Текст книги "Альтернативная история Жанны д’Арк"

Тайная сделка королей

Как же так? Ведь бежать из замка Буврей было невозможно. Во всяком случае, без чьего-то высокопоставленного согласия и даже содействия. Ответить на этот вопрос можно, лишь определившись, кто из главных действующих лиц нашей истории не был лично заинтересован в гибели настоящей Жанны.

Прежде всего, с трудом верится, что Карл VII мог бросить в беде свою сестру и благодетельницу. Удалить ее с политической сцены – да, проучить за своенравность – да, но спокойно смотреть на то, как ее сожгут на площади Старого рынка в Руане – нет. Просто нам достоверно не известно, какие шаги он предпринимал для того, чтобы спасти ее.

По этому поводу историк Робер Амбелен рассуждает следующим образом:

«Карл VII был человек мнительный, об этом говорят его душевные муки, связанные с вопросом о его законнорожденности. Обнаружены следы набегов, подготовленных для освобождения Жанны, а также следы переговоров о выплате возможного выкупа. Эти попытки потерпели неудачу. Оставалось еще одно: помочь ей бежать».

Но при этом для уверовавших в нее французов она должна была исчезнуть окончательно и бесповоротно. Для этого и была задумана казнь, свершившаяся 30 мая в Руане.

Не желали смерти Жанны и другие ее братья (по отцу) -Орлеанский Бастард и находившийся в плену Карл Орлеанский.

Можно предположить, что в действительной гибели Жанны не был заинтересован и английский наместник Руана граф Уорвик, фактический «хозяин» всего суда и самой подсудимой. Дело в том, что его зять, знаменитый полководец Джон Тэлбот после сражения при Патэ был пленником французского короля, а Карл VII грозил местью, если Жанна все же погибнет на костре. Кроме того, граф Уорвик был французом.

В свете этого совсем иначе выглядит забота графа Уорвика в случае с заболеванием Жанны (он прислал ей двух своих докторов). Не остался он в стороне и тогда, когда Жанна подвергалась нападкам охранников.

Отметим также, что Джон Тэлбот был освобожден из плена вскоре после спасения Жанны и осыпан почестями, став генеральным наместником короля и регента в Иль-де-Франсе. При этом за его освобождение не было выплачено никакого выкупа.

Сетования графа Уорвика на кладбище Сент-Уэн («Как плохо все оборачивается для короля, поскольку Жанна ускользает…») были лишь притворством. Ведь для английского короля это, может быть, было не так уж и плохо. Генрих VI в соответствии с договором в Труа собирался короноваться в Париже на французский престол. Осуждением Жанны он и так «дезавуировал» коронацию своего конкурента Карла VII в Реймсе, и вполне может быть, что в его планы и планы герцога Бэдфорда не входил «пепел Жанны», стучащий в сердцах его новых подданных.

Так не было ли спасение Жанны результатом тайной сделки двух королей?

Как мы уже говорили, в сохранении жизни Жанны больше всех был заинтересован «ее милый дофин» – король Франции Карл VII. Жанна дала ему все: земли, налоги, доходы, корону, славу победителя «британского льва» в Столетней войне.

История строго судит этого монарха. Ему не могут простить слабости в первые годы правления и «низкий отказ» от Жанны. Но это был добрый и удачливый король. Хронисты писали о нем:

«После своей смерти он оставил королевство в таком добром мире, спокойствии и справедливости, каковым оно было во времена короля Хлодвига, первого христианина».

Благодаря Жанне он стал «королем Франции Божьей милостью». Пользуясь этим, он примирил Арманьяков с Бургиньонами, добился подписания мира в Аррасе в 1435 году, покончил с грабежами банд мародеров, отправив их сражаться в Германию и Швейцарию. Он объединил королевство и добился мира и спокойствия. Позже он реформировал армию и провел судебную реформу. Короче говоря, он был, по словам хрониста из Шалона, «мягкий, ласковый, милосердный, умеющий держать себя и очень умный».

Жанна была сестрой (единоутробной или сводной) французского короля Карла VII. Английский король Генрих VI был ее племянником. Вопрос: могли ли они обречь на сожжение свою собственную сестру и тетушку? Такие действия кажутся нам сомнительными.

Что касается позиции англичан, крайне интересный факт отмечает историк Робер Амбелен. Известно, что 13 мая 1431 года в Руане имел место пышный пир, устроенный графом Уорвиком. Так вот, на этом пиру присутствовал некто Пьер де Мантон (Pierre de Menthon), посланец герцога Амадея Савойского.

Чтобы стало понятно, насколько важно присутствие в Руане этого господина, поясним, что герцог Амадей Савойский был деверем регента Бэдфорда.

Робер Амбелен уточняет:

«Если Жанна была дочерью Людовика Орлеанского и Изабеллы Баварской, то она являлась кузиной Анны Бэдфордской. Тем самым через брачные связи она стала кузиной Амадея Савойского».

Весьма сложная конструкция, но она однозначно указывает на то, что упомянутый пир в Руане был своего рода семейным советом, на котором решалась судьба одной из знатных родственниц.

Имя Пьера де Мантона также многое разъяснит нам в дальнейшей судьбе Жанны.

Пять лет в замке Монроттье

После тайного похищения Жанну доставили в удаленный замок Монроттье, находившийся в двух лье от савойского города Аннеси, в котором ей суждено было провести ближайшие несколько лет своей жизни.

Этот замок был выбран не случайно, так как он с 1427 года принадлежал вассалу герцога Амадея Савойского Пьеру де Мантону, тому самому, кто присутствовал на пиру у графа Уорвика 13 мая 1431 года. Ему, как нетрудно догадаться, и было вверено тайное похищение Жанны из Руана, ее доставка в Монроттье и организация надежной охраны.

Важно отметить и то, что Пьер де Мантон был не просто одним из вассалов герцога Савойского, он был еще его советником и дипломатическим посредником в переговорах между Карлом VII, Филиппом Добрым и Карлом Орлеанским.

Что касается расположенного среди отвесных скал замка, то в главной его башне есть помещение, которое долгое время именовалось тюрьма Девственницы. Дни своего пребывания там затворница отмечала черточками, вырезанными в оконном проеме, которые соответствуют тому времени, которое Жанна провела в Монроттье. Историк Робер Амбелен пишет:

«Тот, кому было поручено охранять особенно ценного заключенного, не мог выдумать лучшей тюрьмы».

О том, что конкретно делала Жанна после своего освобождения и до 1436 года, практически ничего не известно. Конечно же, она содержалась под охраной и не имела свободы передвижений. Карлу VII, позаботившемуся о ее спасении и фактически обменявшему ее на Джона Тэлбота, нужно было время, чтобы французы успели подзабыть о своей героине, поверив в ее гибель.

Вновь след Жанны появляется лишь через 5 лет после «руанского сожжения». 5 лет – срок немалый, и за эти годы произошло многое.

Если говорить в двух словах, то дела герцога Бургундского пошли совсем плохо. Несколько городов Фландрии и Бургундии отказались платить ему подать, Льеж восстал, и остальные были готовы последовать его примеру. В начале 30-х годов резко ухудшились внешнеполитические позиции герцогства: Карл VII заключил союз с германским императором Сигизмундом, который был встревожен распространением бургундского влияния на нижненемецкие земли.

Все это вместе взятое заставило герцога Бургундского сделать решительный шаг. 21 сентября 1435 года он подписал в Appace мирный договор с представителями Карла VII. Согласно этому договору, Бургундия выходила из войны и обещала Франции дружественный нейтралитет. Этот нейтралитет, впрочем, был щедро оплачен: помимо того, что герцог Бургундский удерживал за собой Пикардию и Артуа, Карл VII уступил ему графства Маконэ и Оксеруа, а также несколько городов в Шампани.

Все понимали, что Аррасский договор не уничтожил противоречий между Францией и Бургундией, ибо окончательное объединение Франции не могло быть завершено без присоединения захваченных бургундцами французских территорий. Но это была задача далеко не сегодняшнего дня. А пока мир с Бургундией развязал Франции руки для борьбы с главным противником – англичанами.

Весной 1436 года французская армия подошла к Парижу. 13 апреля в городе вспыхнуло восстание и французская столица была освобождена.

Среди тех, кому удалось бежать из Парижа, был Пьер Кошон. Уж в чем-чем, а в этом у него был большой опыт: когда-то он бежал из Реймса, потом из Бовэ. Руанским архиепископом он так и не стал и вынужден был довольствоваться жалким епископством Лизье в Нормандии. Там он, кстати, и умер в 1442 году. Его покровитель, регент Бэдфорд, умер еще раньше, в 1435 году, за неделю до подписания Аррасского договора, в том самом замке Буврей, где находилась в заключении Жанна.

Если бы историк, изучающий заключительный период Столетней войны, имел в своем распоряжении только официальные документы французского правительства, то он и не подозревал бы о существовании Жанны. Дело в том, что ни один из этих документов – ни многочисленные королевские указы, ни послания «добрым городам», ни победные манифесты – не упоминает о ней ни единым словом. Как будто ее не было вовсе.

Объяснять это одной лишь неблагодарностью Карла VII было бы, по меньшей мере, наивно. Карл был, прежде всего, политиком, великолепно умевшим отделять политические интересы от личных эмоций и подчинять последние первым.

Жизнь заставила его пройти полный курс политического лицемерия, и он в совершенстве владел этим искусством. И если бы он видел хоть малейшую выгоду в том, чтобы тотчас же после «казни» Жанны обратить себе на пользу этот факт, он, безусловно, не промолчал бы. Но он не считал это выгодным. Более того, любое открытое проявление сочувствия к «памяти Жанны» со стороны Карла VII было до поры до времени не в его интересах.

Прежде всего потому, что ему было выгодно, чтобы французы побыстрее забыли Жанну.

К тому же публично выраженное сожаление о Жанне было бы воспринято как недружелюбный жест по отношению к герцогу Бургундскому; ссориться же со своим кузеном Филиппом в этот момент Карл не хотел.

И наконец, такое сожаление звучало бы открытым упреком в адрес Парижского университета – влиятельной организации, в поддержке которой король нуждался до тех пор, пока не почувствовал себя достаточно сильным для того, чтобы лишить университет политического влияния и подчинить его своему контролю. Но это произошло значительно позже, а до тех пор Карл чутко прислушивался к голосу университетских кругов и не желал их раздражать понапрасну.

Глава восьмая
Жанна появляется вновь

Жанна из Арлона

Таковы были события, произошедшие после «казни» Жанны за 5 лет, проведенных ею в савойском замке Монроттье.

Что делала Жанна в эти годы, никому доподлинно не известно, но в 1436 году она вновь появилась на исторической сцене.

Биограф Жанны Анри Валлон по этому поводу пишет:

«5 лет спустя, в Лотарингии, недалеко от родины Жанны д’Арк, появилась некая женщина, и все ее приняли как Деву».

На самом деле, первоначально она появилась в Арлоне, небольшом городке на границе современной Бельгии с Люксембургом, и этот факт зафиксирован во многих источниках. В связи с этим историк Робер Амбелен указывает на то, что забрали Жанну из Монроттье Жан Потон де Ксентрай и его помощник Жан де Бланшфор. Это выглядит удивительным, но никто этому «побегу» особенно и не препятствовал.

Историк Ален Деко констатирует:

«Так начинается одна из самых удивительных страниц в истории Франции, где нет никакого вымысла, а, напротив, есть почти бесспорные факты».

В Арлоне Жанна поступила под присмотр могущественного вельможи Жана де Родмака (Jehan de Rodemack), кузена Карла VII и советника герцогини Люксембургской. Доподлинно известно также, что в Арлоне Жанна была принята и самой герцогиней Люксембургской.

Ален Деко отмечает, что назвавшая себя Жанной «смело предстала перед великой герцогиней».

«Та приняла ее, расспросила, выслушала и объявила, что отныне будет ей подругой! Герцогиня пригласила Жанну в свой замок и принялась всячески обхаживать ее».

Внесем ясность: эту герцогиню Люксембургскую не надо путать, как это делают некоторые историки, с Жанной Люксембургской, которая общалась с Жанной д’Арк в самом начале ее нахождения в бургундском плену. На самом деле, герцогиня Люксембургская – это Елизавета, дочь Жана Люксембургского и Рихарды Меклембургской. По мужу она была герцогиней де Герлиц (Elisabeth de Gorlitz). А Жанна Люксембургская, которая в свое время проявила сострадание к узнице замка Боревуар, как мы помним, умерла незамужней в 1430 году. У нее было два племянника, одним из которых был Жан Люксембургский, кузен Елизаветы Люксембургской и хозяин замка Боревуар.

Герцогиня Люксембургская была очень богатой и влиятельной дамой, поэтому маловероятно, чтобы она стала принимать у себя девушку, происхождение которой вызвало бы у нее хоть какое-то сомнение. С точностью до наоборот, она с радостью приняла Жанну, испытывая перед ней угрызения совести за те месяцы, что Жанна вынуждена была провести в заключении у ее родственника.

Роже Сензиг и Марсель Гэ констатируют:

«Среди тех, кто весной 1436 года находился в Арлоне, Жан де Родмак, без сомнения, лучше всех знал Деву. Невозможно и представить себе, что он мог быть обманут авантюристкой».

В Арлонском замке Жанна жила в роскоши, окруженная заботами герцогини Елизаветы де Герлиц и ее близких. Этот факт наглядно говорит лишь об одном: если она получила такой прием при Люксембургском дворе, то она никак не могла быть какой-то самозванкой. В противном случае, тяжелые ворота замка никогда не открылись бы перед ней.

* * *

Жанна прожила в Арлоне достаточно много времени, а потом она оказалась втянута в одну политико-религиозную интригу, которая едва не стоила ей жизни.

Получилось так, что она была увезена графом Ульрихом Вирнембургским (Ulrich de Virnembourg) в город Кельн, где проживал его отец – герцог Вирнембургский.

Историк Поль Руэлль утверждает, что граф «ухаживал» за Жанной, а Жанна «позволяла за собой ухаживать». Робер Амбелен идет еще дальше, утверждая, что «названный граф полюбил ее очень сильно».

В Кельне Жанна снова стала носить мужскую одежду. В книге «Правда о Жанне д’Арк», изданной в Париже в 1895 году, сказано, что граф Вирнембургский подарил ей красивые латы.

В Кельне Жанна «весело пировала» с графом Вирнем-бургским, а затем начала активно вмешиваться в интриги местных феодалов. Такова уж была ее деятельная натура, и ни нахождение в плену, ни суд, ни 5 лет в Монроттье, похоже, ее не изменили.

Что же происходило в Кельне весной 1436 года? Известно, например, что, именно тогда два претендента оспаривали архиепископское кресло в Трире, и Жанна, ссылаясь на волю Божью, решительно приняла сторону одного из них, а именно графа Ульриха. Как в свое время она способствовала коронации Карла VII в Реймсе, так и здесь она решила возвести в сан «своего человека».

Как видим, боевой и самовластный характер Жанны не изменился. Все-таки прав был Пьер де Ронсар, когда писал: «Но ни один из всех, какого б ни был роду, не властен сам свою переменить природу».

В конечном итоге подобная активность Жанны привела к вмешательству инквизитора из Майнца Генриха Кальтейзена (Kalteisen или Kaltysen), который в то время находился в Кельне.

Роже Сензиг и Марсель Гэ по этому поводу пишут:

«Кальтейзен узнал, что эта женщина передвигается на лошади по городу в компании дворян, что она носит мужскую одежду, что она ест и пьет с ними. Кроме того, она предается занятиям магией, утверждает, что ее зовут Жанной Девой и пытается содействовать одному из кандидатов на пост епископа. Это был скандал».

Возмущенный Кальтейзен тут же вызвал Жанну к себе для дачи показаний, грозя начать специальное расследование. Это, понятное дело, было совсем некстати, ведь с инквизицией никогда шутить не рекомендовалось. Особенно в первой половине XV века. К тому же, против Жанны по-прежнему еще действовал судебный приговор, вынесенный в Руане.

После этого, наученная своими руанскими «приключениями», Жанна сочла за благо спешно удалиться обратно в Арлон. Проще говоря, она бежала из Кельна, не подчинившись приказу инквизитора из Майнца.

О том, что все это имело место, нам сообщает хроника современника описываемых событий – доминиканского монаха Йоханеса Нидера (Johanes Nieder). Ему все изложил сам Генрих Кальтейзен (его друг), а он, в свою очередь, поведал об этой истории в своей книге «Formicarum», написанной в 1437 году, то есть на следующий год после названных событий.

Как пишут Роже Сензиг и Марсель Гэ, «два охотника на ведьм, какими были Кальтейзен и Нидер, считали, что женщина, которая вооруженной ездила по Кельну, очень походила на Деву Франции». В связи с эти этот историк задается вопросами:

«Та, кого многие историки называют «фальшивой Жанной д’Арк», интригует меня все больше и больше. Как эта женщина могла знать, что она как две капли воды похожа на настоящую, умершую 5 лет назад, ведь тогда не существовало ее портретов? К физическому сходству эта мистификаторша должна была добавить талант в управлении лошадью, интеллектуальные способности настоящей… Можно ли вообще так долго обманывать всех вокруг?»

Ответ на эти вопросы может быть только один: так долго всех обманывать невозможно, а это значит, что в Арлоне и в Кельне действовала настоящая Жанна д’Арк.

* * *

Но перед тем как отправиться в Кельн, в мае 1436 года, Жанна объявилась в Меце. Историк Жак Хеерс рассказывает, что эта, как он выражается, «новая Жанна» была принята «руководителями города, а братья настоящей Жанны д’Арк, Пьер и Жан, узнали ее и назвали своей сестрой».

Интересные сведения о новом появлении Жанны можно найти в старинной «Хронике настоятеля монастыря Сен-Тибо-де-Мец». В этой хронике описываются все важнейшие события, происходившие в городе Меце, и заканчивается она январем 1460 года. Копия этого документа сохранилась в Национальной библиотеке Франции, и в ней сказано:

«В 1436 году сир Филиппен Марку был старшим городским советником города Меца. В этом же году, числа 20 мая, Жанна Дева, которая была во Франции, прибыла в Ля-Гранж-оз-Орм, недалеко от Сен-Прива. Она туда приехала, чтобы переговорить с несколькими знатными горожанами Меца. И в этот же день туда прибыли два брата Девы. Один из них, мессир Пьер, был рыцарем, а другой, Жан Малыш – оруженосцем, и они думали, что она была сожжена. Но когда они увидели ее, они признали в ней сестру, и она тоже их узнала».

Роже Сензиг и Марсель Гэ по этому поводу пишут:

«Вот такой удивительный текст. Его автор утверждает, что Жанна не была сожжена в Руане, так как она вновь появилась 5 лет спустя в районе Меца».

Далее, то есть 21 мая 1436 года, согласно «Хронике настоятеля монастыря Сен-Тибо-де-Мец», Жанна встретилась с сеньором Николя Лувом (Nicolas Louve), который дал ей боевого коня ценой в 30 франков и пару шпор, а также с сеньором Обером Буле (Aubert Boulay), который подарил ей головной убор, и сеньором Николя Гронья (Nicolas Grognat), который подарил ей меч.

Нам совершенно не важно, кто такой был Филиппен Марку. Важно, что дело происходило в 1436 году, и что 20 мая 1436 года Жанна прибыла в некий Ля-Гранж-оз-Орм.

Как видим, настоятель монастыря Сен-Тибо подтверждает, что в 1436 году Жанну признали ее братья и некоторые дворяне, причем не только в Ля-Гранж-оз-Орм, но и в Меце, Type и еще в нескольких городах и деревнях. Особенно важно, что ее признал сир Николя Лув, который был очень близко знаком с «прежней» Жанной.

В «Хронике настоятеля монастыря Сен-Тибо-де-Мец» так и сказано:

«Дева вскочила на коня и сказала что-то сиру Николя Луву, после чего он понял, что она та самая, что была во Франции. По некоторым признакам, она была признана Жанной Девой, которая привела короля в Реймс для коронации».

Бывают просто свидетельства, а бывают свидетельства неоспоримые. Николя Лув, родившийся примерно в 1387 году, в то время был одним из самых уважаемых жителей города Меца. Он был рыцарем Карла VII и принимал участие в его коронации в Реймсе. Такому человеку просто в голову бы не пришло участвовать в какой-либо мистификации, признавая Жанной Девой самозванку. Ошибаться он тоже не мог, слишком уж хорошо он знал Жанну. Кстати сказать, в рыцарское звание он был возведен именно благодаря ее ходатайству, и все подарки, которые он ей сделал, были проявлением его бесконечной благодарности.

Небезынтересно будет указать и на то, кто такие были Обер Буле и Николя Гронья. Первый из них был эшевеном[4]4
  Эшевен – в Средневековой Франции так называлось должностное лицо (преимущественно в северных городах), имевшее административные и судебные полномочия.


[Закрыть] в Меце, второй – губернатором части укреплений города. По этому поводу историк Робер Амбелен задается очевидным вопросом:

«Зачем нужно было им участвовать в мошенничестве, из-за которого они могли бы получить только крупные неприятности?»

Ответ на этот вопрос очевиден: скорее всего, никакого мошенничества или невольной мистификации и не было.

Согласно «Хронике настоятеля монастыря Сен-Тибо-де-Мец», Жанна пробыла в Меце «примерно 3 недели» и имела продолжительные встречи с властями города.

В книге «Правда о Жанне д’Арк» отмечается, что «многие жители Меца приходили посмотреть на нее и признали в ней Деву Франции, а затем дали ей много драгоценностей».

Что касается первоисточника всей этой информации, то «Хроника настоятеля монастыря Сен-Тибо-де-Мец» была обнаружена священником Жеромом Винье. Он скопировал отдельные места рукописи и официально заверил копию у нотариуса. Через 40 лет, в ноябре 1683 года, эта копия была опубликована его братом в журнале «Меркюр Галан» (Mercure Galant). В XVIII веке сама хроника была издана в «Документах по церковной и гражданской истории Лотарингии». Подлинность рукописи в целом, в том числе и тех ее страниц, которые повествуют о «воскресшей» Жанне, не вызывает сомнений. Вдобавок положение монастыря Сен-Тибо, находившегося недалеко от Меца, но не подчиненного городу, а также недалеко от места нахождения Жанны, делает этого хроникера независимым свидетелем, вполне заслуживающим доверия.

Совершенно очевидно, что настоятель монастыря Сен-Тибо искренне считал появившуюся в 1436 году женщину подлинной Жанной д’Арк.

Мог ли он выдумать всю эту странную историю? И если да, то с какой целью? Ответ на эти вопросы очевиден: конечно же, он все это не выдумал. Во-первых, вся «Хроника настоятеля монастыря Сен-Тибо-де-Мец» достаточно адекватна и не дает оснований подозревать ее автора в склонности к фантазиям. Во-вторых, если человек и решил вдруг пофантазировать, то зачем ему было вводить в свою «фантазию» реальных людей, занимавших в то время в Меце достаточно высокие посты? Это просто нелогично, если не сказать – глупо.

Надо лишь добавить, что на полях рукописи существует некая приписка, которая говорит о том, что рассказ настоятеля монастыря Сен-Тибо – это «Сказка о Деве из Вокулера». Однако сразу же бросается в глаза тот факт, что приписка эта, вроде бы опровергающая изложенную информацию, была сделана другой рукой (по словам Роже Сензига и Марселя Гэ, «она была сделана намного позже, в XVII веке») и является тенденциозной и специально сфабрикованной вставкой, имеющей целью введение в заблуждение читателей.

О реакции братьев Жанны д’Арк на появление 1436 году «незнакомки» историк Ален Деко пишет:

«Когда братья увидели ее, они очень удивились. Неизвестная как две капли воды походила на Жанну, их покойную сестру! Они принялись ее подробно расспрашивать. Неизвестная сказала, что она и вправду Жанна. Орлеанская Дева. И братья признали ее».

«Если братья д’Арк отвезли свою сестру в Вокулер, а потом и в Домреми, – констатируют Роже Сензиг и Марсель Гэ, – надо думать, что эта женщина не только была похожа на Жанну, но и имела соответствующие воспоминания о былых событиях. В противном случае, эта женщина была бы задержана и осуждена за обман».

Ален Деко продолжает свой рассказ:

«Чудесная весть облетела всю Лотарингию. И бывшие сподвижники Жанны отправились в Мец, чтобы изобличить самозванку. Но, оказавшись лицом к лицу с той, которая называла себя Девой, они падали перед нею ниц и, обливаясь слезами, целовали ей руки. Так поступили сир Николя Лув, рыцарь, сир Николя Гронья и сеньор Обер Буле. Слова девицы убедили всех в том, что она говорит правду».

А вот еще один факт, на который указывает Ален Деко:

«Братья привезли ее к себе в дом. И какое-то время она гостила у них. Им всем было что вспомнить и о чем поговорить! Жанна – давайте называть ее так – складно отвечала на все вопросы, касавшиеся ее детства и дальнейшей жизни, так что уличить ее во лжи и самозванстве оказалось невозможно. Из этого испытания она вышла победительницей».

* * *

Находясь в Меце, Жанна написала несколько писем, в том числе королю Карлу VII, находившемуся в замке Лош. Но в 1436 году король и не подумал удостоить Жанну ответом. Пока не удостоил…

Как ни странно, почему-то никто не спросил Жанну, где она провела предшествовавшие 5 лет, прошедшие со времени ее мнимой казни и чудесного спасения. Сама же она старалась не касаться этого вопроса.

У Алена Деко по этому поводу читаем:

«Для того чтобы сильные мира сего поверили, что она действительно та, за которую себя выдавала, Жанне, надо полагать, приходилось подробно объяснять им, как ей удалось избежать казни. На самом же деле ничего подобного не было. Жанна могла сколько угодно рассказывать о своих подвигах, но о том, как ей посчастливилось спастись от костра, она хранила полное молчание. Когда заходил разговор о ее чудесном избавлении, она предпочитала говорить загадками».

Вообще говоря, действия Жанны, если допустить, что она была самозванкой, труднообъяснимы. Право же, так неосторожно мог себя вести только очень уверенный в себе человек. Первая явная неосторожность – вступление в переписку с королем, а потом и встречи со своими «братьями» из Домреми. Уже на этом этапе карьера самозванки могла бы благополучно завершиться, так толком и не начавшись. Но дальше – больше: Жанна согласилась выйти замуж за сеньора дез Армуаз, отлично зная, что при заключении брака с дворянином обязательно потребуются подтверждения ее знатного происхождения.