Текст книги "Независимый"

Северное море

Лондон они проскакали быстро. Сэйлор лишь по-быстрому забежал во дворец и сообщил королю о ситуации на суше. Король в свою очередь сообщил ему о ситуации на море. Оказалось, что французские боевые корабли по какой-то причине стоят у устья Темзы. Это обстоятельство заставило Джорджа еще больше торопиться. Король всячески поблагодарил его и Робера де Брильяра, пообещал им всяческие звания, титулы и награды, и Сэйлор с Робером поскакали дальше. В бухте, где они оставили эскадру, они ее и нашли. Как только их завидели с «Независимого», за ними сразу же выслали шлюпку, которая и доставила их на фрегат. Первым приказом Сэйлора было выбирать якоря. Корабли Нельсона начали делать то же самое, по примеру своего неформального флагмана. Когда они выходили из бухты, на мачтах «Независимого» был поднят сигнал: «Поздравляю с победой!», и сразу же: «Враг у ворот!». Нельсон отвечать не стал, очевидно, он все понял.

Ветер не совсем им благоприятствовал, и приходилось идти вдоль самого берега, пользуясь дневным бризом. Они шли медленно, но и до устья Темзы здесь было недалеко. «Независимый», паруса которого умели ловить малейший ветерок, теперь снова был вынужден подстраиваться под более тихоходные линейные. Вскоре они увидели французский флот, стоявший на якоре у устья лондонской реки. Джордж уже отказался от первоначального намерения идти в Ла-Манш и препятствовать Наполеону вернуться на континент – теперь для Сэйлора было делом чести дать бой флоту Вильнева. Ведь Вильнев объявил его своим личным врагом. Кроме того, Вильнев сейчас угрожал тому государству, интересы которого Сэйлор в данный момент отстаивал.

Джордж принял, как всегда, нестандартное решение. Он приказал Нельсону подождать в стороне, а сам, подняв на «Независимом» белый флаг, приблизился к флоту противника. Затем он поднял сигнал с предложением для Вильнева вывести корабли в открытое море и там сразиться. К величайшему удивлению Сэйлора, француз согласился. Джордж пропустил весь неприятельский флот мимо, а затем повел свою эскадру за ним. В этот раз в составе флота Вильнева не было испанских кораблей. Поэтому под его командованием и находилось всего пятнадцать боевых единиц. Когда «Независимый» и корабли Нельсона пошли вслед за французами при почти встречном ветре, адмирал поднял сигнал, требуя сближения. «Независимый» и флагман Горацио пошли борт к борту на расстоянии, где был слышен голос. Адмирал Нельсон обратился к Сэйлору:

– Джордж, я знаю, что де Вильнев – ваш личный враг. Кроме того, я не хочу быть у вас балластом. Предоставьте мне четырнадцать его кораблей. Они построились в кильватер, я разобью их строй. Не волнуйтесь, я справлюсь. Тем более, что на «Бюсанторе» подняли сигнал, призывающий вас отделиться от нас, – и Нельсон указал Джорджу на французский флагман.

Действительно, он отделился от остального флота, вызывая «Независимый» для боя один на один.

– Хорошо. Действуйте! – сказал Нельсону Сэйлор, и сам направил ход «Независимого» к «Бюсантору».

К этому времени корабли достаточно отдалились от берега, да и направление ветра стало меняться. Наконец-то, после недель медленного хода в ногу с кораблями Горацио Нельсона, «Независимый» мог вновь реализовать весь свой потенциал. Немного кренясь, из-за ветра, на правый борт, «Независимый» летел к противнику, гордо ожидавшему его впереди. Северное море было относительно спокойным. Небольшие волны бились о левый борт фрегата. Это зрелище заслуживало внимания.

Пока «Независимый» приближался, французы держали поднятым белый флаг. Сэйлор делал то же самое.

– Чего они хотят? – недоумевал де Брильяр.

– Они хотят… точнее, он хочет, чтобы мы встали борт о борт с «Бюсантором», Вильнев хочет мне что-то сказать, – сообщил Сэйлор.

Робер теперь не спорил. И действительно, когда корабли сблизились, Сэйлор, поднявшись на марс-площадку грот-мачты, увидел на опердеке «Бюсантора» прямо против себя, облокотившегося на фальшборт Пьера Шарля де Вильнева. Марс-площадка над гротом «Независимого» была все же выше, чем опердек «Бюсантора», и Вильневу пришлось поднять голову. Он заговорил:

– Здравствуй, Сэйлор! – с какой-то непонятной самоуверенностью в голосе начал французский адмирал, – Я предлагаю тебе дуэль. Выигрываешь ты – весь флот сдается; выигрываю я – сам понимаешь. Спускайся к нам один. Все будет по-честному. Только ты и я. Нужно сцепить корабли абордажными крюками: мы перекинем их через порты верхнего дека, – Вильнев отдал соответствующую команду. Сэйлор тоже приказал применить абордажные принадлежности «Независимого». Затем он перепрыгнул с вант на палубу корабля противника.

«Этот де Вильнев сумасшедший!» – подумал Робер де Брильяр. За Джорджа он абсолютно не беспокоился.

И правда, Пьер Шарль де Вильнев немного тронулся умом. После того, как у мыса Трафальгар Джордж Сэйлор сжег британский флот, Вильнев, рассчитывавший сделать себе на том сражении карьеру, возненавидел капитана «Независимого». Теперь Вильнев решил прославиться, убив Сэйлора. Наполеон, правда, не поддержал Джорджа независимо от Пьера, но это же было ему на руку: убивая Сэйлора, наполеоновский адмирал убивал теперь врага Франции. Как он собирался его убивать? Спящего, в спину, отравить – неважно. Но не в честном бою, ибо Вильнев ни в коем случае не смог бы с Джорджем сравниться. В общем, Пьер Шарль де Вильнев был одержим идеей убить Сэйлора.

И вот Сэйлор на его корабле. Джордж стоит в кругу французских матросов, как всегда гордый, холодный и уверенный. Кроме него в кругу матросов адмирал де Вильнев – трусливый, бездарный, тщеславный. Надменным тоном он говорит Сэйлору:

– Знаете, Наполеон – наш Великий Император, наградил вас титулом герцога Нормандии и званиями генерала и адмирала Франции. Вот указ, – и Вильнев протянул капитану «Независимого»

бумагу, подписанную Бонапартом, которую Джордж оставил, на всякий случай, себе, – Поэтому этот флот, в случае моей смерти, ваш. Вы странно везучий человек, Сэйлор. Но сегодня вам не повезет. Однако, прежде чем начать дуэль, я, проявляя уважение и милосердие, хочу вас кое с кем свести, – наверное, читатель заметил, что Вильнев перешел на «вы», тогда как до того он обращался к Сэйлору на «ты».

Закончив говорить, французский адмирал отошел, и на его месте, пробившись через кольцо матросов, появился Генри Сэйлор в мундире капитана. Вильнев отошел в сторону. Отец и сын обнялись, и Генри тихо прошептал:

– Он выстрелит тебе в спину.

Джорджу не надо было повторять дважды. Он, резким движением правой руки, выхватил пистолет и стал разворачиваться в сторону Вильнева. В этот же момент бесчестный противник выстрелил, но, так как Сэйлор уже был повернут к нему боком, пуля попала в Генри. И вот тут впервые хладнокровие Сэйлора уступило отцовскому чувству. На какое-то мгновение он обернулся, чтобы посмотреть, что с сыном, вместо того, чтобы спустить курок. Генри упал к его ногам, прижав руку к левой половине груди, и в этот же момент Джордж почувствовал. Как пуля входит в его правый бок. От резкой боли он выронил пистолет и упал рядом с сыном, прижав рукой рану. Все это произошло в течение нескольких секунд. Левой рукой Сэйлор вытащил второй пистолет, но Вильнев, подошедший к нему, с силой ударил каблуком по запястью руки Джорджа (из-за раны силы оставляли Сэйлора, и он не смог перед этим поднять руку для выстрела). В запястье хрустнули кости. Вильнев опустился перед Сэйлором на колени и, злорадно ухмыляясь, заглядывал ему в глаза.

– Сейчас я убью тебя, Гроза Морей! Твои последние слова? – ехидно спросил французский адмирал.

– Ты – самое низкое существо на Земле! – страшным голосом произнес Сэйлор.

Вильнев снова злорадно усмехнулся, но эта усмешка вдруг превратилась в страшную смертельную гримасу: собрав последние силы, Джордж Сэйлор вынул из ножен стилет, подаренный Мари де Монморанси, и вогнал его по рукоятку в спину склонившегося над ним Вильнева. Кровь брызнула изо рта адмирала, и он тяжело рухнул рядом, слева от Сэйлора. Капитан «Независимого» потерял сознание…

XVI. Cirriclum vitae4444
  (ЛАТ) КРУГ ЖИЗНИ.


[Закрыть]

1808 год, Баренцево море.

Баренцево море… Тот, в честь кого его назвали, искал здесь северо-восточный проход. Этих проходов два: северо-западный и северо-восточный. Первый – вдоль северных берегов Канады на запад; второй – вдоль северных берегов России на восток. Эти проходы начали искать сразу после того, как Америго Веспуччи доказал, что открыт новый континент. Разочаровавшись в отсутствии прямого пути в Индию, европейцы решили, что в обход Америки выйдет все же короче, чем в обход Африки. Вскоре Магеллан и Дрейк доказали, что обходить Америку с юга слишком накладно. Но постепенно было установлено, что и северо-западный и северо-восточный проход существуют, и их поиски превратились в состязание – кто первым пройдет? Баренц вот не прошел. То море, где замерз его корабль, и назвали его именем. Много на севере морей, чьим-то именем названных: Лаптевых, Баффина, Берингово… Ко всем исследователям Арктики применимы слова Чкалова – «болеть севером». Все эти люди действительно им болели. Костями великих – знаменитых и безвестных – исследователей выстланы льды Северного Ледовитого; на дне его обломки их, раздавленных льдами, кораблей. Память же о выдающихся полярных исследователях зачастую никак или почти никак не увековечена. Это, конечно, очень печально. Вернемся к повествованию.

…В это время в Арктике стоял полярный день. Вы представляете себе, что такое полярный день? Солнце светит круглые сутки. То ни разу не видел солнца, лучи которого падают на снег, возможно, скажет, что это хорошо. Но когда эти лучи круглые сутки отражаются от ослепительно белого снега и попадают тебе в глаза, то это не самое приятное и полезное ощущение. И самое главное: оно страшно мешает работать. В Арктике все работают. Ведь отдыхает тот, кто не работает, но для отдыха там так себе условия и не работать там невозможно. Неработающий человек в Арктике становится обузой для всех. Поэтому в этой команде работали все. Благодаря их совместным действиям, этот корабль пробивался на восток.

Этот корабль был хорошо обустроен. Его борта состояли из множества слоев досок, переложенных, через каждые три, железными листами. Снаружи борта также полностью обшили толстым железом. Внутри корпуса стояли распорки. В основном они находились в трюмах. Там их было великое множество. Они представляли из себя толстые деревянные брусья, упирающиеся концами в борта. Чтобы увеличить площадь давления, распорки упирались в специальные железные подошвы. Сами эти брусья были также закованы в железо. Кроме всего этого, на этом корабле появилось еще одно новшество: горизонтальная паровая машина с бортовыми гребными колесами. Для ее установки пришлось переносить несколько орудий с гондека на опердек. В этот поход взяли минимальный боезапас, но максимальный запас продовольствия и угля. Все хорошо рассчитали, и места в трюмах хватило. Кстати, бортовые гребные колеса были полностью закрыты толстыми железными листами, или, вернее сказать, деревянными щитами, обшитыми, и внутри, и снаружи, железом. Паровую машину поставили с учетом того, что простаивание при встречном ветре в Арктике противопоказано. Да и при не самом попутном ветре менять галсы невозможно. Ведь кругом лед…

Этим кораблем, как уже догадался читатель, был фрегат, а теперь уже пароходо-фрегат «Независимый». Сейчас ветер был противным, и он шел под парами. Им все также командовал Джордж Сэйлор. Робер де Брильяр все также ведал парусами. Роберт Борк оставался по-прежнему штурманом. Генри Сэйлор стал командиром команды машинистов. Горацио Нельсон путешествовал с Сэйлором за компанию. Теперь все по порядку.

В тот роковой день, несмотря на подлость адмирала Вильнева, выжили все, кроме него. Выжили почти чудом. Генри Сэйлор был ранен в левое легкое. Пуля сломала несколько ребер, пройдя в полутора сантиметрах от сердца. Джордж Сэйлор был ранен куда-то в область печени и потерял много крови. Врач «Независимого» и личный врач короля разводили руками и говорили, что капитану недолго осталось. Но как-то незаметно для них счастливая звезда Сэйлора вышла из-за туч и своим светом вернула Джорджа к жизни. Его сын же поправлялся приблизительно так же, как и Робер де Брильяр до него, ведь их раны были схожи. Сеньор Мольдерс сразу сделал ему операцию, и Генри пошел на поправку. Кстати, у Сэйлора была сломана в запястье левая рука, но с ней проблем вообще не было. Что же касается Пьера Шарля де Вильнева, то с ним вопросы не возникали: удар у Джорджа поставленный, стилет через спину вошел прямо в сердце. В общем, все закончилось как нельзя лучше (в подобной ситуации так вообще прекрасно).

Джордж Сэйлор, Робер де Брильяр и Горацио Нельсон теперь всегда вместе ужинали в кормовой галерее. Время определялось только по часам. Кстати, совсем забыл сказать, что к этому северному походу Сэйлор закупил массу разной зимней одежды и теплого белья, но сам он одевал все это под свой неизменный мундир и треуголку. По-прежнему он носил сапоги со шпорами, одевая несколько шерстяных носков. Все также он носил перчатки, одевая под них теплые. Но пока было лето, такая форма одежды подходила.

Так вот, один раз Джордж, Робер и Горацио ужинали в кормовой галерее. В это помещение мы не раз вводили читателя. Оно ничуть не изменилось. Сэйлор сидел во главе эллипсовидного стола; Робер – по его правую руку; Горацио – по левую. Ужинали они, не зажигая свеч, ведь ослепительное арктическое солнце великолепно освещало помещение с такой большой площадью остекления. Что они там ели? Конечно же, квашеную капусту, которой Сэйлор взял с собой немерено, ведь цинга в условиях Арктики совсем невыносима и недопустима. Еще Джордж взял сырую картошку, но ее он берег, чтобы в случае чего лечить цингу. Джордж планировал, в случае нехватки продовольствия, зайти в Архангельск, но пока, по его подсчетам, всего хватало. Еще я не сообщил читателю две вещи: во-первых, адмирал Нельсон теперь был на «Независимом» потому, что ушел в отставку; во-вторых, Джорджу Сэйлору был еще пожалован английским королем титул графа Эссекс и звания генерала и адмирала Его Величества. В общем, Джордж был завален званиями и титулами, которые ему теперь вряд ли пригодились бы.

Наконец-то можно перейти к сути вопроса. Во время ужина обычное молчание нарушил Джордж. Он сказал, как ни в чем не бывало:

– Ну что, всем нам в этом году исполняется пятьдесят лет. Большая часть жизни прожита. Пора нам узнать что-то друг о друге. Ведь мы почти ничего не знаем о прошлом каждого из нас в отдельности. Первое слово предоставляется Горацио Нельсону.

Видно было, что сотрапезники застигнуты врасплох этим вопросом. Робер де Брильяр даже поперхнулся. Действительно, ожидать такого вопроса от скрытного и неразговорчивого Сэйлора было глупо.

– Если на то пошло, – начал, однако, Нельсон, – то я расскажу о себе кратко. Я родился в Великобритании, но это вам и так известно. Не будем называть конкретного места – это ни к чему. Мой отец – приходской священник. В нашей семье было четырнадцать детей. Прокормить стольких не очень легко, и меня отдали в двенадцать лет юнгой на корабль моего дяди – героя Семилетней войны. Так я и остался в море. В сражении я потерял руку, после сражения я стал хуже видеть правым глазом. Я страдаю морской болезнью. Мне нравилось быть адмиралом Его Величества, но я имел несчастье, несмотря на то, что я женат, влюбиться в Эмму Гамильтон. В конечном итоге все это мне надоело. Я устал терпеть всевозможные разновидности боли и решил одержать великую победу и погибнуть в ней. И тут меня забрал Джордж Сэйлор. Не подчиниться ему невозможно. Этот вариант устроил меня, ведь умереть или оказаться на «Независимом» почти одно и то же: для мира меня так и так нет. И вот, я здесь, – печально закончил свой короткий рассказ Горацио Нельсон.

Пару минут молчали.

– Твоя очередь, Робер! – сказал Сэйлор.

Первый помощник тяжело вздохнул, прежде чем начать говорить. Читатель ведь не представляет, как выглядит Робер де Брильяр? Мы все наше повествование намеренно об этом умалчивали. Пришло время рассказать о его внешности. Это человек ростом на голову ниже Сэйлора. Он имел почти круглое лицо и достаточно выдающийся нос. У него был маленький подбородок и рот. Волосы, в отличие от Сэйлора, были светлыми, как и брови. Если Джорджу приходилось постоянно бриться, то у де Брильяра борода и усы почти совсем не росли. Несмотря на небольшой рост, он имел крепкое телосложение и сильные руки. Он, как и Сэйлор, мог быть совершенно угрюмым или беззаботно веселым. К пятидесяти годам глубина этих состояний изменилась, но суть осталась. Угрюмость Роберу теперь чаще передавалась от Сэйлора. К своей работе он подходил очень серьезно и стал мастером в управлении парусами. Де Брильяр носил темно-бордовый мундир с черным, но короче, чем у Джорджа, плащом, всегда закрывавшим левое плечо. В его привычки входило стоять, подбоченясь, и щуриться. Головные уборы первый помощник не любил. Читатель уже знает, как он вел себя в бою – с годами его пыл не убавился. Первое время де Брильяр не верил в осуществимость гигантских планов Сэйлора, но постепенно он убедился в том, что место Джорджа ему не занять и согласился на пожизненную должность первого и последнего помощника. И вот теперь он рассказывал свою историю:

– Я родился в Лотарингии в наш общий 1758 год. Я последую примеру адмирала и не стану называть места рождения и имена родителей. Скажу только, что я – потомственный дворянин. Но за какие-то, одному ему известные грехи, мой дед был исключен из дворянского сословия. Мой отец пришел мстить за него – исключили всю семью. У нас забрали родовое имение, и от нашего рода осталась лишь фамилия. Хорошие знакомые отца обустроили нас в соседней области. Так я стал пикардийцем. Мне тогда было пять лет. Меня воспитывали в дворянском духе и в католической вере. От нас тогда все отвернулись, кроме тех, кто нас устроил, и Бога. Вскоре, правда, и Господь забыл про нас. Отца отправили в армию. Именно отправили. Дворянина солдатом. Мне было шестнадцать лет, и для матери (нас у нее было четверо, а я – самый старший; две сестры и брат родились все с разницей в год) было слишком тяжело нас кормить. Я тогда хотел попасть на море и мне это обеспечили – приняли юнгой на маленький шлюп. Там я увлекся морским делом и особенно – парусами. В девятнадцать лет я стал матросом. Наш шлюп в основном возил грузы и вооружался, по-моему, десятью пушками. Естественно, все это, в том числе его скорость. Не помогли нам, когда нас атаковал британский корвет. Из всего экипажа выжило одиннадцать человек. Англичане подняли нас на борт и привезли в Глазго. Там я как-то странно затерялся в толпе, когда нас конвоировали по городу. Мне был двадцать один год, и я решил немедленно достать денег. Меня не смущала форма французского матроса, и я просто попытался ограбить человека, который с того дня и по сей является моим капитаном, и я перед ним в неоплатном долгу. Родственников я больше не видел, но они, наверное, слышали что-то обо мне. Родителей, я думаю, уже нет в живых… Вот и вся моя печальная история! – де Брильяр закончил и провел рукой по лицу, будто стряхивая плохие воспоминания.

Снова несколько минут не говорили ни слова. Хозяином разговора был Сэйлор, и он давал каждому как бы время осмыслить все услышанное. Потом, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди, начал говорить:

– Я не буду называть, подобно вам, населенный пункт, где я родился. Я не буду называть своего настоящего имени – оно вам ничего не скажет, – Сэйлор видел, как Горацио и Робер с интересом смотрят на него и разочаровываются, слыша, что имени они не узнают, – Скажу только, что я родился на Урале. Мой отец – некий граф. Соответственно и я – дворянин. Я был один в семье. Мой отец вложился в завод на Урале. Тогда пошла на это мода – содержать заводы. Сначала все было нормально. Государство поддерживало владельцев предприятий. Но в один прекрасный момент рабочие разгромили весь завод и сами ушли. Отец (ладно хоть нас не тронули) посчитал это величайшим позором и приказал забыть, что мы – дворяне. Он сменил фамилию и устроился матросом на какой-то корабль в Питере. Меня воспитывала мать и бабушка. Однажды отец привез мне самоучитель английского, который он нашел у убитого турка. Интересно, правда? Это было в Чесменском сражении. Я выучил английский. Взялся за французский, но меня тянуло на море. Я попал на фрегат зарождавшегося Черноморского флота. Вскоре туда перевелся отец. В одном сражении с турками я встретил среди врагов трех англичан. Я был стрелком на марс-площадке. Я хорошо стрелял, и я убил всех трех. Но, благодаря одному из них, чуть не погиб мой отец. И тогда я все понял. Мы поговорили с капитаном фрегата. Мне дали денег и с трудом отпустили. Я мстил за Россию Англии, потом Франции. Я всегда действовал в интересах Родины. Но сейчас нет ни одного документа, подтверждающего мое существование. То есть имеются документы о том, что родился такой-то такой-то, но нет ни одного письменного свидетельства, что этот такой-то и взял себе имя Джордж Сэйлор. То есть меня как бы нет, но у меня есть наследственный титул графа в России; герцога Нормандии – во Франции; графа Эссекс – в Великобритании. А также звания генерал-адмирала в последних двух странах. Да, забыл сказать: меня воспитывали в православной вере, и я даже верил в Бога. Но в тот злополучный день, из расчета всего орудия остался в живых лишь мой отец. Казалось бы, что после этого я должен был поверить еще глубже. Но в тот момент я убедился, что Бога нет. Говорят, что Бог с теми, у кого правда. Тогда правда была у нас: Турция нападала, мы – защищались. Из расчета орудия выжил только мой отец. Почему Бог не помог остальным? Почему Всевышний допускает, чтобы люди убивали друг друга? Почему мусульмане верят в Аллаха, буддисты поклоняются Будде, а христиан – Иисусу? Да еще и среди христиан столько течений. Самое

интересное, что все утверждают, что именно их вера – правильная. Они еще и воюют за эту веру. Гибнут за пустоту. Обращаются за помощью к ничему. Они постоянно говорят: «О Господи!», «Бог ты мой!» и так далее, хотя сказано: «Не упоминай имя Бога напрасно!». В общем, единственное, что я из всего этого понял это то, что религия – абсурд. Когда мне покажут Бога и объяснят, как он помогает, то я буду волосы на голове драть и все оставшиеся дни молиться. А пока я говорю – верить надо, но только в себя. Я тому пример. Но это было отступление… – тут Сэйлор сделал резкий и неожиданный переход, – И вот я сижу здесь, с вами. Таков круг моей жизни.

Нельзя сказать, что де Брильяр и Нельсон были потрясены рассказом Сэйлора, но удивлены они были. Особенно Нельсон, знавший Джорджа всего три года. Основным итого рассказа Сэйлора стал выход на религиозную тему, по которой они и спорили в течение еще двух часов. Этот спор мы приводить не будем.

Итак, ни Джордж, ни де Брильяр не видели больше своих родственников (не считая детей и внука) и ничего о них не знали. Странно, не правда ли? Им было ближе море. И теперь Сэйлор горел желанием пройти северо-восточным проходом. И они шли сквозь льды, охотясь на белых медведей и занимаясь рыболовством. Паровую машину Джордж сконструировал сам. Ее собрали в Англии, но ее выгодные отличия от, например, паровой машины Уатта, никому, кроме капитана, известны не были. Так же, как и секрет его гаубиц. Все, что было связано с «Независимым», было недоступно для внешнего мира.

Сын его пошел по стопам отца и отделился от семьи, уйдя на «Независимый». Душой и телом он был предан отцу, как и вся его команда. В наборе членов экипажа Сэйлор ни разу не ошибся. Наступила зима, и каждый день три сотни человек уходили вперед, долбить лед, пробивая фрегату путь на восток, беззаветно преданные своему капитану, плащ которого развевался на ветру впереди, во мраке бури и полярной ночи…