Текст книги "Бюро находок"

Кто ворует кур?

Про такие положения говорится: дела как сажа бела!

Они собрались на военный совет: учёный Барон, музыкальный Заяц, Петух, весь мокрый от слёз, и Тихон со Степанычем.

– Беееда, беееда, ребяяята! – Барон Бананович покачал своей тяжёлой от закрученных рогов головой. – Прикидываю в умеее, размышляю – всё бееез толку!

Тишка, который отлично умел высматривать и вынюхивать, на этот раз ничего не смог добиться – ни малейших следов, ни единого запаха. И поэтому на слова известного деревенского учёного вынужден был лишь развести лапами.

Игнат Раскосович Заяц вообще в этих делах, как говорится, не петрил, и потому он ударил по струнам, извлёк из балалайки такую печальную мелодию, что у всех на глазах слёзы навернулись, а Петух – так тот просто зарыдал в голос!

– Такие вот пироги… с гвоздями! – Заяц отложил свой очень музыкальный инструмент.

И тут, наконец, в разговор вступил Попугай Красавцев:

– Не пррравильно себя ведёте! Слезами горррю не поможешь!

– Чем не поможешь – это мы без тебя знаем! – воскликнул Заяц в сердцах. – Ты лучше скажи, чем помочь!

– Рррассуждениями, ррразмышлениями!

– Ну, размышляй… если такой умный!

– Да! Умный! И не скрррываю этого!

Заяц, Петух и Барон Овцебык не поверили ему. Однако Тишка-то знал, какие Степаныч умеет разрабатывать планы. А Красавцев тут и выдал свой очень важный вопрос:

– Скажите-ка мне, кто за курррами главный охотник?

Присутствующие переглянулись, их словно электрическим током пронзила одна и та же мысль.

– Лисы проклятые! – закричал Игнат.

– Я по их следу не раз хаживал! – тут же взъярился Тишка.

Хотя, по правде говоря, он лишь в сказках читал, как собаки гоняются за лисицами. Но сейчас верному псу казалось, будто он действительно участвовал в отлове рыжих злодеек.

– А мне известно мееесто, – веско заключил господин Овцебык.

– Какое место? – не понял Тихон.

– Мееесто жительства… того бееессовестного, кого мы ищем! Пойдёмте, я провожу. Я проводил в том районе кое-какие исследования…

А по правде, Барону Банановичу неудобно было сказать, что он в тех краях… пасся.

Уже через каких-нибудь двадцать минут тайный разведывательный отряд выступил в поход. В его состав вошли все, кто участвовал в совещании. Только Иван Петух вынужден был остаться дома: не бросишь же, в самом деле, малых детушек!

Логово злодея

Тут надо сказать, что деревенька Большая Медведевка на самом деле была вовсе не велика. И находилась она среди прекрасного и огромного леса. Некоторые называли его дремучим. Но это лишь те, кто боится лесов. Кто же их не боится, просто говорит: прекрасный, огромный лес.

Таким он на самом деле и был…

Сперва все шли гурьбой, спокойно переговариваясь. Но через какое-то время Барон настороженно повёл рогами:

– Попрошу соблюдать тишину. Бееезопасность не гарантирую!

И они стали красться, долго всматриваясь в каждое дерево и опасаясь каждого куста. Оно и понятно: ведь лисы – хищники. А если ещё вдобавок зверь окажется крупный, он сможет потягаться даже с коровой! Всё это шелестящим шёпотом сказал Игнатий, и уши его как-то странно вздрогнули.

– Ну, ты уж хватил, дорррогой! – нервно воскликнул Попугай Красавцев. – Не верррится в такие ррроссказни!

Однако с той минуты старался держаться поближе к другу Тихону, который, во-первых, был проверен в боях, во-вторых, вообще был не робкого десятка, а в-третьих, имел прекрасные крепкие зубы.

– Когда вы его увидите, сами обомлеете не меееньше меееня!

Уже совсем на цыпочках – конечно, сколько позволяли ему копыта – Барон Бананович поднялся на вершину довольно крутого лесистого холма и показал рукою куда-то вперёд:

– Вон оно, логово!

Внизу, причём довольно далеко, за берёзовой рощей, видна была… хм, очень симпатичная избушка, покрытая красной черепицей, из трубы вился уютный дымок. Избушка обнесена была оградой.

– Из костей замученных пленников! – сказал Игнатий Заяц тихо.

Господин Овцебык при этом вздрогнул, а Тихон и Попугай переглянулись, потому что забор был из обыкновенных кольев, кстати, очень аккуратно обструганных. Когда же они стали смотреть на избушку в подзорную трубу, которую захватил с собой Барон Бананович, то увидели, что наличники на окнах резные, а в огороде цветут фиолетовые, жёлтые и красно-белые георгины… В общем, как-то не очень это всё было похоже на «логово»!

– Да вы наверх посмотрите! – страшным шёпотом закричал Заяц.

– Маскировался, маскировался, а всё же выдал себя!

– Да! Интеррресненько! – воскликнул Попугай, подкручивая трубу под свои глаза. – Вот он и попался с поличным!

Тишка посмотрел на верх крыши и буквально замер: там сидела… резная деревянная птица!

– Клянусь! – нервно проговорил господин Овцебык. – Это же вылитая жена Ивана Петровича – Кура Клювовна!

И действительно: птица была похожа на жену Ивана Петуха! Тишке, по правде говоря, как-то всё не верилось, что в таком аккуратном домике, с такими замечательными цветами может жить злодей. Но теперь и он стал сомневаться: а вдруг да правда?..

– Надо вот что, – сказал он, – ребятушки, туда подобраться надо, насколько возможно – да и посмотреть на этот «скромный домик» своими глазами.

Ответом ему было молчание.

– Э-э, да вы забоялись, я смотрю?!

– Никто не забоялся! – тут же вспылил Заяц.

– Вот и отлично, вот и хорошо! – заключил господин Овцебык. – Вы вдвоём и ступайте.

– С какой это стати я должен туда идти?.. – начал было Заяц.

– Научный мееетод отбора! – веско объяснил Барон Бананович. – Тихон самый смееелый, а ты быстрей всех бееегаешь!

Заяц не знал, что возразить, а Тишка просто был согласен на риск.

Разведчики

Они спустились с холма, стали подкрадываться к домику лиса.

– Осторожней, брат! Могут быть ловушки! – шептал Игнатий. – Уж я-то знаю: мои предки столько от лисиц натерпелись!

Тишка промолчал. Потому что, если разобраться, зайцы, пожалуй, натерпелись от собак ничуть не меньше.

А ещё он молчал и потому, что ему как-то не верилось в злодейство этого лиса. Место было какое-то совсем не зловещее, не похоже на разбойничий угол, скорее на какой-нибудь дом отдыха. Дорожки в лесу были расчищены, кусты вокруг подвязаны, чтоб ветка не хлестнула путника по физиономии, как это любят иной раз кусты.

Когда же они увидели ограждение, аккуратно выструганное из прутьев и надпись: «Осторожнее, редкое растение КОЛОКОЛЬЧИК ЛЕСНОЙ, просьба не есть и лапами не трогать!», Тихон окончательно понял, что они делают не то.

– Кому ты веришь! – шипел ему в ухо Заяц. – Это же уловки хищника! Однако нас не проведёшь!

Домик был обнесён оградой. Впрочем, она служила скорее для красоты, чем от кого-нибудь защищала. Ну, какая это, в самом деле, защита, когда через неё можно было просто перешагнуть! Игнатий с Тишкой так и сделали… Потом подкрались к одному из окошек. Осторожно заглянули внутрь.

Они увидели довольно-таки странную картину: посреди комнаты в не очень нормальной, излишне горделивой позе с вытянутой вперёд рукой стояла… надо прямо сказать, красивая… даже очень красивая белка. Напротив неё перед мольбертом стоял большой рыжий лис… А кто случайно не знает, что такое мольберт, мы объясним: это специальная подставка, на которой художники укрепляют холст, чтобы писать картину. Лис действительно был с кистью в руках. На голове его был свободный бархатный берет, какие так любят носить художники.

– Вы не устали, моя ненаглядная? – спросил ярко-рыжий художник.

Тишка и Заяц не поняли этого вопроса, потому что белка не мыла полы, не стирала, не готовила, она лишь стояла. Ну, а мы тут объясним, что позировать художникам – это значит стоять абсолютно неподвижно, дело совсем не лёгкое. Попробуйте-ка просидеть, а особенно простоять без единого шевеления хотя бы пять минут, и вы сами всё поймёте!

– Ax, – отвечала белка, при этом ни на сантиметрик не меняя позы, – я бы, по правде говоря, с удовольствием немного прошлась.

– Тогда, может быть, на Серебряный родник? – сказал лис очень нежно. – А то у нас вода для чая кончается…

– С удовольствием!

В этот миг Игнатий весело посмотрел на верного пса и прошептал:

– Они выболтали ценнейшую информацию, парень… Бежим! Теперь дело в шляпе!

Заяц командует

План Зайца был прост и чёток… Это он сам так сказал.

Серебряный родник – в здешних местах очень известное место. В небольшом, но глубоком овражке из-под серого валуна вытекала стеклянная, тонкая, как спица, струйка чистейшей воды. Говорят, целебной, говорят, чуть ли вообще не волшебной… Вернее всего, это было не так. Но то, что чай из той водички получался исключительно вкусный – точно!

К Серебряному вела всем известная, притом единственная дорожка. Вот это как раз и собирался использовать Игнатий Заяц, который вдруг стал главным в охоте на коварного похитителя.

Он быстро раздал всем задания. Тишка должен был отправиться вслед за лисом и его… сообщницей, как выразился Заяц, Красавцеву надлежало взлететь на самую высокую сосну и оттуда «контролировать передвижения противника» – тоже Игнатовы словечки. Они же с Бароном Банановичем должны были срочно найти лопаты!

– Лопаты? – переспросил учёный. – Да нет ничего проще! Надо только съездить в город и уже завтра к полудню…

– Да мне они сейчас нужны, понятно тебе?.. Сейчас!

– Поспешность, как известно, до добра…

– Слушай, Баран… то есть это… Овцебык, ты понимаешь, что они тут появятся, вот на этом самом месте, под этой вот ёлкой, не позже чем через два часа?.. И у них там Кура бедная в каземате сидит, света белого не видит!

– Да я и не возража…

– Так бежим к господину Кроту! Уж у кого у кого, а у него лопат сколько хочешь!

– Верно! – вскричал Барон. – Совершенно перпендикулярное мнение! Бежим!

Пока господин Овцебык говорил это, Игнатий как ни в чём не бывало вскочил ему на спину:

– Помчали же, учёный… хвост мочёный. Время дорого!

Уже через каких-нибудь пятнадцать минут они таким же образом скакали обратно. Только Барон ещё вёз на себе две прекрасные лопаты: ведь кротам, как вы знаете, очень много приходится копать.

– Эй, Степаныч! Что там видно?

– Прррогуливаются! – крикнул сверху Попугай.

– Вернее, аппетит нагуливают… перед куриной лапшой! – Заяц что было сил вонзил свою лопату в землю. – Вот здесь будем копать… За дело, за дело!

Он сел на пенёк, а Барон Бананович принялся рыть яму…

Тишка в это время продолжал успешно ползти за лисом и его спутницей. Он делал это очень ловко, так, по крайней мере, ему казалось. Но, может, дело просто было в том, что лис и белка ничего не замечали, увлечённые своей беседой.

Тишке такие отношения были почти что незнакомы. Правда, однажды, ещё когда он жил не у Дедушки в Бюро находок, а просто на помойке, ему понравилась одна собачка по имени Мотя. Но потом она убежала куда-то с полубоксером, большим коричневым псом, и Тишка порасстраивался денька три, а потом всё позабыл!

Теперь он смотрел на эту явно счастливую парочку, и сердце у него в груди тихо и сладко таяло, словно мороженое, забытое кем-то в тёплый день. Тихону надо было бы подслушивать, что же такое говорят его враги. Однако он всё больше понимал, что подслушивать неловко и что они ему никакие не враги…

Когда яма сделалась уже такой глубокой, что не стало даже видно рогов великого учёного, Заяц приказал:

– Ну, всё, хорош! Теперь вылезай…

Барон Овцебык попробовал это сделать… стал карабкаться по гладким стенам, поскакал-попрыгал. И ничего не добился!

– Что и требовалось доказать! – победным голосом заорал Игнатий.

– Что за беее-зобразие! – возопил несчастный жрец деревенской науки. – Меее-ня здесь оставят?!

– Действительно – безобррразие какое-то пррроисходит! – осуждающе прокричал Красавцев, не слезая, однако, с дерева.

– Да успокойтесь вы, всё продумано. – Заяц вынул из своего рюкзака верёвку, бросил её конец в яму. – Вылезай, наука!

– Не надо меее-ня дразнить! А те-беее стыдно так обращаться с теми, кто…

– Ладно, – сказал Игнатий примирительно, – вылезай. У нас ещё дел полно.

Овцебык, как говорится, поднатужился, поднатужился, вспомнил молодость, когда он жил в горах и скакал со скалы на скалу с лёгкостью молодого бара… то есть альпиниста.

Короче говоря, он выбрался, посмотрел в яму, в её почти бездонную глубину, и сказал:

– Отличный получится бассейн!

Заяц чуть не упал от смеха – в ту же яму:

– Ну, ты умён, дядя!

– Я это беее-з те-бяяя знаю!

– Да беги скорей за хворостом! – закричал Заяц. – Всё, буквально всё им объяснять надо. Ничего сами не понимают!

К великому удивлению господина Овцебыка, Игнатий стал класть сухие ветки поверх ямы.

– Да не загорится же! – сказал Барон Бананович. – А если даже и загорится, то будет плохо гореть!

– Ты делай! – прикрикнул на него Заяц. – Вот же… на мою голову!

– Прекрррасная, острроумная мысль! – закричал с дерева Попугай. – Это же западня. Понимаешь ты, Барррон?

– Успокойтесь, беее-з вас всё прекрасно понимаю! – сказал господин Овцебык очень нервно. – Лис под-беее-гает и…

– Вот именно! – сказал Заяц с лёгким презрением. – Так помогай же, если наконец дотумкал!

Они стали укладывать над ямой ветки, словно это просто случайный валежник на дорожке, а Красавцев продолжал наблюдать за лисом и его спутницей, которые шли не спеша и оживлённо разговаривали.

Время от времени Попугай Степаныч видел, как из-за ствола какой-нибудь осины или там ёлки выглянет собачий глаз, или мелькнёт за кустом кончик хвоста, или… Ну, в общем, не важно, что там мелькнёт, выглянет или покажется. Важно, что он смотрел всё время в одну сторону и совсем не смотрел в другую.

А это жаль! Потому что как раз с другой стороны к тому месту, где Заяц устроил свою хитроумность, приближался… медведь!

Беда!

Те, кто видел медведей только на фантике знаменитой конфеты, а слышал о них только в сказках, думают, что это большие и неповоротливые существа. Прошу вас, не заблуждайтесь! То есть медведи действительно большие, и даже очень. А вот что касается их якобы неповоротливости – это уж извините! Медведи исключительно ловкие звери. А двигаются они так, что понапрасну не потревожат ни одной веточки, зазря не помнут ни одной травинки.

Вот и медведь, о котором идёт речь в нашей истории, тоже был очень ловок и даже грациозен. Он двигался по лесу бесшумно, словно тень.

Но только это была очень могучая тень!

Само собой, верховный судья и староста этих мест Михайло Медведич Потапов мог бы идти, как ему вздумается – всё крушить на своём пути, хрустеть ветками, валявшимися под ногами, сшибать головки цветам, если они, на его взгляд, недостаточно низко ему поклонились.

Но Михайле Медведичу не хотелось быть грубияном, наоборот – он чувствовал, что должен подавать пример другим жителям этой местности.

В таком вот, можно сказать, приподнятом настроении господин Потапов вышел на поляну, где орудовали Овцебык и Заяц. Они были так увлечены работой, что буквально ничего не замечали.

– А ну-ка давай ещё слой заделаем для полной маскировки! – командовал Заяц. – Потому что лисы… Да ты и сам должен всё о них знать!

«Какие лисы, что за лисы?» – подумал Потапов. И продолжал тихо идти к Игнатию и Барону Банановичу. Наконец Потапов решил, что это всё же не совсем удобно – вот так подкрадываться. И кашлянул, чтобы просто обратить на себя внимание. Заяц резко обернулся. Но язык у него – о горе! – отнялся, потому что Михайло Медведич уже занёс ногу…

– Бе-бе-бе! – возопил Овцебык. – Ме-ме-ме!

На самом-то деле он хотел крикнуть: «Беда! Место опасное!», но от волнения… эх, чего только не случается от волнения!

Михайло же Медведич спокойно продолжал свой путь. Но только, к сожалению, недолго. Потому что занесённая им нога ступила на тот самый хворост… «Ой, – успел подумать Потапов, – что это со мной происхо…»

И бухнулся в яму!

Чего не печатают в книжках

Когда все ветки, сухие листья, еловые иголки и прочая лесная труха, которыми была замаскирована яма, свалились на голову господину старосте, он взревел! Да так ужасно, так страшно, что Заяц… нет, он не упал в обморок, потому что, если б зайцы падали от страха в обморок, их бы давно всех съели! Однако он очень-очень испугался, прыгнул за куст, мечтая остаться там навсегда или, по крайней мере, до тех пор, пока это всё не прекратится.

Но как достаточно разумный зверь, Игнатий понял: это не спасение, не выход. Надо Михайле помочь… Может, ещё и награду заслужишь. А потому он выступил вперёд, склонился над ямой и сказал приветливо, скромно и с почтением:

– Добрый денёк, Михайло Медведич…

– Вы что тут натворили, а?! – взревел хозяин леса.

Барон в это время просто потерял дар речи. Он даже бекать и мекать словно бы разучился, чего с существами его породы, кажется, никогда не случается. Попугай Красавцев затаился среди сосновых лап и временно перестал дышать.

Заяц понял: расхлёбывать всё придётся ему – больше-то некому. Но как же быть? Начать рассказывать про ужасное рэкетирство[1]1
  Рэ́кет – преступное вымогательство, осуществляемое путём шантажа, угроз, насилия. (Прим. ред.).


[Закрыть] подлого лиса и про его, Зайца, хитроумный план…

Да вы только представьте, сколько на это уйдёт времени! И потому Заяц просто сказал голосом скромного, но великого героя:

– Михал Медведич, позвольте мне вас спасти!

А господин Потапов уже более-менее освоился в яме. По крайней мере, он понял, что самостоятельно ему отсюда не выбраться. Не хотелось, конечно, ронять достоинство старосты и верховного судьи.

Но и сидеть в этой… дыре тоже отнюдь не хотелось! И он сказал спокойным, величественным голосом:

– Что ж, не возражаю, спасай…

А Заяц ведь помнил, как он вытащил из ямы Барона Овцебыка, и подумал, что сейчас то же самое сделает и с Михайлой Медведичем – какая разница-то, верно?

Оказалось, однако, что совсем не верно: разница именно была и очень даже значительная! Когда Заяц бросил пленнику ямы верёвочный конец, а тот… даже и не полез, а только взялся за верёвку, Игнатий сразу понял: секунда – и он сам окажется в яме: слишком у них со старостой Потаповым были разные, как говорится, весовые категории!

И поэтому бедный балалаечник истошно заорал:

– Стоп! Стоп! Отставить!

А Михайло, между прочим, когда-то служил во флоте старшиной второй статьи. Поэтому, услышав команду: «Отставить!», бывший моряк сразу отпустил верёвку и стал по стойке «смирно».

Это ужасно понравилось Игнатию Зайцу, он сразу приободрился, приосанился. Принял свой обычный самоуверенный вид. Крикнул Барону, который всё ещё пребывал в полуобморочном состоянии:

– Ты будешь делом заниматься, в конце-то концов?!

Они взялись за верёвку, попробовали потянуть, но куда там – Михайло Медведич оказался куда тяжелее их обоих. И даже если бы прибавить сюда Попугая Красавцева, а также и Тихона Собакина, Ивана Петуха, Куру – всё равно ничего не получилось бы… Вот так история!

– Тут нужен подъёмный кррран! – веско сказал Попугай, который наконец пришёл в себя…

Эх, горожане! Ничего вы не понимаете в сельской жизни. Ну, откуда здесь, в самом деле, взяться подъёмному крану!

Игнат Раскосович хотел это всё сказать Красавцеву. Но тут ему в голову пришла такая умная мысль, что он чуть не подпрыгнул до потолка. Хотя в лесу потолков ещё меньше, чем подъёмных кранов.

– А ну-ка дай сюда верёвку! – строго сказал он Овцебыку. Потом, совсем уже другим голосом обратился к пленнику: – Михайло Медведич, одну… буквально одну минуточку! Вы ведь, кажется, служили в десантных войсках?

– Было дело… в морской пехоте, – не без гордости отвечал Потапов. – Служил и даже получал поощрения от начальства! Помнится, был у нас один Слон…

Заяц же, нисколько его не слушая, привязал свой конец верёвки к здоровенной сосне, на которой, между прочим, продолжал сидеть Красавцев.

– Извините, Михайло Медведич, что перебиваю ваш исключительно интересный рассказ. А ну-ка, проявите свою боевую выучку!

«Надо же, как он умно рассудил! – тяжело ворочая рогатыми мозгами, думал Овцебык. – Уж такое дерево не то что этого медведя, оно и его командира Слона выдержит!»

Барон Бананович рассудил совершенно правильно… да только не совсем!

Потапов взялся за верёвку – по правде говоря, он волновался слегка: а вдруг не вылезет, ведь уж столько лет без серьёзной тренировки! Красавцев, который сидел на сосне, подумал… не то чтобы со страхом, но всё же с чем-то на это похожим: «А вдруг у дерева корни слабые?.. Надо бы перелететь от греха…»

Но дерево-то как раз выдержало! А вот верёвка… Сперва она натянулась, как струна, потом заскрипела каким-то странным скрипом, потом затрещала… А Михайло в это время всё лез да лез, вспоминая десантные навыки и умения. Край ямы был уже близок…

Эх, вот уж действительно говорят: близок локоток, да не укусишь!

Верёвка отчаянно затрещала и – о Боже! – хозяин лесов всей, извините, тушей ка-ак шмякнется обратно на дно!

Невиданный столб пыли, мелких сучков и осенней листвы вылетел из ямы, словно из жерла какой-то огромаднейшей пушки или даже вулкана. Потом послышались такие невероятные и суровые проклятия в адрес Зайца, его верёвки, верёвкиной мамы и так далее и тому подобное. В книжках такого обычно не печатают… И мы не будем!