Текст книги "Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции"

Врата ада

Суббота, 9 апреля

На следующий день вожак посадил мальчика на спину и пошел показать ему остров. Собственно остров состоял из одной довольно большой скалы, похожей на дом с отвесными стенами и плоской крышей. Сначала вожак отвез его на крышу – там действительно было хорошее пастбище, словно специально созданное для овец: овечья овсяница и еще какие-то сухие пахучие травы. Овцам они очень нравятся.

Но конечно, вожак карабкался по крутым тропкам не для того, чтобы мальчуган полюбовался на овечье меню. Отсюда открывался потрясающий вид. Шторм кончился. Под ними лежало лазурноголубое, в солнечных искрах море. Только у камней виднелись причудливые кружева пены – ничего похожего на вчерашнее буйство. На востоке туманной полоской лежал огромный остров Готланд, а на юго-западе – Большой Карлов остров, очень похожий на Малый Карлов, разве что скала побольше. А может, и не побольше.

Баран осторожно подошел к обрыву, и мальчик увидел, что вертикальная стена усеяна птичьими гнездами, а в синей искрящейся воде спокойно и мирно покачиваются чернети, гаги, трехпалые чайки-моевки, кайры и гагарки. Все ловят рыбу – начинался ход салаки.

– Туту вас и в самом деле земной рай, – сказал мальчуган. – Красиво живете.

– Да, живем мы красиво… – Мальчику показалось, что он хочет что-то добавить, но баран только вздохнул, помолчал и только потом продолжил: – Но учти, горы таят множество опасностей. Тут много расщелин… На секунду потеряешь бдительность – и никто тебя не найдет.

И правда, скалу там и тут прорезали глубокие и не сразу заметные расщелины.

– Самая большая из них называется Врата ада, – пояснил вожак. – Она примерно сажень в ширину и очень много саженей в глубину. Никто точно не знает сколько именно, потому что оттуда никто и никогда не возвращался. И…

Вожак замолчал. Он опять выражался очень высокопарно, к тому же мальчику все время казалось, что баран что-то недоговаривает.

Они спустились на берег. Здесь мальчик вблизи рассмотрел напугавших его накануне гигантов. Всего-то-навсего скалистые, похожие на столбы утесы. Баран называл их останцами. Останцы – мальчик никогда раньше не слышал такого слова.

Он никак не мог на них наглядеться. Если бы тролли и взаправду существовали, то окаменевший тролль наверняка выглядел бы именно так.

Здесь было бы тоже очень красиво, если бы не отталкивающее зрелище – по всей полосе прибоя были разбросаны останки овец. Именно здесь лисы пожирали свою добычу. Помимо наполовину обглоданных костей были и почти целые туши. Даже думать противно, что лисы убивают не потому, что голодны, а для развлечения.

Вожак не проронил ни слова, но на мальчика такое варварство произвело жуткое впечатление.

Баран предупредил – держись покрепче! – и буквально взлетел на плато по почти отвесной тропинке.

Остановился, отдышался и тихо сказал:

– Любой, у кого есть ум, честь и совесть, не изведал бы покоя, пока лисы не будут наказаны и осуждены за свои преступления против овечества.

– В Гаа-ге! В Гаа-ге! – гоготнул пролетавший Икеи.

Мальчуган никак не мог привыкнуть к замысловатым бараньим выражениям.

– Да, это правда, – согласился он на всякий случай, хотя и не очень понял, что хотел сказать вожак. – Но ведь лисам тоже надо пожрать иногда? Или как?

– Без сомнения. Но тот, кто убивает больше, чем может съесть, заслуживает самого сурового порицания и не менее сурового наказания.

– А крестьяне, те, чей остров, куда смотрят? Ворон считают? Что ж они вам не помогут разделаться с лисами?

– Они многократно приплывали сюда на своих утлых суденышках. Но лисы прячутся в расщелинах, и найти их трудно, если не невозможно.

Баран выговаривал свои витиеватые фразы так многозначительно, что мальчуган наконец сообразил, куда он клонит.

– Ты что, папаша, хочешь сказать, что если крестьянам не подфартило, то у меня что-то получится? У такого карапуза, как я?

Слово «карапуз» он сам терпеть не мог, но надо же было как-то убедить барана, что эта задача ему не по силам.

– Размеры твои, разумеется, оставляют желать лучшего… тем более в неравном бою с оголтелыми хищниками. Но ты умен, и тебе многое по силам.

Мальчик фыркнул и, выпутавшись из густой шерсти, спрыгнул со спины барана.

На том разговор и закончился.

Он подошел к гусям. Те уже проснулись и с удовольствием паслись на овечьем плато.

В глубине души ему было очень жалко овец, хотя он и старался, чтобы баран этого не заметил. Зачем браться за дело, которое тебе не по силам?

Но на всякий случай решил посоветоваться с Аккой и Белым. Может, им что-то придет в голову.

* * *

Белый посадил мальчика на спину и беззаботно направился к Вратам ада. Его, казалось, вовсе не смущало, что он такой крупный и такой белый и что его прекрасно видно со всех концов небольшого плато. Такая беспечность казалась странной, потому что вчерашний шторм обошелся Белому по всем признакам недешево: он прихрамывал на правую ногу, а левое крыло волочилось по земле.

Но большой белый гусь вовсе и не думал об опасности: пощипывал травку и даже ни разу не оглянулся удостовериться, не грозит ли ему что. Мальчик лежал на гусиной спине и жевал какую-то показавшуюся ему съедобной травку. Он уже настолько привык путешествовать на гусе, что мог не только лежать, но даже стоять, как джигит в цирке.

И конечно же ни гусь, ни его спутник не заметили, что за каждым их движением следят три лисы, незаметно появившиеся на овечьем пастбище. Следить-то следили, но прекрасно знали, что подобраться к дикому гусю на открытом пространстве почти невозможно. Поначалу они даже и не собирались охотиться. Но поскольку делать им все равно было нечего, лисы решили поиграть в охоту: укрылись в одной из расщелин и стали понемногу подкрадываться к Белому.

Они действовали так умело и осторожно, что Белый ничего не заметил. Он решил попробовать силы перед предстоящим путешествием. Разбежался, прихрамывая, и попробовал взлететь, но из этого ничего не вышло.

Лисы наконец сообразили, что этот большой гусь не может летать.

Это меняло дело.

Они уже не прятались. Все три выскочили из расщелины и короткими перебежками, то и дело останавливаясь и прячась за кочками или кустиками, приближались к намеченной жертве.

Белый по-прежнему не замечал опасности.

Лисы подобрались уже совсем близко. Они поглядели друг на друга, кивнули и бросились в решающую атаку.

Но гусь в самую последнюю секунду обнаружил неладное и чудом увернулся. Это нисколько не обескуражило охотниц – хромой гусак был от них всего-то в паре саженей. Но он убегал, хромая и неуклюже хлопая одним крылом.

Мало того, оказалось, что на спине у него сидит какой-то крошечный мальчишка, показывает им нос и верещит:

– Ну что, рыжие шакалы, зажирели на баранинке? Ясно, зажирели! Раненого гусака слабо догнать!

Лисы не на шутку разозлились на глупые насмешки. Теперь поймать белого гуся с его нахальным всадником стало делом лисьей чести.

Белый бежал к самой большой расщелине. И в то самое мгновение, когда лисы уже щелкали зубами, пытаясь схватить его за лапу, он грациозно поднял крылья и перемахнул через Врата ада. Приземлился на той стороне и собрался было удирать по инерции, но Тумметот весело крикнул:

– Хватит бегать, дружок! Можешь остановиться!

За спиной раздались дикий, отчаянный вой и скрежет когтей по камню. Лис они больше не видели.

На следующее утро служитель маяка на Большом Карловом острове нашел на пороге кусок березовой коры, на котором косыми, угловатыми буквами было выцарапано вот что:

«Лисы на Овечьем острове валяются во Вратах ада. Отличный мех, первый сорт. Стоит забрать».

Так он и сделал.

XIV. Два города

Мертвый город

Суббота, 9 апреля

Ночь на воскресенье выдалась тихая и ясная. Гуси не стали искать убежища в пещерах. Лис уже не было, и стая заснула прямо на плато, а мальчик улегся на короткую, согретую дневным солнцем траву.

Луна светила так ярко, что он никак не мог уснуть. Лежал, смотрел на восковой шар и думал, как долго он уже не был дома. Сосчитал по пальцам – три недели! К тому же по его расчетам выходило, что сегодня канун Пасхи.

В эту ночь ведьмы возвращаются домой, подумал он, и ему почему-то стало смешно. Он побаивался гномов, водяных, троллей, а ведьм совершенно не боялся.

К тому же ночь такая светлая, что, если бы там и летала какая-то нечисть, он бы наверняка заметил.

Так он лежал, смотрел в небо и размышлял о разных вещах. Люди всегда думают о разной ерунде, когда не спится, а потом все забывают. Но тут его внимание привлекло странное и красивое зрелище.

Высоко в небе появилась большая птица. Не то чтобы она пролетала мимо луны, нет; мальчику показалось, что птица с нее и взлетела. На фоне холодного бледного сияния она казалась совершенно черной. Летела, ни на секунду не отклоняясь от лунного диска, будто была на нем нарисована. Сравнительно небольшое тело, длинные шея и ноги. Наверняка аист. Ни у кого в мире нет таких длинных и тонких ног.

Он оказался прав – через несколько мгновений рядом с ним приземлился не кто иной, как господин Эрменрих собственной персоной.

Нагнулся и пощекотал мальчика своим длиннющим клювом.

– Я не сплю, господин Эрменрих! – Мальчик приподнялся на локте. – Как вы здесь оказались, да еще среди ночи? Как дела в Глимминге? А вы почему не спите? Хотите, наверное, поговорить с Аккой?

– Разве уснешь, когда так светло? – пожаловался аист. – Совершенно не спится, друг мой Тумметот. Вот и решил я тебя навестить. Знакомая чайка рассказала, куда вас занесло. Но я еще не переехал назад в Глимминге. Ох, как нелегко даются все эти переезды… Один переезд, как два пожара. Голова кругом идет.

Мальчик ужасно обрадовался, что такая важная птица, как господин Эрменрих, прилетел навестить не кого-нибудь, а именно его. Они беседовали обо всем на свете, как настоящие старые друзья. Под конец аист спросил, не хочет ли его друг Тумметот полетать немного в такую прекрасную ночь.

– Еще как хочу! – воскликнул мальчуган. – Только… только надо вернуться до того, как проснется стая. Я обещал.

Господин Эрменрих взял курс прямо на луну. Они поднимались все выше и выше, море было далеко внизу. Летели очень быстро, но аист настолько овладел летным искусством, что мальчику казалось, что они неподвижно повисли среди звезд и стоят на месте.

Это было невыразимо прекрасно, и он огорчился, когда аист вдруг пошел на посадку.

Они приземлились на пустынном берегу, покрытом тонким, мягким песком. По всему берегу шли волны дюн, заросших колосняком[15]15
  Колосняк песчаный – вид многолетних травянистых злаков растений, растущих на песке.


[Закрыть]. Дюны были совсем невысокие, но мальчик с его ростом ничего за ними не видел.

Господин Эрменрих встал на песчаную кочку, поджал одну ногу, сунул голову под крыло, словно примеряясь, и сразу выглянул.

– Мне надо немного отдохнуть, Тумметот. Стар я стал, – жалобно произнес он. – Прогуляйся пока по берегу, только далеко не уходи, а то заблудишься.

Мальчик решил первым делом залезть на ближайшую дюну – посмотреть, куда прилетели. Но не успел сделать пару шагов, как его деревянный башмачок наткнулся на что-то твердое. На песке лежала медная монетка, настолько источенная патиной, что стала почти прозрачной. На это ничего не купишь, решил мальчик и отбросил монетку ногой.

Обернулся и замер от изумления. Перед ним высилась крепостная стена с украшенным башенкой сводчатым порталом.

Когда он нагибался за монеткой, этой стены не было! Он готов был отдать голову на отсечение – никакой стены у него за спиной не было, только темное море с лунной дорожкой! А теперь моря даже не видно – только эта бесконечная стена с выступающими бойницами и башнями. Мало того, там, где только что лежали выброшенные на берег водоросли, настежь распахнулись городские ворота, словно приглашали его войти.

Наверняка без привидений не обошлось. Но страха мальчик не почувствовал. Боялся он только смертельно опасных ночных троллей. А эта стена, сложенная из тщательно подогнанных друг к другу огромных, искусно обтесанных камней, – что в ней страшного? И ему стало ужасно любопытно, что же там за ней, за этой толстенной стеной?

С одной стороны портала сидели два стража в пестрых камзолах с широченными рукавами с прорезями. Прислонили к стене устрашающе длинные алебарды и увлеченно играли в кости. Они даже не обратили внимания на проскользнувшего мимо них гнома.

Он оказался на площади старинного города, мощенной гладкими каменными плитами. Вокруг высились дома, между которыми прятались узкие кривые улочки.

На площади было полно народа. Мужчины в длинных, отороченных мехом плащах с шелковой подкладкой, лихо сдвинутых набок беретах с перьями, с тяжелыми золотыми цепочками на шее. Все были так шикарно разодеты, что каждый из них мог оказаться королем.

Женщины в высоких чепцах, длинных юбках и расшитых блузах с такими узкими рукавами, что непонятно было, как в них пролезает рука. Дамы тоже очень богато одеты, но несравненно скромнее, чем мужчины.

Точно как в старинном сборнике сказок – мать когда-то достала эту книгу с картинками из своего сундука и показала Нильсу.

Он не верил своим глазам.

Но еще больше, чем наряды, его поразил сам город. Все дома обращены фасадами на площадь либо на прилегающие улочки, и фасады эти были так разукрашены, что разбегались глаза. Наверное, жители соревновались друг с другом, чей дом лучше и богаче.

Когда видишь сразу столько нового и необычного, все удержать в памяти невозможно. Но Нильсу запомнились порталы, обрамленные скульптурами Христа и его апостолов, фасады, украшенные осколками цветного стекла или плитками белого и черного мрамора, резные дубовые двери, затейливо окованные начищенной медью.

И мальчик понял: надо торопиться, никогда он такого не видел и наверняка не увидит. И побежал из улицы в улицу.

Узкие улицы, даром что ночь, были полны народа. Совершенно не похожи на мрачные и полупустые улицы виденных им городов. Чуть не у каждой двери сидят старушки и прядут шерсть ручными прялками. Купцы выставили товар в открытых витринах. Ремесленники тоже не прячутся в своих мастерских, как в других городах. Сидят на улицах, варят душистое мыло, выделывают кожи, вьют канаты на специальных длинных дорожках.

Если бы было время, он бы многому мог научиться. Кузнецы с грохотом ковали мечи и доспехи, золотобиты медленно и тщательно вставляли драгоценные камни в кольца и браслеты. Они же вытягивали из расплавленного золота тончайшие нити и передавали их ткачихам, а те тут же вплетали эти нити в шелк и ткали удивительной красоты ткани. Сапожники подбивали золотыми гвоздиками мягкие красные сапожки, токари искусно управлялись со своими станками.

Если бы у него было время! Но времени у него не было.

Стена окружала весь город, а там, где кончались улицы, высились башни и уступы для пушек. Стена была такая толстая, что по ней свободно ходили рыцари в латах и шлемах.

Мальчуган вскоре обнаружил еще одни ворота, тоже открытые. Эти вели в гавань, где стояли старинные гребные суда с высокими палубными надстройками на корме и на носу. И здесь кипела жизнь. Подходили все новые корабли, бросали якоря, а другие стояли под погрузкой – носильщики таскали мешки с товарами. И все куда-то страшно торопились.

Он с минуту посмотрел на этот муравейник и бросился назад. Город был не так уж велик, и он быстро дошел до главной площади. Здесь царил большой кафедральный собор с тремя высокими башнями. Стены его покрывали каменные барельефы. Их было так много, что мальчику показалось, что во всем соборе не найти ни единого камня, не украшенного головокружительно сложной резьбой.

Он заглянул вовнутрь и обомлел. Такого великолепия он не только никогда не видел, но даже и вообразить не мог. Златокованый алтарь, священники в золотых сутанах!

Напротив собора высился дом с бойницами под крышей и с очень высоким шпилем. Наверняка ратуша. А между собором и ратушей, один к одному, стояли узкие, в три окна, высокие дома с богато изукрашенными разноцветными фасадами. Один был цвета некрепкого чая, другой – оливково-зеленый, третий – кирпично-красный.

Мальчик устал, ему даже стало жарко от беготни. Он решил, что самое интересное уже видел, и пошел, не торопясь, по одной из улочек. Здесь были торговые ряды, где население города покупало свои роскошные наряды. Люди стояли у небольших лавок, а купцы наперебой предлагали яркие, цветастые шелка, тяжелую, шитую золотом парчу, отливающий горячим блеском малиновый бархат, легкие шали и искусные кружева не толще самой тонкой паутины.

Пока он бегал высуня язык по всему городу, никто не обращал на него внимания. Наверное, бежал так быстро, что жители приняли его за крысу. Но когда он, не торопясь и глядя по сторонам, двинулся по выложенной каменными плитами мостовой, его заметил первый же купец и замахал рукой.

Мальчуган вначале испугался и хотел было улизнуть, но купец улыбался так широко и ласково, что страх прошел. Тот еще раз призывно помахал рукой, подмигнул и выложил на прилавок целый рулон шелкового дамаста.

Мальчик покачал головой:

– Даже если я разбогатею, мне не хватит и на аршин такого шелка.

Другие торговцы, услышав тонкий голосок, тоже обратили на него внимание. Они тут же забыли про толпившихся у прилавков богатых, шикарно одетых покупателей и забегали вокруг него, будто он был невесть какой важной персоной. Суетились, ныряли в свои лавки и возвращались с лучшими товарами. У них даже руки дрожали от усердия и торопливости.

Мальчик двинулся вперед. Тогда один из торговцев перепрыгнул через прилавок и расстелил перед ним отрез умопомрачительно прекрасной серебристой парчи и рулон штофных обоев с искусно вытканными фиолетовыми лилиями. Мальчик невольно рассмеялся. Они что, не понимают, что такой оборванец, как он, не в состоянии заплатить за все это великолепие! Для наглядности он поднял обе ладони – нет у меня ничего, оставьте меня в покое.

Но торговец затряс изо всех сил головой. Он бегом притащил из лавки еще ворох замечательных, изысканных, наверняка невероятно дорогих вещей и поднял палец.

Неужели он хочет сказать, что я могу все это получить всего за один золотой? – усомнился мальчик.

Купец вытащил из кармана стертую, покрытую многолетней патиной медную монетку, такую маленькую, что сразу и не разглядишь. Мало того, он добавил к вороху товаров еще пару тяжелых серебряных кувшинов. Мальчик невольно начал шарить по карманам, хотя знал, что там ничего нет, кроме высохшей ягоды прошлогодней брусники.

Все до единого торговцы бросили своих покупателей и столпились вокруг. Ждали, чем кончится торг. Мало того, богатые горожане нисколько не обиделись на такое невнимание и присоединились к быстро растущей толпе. Как только он полез в карман, купцы бросились в свои лавки и в мгновение ока притащили еще множество серебряных и золотых украшений и свалили в быстро растущую кучу. Одну монетку! Всего одну монетку!

Мальчик вывернул карманы жилетки и брюк – нет у меня ничего.

И больше всего его удивило, что у этих солидных, богатых, куда богаче, чем он сам, горожан на глаза навернулись слезы. У них был такой убитый вид, что он и сам чуть не заплакал. Неужели он ничем не может им помочь?

И тут он вспомнил про отброшенную им на берегу стертую зеленую монетку.

Мальчуган помчался к выходу. Ему повезло – он выбежал к тем же воротам, через которые вошел. Он начал лихорадочно копаться в песке – не прошло и двух минут, как он нашел ее, эту монетку. Сунул в карман, повернулся – и обомлел.

Перед ним было открытое море. Ни стен, ни башен, ни стражей, ни улиц – ничего. Все исчезло. Так же мертвенно поблескивало море, так же зыбко и прихотливо тянулась к горизонту лунная дорожка.

Мальчик поначалу решил, что все ему приснилось или привиделось – чего только не бывает в пасхальную ночь. Но тут же понял: нет, это был не сон. И заплакал – купцы так умоляли его купить у них хоть что-то! Наверное, это было для них очень важно. И как жалко, что исчез, как будто его и не было, такой прекрасный, богатый и приветливый город…

К нему подошел выспавшийся господин Эрменрих. Мальчик даже и не заметил его, так что аисту опять пришлось пощекотать его клювом.

– Ты многому научился у гусей, – сказал аист. – Спишь стоя.

– О, господин Эрменрих, – очнулся мальчик. – Что это за город, который я только что видел?

– Ты видел город? Чего не увидишь во сне… – Аист подумал и печально добавил: – В молодости.

– Я не спал! – воскликнул Тумметот и рассказал аисту про ночное приключение.

– Что до меня, думаю, ты все же спал. И все это тебе приснилось. Но… не хочу от тебя скрывать, что ворон Батаки, мудрец и ученый, куда ученее всех птиц на земле, рассказывал, что когда-то на этом месте стоял город под названием Винета. Это был очень богатый и счастливый город, не сравнимый ни с одним другим городом на свете. Но жители его погрязли в роскоши и не хотели ни о чем думать, кроме собственных увеселений. В наказание за это на Винету был наслан потоп, и город погрузился в море. Но жители его не погибли, и город остался в целости и сохранности. Только на дне морском. И раз в сто лет, ночью, город во всем своем великолепии поднимается из моря и красуется на поверхности ровно один час.

– Да, это Винета, – прошептал Тумметот. – Я все это видел своими глазами.

– Проходит час – всего только час! – и город опять погружается в море. Но он может избежать этой участи. Надо соблюсти единственное условие: кто-то из купцов должен продать свой товар живому человеку. И если бы у тебя была монетка, Тумметот, ты мог бы спасти этот прекрасный город. И люди его стали бы жить, как и все остальные на нашей печальной земле.

– Господин Эрменрих… – сказал мальчик очень тихо. – Теперь я понимаю, зачем мы прилетели сюда. Вы думали, что я смогу спасти этот прекрасный город. И из этого… из этого… ничего не вышло…

Он больше не мог выговорить ни слова, уткнулся лицом в ладони и горько зарыдал. И трудно сказать, кто из них огорчился больше: мальчик или господин Эрменрих.