Текст книги "Альтернативная история Жанны д’Арк"

Прибытие Жанны в Париж и ее «разоблачение»

Окрыленная орлеанским триумфом, в 1440 году Жанна отправилась в Париж. Орлеан – Орлеаном, но все же это -глубокая провинция, а Париж – это Париж. Фактически это была попытка полной, можно сказать, общенациональной «реставрации» Жанны д’Арк.

Цель этой поездки очевидна: Жанна мечтала занять причитающееся ей законное место подле брата-короля.

Но вот вопрос, а нужна ли была такая «реставрация» Карлу VII? С его точки зрения, Жанна уже давно выполнила свою функцию, и ее появление в Париже казалось ему крайне нежелательным. Зачем делиться с кем-то славой? Ведь это только те, кто ничего не имеют, готовы делиться с другими…

Парижский парламент, а в то время это было только судебное учреждение, получив указание короля, предпринял меры, чтобы не допустить такого же восторженного приема Жанны, как это было в Орлеане.

А лучше вообще не допустить приема, и сделать это было не так уж и сложно. Еще по пути в столицу Жанна была задержана и взята под охрану. Париж – это не провинциальный Орлеан, здесь Жанну лично практически никто не знал, и рассчитывать ей было не на кого. Одного разговора «с пристрастием» оказалось достаточно, чтобы Жанна поняла, что идея триумфального въезда в Париж была, скажем так, не самой удачной. В результате, Жанна вынуждена была объявить себя самозванкой. Мол, извините, бес попутал.

А что ей еще оставалось делать?

Роже Сензиг и Марсель Гэ пишут:

«Жанна дез Армуаз была обвинена в обмане и клевете. И каков был вердикт за все эти преступления? Смерть? Пожизненное заключение в тюрьму? Ссылка? Нет, оправдание. Из этого можно сделать вывод, что обвиняемая имела веские аргументы, повлиявшие на решение судей. Может быть, она показала им свои боевые раны?»

В самом деле, это выглядит какой-то фантастикой. Если доказано, что человек – самозванец, то он должен быть примерно наказан. А если он не наказан, то он – либо не самозванец вовсе, либо все это дело не так просто, как кому-то хотелось бы его представить.

Как бы то ни было, так называемую «самозванку» освободили и она отправилась восвояси, в Лотарингию.

Последние годы жизни Жанны

После этого Жанна была отправлена домой в Лотарингию.

В дальнейшем ее имя практически не упоминается. В книге «Правда о Жанне д’Арк» лишь вскользь замечено, что «она вернулась к частной жизни». Где? В замке Жольни в пяти лье от Меца. С кем? Со своим мужем Робером дез Армуаз.

Сейчас найден ряд документов, подлинность которых не подлежит сомнению, по которым по ряду косвенных свидетельств можно вычислить жизненный путь Жанны после 1440 года.

Во-первых, это нотариальный акт от 29 июля 1443 года, в котором зафиксировано пожалование освободившимся из многолетнего плена герцогом Карлом Орлеанским Пьеру дю Лису имения Иль-о-Беф на Луаре «за верную службу королю и самому герцогу».

Пьер дю Лис, как мы знаем, это Пьер д’Арк, официально считавшийся братом Жанны из Домреми. Свою «верную службу», указывалось в нотариальном акте, Пьер дю Лис осуществлял «совместно со своей сестрой Жанной Девой, с которой он был до его (или ее) нахождения в отсутствии и после этого вплоть до настоящего времени». Весьма странная формулировка, ибо при переводе с французского «son absentement» можно перевести и как «его нахождение в отсутствии» и как «ее нахождение в отсутствии».

Если речь идет о его отсутствии, то текст расшифровывается просто: Пьер дю Лис, как и Жанна, несколько лет находился в плену. Непонятно, впрочем, почему бы в тексте прямо не сказать об этом? Однако вполне допустимо трактовать текст нотариального акта и так – «с которой он был до ее нахождения в отсутствии и после этого вплоть до настоящего времени».

В любом случае, это является признанием того, что Жанна не погибла в 1431 году, а была жива 12 лет спустя.

Возникает вопрос, а не сознательно ли была вставлена в документ эта туманная фраза? Ведь в 1443 году уже нельзя было одновременно и открыто выражать сомнение в гибели «настоящей» Жанны д’Арк и признавать «самозванку», совсем недавно с успехом «разоблаченную» Парижским парламентом.

В другой дарственной грамоте Карла Орлеанского, датированной уже 31 июля 1450 года, о Пьере дю Лис говорится уже как о «брате покойной Девы».

Из этих двух документов следует простой вывод: в июле 1443 года Жанна была еще жива, а в июле 1450 года она уже умерла.

Роже Сензиг и Марсель Гэ пишут о Жанне:

«Ее следы теряются. Без сомнения, часть времени она ездила по Лотарингии между Мецем и Жольни, нанося многочисленные визиты своим родственникам и друзьям в Нанси, в Домреми, в Вокулере и прочих местах».

Некоторые историки считают, что Жанна умерла в 1446 году в возрасте 39 лет. Историк Робер Амбелен утверждает, что Жанна скончалась летом 1449 года. Свое утверждение он основывает на следующем. Официальная мать Жанны Изабелла Роме последние годы жизни тяжело болела и жила в Орлеане. Городские власти помогали ей, как могли. Но вот что интересно, в реестре городских расходов до 1449 года значится «Изабо, мать Девственницы», а с сентября 1449 года – «Изабо, мать покойной Девственницы». Из этих чисто бухгалтерских (а потому достовернейших) фактов проистекают два обстоятельства: во-первых, Жанна действительно умерла не в 1446 году, а в 1449 году, во-вторых, она никогда не считала Изабеллу Роме своей родной матерью – иначе никак нельзя объяснить ее практически полное невнимание к этой пожилой и больной женщине, доживавшей свой век в Орлеане.

Роже Сензиг и Марсель Гэ называют точную дату смерти Жанны – 4 мая 1449 года.

Детей у Жанны не было (и быть не могло), похоронена она была в деревушке Пюллиньи. Ее муж Робер дез Армуаз скончался примерно через год после Жанны. Похоронен он был в одной с ней могиле, где на мемориальной доске была выбита надпись следующего содержания:

«Здесь покоится тело Жанны дез Армуаз с ее драгоценностями, а также тело ее мужа, рыцаря Робера дез Армуаз, в его доспехах».

Есть свидетельства, что рядом с могилой на каменном своде был высечен герб Жанны Девы. Во время Великой французской революции по декрету 1793 года он был варварским образом уничтожен (никто ничего не имел против Жанны, просто тогда «под одну гребенку» уничтожались все гербы). В 1890 году была снята и мемориальная доска.

Выдвигавшиеся версии о том, что в конце жизни Жанна занималась воспитанием своих детей, не выдерживают никакой критики. Как мы уже отмечали, детей иметь Жанна просто не могла. Что же касается неких детей, то они были, но это были дети не Жанны с Робером, а Филиппа дез Армуаз, родственника мужа Жанны, и Изабеллы дю Фэ. Бездетная Жанна прониклась нежными чувствами к своим юным племянникам и стала крестной матерью их первенца, названного Людовиком, в честь ее отца Людовика Орлеанского (до этого в семействе дез Армуаз никто из детей такого имени не носил).

В 1449 году произошло еще одно важное событие – был, наконец-то, освобожден Руан. 10 ноября 1449 года Карл VII торжественно вступил в столицу Нормандии. У кафедрального собора его встретило духовенство во главе с архиепископом Раулем Русселем (Raoul Roussel), бывшим в свое время асессором инквизиционного трибунала по делу Жанны. Архиепископ преподнес Карлу VII святые реликвии, которые тот поцеловал, опустившись на колени. Как трогательно и как многозначительно! Ведь этим король подтвердил привилегии местного духовенства и гарантировал прощение всем, кто запятнал себя сотрудничеством с англичанами.

Глава девятая
Реабилитация и канонизация Жанны

Расследование Гийома Буйе

15 февраля 1450 года Карл VII поручил своему советнику Гийому Буйе (Guillaume Bouille), доктору богословия и профессору Парижского университета, произвести предварительное расследование обстоятельств процесса над Жанной Девой и дал ему необходимые для этого полномочия.

В первых числах марта Гийом Буйе опросил семерых свидетелей, осведомленность которых не вызывала сомнений. Это были бывший секретарь трибунала Гийом Маншон, бывший судебный исполнитель Жан Массье, бывший асессор Жан Бопэр, а также четыре монаха-доминиканца из руанского монастыря Сен-Жак, принимавшие участие в работе инквизиционного трибунала в качестве асессоров инквизитора.

По окончании следствия Гийом Буйе представил королю протоколы показаний вместе с составленным им докладом.

Так начался последний процесс Жанны – процесс ее реабилитации. Он был таким же политическим процессом, как и процесс ее осуждения, но преследовал, разумеется, противоположные цели. Если осуждение Жанны было задумано как удар по престижу Карла VII, то ее реабилитация должна была очистить короля от подозрений в связи с «еретичкой» и «колдуньей». Об этом совершенно прямо говорилось в записке Гийома Буйе:

«Дальнейшее молчание относительно этого несправедливого обвинения нанесет явный ущерб королевскому достоинству. Какое пятно ляжет на будущее, если враги будут иметь возможность заявить, что французский король держал в своих войсках еретичку, которая общалась с демонами».

Казалось бы, процедура реабилитации не должна была занять много времени, так как налицо было все, что требовалось для отмены нежелательного приговора: воля могущественного государя, необходимые документы и показания участников суда над Жанной. Но прошло более 6 лет с начала пересмотра дела, прежде чем приговор был отменен и Жанну признали полностью реабилитированной.

* * *

Прежде всего, возникли трудности чисто юридического характера. С правовой точки зрения расследование, произведенное Гийомом Буйе, не значило решительно ничего. Сам Буйе был доктором богословия, но в данном случае он действовал как представитель короля, то есть был уполномоченным светской власти. Жанну же в свое время осудила церковь, и только она могла ее реабилитировать. Это было ясно, и с этим нужно было что-то делать.

Неясно было другое: какому именно церковному органу могло принадлежать право отменить приговор, вынесенный епископским судом совместно со святой инквизицией. Иерархия католической церкви была очень сложна, и на роль кассационной инстанции могли претендовать самые различные учреждения: трибунал Реймсского архиепископства, которому была подчинена епархия Бовэ, Парижский университет, имевший статус высокого духовного суда, инквизитор по делам веры во Франции, общее собрание французских прелатов и т.д. Трудность эта усугублялась еще и тем, что пересмотр дел вообще был явлением необычным в практике церковных трибуналов, а святая инквизиция, накопив к середине XV века огромный опыт осуждения всевозможных еретиков, почти не располагала прецедентами противоположного толка.

Юристы из окружения Карла VII, которые вели подготовительную работу по делу реабилитации Жанны, остановились, в конце концов, на самой высокой из всех возможных инстанций: они решили обратиться к Римскому папе. И дело здесь заключалось не только в том, что это был наиболее авторитетный орган, но и в том, что само дело Жанны имело, если можно так выразиться, международный масштаб, и, следовательно, арбитром по этому делу мог выступить только международный церковный трибунал. В самом деле, если бы Жанну оправдал только французский суд, то цель, к которой стремился Карл VII, не была бы в полной мере достигнута. Те же англичане, например, могли бы обвинить суд в пристрастности. Оправдание же, вынесенное от имени самого римского папы, выглядело бы в глазах «международной общественности» совершенно иначе.

Значительно легче был решен вопрос о том, кому следует выступить в качестве истца. Французское правительство предпочло остаться в тени, а просьба о пересмотре дела формально поступила от так называемых родственников Жанны.

Новое следствие по делу Жанны

В бесконечных переговорах прошло 2 года, и в апреле 1452 года кардинал д’Этутвилль (cardinal d’Estouteville), французский легат папы Николая V, начал официальное следствие по пересмотру дела Жанны и ее реабилитации. Вместе с Великим инквизитором Франции Жаном Бреалем (Jean Brehal) он допросил в Руане пятерых свидетелей, в том числе Гийома Маншона, Изамбара де ля Пьера и Мартэна Ладвеню, которые уже давали показания метру Буйе. Процедура следствия была обычной: каждый свидетель отвечал на вопросы, заранее сформулированные в специальном документе, причем сами формулировки этих вопросов зачастую подсказывали требуемый ответ. Текст этого вопросника дошел до наших дней, и, судя по его содержанию, следователи стремились возложить всю ответственность за произошедшее в 1431 году только на покойного епископа Кошона и неких безымянных «англичан», совершенно замалчивая роль Парижского университета и святой инквизиции.

Через несколько дней на основе собранных показаний составили новый и при этом еще более тенденциозный вопросник, по которому передопросили пятерых старых и одиннадцать новых свидетелей.

12 мая 1452 года кардинал д’Этутвилль уведомил Карла VII о результатах расследования, заверив короля, что он употребит все свое влияние, чтобы довести дело до конца. В завершении он сказал королю:

– Я знаю, что это дело весьма сильно затрагивает вашу честь и положение.

Вернувшись в Рим, кардинал передал все имеющиеся у него материалы на экспертизу двум выдающимся знатокам канонического права – папским адвокатам Теодору де Лелиис (Theodore de Leliis) и Паоло Понтано (Paulo Pontano). Эксперты тщательно отобрали все сомнительные моменты формально-правового характера и указали на обстоятельства, которые, по их мнению, оправдывали поведение Жанны до и во время суда.

Начали они с того, что оспорили правомочность епископа Кошона судить Жанну, поскольку она не совершила на подведомственной ему территории никакого преступления. Кроме того, они отметили, что подсудимой не дали защитника, и осудили недозволенные методы ведения следствия.

Что касается важнейших пунктов обвинения, в частности, факта ношения Жанной мужского костюма, то эксперты отметили, что она делала это по вдохновению свыше, а также для того, чтобы защитить свою девичью честь, и, следовательно, это нельзя считать преступлением.

В свою очередь, инквизитор Франции Жан Бреаль тоже обратился к авторитетным французским теологам и канонистам, и те с энтузиазмом начали высказываться за оправдание Жанны. Аргументация при этом была проста: французская монархия по самой своей природе неспособна доверять или покровительствовать еретикам, Жанна служила этой монархии, следовательно, обвинения в ереси, выдвинутые против нее, ложны.

Историк В.И. Райцес пишет:

«Церковный хор, провозгласивший некогда анафему Жанне, был готов ныне провозгласить ей аллилуйю. В этом хоре особенно выделялись голоса тех, кто прежде верой и правдой служил англичанам, а теперь лез из кожи вон, чтобы заслужить милость нынешнего монарха».

Несмотря на всеобщее одобрение, ход дела вновь застопорился по причинам сугубо политическим. Главной из них стало ухудшение отношений между Римом и Францией. Папа Николай V «пошел на принцип» и до конца своих дней оставался глух к просьбам дать реабилитации Жанны дальнейший ход.

Реабилитация Жанны

24 марта 1455 года папа Николай V умер, и его преемником стал Каликст III, избранный благодаря поддержке французских кардиналов. И он не остался перед ними в долгу. Выборы нового папы состоялись 8 апреля 1455 года, а уже 11 июня Каликст III подписал рескрипт, назначавший архиепископа Реймсского, епископа Парижского и епископа Кутансского комиссарами по проверке и пересмотру дела Жанны с правом вынесения окончательного приговора.

Реабилитационный трибунал приступил к работе 7 ноября 1455 года, собравшись на свое первое заседание в соборе Парижской Богоматери. Относительно этого мероприятия историк Робер Амбелен пишет:

«Все последующее показывает, что оправдательный процесс был заранее подготовлен и проведен в полном согласии между Каликстом III и Карлом VII при посредничестве тайных эмиссаров».

Прежде всего, на заседание даже не была приглашена Изабелла Роме, которая последние несколько лет жила в Орлеане на пенсию, выплачиваемую местным муниципалитетом. Это нетрудно объяснить: женщина, вырастившая Жанну, была уже довольно стара и могла наболтать лишнего.

Началось новое расследование. Теперь комиссарам предстояло проверить не только материалы обвинительного процесса, но и обстоятельства жизни Жанны до плена и суда. Проверка потребовала нескольких месяцев напряженной работы. Уполномоченные трибунала и сами его члены опросили десятки свидетелей в Руане (декабрь 1455 года), Домреми и Вокулере (январь-февраль 1456 года), Орлеане (февраль-март 1456 года), Париже (март-апрель 1456 года) и снова в Руане (май 1456 года). При этом все слушания носили весьма целенаправленный характер: нужно было во что бы то ни стало доказать, что Жанна была существом простым и набожным.

В книге Анатоля Франса «Жизнь Жанны д’Арк» читаем:

«Насколько можно судить, иные показания оказались урезанными. Те, кто вел допрос, сумели побудить свидетелей по любому поводу утверждать, что она была простой, очень простой».

Все выглядело настолько нарочито, что академик Луи Бертран сделал вывод о том, что «показания свидетелей выглядели так, как будто они подчинялись общему указанию».

Чего, например, стоит такое признание Орлеанского Бастарда:

«Я думаю, что Жанна была послана Богом, и что ее участие в войне было скорее Божественным промыслом, чем делом рук человеческих. Многие причины заставляют меня так думать».

Второй важной особенностью процесса было следующее: свидетельские показания, изобилуя сведениями о Жанне до момента коронации Карла VII (Домреми, Вокулер, Шинон, Пуатье, Орлеан и т.д.), почти ничего не говорят о последующих событиях, то есть о попытке взять Париж, об уходе на помощь Компьеню и, наконец, об обстоятельствах, при которых Жанна попала в плен. Таким образом, из поля зрения следствия выпадал большой и важный период жизни Жанны.

Объяснение этому факту может быть только одно: следователи преднамеренно обходили этот период жизни Жанны потому, что именно в это время произошло резкое изменение в отношениях между королем и той, кому он был обязан своей короной. Именно в этот период Жанну начали отстранять от влияния на государственные дела, именно тогда ее изолировали от армии и народа. Главных противников Жанны, архиепископа Реньо де Шартра и Жоржа де ля Тремуйя, давно уже не было в живых, и Карл VII просто не хотел ворошить прошлое, потому что его собственная роль в этом самом прошлом выглядела не слишком-то благовидной.

Политическая направленность процесса реабилитации отчетливо проявилась и в стремлении снять ответственность с главных участников Руанского судилища, которые были живы, переложив ее на тех, кто уже умер. Эту тенденцию можно проследить с самого начала пересмотра дела, то есть с 1450 года.

Так, например, весной 1452 года в Руане проводился допрос нескольких членов трибунала, осудившего Жанну. Но человек, который играл на обвинительном процессе одну из самых важных ролей, а именно второй судья и представитель главного инквизитора Франции Жан Лемэтр, преспокойно живший в это время в Руане, на допрос даже не был вызван. Впервые имя Лемэтра рядом с именем епископа Кошона упомянуто в материалах расследования лишь в 1455 году. Жан Лемэтр в это время был уже в мире ином.

В 1450 году Гийом Буйе взял краткие показания у метра Жана Бопэра, ближайшего помощника епископа Кошона, которому тот часто поручал вести допросы Жанны. С тех пор его больше не тревожили, хотя Бопэр, являясь одним из наиболее осведомленных лиц, вполне мог бы сообщить множество ценных сведений (это и понятно, ведь он был жив до 1462 года). В то же время менее важные свидетели допрашивались и передопрашивались по несколько раз.

Вообще к показаниям участников суда над Жанной следует относиться очень критически, особенно в том контексте, где они говорили о своей роли. Послушаешь их, так все они были сплошь и рядом честнейшие и порядочнейшие люди, которые, пренебрегая опасностью, пытались спасти подсудимую. И если из этих попыток ничего не вышло, то виноваты в этом покойный Пьер Кошон, покойный Жан д’Этиве (странным образом утонул в болоте) и покойный Николя Луазелер (скоропостижно скончался в Базеле).

И странная вещь: кое-кому удалось убедить в своем добром расположении к Жанне не только судей по реабилитации (тех вообще мало интересовала степень личной ответственности свидетелей), но и позднейших исследователей. Так, например, прочная репутация доброжелателей Жанны укрепилась в исторической литературе за монахами-доминиканцами Мартэном Ладвеню и Изамбаром де ля Пьером. Единственной основой этой репутации являются показания самих монахов. При этом в мае 1431 года оба они поддержали обвинение Жанны в ереси и колдовстве.

В середине мая 1456 года следствие закончилось. В течение следующих полутора месяцев высокопоставленные комиссары изучали его материалы. Наконец, был назначен день, когда будет вынесен окончательный приговор. Этим днем стало 7 июля. Утром во дворце архиепископа Руанского, где некогда заседал трибунал Пьера Кошона, собрались члены реабилитационного суда во главе с Жаном Жувенелем дез Урсен, архиепископом Реймсским. Истцов представляли Жан д’Арк и поверенный семьи д’Арков, ответчиков не было вовсе.

Сама процедура не заняла много времени. Она свелась к тому, что председательствующий огласил приговор, в котором перечислялись злоупотребления, имевшие место при слушании дела Жанны в суде покойного епископа Кошона, и отмечалось, что «названное дело запятнано клеветой, беззаконием, противоречиями и явными ошибками правового и фактического характера».

Относительно вынесенных Жанне обвинений Гийом Буйе сказал:

«Лживость их очевидна. Составленные бесчестно и с намерением ввести в заблуждение, они искажают ответы Девы и умалчивают об обстоятельствах, которые ее оправдывают».

В конце реабилитационного приговора говорилось:

«Мы отменяем (вынесенные прежде по этому делу) приговоры и лишаем их всякой силы. Мы объявляем названную Жанну и ее родных очищенными от пятна бесчестия».

Вскоре папа Каликст III подписал рескрипт о реабилитации Жанны.

Так Жанна была реабилитирована. Это произошло через четверть века после ее мнимой гибели на костре на площади Старого рынка в Руане.