Текст книги "Понты и волшебство"

– Только крайняя необходимость заставила нас обратиться к тебе.

– Понимаю, – сказал Корд. – Оплата будет следующей…

– Оплата?! – возмутился сэр Реджи. – Видимо, ты кое-чего не слышал, маг. Этот человек – Избранный, он владеет Валькирией, и только он может одолеть Темного Властелина!

– Я все слышал, – сказал Корд. – Тем не менее каждая услуга должна быть оплачена.

– Вы цитируете мой жизненный принцип, – сказал я. – И какую же плату вы готовы принять за спасение собственной жизни?

– Не бравируй выпавшей тебе ролью, Избранный, – сказал Корд. – Я стар, и смерть не страшит меня.

– Весь мир, – возвестил сэр Реджи трагически, – весь мир падет!

– Мне нет никакого дела до этого мира, – сказал Корд. – Он глуп, несовершенен и полон страданий, так что, если ему суждено быть пожранным Хаосом, я и пальцем не пошевелю, чтобы это предотвратить.

И такому человеку доверили хранить ключ, подумал я.

Очевидно, в голове сэра Реджи витали те же мысли.

– И чего же ты хочешь? – поинтересовался Ястреб. – у нас нет с собой золота.

– Золото! – фыркнул Корд. – Кому оно нужно, это золото? Материальные блага уже давно не интересуют меня, молодой человек. Но, насколько я понимаю цель вашей миссии, вы направитесь отсюда прямиком в Черную Цитадель, не так ли?

– Ну, может, и не совсем прямиком, – сказал я. – Но в общем-то да. Направимся.

– У Темного Властелина есть такой артефакт, – сказал маг, поднимая руку. Воздух над его ладонью замерцал, приобрел плотность и сложился в очертания требуемого предмета. Больше всего эта штука напоминала аэрозольный баллончик с тараканьей отравой. Она и покрашена была в цвета «Рэйда». – Принесите мне его, и будем считать это дело улаженным.

– Для чего нужна эта вещь? – поинтересовался я.

Условие было не очень обременительным. Чтобы его выполнить, надо было добиться успеха в нашем большом деле. Всего-навсего.

– Это предмет оккультного характера, – сказал Корд. – А больше вам знать и не нужно. Вы согласны?

– Мы принимаем условия, – сказал сэр Реджи. – Где нам расписаться кровью?

– Достаточно будет твоего слова, Затаившийся Змей, – казал Корд.

– Я его тебе даю.

– И твоего, Избранный.

– Считайте, оно у вас в кармане.

Корд нахмурился, но ничего не сказал.

К ритуалу решили приступать немедленно. Нас поджимало время, да и Корд не слишком любил незваных гостей. Подозреваю, он хотел побыстрее нас спровадить, чтобы вернуться к своим обычным делам. Принесению в жертву несовершеннолетних девственниц и пожиранию младенцев, я думаю.

Мы прошли в смежное помещение, светлое из-за имеющихся в нем окон, довольно просторное, с высоким потолком. Интерьер комнаты состоял из двух странной конструкции кресел, находившихся друг напротив друга. Между ними стояла то ли какая-то каменная подставка, то ли постамент, на который по неизвестным причинам забыли поставить статую.

Догадка насчет подставки оказалась правильной. Корд усадил нас с сэром Реджи в кресла, вышел и вернулся минут через пять, неся в руках какой-то странный предмет. Поскольку предмет не был похож ни на что виденное мною ранее, я решил, что он магического свойства, и снова попал в цель. Это был ключ Знаний.

Надо сказать, что на ключ и даже на отмычку он совершенно не был похож, но я утешил себя мыслью, что Колодцы Хаоса закрывают не на амбарные замки.

Ключ был цилиндрической формы, с прозрачной поверхностью, сквозь которую были видны играющие внутри цвета радуги. На мой взгляд, это было больше похоже на символ плодородия, чем на символ знаний, но не мне спорить с местным демиургом об эстетическом восприятии. Захотелось ему придать ключу Знаний такой вид, он и придал.

Корд установил фиговину на подставку и приказал нам не сводить с нее глаз. С его уст слетали тихие литания команд. Уже через минуту взгляд сэра Реджи остекленел, и он обмяк в своем кресле. Не часто удается застать Парящего Ястреба Кантарда в столь расслабленном состоянии.

– Сейчас его разуму придана небывалая четкость, – пояснил Корд. – Он готов рассортировать свои воспоминания и выделить те, что он хочет передать.

– Прежде чем мы начнем процесс, я хотел бы прояснить один вопрос, – сказал я.

– Мы уже начали.

– Я понимаю, – сказал я. – Но я никак не могу взять в толк, чем мне помогут воспоминания сэра Реджи о войнах, на которых он побывал.

Скорее уж о резнях и бойнях, в которых он участвовал.

– Воспоминания – это способ хранения жизненного опыта, единственный из доступных человеку, – сказал Корд. Очевидно, он сам был не прочь поболтать. – Тело и мозг человека неразрывно связаны между собой. Если умирает тело, умирает мозг, и наоборот.

– С этим я даже не пытаюсь спорить, – сказал я. – Но вот что я не могу понять: если я вспомню, как я убил человека, которого на самом деле не убивал, что это лжевоспоминание мне даст?

– Давай я поясню тебе на примере. Тело и мозг – это два инструмента, которые не могут существовать друг без друга. Это молот и наковальня,[23]23
  В моем мире молот целых семьдесят лет существовал отдельно от наковальни. Зато он просто не представлял своей жизни без серпа.


[Закрыть] нить и игла. Предположим, ты идешь по дороге и видишь лежащий перед тобой камень. Ты наклоняешься, поднимаешь камень и кладешь его в карман.

– Ага, – сказал я.

Подбирание на дорогах камней и рассовывание их по карманам представлялось мне занятием довольно абсурдным.

– Что ты приобретаешь? – спросил Корд.

– Камень в кармане? – предположил я.

– Да, – согласился он. – Камень в кармане. Но, кроме этого, твой мозг обретает опыт, выраженный в форме воспоминания. Информация о том, как ты подобрал камень и положил его в свой карман, откладывается в ячейке твоей памяти. Это – твой жизненный опыт. Если ты увидишь еще один камень, ты вспомнишь, как его подобрать, и твой мозг отдаст твоему телу соответствующую команду. То есть твой мозг хранит последовательность команд, которые он должен отдать твоему телу, чтобы подобрать камень.

Я кивнул.

– А теперь представь, что эту же последовательность команд внедрили в твой мозг, – сказал Корд. – То есть никакого камня в кармане у тебя нет, и ты его не подбирал, но ты помнишь, как это сделал, и все необходимые данные уже хранятся в ячейках твоей памяти. И если ты увидишь камень…

– Я понял вашу мысль, – сказал я.

История с камнем уже начала меня утомлять. Между прочим, так и с ума сойти можно. Точно помнишь, что подбирал камень, а ни в одном кармане его нет.

– То же самое произойдет и в нашем случае, – сказал Корд. – Конечно, не так упрощенно, как я тебе рассказал, но принцип действия тот же. Ты будешь испытывать эмоции сэра Реджи, ты будешь слышать его мысли, но это никак не скажется на твоем восприятии мира и не будет относиться к сути дела. Главное, ты запомнишь его действия.

– Я могу умереть в процессе? – Этот вопрос, сами понимаете, волновал меня больше всего.

– Можешь, если ты слишком впечатлителен или если что-то пойдет не так. Когда дело касается магии более сложной, чем вызов дождя, всегда существует вероятность умереть, но она не слишком высока. В конце концов, ты же Избранный и так просто умереть не должен.

Я уже устал быть Избранным, вот что я хотел сказать этому старому магу. Но тот замолчал, а потом снова принялся читать заклинания. Процесс уже запущен, и остановить его невозможно.

Сэр Реджи не отводил взгляда от ключа Знаний. Широко открытые глаза Парящего Ястреба смотрели внутрь кристалла, и в его зрачках отражались мельтешащие там радуги, лицо воина было спокойно и отрешенно.

– Он уже почти готов начать передачу, – сказал Корд. – Расслабься и смотри на ключ.

В детстве я был довольно послушным мальчиком.

Надо заметить, что на первых порах ритуал меня несколько разочаровал. Никаких тебе нарисованных на полу пентаграмм, никакого питья таинственных эликсиров из чаш, над которыми клубится разноцветный туман, никаких жертвоприношений, кроличьих лапок, драконьей крови и прочей ерунды, казалось бы, обязательной для творения серьезного волшебства. Как-то все обыденно происходило. Подумаешь, какая-то хрень с сиянием внутри. Дайте мне пальчиковую батарейку, литровую банку, чуток воды и разноцветные лампочки, я сам не хуже сделаю. А в транс может ввести и Кашпировский.

«Расслабься и смотри на ключ». Расслабился и посмотрел. Ну и что там может быть интересного? И как обмениваться ментальной энергией без подключенных к обритому наголо черепу электродов?

В последнее время с развитием компьютерных технологий появился новый вид искусства, известный как голография. Даже выставки устраивают. Как-то на день рождения мне подарили целый альбом, составленный из образчиков такого искусства, и любопытства и вежливости ради я его просмотрел.

На первый взгляд внутри альбома была полная белиберда, набор одинаковых, мелких и ничего не значащих картинок, закорючек и символов. Сколько ни всматривайся, ничего больше не увидишь. Но, если окинуть всю картину целиком, не концентрируясь на отдельных деталях и чуточку расфокусировав зрение, непонятные символы и закорючки складываются в одну объемную картинку, которая может быть довольно симпатичной.

То же самое произошло, когда я смотрел внутрь ключа. Бессмысленное мельтешение постоянно меняющихся и перетекающих друг в друга цветов мало-помалу начало складываться во вполне определенную картину. Равнина, заходящее солнце окрашивает горизонт в кровавые тона, и, куда ни кинь взгляд, повсюду вооруженные люди. Армия…

Кто-то ударяет меня по плечу…

…Дядя ударяет меня по плечу.

– Это будет твое первое боевое крещение, Реджинальд, – говорит он.

Я киваю в ответ.

Находящаяся передо мной армия не такая уж огромная, как показалось вначале. Пять, от силы семь тысяч человек, в основном пехота. Мы с дядей сидим на лошадях, покрытых броней. Мы находимся на небольшом холме, с нами еще около сотни конников. Под нами, на склоне холма, лучники, они натягивают тетивы, проверяют свое оружие перед боем. Перед ними линия пехоты, вооруженная длинными мечами и булавами. Первая линия – копейщики, их всего три ряда. Доспехов у них никаких нет, из вооружения только шестиметровое тонкое деревянное копье.

– Всадник на лошади при полных доспехах весит около полутонны, – говорит мне дядя. – А единственная защита копейщика – его оружие. Полтонны атакующего металла и плоти можно остановить только одним способом – убив. Никакие доспехи, никакое другое оружие, кроме копья, не может помочь в переднем ряду. Если они хотят выжить, они должны упереть свои копья в землю и ждать противника плечом к плечу. Если они повернутся и побегут, они покойники. Для всадника нет ничего проще, чем рубить людей со спины. Но если они выстоят, то эти самые полтонны сработают против всадника. Есть такая штука, Реджинальд, она называется инерцией. Всадник в полном боевом облачении не может быстро остановиться, и он сам насадит себя на копье. Главное, чтобы копье было правильно нацелено.

– Понимаю, – говорю я.

На мне самом доспехов нет, только легкая кольчужная рубашка поверх кожаной куртки. Дядя одет так же. Он не носит даже шлема, хотя у остальных конников из нашего отряда шлемы есть.

– Никакой доспех не спасет тебя от хорошего удара, – говорит дядя. – Зато он сковывает движения. Панцирь – да, надежная защита, мечом его можно пробить только в сочленениях. Но можно промять его булавой, ты видишь, у половины наших людей есть булавы, или боевым молотом гномов. Так же неплох в этом случае обычный топор. У любых доспехов больше минусов, чем плюсов. Ты не можешь надеть их сам, ты медлителен, неловок и неповоротлив, а шлем мешает правильному обзору во время схватки. Твое главное оружие не мощь, но скорость и умение.

– Да, – говорю я.

– Мы вступим в битву, когда я сочту нужным, – говорит дядя. – Я понимаю, что в бою ничего не происходит по плану, и тебе будет сложно контролировать события, но постарайся держаться рядом со мной. Если твоего коня убьют, сразу же спрыгивай с него, не позволяй ему упасть на тебя, и сам избегай падения. В такой сутолоке тебя просто затопчут, и смерть твоя будет бесславной.

– Да, – говорю я.

Мне скучно его слушать, я знаю все его наставления, он делает их мне не в первый и даже не в сотый раз. Молодая кровь бурлит в моих жилах, мне кажется, что, хоть битва еще и не началась, я уже должен в нее вступить. Мне кажется, что всю мою предыдущую жизнь я шел к этой минуте и готовился только к ней.

Противник устремляется в атаку. Я сейчас не помню, из-за чего началась война и с кем мы воевали, мне было не до этого. Двенадцать Королевств и до вмешательства Империи никогда не жили мирно, плавно переходя от одной междоусобицы к другой. Я молод и не склонен забивать свою голову ненужными мыслями. Я рожден для войны! Я хочу воевать!

Конница врага все ближе. Я вижу людей, закованных в доспехи, вижу их щиты с фамильными гербами, их развевающиеся знамена. Кони несутся во весь опор, они все ближе, в лучах заходящего солнца сверкают обнаженные клинки…

За конницей катится лавина пехоты.

– Целься!

Звучный голос дяди перекрывает топот конских копыт и выкрики врага. Лучники вытаскивают из колчанов стрелы и натягивают тетиву своих луков.

Через несколько секунд вражеская конница ударит по нам.

– Готовься! – командует дядя.

Луки поднимаются вверх. Стрелять в конника бесполезно, никакая стрела не пробьет его доспеха. Арбалетный болт – дело другое, но арбалет слишком редкое и дорогое оружие.

– Стреляй! – командует дядя, и небо чернеет от тучи стрел.

Они летят по крутой дуге, минуя конницу, и смертельным дождем обрушиваются на пехоту. Люди падают.

Конница ударяет по нам. Копейщики выстояли, атака врага смешалась, слышны крики умирающих и дикое ржание лошадей. Атака почти захлебывается, но примерно треть кавалерии пробивается через лес ощетинившихся копий и врезается в построения пехоты. Кипит бой.

– Выбирайте цели сами! – кричит дядя, и лучники начинают беспорядочную стрельбу.

Их единственная защита от противника – линия пехоты. Длинными ножами, которые и мечами-то назвать нельзя, много не навоюешь. Лучникам не выстоять в рукопашной. Копейщики отступают. Потери среди них ужасающие, но это в порядке вещей. Копейщиков набирают из крестьян по воинской повинности. Их даже не обучают, просто выдают копье и объясняют ситуацию. Либо ты стоишь и держишь строй, и тогда у тебя есть какие-то шансы выжить, небольшие, но есть, либо ты этого не делаешь, и тогда ты – покойник. Копейщики – дешевый, расходуемый и легко восполнимый материал.

Другое дело – пехота. Пехота – это матерые профи, волки войны. Они рубятся не на жизнь, а на смерть, они мастера своего дела, они пережили уже не одно такое сражение и стремятся жить вечно. Они не отступят без приказа. Они будут биться до последнего. Они – солдаты.

Конников стаскивают с лошадей, бьют булавами, лошадям пропарывают не защищенное доспехом брюхо. Со всех сторон доносятся крики боли и стоны умираюших, предсмертные хрипы лошадей.

Вражеская пехота достигает наших рядов, накатывает как волна. Ряды смешиваются, повсюду кипит рукопашная. Лучники прекращают огонь, теперь слишком просто попасть в своих. Дядя командует, и они отступают. Лук – оружие дальнего боя.

На горизонте видна вторая волна пехоты. Нет, не на горизонте, гораздо ближе, просто темнеет, и определять расстояние гораздо труднее.

– Пора, – говорит дядя и взмахивает рукой.

Я слышу за спиной звуки вытаскиваемых из ножен клинков.

– Мак-Гроген! – сотрясает воздух наш боевой клич.

Я пришпориваю свою лошадь, и мы сваливаемся с холма в самую гущу событий.

Дядя рядом, он рубится справа. Слева никого из наших нет, там рукопашная. Мне трудно разобраться, где свои, где чужие, я рублю тех, кто пытается достать меня. Человек падает с залитым кровью лицом.

Лошадь подо мной хрипит и начинает заваливаться набок. Я вытаскиваю ноги из стремян, подпрыгиваю и приземляюсь на чей-то труп. Ноги скользят, с трудом я умудряюсь сохранить равновесие. Пехотинец в кожаных доспехах пытается проткнуть меня мечом, я парирую удар, и волна схватки уносит его дальше. Следующего противника я ударяю мечом в живот. Он кричит, падает мне под ноги, я парирую удар другого пехотинца, ухожу, отвечаю. Вокруг запах крови и смерти, звон стали, крики, хрипы, проклятия… Дядя все еще на коне. Во главе своего отряда он прорубает дорогу ко мне, его клин рассекает массы человеческой плоти, как нож разрезает подтаявшее на тарелке масло.

– Бей-убивай! – кричу я и бью. И убиваю.

Высокий человек в доспехах конника наносит мне удар мечом. Он медленный, я легко уворачиваюсь, бью в ответ, пытаясь попасть в сочленение доспехов в районе плеча, там, где крепятся наручные латы. Не попадаю. Он бьет снова, я принимаю удар на свой клинок, возвращаю…

…И оказываюсь в другом месте. Ночь, темный коридор старинного замка, едва освещенный угасающими факелами. Человек в доспехах наступает на меня, он хорош, он быстр, он знает свои сильные и слабые стороны. Но и я уже не тот мальчик, который попал в первую в своей жизни схватку. Мы фехтуем.

Он зол, это его слабость. Он хочет убить меня. Я тоже хочу его убить, но хладнокровно. Он пышет яростью, он хочет причинить мне боль, размазать меня, растоптать, уничтожить… Он торопится. Я не тороплюсь. Никого нет, никто не придет, не вмешается в наш танец смерти. Мы закончим, когда посчитаем нужным, когда один из нас будет мертв.

Его меч длиннее, но я быстр и ловок. Он наносит один удар, я наношу два. Его броня защищает его… пока.

Я ухожу вбок и бью по шлему. Шлем красивый, украшенный настоящими крыльями беркута, но в бою он лишний. Одно крыло отваливается от моего удара, и шлем чуть проворачивается на голове, еще больше ограничивая и без того узкое поле зрения. Теперь справа я для него почти невидим.

Он рычит от ярости, пытается поправить шлем. Это ошибка, я выбиваю меч из его руки, следующим ударом бью в шею, туда, где шлем соединяется с панцирем. Меч отскакивает от брони, я наношу следующий удар, и он проходит. Булькающий звук из-под шлема. Противник качается.

Я подхожу к нему сзади, снимаю с головы шлем. Лицо залито кровью.

– Будь ты проклят, Мак-Гроген, – сипит он из последних сил.

– Непременно, – говорю я и сношу голову с его плеч.

…Голова падает и катится вниз по ступенькам, даже подпрыгивает, как мячик. Мертвые желтые глаза смотрят на меня. Эти глаза были мертвы еще до того, как я отделил голову от тела. Зомби.

Я стою на террасе перед казармами. Я и еще трое людей из моего гарнизона. Зомби лезут со всех сторон. Они неуклюжие, разлагающиеся на ходу, страшные. Мы рубим их, а они идут, мы рубим их по ногам, они падают и все равно ползут к нам, тянут к нам свои мертвые руки с ржавыми мечами. Черный Огонь Тагры горит в их глазах.

– Надо отступать, капитан, – слышу я голос своего сержанта. – Тварей слишком много.

– Да, сержант, – говорю я. – Отступать надо. Но куда?

– В горы!

Они со всех сторон, мы рубимся спина к спине. Павшие зомби хватают нас за ноги, сковывают движения, один даже пытается укусить меня. Мы держимся. Рубим.

Сержант хрипит, кривой меч зомби попал ему в бок. Не жилец, констатирую я. В госпитале, при враче-чаровнике у него были бы шансы выжить, но госпиталь уже захвачен, а в горах раненый будет лишь помехой. Сержант это тоже понимает.

– Уходите, – говорит он. – Я их задержу.

Черта с два он их задержит, но мы отступаем в казарму и баррикадируем дверь. Тела сержанта уже не видно, оно разорвано на части, зомби привыкли пожирать плоть своих врагов. Черный ход, из казармы есть черный ход, под землей он ведет прочь из города, знают о нем только старшие офицеры. Я знаю.

Двое держат дверь. Окон в казарме нет, и это большой плюс. Я переворачиваю кровать, третью справа в первом ряду, отрываю от пола доски.

– Сюда! – командую я и слежу, как остатки моего отряда – да что там, незачем лгать самому себе – остатки всего кантардийского гарнизона соскальзывают в темноту.

Я ухожу последним. Дверь падает под ударами топоров орков…

… – Орки! – кричит Дэринг, сын Балина из Твердыни Каменной Доблести.

Орки врываются в шахту, но мы готовы их встретить. Света мало, видно лишь мелькание теней, зато в воздуха ощущается зловонное дыхание непрошеных гостей. Они не знают, что мы их ждем.

Дэринг хороший воин, хоть ростом не вышел. Для гнома он достаточно высок, макушка его шлема находится где-то на уровне моего плеча, но и я не самый высокий из людей.

Дэринг возглавляет отряд Стражников, посланных Подземным Королем разобраться с шайкой орков, орудующей в дальнем пределе Подземного Королевства. Мы три недели выслеживали их по заброшенным шахтам и отдаленным пещерам. И вот они здесь. И мы здесь.

Я присутствую в качестве наемного военного советника – еще бы, после Кантарда я слыву самым большим авторитетом по оркам и зомби. Гномы платят хорошо, а деньги мне нужны. Деньги нужны мне всегда. Оружие стоит денег, хорошее оружие стоит много денег, и даже самое хорошее оружие время от времени требует замены.

Дэринг разит орков молотом. Страшное оружие, если знать, как его правильно применить, но, на мой взгляд слишком тяжелое. И медленное. У молота совершенно дикая инерция, откорректировать удар на подходе, даже если видишь, что промахиваешься, практически невозможно.

Дэринг не промахивается. Молот соприкасается с головой орка и буквально вдавливает ее в плечи. Кожа орков темно-зеленого цвета, такого же цвета их кровь, поэтому в темноте сложно определить, ранен орк или нет. Я не стараюсь ранить. Я стараюсь убить.

Орки сильны, но о фехтовании не слышали никогда, убивать их просто. Они не обладают феноменальной живучестью зомби, скоростью вампиров или яростью оборотней.

Вооружены они плохо, в основном дубинами, каменными топорами. Редко у кого есть настоящий меч, да и то старый, покрытый ржавчиной, весь в зазубринах. Кое-кто орудует топорами гномов, добытыми в бою. Но дальше нас они уже не уйдут. Мы – смерть.

Дэринг поскальзывается в луже крови и падает. Орк заносит над ним дубину, открывая мне грудь и живот для удара. Я бью в грудь. Меч глубоко погружается в плоть врага, с усилием я выдергиваю его, а ногой отталкиваю труп от себя. Дэринг поднимается на ноги.

– Моя семья в долгу перед тобой, – говорит он. – Все, что ты пожелаешь…

– После! – ору я.

Не время говорить о долгах. Время убивать.

…И время умирать.

Это снова Кантард. Зомби загнали нас в угол в одном из этих чертовых ущелий. Мой отряд – шестьдесят семь человек, и мы не ели уже четыре дня. Врагов не меньше двух сотен, они прут и прут, а за нами – отвесный склон, вскарабкаться по которому нельзя.

Я ранен в предыдущем бою, ранен в руку, обломок камня царапнул мне голову, содрав приличный кусок кожи. Мой меч был сломан, я взял другой из рук убитого солдата, но он мне не нравится. У него плохой баланс, он слишком легкий, и ему уже много лет. Его металл устал от войны.

– Мы будем драться, – говорю я. – И, если это наш последний бой, враг запомнит нашу смерть надолго!

Славная смерть! Смерть в бою! Можно ли мечтать о большем? Такой смертью погибли все мужчины нашего рода, наш род – род воинов, и мы гордимся этим. Война – занятие для настоящих мужчин.

– Мы с вами, капитан, – говорит кто-то.

Конечно, они со мной, ведь, кроме меня, тут никого нет. Только зомби.

Они идут, ведомые своим командиром и Черным Огнем Тагры, идут как обычно медленно, и это действует мне на нервы. Но я не пойду вперед. Я устал, и каждая минута отдыха перед боем мне дорога.

Меч не лучшее оружие против зомби, тем более легкий меч. Зомби нет смысла колоть, их надо рубить, рубить на части. Мой взгляд падает на солдата рядом со мной. Совсем еще мальчишка, готов держать пари, он не встретил свою двадцатую весну. Побелевшими от напряжения пальцами он сжимает рукоять боевого топора.

– Поменяемся, – говорю я, и он безропотно отдает мне свое оружие.

Я для него уже не просто человек, не просто офицер, я – легенда.

Топор удобно ложится в руку. Хорошее оружие, выкованное гномами. Наверняка ранее не принадлежавшее этому пареньку. Но мне оно службу еще сослужит.

– Отступать некуда! – кричу я своему войску. – Или мы порубим их всех, или сегодня на ужин у них будут наши тела!

– Порубим! – кричат со всех сторон.

– Бей-убивай!

– Мак-Гроген! – вспоминает кто-то мой родовой клич.

Мне это нравится. Клич давно уже не звучал над полями сражений.

– Мак-Гроген! – ору я и бросаюсь в бой.

… – Мак-Гроген, – говорит мне Морган. – Славное имя.

– Славное, – отвечаю я. – Было когда-то.

Заброшенный город, такие еще называют городами-призраками. Несколько домов с заколоченными окнами стоят посреди дремучего леса. Жители ушли отсюда давным-давно, и лишь контрабандисты, доставляющие свои товары в Девятое Королевство, изредка используют его как перевалочный пункт.

До контрабандистов нам нет никакого дела. Есть стража, есть таможня, есть регулярная армия, наконец. Но одна такая веселая компания была вырезана в этом городе около недели назад, и авторитетные люди попросили меня разобраться. За соответствующее вознаграждение, конечно.

Моргана я встретил позавчера в какой-то таверне, название которой даже не старался запомнить. Мы встречались с ним однажды. Он странствующий чародей, белая ворона среди своей оседлой братии. И он специалист в области боевой магии. Мы с ним – братья по духу.

– Вампир, – говорит он. – Судя по тому, что произошло с телами, точнее, с тем, что от них осталось, здесь поработал вампир. Истинный вампир, один из старейших.

Я не спорю. Вампир так вампир, Моргану лучше знать.

Вампиры, как и вся нежить, не слишком разумны. Древние инстинкты, обостренные по сравнению с человеческими рефлексы, всепожирающий голод, но есть ли у них разум? Для меня это не важно. Я убиваю разумных с той же легкостью, что и безмозглых.

Уже неделю идет дождь, ноги утопают в грязи чуть не по колено. Одежда промокла насквозь и липнет к телу. Неприятно. Вдвойне неприятно, если придется драться. Мокрая одежда сковывает движения.

– Он спал, – говорит Морган. – Спал долго и теперь испытывает голод. Обычно вампиру не требуется убивать шестнадцать человек только для того, чтобы насытиться.

– Утолил ли он свой голод? – спрашиваю я. – Шестнадцати человек достаточно?

– Не думаю, – говорит Морган. – Но это зависит от того, как долго он спал.

– Это хорошо, – говорю я.

– Почему?

– Потому что тогда он сам нападет на нас, и нам не придется выискивать его берлогу в лесу и терять время.

Морган смотрит на меня странным взглядом.

Вампир нападает. Он появляется среди нас внезапно, истинные вампиры обладают огромной скоростью. Морган разворачивается и направляет на него свой посох. Слишком медленно.

Вампир вырывает посох у него из рук и отбрасывает в сторону. Посох тотчас же тонет в грязи. С ладоней мага срывается огонь, вампир перемещается в сторону, и здание за его спиной вспыхивает, несмотря на то что доски пропитались влагой.

Меч с серебрёным лезвием уже у меня в руке. Я прыгаю на вампира, но беру чуть левее. По моим расчетам, он должен переместится туда. Я промахиваюсь, но самую малость, меч задевает его бок, и я чувствую железную хватку его рук на своем теле. От его рук исходит холод, распространяющийся по всему моему телу. Его лицо приближается…

Морган отбрасывает его в сторону заклинанием. Вампир падает в грязь, я рублю его мечом, слышится дикий, разрывающий барабанные перепонки вопль. Еще удары. Чтобы убить эту тварь наверняка, надо отделить голову от тела.

…Удар такой сильный, что рука немеет. Противник ухмыляется.

– Капитан погибшего гарнизона, – говорит он. – Чего ты хочешь? Мести? Славы? И того и другого?

– Ты слишком много говоришь, Келлен, – отвечаю я. – Займемся лучше делом.

– Вот как? – Он издевательски улыбается. – Ты шел за моим войском две недели, преследовал меня, нападал на высланные дозоры, не спал по ночам, резал моих часовых. Я думал, может, ты что-то сказать мне хочешь?

Вместо ответа я пытаюсь ударить его мечом. Я устал. Я голоден. Я зол. Я почти наверняка проиграю, но сейчас я не думаю об этом. Я думаю только о том, чтобы его убить.

Он – Черный Лорд, слуга Темного Властелина. Он стар, могуществен, умел. Он убивал уже тогда, когда я только только учился держать в руках деревянный тренировочный меч. Я проиграю.

Я понимаю, что так думать нельзя. Негативное мышление – половина поражения. Я должен его убить.

Он легко парирует все мои удары. Он смеется надо мной. Выпад, я не успеваю парировать, и моя правая рука уже не может держать меч. Я роняю его, наклоняюсь, чтобы подобрать меч левой. Он ждет в учтивом полупоклоне.

– Ты храбр и горд, капитан, – говорит он. – В другое время и в другом месте мы могли бы стать друзьями.

– Только в аду, – отвечаю я.

Но я слишком слаб. Он снова уходит от удара, отвечает, теперь левое мое плечо охвачено огнем.

Вокруг силуэты его солдат, темные на фоне звездной ночи. Это не орки, не зомби, это люди – предатели, дезертиры, ренегаты. Они увидят, как умирает настоящий дворянин. Они и собрались, чтобы на это посмотреть. Любопытное зрелище перед сном, перед долгой дорогой, перед возвращением к своему темному хозяину.

Я уже не могу держать меч. Он делает выпад, я парирую, и клинок вываливается из моих слабеющих пальцев, а его оружие входит в мою грудь.

– Твоя беда в том, что ты не умеешь проигрывать, – говорит мне Келлен.

Я насажен на его меч, как бабочка на булавку, и уже не могу сделать ни одного движения. Ни назад, чтобы соскочить с лезвия, ни вперед, чтобы в последние минуты добраться до него и попытаться задушить, заранее зная, что попытка не увенчается успехом.

– Но ты неплох во всем остальном, – продолжает он. – Тщеславие, гордость, упрямство, достойное осла. С тобой было интересно иметь дело.

– Избавь меня от своего трепа, – говорю я. – Убей.

– А вот и не убью, – говорит он. – Наоборот, я оставлю тебе жизнь, я сделаю из тебя живую легенду. Живую легенду всегда интереснее убивать, чем никому не известного капитана.

– Лучше убей, – говорю я. В голове моей полная ясность, словно кто-то расставил прошлое и будущее по полочкам, и я вижу все, что было и что может произойти. – Потому что, если ты не убьешь меня сегодня, когда-нибудь мы встретимся снова, и тогда я убью тебя.

– Буду ждать с нетерпением, – говорит он, выдергивая меч из моей груди.

Я падаю, и солдаты Келлена склоняются надо мной.

– Отнесите его в долину, – говорит Келлен. – Через пару дней там пройдет войско лорда Келвина, посланное за нами вдогонку. Если он проживет эти дни, они его подберут.

Меня подхватывают, несут куда-то… Я теряю сознание.

…Темные коридоры старых замков. Грязные улицы городов. Пыльные равнины Кантарда. Узкие горные ущелья. Влажные леса, затхлые болота.

Дни, ночи.

Один против одного, один против двоих, один против всех.

Мечи, кинжалы, топоры, алебарды, пики, копья, булавы, молоты и даже дубины.