Текст книги "Медный кувшин старика Хоттабыча"

Голос Хоттабыча смолк, а сам он как бы смешался с серой мглой, в которой стоял Джинн.

«Страшный суд, – подумал он, – это ведь и есть конец света».

Судя по тому, что творилось вокруг, конец света уже наступал. Получалось, что именно Джинну выпало прекратить свет освобождением некоего демона, побежденного мудрым царем, а заодно и подтвердить все эсхатологическое нытье конца второго тысячелетия, не дожидаясь летнего солнечного затмения, осеннего метеоритного дождя и ошибки 2000.

– Так вот ты какой… – вслух сказал он, имея в виду онтологический конец и чувствуя, как серая мгла проникает одиночеством через поры кожи, чтобы сдавить легкие и лопнуть сердце последней живой кровью.

И хотя Хоттабыч не появился, голос его снова зазвучал в Джинне:

– Какой есть. Ты расстроил меня. Я покину тебя, ибо в скорби отчаяния своего я могу принести тебе больше вреда, нежели пользы!

Тут голос исчез окончательно, оставив Джинна задыхаться от страха в полном недоумении и даже в панике – где он находится и что ему делать дальше, было совершенно непонятно. Прошло несколько минут такой непонятки, и он почувствовал, что одежда на нем, включая кроссовки, мокрая, хоть выжимай, но не от пота волнений, а от того, что серость вокруг – это мокрый туман: облако или туча. В тучу упал зуммер дверного звонка, расходясь круговыми волнами, и туча стала распадаться, разбиваемая звонком, на воду и воздух, серость развалилась на черное и белое, и через некоторое время спал туман, появились остальные шесть цветов во всех своих смешанных проявлениях, и Джинн понял, что он лежит на полу своей комнаты в луже воды, мокрый до нитки, а в дверь звонят.

Поднимаясь на ноги, он взглянул на часы – ходят ли после воды? Часы шли, во всяком случае, младшая стрелка неторопливо отщелкивала в память костяшки секунд на счетах циферблата, а старшая и средняя показывали ровно семь, проясняя дверной звонок.

Джинн не стал долго размышлять, куда делось недостающее дневное время, а попытался подготовить слова извинений: за свой внешний вид и просьбу простить переодевание. Он направился было к двери, чтобы впустить гостей, но сразу остановился в своих мокрых следах – это была не его квартира. То есть комната как бы была его: его бабушкин стол, его бабушкин комод, его бабушкина тахта, и даже на полу – ни следа от ящиков и тюков. Но двери, ведущей в коридор, – не было. И даже стены, образующей вместе с комнатой коридор, – не было.

Вместо стены была во всю ее бывшую длину широкая мраморная лестница, ведущая в сводчатую, восьмиугольную входную залу невероятных размеров, всю в синих с красным и золотом арабесках и богато расшитых драпировках; пол ее был мраморный, и из низенького нефритового бассейна посередине вздымался и падал с убаюкивающим шелестом плеска благоуханный фонтан. Через залу угадывались другие комнаты – вероятно, не менее роскошные, а в одной из ее стен находилась входная дверь в бывшую квартиру Джинна, сама ничуть не изменившая своего облика с тех пор, когда Джинн ее видел в последний раз, но обернутая замысловатой кованой золотой аркой с вкраплениями разноцветных самоцветов. И именно в нее, в эту самую дверь, прозвучал второй звонок. Джинн почувствовал слабость, ноги его начали подкашиваться, он медленно опустился на пол и понял, что сел в лужу.

И почувствовал, как стареет.

Краткое содержание двенадцатой главы

На Манежной площади вместо чудес продолжаются разговоры. Хоттабыч, пытаясь объяснить, каким образом он возник из пустого кувшина, утверждает, что он – слово, информация, весть. Из чего Джинн почти делает вывод, что Хоттабыч материализовался не без участия писателя Сережи, поскольку такого рода вести и слова обычно от них, писателей. Хоттабыч объясняет причину своего заточения и суть конфликта с Соломоном (обычная любовная история с обычным для любовных историй мистическим колоритом) и предлагает Джинну счастье в виде своей дальней родственницы. Джинн не очень понимает, в чем тут счастье, и разгневанный Хоттабыч покидает его, чтобы сгоряча как-нибудь не истребить. Вернувшийся домой Джинн обнаруживает вместо своей ободранной халупы восточный дворец, а вместо белого дня – семь часов вечера, когда его должны посетить лихие люди, чтобы оценить, много ли с него можно получить.

Глава тринадцатая,

в которой то, что дозволено быку, быку недоступно

Все получилось не совсем так, как они договаривались: у Руслана и Дмитрия образовались какие-то важные другие встречи, и в конце, после долгого напряжения базовых станций и ретрансляторов АО «Вымпелком», антеннами которых, как лысеющий от радиации ежик, утыкана вся Москва и окрестности, было решено, что к семи все подъедут отдельно, каждый на своей машине, и уже в начале восьмого двор Джинна напоминал небольшой автосалон.

К уже знакомым нам «Гранд Чироки» и «Мерседесу-300» в стосороковом кузове, добавились еще два джипа – «Линкольн Навигатор», похожий на небольшой похоронный автобус, и «Лэнд Крузер Прадо», похожий на небольшой похоронный грузовик, – сходство с траурной процессией добавлял еще и тот факт, что все машины были черными, с тонированными стеклами, чтобы отгородиться от живых и чисто фильтровать солнце.

Решили, что сначала Олег с Александром зайдут в гости, а потом на одной машине все ласково отъедут в «Джон Булл», – тот, что у гостиницы «Украина».

Поднявшись на четвертый этаж к квартире Джинна, они позвонили в дверь. Тишина, если можно так назвать состояние воздуха, в котором отдавались трепетания только что бившегося в стенах квартиры звонка и наполненного звуками города – от вибраций пейджеров до заводских гудков, – была им ответом. Не удовлетворившись этим ответом, они позвонили еще раз.

– Предупреждал же его, – раздраженно проговорил Олег, чувствуя перед Александром неловкость невыполнения несложного дела. – Сам напрашивается…

– Да наплевать. Найти мы его без проблем найдем. Только я к нему ездить больше не буду. Но хату все же надо посмотреть. – С этими словами он достал из-под свитера пистолет, навернул на него глушитель и выстрелил в замок. – Вот, собственно, мы и дома. Заходи, – произнес Александр с интонацией, знакомой с детства по «Белому солнцу пустыни», и театрально подул в ствол, который совершенно не дымился.

Зашли.

Вышли.

Сверили номер квартиры.

– Может, подъезд перепутали? – спросил Александр.

– Номер-то совпадает, – ответил Олег, – и дверь – один в один. Снова зашли.

– Это ты называешь скромной однокомнатной квартиркой? – спросил Александр, последовательно разглядывая убранство пола, стен, потолка и двери. – Это, по-твоему, стоит тридцатку, если сразу? – По его интонации было похоже, что он начинает заводиться. – Ну, ты шутник, бля!!!

– Я, в общем, как-то, это, – ответил пораженный Олег.

– Как-то – что? Обосрался?

Снова вышли.

– Знаешь, тут мимо проходить нельзя. Это случай нам сам в руки удачу подсунул, – сказал Александр. – Пойдем посмотрим, как люди живут. Че ты мнешься? Если что, извинимся и уйдем… – Он засунул пистолет обратно под свитер. – Дескать, ошиблись дверью, искали этого твоего перца… Перец-то конкретный, местный. И мы не при делах. А потом еще раз сверим адрес.

Зашли.

Роскошь давила.

Обновленная квартира Джинна представляла собой небольшой дворец, непонятно каким образом встроенный в московское посткоммунальное пространство трехмерного сталинского урода – квартиры соседей по бокам и надпод дворцом совершенно не изменили ни своих конфигураций, ни однажды выделенного горисполкомом места под крышей. И если для самого Джинна данное обстоятельство представлялось вполне естественным, то есть натуральным, природным (учитывая происхождение дворца), то для его хищных гостей оно осталось бы загадкой, задумайся они хоть на мгновение, что никакое БТИ никогда не выдало бы разрешения на перепланировку и расширение трех измерений пространства. Впрочем, детали давно описаны Булгаковым.

Восточный колорит поразил посетителей. А Александра даже напугал – восточных людей, имеющих в Москве квартиры дворцового типа, он справедливо опасался. Справедливо, потому что до этого ему лишь однажды довелось побывать в атмосфере восточного дворца, но не в качестве гостя, а в качестве заложника. История была неприятная и эмоционально насыщенная даже в тенях его воспоминаний, и потому он не просто не поделился своими страхами с Олегом, а вообще гнал от себя все мысли о возможных обитателях роскошных покоев.

Поскольку мысли его в основном находились прямо во рту, между языком и на некоторую дольку золотыми зубами, а не где-то над глобусом головы, как это принято у настоящих людей, он вообще молчал.

Молчал соответственно и Олег, напуганный своим соучастием в незаконном визите и ломавший голову над невероятной ошибкой.

Так, в молчании, они посетили огромную гостевую залу с колоннами и высокой куполообразной крышей, откуда свешивалось несколько масляных ламп, разливавших кругом мягкое сияние, – стены были выложены бело-голубыми изразцами с восточным орнаментом, в центре мраморный пол был устлан драгоценными коврами и завален грудами подушек, причудливые цвета которых сквозили из-под золотых вышивок, покрывавших их сложными узорами, – и небольшую спальню, всю из кедрового дерева, инкрустированного перламутром и слоновой костью. Выходя из спальни, они встретили босого Джинна в дорогом халате, с ворохом мокрой одежды и кроссовками в руках.

– Здрасте, – автоматически сказал Джинн.

– Привет, – автоматически буркнули гости почти хором.

Конечно, Джинн был сам виноват – незачем ему было жаловаться Хоттабычу на тесноту своей квартиры. С ним, судя по всему, надо было быть осторожнее. Мало того, что он в горячке немедленного воздаяния нагрузил Джинна смертоносными сокровищами, он, как оказалось, вообще был существом неуравновешенным – превращался в невесть кого по любому пустяку.

Когда Джинн услышал звонки в дверь, не открывать показалось самым естественным. Это, конечно, могло привести к ненужным напряжениям в последующих отношениях с Олегом, но в настоящем напряжения могли быть еще неприятнее. Поддавшись соблазну отложить напряжения. Джинн решил срочно переодеться – несмотря на довольно жаркую погоду, его колотил озноб, и он боялся простудиться. С одеждой его ждал сюрприз. Комнатный платяной гроб, в котором хранила наряды покойная бабушка. Джинн перед отправкой на дачу разобрал на доски, из которых папа сделал скамейку, – на даче не нашлось ни одной комнаты, которой он занимал бы меньше половины. Под свою одежду Джинн использовал как бы встроенный как бы шкаф – тупик коридора был перегорожен дверцами и за дверцами перекрыт полками и перекладиной. Но в результате коренных преобразований, когда рухнула стена, как бы шкаф остался по ту сторону демаркационной линии и тем исчез. Исчезла соответственно одежда Джинна и еще куча разных полезных ему вещей. Осознав неожиданную утрату, Джинн вдруг обнаружил на тахте чалму и халат – забота Хоттабыча не имела границ. Халат оказался невероятно тяжелым, еле гнувшимся от золота и расшитым драгоценными камнями, но выбора не было. Вытеревшись насухо чалмой и переодевшись, Джинн решил найти ванную комнату, чтобы высушить то, что привык носить, и с ворохом мокрых вещей, с которых стекала серая вода, осторожно спустился во входную залу. Где и встретился вплотную с Олегом и Александром.

– Здрасте, – автоматически сказал Джинн.

– Привет, – автоматически буркнули гости почти хором.

И от взаимного приветствия, как от камня на перекрестке: «Налево пойдешь – коня потеряешь, прямо пойдешь – себя потеряешь…» – дороги их мыслей разошлись в разные стороны.

Джинн думал направо: «Они что, тоже через стены проходят, как Хоттабыч? Конечно! Кувшин-то мне принес Олег – они точно связаны. А этот, коротко стриженный, с прижатыми ушами, наверное, слуга какой-нибудь. Или янычар. Для охраны дворца. Надо же, как его Хоттабыч осовременил – вылитый бандос. Где он только всего этого успел понабраться. Охранник – в джинсах, а я, как мудак, – в халате. Это нечестно!»

Олег думал налево: «Вот влип в историю! Надо было мне в законный выходной этот кувшин растаможивать! Вот уж точно: не делай добра, не получишь зла! Чего я с Карповым на рыбалку не поехал? Все из-за Ленки. Ну она получит дома! Как он умудрился так шифроваться? Квартиры, наверное, соединены. И ни одна падла не сказала, что он под чеченами. Надо как-нибудь осторожно съехать. Черт с ними, с деньгами, – в Турцию свалить на месяц. Теперь свои же еще наедут, что подставил, – точно денег придется отдать. Как минимум машину, гады, заберут. Ладно, выкручусь как-нибудь, не первый раз. И что я все время попадаю?»

Александр думал и говорил прямо:

– Я – Александр. За тебя кто впряжется?

– В каком смысле? – не понял Джинн.

– В прямом. Ты под кем?

– Что значит – под кем?

– Ходишь под кем? – зло пояснил Александр. – Да ты не выебывайся, скажи как есть. Все свои. Он под кем ходит? – Александр повернулся к Олегу, но тот лишь недоуменно пожал плечами. – Ладно, с тобой отдельный разговор. Платишь кому?

– Да никому я не плачу, – ответил Джинн и тут же сообразил, что сморозил глупость – незнакомый бандит вовсе не был связан с Хоттабычем. Но было поздно.

– Никому не платишь?! – Лицо Александра расплылось в улыбке, и он, не сдержавшись, радостно подмигнул Олегу. – Ну, это дело мы поправим. Откуда у тебя бабки?

– Нет у меня никаких бабок! – честно сказал Джинн.

– Это понятно. Все так говорят. А это все – твое?

– Ну, дело в том…

– А это откуда?

Джинн, конечно, предпочел бы сказать все как есть. Но это могло ему повредить. С другой стороны, врать он не любил, потому что получалось всегда неправдоподобно. Поэтому он сказал правду. Но не всю.

– Квартира мне от бабушки досталась. Наследство.

– Хорошее наследство, – озираясь, радовался Александр. – Ездишь на чем?

– Как – на чем? На метро, конечно. Ну, автобусы там разные, трамваи. У папы иногда шестерку беру, когда очень надо…

– Шестерку? В новом кузове или бочка?

– Да нет, кузов мы не меняли. И не бочка – а, скорее, кастрюля. Да ей лет семь уже…

– Какие семь лет? Их выпускать начали в девяносто четвертом. То есть с девяносто четвертого сотка стала называться «А6». Ты чего-то мудришь.

– «А6» – это «Ауди», что ли?

– Естественно. А больше шестерок нет ни у кого. «Мазда» не в счет.

– Так у нас – «Жигули»!

– «Жигули-и»? Ну вы и шифруетесь! Ничего. – Он покровительственно похлопал Джинна по плечу и назидательно заявил: – Все тайное становится явным. Ну что, поехали покатаемся на хорошей машине? Хотя… – Он снял с пояса громоздкую Моторолу с приплавленной к крышке пчелкой Би-Лайн и набрал номер.

– Але, это я. Короче, тут все так сладко, что рекомендую самим посмотреть. Поднимайтесь. Четвертый этаж. Какой у тебя номер квартиры? – обратился он к Джинну. Джинн испуганно молчал, и за него номер сообщил осмелевший Олег. Александр передал номер в трубку и добавил: – Там дверь открыта, можете не звонить.

Они появились неожиданно быстро – двое незнакомых Джинну, с лицами людей, знакомство с которыми не предвещало ничего хорошего. Мельком осмотрев квартиру, один из них заявил:

– Мы у тебя в гостях побывали, теперь поехали к нам.

– Я никуда не поеду, – не очень уверенно сказал Джинн.

– Еще как поедешь, – вполне уверенно сказал Александр.

– Братва, в натуре, на пацана не наезжать! – неожиданно раздался голос за спиной Александра.

Александр от неожиданности вздрогнул и резко обернулся. На поребрике фонтана сидел средних лет человек с бородкой, косичкой и серьгой, в майке и джинсах и покачивал обутой в кед ногой.

– Я сказал, сняли тему, – жестко уточнил он, поглаживая бородку.

– Чего-о? – презрительно хмыкнул Александр, – Это что за клоун?

– Я в законе, конкретно, – нагло заявил Хоттабыч и добавил: – Сам ты клоун.

– В каком еще законе? – ошарашенный торпедной наглостью Хоттабыча спросил Александр. – Да у тебя максимум привод за распитие в общественных местах. Я тебе сейчас объясню закон!

Хоттабыч высокомерно посмотрел на бандита:

– Я в одиночке три тысячи лет отмотал, как одну копеечку. Конкретно в полной отказке. А вот у тебя в натуре привод за распитие. И братва твоя – ссученная.

Александр, разозленный донельзя таким поведением, сделал шаг к Хоттабычу, но его рукой остановил Руслан:

– Три тысячи, говоришь? С кем тянул? Где?

– Я же сказал – один. А где, не ваше дело. Вам до такой кичи всю жизнь воровать!

Руслан нахмурился:

– Кого знаешь?

– Кого я знаю – тех ты не знаешь. Короче, мне с тобой базарить западло. Капайте отсюда и ныкаитесь, чтобы я вас искал и не нашел.

Возникла пауза. Джинн, крайне удивленный постоянными преображениями Хоттабыча и широтой его языка, перестал что-либо понимать и участвовать в процессе, а бандиты, пережившие первое осторожное недоумение от Хоттабычевой наглости, разозлились и перешли в наступление. Первым в атаку поднялся Александр:

– За клоуна ответишь. За пацана – свой базар. За все ответишь по полной!

– Понтярщик он, – задыхаясь от ярости, поддержал Дмитрий. – Стрелу ему на завтра на МКАДе!

– Никаких завтра, – медленно проговорил Руслан. – С нами поедут. Сейчас. Оба.

– Слышал, клоун? – Александр кивнул на Руслана. – Закончил быковать, встал и пошел. И ты тоже, фараон египетский, – обратился он к Джинну. – Тоже мне, быки.

Хоттабыч не сдвинулся с места. Конечно, его своевременное появление не могло не обрадовать Джинна. Но он. Джинн, все же боялся. Хоттабыч, по его собственному представлению, был всего лишь словом, а бандиты были материей и силой. И Джинн вовсе не был уверен в благополучном для себя исходе их противостояния. К тому же страх, вполне естественный для любого беззащитного человека, оказавшегося под волной зла, вооруженного всеми многовековыми инструментами борьбы со словом начала, толкал Джинна в пропасть паники, и or с трудом удерживал равновесие, чтобы не сорваться. И вдруг почувствовал, что страх исчез. То ли волшебством Хоттабыча, то ли от собственного страшного перенапряжения в нем перегорел предохранитель страха, и на душе стало спокойно и светло.

– Он не быкует, – равнодушно сказал Джинн, – и никуда не пойдет. И я не пойду. Сам ты бык.

– Так. – Александр вытащил пистолет, – Значит, поползете. – И он негромким хлопком выстрелил Хоттабычу в колено.

Хоттабыч продолжал спокойно сидеть, покачивая ногой, в которую чмокнула пуля.

– Это что? – быстро спросил он у Джинна

– Наезд, – выдавил побледневший Джинн. У него не было иммунитета на огнестрельные ранения, и он снова испугался.

– Это понятно, что наезд – сам вижу. Штука эта черная – для чего?

– Пистолет.

– Пистолет?! Мне кажется, господа переходят все границы. Что будем делать с господами?

И в этот момент Джинн услышал второй хлопок, что-то чавкнуло ему в ногу, колену стало на мгновение мокро и горячо, острая боль отключила сознание Джинна, и он рухнул на каменный пол – разъяренный Александр выстрелил и в него.

Очнулся он лежащим на своей тахте, рядом сидел Хоттабыч, а снизу доносилось громкое фырканье, как будто лошадь пила воду из фонтана, и встревоженные голоса.

– Ты на своем «Брабусе» сейчас? У тебя же задние сиденья снимаются? Я знаю, что отвинчивать нужно – у меня вообще не снимаются никак. На Кутузовский надо подъехать срочно. Это прямо рядом с тобой. Потом объясню. Прямо сейчас. Нет. Да на хую я вертел все твои дела, понял?! – неожиданно сорвался в крик голос. – Чтобы был здесь через десять минут! Записывай адрес, снизу позвонишь. Все!

– А влезет он в «Ге-Ваген»? – спросил другой голос.

– Не знаю, – раздраженно ответил первый, – других вариантов нет. Надо же как-то этого мудака отсюда вывозить! Вот влипли!

– Это что? – шепотом спросил Хоттабыча Джинн.

– А сходи посмотри, – ухмыльнулся Хоттабыч. Джинн осторожно поднялся и вспомнил, что у нею пробито пулей колено, но никакой боли или неудобства не почувствовал. Правда, на халате в этом месте была рваная дырка и большое кровавое пятно.

– Прости, – сказал Хоттабыч, поймав взгляд Джинна, и тут же пятно исчезло, а дырка заросла тканью и прерванным было золотом шитья.

Неторопливо подойдя к краю лестницы, Джинн увидел внизу, в центре зала у фонтана, своих навязчивых гостей. Всех, кроме самого свирепого Александра. На полу валялась его разорванная на части одежда, сотовый телефон и пистолет, а из фонтана торчала задняя часть коровы с приподнятым хвостом – корова пила воду и фыркала, испражняясь прямо на мраморный пол. Когда корова подняла голову посмотреть на Джинна, Джинн понял, что это бык. А бык понял, что это Джинн, и глаза его стали наливаться кровью. Бык был абсолютно черного цвета, с тупоносыми копытами и крепкими рогами. В его ноздри было продето толстое золотое кольцо, а на мощной шее красовалась многокилограммовая золотая цепь. Бык вылез из воды, набычился и начал активно ковырять передним копытом пол, готовясь к нападению. И тогда остальные незваные гости обернулись, заметили Джинна, и один из них прыгнул к быку, вставил ему в ухо пистолет и заорал:

– Лежать, скотина!

А второй, изловчившись, схватил его за кольцо. Бык перестал рыть мрамор. Он замер, покачиваясь, покорно подогнул передние колени и неуклюже завалился на пол, чудом минуя свои же собственные лепешки.

– Мы уже уходим, не волнуйтесь, – вежливо пробормотал тот, который держал пистолет в ухе быка. – Машина вот-вот подъедет, просто, ну правда, ни в одну нашу он не поместится – не вести же его по улице в таком виде.

– Мы, короче, претензий не имеем, – быстро, как по писаному, заговорил второй. – Мы его сами накажем и этого вот, – он кивнул на Олега с неожиданной злобой, – тоже, не сомневайтесь. Чего ты стоишь, – вдруг прикрикнул он на него с такой силой, что Джинн даже вздрогнул, – давай убирай говно!

– Говно, – радостно сказал Хоттабыч за спиной Джинна, – говеть, говядина! Гой[2]2
  Го или Гов – по-старославянски – корова.


[Закрыть] еси вы добры молодцы!

Олег с заискивающей улыбочкой нежно спросил Джинна:

– Скажите, а тряпки у вас тут где? Я просто туалета не нашел и ванной…

– Какие тебе тряпки?! – заорал тот, который держал пистолет. – Курткой подтирай, по-быстрому, не беспокой людей, и так уже столько время у них отняли.

Джинн почувствовал себя неловко и отвернулся. Хоттабыч с ликующим видом наблюдал за сценой, скрестив руки на груди.

– Ну как? – гордо спросил он.

– Я ничего не понимаю, – устало сказал Джинн. – Что случилось? Откуда бык?

– Как это – откуда? – удивился Хоттабыч. – Ты разоблачил его, этого невежливого смерда, – назвал его быком, и он принял свой настоящий облик. Ну, и я немного помог. Потом остальные господа сумели меня убедить, что ничего подобного не повторится, раскаялись в своих грешных намерениях относительно тебя, высокомудрый, и теперь собираются уходить. Слышь, бычье, я правильно излагаю? – обратился он вниз, где Олег уже собрал синей шелковой курткой «Макс Мара» все несдержанности животного.

Ответ был самый положительный.

– Может, его уже это, обратно? – несмело предположил Джинн.

– Зачем это? – снова удивился Хоттабыч.

– Ну, он уже, наверное, все понял и больше так не будет.

Бык закивал головой, насколько это возможно лежа с вставленным в ухо стволом, когда ноздри держат за кольцо.

– Спокойно, спокойно, – надавил на него человек с пистолетом. – Еще рыпнешься – пристрелю!

– Не знаю, – протянул Хоттабыч, – не уверен. Я, видишь ли, на своем веку немало людей превратил обратно в животных, но ни один из них потом так и не стал человеком – я просто не знаю, как это делается. Извини. – И он довольно ухмыльнулся.

– Врешь! – обиделся Джинн.

– Вру, – покладисто согласился Хоттабыч, – иногда. В редких особых случаях.

Телефонный звонок заставил Джинна замолчать следующую реплику, а человека с пистолетом – судорожно шарить по одежде для ответа абоненту. Не выпуская оружия и не меняя позы, он выудил трубку:

– Алле. Да. Подъехал? Рядом с моей машиной? Сиденья снял? Не знаю, куда девать, – выброси их на х… – Он опасливо покосился на Хоттабыча, – короче, куда хочешь. Все, жди, мы спускаемся. Вставай! – Это уже быку.

Бык начал неуклюже дергаться, пытаясь подняться – это удалось ему с восьмой попытки невероятным усилием, он даже застонал. Под стон быка Олег подобрал с пола одежду бывшего Александра, а его сотовый телефон и оружие взял человек с пистолетом. Первым вышел Олег, прижав к груди ворох платья, включавший его собственную испорченную вещь, за ним второй бандит повел быка, а человек с пистолетом удалялся замыкающим. И уже в дверях, рискуя головой и чуть не порвав ноздри, бык повернулся посмотреть на Джинна с грустной и, как ему показалось, безнадежной мольбой и – получил удар по выпирающему позвоночнику.

Краткое содержание тринадцатой главы

Ломая дверь, в квартиру Джинна попадают непрошеные гости. Обнаружив дворец, лихие люди вступают в конфликт с хозяином. Появившийся Хоттабыч пытается отстоять право Джинна на дворец и получает пулю в колено. Следующую пулю получает в колено Джинн. Болевой шок приводит его к потере сознания, но когда он приходит в себя, то не обнаруживает на себе никаких ранений. Хоттабыч превращает одного (Александра) из пришедших быков в быка (настоящего), и остальные поспешно навсегда оставляют Джинна, утешаясь лишь тем, что правильно подстраховались Олегом, которому еще предстоит разбирательство за пределами нестоящей истории.