Текст книги "Заветный Ковчег"

– Неужели же никто об этом не знал, да почему просто не арестовали тогда же этого Схарию? – поинтересовался молодой офицер Неврозов, приехавший в отпуск навестить родителей.

– Сделавший же все для основания этой тайной организации купец Схария сам бесследно исчез, – ответил ему на вопрос священник. – Вероятно, что он вообще купцом никогда и не был. И скрылся-то так ловко и вовремя, что перестал привлекать к себе внимание народа и властей.

– И что же было далее? – с интересом спросила батюшку одна из девушек, что посещала краеведческий кружок Дмитрия Виленовича.

– Так получилось, что в 1480 году Великий князь Московский Иоанн III перевел в Москву этих самых Дионисия и Алексия. Их образованность и внешнее благочестие обеспечили им высокое назначение. Так ересь прописалась и в Москве.

– Не может того быть, – с тревогой промолвила и даже невольно перекрестилась директор музея Крапивина.

– К сожалению, хотя и понимаю, что без воли Божьей ничего не происходит. Однако… – ответил ей священник.

– Если можно, то далее хотелось бы чуть подробнее, – просит батюшку уже старик Бахтямов.

– Извольте, расскажу, но только завтра. Мне уже пора идти к службе готовиться.

И в тот вечер все, немного взволнованные услышанным, разошлись по домам.

А вот уже в ночи Ардашев снова увидел как бы продолжение все того же интересного сна, который многое помог ему для себя уточнить.

Увидел же он следующее…

В трапезной небольшого порубежного монастыря сидели двое в черном. Одного из них ученый узнал сразу же – то был монах по имени Фома, пытавший у писца новгородские письма. Второй был старше, и Фома явно вещал для него.

– Поначалу все письма предводителя новгородских еретиков – Юрьевского архимандрита Кассиана втайне по ночам читали… А три дня назад какой-то купец от него в наш монастырь приехал. Однако же, явно не нашего рода, хотя и говорит красиво да складно. А через день настоятель наш вдруг возьми да скажи, что Христос, мол, сам себя назвал Богом. И смотрит на братию, кто как себя поведет. А купец тот в сторонке стоит и лишь улыбается.

– Не иначе как сам Схария в вашем монастыре скрывается.

Старец в черном сделал какой-то знак, и молодой послушник тут же оказался рядом.

– Велите седлать лошадей. Выезжаем в Троицко-Млевский монастырь.

И когда тот отошел выполнять поручение, обратился уже к Фоме:

– Ты сам-то в монастырь уже не возвращайся, поезжай сразу в Москву. Теперь там этот змеиный клубок себе убежище свил. Где же это было видано, чтобы волк в архипастырские одежды рядился. Если не искоренится этот второй Иуда, то мало-помалу отступничество овладеет всей страной.

– Люди готовы! – доложил подошедший к ним послушник.

– Тогда в дорогу и с Богом! – сказал старец и все, встав, перекрестились…

И в мгновение ока сей конный отряд скрылся в ночи.

Однако что было далее, Ардашеву таки увидеть не удалось. Сон, как всегда, прервался на самом интересном.

А вечером все друзья и единомышленники снова собрались в квартире ученого историка и краеведа. У каждого из них было время задуматься над услышанным и уже самим покопаться в архивных материалах.

Снова пили чай и слушали священника.

– В ту пору ревностным сторонником сей ереси в Москве стал всесильный дьяк Посольского приказа Феодор Курицын с братом Иоанном Волком. Протопоп Алексей, назначенный настоятелем в Успенский собор Кремля, как вы понимаете, имел свободный доступ к Иоанну III, а потому бороться с ними было делом практически непосильным. По Москве даже ходили слухи, что их власть над Иоанном III основывается на чародействе и колдовстве.

– Неужто и вправду? – снова невольно вымолвила Крапивина.

– Все могло быть. Но, слава Богу, – продолжал священник, – в это же самое время на новгородскую кафедру был поставлен архимандрит Московского и Чудова монастыря, ревностный поборник Православия, преподобный Геннадий – муж «сановитый, мудрый и добродетельный». Вскоре по прибытии к пастве он и открыл существование сего тайного еретического общества, о чем и донес великому князю и митрополиту, а сам приступил к розыску. А посему в Новгороде еретики сразу же присмирели, но в Москве ересь продолжала укрепляться – «с диким нечестием и страшными мерзостями разврата» по словам церковного историка. Более того, тайным приверженцем ереси стал митрополит Московский Зосима…

– Как же такое вообще могло произойти? – с удивлением вопрошала все та же Крапивина.

– Еретики заприметили его еще давно, когда он был архимандритом Семеновского монастыря, и указали на него Иоанну III через того же протопопа Алексея как на «самого достойного» преемника не ко времени почившего митрополита Геронтия. Однако же новый еретичествующий митрополит был откровенно предан обжорству и плотским страстям… И когда вино делало его более откровенным, то он вслух высказывал соблазнительные и богохульные мысли подобно тому, что апостольские и церковные уставы – вздор, а кресты и иконы – все одно что болваны…

– Вот против него-то и восстал со святой ревностью преподобный Иосиф Волоцкий, – снова включился в беседу краевед и историк Ардашев. – В обличении еретиков им было написано шестнадцать «Слов», известных под общим названием «Просветитель». Пользу принесли и собранные исследования сего вопроса новым новгородским архиепископом Геннадием. На соборе 1494 года эти два подвижника веры добились того, что Зосима был лишен кафедры за ересь, разврат, пьянство и кощунство.

– Сим победили? – спросил священника офицер Неврозов.

– Нет, – заметил батюшка Дмитрий. – До полного искоренения ереси было еще далеко. Более того, к ее покровителям неожиданно присоединилась княгиня Елена, невестка Иоанна III и мать наследника престола малолетнего царевича Дмитрия.

И снова его первым оппонентом был Бахтямов.

– Не знаю, как вам и сказать, но поднятые мною рукописи англичанина Джерома Горсея свидетельствуют о таком, например, жутком факте. Оказывается, что, искореняя ересь в одном только Новгороде, было убито 700 тысяч человек…

– Дорогой вы наш «светоч»! – мило обратился к нему Ардашев. – Англичанин Горсей писал о событиях 1570 года, то есть о временах Иоанна IV… И потом, это число жертв? Да во всем Новгороде не нашлось бы и половины того… Оставим это на его совести. Печально, что многие историки воспринимают такого рода легенды так некритично.

– На какие же материалы опираетесь вы, милостивый государь? – снова спросил слегка раздосадованный Бахтямов у Дмитрия Виленовича.

– Преимущественно на церковно-православные источники, на точку зрения церковных историков и на их же здравый смысл и суждения.

– Предположим, – вступает в начавшийся разговор молодой учитель Рюмин, – с цифрами неточность вышла. Но как же тогда понять крылатые слова о том, что «Путята крестил Новгород мечом, а Добрыня огнем»?

– И снова данная лихая цитата не ко времени приведена. Думается мне, если внимательно прочитать хроники тех времен, то можно заметить, что меч московские князья вынуждены были поднимать лишь после того, как новгородцами переставали выполняться некие ранее достигнутые договоренности, которые касались не столько вопросов веры, сколько государственного устройства. Думаю, что вы согласитесь с тем, что за спиной Иоанна III они неоднократно вели тайные переговоры.

– Кстати! – желая уточнить нечто, вступил в беседу Ардашев. – Хотел бы два слова сказать о том, что касается самой ереси… Сия ересь более напоминает мне идеологию государственного разрушения и ставила своей целью изменение форм общественного бытия и мироощущение народа. Не случайно же папа римский – тоже Иоанн III, кстати, – еще в 1208 году объявил против ереси секты альбигойцев крестовый поход. Странности этой секты были замечены с самого начала. Еретики тщательно выбирали кандидатуры для своей вербовки как в среде высшего духовенства, так и в административных структурах. Причем членам секты под угрозой смерти запрещалось свидетельствовать где-либо о своем тайном членстве. На народе они обязаны были вести образ жизни сугубо христианский. Именно это показное благочестие стало причиной возвышения многих из них.

– Прямо как масоны, – невольно вырвалось у Неврозова.

– Если судить о целях и методах, то действительно есть много общего, – согласился с ним Ардашев.

– И что же? – спросила ученого Крапивина. – Добились ли они, хотя бы на время, желаемого?

– Вы имеете в виду, пришли ли они к власти в нашей стране? – уточнил ученый.

Присутствующие заулыбались.

Ответил же на ее вопрос уже священник Дмитрий.

– В 1491 году, когда митрополитом стал еретик Зосима, они действительно уже занимали господствующее положение в России. Но их звездный час приходится на времена более поздние – на 1497–1498 годы, когда наследником престола был официально объявлен Дмитрий, внук Иоанна и сын Иоанна Молодого, умершего в 1490 году. Именно в это время и в этой ситуации мать наследника – Елена, склонившаяся в ересь, и удерживала великого князя от скрытых мер против нее. И вот тогда-то угроза полной иудеизации Руси впервые стала очевидной…

И снова Ардашев дает необходимые пояснения друзьям и коллегам.

– Здесь в двух словах нужно напомнить, что царь Иоанн был женат дважды. Его первая жена и мать Иоанна Молодого – «тверитянка», умерла рано. А второй раз царь женился на Зое (Софье) Палеолог, племяннице последнего византийского императора Константина Палеолога, которая, приехав в нашу страну, сделалась ревностной поборницей Православия.

– Тогда выходило, что этот брак, – снова напомнил о себе Бахтямов, – делал ее как бы преемницей державных обязанностей Византии…

– Хранительницей истинной веры, – уточнил священник.

– Не только ее, – продолжил уже Ардашев, – сколько уже и сам престол московский делался необратимым и передавал эту преемственность как бы по наследству и всем будущим государям московским.

– Выходит, что еретики в течение почти двух лет находились на волосок от того, чтобы получить «своего» великого князя? – как бы подытожил сие офицер Неврозов.

– А что если… – и старик Бахтямов высказал смелое предположение: – В раннем детстве над царевичем был совершен некий магический культ как над будущим наследником русского престола? – сказал и глубоко задумался белоголовый старик.

– Вы еще начните среди нас охоту на ведьм! – тут же парировал учитель Рюмин.

– Да уж, господа ученые, вы в мистику, как в искусительный, омут с головой-то не бросайтесь, – чуть поостудил пылкое воображение Бахтямова священник. – А то нас так действительно смогут в религиозном шовинизме обвинить.

И чтобы разрядить обстановку, всем любезно было предложено выпить чаю.

– Так пролилась тогда кровь или нет? – вскоре снова раздался нетерпеливый голос молодого учителя Рюмина, после того как он уже выпил свою чашку чая.

– Казнены были лишь несколько самых закоренелых еретиков, – ответил ему отец Дмитрий, – остальным предоставили возможность делом доказать свое исправление.

– Исправились? – живо поинтересовалась директор музея Крапивина.

– Нет! – ответил батюшка, разведя руками. – Время показало, что, разбежавшись по стране, они не только не исправились, но и положили начало новым сектам. Однако же это было уже во времена правления царя Иоанна IV. Так что в заключение могу сказать, что если кого и казнили, то не за веру, а более за попытку захвата государственной власти. Преступление же против государства и государя признавалось по ту пору одновременно и преступлением церковным, религиозным, направленным против промыслительного устроения земли Русской.

– Тут я могу с вами согласиться. Но законным ли образом вместо объявленного наследником Дмитрия пришел к власти сын Иоанна – Василий? – снова что-то уточняла для себя Крапивина.

– Чаша весов, как вы понимаете, имеет свойство склоняться то в одну, то в другую сторону, – начал свой ответ ученый Ардашев. – В 1500 году опала наконец-то постигла Феодора Курицына, а через два года под стражу попали и Елена с Дмитрием. Однако же до этого ей удалось обвинить Софью в том, что та якобы готовит заговор в пользу своего сына, а посему Дмитрий и был тогда объявлен наследником. Но вскоре все прояснилось, а уже после этого начались гонения и на сторонников Дмитрия, закончившиеся, как вы знаете, опалой для него и его матери.

– А зачем же тогда грабили и разоряли монастыри на наших землях? – снова поинтересовался нетерпеливый учитель Рюмин.

– Издержки производства! – мгновенно парировал в ответ офицер Неврозов.

– Видно, была и на то воля Божия, – попытался сгладить возникшую ситуацию священник. – Кстати, по поводу закрытия монастырей. Дело в том, что одновременно с проблемами искоренения ереси, которая уже явно агонизировала, в то же самое время решался сугубо важный вопрос о «землях церковных, святительских и монастырских».

– А в чем его суть, если кратко? – снова высказал свою заинтересованность Бахтямов.

– Извольте, если есть желание. Первоначальное мнение о необходимости насильственного уничтожения монастырских вотчин являлось частью все того же еретического учения, о котором мы с вами сегодня и говорили, конечной целью которого кроме искоренения самого монашества как источника благодатного воздействия на мир была задача уничтожения и предпосылок для возможности просветительской и благотворительной деятельности, на которую тогда не скупились монастыри. Кроме того, и среди монашествующих нашлись тогда сторонники, которые также проповедовали «скитское» житие монахов (в маленьких поселениях вдали от населенных мест) и обличавшие соблазны сребролюбия и скупости, которые, что уж греха таить, часто были связаны с владением каким-либо имуществом. Разрешился сей вопрос на соборе 1504 года. Одна сторона, среди которой был и преподобный Нил Сорский, более предостерегала от соблазнов, которые могли произойти среди иноков от владения землей. На что все тот же Иосиф возражал, говоря, что если у монастырей сел не будет, чем же тогда будет содержаться митрополия?

– Значит, все-таки бесконечные поборы имели целью содержать высшее духовенство?

– Я бы сказал – давали возможность достойного представительства для высшей церковной власти, – ответил священник. – И, как вы видите, в конце концов Божьими судьбами церковные имения сохранились. Хотя малочисленные монастыри, а также множество приписных вскоре были-таки обращены в приходы.

– Что случилось и с нашим Троице-Млевским монастырем? – спросил уже у священника Бахтямов.

– Не совсем так. Насколько я понимаю, его подчиненность Новгородскому Кириллову монастырю не могла не способствовать появлению ереси среди монашествующих в Троице-Млевском монастыре. Но это всего лишь мое предположение.

Ардашев пока ничего не стал говорить священнику о своем сне.

– Думаю, – сказал он, поднимаясь из-за стола, – что мы сегодня довольно близко подошли с вами к ответу на поставленный вопрос. А то, что касается целостности России… Она в тот период истории как бы оказалась на перекрестке дорог, где сталкивались интересы мусульманского Юга, православного Востока, католического Запада и иудейского Хазарского каганата. Уступка в любую сторону привела бы страну к разделу на «зоны влияния» с последующей утерей государственного, религиозного и национального единства. Не иначе, как Промысел Божий сохранил целостность Руси в годы правления Иоанна III.

Думается мне, что уже само время и возможное появление новых документов поставят окончательную точку в этой исторической полемике. Спасибо всем за участие в этой полезной для всех нас встрече.

– И дай Бог вам всем здоровья! – поддержал его священник.

Скажи кому, и снова никто бы не поверил, что этой же ночью, словно телевизионный сериал для полуночников, продолжение все того же сна вновь озарило мысли и чувства ученого.

На сей раз беседа, невольным участником которой снова стал Ардашев, велась в палатах Кремля.

Иоанн III сам вызвал к себе преподобного Иосифа Волоцкого и теперь негромко беседовал с ним.

– Прости меня, отче… – смиренно начал царь Иоанн. – Должен сознаться тебе, что еретики и меня старались привлечь на свою сторону. И про новгородских еретиков знал да все ждал чего-то… А потому и зело нагрешил, когда пустил их пособников в стольный град.

– Мне ли тебя прощать? – отвечает ему преподобный.

– Нет, отче, пожалуйста, прости меня, – снова просит царь и вдруг опускается перед монахом на колени. – Митрополит меня простил, прости и ты…

– Государь! – возразил Иосиф, помогая подняться тому с колен. – В этом прощении нет тебе никакой пользы, если ты на словах просишь его, а делом не ревнуешь о православной вере… Надобно бы разыскать тех еретиков.

– Этому быть пригоже, – соглашается с ним царь Иоанн. – Я непременно велю послать по всем городам соответствующие приказы. Однако, как писано: нет ли греха казнить их?

– Тебя к этому никто не неволит. Пусть будет спокойна твоя великокняжеская совесть. А сей вопрос доверим решать соборному духовенству.

– Вот и ладно! – согласно кивает Иоанн.

– А тебе хочу сказать следующее. Царь есть слуга Божий. И в эти обязанности, как мне думается, входит и стремление к «симфонии властей» – светской и церковной, основанной на их совместном религиозном служении и разделении конкретных обязанностей.

– Симфонии властей, говоришь? Добро сказано. Я подумаю над твоими словами. Так простил ли ты меня, отче?

– Един Господь Бог тебе судья. Ему и будем служить вместе… А теперь давай помолимся.

И оба опустились на колени.

На следующее утро ученый сам пришел в храм. Дождался, когда закончится служба и священник выйдет из алтаря. И первым же подошел с вопросом.

– Отец Дмитрий, вот о чем я хотел вас спросить. Вы сами-то верите во все то, о чем мы с вами вчера говорили?

– Верую, Дмитрий Виленович! А как же иначе-то? И благодарен вам за эту встречу, ибо она и подобные ей помогают нам найти Истину, а более всего и далее торить тропку, которая уже во время царствования Иоанна III вывела наш народ к добровольному принятию на себя чести и долга служения защитника вселенского Православия.

– Даже так? – спросил, глядя ему в глаза, Ардашев.

– Только так! И никак иначе. Сим и победим!..

– А монастыри?

– Вы имеете в виду то, что было с ними далее? Тут все сложнее. Уже в царствование Иоанна IV были предприняты попытки нового ограничения роста земельных владений церкви. В результате деятельности Петра I монастыри потеряли более трети числившихся за ними крестьянских дворов. И, наконец, Екатерина II своим манифестом «О разделе церковных имуществ» окончательно изъяла у монастырей все вотчины.

– Вот тебе и симфония власти и церкви… – грустно промолвил ученый.

– Боролись, как вы понимаете, ведь не с монастырями и их землями. Эта борьба уже давно переросла в борьбу с самим монашеством. Чего стоит, например, центральный пункт указа Анны Иоанновны «О непострижении в монашество никого, за исключением вдовых священнослужителей и отставных солдат, и о наказании ослушников»…

– Ну и дела!

– Согласен, – отвечал священник – Резали тогда по живому. И все же русский инок, чему вы свидетель, выстоял! Дай же Бог и нам силы и разума, дабы усвоить уроки истории и всегда находить выход из самых затруднительных положений.

И они тепло распрощались.

СВЯТОЙ ИСТОЧНИК
(1539 год от Р.Х.)

На открытие восстановленной колокольни в районном центре Селижарово Тверской области в числе прочих именитых гостей был приглашен и наш знакомый – историк и краевед Дмитрий Виленович Ардашев. После торжественной части, званого обеда и непродолжительного отдыха он попросил отвезти его в село Оковцы, к известному в народе Святому источнику.

И вот перед глазами ученого уже вырисовывается подковообразная линия хотя и неглубокой, но с быстрым течением речки Пырошни, можно сказать, практически окольцевавшей луговину, обрамленную вековыми березами.

Высокий правый берег, словно надтреснутая от времени чаша, некогда цельная, замыкающая собой, а более защищающая плотным строем пышнозеленых сосновых и еловых великанов сие место не иначе как от холодных и пагубных ветров и поветрий.

«Экий Эдем в глубине Оковецкого леса», – подумалось Ардашеву, и он сказал уже вслух:

– Это один из немногих в России источников, бьющий с глубины не менее 2 тысяч метров, да еще с такой силой, что трудно поверить в его нерукотворное начало… Не иначе как земной разлом в месте сем себя обозначил по воле Божьей…

Но сопровождающий ученого чиновник из областной администрации сделал вид, что не расслышал последнего высказывания.

«Возможно, – подумал Ардашев, – что он хорошо помнил о том, кто и как разрушал стоявшую здесь с 1890 года часовню, останками которой пытались завалить и сам источник. Но разве совладать было со стихией… И даже заваленный кирпичом и залитый цементом, источник продолжал творить чудо… Его чистейшая и целебоносная вода как магнитом притягивала к себе местных жителей…»

Ардашев высказал пожелание искупаться, но, увидев остекленевший взгляд сопровождающего, решил отложить сие дело до другого раза и довольствовался лишь подаренным ему буклетом.

Возвращаясь в Селижарово, ученый внимательно ознакомился с содержанием книжки, рассказывающей о явлении чуда в Оковецком лесу, но вместе с тем он не нашел в ней практически ни единого слова о появлении самого источника, кроме той информации, что он был взят в гранит в 1878 году…

– Почему же люди называют этот ключ святым? Ведь появление на земле Святой Руси аналогичных источников всегда было связано не иначе как с чьим-то сугубым молитвенным подвигом или же с появлением в тех местах чудотворных икон Пресвятой Богородицы…

И он решил обязательно при новой встрече поговорить об этом с батюшкой Дмитрием. И через день такая встреча состоялась.

– Иконы, говорите… – спокойно начал тот. – А вы знаете, кому было сие явление?

– И даже не напоминайте, – чуть разгорячился Ардашев. – У меня в голове не укладывается, чтобы двум конокрадам было явление иконы Пресвятой Богородицы…

– Креста. А икона была явлена чуть позже, в другом месте и уже множеству людей. Кстати, вы не забывайте о времени явления этого чуда. Повсеместное падение нравов было связано с ситуацией, когда эти земли почти два века находились под властью литовских князей… Полное разорение, а тут еще крамола, как следствие – колебания в вере.

– Не понял…

– А вы тропарь помните? – спросил священник. И сам же, уже по памяти, произнес: «…и умильно вопием Твоему крепкому заступлению, просящее избавления от злых наветников Православия, присно борющих нас…»

– Вы имеете в виду новгородскую ересь, с которой начал бороться святой подвижник православной веры Иосиф Волоцкий? – уточнил Ардашев.

– Я говорю о самом драматичном моменте в истории государства Российского. Крамола, или, другими словами, ересь, исподволь уже завладела многими умами благочестивых политиков и ревностных сановитых священнослужителей как в Новгороде, так и в самой Москве и разливалась по стране и монастырям подобно ядовитой ртути… Борьбу с ней начал еще государь Иоанн III и, как вы сами заметили, святой подвижник Иосиф Волоцкий. Но государь тогда ограничился лишь мягким порицанием, свойственными ему человеколюбием и кротостью врачуя недуги тех, кто попытался изменить аж государственный строй и само мировоззрении боголюбивого народа. Иоанн Васильевич Грозный был моложе, но строже при отделении буйно все поглощающих вокруг себя чужеземных «плевел». Более уповая при этом врачевании недугов своих собратьев по вере на помощь Божию…

– Хотите сказать… – предположил ученый.

– Именно… В тот момент и примерно в одно время в этих местах были явлены, да не одна, а несколько чудотворных икон Пресвятой Богородицы как подспорье в сей борьбе, когда Умилительные Лики Пречистой служили в первую очередь для умиротворения «во вражде сущих»…

– Но об этом нет упоминания в буклете… – начал ученый.

– Зато эта боль до сих пор в наших сердцах… И нападки злых сих наветников продолжаются. И по сию пору бьют они нас смертным боем, – негромко говорил священник. – С этой целью здесь явлен был и Животворящий Крест Господень. Более как оберег и икона Пресвятой Богородицы с предстоящим Николаем Чудотворцем. Как знамения спасения тверской земли и самой веры от ереси…

– Николай Чудотворец, говорите… Уж не по его ли молитвам…

Священник лишь улыбнулся.

– Того не ведаю, а гадать не стану. Некоторые поговаривают о молитвенном подвиге Нила Столобенского, но и это пока лишь желание обрести небесного и святого покровителя этому месту.

– А вы бы не спешили отвергать мою версию. В противном случае чем вы можете объяснить появление Николая Чудотворца на одной иконе с Богородицей? Сие же не монах-художник выдумал, он, Николушка, истосковавшемуся в вере народу не иначе как вновь воочию предстал, явив себя в помощи… Таким и был изображен на иконе, предельно кротким, стоящим за спиной Пречистой.

– Не могу с вами спорить, да и не хочу. Вспомните, скольких нерадивых в самое разное время поднимала Богородица на обретение Своих чудотворных образов… Не по одному разу увещевая, а они все на печи лежали, семечки щелкали, за блажь чью-то сие принимали…

– Согласен…

– А потому-то, думается мне, что и в этих местах аналогично все было. Сначала Крест себя обозначил сиянием небесным, повергнув конокрадов на землю… Можно только догадываться, какого они страху тогда в ночи натерпелись, побросав краденую скотину, разбежавшись по домам. И уже чуть позже, как говорится, всем миром была увидена на стволе сосны и икона Пресвятой Богородицы…

– Я, кстати, – начал ученый, – наслышался разных суждений о месте явления этого чуда.

– Место явления иконы Пречистой никто не оспаривает. А вот первоначальное место, обозначившее себя явлением Животворящего Креста, и есть, как мне думается, сей Святой Источник. Другое дело, что были силы, которые по разным причинам не могли позволить, чтобы место их капища, согласно повелению Иоанна Грозного, освятилось строительством православного храма… А обязать тех конокрадов молчанием было нетрудно. Со страху, мол, им то место поблазнилось…

Ардашев невольно улыбнулся и сказал:

– Как и с подкупленными стражниками у гроба при Воскресении Христовом…

– Пожалуй! – согласился с ним священник. – Потому-то и сделали все, чтобы люди поверили в то, что именно рядом с чудотворной иконой (на расстоянии в 10 локтей) была явлена вторая икона уже с изображением Креста… Заметьте, не тот Животворящий Крест Господень, что своим сиянием обозначил себя на месте капища, а лишь икона с изображением креста, которую лукавые люди сами же гвоздями прибили к дереву… Явленные иконы, равно как и сей Крест, висят на воздухе, а не гвоздями прибиваются. Еще одним доказательством тому служит то, что чудеса исцеления, зафиксированные в те времена, почему-то связаны лишь с упоминанием иконы Пресвятой Богородицы. А про Животворящий Крест… Точнее говоря, про икону с изображением Креста нигде не упоминается, то есть от сей иконы чудотворений не зафиксировано. Вот ведь что любопытно.

– Действительно, любопытно, – согласился с ним ученый. – И тот крест был не иначе как подменным…

– Не иначе! – продолжал священник. – Напомню вам и то, что сам источник еще долгое время скрывали от людских глаз. И лишь когда православие в России окончательно утвердилось, то есть в 1890 году, удалось поставить на месте сем, для начала, часовенку…

– Батюшка Дмитрий, – обратился Ардашев к священнику, – а это правда, что Иоанн Грозный в этом источнике свои грехи отмывал?

– Это вы меня спрашиваете?

– Меня больше интересует, что по этому поводу говорят церковные летописцы.

– Не замаливать и не отмывать… Он, думается мне, тайно в 1553 году жену свою Анастасию, если мне память не изменяет, сюда привозил, так как изревле было известно, что дев, по вере и с молитвой окунувшихся в этом источнике, Господь чадородием награждал.

– Так откуда же такая информация?

– От странников, что по земле кочуют. Они из уст в уста передавали молву, что есть где-то на земле тверской, в глухом Оковецком лесу источник необычайной силы и вспоможения, людские души и телеса врачующий, наипаче же помощью в родах отмеченный…

– Кстати, Дмитрий Виленович, – обратился к ученому священник, – я и сам мог бы рассказать вам подобную историю, но уже из наших дней. Есть у меня знакомый священник, что в преклонных годах решился чадом обзавестись… И что бы вы думали, приехал сюда с матушкой, и оба выкупались, а через год и ребенок у них народился. Недавно сказали, что снова на святой источник собираются.

– Спасибо вам, батюшка, за встречу, – поднимаясь из-за стола, сказал Ардашев. – И за те новости, что вы мне поведали.

И они распрощались на какое-то время.

Вскоре судьба действительно забросила историка Ардашева в очередную поездку. Пробыв три дня в Селижарове, на встрече с местными краеведами, он решился далее, благо погода позволяла, пройти около тридцати километров пешком. И вот там, оказавшись в густом лесу, при попытке срезать путь он и заплутал. А вскоре понял, что просто заблудился.

…На третий день его блужданий по незнакомому лесу, когда ни сил, ни надежды, ни продуктов питания уже не оставалось, Ардашев вдруг отчетливо осознал, что бродит не по лесу.

Точнее говоря, не по тому лесу, который любил и хорошо знал и от которого в наши дни уже мало что и осталось, так как он практически весь вырублен.

Ардашев, хорошо знакомый с географией края, знал, что сей массив был не иначе как продолжением леса, обнимающего собой почти всю юго-западную часть Осташковского уезда и Смоленской губернии, как его ранее обозначали и который в некоторых летописях назывался Оковецким.

Осознание сего не столько восхитило ученого, сколько насторожило. Леса, ограниченные низинами, череда возвышенностей, пересекаемая витиеватыми речушками и непроходимыми болотами… Все это, как он уже хорошо понимал, теперь предстояло ему преодолевать.

Но и это еще не все. Тот лес, в котором он оказался, был если не из сказки, то уж точно из народного предания. Ибо сие, как он понимал, был уже не лес в нашем традиционном понимании, а некая каким-то чудом сохранившаяся здесь первозданная глушь.

Но даже и не это повергло его в некий страх, а услышанная им речь пронесшихся мимо него всадников, облаченных в броню, на конях… Литовская речь, как он понял. А это значит, хотя в это и невозможно поверить, что он оказался не иначе как в XV столетии.

Что же это? Бред? Галлюцинация? Или провал во времени? Где же он тогда заплутал? Не иначе как на землях «неправоверных литовцев». Хотя земли те есть и были, естественно, испокон веков нашенскими… И, по разумению историка, вот-вот вновь должны были оказаться под нераздельной властью государя московского.