мы просто созданы друг для друга, чтобы поладить!

Я оставляю их, пусть себе ладят, и иду к Экземе.

– Разрешите пригласить вас на танец, мадам?

Мадам оборачивается, и приклеенную улыбку будто стирают ластиком.

Экзема явно не в себе, плывет. Она вдруг до конца осознает ситуацию. Я стою перед ней, здоровый, невредимый и розовый, в то время как она ожидала, что я лежу где-нибудь в мусорном бачке. Это сильно потрясает воображение – ее можно понять, бедняжку!

– Пожалуйста, мадам, – спешит дать согласие светлый князь, с трудом удерживая во рту расшалившуюся челюсть.

И вот Экзема в моих объятиях. Мы медленно вальсируем. Нам так же хорошо, как будто мы вдвоем дегустируем сильно переперченное блюдо.

Естественно, мне нужно с умом использовать представившуюся возможность выудить из Экземы максимум информации, но одновременно обойти молчанием вмешательство моей дорогой невесты.

– В следующий раз, когда направите ко мне свой черный эскадрон, милая моя, посылайте человек двенадцать, чтобы более или менее уравнять силы.

Она молчит. И напрягает всю свою энергию, чтобы выдавить улыбку. Но я чувствую ее тигриные когти, впившиеся через шелк смокинга мне в спину.

– Не надо рвать костюм, мадам, за него заплатили двести тысяч, шепчу я ей нежно в ушко. – В наши дни трудно найти мастерицу, умеющую хорошо штопать.

Мы делаем круг по залу, слившись в танце, как совсем недавно сливались в любовных утехах. (А, каков стиль? Как я сочно выражаю мысли! Где Гонкуровская премия, наконец?) – Мне необходимо поставить вас в известность об одной проблеме, дорогая Экзема: в настоящий момент в вашей комнате находятся два трупа. Мне кажется, Окакис может поднять большой скандал, даже если вы ему начнете клясться на Библии, что господа скончались от скарлатины.

– Ну и что? – заносчиво говорит она.

– А то, любовь моя: если вы не станете отвечать на мои вопросы, я спровоцирую большие семейные разборки с продолжением.

– И что вы хотите узнать?

У этой дамы исключительное хладнокровие, доложу я вам. Железные нервы, самообладание и все необходимые аксессуары.

– Что было в ящиках, спрятанных на дне? Не знаю почему, но этот вопрос очень теребит мне мозговые извилины!

– Я не в курсе!

– Если вы будете так вести себя и дальше, то наши отношения быстро зайдут в тупик, счастье мое!

Она зло таращит глаза.

– Я же вам сказала: мне ничего не известно об истории с ящиками!

Вальс заканчивается. Поскольку мы оказываемся рядом с буфетом, инстинкт суфлирует мне, что пора промочить горло. Я предлагаю Экземе последовать моему примеру, но она отклоняет предложение.

– Напрасно! – говорю я, мило улыбаясь. – Чувствуйте себя как дома, мне кажется, вы очень напряжены!

Дружеская рука Берю со всей силой обрушивается на мое плечо.

– Я смотрю, ты тоже нашел родственную душу? – замечает он.

– Ты даже не представляешь, как прав, Толстяк! – Затем, понизив тон, я добавляю:

– Но только прошу тебя, не усни на своей коровушке с могучим суперсопрано! Будь внимателен, Толстяк, события могут начаться с минуты на минуту!

– Опять?

– Да! Как сказал бы Робер Франсуа Дамиен, пытавшийся с помощью перочинного ножа напомнить Людовику XV о его королевских обязанностях и за это четвертованный на Гревской площади, день не задался с самого утра!

Берю тяжело вздыхает:

– Думаю, ты прав на все сто по поводу дня! Особенно если учесть, что мы приехали только сегодня утром! – Тут он вдруг толкает меня локтем:

– Смотри-ка, твоя золотая рыбка, кажется, собралась уплыть в открытое море.

И точно: используя момент моего краткого обмена мнениями по поводу текущих событий с Берю, Экзема быстро огибает стол и направляется к открытому окну. Я бросаюсь на перехват.

– Эй, дорогая! – кричу я вслед. – Вы что, на поезд опаздываете?

Экзема оборачивается. Затем снова принимается бежать по направлению к парапету террасы. Она, конечно, быстрая как лань, но удрать от мальчика, способного пробежать сотку за одиннадцать секунд, да еще с мешком камней на спине, – для этого нужно долго массировать себе суставы леопардовым маслом. Я быстро настигаю ее и хватаю за развевающийся тонкий шарф, прикрывающий плечи.

– К чему такая спешка, любовь моя?

Резким движением она вырывается из объятий шарфа, взлетает на перила и прыгает в пустоту. Нет, вы отдаете себе отчет? Устроить мне такое! Я стою, будто меня трахнули мешком по голове, тупо разглядывая тонкий материал, оставшийся в моей ладони. Снизу доносится короткий шлепок. С этой стороны терраса нависает над пропастью высотой не менее двадцати метров.

Перегибаюсь через перила, и в свете луны моим глазам предстает белесая масса, распластавшаяся на самом дне ущелья.

Прислушиваясь к голосу только своего мужества, я также перелезаю через балюстраду и ищу какой-нибудь уступ, дабы не свалиться вслед за Экземой. Добрых пять минут я спускаюсь к ней по острым скалам. Она еще дышит, но не нужно получать высшего медицинского образования, чтобы понять: ей осталось жить считанные минуты!

Склонившись над ней, ловлю ее взгляд, полный ненависти к моей персоне.

– Экзема, вы меня слышите? Похоже, она силится что-то произнести. Я прижимаю ухо к ее губам.

– Что вы сказали?

– Грязный легавый!

Только по-настоящему красивая женщина, отдавая Богу душу, может позволить себе сильное ругательство.

Мне жаль ее. Она большой игрок, поставила на карту все – и проиграла.

– Почему вы хотели меня убить сегодня утром?

– Не вас – Антигону…

– А вечером, значит, Гомера?

– Да…

– Вы хотели отхватить себе весь пирог, так? А затем вы расправились бы с Окакисом?

– Да…

Вынимаю платок и отираю лицо. Он пахнет кровью и соленой водой.

– Ладно, пойду за помощью, – говорю я нерешительно.

– Нет!

Ее голос звучит все слабее, но тем не менее она находит в себе силы показать свою неодолимую волю. И, собравшись с духом, добавляет:

– Уже ни к чему!

Ее глаза закатываются.

– Экзема! – почти кричу я. – Это вы отрезали остров от всего мира?

Она не отвечает. Я беру ее за руку и сжимаю в своих ладонях. Ведь умирающий имеет право на поддержку, не так ли? Тяжело глотать такую пилюлю!

– Вы отрезали остров от всего мира? Не знаю, может, я ошибаюсь, но мне кажется, она сказала «нет».

– А с ящиками, аквалангистами вы не имели дела?

– Нет..

Второе «нет» сформулировано очень четко.

– Послушайте, Экзема, необходимо, чтобы вы мне сказали…

Но какой смысл насиловать вопросами мертвую?

Экзема умерла! Какая никакая, а душа ее отлетает.

Я закрываю ей глаза, поскольку вижу в этом свой последний долг.

Похоже, Берю был прав. Как с самого начала не задалось, так и продолжается, а если учесть, что мы только сегодня приехали… Вот судьба человеческая, а? Какой накал! Все-таки я из тех писателей, кто умеет концентрировать ваше внимание!