Текст книги "Египетское метро"

XXIX

В предыдущие дни Саша и Майя вставали рано (правда, потом в течение дня отсыпались) и вели себя довольно шумно. Этим утром Майя не появилась, не было слышно и ее голоса, да и Саша, отправив после завтрака лектора за покупками, скрылся в спальне. В квартире стало необычно тихо. Даже телевизор работал в половину прежней громкости.

День был пасмурный, давящий, и Тягин то и дело задремывал над чтением. Это была единственная книга, которую нашел лектор под ножкой холодильника, «Лоция Мексиканского залива». Просыпаясь, он думал о разном. О Даше, например. Да, Даша. А что – Даша?

В жизни Тягина случались люди, о которых он в их отсутствие почему-то вспоминал с неприязнью и чего только про них ни придумывал, а встречаясь, ничего из придуманного не находил. То же было и с Дашей. Какой только напраслины он на нее ни возводил, когда ее не было рядом. При встрече все эти злые фантазии рассеивались, но только до следующего расставания. И вот впервые, да еще при такой долгой разлуке, ничего подобного не было. Ни единой худой мысли. И того отчуждения, которое появлялось в Москве, стоило ему только выйти за дверь, тоже не было. А было, кажется, даже наоборот… Тут он себя остановил и, вернувшись ко вчерашним думам о собственном хладнокровии, дополнил их новыми соображениями. Он подумал, что с этой квартирой, не раз вместе с ее обитателями проклятой его матерью, по-другому и быть не могло. Он ее не любил, никогда не считал своей, и такими же чужими и незаслуженными были бы полученные за нее деньги. Мысль, что добра они не принесут, явилась ему как давнишнее предчувствие, хотя никогда раньше он об этом не задумывался. Отсюда и спокойная готовность с ними расстаться. Конечно, можно было бы найти им применение и получше – издать книгу Тверязова, выделить Даше хорошие подъемные при расставании, да мало ли… Но опять-таки: убиваться по ним он бы не стал. Тягину даже казалось, что Саша это всё чует и потому так уверен в успехе своей затеи. Тягина, кстати, это задевало: выглядеть лохом, безответным терпилой ох как не хотелось. К тому же не было уверенности, что Саша деньгами ограничится, а не вздумает еще и избавиться от него (что он там вчера про вату и цену на нее говорил?).

Громко хлопнула дверь спальни, он поднял голову. В проеме появилась Майя и в следующее мгновение – видимо, ее повело в сторону сразу от порога спальни – со всей силы ударилась лбом о дверной косяк комнаты. Удар был из тех, что валят с ног, да она бы и рухнула на пол, если бы за несколько секунд до удара не хлопнула входная дверь. В тот момент, когда Майя, повернув от удара лицо в комнату и беспомощно протянув руку, уже валилась навзничь, ее подхватил под мышки подбежавший лектор. Она выпрямилась, но тут же мягко осела на подкосившихся ногах. Лектор опустился с нею на пол. Обнимая и поглаживая по голове, он посидел с ней, потом помог подняться и повел в кухню. Что-то в тот момент дрогнуло в сердце Тягина. И эта беспомощная, протянутая к нему рука долго еще стояла перед глазами.

– А я всё жду, когда вы в очередной раз уйдете и не вернетесь, – сказал он лектору, когда тот через полчаса принес поесть.

– И брошу ее одну? Еще чего! Никогда. Неужели вам ее не жаль? Посмотрите, во что она превращается. Он ее поит, а сегодня дал еще каких-то таблеток, которые ему принес Серый. Мразь.

Тягин пожал плечами, потом подумал и сказал:

– Лектор, а вы уверены, что в ней вообще когда-нибудь было то, что вы сейчас оплакиваете?

Тот поднял грустные глаза на Тягина.

– Уверен. Было. Всё было. Была нимфа, богиня… Пришел дурак в камуфляже и уничтожил. Знаете, что мне вчера предлагало это пьяное животное?..

– Лектор, прошу вас. Хватит с меня ваших историй. Без того тошно.

– Ладно. Тогда только еще одну.

И пока Тягин ел, лектор рассказал, как, отправившись сегодня за покупками, он решил зайти на Коблевскую, чтобы взять там пару своих тетрадей и кое-что из Майиных вещей. Следом за ним в парадную вошел какой-то парень и дошел до второго этажа. Лектор не обратил на него внимания. Но на обратном пути этот парень лектора там же, на втором этаже, остановил и отвел в машину, где сидел человек постарше. Лектор сразу заподозрил что-то неладное и наврал ему, что он Майин дядя и, кроме того, преподает ей у себя на дому сценическую речь. Вот уже два урока Майи не было, телефон ее не отвечает, и он пришел узнать, в чем дело. В общем, наболтал первое, что в голову пришло. Человек стал спрашивать его о знакомом Майи, Саше. Лектор сказал, что ничего о нем не знает и такими секретами Майя с ним не делится. Они дали лектору визитку – пустую карточку с телефоном – и попросили сообщить, если Майя появится. Человек, с которым лектор разговаривал, его поразил.

– Ух и страшный, скажу я вам. Смотришь и каменеешь. Просто Медуза Горгона в мужском обличье. Когда давал мне визитку, сказал такую фразу: «Если что, позвоните, не пожалеете. А если не позвоните – пожалеете». Но лицо у него! Страх и ужас. Я думаю, что это связано с Юлей.

– Скорее всего, – согласился Тягин. – Тогда чего вы ждете – звоните.

– Вот только бандитов здесь не хватало! Вы думаете, Майя не поймет, как они тут появились? Она меня сразу же проклянет.

– Да вы достали своими проклятиями! Тут уж, кажется, не до жиру, тем более вам ясно сказали: не позвоните – пожалеете.

– Ине уговаривайте. Нет!

– Поймите, ему всё равно гулять недолго. Рано или поздно они с Майей вернутся к ней на Коблевскую, а там его будут ждать.

– Нет!

– Тогда к чему вы это мне рассказали?

– К тому, что я вам ночью предлагал. Неужели вам не хочется отомстить за унижение? Пока это еще возможно.

– Опять вы со своей поножовщиной?

– А потом мы позвоним этим людям. Они еще отблагодарят вас за то, что вы за них сделали их работу, и помогут избавиться от трупа.

– Лектор, вы идиот. Извините.

Лектор ушел, а Тягин вновь открыл лоцию.

Филипп позвонил только в седьмом часу.

– Ха-ха-ха! С нашим клиентом-путешественником не соскучишься! Телефон у него наглухо отключен. Так что опять переносимся. На послезавтра! – еще веселее, чем вчера, даже с каким-то восторгом сообщил он и попрощался.

Сидевший на корточках с телефоном Саша поднялся и ударил лектора в грудь. Падая, лектор стукнулся головой о буфет. Саша вышел. В спальне громко заработал телевизор. Лектор всё это время сидел на полу.

– Видели? – наконец произнес он с некоторым удивлением. – А если завтра опять перенесут? А если вообще отменят? Что тогда?

– Это вы меня спрашиваете? – нехотя отозвался Тягин.

Опираясь на буфет, лектор поднялся и, оправляясь, пошел из комнаты. Саша ударил его один раз, но он был взъерошен и расхристан так, будто его били ногами.

– Стойте, – окликнул его Тягин. – Вы когда меня освобождать собирались, как это себе представляли? Технически.

Лектор, остановившись, с недоверием глядел на Тягина.

– Ну! – сказал тот. – Или всё это были одни разговоры?

Лектор подошел, сел на стул и склонился к Тягину.

– Очень просто. Он спит как убитый. А шнурок с ключом у него на шее, видели? Можно снять. А еще лучше ножницами – чик и всё. А что?

Тягин молчал. Лектор ждал. Наконец Тягин спросил:

– Я так понимаю, вы ничего не знаете о красном платье?

– О красном платье?

– Да.

– А что это?

– Красное платье.

– Одежда?

– Ну а что ж еще?

– Откуда мне знать? Может быть, это название какой-нибудь азиатской казни…

Тягин усмехнулся.

– Ладно, слушайте.

Пока Тягин говорил, у него было странное ощущение, что он так же, как и лектор, слышит это впервые. План действий как бы рождался одновременно с его изложением. Казалось, вот еще мгновенье назад и мыслей таких не было, а тут они уже выговаривались как заранее заготовленные, гладко и без заминок. Несколько раз лектор прерывал Тягина восклицаниями: «Грандиозно! Какой восторг!», а когда тот закончил, с полминуты молчал, как будто у него отнялся язык. Наконец заговорил:

– Слушайте, да вы же настоящий художник, у вас дар! Это, конечно, не то, на что я рассчитывал, но… очень красиво! Безумно красиво! А там, где говорит красота, всё остальное умолкает.

– Я так и думал, что вам понравится.

– И знаете, где его лучше оставить? – воскликнул лектор, выставив указательный палец и нетерпеливо передернув ногами. – Вы только начали, я уже знал. Не в парке. Ни в коем случае! Под Приморским бульваром – вот где. Знаете, там есть грот? грот Дианы? Только там! Накроем чем-нибудь теплым, чтоб не околел…

– Грот Дианы? Никогда не знал, что он так называется.

– Ха! Теперь вы видите, как всё это может заиграть?! Он будет бежать от преследователей, как тот Актеон, помните?..

Тут в спальне раздался звонок тягинского телефона, и лектор бросился прочь, на кухню. Торопился он зря – телефон еще долго продолжал звенеть. Наконец звонок стал приближаться. Но, когда пьяный, заспанный Саша, качаясь, появился в дверях, звонок смолк. Саша замер, уставившись на телефон. Через несколько секунд телефон зазвонил опять, и Саша возобновил движение. Тягин услышал пугающе-веселый голос Филиппа:

– Михаил, алло! Вы слышите? Алло! У нас всё на мази. Он приехал. Завтра в одиннадцать, как договаривались. Алло!..

– Да, я слышу, – отозвался Тягин. – Это точно?

– Сто процентов. Я сижу у него в номере. В «Лондонской». Не хотите к нам присоединиться?

После разговора с Филиппом Саша вышел из комнаты, и Тягин слышал, как он звонил Серому и договаривался встретиться завтра в половине одиннадцатого на углу Пушкинской и Греческой. Вернувшись в комнату, Саша заставил лектора пересадить Тягина.

– Может, выпьем? – предложил Тягин. – А то я без стакана теперь и заснуть не могу.

Саша усмехнулся и сел, едва не промахнувшись, на стул.

– Еще вспоминать будешь, как мы здесь квасили. Щас сделаем.

Посидев, он принес из кухни бутылку, они выпили. Но разговора на этот раз не получалось, и Саша скоро ушел. Минут через десять после его ухода осторожно появился лектор.

– У нас всё остается в силе? – спросил он.

– Разумеется, – ответил Тягин, но не сразу, поколебавшись.

– Слушайте, это так хорошо, что я нервничаю, дрожу весь. Пойду опять на кухню, соберусь с мыслями. Чаю выпью.

Проснулся Тягин от того, что рядом возился лектор.

– Вы свободны, – сказал он. – Вставайте, быстрее.

– Как это я заснул? – удивился Тягин.

– Я ему в водку этих таблеток намешал, – сказал лектор. – Я же не знал, что вы будете ее пить. В такой момент!

– Он спит? – спросил Тягин.

– Все спят! Вставайте, ну что ж вы! А где мы сейчас возьмем красное платье?

– Это моя забота.

– Ну вставайте же!

Тягин поднялся, постоял и пошел в кухню. Лектора оставил в коридоре, поставил так, чтобы тот видел двери спальни и был при этом в поле зрения. Запоздало понимая бессмысленность этой предосторожности, быстро достал посылочный ящик с антресолей, а из него парабеллум. Пока заряжал обойму, с него слетели остатки сна, напало волнение и затряслись руки. На четвертом патроне спохватился, подумал, что весь-то магазин заполнять необязательно, но по инерции вставил пятый. Прихватив картонную коробку с ампулами и шприцем, вернулся в коридор. Лектор, увидев пистолет, хотел что-то сказать, как тут в дверь тихо постучали. Первой же мыслью Тягина было: если сейчас не открыть, то постучат еще раз, громче, а то и позвонят. И он, сунув пистолет и коробку лектору, бросился к двери. За порогом стоял Клименко-Канавин.

– Прости, Миша… – начал он.

Тягин втащил его в прихожую и молча провел в кухню. Усадив за стол, вытянул из холодильника водку и поставил перед ним.

– Сиди здесь тихо.

Лектор ждал его у порога спальни. Они вошли. Тягина сразу же поразило, насколько она загажена. Когда-то он делал серию репортажей о бомжах, и спальня сейчас напомнила ему их лежбища. Пластиковые бутылки, пакеты, обертки, коробки от пиццы. Омытая голубым свечением телевизора Майя лежала на спине, без ничего, широко, в раскоряку раскинувшись, оттеснив любовника к самому краю. Ее приподнятая на подушке голова была наклонена вперед, отвисшая челюсть упиралась в грудь, но рот был закрыт, и это придавало лицу чрезвычайно тупое выражение. Саша лежал на животе.

Тягин вспомнил про парабеллум, отложил коробку с ампулами на телевизор, взялся за круглые ушки затвора и потянул было вверх и назад, но в последнюю секунду передумал. Сунув пистолет в карман, он взял с табуретки сковородку, под которой обнаружился роман Тверязова, и, держа ее наготове, стал левой рукой доставать из кобуры у Саши на поясе пистолет. Судя по чугунной неподвижности спящего, он мог бы делать это и с меньшей осторожностью. Достал. Затем отыскал свой телефон, взял коробку с ампулами с телевизора и пошел из спальни. Лектор бросился за ним.

– А укол?! – шепотом прокричал он.

– Сейчас, – ответил Тягин.

Всё изменилось. И не только потому, что спящий Саша теперь был безоружен. Давало знать долгое сидение на привязи. Тело как будто само по себе праздновало освобождение, и лишь некоторая слабость и неприятное ожидание, что в любую секунду может подломиться та или другая нога, а то и обе вместе, мешали пробежаться по комнатам или пуститься в пляс. Было еще сильнейшее ощущение куража, фарта. «В таком состоянии выигрывают состояния, хе-хе». Он готовился к тому, что всё будет происходить в большой спешке, без времени на раздумья, и собирался сразу вколоть Саше пол-ампулы морфия, но теперь решил проконсультироваться и из комнаты позвонил фельдшеру. «Ты еще не уехал?» – ворчливо спросил тот. Говорил Тягин в полный голос и поймал себя на мысли, что ему даже хочется, чтобы Саша проснулся. Было бы интересно посмотреть, как он себя поведет. Впрочем, нет, не надо. Ему всё равно придется избавляться от гостей, и лучше, чем он распланировал, придумать трудно. Успокоив старика фельдшера сообщением, что днем уезжает, он попросил совета насчет дозы. Сказал, что нужно обездвижить как можно надольше одного буйного товарища. В дверном проеме, трясясь и гримасничая, ждал лектор. Фельдшер отговорил от морфина и посоветовал другой препарат, который должен был быть в той же коробке и название которого Тягин никак не мог повторить, но каким-то чудом нужную ампулу все-таки отыскал. Попрощавшись с фельдшером, набрал шприц. Его продолжала распирать веселая энергия, желание ходить по комнате, вот просто разболтанно расхаживать туда-сюда, и на этом разгоне он прошел в спальню. Лектор забежал вперед, схватил сковородку и встал в изголовье у Саши, держа ее двумя руками на отлете, как теннисную ракетку. Тягин рывком оттянул вниз штаны на Саше, отбросил майку и чуть ли не с размаху вогнал иглу в верх ягодицы. Саша только медленно заелозил ногами, что-то промычал и перевернул лицо с одной щеки на другую.

– Всё, – сказал Тягин, попятившись. – Давайте, займитесь Майей.

Пока он искал в ящике письменного стола ключ от чердака, лектор поднял Майю, и та, одурело тараща глаза, что-то бормоча, поползла по комнате, хватаясь за предметы. Лектор остановил ее, посадил и стал одевать.

– Что он с тобой сделал… – сокрушенно шептал он.

Тягин тем временем опять вышел в комнату, позвонил Хвёдору и приказал ему приехать. Потом прошел на кухню к Клименко. Тот спал, откинувшись и решительно отворотив лицо к окну, словно его усыпили крепкой пощечиной. Тягин разбудил его, поднял и повел в прихожую. В то же время из спальни показались лектор с Майей. Увидев, что она босиком, лектор выскочил обратно за обувью. Брошенная Майя, чтобы удержать равновесие, чуть откачнулась назад, а когда качнулась вперед, ее, как зачарованную, повело к уже знакомому ей дверному косяку. С Клименко под руку Тягин метнулся к ней и в последний момент схватил за плечо. Оказавшийся лицом к лицу с Майей гость из Канавы встрепенулся, поймал ее безвольную руку и потянулся целовать. Ему помешал лектор, который увел Майину ладонь у него из-под носа и посадил свою нимфу на шкафчик для обуви. Пока он надевал на нее ботинки и завязывал шнурки, Тягин выпроваживал Клименко.

– Это тебе на Крым. Не потеряй, – сказал он, засовывая ему во внутренний карман плаща деньги.

– Миша, дорогой. Вот всегда, веришь, вот всегда знал, что ты. – Клименко расчувствовался, обнял Тягина. – Давай и ты в Крым, а? Приезжай. Я там сто лет не был. А ты?

– Я тоже.

– Встретимся в Гурзуфе, например. Или лучше в Новом Свете. Помнишь? Грот Шаляпина, Рай и Ад, Царский пляж, Машка… Помнишь Машку?

– У тебя много женщин было, всех не упомнишь.

– Собаку Машку, рыжую. Возле продмага каждое утро встречала. Или это было в Феодосии? Феодосию помнишь? Давай, а? Этим летом в Крыму.

Наконец Клименко ушел, и к двери подошли лектор с Майей.

– Но только я вас умоляю – в грот его! Только в грот, только в грот! – повторял лектор, держа за талию спящую Майю. – Пожалуйста! В грот!

– Лектор, тише! Или отойдите от двери. Соседи услышат, черт-те что подумают!

– Вы скажите: вы обещаете?

– Обещаю. Давайте визитку.

Лектор отдал Тягину визитку с телефоном и предложил:

– А хотите, я вам помогу? Сделаем вид, что тащим пьяного товарища, тем более что так оно и есть.

– У меня найдется кому помочь. Ступайте. Всё. Нечего вам здесь больше делать.

– Может, нам лучше пока остаться?

– Идите. Я никого из вас видеть уже не могу, если честно. Идите по-хорошему.

– Но вы точно обещаете?

– Точно. Красное платье, грот Дианы – всё как договорились. Вам советую отвезти все-таки Майю к себе. Приводите ее в порядок, никуда пока не отпускайте и берегите ее прекрасную голову от косяков. Всё. Идите.

Когда лектор с Майей ушли, Тягин поднялся на чердак. Там он вкрутил лампочку и осмотрелся. На отгороженной кирпичной стеной части отец собирался строить мансарду, но успел только до половины постелить пол.

Приехавший Хвёдор вел себя как шелковый: никаких расспросов, сплошное послушание.

– Что с ним? – всего-то и спросил шурин, увидев Сашу.

– Всё нормально. Пьяный, заблудился, спит.

«А хорошо ему повестка мозги прочистила. Военный комиссар получше любой ворожеи будет». После неряшливой суеты с лектором, Майей и Клименко их с Хвёдором совместные действия порадовали Тягина немногословием, слаженностью и быстротой. Только когда тащили Сашу наверх, его посетила неприятная, дурацкая мысль, что он возится теперь с бесчувственным телом Саши еще и потому, что ему в свое время не пришлось ходить здесь за одиноким больным отцом.

XXX

Минут за сорок до отхода поезда Тягин сидел в круглом сквере перед вокзалом. Давно он так не уставал, но вот, наконец-то – всё. Оставалась только встреча с Тверязовым. Саша на чердаке, возможно, уже проснулся. Или вот-вот.

Тягин достал из кармана список, который он – помывшись, побрившись – составил после ухода Хвёдора, чтобы ничего не забыть и не тратить зря времени. По мере выполнения вычеркивал пункт за пунктом.

Утром, впервые оказавшись на улице, он удовлетворенно заметил, что теплее за эти дни не стало и даже, кажется, похолодало. То есть погода была в самый раз. Начал с самой дальней точки, с фельдшера. К нему Тягин забежал попрощаться и оставил у него посылочный ящик со всем содержимым. И немного денег, которые он ловко сунул под шахматную доску. Фельдшер опять-таки ни о чем его не спрашивал, только поинтересовался:

– Билеты есть?

Тягин соврал, что есть.

Следующим пунктом была мастерская по пошиву снайперских нарядов. Оттуда Тягин направился в сторону дома, но по дороге еще забежал в первый же попавшийся на глаза магазин женской одежды. После из машины позвонил Тверязову, собираясь завезти ему прихваченную с собой рукопись. Тот сказал, что сейчас не дома и пообещал приехать на вокзал к отходу поезда. Тягин попенял ему за единственный экземпляр и посетовал на то, что и сам не сделал копии, всё откладывал-откладывал, а теперь уже вряд ли успеет.

– Я, кстати, придумал финал, – сказал Тверязов. – Фому и Фому забирают в участок, они встречают там Сыча, и это, конечно, он стащил у них в подвале рукопись, когда они спали. За ними приходят их женщины: Вера, Маша и Марина, и они все вместе, вшестером, веселые выходят из участка. А на улице осень, октябрь, ясное синее небо, и над городом пролетают журавли.

– Очень хорошо. Обязательно напиши! Только не тяни. И можешь мне поверить – у тебя будет книга. Я обещаю.

Тверязов что-то промычал на это, а потом сообщил, что несколько дней назад сгорел двор Георгия. Во время пожара, спасая животных, погиб человек-свинья, на него рухнула галерея.

– Его звали Василий, – помолчав, сказал Тягин.

– Да, я знаю. Василий.

– Царствие Небесное.

– Оно самое. До встречи.

Дома Тягин сразу взялся за дело. Купленное им длинное с длинными рукавами и с воротником рельефной вязки красное платье было немного не того оттенка, ближе к вишневому, зато теплое, шерстяное, как он хотел. Оно оказалось не из дешевых, но искать другое не было времени; столь ранней торопливой покупкой он, кстати, немало подивил продавщиц. Тягин обрезал на глазок подол, так чтобы платье доходило Саше до середины бедра, отрезал воротник, после чего поднялся с покупками на чердак. Там он раздел Сашу донага и натянул на него платье, а сверху снайперский костюм – штаны и куртку с капюшоном. Всю снятую одежду, кроме ботинок, сунул в пакет. Спать Саше оставалось часа три-четыре. Между делом Тягин гадал, что приготовил Саше в своих фантазиях лектор. Ведь не зря же он повторял как заведенный: «в грот, в грот, в грот». Что он напишет в своих записках, вдохновившись тягинским обещанием? Куда погонит сатира-душителя с льняной бородкой, когда тот, проснувшись в гроте Дианы, услышит голоса пришедших по его душу и выскочит вон? Какой выберет маршрут? Заставит сначала пометаться по близлежащим достопримечательностям, чтобы красное платье эффектно полыхнуло на Потемкинской лестнице, между каштанами бульвара, у Воронцовской колоннады, на Тещином мосту, а потом погонит к Большому Фонтану? Или к Жеваховой горе? Охота может затянуться надолго, даже не на один день, и ее успешным завершением наверняка дело не кончится. Обезображенное тело истребителя нимф рано или поздно будет выброшено брезгливым Посейдоном на Аркадийский берег, но его неприкаянная тень в неснимаемом красном платье навсегда поселится на одесских склонах. Как-то так. Хотя, возможно, лектор придумает что-то позатейливей и с еще большим размахом. Уж он постарается, можно не сомневаться. Намерения Тягина были куда скромнее: привести Сашу на Коблевскую, устроить так, чтобы он пришел туда сам. И поскольку проверять, какой будет настоящая развязка, Тягин не собирался, его задачей было сделать всё, чтобы хотя бы в его собственном воображении не осталось места для иного хода событий. Именно для этого, а не из желания поглумиться над Сашей на всю катушку, как скорее всего тот подумает (и пусть подумает), понадобился снайперский костюм. Одетому в одно лишь платье Саше не останется ничего другого, кроме как, опоясавшись им, постучаться к кому-нибудь из соседей, рассказать, что его ограбили, раздели, заполучить телефон, а то и выпросить что-то из одежды. А вот снайперский костюм с самого начала предложит иные поиски выхода и в том числе даст надежду на возможность как-нибудь добраться до Майи. Платье в таком путешествии будет совсем не лишним. Плотной вязки, мягкое, теплое – кто ж откажется от него в эту погоду и выйдет на улицу в одной холодной, сквозной, сплетенной из капрона и джутовых нитей одежде? Решение придет, конечно, не сразу. После пробуждения Саше предстоит долго гадать, что произошло, и любимый его вопрос: «Я не понял?» наконец-то прозвучит по существу и не один раз. Поводов будет достаточно – место пробуждения, костюм, платье под ним. Сначала он попытается определить, где находится, и осторожно выйдет на лестницу. Узнает ее, сойдет на площадку, позвонит в тягинскую дверь, вернется. Какое-то время будет надеяться, что вот-вот появится кто-то (а кто бы это мог быть?) и объявит всё розыгрышем. Так дотянет до темноты, а то и до глубокого вечера. В конце концов, одурев от неизвестности, намучившись похмельной жаждой и головной болью, не на шутку проголодавшись, всё же решится. Затаив дыхание, торопливо спустится вниз. Выскочит во двор. Там метнется в темную подворотню. Постоит, поглядит по сторонам. И – отдышавшись, выбрав момент – отправится в путь: крадучись, короткими перебежками, надолго замирая в густой тени между машинами, прикидываясь то кустом самшита под деревом, а то и кучей мусора у переполненного контейнера… (Хм, а ведь безумный снайпер, по ночам ищущий возлюбленную, тоже недурной кандидат в фольклорные герои.) И даже если лектор, как обещал, увел Майю к себе и в окнах на Коблевской не будет света, Саша всё равно пойдет туда: в знакомом месте и стены помогают. К тому же там есть кухня, где можно напиться, а заодно поискать что-нибудь подходящее, чтобы вскрыть дверь в Майину комнату. Когда его возьмут – там или чуть раньше, на лестнице – и ему станет понятно, кто это, он наверняка начнет со всей страстью рассказывать, что знает настоящего убийцу, что он его нашел и поймал, но в последний момент упустил и, если дать ему возможность, он его непременно найдет опять. Тягину почему-то представлялось, что всё время, пока Сашу будут везти, он будет говорить, и говорить, и говорить, и говорить, без умолку, как заведенный, и только отец Юли, перед которым с него стянут маскировочный костюм, заставит его замолчать.

…Осмотрев напоследок углы на предмет случайных тряпок, которыми можно было бы прикрыться вместо одежды, Тягин спустился к себе. Здесь он оставил на столе замок и ключ от чердака, ключи от квартиры, записку с извинениями и под ней деньги на уборку. По дороге на сделку разбросал по мусорным контейнерам пакеты с вещами Саши, его документами, в которые даже не заглянул, с телефоном, из которого на всякий случай вытряхнул внутренности, и разрозненными частями отобранного «Макарова». Счастливому новому владельцу квартиры, чтобы тот не сунулся в нее сегодня же, Тягин за бокалом шампанского после завершения сделки сказал, что уезжает лишь послезавтра. Этот на редкость жизнерадостный человек соглашался на всё. Повезло Тягину и с проводником. Тот оказался дома и одним звонком в пять минут устроил два места в поезде.

– А знаешь, кого я неделю назад видел в городе? – спросил Иван, принимая от Тягина небольшое вознаграждение. – Нашего хлопчика в красном платье. И знаешь, с кем?

– Знаю. Я тоже видел.

– Яже говорил, что это туфта. Он уже с бородкой, в камуфляже, берцах, всё как положено. Молодец парень. Соображает. Теперь его, такого героя, возьми, попробуй.

Тягин усмехнулся.

Последним в его маршруте был адрес Абакумова. Они встретились внизу, у подъезда. Вытянув из кармана конверт, Тягин набрал воздуха в грудь и на одном дыхании выложил мрачному, молчаливому Абакумову свое предложение.

– Вот, – сказал он. – Это деньги, которые ты мне принес. Половину взяла Мальта, и я доложил свои. Можешь половину оставить себе. Но вторую отдай, пожалуйста, Саше Тверязову. Хочешь – сам, хочешь – через кого-то, но только отдай, очень тебя прошу.

Не проронив ни слова, Абакумов взял конверт и ушел.

…До отхода поезда оставалось чуть более получаса. Пора было идти на вокзал. Тягин смял список и бросил в урну. Оставалось выполнить последний пункт: позвонить по номеру на визитке и предупредить человека со страшным лицом о появлении вечером на Коблевской Саши. Тягин придумал немногословное грубоватое сообщение. Если спросят, кто говорит, скажет: Серый. Тягин встал, подхватил рюкзак, достал визитку. Он загадал: будет в номере последней четная цифра – позвонит. Оказался ноль. Тягин бросил визитку в урну и пошел на вокзал.