Текст книги "Советская гениза. Новые архивные разыскания по истории евреев в СССР. Том 1"

5 июня 1936 г.

За все годы своего существования Институт еврейской пролетарской культуры ничего не сделал по изданию классиков марксизма-ленинизма на еврейском языке, не занимался разоблачением еврейских буржуазно-националистических партий, не вел борьбы с остатками националистической идеологии как в истории, так и в литературе.

Институт избегал разработки современных вопросов литературы, этнографии, языка, экономики и истории послеоктябрьского периода.

Значительная часть работ института и его сотрудников пронизана явно националистическими трактовками, идеализацией бунда и троцкизма. Основным методом протаскивания контрреволюционных идей национализма и троцкизма была публикация на страницах выпускаемых институтом книг большого количества цитат контрреволюционеров без всякой критики, а в редких случаях критики не партийной, беззубой.

Книга «Бергельсон в отражении критики», автор Брянский, редактор Левитан, изд[ания] 34 г.[363]363
  См.: Brianski Sh. D. Bergelson in shpigl fun der kritik, 1909–1932. Kiev: Alukrainishe visnshaftlekhe akademye, 1934. Бергельсон Давид Рафаилович (1884–1952) – прозаик, драматург. Осужден по делу Еврейского антифашистского комитета, расстрелян. Брянский Соломон (1899-?) – драматург, литературовед, педагог.


[Закрыть], меньше всего дает представление о творчестве Бергельсона и его пути от импрессионизма к социалистическому реализму и наводнена цитатами фашистских еврейских литераторов-эмигрантов, вроде Ш. Нигера, Н. Майзеля и др.[364]364
  Нигер Шмуэль (Парный Самуил; 1883–1955) – критик, литературовед, публицист; с 1919 года жил в США. Майзель Нахман (1887–1966) – литературный критик, литературовед, один из основателей киевской организации «Культур-Лига». В 1921 году перебрался в Варшаву, в 1937-м – в США.


[Закрыть] Брянский приводит цитату контрреволюционера Ш. Нигера: «Не нужно притворяться незнающим о тех инквизиторских формах, которые в СССР установлены для писателей, согрешивших против официальной партийной идеологии». Автор Брянский сопровождает эту цитату следующим: «Маскировка здесь, как видно, была слабой и не могла представить полностью антисоветской физиономии Ш. Нигера».

Брянский дальше предоставляет слово Нигеру для контрреволюционной клеветы: «Я могу себе представить партийных политиков, которые распространяют свой контроль над творчеством художника и поэта. Но я не могу себе представить поэта, писателя, особенно настоящего писателя, который бы добровольно закабалился или духовно покончил с собой».

На это Брянский ограничивается следующим: «Здесь Нигер постарался играть на наиболее чувствительных струнах художника, он его пугал художественным падением».

Брянский подает без всяких замечаний такую цитату Нигера: «Особенно интересно не столько содержание, сколько тон читательских претензий (советских читателей). Это тон хозяина, который ругает своего слугу писателя за то, что он к сроку не выполнил порученной ему работы».

Книга «Этюды и материалы к истории еврейского литературного движения в СССР», автор А. Абчук, изд[ания] 1934 г.[365]365
  См.: Abtshuk A. Etyudn un materialn tsu der geshikhte fun der yidisher literatur-bavegung in FSR”R, 1917–1927. Kharkov: Literatur un kunst, 1934. Абчук Авром (Абрам Пинхусович; 1897–1937) – прозаик, литературовед. Репрессирован, расстрелян.


[Закрыть]В этой книге под видом материалов к истории литературы приводится огромное количество длиннейших цитат различных контрреволюционных писателей-эмигрантов (Нигер, Вайтер, Горелик, Троцкий, Вендорф, Исакович)[366]366
  Помимо Льва Троцкого и Шмуэля Нигера в этот список «писателей-эмигрантов» попали драматург А. Вайтер (Айзик-Меер Девенишский, 1878–1919), публицист Шмарья Горелик (1877–1943), прозаик Залман Вендров (Давид Вендровский; 1877–1971), прозаик и переводчик Давид Волкенштейн (публиковал критические статьи под псевдонимом Д. Исакович; 1891–1960). В действительности ни Вендров, ни Волкенштейн эмигрантами не являлись. Что касается Вайтера, то он был убит в Вильно (Вильнюсе) во время погрома, учиненного польскими солдатами при взятии города.


[Закрыть].

В книге приводятся цитаты Троцкого: «В корне неправильно противопоставлять буржуазной культуре и буржуазному искусству пролетарскую культуру и пролетарское искусство. Эти последние вообще не будут, так как пролетарский режим – временное переходящее явление»[367]367
  Неточная цитата (вероятно, обратный перевод с идиша) из книги Льва Троцкого «Литература и революция» (М., 1923).


[Закрыть] и Воронского – «Никакого пролетарского искусства и не может быть в переходную эпоху пролетарской диктатуры»[368]368
  Неточная цитата (вероятно, обратный перевод с идиша) из статьи литературного критика Александра Воронского (1884–1937), одного из ведущих марксистских теоретиков в области литературы и искусства. Точный текст см.: Воронский А. К. Дела литературные // Красная новь. 1923. № 22. С. 21.


[Закрыть].

Абчук эти цитаты только комментирует: «Троцкий пишет, что писатель-интеллигент более способен отразить в художественной литературе нашу революцию».

Помещая цитату Хащевацкого о том, что «мы должны прийти с такой платформой: без пролетарской идеологии, но бороться против контрреволюции, предоставить писателю полную свободу», Абчук не дает никакого отпора[369]369
  Хащеватский Мойше (Моисей Израилевич; 1897–1943) – поэт, драматург, литературный критик. Погиб на фронте. Абчук в качестве примера литературных дискуссий середины 1920-х годов опубликовал в своей книге фрагмент из выступления Хащеватского на одном из писательских собраний. Приведенная цитата вырвана из контекста: поэт не выступал против «пролетарской идеологии», а лишь предлагал коллегам по перу стратегию успешной конкуренции с зарубежной еврейской литературой (см. Abtshuk A. Etyudn un materialn… Z. 141).


[Закрыть].

В книге А. Померанца «Пролетпен» (название союза еврейских писателей Америки) под редакцией Левитана, изд[ания] 1935 г., приводятся материалы и иллюстрации националистических социал-фашистских писателей[370]370
  См.: Pomerants A. Proletpen: etyudn un materyaln tsu der geshikhte fun dem kamf far proletarisher literatur in Amerike (F.Sh.A.). Kiev: Alukrainishe visn-shaftlekhe akademye, 1935. Померанц Александр (1901–1965) – литературовед, публицист. С 1921 года жил в США. В 1933–1935 годах – аспирант секции литературы и критики ИЕПК. После защиты диссертации и публикации книги возвратился в Нью-Йорк.


[Закрыть]. В частности, приводится полностью контрреволюционная пародия на пролетарский гимн, напечатанная в американском «Форвертсе»[371]371
  В качестве образца «лжи о Советском Союзе», распространяемой американской еврейской прессой, Померанц привел пародию на «Интернационал», которую, согласно нью-йоркской газете «Forverts», написали на смеси идиша и русского узники сибирских лагерей (см.: Pomerants A. Proletpen. Z. 13).


[Закрыть].

В журнале «Фармест» («Соревнование») № 12 1935 г. помещена статья Левитана «Тарас Шевченко и еврейская литература»[372]372
  См.: Levitan М. Taras Shevtshenko un di yidishe literatur: (notitsn) // Farmest. Kiev; Kharkov, 1935. № 12. Z. 76-105. Подробнее об этой статье, первоначально написанной как предисловие к сборнику избранных произведений Тараса Шевченко в переводе на идиш, см.: Меламед Е. Вторая попытка: к истории изданий Тараса Шевченко на идише // Народ Книги в мире книг. 2018. № 132. С. 1–8.


[Закрыть].

Статья загромождена цитатами контрреволюционных еврейских критиков из сионистского, меньшевистского и кадетского лагеря (Жаботинского, Горелика, Черкасинского, Фруг[а] и т. д.)[373]373
  Кроме видных еврейских литераторов и общественных деятелей Владимира Жаботинского, Семена Фруга и Шмарьи Горелика в этом перечне фигурирует и неведомый еврейский критик «Черкасинский». На самом деле в своей работе Левитан цитировал украинского писателя и педагога Спиридона Черкасенко (1876–1940), одна из статей которого, посвященная Шевченко, в дореволюционные годы была опубликована в переводе на идиш. После революции Черкасенко жил в эмиграции, и его произведения на советской Украине с начала 1920-х годов находились под запретом.


[Закрыть].

«Еврейская книга в СССР от 1917 по 21 г.» изд[ания] 1930 г., редактор Квитный[374]374
  Речь идет о книге, вышедшей под грифом библиологической комиссии ИЕПК: Ratner Z., Kvitni Y Dos yidishe bukh in F.S.S.R.: far di yorn 1917–1921. Kiev, 1930. Вместе с Иегудой Квитным (1895-?), руководителем Центрального библиографического бюро ИЕПК, книгу подготовил московский библиограф Залман Гиршевич Ратнер (1885–1938).


[Закрыть]. Автор в [о] введении пишет, что сборник имеет целью «установить канун и начало советской литературы, библиографически описать ее». На самом деле этот сборник является описанием всей контрреволюционной и националистической литературы, изданной за эти годы. В разделе «Политические партии и партийная литература» приведена вся программная и агитационно-пропагандистская литература бунда, социалистов-сионистов, поалейционистов и клерикальная литература.

В этом же разделе «Партийная литература» даны переведенные на еврейский язык отдельные произведения Троцкого, Зиновьева. Под заголовком «Ленинизм» дана книга Каменева. Подавая перечень этой литературы, авторы ссылаются на то, что в период 1917-21 г. «создалась своеобразная в истории небывалая ситуация, когда революция и контрреволюция существуют вместе, рука об руку, однако при условиях, когда революционная [рука] держит контрреволюционную в железных тисках своей диктатуры».

В книге «Генеральная репетиция» (политико-литературный сборник о 1905 г., составленный Вербером и Хинчиным), проводится явно контрреволюционная троцкистская и бундовская пропаганда, наглое искажение цитат Сталина и Ленина[375]375
  См.: Di “generale repetitsye”: politish-literarishe zamlung vegn 1905 yor I tsunoyf-geshtelt fun H. Verber, Y. Khintshin, Sh. Shkarovski. Moskve; Kharkov; Minsk: Tsentrfarlag, Alukrainishe opteylung, 1931. Наряду с Хинчиным составителями сборника выступали историк Герш Вербер (1900–1937) и прозаик, литературовед Шая (Исай) Шкаровский (1891–1945).


[Закрыть].

Помещая в книге статью т. Сталина о бунде, авторы искажают ее, выбрасывая из статьи наиболее острые характеристики бунда как националистической организации. Так, выброшено то место, где т. Сталин пишет: «В размежевании и обособлении дальше некуда идти. Бунд достиг цели: он межует рабочих разных национальностей до драки, до штрейкбрехерства»[376]376
  Цитата из работы Сталина «Марксизм и национальный вопрос» (1913).


[Закрыть].

Тов. Сталин начинает свою статью с характеристики и критики бунда, а затем переходит к историческим данным. Авторы выбрасывают все начало статьи и начинают с исторических данных.

Т. Сталин в «Вопросах ленинизма», стр. 23, пишет: «Выходит, что наши русские „перманентники“ не только недооценили роль крестьянства в русской революции, но и значение идеи гегемонии пролетариата»[377]377
  Не вполне точная цитата из сталинской статьи «Об основах ленинизма» (1924). Статья включалась во все издания сборника произведений Сталина «Вопросы ленинизма».


[Закрыть]. Авторы слова «значение идеи гегемонии пролетариата» выбросили. Приводя цитату из истории ВКП(б) Ярославского, авторы фальсифицируют его, подавая цитату в таком виде: «В брошюре „Наша революция", которая вышла в 1926 году, Троцкий доказал, что без прямой государственной поддержки европейского пролетариата пролетариат России не сможет удержаться у власти». У Ярославского же сказано: «в 1907 году» и «доказывал»[378]378
  Речь идет о книге: Ярославский Е. История ВКП(б): в 2 т. М., 1934.


[Закрыть].

На странице 239 приводится отрывок из бундовской литературы, освещающей бунд как руководителя вооруженного восстания 1905 года.

Книга Г. Горохова «Ленин о педагогике и школьном строительстве» изд[ания] 1934 г. и «Ленин о политехнизме» изд[ания] 1932 г. изъяты Главлитом, так как автор в этих книгах допустил около 50 искажений цитат из Ленина и Сталина[379]379
  Об этих книгах см. сноску 17.


[Закрыть]. В искаженном виде преподнесены выдержки из программы ВКП(б). С абсолютной точностью, с полной нумерацией пунктов оригинала приводится большая выдержка из программы Бунда.

Брошюра Юдицкого «Еврейская буржуазия и еврейский пролетариат в первой половине XIX столетия» изд[ания] 1931 г. изъята Главлитом[380]380
  Об этой книге и ее авторе см. сноску 39.


[Закрыть]. Автор в этой книге исходит из националистической концепции об имманентном историческом процессе истории евреев с собственными «национально-еврейскими» движущими силами, где все «еврейское» это свое родное, а все «не еврейское» это чужое, враждебное.

Книга «Путь к Октябрю» Юдицкого состоит сплошь из бундовских материалов, из 40 документов, помещенных в хрестоматии, 31 – бундовских и 4 партии сионистов-социалистов. Ни одного ленинского и сталинского документа в хрестоматии нет. Нет даже выступления Ленина против бунда на 2-м съезде РСДРП. К этой хрестоматии бывший директор института т. Либерберг написал предисловие, в котором протаскивает бундовскую теорию, доказывая, что еврейские рабочие в дни Октября были в арьергарде всего пролетариата, что они «не приняли» Октябрьской революции[381]381
  Автор документа смешивает две хрестоматии близкого содержания, составленные Юдицким. Название «Путь к Октябрю» носила первая из них, а Либерберг написал предисловие ко второй (см.: Yuditski A. Der veg tsu Oktaybr: revbavegung in Rusland. Kiev: Kultur-lige, 1925; Idem. Oktyabr-teg: materyaln tsu der geshikhte fun der Oktyabr-revolutsye. Kiev: Kultur-lige, 1927).


[Закрыть].

В работе научного сотрудника Хабенского «Еврейские мелкобуржуазные социалистические партии в Украинской Центральной Раде» («Летопись революции» № 3–4 1932 г.)[382]382
  См.: Хабенський А. Єврейськідрібнобуржуазнісоціалістичніпартіїв Українській Центральній Раді// Літопис революції Харків, 1932. № 3/4(52/53). С. 148–183. Судя по всему, это была только первая часть работы (в конце публикации указано: «Продолжение следует»), а последующие части остались неопубликованными. Хабенский Абрам Хаймович – научный сотрудник исторической секции ИЕПК.


[Закрыть] повторяется утверждение Скрыпника о прогрессивном революционном значении Центральной Рады[383]383
  Скрыпник (Скрипник) Николай Алексеевич (1872–1933) – советский партийный и государственный деятель, историк, публицист, академик АН УССР. В последний год жизни против Скрыпника велась агрессивная кампания, не прекратившаяся и после его самоубийства. В работах покойного продолжали выискивать «извращения ленинизма» и «националистические ошибки», а 27 марта 1934 года Политбюро ЦК КП(б)У приняло специальное постановление «Об изъятии произведений Н. Скрипника». Хабенский ссылается на работу Скрыпника «Історія пролетарської революції на Україні» (1923).


[Закрыть]. На стр. 178 доказывается, что Центральная Рада действительно боролась за самостоятельность Украины. На стр. 42 и 43 автор отрицает влияние большевиков на евреев рабочих и доказывает, что «большинство еврейских рабочих в Киеве, Луганске и Екатеринославе были связаны с меньшевиками и частично эсерами»[384]384
  Ни процитированного текста, ни указанных страниц в статье Хабенского нет.


[Закрыть]. Хабенский, приводя цитату Ленина об Украине на стр. 168, 169 выбросил из нее слова Ленина о возможности разрешения национального вопроса только лишь пролетарской революцией, скомбинировал цитату для того, чтобы доказать, что Ленин утверждает концепцию Скрыпника[385]385
  Речь идет о статье Ленина «Украина» (1917).


[Закрыть].

Вся работа Хабенского изобилует цитатами из контрреволюционных изданий и газет меньшевиков и бундовцев.

Институт готовит к печати архив народника-семидесятника А. Либермана[386]386
  О Либермане см. сноску 36.


[Закрыть], пропагандировавшего националистические организационные принципы, впоследствии ставшие основой бундизма. Институт же, идеализируя Либермана, представляет его предтечей марксизма. В предисловии пишется: «Письма А. Либермана имеют еще особый интерес потому, что он принадлежал к тем немногим революционным народникам, которые уже ориентировались не только на крестьянство, он пропагандировал сближение, объединение и слияние рабочих и крестьян». Сам же Либерман о себе писал, что он социалист, но не революционного направления[387]387
  Собрание писем Либермана, готовившееся к печати Калманом Мармором во время его пребывания в Киеве, в свет не вышло. Впоследствии это собрание было опубликовано в Нью-Йорке (см.: Aaron Libermans briv I mit an araynfir un derklerungen fun Kalmen Marmor. Nyu-York: Yidisher visnshaftlekher institut, 1951). О Калмане Марморе см. сноску 37.


[Закрыть].

Все работы института по языковедению пронизаны национализмом, отрицательным отношением ко всем новым явлениям в еврейском языке, ставшими[388]388
  Так в тексте.


[Закрыть] в результате пролетарской революции. В журнале «Ди идише шпрах» («Еврейский язык»), а затем в журнале «Афн шпрахфронт» («На языковом фронте») печатались статьи Штифа, Добина и других, доказывавших, что вся советская еврейская пресса и публицистика пользуются непоправимым[389]389
  Так в тексте. Вероятно, должно быть: неправильным.


[Закрыть] еврейским языком, что является следствием русификации его. Язык еврейской советской публицистики называется «бумажным языком». Современному еврейскому языку противопоставлялись архаические элементы, пронизанные религиозным содержанием. Например – «Раше из нит мешиге» («Раше, – комментатор талмуда, – не глупый»). Культивировались выражения из языковой практики спекулятивных элементов («Шмендрик мит дер лотрие» – «босяк с лотереей»; «Шмергаль» – вексель, который не может быть оплачен).

Широко применялись элементы польского языка, которые непонятны трудящим[ся] массам евреев Украины («Рабуш» – разбойник, по-еврейски «газлен»; «зазенте» – плохая женщина, по-еврейски «шлехте фрой»; «матулке» – булочка и т. д.). В журнале «Афн шпрахфронт» («На языковом фронте») № 1 за 1934 г. помещена статья Добина, который утверждает, что в области философии классики марксизма имеют выдающиеся труды, а «в отношении языка классики марксизма таких трудов не имеют. Исследование языка и его развития в классовом обществе на протяжении определенного периода времени – с целым сплетением классовой дифференциации и классовой борьбы в языке – такого, кроме работы Лафарга „Французский язык во время и после революции"[390]390
  Имеется в виду работа «Французский язык до и после революции» (1894). В ней Поль Лафарг рассматривал историю языка с позиций исторического материализма, доказывая важность воздействия на язык социально-экономических факторов.


[Закрыть], мы не имеем во всей марксистской литературе»[391]391
  Цитируется статья: Dobin Sh. Lenins bamerkungen tsu Bukharins bukh “Di ekonomik fun der ibergang-tsayt” // Afn shprakhfront. Kiev, 1934. Zamlung 1. Z. 17–26.


[Закрыть].

Белоцерковский

Инструктор ЦК КП(б)У

5/VI-1936r.

ЦДАГОУ Ф. 263. Оп. 1. Спр. 37113. Т. 4. Арк. 2–9. Машинопись. Подпись и дата – автографы.

Опубликовано в извлечениях: 3 арх!в1в ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. Київ, 1998.№ 3/4(8/9). С. 140.

Глава 3
«В поисках нового человека на берегах рек Биры и Биджана». Еврейская секция Государственного музея этнографии в Ленинграде (1937–1941)[392]392
  Автор выражает искреннюю благодарность за помощь в работе над статьей сотрудникам Российского этнографического музея (РЭМ) – заместителю директора по учету, хранению и реставрации Наталии Прокопьевой, хранителю секции рукописей научного архива Анне Копаневой, хранителю иллюстративного фонда Ольге Игнатьевой и хранителю фонда негативов Елене Кононовой.


[Закрыть]
Александр Иванов

Существующие на сегодняшний день монографии и отдельные статьи, посвященные еврейским научным учреждениям в СССР, в основном ставят своей целью крупными мазками показать становление и постепенное угасание «еврейской науки» в советский период, а также пытаются вписать этот процесс в более широкий историко-культурный контекст. Так, применительно к исследованиям по истории евреев в России авторы одной из работ заключают: «Советизация науки, приход в нее на смену „буржуазным спецам" бывших деятелей левых еврейских политических партий, привели не только к полной зависимости науки от государства, но и, в конечном итоге, к гибели этой отрасли исторических знаний»[393]393
  Ганелин Р. Ш., Кельнер В. Е. Проблемы историографии евреев в России, 2-я пол. XIX в. – 1-я четверть XX в. // Евреи в России: историогр. очерки, 2-я пол. XIX в. – XX в. М.; Иерусалим, 1994. С. 245.


[Закрыть]. В другой работе подчеркивается, что «еврейская наука в советских условиях была тепличным растением, взращенным советской национальной политикой»[394]394
  Гринбаум А. Еврейская наука и научные учреждения в Советском Союзе, 1918–1953 //Там же. С. 121.


[Закрыть]. Автор третьей работы указывает на «существенную дистанцию между официальной и неофициальной иудаикой»[395]395
  Бейзер М. Евреи Ленинграда, 1917–1939: нац. жизнь и советизация. М.; Иерусалим, 1999. С. 321.


[Закрыть].

Нельзя не заметить отчетливую тенденциозность приведенных высказываний и заложенное в них заведомо негативное отношение к любой «официальной иудаике» в СССР. Одно из следствий подобного отношения – недооценка или даже полное игнорирование деятельности советских еврейских этнографических организаций, прежде всего музеев. Между тем ее результатом стали значительные по объему и ценности вещевые и художественные коллекции, а также документальные фонды, составляющие сегодня важную часть культурного наследия российских евреев[396]396
  Описание еврейских этнографических коллекций и документальных фондов, сформировавшихся в советский период и хранящихся сегодня в Российском этнографическом музее, Государственном музее истории религии и Музее антропологии и этнографии им. Петра Великого, см.: Документы по истории и культуре евреев в архивах Санкт-Петербурга. Т. 3, ч. 2. Ведомственные архивы / науч, ред. – сост. А. И. Иванов, М. С. Куповецкий. СПб., 2018. С. 93–212. Об этих собраниях см. также: Крупник И. И. Судьба коллекции: из истории формирования евр. фондов Гос. музея этнографии народов СССР // ВЕК: (Вести, евр. культуры). Рига, 1990. № 2(5). С. 43–45; Урицкая Л. Б., Якерсон С. М. Еврейские сокровища Петербурга: ашкеназские коллекции Рос. этногр. музея. СПб., 2009; Кононова Е. Ф. The Formation of the Jewish Autonomous Region as Reflected in the Photographic Materials of the Russian Museum of Ethnography = Становление Еврейской автономной области в фотоматериалах Российского этнографического музея // The Village and the Revolution = Деревня и Революция. М., 2018. С. 600–635.


[Закрыть].

В центре внимания настоящей статьи – еврейская секция, работавшая в ленинградском Государственном музее этнографии (ГМЭ) в предвоенные годы. Отметим некоторые особенности этой структуры – характерного образца «официальной иудаики», который, как станет ясно из дальнейшего изложения, едва ли можно назвать «тепличным растением».

Во-первых, благодаря планомерной научно-исследовательской, экспедиционной и собирательской деятельности сотрудников оказалась достигнута главная цель, ради которой секция и создавалась, то есть был «выдан на-гора» итоговый продукт – выставка «Евреи в царской России и в СССР», признанная современниками несомненным достижением советского музейного строительства тех лет[397]397
  См., например, такую оценку в статье двух ученых, стоявших у истоков советской этнографической науки (вторая из авторов участвовала во всех обсуждениях выставки на подготовительном этапе): Крюкова Т. А., Студенецкая Е. Н. Государственный музей этнографии народов СССР за 50 лет советской власти // Очерки истории музейн. дела в СССР. М., 1971. Вып. 7. С. 34. Об истории создания выставки подробнее см.: Иванов А. И. «Евреи в царской России и в СССР» – выставка достижений еврейского хозяйственного и культурного строительства в Стране Советов // Новое лит. обозрение. 2010. № 2(102). С. 158–182; Он же. Выставка «Евреи в царской России и в СССР» в контексте советского музейного строительства в 1930-е гг. // Совет, иудаика: история, проблематика, персоналии. Иерусалим; М., 2017. С. 157–200.


[Закрыть].

Во-вторых, в штате секции состояли преимущественно «молодые специалисты, получившие высшее образование при советской власти», – те, кто, по мнению американского историка-слависта Юрия Слёзкина, был полон «желания преобразовать свои отрасли (науки. – А. И.) в соответствии с марксистскими принципами». Однако необоснованным обобщением выглядит утверждение, что «гордые своим социальным взлетом, но не уверенные в своих профессиональных возможностях, эти научные выдвиженцы» занимались исключительно тем, что «вели войну с немарксистскими учеными, организациями, изданиями и темами»[398]398
  Слезкин Ю. Советская этнография в нокдауне: 1928–1938 // Этногр. обозрение. 1993. № 2. С. 114, 117.


[Закрыть]. Наоборот, именно молодые «выдвиженцы», сотрудники секции Исай Пульнер, Михаил Шахнович и Марк Гитлиц, смогли не только собрать, обработать и представить широкой публике уникальные коллекции, но и своими публикациями оставить яркий след в таких научных областях, как этнография, история религии, лингвистика.

В-третьих, период наибольшей активности еврейской секции пришелся на годы Большого террора, когда в стране имели место не только массовые репрессии, но и радикальный поворот в национальной политике – реорганизация национальных административно-территориальных образований, свертывание национально-культурного строительства среди нацменьшинств, окончательный переход к концепции «единой общности» народов Советского Союза[399]399
  Подробнее об этом см.: Кайкова О. К. Поворот в национальной политике 1935–1937 гг. и судьба национальных меньшинств РСФСР // Вести. Рос. ун-та дружбы народов. Сер. «История России». 2006. № 3(7). С. 116–121.


[Закрыть]. Такие изменения политической конъюнктуры не могли не отразиться на работе еврейского подразделения ГМЭ, в том числе и на его основном проекте – уже упомянутой выставке.

Сохранившиеся в архивах документы секции – протоколы заседаний, планы и отчеты, полевые материалы, в частности фотографии и списки привезенных из экспедиций экспонатов, докладные записки, переписка, экспозиционные планы и стенограммы их обсуждений – позволяют пролить свет на многие вопросы, связанные с развитием «еврейской науки» в Советском Союзе, а в более широком смысле – проследить, как посредством этнографических штудий и музейных экспозиций в стране формировались представления о новом советском еврействе, равноправном члене «братской семьи народов СССР»[400]400
  Прежде всего речь идет о документах, которые хранятся в Российском этнографическом музее – как непосредственно в собрании материалов еврейской секции (НА РЭМ. Ф. 2. Оп. 5), так и в личном фонде И. М. Пульнера (Ф. 9), в коллекциях Отдела фотографий (№ИМ-3, 6113, 6114, 6235, 6317,12902,13166,13302, НВ13816, НВ13819), в вещевых и документальных коллекциях Отдела этнографии народов Белоруссии, Украины и Молдавии (№ 6395, 6401, 6410, 6411, 6412, 6413, 6802).


[Закрыть].

Дискуссии «на этнографическом фронте»

Многие историки соглашаются с тем, что на рубеже 1920-1930-х годов произошел «подлинный „Великий перелом", который оказал на отечественную этнографическую науку жесткое „форматирующее" влияние»[401]401
  Резван А. Е. «Кореломный» момент //От классиков к марксизму: совещ. этнографов Москвы и Ленинграда (5-11 апреля 1929 г.). СПб., 2014. С. 12.


[Закрыть]. К тому времени в стране сложилась централизованная система партийно-государственного управления деятельностью научных учреждений и организаций. Ключевым элементом системы стала обновленная Академия наук СССР, очищенная от наиболее последовательных сторонников старых «буржуазных» научных школ. Согласно новому уставу, принятому в 1930 году, союзная академия должна была всячески содействовать «выработке единого научного метода на основе материалистического мировоззрения» и направлять всю систему научного знания «к удовлетворению нужд социалистической реконструкции страны»[402]402
  Устав Академии наук Союза Советских Социалистических Республик. 1930 г. // Уставы Акад, наук СССР. М., 1975. С. 130.


[Закрыть].

В соответствии с такими директивами перед этнографами встал целый ряд задач. Прежде всего требовалось определить место их дисциплины в структуре советской науки и ее функцию «на службе социалистического строительства», внедрить в исследования марксистскую методологию, выявить объект изучения и преодолеть «терминологический хаос» в теоретических построениях. Среди многочисленных обсуждений, проводившихся в тот период, наиболее существенными для «форматирования» советской этнографии стали два совещания, организованные Государственной академией истории материальной культуры АН СССР в 1929 и 1932 годах с участием руководителей научных учреждений, видных ученых, профессоров ленинградских и московских вузов.

Главное следствие ожесточенных споров, которые велись на этих форумах и во многом касались смысла базовых терминов (таких как культура, этнос, формация, пережитки и прочее): этнография была объявлена вспомогательным направлением марксистской исторической науки. Например, в резолюции совещания 1932 года отмечалось: «Построение этнографии как самостоятельной науки с особым предметом и методом изучения, противостоящей или равноправной истории, противоречит марксистко-ленинскому учению о диалектике исторического процесса»[403]403
  Резолюция Всероссийского археолого-этнографического совещания 7-11 мая 1932 года: (по докладам С. Н. Быковского и Н. М. Маторина об археологии и этнографии) // Совет, этнография. 1932. № 3. С. 12.


[Закрыть]. Впрочем, достигнуть полного единства взглядов по этому вопросу так и не удалось – диспутанты видели марксизм по-разному[404]404
  См.: Алымов С. С., Арзютов Д. В. Марксистская этнография за семь дней: совещ. этнографов Москвы и Ленинграда и дискуссии в совет, социальных науках в 1920-1930-е годы // От классиков к марксизму: совещ. этнографов Москвы и Ленинграда (5-11 апр. 1929 г.). СПб., 2014. С. 23. Единство взглядов не было достигнуто и позднее. Судя по протоколам совещаний, проходивших в ГМЭ в январе-марте 1939 года, обсуждение профиля музея вызвало оживленные дискуссии о месте этнографии в системе научного знания и объекте этнографических исследований (см., например: НА РЭМ. Ф. 2. Оп. 1. Д. 428,431).


[Закрыть]. Тем не менее установки, разработанные в ходе совещаний, по словам публикаторов и исследователей их материалов, «принесли в этнографическую науку марксистскую парадигму, подкрепленную всеми идеологическими, цензурными и репрессивными ресурсами большевистского государства» [405]405
  Алымов С. С., Арзютов Д. В. Указ. соч. С. 79.


[Закрыть].

Теперь этнографам предписывалось в своей деятельности руководствоваться социальным заказом, продиктованным советской национальной политикой. Николай Маторин, заведовавший на тот момент антирелигиозным отделением географического факультета Ленинградского государственного университета (ЛГУ), в докладе, прочитанном на совещании 1929 года, призвал «признать работу, выполняемую этнографами, как работу общегосударственного значения и осуществлять планирование ее в соответствии с конкретными задачами национальной политики и социалистического строительства»[406]406
  Стенограмма Совещания этнографов Москвы и Ленинграда // От классиков к марксизму: совещ. этнографов Москвы и Ленинграда (5-11 апр. 1929 г.). СПб., 2014. С. 145–146.


[Закрыть]. Это заявление было с энтузиазмом принято переполненным залом.

«Великий перелом» в советской этнографии сказался не только на направлениях работы академических институтов, таких как уже упомянутая Государственная академия истории материальной культуры или Институт по изучению народов СССР (ИПИН), но и на деятельности музеев соответствующего профиля.

С одной стороны, их «удельный вес» в научной сфере возрос, поскольку в начале 1930-х – в рамках реформы высшего образования – были закрыты этнографические факультеты и отделения университетов Москвы и Ленинграда. Музейные же учреждения, как ленинградские (ГМЭ, Музей антропологии и этнографии, Музей истории религии), так и московские (Центральный музей народоведения и Центральный антирелигиозный музей), по-прежнему продолжали активно заниматься исследованиями по этнографии – проведением экспедиций, формированием коллекций, подготовкой научных публикаций[407]407
  См. об этом: Алымов С. С., Арзютов Д. В. Указ. соч. С. 78. Об этом же свидетельствуют и воспоминания одной из участниц совещания 1929 года (см.: С Т. А. Жданко беседует В. А. Тишков // Этногр. обозрение. 1994. № 1. С. 120–121).


[Закрыть].

С другой стороны, усиление политико-идеологического контроля над всеми структурами, причастными к производству репрезентаций истории и культуры, привело среди прочего и к пересмотру роли музеев. Советская власть стала рассматривать их не столько как научные центры, сколько как учреждения пропаганды и политпросвещения трудящихся. 20 августа 1928 года было опубликовано постановление ВЦИК и Совнаркома РСФСР «О музейном строительстве в СССР», в котором говорилось «о приближении музеев к общим задачам и нуждам социалистического строительства, о более широком обслуживании культурно-просветительных потребностей масс, о необходимости построения экспозиций на базе марксистско-ленинской методологии»[408]408
  Крюкова Т. А., Студенецкая Е. Н. Указ. соч. С. 28.


[Закрыть].

В декабре 1930 года в Москве по инициативе Наркомпроса РСФСР был созван Первый Всероссийский музейный съезд, способствовавший дальнейшей регламентации всей деятельности советских музеев. Высокий статус мероприятия подчеркивался присутствием на нем государственных и партийных деятелей из высших эшелонов власти, включая заведующего сектором науки Наркомпроса Ивана Луппола, заместителей наркома Моисея Эпштейна и Надежды Крупской, представителей ЦИК СССР, ВСНХ, Красной армии, наркоматов труда, здравоохранения, земледелия и торговли, а также многих авторитетных деятелей науки и музейного дела. Сам нарком народного просвещения Андрей Бубнов прислал съезду письмо-приветствие и выступил на его закрытии[409]409
  Об этом знаковом мероприятии см., например: Закс А. Б. Всероссийский музейный съезд // Вопросы истории. 1980. № 12. С. 164–167; Дмитриенко Н. М., Лозовой Л. А. Первый музейный съезд как фактор эволюции музейного дела России // Вести. Томск, гос. ун-та. История. 2013. № 6(26). С. 193–198.


[Закрыть].

В своем докладе Иван Луппол привел выработанную им «на основе диалектико-материалистического метода» классификацию. Все советские музеи он разделил на естественно-научные, технико-экономические, общественно-исторические и «надстроечные» (антирелигиозные, художественные), причем музеи народоведения, то есть этнографические, отнес к общественно-историческим – сказалось «марксистское» положение о вспомогательной роли этнографии по отношению к истории[410]410
  См.: Труды Первого Всероссийского музейного съезда. М.; Л., 1931. Т. 1. С. 32–33.


[Закрыть].

В принятой съездом резолюции «Принципы и формы массовой политпросветработы в музее» отмечалось:

Задачами музеев является не только отражение настоящего и прошлого, но и строительство будущего на основе линии коммунистической партии.

Поэтому основная установка музея – это активизировать посетителя, поставить его перед основными задачами современности… <…>

Задачей музеев на ближайший период является включение их в общее русло политико-просветительных учреждений на основе общего плана, что дает возможность шире охватить массу и углубить работу посетителя музеев[411]411
  Там же. С. 172.


[Закрыть].

Задачи этнографических музеев конкретизировались в другой резолюции:

Музеи народоведения… должны быть прежде всего музеями национальной политики и показать, с одной стороны, самобытную жизнь народов, эксплуататорский и угнетательский характер национальной политики царской России и современных капиталистических стран, выражение ее в колониальной политике, а с другой стороны, национальную политику Коминтерна, а также пути и формы разрешения национального вопроса в СССР. <…> На одном из первых мест в их работе стоит показ результатов национальной политики диктатуры пролетариата – показ уничтожения неравенства национальностей, индустриализации отсталых районов и расцвета национальных культур[412]412
  Там же. С. 214.


[Закрыть].

Иными словами, советским этнографическим музеям предписывалось перейти от демонстрации вещей к демонстрации идей и процессов, то есть посредством создания «новых марксистских экспозиций» участвовать в мобилизации широких масс на активное участие в социалистическом строительстве, в том числе в национальных районах и республиках СССР[413]413
  См. об этом: Музееведческая мысль в России XVIII–XX веков / отв. ред. Э. А. Шулепова. М., 2010. С. 609–610.


[Закрыть].

Основополагающие решения съезда полностью соответствовали политико-идеологическим установкам ВКП(б) и воспринимались музейными работниками не просто как общие указания, а как обязательные и безотлагательные требования, выполнить которые надлежало в предельно сжатые сроки. Это привело к тому, что многие музеи начали действовать как своего рода «фабрики по строительству экспозиций», не заботясь о том, может ли та или иная тематика быть раскрыта на подлинных экспонатах[414]414
  Выражение «фабрика по строительству экспозиций» по отношению к ГМЭ 1930-х годов использовано в работе: Дмитриев В. А. Государственный музей этнографии – свой путь между идеологией и наукой // Музей. Традиции. Этничность. 2012. № 2. С. 9.


[Закрыть]. Как отмечала историк музейного дела Татьяна Станюкович, в тот период появляется даже «своеобразное гонение на вещи», когда «из экспозиций выхолащивается вещевой материал, вместо которого стены и шкафы заполняются лозунгами и цитатами, схемами, фото– и статистическими таблицами» [415]415
  Станюкович Т. В. Этнографическая наука и музеи. Л., 1978. С. 200. Об этом же сообщал наркому просвещения Бубнову в своей докладной записке от 14 апреля 1934 года председатель Центрального совета Союза воинствующих безбожников Емельян Ярославский: «Экспозиция ЦАМ [Центрального антирелигиозного музея] бедна ввиду недостаточного пополнения ее объемными и оригинальными экспонатами. В большинстве отделов изобилуют фото и иной материал, не представляющий музейной ценности… превращающий экспозицию музея в стенгазету в ряде отдельных тем» (ЦГАЛИ. Ф. Р-195. Оп. 1. Д. 5. Л. 1 об.).


[Закрыть]. Указанная ею тенденция, не всегда в столь радикальной форме, прослеживается вплоть до начала войны с нацистской Германией. Хотя музеи продолжали заниматься полевой работой и формированием коллекций, было практически невозможно «строить новые экспозиции, отражая в них то, что происходит в стране, не теряя при этом этнографической специфики», поскольку «то новое, что пришло уже в жизнь народов страны, еще не вылилось в новые формы материальной культуры или народного искусства, еще не „овеществилось"»[416]416
  Крюкова Т. А., Студенецкая Е. Н. Указ. соч. С. 36–37.


[Закрыть].

Та же проблема встала и перед сотрудниками еврейской секции ГМЭ в процессе сбора этнографических материалов, необходимых, чтобы представить культуру нового советского еврейства – «национальную по форме и социалистическую по содержанию» – на выставке «Евреи в царской России и в СССР».