Текст книги "Заветный Ковчег"

Сергей Ильичев
Заветный Ковчег
Сборник повестей и рассказов

[битая ссылка] [email protected]

От автора

Работая над сборником «Заветный ковчег», я хорошо помнил слова князя П. А. Вяземского: «Что для ума покрыто тьмою, то сердцем видится вдали», а потому предлагаю на ваш суд свою художественную версию известных исторических событий, а также эпизодов удивительных биографий выдающихся людей, достойно принявших вызов истории и внесших в нее уже свою незабываемую лепту и прославивших Россию на весь мир.

Все герои моих произведений являются чадами-Боголюбцами. О ком-то мне поведали удивительные люди и краеведы милостью Божией, что-то прочел сам, а чему-то, уже из наших времен, был свидетелем. Фрагменты некоторых биографий мне помогли найти в исторических архивах. При их литературной обработке я, грешный, что-то и от себя домыслил. Однако же против Истины, видит Бог, не погрешил.

Отдаю на ваш суд, мой дорогой читатель, сие творение, не столько как результат ума и логики, сколько как скромный плод своего любящего сердца.

Сергей Ильичев

Мне думается, что по ночам, когда наши дети спят, их чистые души допускаются до Творца.

В памяти после пробуждения остаются лишь фрагменты самого полета. То, что было Там, и то, что видела душа, – до поры и времени для нас сокрыто.

Но и душа ребенка, а впоследствии подростка и даже взрослого человека имеет возможность быть Там, лишь пока чиста сама душа, пока Господь допускает ее до Себя.

Возможно, что на земле есть такие люди, что летали во сне всю свою земную жизнь.

Какое же это счастье!..

Странички из дневника

ЗАВЕТНЫЙ КОВЧЕГ
Повесть

У ИСТОКА СВЯЩЕННОЙ РЕКИ
(948 год от Р.Х.)

Дима проснулся еще до восхода солнца и, выбравшись из шалаша, первым делом выбежал на берег реки Волги, чтобы проверить поставленные на ночь донные удочки. Туман, какое-то время еще окутывавший водную гладь, перед глазами подростка вдруг неожиданно распахнулся, словно это была занавеска в сельском клубе, на две как бы невидимые, но равные половины. И в открывшемся пространстве, будто на потрепанном и штопаном экране, он вдруг увидел, как вниз по реке шли широкие старинные лодии – крепкие лодки, ощетинившиеся округлыми щитами и копьями.

«Этакое семейство колючих ежиков, – невольно подумал по себя мальчик, – что преспокойно плывет себе по реке на моих глазах. Словно в кино…»

Но вот ветер донес отголосок скупой и незнакомой ему речи…

Услышав чуждую слуху речь, мальчик невольно оглянулся, желая найти поддержку и хоть какое-то объяснение всему увиденному. Но вокруг него никого не было, а старик Митрич, очевидно, все еще спал в шалаше.

И тогда он, невольно пригнувшись, для дальнейшего наблюдения за незнакомцами спрятался за один из высоких валунов, что были щедро кем-то разбросаны по всему берегу.

И так, таясь, какое-то время продвигался по берегу, пока не увидел, что лодки «варягов» (а мальчик, слава Богу, хорошо учился в школе) пристали к берегу.

На высоком холме Дмитрий увидел ранее неведомое ему селение и поспешил в обход, чтобы успеть предупредить жителей о надвигающейся опасности.

Видя, что он не успевает, что враг уже близок, мальчик что есть силы закричал: «Люди! Беда пришла! Спасайтесь!»

Но вдруг ясно понял, что его никто не слышит, да и сам он не слышал своего звонкого голоса. И мальчик, потрясенный этим открытием, в задумчивости остановился.

С высоты холма он видел, как навстречу «варягам» вышло несколько воинов в облачении и с оружием в руках – таких он видел на старинных картинах и в учебниках по истории Древней Руси.

– Неужто сын Параскевы вернулся к родным пенатам? – спросил старейший из них, узрев в одном из незваных гостей своего молодого соседа, некогда с товарищами отправившегося на поиски новых и неведомых доныне земель. Правда, парень уже заматерел и более походил на крепкого вожака волчьей стаи, был статен и бородат.

– Старик Годин! Ты еще жив? – с улыбкой спросил старейшину молодой главарь незнакомого племени.

– Не спеши меня хоронить, богатырь Русин. Мое солнце еще не опустилось за горизонт, а сил хватит и на то, чтобы сразиться с тобой, если не испугаешься, конечно.

И старик ловко выхватил свой меч.

Воину теперь предстояло держать ответ. Выхваченный меч был предупреждением для незнакомцев. Они должны были сказать о целях своего визита.

– Скажи лучше, жива ли еще моя матушка?

– Со вчерашнего вечера тебя уже дожидает…

– Это моя дружина, – объявил воин по имени Русин, показывая на своих товарищей. – Воины северной страны со странным названием Скандинавия…

– А где же те товарищи, с которыми ты покинул родной дом? – спросил его старик Годин.

– Они были смелыми воинами, и теперь их дух укрепляет и поддерживает меня в моих походах.

– Тогда, братья, оставьте свое оружие в лодиях, и мы примем вас с миром…

И обе стороны склонились друг пред другом в низком поклоне…

А потом? Волшебный занавес вдруг закрылся. И Дмитрий снова оказался у своего шалаша.

Старик Митрич уже вытащил двух крупных лещей. Теперь вываживал третьего.

– Ты где это гулял? – строго спросил он своего юного товарища.

– Дед! А я сейчас варягов видел… – с гордостью в голосе ответил ему мальчик. – Ей-богу, сам видел! – сказал он и даже перекрестился.

– Да кто же их не видел, разве что только ленивые, – спокойно ответил ему старик, подтягивая леску, на конце которой билась крупная рыбина.

– И ты? – с недоверием спросил мальчик.

– Да как тебя…

– И говорил с ними? – удивился Дмитрий.

– Только в детстве, пока душа была чиста и отверсто небо для понимания.

– И кто же эти варяги? – снова спросил старика мальчик.

– Да наши же, исконные… Местные, что в поисках новых земель уходили не только на восток, но и на запад, а то и на север. И если не погибали, то часто приживались на тех местах, роднились с местными народами, познавали чужой язык и культуру. А иногда такой вот ватагой возвращались в родные места своих стариков проведать… И если кто, паче чаяния, их родню обижал, то могли тогда в отместку пойти походом на юг, вплоть до Константинополя…

– Почему же они тогда меня не услышали?

– У тебя вся жизнь еще впереди, радость ты наша. Еще успеешь наговориться…

Дмитрий, глядя на небо, задумался.

Таким вот образом эта нечаянная встреча мальчика с теми, кто и являл собой историю своего народа, привела его к тому, что он всю свою дальнейшую жизнь связал с этой самой историей…

С того прошло шестьдесят лет.

В подобное же раннее утро, несмотря на летнюю жару, один из залов заседаний Академии наук был, как говорится, забит под завязку. Вместе с учеными мужами отдельными стайками располагались их ученики и последователи, журналисты и просто любопытные до разного рода сенсаций – старожилы вековых древностей, когда-то сами бывшие молодыми и горячими в познании того, что относилось к преданиям старины глубокой. И сейчас, даже будучи на пенсии, позволяли себе не без доли иронии послушать тех, кто свято верил в непогрешимость уже своих истин…

Непременный и бессменный секретарь секции профессор Иволгин начал заседание.

– Господа! Прошу рассаживаться. Мы начинаем очередное заседание нашей секции, посвященное теме Древней Руси. Надеюсь, что вы уже ознакомились с материалами рейтинга наших социологов и заметили, что, по данным социологических опросов, внимание общества приковано к проблемам древней истории нашего Отечества гораздо больше, чем к таким традиционным темам XXI столетия, как события Октябрьской революции и Великой Отечественной войны. Это и понятно. Именно в Древней Руси переплетены единые корни восточнославянских народов, разделенных, а точнее, просто перерубленных ныне в угоду политической обстановке.

И прискорбно, если судить по тому объему псевдонаучной и даже художественной литературы, что на этой теме паразитирует большое число неучей и просто шарлатанов. А я бы даже сказал – лжепатриотов и псевдоученых, которые пытаются выдавать желаемое за действительное, потрясая доверчивых читателей поиском истоков русского народа то в Шумере, то в Вавилоне и намекая при этом на якобы имеющиеся рукописи «руссов», датированных многими веками до нашей эры…

Совершенно случайно узнавший об этом заседании секции и оказавшийся-таки на этой встрече бывший профессор Тверского университета, доктор исторических наук Дмитрий Виленович Ардашев всматривался в лица знакомых ему ученых, мысленно уже понимая, как будет проходить само заседание, кто и что скажет, как и в каких словах завершится «защита» кровных интересов академиков, по чьим учебникам вот уже несколько десятилетий учится вся страна…

Сам он вот уже более двадцати лет жил в небольшом городке с названием Удомля, знаменитом на всю страну лишь тем, что там расположена Калининская атомная станция, и все эти годы занимался с мальчишками вопросами краеведения, изучая свой край, места, в которых родился и где прошло его детство. То есть, выйдя в годы перестройки на заслуженный отдых, наконец-то смог всего себя посвятить тому, о чем мечтал еще с детства, – изучению истории родного края. Однако же не будем забегать вперед. Всему свое время…

– Мы, ученые-историки, – уже возглашал академик Криницын, – не можем согласиться с огульным утверждением того, что история Древней Руси как феномен является обширным белым пятном нашей истории, что нами игнорируются целые столетия истории древнейшей России. Думаю, что одна из причин такого отношения коренится в недостатках самого процесса школьного образования, когда школам дали право самим определять, по каким программам им учить наших детей…

«Ну, этот уже не остановится», – подумал Ардашев и вышел в фойе, чтобы взглянуть на подборку последних публикаций по данной теме, размещенную на стендах зала заседаний.

Он уже знал, что вопросы, связанные с проблемами происхождения Древнерусской державы, заинтересовали и главу нашего государства. В 2001 году президент России В. В. Путин по итогам своего визита на северо-запад страны собрал в Кремле известных историков и поставил перед ними задачу: попытаться выяснить, насколько применим опыт Древней Руси в формировании новой идеологии Российского государства.

Массив первоисточников по этому периоду будущего государства Российского несопоставимо мал по сравнению с комплексом документов последующих веков.

И в этой связи большую ценность представляет каждый новый источник, способный добавить новые штрихи к уже известной картине древнерусской истории. Трудами и результатами последних исследований археологов, лингвистов, фольклористов, этнологов и антропологов наши представления об истории Древней Руси принципиально меняются. В этом благородном исследовании есть и доля самого Ардашева… Но вот дадут ли ему сегодня слово для выступления?

Когда Дмитрий Виленович вернулся в зал, выступал доктор исторических наук Назаренко.

– Феномен, называемый нами Древнерусским государством, – явление если не типичное для Европы того времени, то, во всяком случае, далеко не исключительное. Не мне вам рассказывать о существовании различных политических образований, в своем развитии повторивших многие черты политического строя, которые мы почему-то привыкли считать исключительно и специфически древнерусскими. Возьмите для примера Франкскую державу эпохи Меровингов. Да и государство Каролингов при всей своей этнической пестроте сохранялось в качестве единого политического образования в течение нескольких веков только лишь по той причине, что управлялось одной династией…

«Снова, словно затертая пластинка, мы говорим об одном и том же. Вместо того чтобы искать то, что объединяет и сближает, ищем лишь то, что противоречит и рознит, выискивая нестроения, а по сути, думаем и живем в науке по лукавому принципу: разделяй и властвуй, – думал Ардашев, глядя на серьезные лики ученых мужей. – Но можно ли, например, разделять между собой степень этнокультурного и политического, говоря о единстве Древней Руси, если даже с наступлением удельной раздробленности, приведшей впоследствии к автономии земель и княжеств, продолжали нарастать явления и процессы, скрепляющие единство народа, а значит, культурное и духовное единство самого государства. И если после смерти Ярослава Мудрого и распада Древнерусского государства о длительном политическом единении древнерусских княжеств говорить не приходится, тем не менее продолжительные мирные и соседские отношения между князьями имели место. Не говоря уже о храмовом строительстве и начале книгопечатания…»

А член-корреспондент РАН Макаров уже вновь талдычит о сопоставлении каких-то ресурсов севера и юга. «В эпоху походов на Киев, – говорит он, – ресурсы юга были намного мощнее – больше населения, больше воинской силы, больше продуктов»…

И так далее. И все никак не может понять, почему же бедный север всегда оказывался «более конкурентоспособным» и почему направление походов происходило именно с севера на юг, а не наоборот.

Снова все вспоминали походы «из варяг в греки»…

Помнил об этом и Ардашев. Еще дважды он встречался с теми воинами, что приходили из северных стран, пугая жителей центральных районов Руси инородной речью, а подчас и проявленной жестокостью по отношению к тем племенам, что пытались обложить их край непомерной данью.

Вспомнил Дмитрий Виленович и то время, когда, еще будучи студентом III курса Тверского университета, он приехал со своим университетским товарищем Родькой Ивлевым на его родину – Волговерховье. Был покорен красотой тех удивительных мест. И однажды, в одиночестве гуляя по дремучим лесам, нечаянно сам набрел-таки на Исток…

И снова, как в детстве, он увидел не иначе как саму Великую княгиню Ольгу…

…Верные холопы по ее повелению у самого истока Священной реки уже растопили ими же срубленную баню…

Будучи студентом-историком, Дмитрий уже тогда знал, что ее, некогда приехавшую в Константинополь, крестил сам патриарх, благословивший по совершении таинства дарственным крестом с надписью: «Земля русская воздвигнута для жизни в Боге крещением блаженной Ольги».

Знал и то, что на киевском престоле тогда правил ее сын – молодой Святослав. Но, пока тот был ребенком, за него сильною рукою правила мать – мудрая и властная Ольга, жестоко покаравшая древлян за убийство мужа и походом на север присоединившая к своему княжеству земли по Мсте и Луге.

Казалось бы, для чего ей самой надо было тащиться в такую даль? Могла бы и воеводу за себя послать. Им воевать сподручнее…

Однако об истинной причине ее появления на наших землях Дмитрий и узнал-то только сейчас, став невольным тому свидетелем. Случилось это на том самом месте, где находился исток Волги и откуда берут начало и разбегаются по нашей земле великие реки России – Волга, Днепр и Западная Двина.

…Старая княгиня степенно и с достоинством разоблачалась перед огромным костром, словно отдавая в жертву огню все свое блестящее, тяжеловесное и дорогое, ставшее ей уже ненужным княжеское облачение. Делала она это таким образом, будто бы расставалась одновременно со всем наносным и обременительным, что было связано с этим облачением, которое лишь давно давило на сердце и не давало тепла уставшему телу.

И осталась, таким образом, пред Творцом, что называется, в чем мать родила, обнажив усталое тело, очевидно, некогда красивой женщины.

Холопы опустили головы.

А княгиня уже восходила на устроенный над Истоком помост.

В тот самый момент, когда она стала опускаться в воды Священного Истока, ей и понадобились их крепкие руки.

Вместе с головой погрузилась она в воду. На поверхности оставались лишь ее ладони, перехваченные для безопасности ее верными холопами. Да и те замерли, не ведая, что делать далее и как долго держать княгиню погруженной с головой в воды Священного Истока.

Шли минуты томительного ожидания.

Тут-то из бани и вышла старуха-нянька ее сына Святослава, что была в обозе вместе с княгиней.

– Тащите ее вверх. Да и вытаскивайте из воды-то, – командовала она. – И так уж, поди, обмерла…

И действительно, на досках теперь лежало распростертое и даже, казалось, уже неживое тело великой княгини.

Холопы со страхом уставились на старуху.

– Живо ее в баню, христопродавцы! – снова повелительно прокричала та, выводя из оторопи рослых мужиков.

В жарко натопленной бане Ольга сразу же пришла в себя. И теперь молча созерцала то, как старая нянька заговаривала в кипящем котле свои травы.

В тот самый момент, когда старуха зачерпнула ковшом воды из Великой реки и опрокинула ее на раскаленные камни, воистину вздрогнули небеса, смолкли птицы и, словно в стоп-кадре, застыло все живое и движимое…

Старуха поднесла Ольге настой из тех трав. Подождала, пока княгиня выпьет, и в тот самый момент, когда та погрузилась в забытье, снова облила ее, но уже из кадки, водой с целебным отваром. А затем уже и ледяной, из Истока…

И Ольга очнулась от забытья. Ожила. Забилась в холодном ознобе, вспоминая всю боль, что принесла своему народу, понимая, что нет ей теперь прощения и быть не может за грехи всей ее жизни и пролитую кровь. И крупные слезы брызнули из глаз.

Тут старуха – откуда только и сила взялась – повалила княгиню на дубовую лавку, да под банный жар, что уже наполнил собой свежий сруб, как прошлась запаренным веником, да по бокам, сколько мочи было…

И снова живой водой. И так несколько раз…

Солнце садилось за лес, а княгиня все еще продолжала стоять на коленях и изливать в молитве свою скорбь и печаль, прося у Бога вразумления, милости и защиты.

– Премилостивый Господи, Боже мой, Иисус Христос! – взывала княгиня. – Прилепе душа моя по тебе, мене же прият десница Твоя: преклони ухо Твое ко мне и услыши молитву мою… Помощник мой, буди и не остави мене, Боже Спасителю мой, яко отец мой и мати моя оставили мя, и супруга я лишилась. От него единственного сына прижила, и тот непокорлив и неверен…

Я, Господи, на милость Твою уповаю и на множество щедрот Твоих надежду души моей возлагаю, и к Тебе прибегая, молюсь: научи мя творить волю Твою и спаси меня от рода лукавого, от множества язычников. И хоть они ушли от Твоей благодати, но Ты, Владыка, человеколюбия ради не пренебреги ими, но посети и вразуми, приведи их к познанию Себя… Пусть они, просвещенные Тобою, когда-нибудь прославят имя Твое Пресвятое, Отца и Сына и Святаго Духа из рода в род и вовек… Аминь.

После чего состоялся обряд ее обряжения в новые, белые одежды… но уже без золота и каменьев да прочего излишества. Ибо разум великой княгини, ее душа и сердце, уже познавшие Творца, возлюбили этот древний и для многих все еще непонятный мир, который был тогда вверен ей в управление Божьим промыслом, эти открывшиеся ей поля и земли, леса и реки и этот народ, чьи сердца еще предстояло сначала отогреть своей воспламенившейся любовью, чтобы пробудить в язычниках память о едином Боге-Отце…

Ольга вышла из бани помолодевшей, словно заново родившейся. Такой, что холопы, хорошо знавшие княгиню, сразу и не признали в ней свою госпожу.

Видя сие явное преображение, один из них попытал было и свое счастье в том Святом Источнике. Нырнул в него с головой без хозяйского на то благословения, да и бесследно канул. Лишь на следующий день удалось выловить его хладный труп…

Через много лет, вновь вспоминая и осмысливая увиденное тогда, ученый понял, что Бог внял той истовой материнской мольбе. Иначе как могло случиться, что ревностный язычник и непримиримый враг христианства Святослав, как никто другой, способствовал тогда разрушению самого мощного и главного внешнего препятствия на пути православия в России, уничтожая Хазарский каганат, стоявший на пороге своего невиданного политического взлета и уже считавший себя финансовым и торговым господином всего евроазиатского пространства – от границ Китая до Пиренейского полуострова. Одновременно с этим он укрепил Русское государство, частично расчистив путь к тому, что произошло тремя десятилетиями позже, – Таинству Святого Крещения Руси…

Удар, нанесенный Святославом в низовьях Волги, откликнулся гулким эхом цепных реакций и по всему миру. Во Франции потеряла свои привилегированные позиции династия Каролингов, уступив национальным князьям, ослабел и потерял контроль не только над Египтом, но и над большей частью Африки халифат в Багдаде…

И лишь попытайся Ардашев вставить свое слово и рассказать хотя бы о малой толике открывшихся ему видений в детстве и последующем – уже в юности, – как ученые мужи затоптали бы его вусмерть, подвергнув обструкции и лишив права голоса на всю оставшуюся жизнь.

И он медленно вышел из зала. А как вышел на улицу, то и вздохнул свободно. И улыбнулся новому дню, понимая, что придут новые времена и новые люди, которые искренне захотят услышать его рассказы о людях и временах того удивительного неземного края, что называется Удомлей и не менее красивым словом – его малой родиной.

На следующий год по ранней весне Дмитрий Виленович, сам того не ожидая, оказался в Тверской области. И вот снова, спустя много лет, он добрался-таки до истока Волги, где узнал про существование женского монастыря.

«Это надо же, – подумал ученый, – чтобы через тысячу лет и именно в этих же местах, не иначе как по промыслу Божьему, появился женский монастырь с именем святой и равноапостольной княгини Ольги…»

В тот год кроме матушки настоятельницы, одной юной девчушки-послушницы – совсем еще воробышка – и трех старушек в храме никого не было. Они вместе восславили Светлое Христово Воскресение, а затем матушка пригласила всех к своему столу разговеться и разделить с ними то, что им в тот день Бог послал на праздничную трапезу. И после краткого отдыха они тепло распрощались…

Но стоило только Ардашеву в последний раз бросить взгляд на скрывающийся за лесом возрождающийся монастырь, как обуяла его неподдельная грусть. Когда же он вернулся домой, то, воспоминая о тех минутах, о той нечаянной радости, что испытал у истока Волги, он сделал в своем дневнике следующую запись, которая, как мне думается, будет любопытна и для вас.

«Через коросту земного греха неожиданно пробился родничок, напояемый чьими-то покаянными слезами. Пробиваясь к Истине через людское равнодушие и леность, преодолевая завалы человеческой лжи и пороги откровенного глумления над православной верой, он, этот родничок, нечаянно на своем пути встретил такой же незамутненный родничок, что в одиночестве скромно стелился по нашему бездорожью в поисках все той же Истины. И вот, к нашей общей радости, у самого истока Волги эти два родничка – две Богом влекомые судьбы – воссоединились, положив под благодатным покровом Матушки Церкви начало новому монастырю, постепенно вбирая под свои своды такие же неприкаянные и истосковавшиеся в безверии роднички нашей с вами совести.

Эти «гадкие утята» с нашего общего двора, уверовавшие чистой и детской верой в Творца, пожелавшие до конца дней своих оставаться Невестами Христовыми, в мгновение ока, впустив Христа в свои сердца, преобразились в белых лебедей и, опаленные в горниле Его всеосвящающей Любви, возвернули себе и Образ, и Подобие Божие. Пройдут годы, и многие из них – а я в это верю – будут вознесены на небо, где получат Божественное благословение уже на новый подвиг во имя Веры.

И, подобно ангелам небесным, уже в свою очередь они прольются животворящим дождем на нашу грешную землю, напоя Божественной энергией Любви и Добра сердца все новых и новых "труждающихся и обремененных", еще находящихся в поисках и своего монастыря, и Божественной Истины».

– Так было на Руси! – добавил бы и я от себя. – Так есть и так будет! Ныне и присно, и во веки веков. Аминь!