Текст книги "Советская гениза. Новые архивные разыскания по истории евреев в СССР. Том 1"

Возникновение еврейской секции в государственном музее этнографии

В мае 1934 года Этнографический отдел Государственного Русского музея (ЭО ГРМ) был преобразован в ГМЭ – новое учреждение с собственным уставом, подчиненное Наркомпросу. Одновременно – постановлениями ВЦИК и ЦИК СССР от 7 мая того же года – Биробиджанский еврейский национальный район Дальневосточного края получил статус Еврейской автономной области (ЕАО).

Второе событие можно считать кульминацией беспрецедентного еврейского модернизационного проекта, то есть проекта кардинального переустройства всей экономической и культурной жизни евреев в СССР. Важным инструментом его реализации стала земледельческая колонизация, осуществлявшаяся правительственным Комитетом по земельному устройству трудящихся евреев (КОМЗЕТ) при поддержке Всесоюзного общества по земельному устройству трудящихся евреев (ОЗЕТ). В результате их деятельности в конце 1920-х годов на юге Украины и в Крыму возникли так называемые районы сплошного еврейского земледелия, впоследствии превратившиеся в пять еврейских национальных районов[417]417
  Кроме пяти еврейских национальных районов – Калининдорфского, Новозлатопольского и Сталиндорфского на юге Украины, Фрайдорфского и Лариндорфского в Крыму – были созданы также многочисленные еврейские национальные сельские и поселковые советы на территории УССР, БССР и западных районов РСФСР (см., например, полный перечень таких образований, существовавших в одной из этих республик по состоянию на начало 1930-х годов: Нацюнальш меншини в Украпп, 1920-1930-т1 роки: icT.-картогр. атлас. Київ, 1996. С. 42–51).


[Закрыть]. Но идея создания еврейской республики в Крыму, декларировавшаяся рядом видных деятелей КОМЗЕТа, таких как Юрий Ларин и Абрам Брагин, в конце концов была отклонена, вытесненная аналогичным планом на более приоритетном для советского руководства направлении – дальневосточном.

Историк Алексей Миллер справедливо отмечает: «…советская национальная политика… знала только один способ решения проблем этнических меньшинств – превращение их в большинство или титульную национальность в специально созданных для этого административных образованиях. На практике часто получалось, что другие группы населения, проживавшие на территории автономий… оказывались ущемлены в своих правах»[418]418
  Миллер А. И. Нация, или Могущество мифа. СПб., 2016. С. 136.


[Закрыть].

Проявлением такой политики и являлась попытка образовать еврейскую республику в отдаленном, малонаселенном районе Дальнего Востока путем переселения туда десятков и даже сотен тысяч евреев из европейской части СССР[419]419
  Согласно планам советского руководства, для создания еврейской республики численность евреев на территории Биробиджанского района должна была достичь «180 тыс. человек и составить 60 % от общей массы населения» (Записка (предварительный проект Райплана) к первому варианту 2-й пятилетки Биробиджанского района ДВК, 1933 // НА РЭМ. Ф. 2. Оп. 5. Д. 16. Л. 102).


[Закрыть]. Биробиджанский проект выступал своего рода советской альтернативой сионизму. Публицист и активный деятель Евсекции Исаак Сударский откровенно писал по этому поводу: «В Биробиджане еврейские трудящиеся станут строителями нового поселения как в культурном, так и в государственном отношении. Отсюда ясно, что пунктом притяжения (для евреев. – А. И.) есть и будет не Палестина, а Биробиджан»[420]420
  Сударский И. Биробиджан и Палестина. М.: Центр, правление ОЗЕТ, 1930. С. 21.


[Закрыть].

Имел проект и другие задачи. Увеличение количества жителей на граничившей с Манчжурией территории – за счет в целом лояльных советской власти евреев – должно было способствовать усилению обороноспособности страны, а также экономическому развитию региона. Председатель Центрального совета ОЗЕТа (ЦС ОЗЕТ) Семен Диманштейн декларировал: «Чем сильнее мы будем на Дальнем Востоке, тем дальше отодвинется там опасность войны»[421]421
  Диманштейн С. М. Еврейская автономная область – детище Октябрьской революции. М.: Дер эмес, 1936. С. 4.


[Закрыть].

Два отмеченных выше и никак не связанных между собой события – организация этнографического музея в Ленинграде и провозглашение ЕАО на Дальнем Востоке – способствовали, несомненно, возникновению идеи: иметь в структуре ГМЭ отдельное подразделение, нацеленное на создание экспозиции, которая продемонстрировала бы «достижения ленинско-сталинской национальной политики» среди советских евреев, и прежде всего важнейшее из них – ЕАО. Такая экспозиция, построенная в соответствии с директивами Первого Всероссийского музейного съезда 1932 года, прекрасно вписывалась в концепцию нового музея.

Судя по всему, впервые идея официально прозвучала в октябре 1934 года на заседании Ленинградского отделения ОЗЕТа при участии почетных членов этого общества – востоковеда Дмитрия Позднеева и историка философии Семена Грузенберга, а также заведующего Отделом народов Белоруссии ГМЭ Антона Супинского[422]422
  Подробнее о трех перечисленных участниках заседания см.: Маранджян К. Г. Дмитрий Матвеевич Позднеев (1865–1937): к портрету «культурного бродяги» // Письм. памятники Востока. 2012. № 2(17). С. 281–303; Иванов А. И. Д. М. Позднеев – организатор еврейской секции в Гос. музее этнографии //Право на имя: Биографика 20 века: пятнадцатые чтения памяти Вениамина Иофе. СПб., 2018. С. 73–81; Вихнович В. Л. Профессор Семен (Соломон) Осипович Грузенберг: философия, психология, искусство. СПб., 2018; Владимирова О. А. Забытое имя: (памяти ученого-этнографа Антона Казимировича Супинского) // Череповец: краевед, альм. Вологда, 2002. Вып. 3. С. 178–200.


[Закрыть]. По результатам заседания ЛенОЗЕТ обратился с предложением «о создании Биробиджанского отдела при музее» к члену коллегии Наркомпроса Феликсу Кону. На встрече Кона с директором ГМЭ Павлом Воробьевым было решено, что музей «возбудит об этом ходатайство перед Наркомпросом»[423]423
  См.: Позднеев Д. М. Возникновение еврейской секции в составе ГЭМ: (записка по памяти), 1936 // НА РЭМ. Ф. 2. Оп. 5. Д. 22. Л. 1. В своих текстах Позднеев использовал аббревиатуру ГЭМ – Государственный этнографический музей.


[Закрыть].

Таким образом, изначально предполагалось, что музейная репрезентация еврейского хозяйственного и культурного строительства в СССР будет связана в первую очередь с новым «еврейским национальным государством», как назвал ЕАО председатель ЦИК Михаил Калинин в 1934 году на встрече с рабочими московских предприятий и работниками еврейской печати. «Всесоюзный староста» также заявил тогда, что «образование такой области в наших условиях есть единственный способ нормального государственного развития национальности» и «лет через десять Биробиджан будет важнейшим, если не единственным, хранителем еврейской социалистической национальной культуры»[424]424
  Калинин М. И. Об образовании Еврейской автономной области: из записи беседы пред. ЦИК СССР т. Михаила Ивановича Калинина с делегацией рабочих моек, предприятий и работниками евр. печати 28 мая 1934 г. М.: Эмее, 1935. С. 7. Во время этой беседы прозвучали и слова: «Биробиджан мы рассматриваем как еврейское национальное государство» (Там же. С. 13). Очевидно, это высказывание Калинина отражало официальную точку зрения.


[Закрыть].

Позднеев, как и ряд других российских востоковедов, выступал активным сторонником биробиджанского проекта. В одной из своих статей он писал:

9 февраля 1937 г. исполнилась годовщина одного из крупных, радостных и знаменательных событий в истории ЕАО – посещения Биробиджана сотрудником гениального т. Сталина, железным наркомом пути тов. Кагановичем. В блестящей 2-х часовой речи на собрании городского и областного партийного актива столицы ЕАО тов. Каганович начертил целую программу соцстроительства области и между прочим высказал мысль о необходимости скорейшего созыва в Биробиджане научной конференции по еврейскому языку[425]425
  Позднеев Д. М. Борьба за еврейский язык, февр. 1937 г. // НА РЭМ. Ф. 2. Оп. 5. Д. 29. Л. 1.


[Закрыть].

Судя по другим статьям Позднеева, опубликованным и неопубликованным, он считал, что создание ЕАО будет способствовать экономическому развитию края, богатого полезными ископаемыми, и в то же время послужит решению «еврейского вопроса», то есть обретению евреями собственной территории и государственности[426]426
  Об интересе профессора Позднеева к освоению Биробиджана свидетельствуют также собранные им материалы, отложившиеся в личном фонде братьев Д. М. и А. М. Позднеевых в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки, например – копии отчетов биробиджанских экспедиций, газетные вырезки, карты ЕАО (описание фонда см.: Документы по истории и культуре евреев в архивах Санкт-Петербурга. Т. 3, ч. 1. Ведомственные архивы / науч, ред. – сост. А. И. Иванов, М. С. Куповецкий. СПб., 2015. С. 114–115).


[Закрыть].

Несмотря на столь очевидную, казалось бы, политическую актуальность, выдвинутая ЛенОЗЕТом идея погрязла в бюрократической трясине: «Дело тянулось два года до ноября 1936 г., когда оно почему-то опять всплыло и возник вопрос… о создании еврейской секции в составе белорусского отдела»[427]427
  Позднеев Д. М. Возникновение еврейской секции в составе ГЭМ. Л. 1 об.


[Закрыть]. Скорее всего, подчинение секции именно этому отделу носило относительно случайный характер и определялось субъективными обстоятельствами – личным знакомством Позднеева с возглавлявшим этот отдел Супинским. Последний к тому же интересовался еврейской этнографией, а отчасти и деятельностью ОЗЕТа.

На сей раз дело действительно сдвинулось с мертвой точки, а профессор Позднеев получил должность консультанта ГМЭ с возложением на него обязанностей по подготовке к открытию еврейской секции. В начале 1937 года новоназначенный консультант направил музейному руководству записку на пяти страницах, в которой поделился «несколькими соображениями по поводу дальнейшей работы еврейской секции», а также ее административного статуса[428]428
  [Докладная записка Д. М. Позднеева на имя директора ГМЭ Н. Г. Таланова], 1 янв. 1937 г. // НА РЭМ. Ф. 2. Оп. 5. Д. 22. Л. 3.


[Закрыть]. Вместо секции при Отделе народов Белоруссии он предлагал организовать полноправный еврейский отдел[429]429
  Предложение Позднеева не являлось чем-то необычным. Еврейские отделы существовали в то время в целом ряде других советских музеев. Например, положение о Белорусском государственном музее в Минске, разработанное еще в 1923 году, предусматривало создание – наряду с другими отделами (этнографическим, историко-археологическим, художественным, церковным, кустарно-промышленным и природы Белоруссии) – и отдельного еврейского отдела (см. об этом: Гужаловский А. А. Музеи БССР в годы культурной революции, 1928–1941 гг. // Acta museologica lithuanica. Vilnius, 2015.T.2. P. 89).


[Закрыть]. Однако по уставу ГМЭ отделы полагались только национальностям, имевшим собственные республики в составе СССР. На это Позднеев возражал, что «данный вопрос определяется фактической важностью народности для музея, а не титулами объектов изучения и показа, тем более что преобразование Еврейской автономной области в республику, вероятно, недалеко»[430]430
  [Докладная записка Д. М. Позднеева на имя директора ГМЭ Н. Г. Таланова], 1 янв. 1937 г. // НА РЭМ. Ф. 2. Оп. 5. Д. 22. Л. 3 об.


[Закрыть]. Далее, демонстрируя тонкое политическое чутье, он приводил вполне основательные аргументы за создание именно еврейского отдела:

Следует также опасаться антагонизма ОЗЕТов против секции, если она останется при каком-либо из отделов музея. Будет она при белорусском отделе, Украинский] и Крымский] ОЗЕТы могут обидеться и скажут, что она их не касается, а ведь Украинский ОЗЕТ самый мощный и бывший председатель его тов. М. А. Каттель состоит ныне председателем облисполкома Еврейской автономной области вместо снятого за троцкизм Либерберга. <…>

В вопросе о необходимости с преобразованием еврейской секции в отдел ожидать преобразования Еврейской автономной области в республику получается некоторый порочный круг. 28 декабря 1936 г. на объединенном собрании Куйбышевского и Фрунзенского районов (то есть районных ячеек. – А. И.) ЛенОЗЕТа мною была дана информация по вопросу о еврейском отделе музея. И знаете, некоторые озетовцы сейчас же заговорили о том, что это очень важный аргумент для превращения области в республику. Выходит так: музей с учреждением отдела будет ждать республики, а евреи хотят использовать отдел, чтобы добиться республики. Мне кажется, что музею следует пойти навстречу желанию еврейской общественности[431]431
  Там же. Л. 3 об.-4.


[Закрыть].

Через несколько дней, 10 января, Позднеев выступил перед сотрудниками ГМЭ с докладом «Постановка еврейского отдела в Государственном музее этнографии», в котором высказал следующие доводы в пользу своего предложения:

Музей этнографический, он должен быть построен по народностям, а не по странам. Еврейская народность едина, следовательно она должна быть в одном отделе. <…> Объединение всех евреев в одном отделе музея не встречает, в отношении дореволюционного прошлого, никаких препятствий… Что касается до послереволюционного периода, то никаких принципов, кроме равноправия и создания еврейской культуры, национальной по форме и социалистической по содержанию, не проводится, поэтому возражений против их объединения может быть еще меньше. <…>

С точки зрения продуктивности работы штата еврейского отдела равным образом выгода лежит на образовании самостоятельного отдела. Если показ евреев будет разбит по различным отделам, в которых нет квалифицированных сотрудников по евреям, то придется одному штату еврейского отдела разбиваться на работу по различным отделам, за которую, вероятно, музею придется платить сдельно, причем учет и контроль работы сотрудников будет сильно затруднен. <…>

Связь показа ЕвАО с евреями, расселившимися по СССР, сводится, в сущности, к одному только вопросу о переселении евреев в Биробиджан. Этот вопрос можно осветить в одном еврейском отделе гораздо более сконцентрированно, нежели при разбрасывании экспозиции по различным отделам. <…>

Наконец, что самое важное, портреты наших вождей т. Сталина, т. Молотова и т. Калинина, с соответствующими надписями о политике советской власти в отношении евреев, должны служить заголовками к вводной части всего отдела о евреях, а не к распыленной по всему музею экспозиции евреев и ЕвАО[432]432
  Позднеев Д. М. Постановка еврейского отдела в ГЭМ: доклад, 10 янв. 1937 г. // НА РЭМ. Ф. 2. Оп. 5. Д. 22. Л. 8, 10–12.


[Закрыть].

В настойчивом стремлении Позднеева утвердить в структуре ГМЭ именно еврейский отдел – на правах других национальных отделов музея – и «объединить» в нем всех евреев СССР, можно усмотреть безоговорочное следование партийной линии, направленной на возникновение «советской еврейской национальности». Игнорируя дисперсность расселения евреев, а также языковые и культурные различия между еврейскими этническими группами, профессор последовательно приписывал советскому еврейству основные базовые составляющие сталинского определения нации: «Нация – это исторически устойчивая общность языка, территории, экономической жизни и психического склада, проявляющегося в общности культуры»[433]433
  Сталин И. В. Марксизм и национально-колониальный вопрос. М., 1934. С. 6.


[Закрыть]. Речь шла об обретении евреями своей национальной территории в Биробиджане, ведении ими там хозяйственной и культурной деятельности, наличии общего языка еврейских трудящихся – идиша, для дальнейшей унификации и распространения которого предполагалось созвать в ЕАО специальную научную конференцию[434]434
  Несмотря на основательную подготовительную работу, конференция по идишу в ЕАО так и не состоялась из-за волны репрессий, накрывшей руководителей области, которые в первую очередь были заинтересованы в ее проведении (подробнее об этом см.: Estraikh G. Yiddish Language Conference Aborted II East European Jewish Affairs. 1995. Vol. 25, no. 2. P. 91–96; Nat H. [Nath H.]. Fun Tshernovits biz Kiev un Birobidzhan: yidishe shprakh-konferentsn tsvishn 1908 un 1937 // Mizrekh: Jewish Studies in the Far East = Мизрех: иудаика на Дальнем Востоке / ed. by В. Kotlerman. Frankfurt am Main, 2009. Vol. [1]. P. 259–276; Бренер И. С. Хронология истории несостоявшейся Биробиджанской конференции по языку идиш // Judaica Petropolitana. 2015. № 4. С. 65–112).


[Закрыть].

Тем не менее статус секции так и не изменился по крайней мере до конца 1938 года[435]435
  См., например, стенографические отчеты заседаний ученого совета ГМЭ за 1938 год, в которых упоминается «еврейская секция при Отделе Белоруссии ГМЭ» (НА РЭМ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 651. Л. 1-42, 48–49).


[Закрыть]. Забегая вперед, отметим, что лишь после открытия выставки «Евреи в царской России и в СССР» в марте 1939-го еврейская структура в составе ГМЭ, формально так и не преобразованная в отдел, все-таки получила официальное наименование «Секция евреев СССР» и де-факто действовала как самостоятельное подразделение музея. Более того, выставку предполагалось расширить и включить в постоянную экспозицию, а в одном из документов отмечалось:

Результаты переучета показали, что по состоянию фондов (всего 1341 предмет) – секция евреев является самым отсталым участком среди других отделов музея (курсив мой. – А. И.). Отсталость эта является следствием исторических судеб еврейской этнографии в бывшем этнографическом отделе Русского музея, а отчасти и в ГМЭ. Указанная несправедливость по отношению к бывшему «инородцу» и «инородному» телу в царском музее должна быть срочно исправлена…[436]436
  План командировки 1941 г. в западные области Украины по изучению и сбору материалов по этнографии евреев, разработанный зав. Секцией евреев СССР ГМЭ И. М. Пульнером, 1940 // НА РЭМ. Ф. 2. Оп. 5. Д. 49. Л. 1.


[Закрыть]

Принятое администрацией ГМЭ первоначальное решение об учреждении еврейской секции при Отделе народов Белоруссии – с последующим переименованием и повышением ее реальной роли до уровня отдела – по-своему отразило противоречивость еврейского национального строительства в СССР, различные концепции которого оставались дискуссионными вплоть до конца 1930-х годов. Эта противоречивость отчетливо проявилась и на выставке, ставшей вершиной всей деятельности секции, не ускользнув от внимания специалистов и наиболее проницательных посетителей. В обзорной статье по истории ГМЭ, опубликованной еще в эпоху брежневского застоя, по этому поводу деликатно отмечалось: «Экстерриториальность евреев, значительная нивелировка материальной культуры составили особые трудности для построения этнографической экспозиции»[437]437
  Крюкова Т. А., Студенецкая Е. Н. Указ. соч. С. 34.


[Закрыть].

Наследие Ан-ского и задачи биробиджанской экспедиции

Вопрос об этнографической экспедиции в Еврейскую автономную область возник еще на стадии организации в ГМЭ еврейской секции. Профессор Позднеев вспоминал, что в 1934 году Наркомпрос был готов «отпустить на экспедицию для сбора материалов в Биробиджане 30 000 руб.», добавляя: «У ЦС ОЗЕТа ГМЭ просил 50 000 руб., на что согласия дано не было, но и отказа не последовало»[438]438
  Позднеев Д. М. Возникновение еврейской секции в составе ГЭМ. Л. 1 об.


[Закрыть].

Настоятельная необходимость проведения такой экспедиции диктовалась главным принципом всех вновь открывавшихся экспозиций ГМЭ – принципом контрастного противопоставления прошлого и настоящего. Резолюция Первого Всероссийского музейного съезда требовала от этнографических музеев показывать, с одной стороны, эксплуататорский, колониальный характер национальной политики имперской России, а с другой – успехи Советского Союза в разрешении национального вопроса. Так, на двух выставках 1935 года – «Узбеки XIX–XX вв.» и «Карелия и Кольский полуостров» – дореволюционное прошлое узбеков и карелов освещалось преимущественно негативно, а социалистическое настоящее – исключительно позитивно[439]439
  Подробнее об этих экспозициях см.: Крюкова Т. А., Студенецкая Е. Н. Указ.
  соч. С. 42–43.


[Закрыть]. Такое соотнесение, как справедливо отмечает современный исследователь, «было непростым, учитывая более яркий характер традиционной культуры прошлого по сравнению с образцами предметов эпохи социалистического переустройства»[440]440
  Дмитриев В. А. Указ. соч. С. 9.


[Закрыть].

Проблема со всей очевидностью встала перед сотрудниками учрежденной в декабре 1936 года «секции по изучению народов ЕАО с еврейским народом как основным объектом научно-исследовательской и экспозиционной работы» (так «политически грамотно» новое подразделение ГМЭ квалифицировалось в одном из документов)[441]441
  См.: [Письмо директора Гос. музея этнографии в облисполком ЕАО], 1 дек. 1936 г. // НА РЭМ. Ф. 2. Оп. 5. Д. 22. Л. 2.


[Закрыть]. Выразительных материалов «эпохи социалистического переустройства» остро не хватало, в то время как для демонстрации на будущей экспозиции дореволюционного еврейского прошлого в распоряжении музейщиков имелись богатые коллекции. Можно было, например, с успехом задействовать предметы и фотоснимки, собранные ранее такими известными этнографами, как Федор Волков, Александр Миллер, Александр Сержпутовский и другие[442]442
  Описания этих коллекций см.: Документы по истории и культуре евреев в архивах Санкт-Петербурга. Т. 3, ч. 2. С. 112–113, 116–119, 143–144.


[Закрыть]. Кроме того, в 1930 году в ГМЭ были переданы экспонаты, конфискованные в ленинградской Большой хоральной синагоге, преимущественно «предметы культа»[443]443
  См. об этом: Докладная записка И. М. Пульнера директору Гос. музея этнографии о необходимости систематического изучения культуры и быта евреев, 27 июня 1939 г. // НА РЭМ. Ф. 9. Оп. 3. Д. 3. Л. 3.


[Закрыть]. Наконец, в фондах музея хранилась коллекция, сформировавшаяся в 1912–1914 годах благодаря экспедициям Еврейского историко-этнографического общества (ЕИЭО) по местечкам черты оседлости.

Эти экспедиции, проводившиеся под руководством писателя и общественного деятеля С. Ан-ского, несомненно, имели первостепенное значение для развития еврейской этнографии и фольклористики в России[444]444
  Об историко-этнографических экспедициях С. Ан-ского по местечкам Волынской, Подольской и Киевской губерний см., например: Rekht-тап A. Yidishe etnografye un folklor: zikhroynes vegn der etnografisher ekspedi-tsye, ongefirt fun Sh. An-ski. Buenos-Ayres, 1958. P. 11–25; Лукин В. От народничества к народу: (С. А. Ан-ский – этнограф восточноевроп. еврейства) //Евреи в России: история и культура. СПб., 1995. С. 125–161; Сергеева И. А. «Хождение в еврейский народ»: этногр. экспедиции Семена Ан-ского в документах // Ab Imperio. 2003. № 4. С. 395–473; Урицкая Л. Б., Якерсон С. М. Указ. соч. С. 78–82.


[Закрыть]. Их материалы составили ядро собрания и экспозиции первого в России еврейского музея, который с некоторыми перерывами работал в Петрограде-Ленинграде с 1914 по 1929 год и послужил вдохновляющим образцом для инициаторов целого ряда аналогичных проектов, успешно реализованных в СССР[445]445
  Об истории музея ЕИЭО см., например: Лукин В. Фонд Еврейского историко-этнографического общества в Центральном государственном историческом архиве Ленинграда // Ист. судьбы евреев в России и СССР: начало диалога. М., 1992. С. 245–261; Он же. К столетию образования петербургской научной школы еврейской истории // История евреев в России: проблемы источниковедения и историографии. СПб., 1993. С. 18–26; Он же. «…Академия, где будут изучать фольклор»: (Ан-ский – идеолог евр. музейн. дела) // Евр. музей. СПб., 2004. С. 57–94; Сергеева И. А. «…Эта коллекция является неповторимой и единственной в мире…»: судьба музея Евр. ист. – этногр. о-ва после 1917 г. // Рукописна та книжкова спадщина Украши. Вип. 13. Київ, 2009. С. 196–223; Урицкая Л. Б., Якерсон С. М. Указ. соч. С. 73–78; Дымшиц В. А. Первый еврейский музей в России // Фотоархив экспедиций Ан-ского: Волынь, Подолия, Киевщина, 1912–1914. Выст. 5. СПб., 2009. С. 4–10.


[Закрыть]. Среди таких проектов можно назвать Всеукраинский музей еврейской культуры им. Менделе Мойхер-Сфорима в Одессе (1927–1941), Туземно-еврейский музей в Самарканде (1927–1938), Историко-этнографический музей евреев Грузии в Тбилиси (1933–1951), а также многочисленные еврейские отделы в краеведческих музеях Бердичева, Винницы и других городов[446]446
  Об истории этих музейных проектов см., например: Солодова В. В. Одесский музей еврейской культуры (1927–1941) // Доля євр. духов. та матеріал. спадщини в XX столітті. Київ, 2002. С. 250–258; Носоновский М. Библиотека и архив Туземно-еврейского музея в Самарканде // Евреи в Средней Азии: прошлое и настоящее. СПб., 1995. С. 187–245; Хейфец М., Носоновский М., Вышенская Т. Фотоархив Туземно-еврейского музея в Самарканде // Там же. С. 248–269; Цицуашвили Л. Еврейское культурное наследие Грузии: экспонаты евр. ист. – этногр. музея Грузии // Страницы истории и культуры евреев Грузии. М., 2014. С. 71–83; Котляр Е. Еврейские музеи и коллекции первой трети XX века: судьба и следы художеств, наследия (Львов-Санкт-Петербург-Одесса-Киев) // Вісник Харків. держ. акад. дизайну і мистецтв. 2009. № 12. С. 113–133; Щербакова М. Ю. К вопросу о концептуальном развитии еврейского музея и этнографии евреев на территории Украины в 1917–1941 гг. // Judaic-Slavic Journal. 2019. № 1(2). С. 44–79.


[Закрыть].

Судьба собрания оказалась печальной. ЕИЭО и его музей – на волне кампании по ликвидации «буржуазных» и «националистических» научно-просветительных организаций – были закрыты постановлением административного отдела Леноблисполкома № 21430 от 6 декабря 1929 года[447]447
  См.: Информационное письмо [Ленинградского музея Еврейского историко-этнографического общества] № 6 членам кружка друзей музея, 16 дек. 1929 г. // НА РЭМ. Ф. 2. Оп. 5. Д. 7. Л. 12. См. об этом также: Лукин В. От народничества к народу. С. 146; Сергеева И. А. «…Эта коллекция является неповторимой и единственной в мире…». С. 212–219; Урицкая Л. Б., Якерсон С. М. Указ. соч. С. 76–77.


[Закрыть]. Предметные коллекции и архив музея, а также архив ЕИЭО, – не без участия уже упоминавшегося Ивана Луппола, руководившего тогда Главнаукой, – постепенно распределились между различными учреждениями Ленинграда, Москвы, Киева, Одессы и Минска[448]448
  Об участии в процессе Ивана Луппола можно судить по письму к нему Семена Диманштейна от 27 декабря 1929 года с просьбой передать предметы из собрания бывшего музея ЕИЭО в Московский музей народоведения, организовав там еврейскую секцию, а также по резолюции адресата на этом письме (см.: ПФА РАН. Ф. 225. Оп. 1. Д. 131. Л. 16–16 об.). О борьбе между учреждениями из разных городов за ленинградские еврейские коллекции свидетельствует сохранившаяся переписка (см.: Там же. Л. 4, 10, 11, 28, 29, 33–35, 56, 72). О дальнейшей судьбе этих коллекций см.: Меламед Е. И. Судьба архива киевского Института еврейской пролетарской культуры: загадки и находки // Архив евр. истории. М., 2012. Т. 7. С. 244–246; Синило А. Н. Экспонаты из музея Еврейского историко-этнографического общества в собраниях белорусских музеев // Тр. по евр. истории и культуре: материалы XXII Междунар. ежегод. конф, по иудаике. М., 2016. С. 346–394; Он же. Атрибуция рисунков М. Маймона из собрания Нац. художественного музея Республики Беларусь // Тр. по евр. истории и культуре: материалы XXIII Междунар. ежегод. конф, по иудаике. М., 2017. С. 522–529.


[Закрыть].

Одним из таких учреждений стал Этнографический отдел Государственного Русского музея, в собрание которого предметы и документы из музея ЕИЭО поступали в два этапа.

Первый этап имел место еще в ранний послереволюционный период, когда еврейский музей приостановил свою работу. В мае 1918 года Ан-ский, опасавшийся за судьбу коллекции в обстановке насилия и грабежей, передал на временное хранение в ЭО ГРМ пять ящиков, содержавших наиболее ценные экспонаты. В соответствии с условиями, выдвинутыми Русским музеем, они должны были находиться на охраняемом складе не более года и по истечении этого срока поступить в собственность государства, если не будут востребованы владельцем. Вскоре несогласному с политикой большевиков Ан-скому пришлось навсегда покинуть Советскую Россию. Летом 1923 года еврейский музей вновь открылся для посетителей, но его руководителям ценой многолетних усилий удалось вернуть лишь часть сданных на хранение материалов, да и произошло это всего за несколько месяцев до ликвидации ЕИЭО[449]449
  Документы о возвращении части экспонатов в музей ЕИЭО опубликованы в оригинале, на русском языке, в работе: Pevzner Е. The Story of One Collection II Pinkas. Vilnius, 2008. Vol. 2. P. 129–171.


[Закрыть].

Затем начался второй этап: предметы из только что закрытого музея стали передаваться в тот же ЭО ГРМ. Ученый секретарь отдела Аркадий Зарембский сообщал руководству:

Собрания еврейского музея являются прекрасным дополнением к коллекциям, имеющимся в Этнографическом] отделе, и могли бы быть широко использованы в нем, в его политико-просветит[ельной] работе.

Поэтому в заседании ликвидационной комиссии 16/ХП я – в качестве представителя Этнографического] отдела – настаивал на передаче всего еврейского музея в Этнографический] отдел. Ликвидационная комиссия согласилась с моим предложением и предложила немедленно же приступить к приемке и перевозу музея, предоставив для окончания работ, как предельный, месячный срок.

К работам по приемке я… приступил в пятницу 20-го дек[абря 1929 года].

21-го на работу были направлены еще 2 научных сотрудника и 2 научно-технических. В этот день было отобрано и уложено большое количество основных коллекций. Сегодня, 22 дек[абря], они на двух подводах были, с разрешения представителя ликвидационной] комиссии, перевезены в Этнографический] отдел…[450]450
  [Докладная записка ученого секретаря Этнографического отдела Гос. Русского музея А. И. Зарембского заведующему этим отделом], 22 дек. 1929 г. //НА РЭМ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 107. Л. 47–47 об. Полный текст документа (с отдельными неточностями) приведен в издании: Урицкая Л. Б., Якерсон С. М. Указ, соч. С. 77.


[Закрыть]

В дальнейшем – в связи с обращениями целого ряда организаций, заявивших права на уникальное собрание, – ликвидационная комиссия пересмотрела свое решение, а передача предметов и документов в ЭО ГРМ была остановлена. Тем не менее в результате описанных событий Русскому музею достался значительный фрагмент наследия Ан-ского.

И этот фрагмент, и прочие еврейские коллекции, имевшиеся в фондах ГМЭ, предоставили еврейской секции прочную базу для ведения научно-исследовательской и экспозиционной работы. Позднее все эти коллекции были в полной мере задействованы на выставке «Евреи в царской России и в СССР» для демонстрации «эксплуататорского и угнетательского характера» национальной политики самодержавия. Вместе с тем сотрудники секции, как и руководство ГМЭ, ощущали явную нехватку этнографических материалов, способных представить «достижения ленинско-сталинской национальной политики» в отношении евреев. Разрешить эту проблему и была призвана биробиджанская экспедиция, в ходе которой предполагалось такие материалы собрать. Причем разработка плана экспедиции, ее проведение и камеральная обработка результатов первоначально возлагались на заведующего Отделом народов Белоруссии Супинского и консультанта по еврейской секции Позднеева, который также составил предварительную смету на сумму 150 000 рублей[451]451
  См.: Позднеев Д. М. Возникновение еврейской секции в составе ГЭМ. Л. 1 об.


[Закрыть]. Основные задачи будущей экспедиции Позднеев сформулировал – как всегда публицистично и политически грамотно – в статье, написанной для газеты «Ленинградская правда», но, судя по всему, оставшейся неопубликованной:

Экспедиции необходимо будет собрать большой материал по соцстроительству ЕвАО, чтобы верно выявить в своем музейном показе как нового человека, создаваемого советской властью на берегах рек Биры и Биджана, так и ту дружбу народов, которая постоянно растет и крепнет в Еврейской автономной области. Экспозиция этого последнего момента должна будет стать «концовкой» или завершением всей выставки ЕвАО как синтез взаимоотношений двух десятков народностей, проживающих ныне на данной территории весело и радостно под эгидой Сталинской Конституции[452]452
  Позднеев Д. М. Этнографическая экспедиция в Еврейскую автономную область, 30 мая 1937 г. // НА РЭМ. Ф. 2. Оп. 5. Д. 22. Л. 18–19.


[Закрыть].