Текст книги "Тросовый талреп"

Глава 19

На следующее утро я забрал свой старенький «мерседес-универсал» от магазинчика морских принадлежностей Невилла Спирмена и покатил в сельскую больницу, где врачи и сдали мне с рук на руки Ви, сопроводив эту процедуру скорбным вариантом вздоха облегчения, практикуемым в системе здравоохранения. Они снабдили меня небольшим запасом таблеток, которые должны были продержать Ви в спокойном состоянии ближайшие трое суток. Я отвез ее домой и уложил в постель.

– Ужасно чисто, – пробормотала она и заснула.

А я позвонил в Роттердам управляющему компании «Бэч АГ» по юридическим вопросам и договорился с ним о встрече на следующее утро.

– Что ты собираешься делать? – спросила Фиона.

– Выяснить, что находится в этих бочках, – сказал я. – И кому они принадлежат. И сделать, что удастся, для Морэг.

– Поосторожнее там.

– Ты тоже, – сказал я.

Она ловко пристроилась в мои объятия. В тот момент я боялся, что именно ей-то и предстоят неприятности.

Попозже, тем же утром, я притормозил у своего дома в Клифтоне, чтобы забрать кое-какую одежонку. Чилийка Долорес, которой я сдал комнату, сушила свое нижнее белье на решетке в кухне. На этой неделе она носила алые цвета. Восточные ковры в гостиной были чистыми, книги от пола и до потолка – пыльными, герань – политой. Все было готово принять отшельника Фрэзера и переправить его в контору на Садовой улице.

В спальне, в стенном шкафу, я нашел нужную мне одежду. Выходя из подъезда, я даже не обернулся.

«Мерседес» шел хорошо. К половине четвертого я добрался до автострады М-25. При таких темпах я приеду к парому смехотворно рано. Поэтому я повернул в сторону Лондона, остановился у телефонной будки на улице Хаммерсмит и набрал тот номер, который Чарли Эгаттер вытянул из Ники Чарлстона. Отозвался томный девичий голос:

– "Рафаэль".

Где-то в «Рафаэле» звучала музыка.

– Эрик там? – спросил я.

– Он как раз сейчас стрижет, – сказала она. – А кто его спрашивает?

– Это не важно, – буркнул я. – Я просто подъеду.

Она дала мне адрес – небольшая улочка к югу от Рыцарского моста. Я оставил «мерседес» на стоянке и взял такси. «Рафаэль» был не Бог весть каким парикмахерским салоном. Большое окно, внутренняя отделка из листов железа, очищенных пескоструйным аппаратом, и кресла из кафе-мороженого. На стене красовались рекламные объявления из журнала «Вог» и фотографии модных моделей с лебедиными шейками и искусно вылепленными пучками волос. Две девицы с прическами, напоминающими формованный полиэтилен, прервали свою беседу, чтобы показать мне Эрика.

Он оказался крупным парнем лет двадцати, в синевато-серых брюках и такой же рубашке, со стрижкой, похожей на миску с пудингом. Он мазал какой-то отвратительной пастой волосы миловидной девушки и хвастался перед ней, как он лихо отпаял кому-то прошлой ночью.

Я перешагнул через обрезки волос на полу и спросил:

– Найдется минутка?

Он остановился посередине фразы с полуоткрытым ртом. У меня было время рассмотреть его бледное лицо, глаза подхалима и тонкий самодовольный рот. Рядом с ним, в большом зеркале, я выглядел худым, смуглым и угрожающим. Это вполне меня устраивало.

– Сию минуту, – сказал я.

Он принялся было возражать.

– Сию минуту, – повторил я, повышая голос, чтобы все в салоне могли меня слышать. – Вы знакомы с Ви? Вы, вероятно, называете ее Барби.

– Да, – сказал он с нахальной ухмылкой. – Барби – старушенция с причудами.

– Я пришел сообщить вам кое-что, – сказал я. – Я пришел сообщить вам, что если я когда-нибудь снова услышу, что вы даете ей таблетки, или кокаин, или любую другую форму наркотика, то я обеспечу, чтобы вы оказались за решеткой, и разорву вас на части, когда вы оттуда выйдете.

Теперь все смотрели на него. Он злобно ощетинился.

– Ох ты! – выдохнул он и грязно выругался.

Какой-то мужчина с большими черными усами отложил свои ножницы и двинулся в нашу сторону с профессиональной улыбкой миротворца на смуглом лице.

– Она говорит, что это вы довели ее до такого состояния.

– А с чего бы я стал се доводить? – огрызнулся он. – Уж ее-то уговаривать не надо.

В его словах была доля истины.

– Какая-то проблема? – спросил меня усатый мужчина.

– Этот ваш пижон снабжает людей сильнодействующими наркотиками. Вам бы стоило за ним приглядеть.

– Это верно, Эрик? – спросил мужчина.

– Ах, дерьмо все это, Джулио, – отмахнулся Эрик, – Никто не поверит.

– А я верю, – сказал усатый мужчина. – Это уже не в первый раз. Клюешь носом по утрам. Запираешься в сортире. А теперь вот это. Ты позоришь мой порядочный салон. Ты уволен. Убирайся, пока я не вызвал полицию.

Усатый хозяин салона указал Эрику на дверь. Это был хороший театр. И все в этом заведении внимательно наблюдали. Я добился того, чего я должен был добиться, даже если это и не поможет Ви. А вот с «Бэч АГ» все будет не так-то просто.

Я вышел улочкой к Рыцарскому мосту, взял такси, добрался до своего «мерседеса» направился в Ширнесс[5]5
  Ширнесс – паромная переправа из Англии в ряд европейских стран.


[Закрыть].

Я спал, как убитый, один в каюте на двоих. На следующее утро я переоделся и стал Гарри Фрэзером, адвокатом: чисто выбритым, в угольно-сером двубортном костюме из гребенной шерсти, купленном у Хэммонда, на Стэмфорд-стрит, в бело-голубой хлопково-поплиновой рубашке от Хилдитча и Ки, в черных, нарочито грубых башмаках, как для воскресной мессы, и в галстуке Королевского клуба океанских гонок. В моем черном чемоданчике лежало несколько папок для документов и пластиковый мешочек с диском Джокки.

Во Флашинге я миновал вежливых голландских таможенников и выехал на простор гладкой зеленой равнины. Автострада пересекала мост за мостом, дельту Рейна, устремляясь к Роттердаму.

Компания «Бэч АГ» занимала высокое белое здание в окружении цветников с желто-красными львиными зевами и других похожих на него белых зданий. В приемной блондинка-секретарша демонстрировала в улыбке не только все свои белые зубы, но также и розовые десны. Кофейный столик был завален рекламными брошюрами компании и номерами журнала «Эко», чтобы показать, что сердце компании находится в Должном месте.

Всего три минуты ушло на то, чтобы появился строгого вида секретарь и проводил меня к лифту и на одиннадцатый этаж. Кабинет Управляющего по юридическим вопросам выходил окнами едва ли не на всю Голландию[6]6
  Королевство Нидерландов, неофициальное название Голландия, разделено на провинции, среди которых Северная н Южная Голландия, где плотность населения наиболее высока.


[Закрыть] и на добрую часть Северного моря. Сам управляющий сидел так, что на фоне окна вырисовывался только силуэт. Он встал мне навстречу.

– Хендрик Пиенаар, – сказал он. – Не желаете ли присесть?

Он был полным и бледным, с напыщенными манерами, соответствующими его месту в комнате. У него были большие рыжие усы словно бы служившие для того, чтобы компенсировать недостаток волос, которые вели безнадежно проигрываемую битву со сверкающим куполом черепа. Он пожал мне руку и помахал в сторону кресла. Наступила длинная пауза. Как я понимал, предполагалось, что я заполню ее словами. С едва уловимым акцентом он произнес по-английски:

– У вас какого-то рода проблема, насколько я понимаю.

– Ну, не то чтобы проблема, – сказал я. – Просто одно дело, возникшее как второстепенное на фоне кое-каких справок, которые я навожу от имени одного клиента.

Он кивнул. Его пухлые пальцы были похожи на гроздь бананов, облепивших авторучку, которой он делал пометки.

– А кто этот клиент? – спросил он.

– Морэг Салливан, – ответил я и нанес легкий удар. – Жена Джеймса, увы, погибшего.

Пальцы спокойно продолжали писать.

– И какова же природа этой справки?

Я переписал серийный номер желтой бочки из своей записной книжки на листок бумаги и передал его через письменный стол.

– Вы не могли бы рассказать мне о содержимом желтых бочек, на которых нанесен вот этот код?

Он достал очки со стеклами в форме полумесяца, надел их на нос и отвел руку с листком, чтобы лучше в него вглядеться. Потом он нажал на клавиши ближайшего к нему компьютера и подождал секунду. Рот под рыжими усами улыбнулся.

– Детергент, – сказал он. – Моющая жидкость. Используется для чистки, а также чтобы смывать пролившуюся нефть. Здесь, в «Бэче», мы производим химикалии с чувством ответственности.

Я кивнул и улыбнулся, воздавая должное составителю рекламных проспектов, сочинившему эту фразу.

– Стало быть, нет никакой возможности, чтобы химикалии с таким серийным номером могли принести вред?

Он рассмеялся этаким сердечным «хо-хо!» любителя пива.

– Ну, если хлебнуть этого по ошибке, – сказал он, – то могут возникнуть небольшие проблемы с желудком. Но ничего такого, что могло бы убить.

Теперь его самонадеянность вернулась к нему полностью, и это было как раз тем, чего я добивался.

– Вам, возможно, будет интересно узнать, – сообщил я, – что содержимое некоторых бочек, маркированных таким вот образом, оказалось сильным отравляющим веществом, чрезвычайно токсичным для морской природы.

Его улыбка не уменьшилась.

– Это невозможно, – сказал он.

Я полез в свой чемоданчик и извлек оттуда завернутый в пакетик диск Джокки.

– Это крышка одной бочки, находящейся в распоряжении моих клиентов, членов семьи Джеймса Салливана. У меня есть медицинское свидетельство, что содержимое той самой бочки, на которой была эта вот крышка, явилась причиной серьезного раздражения с последующими локальными волдырями и потерей кожи. Я говорю о ребенке! – И тут Пиенаар перестал улыбаться. Его рот под рыжими усами превратился в тонкую, мстительную линию. – До того, как эту крышку сняли, она была опечатана. Взгляните, на ней стоит тот серийный номер, о котором мы говорили.

Он посмотрел на меня. Потом вгляделся в то, что находилось в пластиковой упаковке.

– Извините, – произнес он, поднял телефонную трубку и что-то сказал по-голландски. Потом опустил трубку и обратился ко мне: – Разумеется, компания «Бэч АГ» полностью отрицает возможность любых вредных последствий от обсуждаемого нами продукта. – Он пожал плечами и одарил меня обаятельной улыбкой. – Я пригласил нашего управляющего производством, мистера Смита, принять участие в разговоре.

Управляющий производством явился. Этакий худой, жилистый мужчина с тенью беспокойства на сером лице. Пока Пиенаар вводил его в суть дела, он пытался выглядеть расслабленным. Когда Пиенаар закончил, мистер Смит сказал по-английски:

– Отравляющее вещество, вы говорите? – Его акцент был сильнее, чем у Пиенаара. – Стало быть, кто-то повторно использовал эту бочку, и я затрудняюсь сказать, для чего именно.

– Она находилась вместе с партией грузов, поступившей в каменоломню Арднабрюэ. В некоторых из этих бочек действительно содержался детергент.

– Тогда я ничего не понимаю, – сказал он.

Я передал Смиту пластиковую упаковку. Он развернул ее и осмотрел крышку с обеих сторон. Его лицо прояснилось. Он сказал что-то мистеру Пиенаару по-голландски. Мистер Пиенаар погладил свои усы, о чем-то размышляя. Потом сказал:

– Извините, вы не подождете нас секундочку?

Они отвели меня в серо-сизую комнату и дали сегодняшний номер «Файнаншел таймс». Я не стал читать газету. Мне надо было над многим подумать. Я был уверен, что компания «Бэч АГ» способна ошибаться. Но в равной мере я был уверен и в том, что они не пойдут на сознательно неверную маркировку разъедающих веществ. Что мне необходимо сделать – так это напугать их своей наживкой настолько, чтобы они и не заметили настоящих вопросов.

Когда меня пригласили обратно в кабинет, оба управляющих стояли у письменного стола, а крышка от бочки лежала между ними на промокательной бумаге. Вокруг них витал неопределенно-самодовольный дух, свойственный экспертам, готовящимся перевернуть доказательства обвинения вверх тормашками.

– У нас тут проблема, – сказал Пиенаар. – Кто-то подделал.

– Что именно?

Мистер Смит поманил меня рукой. От него пахло ароматическим трубочным табаком. В руке он держал шариковую авторучку, словно дирижер свою палочку. Смит постучал авторучкой по крышке бочки.

– Поглядите, – сказал он. – И послушайте. Это не от бочки с детергентом.

– Но серийный номер тот самый, – возразил я.

– Присмотритесь, – продолжал он. – Вот тут, где краска стерлась. Под ней есть другая краска.

Я наклонился и посмотрел. Камни Камас-Билэча соскоблили кусочек желтизны. Обнажился металл, но между металлом и желтизной виднелась узкая красная полоска.

– Мы не пользуемся этим цветом, – сообщил Смит, указывая своей авторучкой на красную полоску. – Во всяком случае, не для детергентов.

И он просиял, как будто доказал что-то очень важное.

– А для чего вы используете красный цвет? – полюбопытствовал я.

– Для мусора, – сказал Смит. – Грязные химикалии. То, что называется токсичными отходами.

Глава 20

Воцарилось молчание. Я слышал дыхание Смита и стук своего сердца. Фотография, сделанная Эваном, стычка Джимми Салливана с Дональдом Стюартом, рубцы на теле Джокки, огненное дыхание бочки в том сарае, в Дэнмерри… Они сначала не имели отношения друг к другу – все эти вещи. Но внезапно стали походить на слова в неизвестном мне языке, который я теперь начинал понимать.

– Как мог на бочке с отходами оказаться серийный номер промышленного детергента? – спросил я.

– В настоящий момент строить предположения невозможно, – заявил Пиенаар.

«Все правильно, Фрэзер, – подумал я. – Пора заставить этих ребят фонтанировать, как и полагается фонтанам». Я произнес вкрадчиво:

– Мне помнится, что существуют законы, запрещающие наносить на бочки с отходами краску нового цвета, снабжать их фальшивым клеймом и перевозить морем через границы.

Пиенаар резко побледнел, и его увесистый подбородок затрясся. Он сказал:

– Подобное обвинение я не обязан удостаивать каким-либо ответом. В Голландии, равно как и в Англии, существует закон о клевете.

– Мы вполне ответственная компания, – добавил Смит.

– Хватит, – сказал Пиенаар. – Беседа окончена.

Я пожал плечами:

– Как вам будет угодно. Можете выбросить меня из кабинета. Я остановлюсь у первого же телефона и позвоню пятерым журналистам, занимающимся охраной окружающей среды, и, конечно, в полицию.

– Про нас нечего будет публиковать, – сказал Смит.

Я посмотрел на Пиенаара. Его взгляд блуждал где-то далеко. Он явно обдумывал тот факт, что даже если объяснения «Бэч АГ» будут безукоризненными и у них вообще все в порядке, все равно вопросы у меня такие, что причинят компании огромный ущерб. Я взглянул на свои часы «Роллекс».

– Сейчас половина первого, – сказал я. – Даю вам время до двух.

Смит начал было говорить что-то, но я уже закрыл за собой дверь кабинета и покатил на своем «мерседесе» этак расслабленно в ресторан. Там я заказал себе жареных мидий с печеными яблоками и луком и в придачу пива. Ел я не спеша. А в кабинетах «Бэч АГ», должно быть, вообще не ели.

Когда я вернулся в это белое здание, мистер Пиенаар выглядел постарше. Его пухлые руки оставили потные отпечатки на ореховой облицовке стола, когда он, вставая, оперся на них. Он улыбался.

– Мистер Смит сейчас явится, – произнес он как бы с облегчением. – Я думаю, у нас есть возможность указать вам на такие источники информации, которые принесут больше пользы вам, чем нам.

Я ответил ему улыбкой. Он просто собирался отфутболить меня подальше. И это было именно то место, куда я хотел попасть.

Вошел мистер Смит. Его трубка курилась очень весело, а в правой руке он держал крышку от бочки.

– Итак! – провозгласил Пиенаар в манере ведущего какого-нибудь шоу.

– Мы проделали рентгеновский анализ, – сказал Смит. – Мы обнаружили под этой желтой краской другой серийный номер. – Он сделал паузу. – И это безусловно серийный номер «Бэч АГ» для отходов.

Я улыбнулся и ему, и мистеру Пиенаару. Мистер Пиенаар улыбнулся мне. «Мы с вами откровенны и открыты, – говорила эта улыбка. – Хотя могли бы припрятать все это и подсунуть вам любой старый товарный счет. Но „Бэч АГ“ не может лгать».

– Так или иначе, этот серийный номер создает проблему, – продолжал Смит. – Поскольку речь идет о партии товаров, взятых у нас по контракту одним поставщиком. Хотя в данном случае мы, разумеется, не можем нести за это ответственность.

– В самом деле, – согласился я. Последовала пауза. – Но не кажется ли вам, что не следует в дальнейшем прибегать к услугам такого поставщика, который может позволить случиться подобному.

– Мы глубоко сожалеем, – сказал Смит.

– Возможно, вы могли бы информировать меня, кто этот поставщик? – спросил я.

– В данном контракте существует пункт о конфиденциальности…

– Ну, на чисто информационной основе. Чтобы помочь мне с дальнейшим ведением моего дела. Поскольку компания «Бэч АГ», похоже, ни с какой стороны не заслуживает порицания и по-настоящему стремится к сотрудничеству.

По глазам Пиенаара было видно, что он прикидывает, насколько важна для него подобная сделка.

– Очень хорошо, – сказал он. – Вы должны подписать оправдывающий нас документ.

Он что-то сказал в селектор, потом уселся обратно в кресло. Смит набивал свою трубку.

– Между прочим, – небрежно обронил я, – не работает ли на вашу компанию некий Курт Мансини?

Пиенаар нажал на клавишу своего компьютера.

– Нет, – сказал он. – У нас такой фамилии не значится.

– Очень плохо, – сказал я.

Теперь, когда я увидел «Бэч АГ» в действии, я ничему не удивлялся. Вошел секретарь. Я подписал документ, предписывающий мне соблюдать конфиденциальность и снимающий с «Бэч АГ» какую-либо вину. Все это не стоило даже бумаги, на которой было написано, но для Пиенаара это был способ сохранить лицо. После этого Пиенаар протянул мне чистый конверт.

Внутри этого конверта лежал листок бумаги с названием фирмы – «Очистка отходов» и с женевским номером ее телефона.

– Все, что мы могли сделать, чтобы вам помочь, – сказал Пиенаар.

Я с улыбкой пожал его влажную руку. Он улыбнулся в ответ. На какое-то мгновение эта комната наполнилась сверканием зубов.

А потом я поехал в аэропорт.

С высоты в десять тысяч футов Женева была окутана грязной вечерней дымкой. И знаменитое озеро – тоже. Неподходящее место для костюмов из гребенной шерсти. Пока я добирался от здания аэропорта, оснащенного кондиционерами, до такси, я истек потом.

Озеро вблизи выглядело очаровательным, прохладным и голубым. Женевцы раскатывали на яликах с яркими полосами на парусах, а их детишки резвились на берегу. Я полулежал на заднем сиденье и чувствовал себя каким-то испорченным, липким и старым.

Гостиница «Дю Роне» неплоха, если вы прибыли по делам. Я принял душ, съел великолепно приготовленный обед в ресторанчике у озера, любуясь в окно на большой фонтан. Потом я сделал этакую пробежку в доказательство, что все еще тренируюсь для участия в «Трех Бенах».

На следующее утро я надел угольно-серый костюм, взял черный чемоданчик и отправился на такси отыскивать дом №14 по улице Шалли. Это было какое-то совершенно неподходящее место для избавления от отходов: никаких дымовых труб, никаких мусоросжигательных печей – просто слова: «Очистка отходов» на медной табличке среди прочих медных табличек у глянцевитой черной парадной двери неброского восемнадцатиэтажного здания. Я прошел сквозь эту дверь в позолоченный лифт, сработанный из сварочной стали.

На пятом этаже очень миленькая секретарша в коротком черном платье, на вид весьма дорогом, сладко улыбнулась мне и сообщила, что я, очевидно, и есть мистер Фрэзер. Я с удовольствием признал это. Она провела меня по коридору в кабинет, обшитый деревянными панелями, с большой вазой лилий на боковом столике. У мужчины, сидевшего за письменным столом, было приятное овальное лицо школьника, волосы песочного цвета и длинный нос. Он встал, лучезарно улыбаясь, и протянул мне руку.

– Боже всемогущий, – сказал он. – Да это же тот самый Гарри Фрэзер.

Я стоял там, улыбаясь милейшей улыбкой, которую, казалось, словно бы прикрепили ко мне навсегда.

– Джордж! – сказал я. – Как приятно тебя видеть.

– Садись. – Он повернулся к секретарше. – Гарри – гений. Помнишь, как я попал в неприятность с этой чертовой Тришей? Так вот, именно Гарри стащил ее с моего горба. – Его рука прочно, как гусеница, прилепилась к аппетитным ягодицам секретарши. – Гарри, а это Хэлен.

На смуглых пальцах Хэлен не было никаких колец. Она мягко облокотилась на Джорджа и послала мне улыбочку, которая была на восемьдесят процентов деловой, а на двадцать предназначена для удовольствия. Кроме того, она была на двадцать процентов менее деловой, чем большинство улыбок, которые мне до сих пор приходилось видеть в Женеве. Я улаживал развод Джорджа с его женой Тришей. Джордж жил в Уилтшире, недалеко от Суиндона, и работал в Лондоне агентом по продаже нефти, тогда как Триша, как выяснилось, одаривала своим расположением те слои общества Котсволдса, у которых принято иметь своих лошадей.

– Какого черта ты делаешь в Женеве? – спросил он. – Ты, должно быть, сошел с ума.

Я сел. Я не ожидал, что этой «Очисткой» может управлять некий мой клиент, который даже стал моим приятелем. Я соображал, многое ли следует ему сказать. И в результате этих соображений я сложил первые слова:

– Почему это я с ума сошел? Я просто наношу тебе визит. Как жителю Женевы.

– Это столица скуки в Европе, если не считать Цюриха, – сказал он. – Но хватит с меня Англии. Хотя бы на некоторое время. – Он нахмурился. Эта история с Тришей здорово его пришибла. – А ты отлично все тогда сработал.

– Избавление от отходов, – сказал я.

Он улыбнулся. Это была приятная, школьная улыбка.

– Не очень-то по-светски, да?

– Не очень.

– Здесь полно зеленых, – пожаловался он. – Меня просто тошнит от них. Держат свой йогурт в холодильниках. Слушают музыку из пластмассовой аппаратуры. А потом говорят, что нам запрещено отправлять отходы в мусоросжигательные печи, специально для этого и построенные.

Я кивнул и спросил:

– А с деньгами-то здесь все в порядке?

Он засмеялся:

– Должно быть, в порядке, если мне платят жалованье.

Джордж Хэйтер был практичный мужчина, кроме тех случаев, когда дело доходило до выбора жены. Способ лишить его рассудительности состоял в том, чтобы подкатиться к нему на равных.

– Джордж, – сказал я, – а ведь у тебя возникла одна проблема.

– У меня?

– Несколько недель назад ты принял партию химических отходов от компании «Бэч АГ» из Роттердама.

Он уставился на меня.

– "Бэч"? – переспросил он. – Это просто невозможно.

– Что невозможно?

– Да они мне полночи вчера трезвонили, – сказал он. – Какой-то парень к ним явился с крышкой от бочки.

– Это я.

– Чтоб меня разорвало! – Он тяжело качнул головой. – Мир и вправду тесен. А что делаешь ты, бегая повсюду с жестяными крышками?

– Просто интересуюсь, – сказал я. – Это, возможно, связано с иском о компенсации.

– О нет! – сказал Джордж, поднимая руки вверх, ладонями ко мне. – Избавь меня от этого. «Бэч» и без того достается. Эти вопящие предписания, этот «Гринпис» и Бог знает что еще! Что-то там объявилось на западном побережье Шотландии в перекрашенных бочках, и выглядит оно – кто-то им сообщил – в точности как один детергент «Бэч АГ».

– Я им и сообщил, – сказал я. – Мне надо выяснить, как оно туда попало.

Я положил перед ним записку, которую отстучал на пишущей машинке в гостинице. Там были напечатаны номера, обнаруженные мистером Смитом, когда он просвечивал рентгеном крышку от бочки.

– Ты, я полагаю, раньше видел такие номера. Код для отходов. Есть какие-нибудь идеи, как это могло случиться?

Пока он изучал эту бумажку, складки кожи под его челюстью стали глубже. Потом он отшлепал на клавишах компьютера какую-то цепочку цифр. С того места, где я сидел, к сожалению, не был виден экран.

– Пароль, – произнес он высоким монотонным голосом, собираясь проделать знакомую, судя по всему, процедуру. – Доброе утро, ребята. «Бэч». Есть. – Он повернулся ко мне. Черты школьника исчезли. Теперь по углам его рта пролегли морщины, а под глазами появились мешки. – Что тебе известно об этом бизнесе с отходами?

Я пожал плечами:

– Избавление от всякого дерьма ради приятных людей.

– Ладно, – сказал он. – Позволь мне объяснить. Я имею отношение к тем, кто избавляет от отходов. Но я только посредник. Кто-то, имеющий отходы, которые надлежит уничтожить, звонит мне. Я называю ему свою цену за то, чтобы избавить его от этого дерьма. Потом я нахожу кого-то, кто возьмется за такую работенку, и посылаю ему контракт. Так вот. Если существуют отходы, то, значит, существует масса возможностей от них избавиться. В былые времена было легко опрокинуть любое дерьмо в дренажную канаву. Но, правда, и тогда можно было нарваться на неприятности. А теперь ты избавляешься от дерьма либо посредством захоронения, либо сжигания в печи – в зависимости от того, какие это отходы. За кое-какую мерзость, вроде полихлорированных бифенилов, ты получаешь по расценкам от пятидесяти долларов до трех тысяч долларов за тонну. За три тысячи долларов ты достаешь чистую, имеющую патент мусоросжигательную печь. А за пятьдесят долларов ты находишь какого-нибудь парня, чтобы он увез все это морем, хоть в Африкую Он покажет тебе свидетельство с огромной печатью какой-нибудь страны Бонго-Бонго, что там, мол, теперь есть сверкающая новая фабрика по переработке отходов. А на самом деле он намеревается сделать вот что – вывалить это дерьмо прямо на побережье или спуститъ в какую-нибудь замечательную глубокую нору и убраться восвояси, пока люди там не покрылись пузырями. Но такого рода вещи теперь начинают вызывать скандалы. Не только от этих зеленых. Ну, ты знаешь… А «Бэч АГ» – это миленькая, аккуратненькая группка голландцев, которые хотят сохранить свою совесть чистой или, по всяком случае, свою репутацию хорошей. Поэтому я и организовал контракт с одной компанией под названием «Пиранези» – итальянская, не слишком дешевая, зато щепетильная. Очень щепетильная. Ну, я и организовал перевозку морем, и это дерьмо отправилось в мусоросжигательную печь… Дай мне подумать… Четыре недели назад. А у меня тут набралась бумажная работа. – Он похлопал по стопке бумаг у себя на столе. – Так что, полагаю, кто-то другой должен быстренько слетать в Шотландию. – Он засмеялся. – Но только не я и не «Бэч».

Ты должен понять, – продолжал Джордж. – Если у тебя завод, как у «Пиранези», то ты получаешь, быть может, десять тысяч бочек в неделю, что соответствует десяти тысячам долларов. Но это если ты не будешь повторно использовать бочки, в которых содержались отходы. Каждая порожняя бочка стоит доллар, десять тысяч порожних бочек «Пиранези» стоят десять тысяч долларов. Я предполагаю, что «Пиранези» продает свои бочки из-под отходов какому-то торговцу ломом, а тот подправляет их, ну, крышки и все прочее, а потом перепродает.

И даже если ты получаешь всего-то по доллару за бочку, это деньги серьезные.

– Стало быть, – сказал я, – кто-то где-то окрашивает порожние бочки в цвета «Бэч АГ» и заполняет их токсинами.

Он широко развел руками:

– В Италии много веселых парней. Парней с дружками, у которых есть эти сверкающие новые фабрики в Африке.

– Или в Шотландии, – сказал я.

– Или в Шотландии.

– Не пытаешься ли ты мне втолковать, – подытожил я, – что бочки из-под токсических отходов, приходящие от «Бэч АГ», подправляются в Италии и продаются кому-то, кто, по случайному совпадению, наполняет их новыми токсическими отходами, рисует на них поддельные коды «Бэча» и отправляет их куда-то, чтобы бочки снова везли к месту назначения?

– А здесь и не нужно совпадение. «Бэч» производит массу бочек. Репутация у них превосходная. Если бы я занимался этим делом, я бы воспользовался именно их именем. Много ли у тебя крышек, составляющих улики?

– Всего одна, – сказал я.

– Ну а больше ты и не получишь. Это все равно что подобрать банку с нефтью в мусорном ящике. Разве ты будешь удивлен, если увидишь на банке надпись «Шелл»? И разумеется, если бы кто-то в самом деле завладел этими красными бочками, ну, некто, желающий напустить этакую дымовую завесу, то он бы подкрасил подержанные красные бочки «Бэч АГ» в тот цвет, в который красят их бочки для детергента, и сидел бы себе смирненько, внимательно наблюдая, как люди будут сбиты с толку. Люди вроде тебя. – Он улыбнулся и добавил: – Так или иначе, я назначу экстренную проверку у «Пиранези». У меня там есть знакомые ребята. Мы все выясним. Я дам тебе знать.

– Спасибо, – сказал я. Именно это мне и было нужно.

– Ну, куда ты сейчас?

– У тебя есть «Морской справочник Ллойда»? – спросил я.

Он порылся в бумагах на столике рядом с письменным столом.

– Позавчерашний, – сказал он.

– Отлично.

«Морской справочник Ллойда» выглядит как тонкий телефонный справочник. Он публикуется ежедневно и содержит регистрацию всех значительных морских грузовых перевозок в мире с именем владельца судна, с самым последним сообщением о передвижении и с характеристикой груза. «Мариус Б» отчалил в Арднабрюэ вчера. Владельцем судна была указана некая компания «Моноко» из Роттердама.

– Черт подери! – сказал я. – Между прочим, не слыхал ли ты когда-нибудь о Курте Мансини, функционирующем в мире уничтожения отходов?

– Никогда. А зачем он тебе нужен?

– Интересуюсь, – сказал я. Мистер Мансини вписывался в складывающуюся схему, однако не настолько хорошо, чтобы обсуждать его публично. – Он объявился на западном побережье в то же время, что и эта дрянь.

– Нет, такого не знаю, – сказал Джордж. – И не желаю знать. А ты как оказался впутанным в это? Кусочек твоих занятий, да?

– Я был на отдыхе, – сказал я. – Ходил на яхте. И наткнулся на это дерьмо.

– Кошмар! – посочувствовал он. – Самое ужасное в бизнесе по уничтожению отходов – это постоянный риск. Добропорядочная индустрия совершенно не защищена от всякого рода проходимцев… – Потом его лицо утратило мрачность, и он снова стал похож на мальчишку. – Что ты делаешь сегодня вечером?

– Отправляюсь в Голландию, – сказал я. – Самолетом.

– Тебе уже не успеть на авиарейс, – сказал он. – Побудь здесь. У меня тут на озере яхта. Будут гонки. Не на твоем уровне, разумеется, просто этакая клубная забава. Но… Да ты приди просто и получи шлем[7]7
  В Англии символические шлемы присваиваются победителям спортивных соревновании (в особенности в теннисе и в парусном спорте), как в нашей стране кубки, медали, грамоты и т.д.


[Закрыть]. А это дерьмо никуда не убежит.

– Позволь мне воспользоваться твоим телефоном, – сказал я.

Он был прав относительно авиарейса. Я заказал себе авиабилет на следующее утро и направился обратно в гостиницу перекусить. Обед оказался неплохим, да еще и с бутылочкой «Кот-де-Лече».

Судно «Мариус Б» перевозило партию грузов, состоящих из абсолютно законных химикалий «Бэча», в каменоломню Дэвида Лундгрена. И вместе с этим грузом перевозились другие бочки, содержавшие совсем не те химикалии, которые были указаны на их маркировке. И от этих других бочек избавлялись способами, пока что мне неизвестными. Но какую-то часть из них смыло за борт. Затем эти особые бочки были подобраны Дональдом Стюартом, и он передал их Курту Мансини. А остаток был отловлен Джимми Салливаном и Эваном Бучэном, которые не стали передавать бочки Курту Мансини. И Джимми с Эваном были убиты.