Текст книги "Вторая земля. Проект третьего тысячелетия"

Именно эта тщательность и позволила Королёву и его сподвижникам достичь таких успехов в сравнительно короткие сроки.

И всё-таки непонятно: ведь не было ни в стране, ни в мире специалистов. Приходилось решать небывалой сложности проблемы. Это были задачки типа «пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что». Должно быть, это цари-батюшки так натренировали Иванов, предков наших конструкторов, что им стала посильна любая задача.

Мой соученик по МАИ, который работал на королёвской фирме, как-то рассказывал: присылают с завода им. Лавочкина аванпроект космического аппарата. Книжечка толщиной 2 сантиметра из фотоплакатов, совершенно фантастических, и суммарные расчёты – вот и всё. Мы пишем заключения, что не проработано, недостаточно аргументировано. Но ведь потом были ими же разработаны аппараты, которые в немыслимой дали отлично сработали и выполнили всё как надо. Каким же чудом можно это объяснить? Как бывшие самолётчики, соратники Лавочкина, люди уже в возрасте смогли совершить это чудо?

Ну, во-первых, Королёв не зря направил к ним Бабакина. Королёв вообще сумел воспитать плеяду мощных конструкторов и дал им по «наделу», каждому своё дело. И наследство дал, не с пустыми руками пустил. Бабакин принёс с собой на завод Лавочкина достаточно проработанные ещё на королёвской фирме проекты. Но здесь важно и другое. Он пришёл не куда попало, а на фирму с высокой проектной культурой. Да, до войны будущий завод Лавочкина был мебельной фабрикой. Но тоже не простой, а созданной специально для реализации гигантской идеи Великого Вождя – Дворца Советов. В Химках должны были создавать мебель, достойную главного символа коммунистической идеи. Как известно, Дворец трансформировался в конце концов в яму – бассейн, что вообще-то символично.

А фабрику отдали Лавочкину под выпуск самолётов для войны. Может быть, не будь это мебельной фабрикой, и не пришла бы Лавочкину в голову еретическая идея делать крылья современного боевого самолёта из фанеры. Но получился отличный боевой самолёт. Вот эта мебельно-авиационная культура, то, что они буквально «вылизывали» конструкцию, и сыграла решающую роль в том, что бывшие мебельщики блестяще справились с совершенно новыми разработками.

Впрочем, и королёвское КБ было создано на базе пушечной фирмы Грабина. Это не помешало создавать невиданную технику. Ум человеческий универсален. Если что и мешало работать, так это глупое и невежественное начальство. Вот когда начинались погонялки, когда нужно было сдать к сроку и празднику, тогда и происходили срывы, аварии и трагедии.

Можно привести в пример гибель маршала М. И. Неделина и ещё 58 человек на испытаниях янгелевской ракеты «Р-16». Обязательно, что ли, было маршалу сидеть на стуле вблизи заправляемой ракеты? Для того и сидел, чтобы быстрее работали: успеть надо было к сроку. Но в гости к богу не бывает опозданий. Ну и, конечно, расслабились, забыли, с чем имеют дело – при Королёве этого, скорее всего, не произошло бы.

Или гибель космонавта Комарова. Новый аппарат, предыдущие пуски неудачны. Поменяли парашют, а он в отсек не лез – так его туда киянкой загоняли. Комаров знал, что погибнет, попрощался. Стоило так спешить с пуском?

А феноменальный провал с нашими четырьмя аппаратами, запущенными к Марсу в 1973 году?

Об этом стоит подробнее. Эту историю рассказывал школьникам во Дворце на Воробьёвых горах сотрудник того же завода им. Лавочкина и автор книги «Курс на Марс» Ю. Марков.

Четыре аппарата посылали именно для надёжности. Программы были частично дублированы. Успех должен был быть гарантированным. Всё произошло, как в той сказочке, буквально «из-за гвоздя». Помните: «Гвоздь выпал – подкова потерялась – лошадь захромала – командир убит – армия разбита» – что-то в этом роде. «Лучшее – враг хорошего». Вот и там уже всё подготовили, разработали проект. И тут поставщик транзисторов сообщает, что они доработали технологию и в результате их транзисторы стали более экономичными. Решили поставить новые, всё собрали, отладили, провели испытания – к полёту готовы. От разработчиков транзисторов опять новость: они провели ресурсные испытания, и оказалось, что введённое изменение повлияло на ресурс, а именно его уменьшило, так что возвращайтесь к старым комплектующим, а уже нельзя. Заменить транзисторы во всех системах хлопотно, но можно. Но по неумолимому регламенту космических программ после каждой переделки конструкции нужно заново проводить весь комплекс предполётных испытаний и проверок, в том числе те же ресурсные испытания, которые наконец-то провели с транзисторами, только теперь со всем космическим аппаратом. А на всё это времени уже нет.

Сначала, как заведено, бросились искать виноватых. А кто виноват? То ли транзисторщики, что не сказали тогда, что новые изделия ещё не полностью испытаны? А они говорили, что экономичность повысилась, и это было чистой правдой. А ресурсные испытания длительные – как только закончились, они опять же тут же сообщили. То есть формально они не виноваты. То ли конструктора электроники, которые об этом не спросили, а сразу же заменили комплектующие? Они, конечно, нарушили главное правило разработчиков – соблюдать осторожность. Любое изменение в конструкции всегда нужно принимать очень осторожно, потому что оно может вызвать лавину необходимых переделок.

Получалось, программа грохнулась, а виноватых как бы нет. Там у больших космических начальников чуть до драки не дошло. Ситуация цугцванговая, кругом проигрышная. Отложить пуск нельзя, «окно» короткое и срок жёсткий. Перенести до следующего «окна» – это около двух лет, будет время «экономичные» транзисторы заменить и все испытания не по одному разу провести – но тогда аппарат морально устареет. И, главное, сейчас средства выделены, а через два года – один бог знает, дадут ли деньги на пуск. Пускать так – тогда наверняка транзисторы выйдут из строя и программа не будет выполнена. Решили понадеяться на авось и поступить по последнему варианту. Представляете, каково это – пускать в такую даль обречённые аппараты? Это при том, что «случайных» причин для отказов – выше крыши, а тут, можно сказать, гарантированная причина. Чуда не случилось. Чудеса в технике случаются редко. А если и бывают, то потому, что их подготовили «чудесные» специалисты. Все четыре аппарата-близнеца по дороге к красной планете отказали. Только один выполнил часть программы. Если вспомнить, что два аппарата «Фобос» тоже не сработали, а последняя попытка запуска к Марсу в 1996 году также не удалась из-за досадной ошибки, невезение с Марсом представляется фатальным. Почему-то кажется, что при Королёве казус с транзисторами мог и не состояться. Сергей Павлович умел вылавливать будущие ошибки.

На Венеру придётся забрасывать начальный ресурс, а всё остальное делать уже на месте. Главным ресурсом для внеземного поселения будет ресурс интеллектуальный. Но не просто «разум», «эрудиция», «информация», «знания». Всё это бесполезно, пока нет процедуры или технологии использования всего этого в венерианских условиях. Вот эти технологии и придётся заранее создавать на Земле, а на Венере только приспосабливать к местной специфике.

Пределы усложнения

Техническая цивилизация приучила нас к мысли, что технические системы должны усложняться, чем дальше, тем больше. В самом деле, достаточно сравнить автомобили 1920-х годов и современные, в которых уже даже встроенные компьютеры вступают в устный диалог с хозяином. А ведь автомобиль – предмет вроде бы утилитарный и уж, безусловно, массовый. Чего же ожидать от космических систем? И мы в самом деле видим, как они становятся всё сложнее. И видим, сколько нужно учиться не чуждым технике специалистам, чтобы суметь ими управлять.

Для нашего случая такое положение является неприемлемым. Ведь мы создаём не просто космическую систему, а дом, место для жизни и работы людей. Просто дом этот находится на другой планете, и всё. Представьте, что вы живёте в доме, где то и дело приходится обращаться к специалистам, чтобы решить элементарные бытовые проблемы. Собственно, представить это очень просто. Большинство из нас так и живут и вынуждены обращаться для решения бытовых проблем то к электрику, то к сантехнику, то к ремонтникам, то к лифтёрам. Это не всегда приятно, но вполне привычно. И хорошо, если не очень часто. Но это пока мы живём в простой и отлаженной системе, какой является жилой дом. А для жизни в сложной технической системе потребуются незаурядная техническая эрудиция каждого её обитателя либо специальный персонал, который только и будет занят наблюдением за техническим состоянием многочисленных приборов и агрегатов.

Теперь появляются «интеллектуальные дома». Там вообще ужё всё здорово, дом уже умнее иного хозяна. Но это пока интеллект не подвёл. В этом случае уже бесполезно обращаться к сантехнику или электрику. Здесь нужны системотехники с соответствующей квалификацией. А это дорого стоит.

Это понятно: система со сложными функциями должна быть сложно и устроена. Там будет множество контролирующих и управляющих приборов. Мощный компьютерный мозг, который будет непрерывно следить за множеством разных параметров, отмечать отклонения их от нормы, принимать меры к исправлению ситуации или информировать персонал в случае угрожающего положения.

Компьютер – вещь надёжная, но вся система вместе может оказаться ненадёжной. Тем более система с большим сроком работы. Мы избалованы системами управления, контроля, слежения. И мы не зря им доверяем. Но у них есть недостаток, проистекающий из их достоинств. Прежде всего из их надёжности. Они настолько надёжны, что мы забываем о необходимости за ними наблюдать. Они нас баюкают и усыпляют. Чернобыли бывают нечасто, но всё же бывают.

Вспомним хотя бы, что Чернобыльская катастрофа, по утверждению специалистов, никоим образом произойти не могла. Но ведь произошла.

А вот ветряная мельница работает и работает, пока не развалится. И крылья никогда не забывают развернуть её по ветру без всякой автоматики.

Но ещё раньше появился другой автомат. Обычный якорь, придуманный ещё древними мореплавателями, работает «автоматически». Ведь за его работой на дне никто не следит. Он сам «знает», как ему лечь на грунт и как держать. Вот к этой надёжной простоте и следует стремиться.

А автоматику поставить для контроля экстраординарных обстоятельств. Тогда автоматика будет работать не на управление, а лишь на отслеживание. То есть она, её собственные сбои не смогут стать причиной аварии.

Есть и современные системы, работающие просто и надёжно. Например, силовые гироскопы – гиродины. Вот что рассказал о них руководитель разработок, академик Н. Н. Шереметьевский: «Ориентацию аппарата нужно держать очень точно, с секундной точностью. Это и осуществляется с помощью силового гироскопа. Не будь его, нужно расходовать какое-то “рабочее тепло”, то есть включать и выключать микродвигатели. Естественно, долго вы этого делать не сможете. Гиродины постоянно “возвращают” космический аппарат в заданное положение. На “Мире” наши гиродины – 12 штук – крутились 15 лет».

Это хорошая надёжность работы. Здесь не нужно ничего отслеживать. Требуется лишь, чтобы гиродины крутились.

Вообще существует взгляд, согласно которому техника будущего начнёт приближаться к живым организмам, перенимая у них способность воспринимать изменения в окружающей среде и адекватно на них реагировать. Этим занимаются, в частности, в Институте фундаментальных технических проблем Польской АН. Саморегулируемые конструкции изменяют в зависимости от скорости полёта конфигурацию крыла, его стреловидность. Саморегулируемыми являются окна, меняющие светопропускание в соответствии с освещённостью на улице. Или жилые строения, которые реагируют на подземные толчки, повышая степень своей сейсмостойкости.

Активная система.

В качестве примера активной системы можно рассмотреть аппарат-геолог, использующий для всплытия баллон с водой. Аппарат опускается в атмосфере. Причём он может быть оборудован системой ориентации, крыльями и рулями. Тогда он при спуске может планировать и садиться в заданной зоне, удалённой от точки старта. Опустившись на поверхность, аппарат нагребает в контейнеры породу. Вода под воздействием высокой температуры атмосферы испаряется, и пар заполняет оболочку. Аппарат всплывает, и в верхних слоях атмосферы его отлавливает дирижабль-буксировщик. Контейнер с породой заменяется пустым. Тем временем пар конденсируется, охладившись в холодной атмосфере, и рабочий цикл повторяется вновь.

Всё, конечно, не так просто. Например, эластичность оболочки должна быть такова, чтобы её растяжение по мере подъёма и снижения наружного давления позволяло водяному пару расширяться. При этом эластомерные материалы для температур на поверхности Венеры пока представить трудно. Возможно, это будет металлическая сильфонная оболочка, что само по себе тоже проблематично. Впрочем, мы пока не решаем проблем, а только их формулируем. Время для их решения если придёт, то значительно позже.

4.3. Моделирование условий жизни в венерианской колонии

4.3.1. Аналоги

Эксперты и изобретатели прежде всего начинают искать аналоги и прототипы, близкие или не очень. Их можно найти для всего, ведь люди столько всего наизобретали.

Чаще всего начинают с математических моделей. В самом деле, можно учесть массу параметров и с помощью ЭВМ очень быстро обсчитать разные варианты.

Полностью адекватную модель колонизации Венеры можно будет построить, лишь… поселившись на Венере. Все остальные будут представлять некоторое приближение. Впрочем, так всегда и делается в технике, и получается неплохо. Каждая из моделей будет отвечать отдельным сторонам реальности, но все вместе они позволят составить довольно объективную картину. Впрочем, объективность её и будет проверена на месте.

А для того чтобы представить, как будет функционировать реальная обитаемая система в фантастических условиях чужой планеты, нужно рассмотреть самые разные реальные системы на Земле и попытаться почерпнуть там то, что может пригодиться при разработке венерианской инфраструктуры.

Казалось бы, орбитальные станции будут лучшим и самым близким аналогом для перелёта к планете и работы на орбите. Там всё будет приблизительно так же, как на околоземной орбите. Но, естественно, КК и орбитальная станция должны быть совсем других размеров, чем те, которые мы уже знаем, прежде всего потому, что для длительного перелёта и постоянной работы на околовенерианской орбите необходимо обеспечить гораздо более высокий уровень комфорта для жизни и лучшие условия для работы. Как мы уже замечали, эти конструкции не являются специфически венерианскими. Где бы ни пришлось работать в Солнечной системе, требования к ним будут принципиально одни и те же. Особая надёжность, защита от космических излучений, повышенный комфорт, высокая автономность и большие объёмы. Для объёмов помещений определяющими будут уже не физиологические, а психологические требования. Некоторые другие нормативы также будут отличаться от разрабатываемых для орбитальных станций. Скажем, защита от излучений должна быть иного уровня, нежели в пределах магнитного поля Земли. Автономность должна быть гораздо большей, имея в виду, что никоим образом раньше, чем за несколько месяцев, на Землю ничего, кроме информации, не вернуть.

Собственно, и для планетных станций орбитальные станции также будут ближайшим аналогом. В том случае, если на них будет решена проблема невесомости. Они тоже находятся во враждебной среде, куда без изолирующего костюма не выйдешь. Разве что это будет не космический скафандр, а костюм вроде водолазного. В остальном не очень существенно, что они плавают в атмосфере. Для них уже больше подходят земные аналоги.

Для них самым близким аналогом окажутся дирижабли, которые чуть не стали властелинами неба. Но дирижабли всё же находились в небе ограниченное время. Они предназначены были не для жизни в небе, а для перемещения из точки в точку Земли. Возможно, пришло бы время и для длительных полётов, но тогда время дирижаблей миновало.

На Венере они должны будут плавать в небе «вечно». В некотором смысле это хорошо, потому что земным дирижаблям привольнее всего было именно в небе. А на земле у них начинались проблемы с защитой от ветра, отсутствием огромных ангаров, всякими опасными для их огромных тел препятствиями.

Возникнут проблемы с созданием «вечных» материалов для фантастически агрессивной атмосферы. Профилактику придётся производить на ходу. В аварийном случае спрятаться некуда. «Вверх не подняться, вниз не спуститься». Придётся делать конструкцию сверхнадёжной, а оболочку – самозалечивающей повреждения и износ.

Космические станции мало что получают из окружающей среды – солнечное излучение, которое и обеспечит потребности в энергии. А что будет получать из окружающей среды атмосферная станция? Ту же солнечную энергию, но в гораздо меньшем количестве. И всё? Посмотрим, что получают дирижабли из атмосферы Земли. Вроде бы ничего. На самом деле очень много. Просто мы считаем такое благо, как воздух, ничего не стоящим и само собой разумеющимся. Цену ему узнают только те, кто без него остался: водолазы, засыпанные в шахте шахтёры да подводники, чья ПЛ потерпела аварию. Люди в гондоле дирижабля дышат воздухом. И двигатель его тоже «дышит» воздухом.

Но у нас другой случай. Воздуха вокруг нет. Роль атмосферы сводится лишь к поддержанию аппаратов. Воздух придётся брать с собой и потом регенерировать обычным земным методом, с помощью зелёных растений. Скорее всего, с помощью водорослей. Но ведь в атмосфере Венеры имеются все компоненты земной атмосферы, только в иных пропорциях. Значит, можно будет изымать их оттуда. Есть там и вовсе неприятные компоненты вроде серной, соляной и плавиковой кислоты. Их тоже можно будет изымать, используя как сырьё для «местной промышленности». Кстати, при этом исподволь будет решаться задача приближения состава атмосферы к потребному для земной жизни.

Правда, сильно исподволь. Очень уж наши возможности скромны по сравнению с мощью природы. Скажем, в атмосфере Венеры много серной кислоты и соляной кислоты. Но что значит «много»? Всего-то тысячные доли процента, но по общей массе, оказывается, соляной кислоты хватит на озеро размером с Балхаш, а серной и того больше. Вот и попробуй её всю из атмосферы удалить. Нет, такие процессы под силу лишь микроорганизмам при их чудовищной скорости размножения и соответствующей прожорливости.

На подводную лодку наш венерианский дирижабль тоже похож. Он тоже «плавает» в толще атмосферного океана. Он так же полностью изолирует внутренний объём от внешней среды. Ему так же ни в коем случае нельзя опускаться на дно – там гибель. Правда, лодка может подняться на поверхность… если там нет противолодочных кораблей противника.

И ещё одно сближает два этих плавающих устройства. Мы плохо знаем атмосферу Венеры. Но лет сто назад, когда боевые подводные лодки уже существовали, люди знали глубины океана не лучше, чем Венеру сейчас.

Лодка ничего не потребляет из окружающей среды. Разве что воду через опреснители и для охлаждения. Но это оружие, а у оружия экономия ресурсов не является основной задачей. Его задача – предотвратить нападение, в результате которого потеряется много ресурсов всякого рода. В сравнении с этими потерями затраты на поддержание боевой мощи окажутся мизерными. Военные дирижабли начала века тоже были оружием и тогда тоже не стеснялись в средствах. Нам придётся экономить, не допускать, скажем, потерь гелия на поддержание высоты. Возможно, придётся гелий добывать из атмосферы. Возможно, что ёмкости плавучести будут всё же заполняться водородом, ведь он в атмосфере CO2 не взрывоопасен.

Дирижабль выгодно отличается от ПЛ тем, что нет необходимости особенно уменьшать его размеры. Ему не так нужна обтекаемость. Хотя на Венере это немаловажно. Не нужна огромная сопротивляемость давлению. Тогда его объёмы позволят обеспечить комфорт, сильно отличающий его от ПЛ.

Но дирижабль похож и на подводный дом, только подвижный. С него люди тоже уходят работать в окружающую среду, тоже в защитном снаряжении с дыхательными аппаратами. Точно так же не могут опуститься на дно или подняться на поверхность (в данном случае поверхностью считалась бы орбита). Обитатель подводного дома может срочно подняться на поверхность, но погибнет из-за баротравмы лёгких или газовой эмболии. В этом случае барокамера спасёт ему жизнь. Но и с дирижабля можно стартовать на орбиту в небольшой, но мощной ракете.

В некотором смысле аналогом нашего плавучего острова является и арктическая или высокогорная метеостанция. Там ведь тоже без снаряжения (пуховой куртки и защитных очков) на волю не выйдешь. Тем более антарктическая станция. Условия жизни на них близки к предельно возможным условиям для существования человека, но только в специальном снаряжении.

Научник из Института земного магнетизма Юрий Буров, зимовавший в середине 1960-х в Антарктиде, рассказывал такую историю. Они только прибыли на смену, проходят медицинскую комиссию. Отзимовавшие с нетерпением ждут отбытия на Большую землю. Вдруг один из них, механик дизельной электростанции, выражает желание остаться на второй срок. Такого не бывало. Но механик, тем более с опытом зимовки, – это клад. Комиссия проверяет его особенно придирчиво. Да нет, всё в норме, даже в исключительной норме: сердце, сосуды, внутренние органы. Нервная система в полном порядке. Таких как раз берут в космонавты. Оставили. Он не был особенно заметен. Одной привычкой выделялся. Мороз –70 по Цельсию с ветерком. Он в маечке выходит на мороз, закинув голову к звёздному небу, выпивает флакон «Тройного», остатки выливает на голову и плечи, разотрёт, крякнет и опять на свой дизель – спать. Дизель трясётся, маслом воняет, ревёт, а он спит в тепле. Когда срок наш кончился и прибыла новая смена, он заявился на третий срок. Комиссия на этот раз землю рыла. Нет, все вазомоторы, все реакции в норме. Результаты тестов прекрасные. К зимовке годен. Но отказали – с формулировкой: «Слишком нормален».

4.3.2. Опыт жизни в космосе на космических станциях

Мы не будем подробно вспоминать историю пилотируемой космонавтики, начатую полётом Гагарина, – она хорошо известна. Отметим лишь те моменты, которые существенны для разработки космических станций будущего.

Развитие космонавтики шло динамично, но с сохранением преемственности. Увеличивались продолжительность полётов и экипажи. Возрастал комфорт на космических кораблях. Теперь мы точно знаем пределы возможностей. Так сказать, снизу. Мы точно знаем, ниже какого уровня комфорта опускаться нельзя. Тем более если круг обитателей космических станции сильно расширится. Первыми космонавтами стали боевые лётчики – именно потому, что они были наиболее подготовлены к ожидаемым трудностям и неудобствам полёта. С большим трудом, преодолевая сопротивление начальства, у нас в космос пробились разработчики космической техники, начиная с Феоктистова, и медики. В дальнейшем в космосе потребуется широчайший набор профессий, и профессиональный уровень будет главным критерием отбора. Значит, неминуемо придётся снизить уровень физиологических и психологических ограничений. Это неизбежно и потому, что человечество стремительно теряет «здоровье». То, что раньше давалось от природы, теперь требует постоянной поддержки и заботы.

Вообще-то мы не очень хорошо знаем, что требуется человеку для нормальной человеческой жизни. Что люди могут многое выдержать, известно хотя бы по опыту концлагерей в стране и за её пределами. Но лагерь в космосе вряд ли уместен. И нельзя вечно посылать в космос только военных лётчиков, разведчиков и самураев. Полёт космонавтов Бориса Волынова и Виталия Жёлобова пришлось прекратить досрочно из-за психологической несовместимости. Это какой же силы должна быть несовместимость, чтобы прервать из-за неё полёт? Ладно, в аппарате тесно, а тут то и дело перед носом летает «этот козёл». Но в американской «Биосфере-2» более чем на гектаре 8 человек не смогли прожить 2 года дружно. А вроде есть куда уйти.

Впрочем, мы с этим часто встречаемся на Земле, где есть много возможностей «уйти». И, тем не менее, статистика разводов отражает картину гибели семейных кораблей из-за психологической несовместимости. Хотя случаев несовместимости ещё больше, чем разводов.

Как мы уже говорили, уровень ресурсного обеспечения работ в космосе времён начала пилотируемой космонавтики неприемлем не только при освоении планет, но и на орбитальных станциях. Современные орбитальные станции частично перешли на второй уровень. Попытки обеспечить производство пищи на борту до сих пор носят экспериментальный характер и практического эффекта не дают. Пока удалось получить лишь небольшие опытные партии с/х продуктов космического производства. Выяснилось, что перепела, например, в космосе выводятся, но жить в невесомости не могут. Взрослые жить могут с помощью специальных ухищрений, но не несутся. Но это – в невесомости. Не исключено, что на планетной станции урожаи всё же удастся получать, а перепела и другие животные будут жить вполне полноценной жизнью.

Что касается технологических работ в космосе, всё оборудование и материалы для них приходится тоже везти с Земли. То есть это пока не производство, а научные эксперименты. Хотя некоторые тонкие технологические процессы уже становится выгодно проводить в космосе. И всё же большинство работ в космосе носят чисто затратный характер. А за перспективы, даже блестящие, мало кто согласен платить.

В целом же в космосе сделано уже очень многое. Если бы этих полётов не было, сейчас вообще не о чём было бы говорить.

Кстати, можно сказать, что последний этап работы станции «Мир», когда выполнять программу на ней стало практически невозможно, может быть, и был самым ценным за всю её историю. Ведь приобретался опыт, которого ни в каких наземных экспериментах не приобретёшь, – опыт ликвидации аварийных ситуаций. Это было связано с повышенной опасностью. Но жизнь вообще связана с повышенной опасностью… смерти.

4.3.3. Моделирование космических условий на Земле

Прежде чем что-то делалось в космосе, все процессы и системы моделировались на Земле. У нас в стране этим занимался Институт авиационной медицины. Под наблюдением специалистов этого института готовились к полётам и летали первые космонавты. Когда-то, во времена первых полётов, военный врач из этого института Тер-Арутюнов у нас дома говорил, что им – врачам – из первых космонавтов больше всех понравился Валерий Быковский. Он всё делал в космосе правильно, как учили, и дал им очень много информации для понимания того, что происходит с человеком в космосе. Меня удивляло, что Арутюныч, так его называли друзья, свободно говорит на темы вроде бы секретные. Возможно, потому, что он уже отсидел своё и больше не хотел бояться.

Затем эти работы перешли ко вновь созданному Институту медико-биологических проблем. Всё, что касалось полётов в космос любых живых существ, от микробов до космонавтов, было в ведении этого института. Вот там и проводилось длительное наземное моделирование условий космического полёта. Для этого создавались аналоги будущих кораблей и станций, где добровольцы-испытатели должны были на себе попробовать, каково будет в космосе настоящим космонавтам. Там же испытывались всякие системы и методы – от скафандров до тренажёров и от пищевых туб до «сельхозугодий». В этом мы далеко опередили американцев, которые длительных полётов не моделировали. У нас действовал мощный импульс, данный космонавтике Королёвым. Продолжалась запущенная им программа космических исследований. Подобные аналоги космических обитаемых комплексов кроме ИМБП существовали тогда в Ленинграде и в Сибири. Благо для этих экспериментов не требуется ни ракет, ни космических кораблей.

В экспериментальной проверке необходимо подойти как можно ближе к реальности. Хотя такая близость всегда окажется относительной. В земных экспериментах удаётся проверять лишь отдельные стороны и аспекты реального.

Физиологи и биологи выясняли, каковы нормы потребления человеком необходимых для жизни энергии и веществ. Во время сна человек расходует 66 ккал/ч. За 8 часов – 520 ккал. За год мы выдыхаем тонну CO2. Съедаем 432 кг пищи. Выпиваем 771 кг воды и вдыхаем 558 кг кислорода и азота. Все необходимые вещества нужно либо регенерировать, либо синтезировать, либо получать из окружающей среды. Вот из этих норм и следует исходить, проектируя космический корабль или станцию.

В журнале «Юный техник» № 4 за 1996 год приведено описание земного аналога марсианского корабля, который был создан в 1969 году по проекту Королёва. В нём в ИМБП проводились эксперименты «Экопси».

Внутри просторно (так в тексте, но это не значит, что так на самом деле – это относительное понятие – «просторно»). В кают-компании круглый стол, вокруг шесть кресел, хотя астронавтов должно быть трое. (Похоже выглядят «курительные» салоны на маленьких судёнышках каботажного плавания). Каюты на одного человека. Санузел совмещённый. В рабочей зоне пульт управления, исследовательские приборы, оранжерея.

Разновозрастный экипаж: немолодой лётчик и два студента МАИ перенесли много «издевательств» экспериментаторов. Но вроде всё выдержали. Казалось бы, проект этого корабля для полёта на Марс – ближайший аналог нашей задачи. В самом деле, какая разница, Венера или Марс? Разница определяется не различием небесных тел, а спецификой задач. Там была задача прилететь, исследовать и улететь. А мы создаём комплекс для освоения планеты. Поэтому для нас возможным представляется взять марсианский аппарат за образец только по части существенных параметров.

Марсианский проект в Красноярске описал в статье в «Комсомольской правде» в 1992 году В. Нелюбин.

Первый «БИОС» был построен с благословения Королёва. Идея красноярских биологов состояла в том, чтобы полностью исключить снабжение не только водой, но и воздухом извне. Снаружи в «БИОС» подавалась по кабелю лишь электроэнергия. В космосе кабель должны были заменить солнечные батареи. В «коконе» объемом 12 м³ помещался один человек, водо– и газообмен которого в течение нескольких дней должен был обеспечиваться всего лишь 18–20 литрами водорослей.

В начале семидесятых были начаты эксперименты в «БИОС-3». Там уже жили команды по три испытателя, каждый в крохотном купе на манер железнодорожных. Были там кухня, туалет, душ, пульт управления и небольшая мастерская. Один их испытателей, Николай Бугреев, провёл в нём в общей сложности 13 месяцев. К сожалению, работы прекратились ввиду отсутствия финансирования.