Текст книги "Майнеры"

Миловидная девушка в зеленом переднике за стойкой взглянула на него и нахмурилась, но он даже не отреагировал. Вероятно, его внешний вид вызывал вопросы.

– Кофе, капучино есть?

– Конечно, что-нибудь еще? Десерт?

– Двойной сахар. Даже четверной, если можно.

– Нет проблем. Четверной. Это все?

– Да.

Он расплатился, получил свой кофе и пристроился возле окна. Вечером заведение было забито молодежью, клерками различного уровня, бизнесменами – все выглядели прилично, но каким-то внутренним чутьем ему казалось, будто что-то не так. Кто-то смотрел на него. Не та девушка за стойкой, он незаметно наблюдал за ней, потому что она была хорошенькой. Или воспаленный мозг требовал отдыха таким образом…

Рядом галдели трое студентов, он сразу узнал в них студентов – молодые, импульсивные, безапелляционные – энергия так и брызжет, слова не успевают оформиться в голове, как тут же оказываются на языке.

– Айда в Питер на футбол, есть возможность взять билеты, меньше недели осталось! – сказал парень с длинными ухоженными волосами, стоящий к нему спиной.

– Питер? Да ну, какого? – воспротивился второй, тощий, в золотых очках, видно ботан.

– Четвертого.

– Я бы поехал, а что? – ответил третий, русый, с приятной улыбкой. – Все равно делать нечего. А кто играет?

– Наши с Арменией. Выход в Евро.

– А шансы есть? – не унимался ботан.

– Если выиграют, выходят, – ответил длинноволосый.

– Да это вам делать нечего, у меня полно всего.

– Полно всего? И чего у тебя полно? Клянчишь вечно…

Ботан нахмурился.

– Скоро разбогатею, придурки.

Двое его друзей загоготали.

– Ты уже автомастерскую открыл, до сих пор рассчитаться не можешь!

Видя, что ботан изменился в лице, один из парней похлопал его по плечу.

– Да не обижайся, все мы лажаем. Не всё сразу, чувак. Сейчас лучше шмот идет брендовый, вот чем надо заниматься, если в «Газпроме» дяди нет.

Очкарик хотел что-то сказать, но промолчал. Потом залез в свою папку, выудил оттуда лист бумаги.

– Гляньте вот сюда, только посмотрите одним глазом. Если вы не тупые бараны, то сообразите, что к чему. И хрен поедете куда-то четвертого июня.

Двое пристроились возле ботана и вперили свои взгляды в лист.

Терентьев рассматривал их не стесняясь, они не обращали на него никакого внимания.

– Слышь, Гена, а где ты это взял? Откуда у тебя это? – спросил длинноволосый, запустив руку в свою шикарную шевелюру.

– Что, интересно?

– Хм… выглядит, конечно, просто невероятно. Новая МММ? Откуда такой рост?

– Это долго объяснять, если очень хочется, погуглите. Я решил купить, и вам советую.

– А как это вообще делается? – спросил второй.

– Вам вообще ничего делать не нужно. Даете мне деньги, я за небольшой процент все организую.

Двое переглянулись.

– Надо, конечно, подумать… но если это правда, если реально…

– По штуке можно вкинуть, – сказал длинноволосый. – Для затравки.

– А если пролет?

Ботан смотрел, как разговаривают его друзья-инвесторы, и мотал головой от одного к другому, а Терентьев силился понять, о чем они говорят. Но он все явственнее чувствовал себя некомфортно. Металл? Лес? Акции? Что это может быть?

– Значит, договорились, – сказал ботан, – по рукам!

– Смотри, Федя! Обманешь – будешь лес валить на наших дачах.

Тот подмигнул.

– Пойду еще кофе возьму.

– Давай, мы пока отольем.

Терентьев посмотрел, как двое скрылись за углом, а ботан встал в очередь, улыбаясь самому себе и удачно проведенной сделке.

Лист бумаги, который они рассматривали, лежал на столике.

Терентьев огляделся. Никто не обращал на него никакого внимания. Он медленно встал, повернулся боком, чтобы телом закрыть обзор, подошел к столику студентов, взял лист, быстро сложил его вчетверо и сунул в карман.

Он никогда не брал чужого раньше. В этот момент ему показалось, что все глаза в заведении уставились на него. Монотонный говор стих, легкая музыка умолкла, работники за стойкой в своих чертовых зеленых передниках вперили в него свои взгляды.

И только когда тяжелая дверь хлопнула позади, все закрутилось с прежней скоростью – народ зашагал, возобновились разговоры, а Фрэнк Синатра продолжил петь там, где прервал свою легендарную «My Way».

Никому до Арсения Терентьева не было никакого дела.

Глава 53

Периодически поглядывая в зеркало заднего вида, Ларин добрался до школы. Он решил ехать самой короткой дорогой, вероятно люди Успенского уже ждут его на входе, поэтому он остановился возле пивного бара «Жигули» в ста метрах от заднего двора школы.

Нервы были на пределе. Он вообще-то никогда не позволял себе приходить нетрезвым на работу. Но сегодня сделал исключение.

– Сто «Метаксы», – сказал он бармену.

Крупный парень с бородкой плеснул в стакан бренди.

– Что-нибудь еще? – судя по всему, ранние выпивохи не вызывали у него никаких вопросов, равно как и школьники, заказывающие пиво или что-нибудь покрепче. В конце концов, у нас страна свободная, каждый травится, как хочет и чем хочет. Пока не поймают.

– Нет. – Ларин рассчитался, опрокинул бренди в рот. Внутри все обожгло, но одновременно с огнем пришло спокойствие и хладнокровие. Он знал, что это допинг, обманчивое чувство, но иначе сейчас было нельзя.

В бар заглянули две головы старшеклассников, но, увидев Ларина, поспешили ретироваться.

– Видал, математик бухает! – услышал он возглас.

– Да ну на фиг! Кто?

– Ларин! Я тебе говорю, иди сам посмотри!

– Не, не хочу, еще заметит. У нас алгебра через урок, хочешь к доске? – голоса стихли, и Ларин усмехнулся.

Он вышел из бара, направляясь к дыре в школьном заборе. «Полезное изобретение», – подумал он, протискиваясь между ржавых прутьев.

В школу он вошел через столовую, имеющую отдельный подъезд для приема продуктов. Удивленные повара не успели ничего сказать, однако узнали; самая толстая из них, Антонина, как раз разливала борщ по тарелкам, когда он прошмыгнул мимо.

Оказавшись внутри, он вздохнул с облегчением. Здесь он чувствовал себя в безопасности. Вряд ли они будут заходить в школу, это чревато, охранник нажмет кнопку – и через пару минут здесь будет несколько машин полиции. Кроме Успенского в школе обучались дети одного министра, нескольких важных словаков и других влиятельных персон. Сжимая в правой руке портфель, он прямиком направился к директору, Надежде Петровне Комаровой.

– Есть разговор, – сказал он, не здороваясь. Плотно закрыв дверь, он прошел к столу, придвинул стул и сел прямо перед ней.

Комарова удивленно подняла глаза.

– Дмитрий Сергеевич? Вас стучать не учили?

– Стучаться? Скажите, Надежда Петровна, а кто настучал на Скокова и Савельеву, вы случайно не в курсе? Почему их нет в школе и что с ними случилось? Где их искать?

Комарова медленно закрыла журнал 11 «Б», сняла очки в тонкой золотой оправе. Она задумалась, взгляд устремился сквозь большое прозрачное окно, за которым в нескольких километрах виднелся огромный башенный кран стройки во дворе дома Ларина.

Он проследил за ее взглядом. Было понятно – она в курсе ситуации, но до последнего скрывала от коллектива и от него, что же происходит на самом деле.

– Дмитрий Сергеевич, – наконец сказала она, продолжая смотреть в окно. – Я должна была вам сказать раньше, но… обстоятельства сложились так, что… словом, следствие взяло с меня подписку о неразглашении.

Ларин подскочил.

– Следствие?! Вы о чем, Надежда Петровна? Какое еще следствие? – Он подумал было, что Скоков загремел по каким-то своим старым делишкам, но тут же отмел эту мысль.

Ее переплетенные пальцы рук нервно двигались, луч солнца, изредка падающий на большой перстень с зеленым камнем, отражался короткими ослепляющими вспышками.

Ларин посмотрел на небольшой глобус, замерший у края стола. Кажется, раньше он пылился на шкафу, Песчинская не любила дешевые атрибуты образования и старалась от них избавляться. Глобус был повернут Россией в сторону Комаровой, а Ларин видел его обратную сторону – Северную Америку.

– Я не должна и не имею права вам об этом говорить… но… так как мы с вами в некотором роде коллеги. – Брови Ларина взметнулись вверх, когда он услышал «в некотором роде», – а Скоков в последнее время по непонятным мне причинам стал занимать вас куда больше остальных учеников, что ж… наверное, вы должны знать. – Ее губы сжались, почти побелели, черты лица заострились. – Денис долгое время участвовал в распространении и продаже наркотиков как в школе, так и за ее пределами. Он создал притон, куда обманом и под страхом разоблачения завлекал школьников и школьниц… И это еще не всё.

Ларин обмяк. Можно было предположить что угодно – но такое ему даже на ум не приходило. Наркотики. Это очень, очень серьезно. Он, конечно же, помнил их беседу, где Скоков признался, что пару раз участвовал в этом, но потом он бросил, и не доверять Денису у него не было оснований. Значит, подставили.

– Наиболее сильно от его делишек пострадала Саша Савельева. Сейчас она находится на принудительном лечении в стационаре, потому что попросту уже не может обходиться без дозы. А теперь скажите мне, Дмитрий Сергеевич, как вы этого всего не замечали? Как такое получилось? Или, быть может… хотя я категорически отвергла такое, возможно, вы тоже как-то в этом замешаны? Почему вы уделяете Скокову столько внимания? Отрываете время от других, более способных учеников? Только не говорите, что это не так.

– Это кто, интересно, по-вашему, более способный ученик? – не сдержался Ларин. Он ожидал чего угодно, но чтобы принципиальную Комарову запугать, заставить перейти на другую сторону…

– Давайте мы сейчас не будем переводить разговор, речь все-таки о Скокове, раз уж вы спросили.

– Верно. – Он вдруг вспомнил душераздирающий крик Дениса в телефоне и машинально достал трубку из кармана, но потом вспомнил, что разговор, конечно же, не записывался, этой функции нет в айфонах в целях защиты абонентов от несанкционированной записи.

– Так вот, на Дениса Скокова заведено уголовное дело, которое рассмотрел суд, принято решение о переводе в закрытое учреждение образования, где его воспитанием займутся специалисты по делинквентному поведению.

Ларин слушал ее слова как в тумане: «О чем она вообще говорит? Как такое возможно? Какой, к чертовой матери, суд? Как они успели все это провернуть за такой короткий срок?» Все эти мысли проносились в его голове со скоростью света, вспыхивали и затухали, не найдя ответа.

– Кроме того, – продолжила Комарова, – вина лежит и на нас, педагогах. Проморгали. Его поведение, будем откровенны, давно вызывало вопросы, но мы, то ли по доброте душевной, то ли желая снять с себя ответственность, старались не замечать этого, закрывали глаза на все его выходки. Дозакрывались.

Ларин не мог унять внутреннюю дрожь. Не спасал даже выпитый коньяк. И волновался он не о собственной судьбе, которой грозило преследование бандитов Успенского, все же он был взрослый человек, мог постоять за себя, хотя и сомневался в своих силах, а о том, что последовало за тем криком.

ЧТО БЫЛО ПОТОМ.

– Ведь он может быть уже мертв, – сказал Ларин тихо. – И я вам этого никогда не прощу. Будьте уверены. То, что вас запугал папаша Успенский, – простительно. Вы женщина, у вас наверняка есть родственники, вы пешком возвращаетесь домой… я вас понимаю, правда. Но… если Дениса убили, вам конец. Я клянусь.

Она побледнела. Кровь отхлынула от ее лица, и в утреннем солнечном свете она предстала перед ним мертвой восковой мумией, без эмоций, чувств, мимики, с потухшим взглядом, в котором он видел только покорность судьбе.

– Вы… вы. – Она попыталась что-то сказать, но вместо слов из груди вырвался странный клекот. Она начала захлебываться непонятно чем, а через секунду схватилась за сердце и повалилась на серый жесткий ковролин.

Ларин вскочил, но не успел ее подхватить. Она рухнула на пол с протяжным вздохом. Кресло откатилось, и она распласталась на полу словно подбитая птица, глаза ее теперь смотрели в краешек неба, видневшийся в окне. Губы еще шевелились, она пыталась что-то сказать.

Ларин присел подле нее, доставая телефон. Скорая. Как вызвать скорую с мобильника? Он не помнил, потому что никогда не вызывал.

Внезапно она схватила его за руку. Притянула к себе.

Он повиновался.

Наклонившись к ее лицу, он уловил слабый запах корвалола, смешанного с духами «Красная Москва», он знал этот запах, потому что его мать когда-то пользовалась такими.

– П… простите меня… – прошептала она. – Я… я… – Голова ее откинулась, тело вздрогнуло, и по нему пробежала сумеречная волна агонии.

Ларин отдернул руку.

Она была мертва.

«Господи, – подумал он. – А ведь день еще только начинается. Что же будет дальше?»

Ему не нужно было щупать пульс на ее шее, он и не хотел этого делать: одна лишь мысль, что придется дотронуться до ее тонкой морщинистой шеи, вызывала в нем отторжение.

Какие варианты?

Как человек, готовый к неприятностям, он просчитывал все наихудшие варианты событий, что могли случиться. Это происходило скорее автоматически, он только отмечал, что «застрять в пробке, если ехать по Моховой, можно с вероятностью 75 %».

Та-ак.

Ларин обернулся. В соседнем помещении сидела Анечка, бессменный секретарь при всех директорах – лет пятидесяти, очень полная и такая же добрая. Если она увидит, что случилось, ее тоже может хватить инфаркт. Человек только что занял должность, о которой мечтал всю жизнь, делал все для достижения своей цели и… вот лежит перед ним на полу кабинета, раскинув руки по сторонам, а на пальце левой руки горит мрачный зеленый перстень.

Он так и не успел узнать самое важное – где держат Дениса. Наверняка у нее должны быть бумаги о переводе, что-то подобное. Он не знал, как они могут выглядеть, эти бумаги.

Ларин взглянул на часы. До урока оставалось девять минут. Не густо.

Поднявшись на ноги, он подошел к столу, взял журнал 11 «Б» и распахнул его, пролистав по очереди тонкие страницы. Фамилия Скокова была аккуратно замазана на всех страницах.

«Вот чем ты занималась, когда я вошел, – подумал Ларин. – Но нет, я впишу тебя обратно, чего бы мне это не стоило».

Предстоящим уроком у него стоял именно 11 «Б», поэтому он машинально сунул журнал в портфель.

В кармане пиджака завибрировал мобильник. Звонила жена. Он хотел сбросить, но как потом объяснить? Да и мало ли что случилось.

– Привет, Света, – сказал он в трубку как можно естественнее. Взгляд непроизвольно возвращался к распростертой фигуре подле стола. Ему казалось, что вот-вот кто-нибудь зайдет: у директора в кабинете в это время обычно проходной двор.

На столе возле письменного прибора Ларин заметил ключи от кабинета.

– Дима, мы приехали. Все нормально. Как у тебя? Мне кажется, стоит вызвать полицию. И предупредить Виктора.

– Света, – мягко сказал он, – всё уже разрулили. Это была ложная тревога, мне принесли извинения. Честно говоря, я просто хотел, чтобы вы с малышкой выбрались из этой квартиры на свежий воздух, подальше от долбежки и стройки. Это же невыносимо!

– Господи, Дим! – она вздохнула, – Так бы сразу и сказал. Мы тут все перенервничали, мама категорически за то, чтобы вызвать полицию. Надо пойти ее успокоить. А папа снова поехал к тебе, что-то повез, сказал какие-то книги ты ему заказал.

– Книги? – Ларин сперва не понял, о чем речь. – Ах… да, книги. Он мне обещал математическую энциклопедию, и я не смог отказаться…

Света рассмеялась.

– Мог бы Олега дома оставить, а то он уже стонать начал от безделья.

– Пусть развеется. Оценки у него хорошие, так что ничего страшного.

– Ты уверен, что тебе не нужна помощь? – В ее голосе еще слышались тревожные нотки, хотя она явно повеселела.

– Уверен. Главное, передай дочке привет и поцелуй ее за меня в носик.

– Обязательно! А ты приедешь к нам сегодня или дома заночуешь?

Ларин покосился на дверь, там послышались разговор и шаги.

– Пока точно не знаю, еще к Виктору заеду, там видно будет.

Услышав, что муж заедет к брату, она совсем успокоилась.

– Ну хорошо. Звони тогда, буду ждать. Целую!

– Целую, дорогая! – он повесил трубку. Ручка двери начала опускаться. Медленно. Как будто с той стороны кто-то разговаривал и вот-вот намеревался войти.

Ларин мигом, почти не соображая, что делает, перешагнул через тело, схватил Надежду Петровну за тонкие лодыжки и оттащил ее за массивный стол. Привстав, он смерил угол зрения от двери и, согнув ее ноги в коленях, запихнул их под стол.

«Теперь ее, по крайней мере, не видно от двери», – подумал он, холодея.

Дверь распахнулась.

Он выпрямился возле директорского стола во весь рост. Его ноги дрожали. Как и руки тоже. Но лицо выражало полную безмятежность. Все знают, что он с Комаровой в хороших, чуть ли не приятельских отношениях. Главное – не спасовать.

В проеме показалась Анечка. Ее простоватое лицо выражало обеспокоенность.

– Э… – сказала она, увидев Ларина возле стола. – Дмитрий Сергеевич? Простите, не заметила, когда вы вошли… А… где Надежда Петровна? Она же тут была? Ей звонят из комитета по поводу Скокова, я перевела разговор, но трубку никто не снимает…

У Ларина дыхание перехватило. По поводу Скокова. Боковым зрением он заметил, как мигает красный огонек вызова интеркома.

– Аня… так она вышла. Минут пять назад. Сам жду. Скоро же урок, – добавил он. – Должна подойти, сказала, что не долго.

– Как это вышла? – не поняла секретарь. – Когда?

– Наверное, когда я вошел.

Она покачала головой.

– Да не выходила я… вроде. Или выходила? – в сомнении она посмотрела на него.

– Может, просто повернулись в тот момент или были заняты телефонным разговором…

– Да. Пожалуй… я говорила с родительницей… могла пропустить. Но все-таки, странно. Обычно я все помню. Надо сходить к врачу, вдруг это склероз начинается…

Ларин кивнул.

– Обязательно сходите. У моей тетки такое было, не успела вовремя собой заняться, на тебе – Альцгеймер.

Это было жестоко, но необходимо.

У нее округлились глаза.

– Боже мой, Дмитрий Сергеевич! Сегодня же запишусь! – Она хотела уже выйти, видимо, чтобы записаться к врачу, но потом спохватилась: – Так вы тут подождете?

– Да, я тут ее подожду. А то невежливо, просила подождать, вернется, а меня нет. И… Аня… попросите никого не входить, у нас очень важный разговор.

– Конечно, Дмитрий Сергеевич. – Она вышла из кабинета, аккуратно прикрыв дверь. У нее появились другие проблемы, но дверь она будет стеречь как зеницу ока, в этом можно было не сомневаться.

Он подскочил к телефону, нажал на мигающий красный огонек.

– Алло! – успел сказать он, чтобы на том конце не положили трубку.

– Здравствуйте, – услышал он женский голос. – Мне хотелось бы услышать Надежду Петровну.

– Надежда Петровна вышла встречать делегацию из Китайской Народной Республики. Это Дмитрий Сергеевич Ларин, заведующий учебной частью. – Он удивился, как ему удалось так складно придумать за долю секунды. Видимо, мозг в минуты крайней опасности придумывает ходы раньше, чем случаются события, – он читал о таком в научном журнале.

– Из Китайской Республики? – удивился голос. – А почему мы не в курсе?

Так далеко развитие ситуации его мозг не продумал, а потому он сбился, сердце застучало быстрее, будто его публично уличили во лжи или поймали на краже. В детстве он таскал бублики из булочной возле школы, и как-то раз толстая кассирша в грязном белом халате, засиженном мухами, опустила руку на его хилое плечо, когда он с невинным видом проходил мимо кассы. Она запустила пухлую пятерню с перемотанными лейкопластырем пальцами ему под рубашку и выудила оттуда свежий хрустящий бублик, ароматом которого пропиталась каждая клеточка его существа. Он уже сроднился с этим бубликом, уже десять раз представил, как надкусывает твердую пахучую корочку, вгрызается в мякоть… какое же это наслаждение… Больше никогда в жизни, ни до, ни после того случая, он не испытывал такого жгучего, испепеляющего чувства стыда, как стоя перед воцарившейся на кассе усатой женщиной со строгими карими глазами.

– Принесешь три копейки, – сказала она, когда он трясся всем телом и готов был обмочиться у всех на глазах от унижения и раскаяния, которое испытывает почти каждый впервые пойманный маленький воришка.

Ларин порой ловил себя на том самом ощущении, которое он старательно подавлял все эти годы. Неприятное, скользкое ощущение потери равновесия.

– Да мы и сами не знали до вчерашнего дня, это по линии спонсоров «ЧудоМяско» господина Успенского, если вы…

На том конце провода послышались шорохи, отдаленный разговор: видимо, говоривший обрисовал ситуацию кому-то еще. Он надеялся, что они не станут проверять, кто в школе завуч.

– Дмитрий Сергеевич, конечно, конечно, Кирилл Алексеевич нам очень хорошо знаком, он один из самых бескорыстных людей, которые помогают образованию в нашем районе.

– Он, кстати, скоро подойдет сам с директором и китайскими товарищами, могу вам передать трубку… но как заведующий учебной частью хочу сказать спасибо, что помогли избавиться школе от этого бандита.

Трубка опять на мгновение замолкла.

– Значит, вы в курсе? – спросил голос.

– Разумеется, – ответил Ларин. – Я же больше всех и натерпелся от него. Позапрошлого директора до инфаркта довел.

– Да… Игнат Яковлевич сильно пострадал, вы правы. Рады помочь. Но… благодарите спонсора, это с помощью него удалось решить вопрос так быстро. Я только отвезла.

– Надеюсь, в наших стенах он больше не появится, – сказал Ларин, чувствуя, как почва уходит у него из-под ног. – Слишком уж мы натерпелись.

– Не волнуйтесь, больше вы его никогда не увидите. Он в сорок первом спецПТУ. Оттуда просто так не выходят.

Ларин неотрывно смотрел на труп под ногами и не верил, что такое вообще возможно. Что Комарова на это пошла. Она ведь знала, все знала и могла помешать, могла поднять тревогу, трубить во все трубы. Какой бы силой ни обладал этот мясоед, была возможность его остановить. А теперь… Ларин не сомневался, что даже подойти к этому училищу будет сложно, не говоря уже чтобы проникнуть на его территорию. Если только…

– Дмитрий Сергеевич, – услышал он в трубке. – Вы куда-то пропадаете…

– Ой, извините, вижу, делегация входит в школу, мне пора бежать на подмогу…

Он повесил трубку. Главное, чтобы секретарша Аня не подслушивала разговоры. Иначе будет плохо.

Нужно закрыть кабинет на ключ. Для этого вызвать секретаря куда-нибудь подальше.

Он достал телефон, вошел удаленно в базу данных Росфинмониторинга. Все ключи и пароли у него оставались еще с того раза, как они со Скоковым искали следы взлома.

– Та-акс. Анна Петровна Кадочникова. Есть. Улица Руставели, дом…

Он переписал данные. Потом набрал с мобильного ее номер, услышал, как в соседнем кабинете зазвучала мелодия из сериала «Секс в большом городе» – па-па-ра-пам, пам-пам, пам-пам…

– Алло, – ответила Аня.

– Анна Петровна Кадочникова?

– Да-а, – удивленно и настороженно ответила она. Обращение по имени-отчеству-фамилии всегда настраивает на то, что вами интересуются не просто так… в самом худшем смысле.

– Проживаете по адресу: Руставели, дом… – он продиктовал адрес.

– Да… я там проживаю. Что-то случилось?

Ларин не стал выдумывать что-то сверхординарное. Нужно быть проще.

– Ваша квартира горит. Вы, уходя, выключили утюг или какие-то другие электроприборы?

– Что?!

Ларин услышал, как за стеной что-то упало, потом раздался топот, от шкафа с одеждой назад к столу, наконец шаги приблизились к двери кабинета директора. Она постучала и, не ожидая приглашения, открыла дверь.

Ларин сидел на стуле перед столом директора. Он обернулся на нее, и сердце его сжалось. Конечно, так нельзя было поступать. На ней лица не было.

«Не хватало еще одного инфаркта», – подумал он.

– Дмитрий Сергеевич… вы… мне надо срочно уйти… у меня дома пожар… вы не… передайте, пожалуйста, Надежде Петровне, когда она придет, что я…

– Бегите, бегите быстрее! – воскликнул Ларин, поднимаясь. – Обязательно передам!

Она захлопнула дверь, и через несколько секунд он остался в полной тишине. Нужно было действовать.