Текст книги "Зона Посещения. Шифр отчуждения"

Я начал с неё, не доверив выбор рандом-режиму плеера…

 
…Приветствую тебя, опасный мир,
Где мир спасать уже никто не может,
Где даже время сбрасывает кожу,
Приветствую тебя, непрочный мир.
И я хочу быть с тобой,
Пока я живой, пока я живой…
 

Поезд выскользнул из города на просторы страны. Потом будет граница и соседняя страна, а за ней следующая… Названия станций, на которых поезд остановится, я знал не все, да и те, которые узнавал, не знал на самом деле, просто слова были знакомыми.

Я сознательно выбрал маршрут – ещё мною неизведанный, такой, чтобы как можно более обширную территорию охватывал. Чтобы понять, что мне нужно, придётся, наверное, ехать через большую часть бывшей федерации… Точнее, мне что-то подсказало выбрать именно этот маршрут, я отправился не наобум, а сознательно выбирая продиктованные ориентиры. Чем продиктованные? Пока что я называл это ощущение просто интуицией. Оно возникало, когда я вдруг осознавал, что делаю правильный выбор. Ну или кажущийся правильным.

Маршрут проляжет ломаной линией через территории, по которым я толком ещё и не странствовал раньше, а теперь ринулся в путешествие, как пушкинский Евгений Онегин… хотя скорее подобно Грэю из трилогии «Аз победиши» пустился в дорогу на поезде лишь бы куда подальше. Чтобы в стиле «хомо вояджер» получилось, удалось осуществить уход, отделиться от прежней среды обитания… Хотя подтолкнул меня к этому, конечно, фактор… э-э-э, мистический, так сказать.

Будь всё как обычно, я вряд ли когда-нибудь решился бы всё оставить и уехать в никуда.

Хотя, честно признаться самому себе, идея такая возникала и раньше. В моменты, когда чувствовал себя в этой среде не совсем своим. Я любил родной город и люблю, но…

Прибытие. Адепт

Чтобы выжить, надо сначала определиться, на чьей ты стороне…

Неочевидная максима; запоздалое понимание её сути весьма пагубно

С тех пор как я покинул дот, миновал целый месяц неустанного движения по территории отчуждённой Зоны и беспощадной борьбы за выживание. Как ни странно, я остаюсь живым до сих пор и обоснованно рад этому факту, дорожу каждым отбитым у смерти мгновением.

При этом пока предпочитаю не думать о будущем – ведь его нет ещё. Зато в настоящем всё зависит от меня. Какой сейчас я, таким станет и будущее.

Сбился уже со счёта, сколько раз мне доводилось оказываться за миллиметр от смерти. В конечном счёте во всех этих ситуациях я, либо при помощи собственной находчивости, либо благодаря весьма неожиданному, счастливому стечению обстоятельств, выходил сухим из воды. Как оказалось, и к этому можно привыкнуть.

Хотя удивительно, как я не сошёл с ума. А может быть, и сошёл. Но жутко устал точно. Сплю, когда выпадает возможность, пищи и воды пока хватает, но всё равно нахожусь в постоянном напряжении даже на привалах, это состояние превратилось в нормальное. Расслабиться и отдохнуть по-настоящему не получается, и пока не представляю, как это реализовать.

Отсутствие полноценной сексуальной разрядки неизбежно добавляет напряжения, а соответствующие мысли отвлекают в важные моменты, что может быть чревато фатальными последствиями. С другой стороны, будь рядом со мной женщина, боюсь даже думать о том, как пришлось бы изворачиваться, чтобы пройти дальше, чем до ближайшего заката солнца. У меня тут и о себе-то позаботиться получается с неимоверным трудом!

Жизненно необходимо чем-то амортизировать это всегдашнее, без передышек состояние натянутости. Покуда в качестве компенсатора служит ирония. Да, да, сильно помогает моя укоренившаяся привычка относиться ко многому иронично. Гениально подмечено классиком Гориным: «Улыбайтесь, господа, многие глупости на свете делались с серьёзным выражением лица!». Оставаясь как можно более безукоризненно сосредоточенным и собранным, готовым в любую минуту противостоять этому непредсказуемому, щедрому на убийственные фокусы миру, я умудряюсь ещё и улыбаться.

И мне становится легче, пусть и ненамного. Хотя в моём положении практически ничего не изменяется, но когда я мысленно подшучиваю по поводу некоторых вещей, это чуть-чуть возвращает меня в тонус. А «чуть-чуть» уже гораздо больше, чем ничего!

Я пока не разобрался, в чём заключается моя миссия, и теперь просто пробиваюсь дальше, внимая советам голоса, иногда возникающего во снах. За минувшие с момента ухода из-под колпака-склепа на кладбище дни и ночи я повстречался и вынужденно «имел дела» с множеством разномастных монстров, аномальных искажений физического пространства, чужеродных объектов и прочего. Для нормального мира однозначно фантастические явления и существа смешались в один большой винегрет, а я… я как бы обрёл новую жизнь.

Теперь моя прошлая среда кажется такой выцветшей, тусклой и давно забытой, почти стёртой в сравнении с нынешней. Хотя порой я вынимаю из рюкзака, рассматриваю некоторые принесённые оттуда вещи и тоскую по оставленному позади. Чаще всего купленный на вокзале пурпурный шарик-сувенир и заколку для волос, забытую попутчицей в поезде. Она всё-таки нашлась в недрах сумки.

Иногда возникает ощущение, что вся та жизнь мне просто приснилась, а я всегда жил и бродил здесь, в этих аномальных землях. Чтоб уж совсем не свихнуться от одиночества, я воображаю себе разные диалоги с людьми из того мира, в существовании которого не так уверен, как прежде.

«Привет, старина!..» – «Здорово, дружище!» – «Расскажи, какие новости?» – «Завтра у нас конференция по представителям протопных подвидов, придёшь?.. Думаю, будет интересно послушать о проникновении гипотезы протопов в информативную научную среду…» – «Меня уже Нелли приглашала, и я, возможно, пойду. Только из-за того, что она обещала после этого выпить со мной чашечку кофе… А так, ты же знаешь, мне до лампочки вся эта интернальная скукотища…»

Как бы неправдоподобно и наигранно ни выглядело ностальгирование, оно всё же помогает мне на минутку абстрагироваться от окружающих ужасов. Такая ежедневная отдушина. Я всё это себе представляю в малейших деталях, смакую, как будто бы действительно провожу время с друзьями и коллегами.

А что ещё остаётся делать свихнувшемуся бродяге-робинзону?.. Шутить и фантазировать лучше, чем взвыть и биться головой о землю, осознавая отчаянное одиночество лицом к лицу с суровой реальностью.

Как мог один-единственный месяц так сильно повлиять, настолько меня изменить???

По значимости и многообразию произошедших событий эти четыре недели равносильны годам двум как минимум. Главное, я в течение нескольких десятков суток вполне сносно приспособился выживать в этом мире.

Учусь, постепенно вырабатывая приёмы выживания. В том числе воображаемые беседы; они стали необходимостью, происходят у меня в голове практически каждодневно.

Когда выпадает возможность поспать, перед самым сном я забываюсь и ухожу глубоко в себя. И, якобы вернувшись «на ту сторону», могу яростно доказывать какому-нибудь тамошнему журналисту, что этот, иной мир существует реально! Или, скажем, вести непринуждённый разговор с Лютиком… Нанести воскресный визит к маме. Продегустировать что-нибудь феерическое с Марлином. Поиграть с отцом в гольф, как мы играли с ним однажды когда-то в моём детстве… Разговориться с роботом-мороженщиком на улице. Да что угодно, главное, что таким способом я мог снова побывать в родном мире, в нормальной среде обитания!

Хорошо, что я наделён хоть каплей воображения. Будь я его лишён, пришлось бы куда хуже.

Кроме того, я не изменил своему пристрастию к музыке и, если позволяют обстоятельства, прослушиваю любимые и новые композиции. Конечно, не все за один раз, плей-лист слишком длинный, а надолго отвлекаться от окружающей среды чревато. Я выбираю песни и мелодии под настроение. Они не затираются «до дыр», так как ёмкая память гаджета хранит огромное количество треков, музыку и песни разных эпох и направлений. Чтобы все их послушать, и десятилетия не хватило бы, так что простор для поиска нового всегда распахнут.

Вот накануне я открыл для себя примечательную песню «Титаник отходящий» рэй-группы «Бийск – Барнаул», существовавшей в две тысячи пятидесятых, мой рождённый в тридцать шестом папа вполне мог быть среди её первых слушателей.

 
«Титаник» отходил. Прощались люди.
И с палубы Христос
Кричал Иуде,
Что позвонит, отправит телеграмму,
Затем переводил
Он взгляд на маму —
Мария вытирала пальцем слёзы.
Апостол Пётр был мрачен и серьёзен.
Лишь Бог Отец,
Вдыхая бриз весенний,
Знал твёрдо о
Грядущем Воскресеньи.
«Титаник» отходил. Пестрели лица.
Устали слёзы беспрерывно литься.
Ты с палубы кричала,
Что напишешь,
Что возвратишься,
Не предашь,
Услышишь
Сквозь море стихотворную молитву.
Я пальцами ломал в кармане бритву.
Лишь Бог Отец, взывая к всепрощенью,
Знал твёрдо о
Грядущем Возвращеньи…
 

…А этот чужой, который постепенно становится уже своим, мир, гад такой, не позволяет выпадать из него надолго, назойливо напоминает о себе. Чтобы отгородиться от него наушниками или позволить вести несуществующие беседы, мне требуется отыскать надёжное укрытие, где я почувствую себя в относительной безопасности.

Иначе я не позволил бы себе отвлечься даже на миг. И не зря, что неоднократно подтверждалось.

Найти укрытие здесь означает забиться в какой-нибудь совсем глухой угол, в такую дыру, где тебя мало кто достанет, а если всё же попробует, ты сможешь вовремя распознать угрозу. Подобные места не встречаются на каждом шагу, их нужно суметь определить, и не всегда то, что на вид казалось безопасным, таковым является.

Хорошо хоть, что со мной больше не случилось спонтанной телепортации, когда я ни с того ни с сего перенёсся из одной точки в другую. Однако я не забываю об этой подлянке, понимая, что случившееся однажды может повториться. Окружающий меня пространственно-временной континуум, выражаясь умными словами, крайне нестабилен.

Реалии постоянно преображаются, но это всё же происходит постепенно, своим чередом, по мере того как я продвигаюсь, отдаляюсь от грани, которую пересёк месяц назад. Границы, отсекающей прежний нормальный мир от этого потустороннего, невероятного.

Зато ещё шесть раз случались стрёмные штормовые катаклизмы. Типа того, что разбушевался, когда пришлось прятаться в каменном склепе на кладбище, полном инфернальной нечисти. Слова «встряска» и «захват» я отбросил и теперь называю их Аврал. Коротко и по сути. Вырос-то в приморском городе, и флотские термины часто вспоминаются.

Происходит это так. Будто из ниоткуда срывается и налетает настоящий злобный ураганище, сметая всё, что ни попадя. Начиная от всякого мусора типа обломков веток, валяющихся на земле, и сорванных с деревьев листьев до здешней живности, зверюг разного размера и степени ужасности и самих деревьев, буквально с корнями вырванных.

Всё это уносится с сумасшедшей силой куда-то в восточном направлении. То есть вперёд для меня, потому что и я в основном придерживаюсь этого курса, ориентируясь на восходы солнца. Пусть и далеко не всегда получается следовать строго на восток; петли и загогулины те ещё выписываю порой, спасаясь от ловушек и монстров.

Полный аврал!!!

Хотя вначале сила утягивающего всё живое ветра просто шквальная, но с каждой минутой она ещё страшней становится. Кто не спрятался, тот не виноват. Я сообразил, что на открытой местности Аврал не пережить, и успеваю схорониться где-нибудь, пока бедствие не достигло максимального размаха.

Пару раз прятался уже в самый критический момент, меня просто чудом не утягивало. Самое гадкое, что Авралы случаются с нестабильной частотой, периодичность я не уловил. Между ними может пройти несколько дней, целая неделя, а вот последние два грянули с разрывом меньше суток… Во время дикого беснования ветра с атмосферой происходит нечто жуткое, небо будто придавливает землю.

Меня жестоко мутит, колбасит, я почти теряю сознание, словно взрывается аллергия на это явление. Через какое-то время, когда всё утихомиривается, я прихожу в себя. Ещё после Аврала заметно, что во многих местах меняется расположение изменок, и открыто появляются странные хреновины, выдающие своё присутствие свечением, мерцанием, пульсированием, шевелением даже. И это только те, которые я способен на глаз идентифицировать как странности.

Насмотревшись на их, начинаю понимать, что за «мусор» хранился в контейнерах дота. Неужто ради содержимого защитных пакетов солдаты не пожалели жизней?..

Им всем, этим странностям, я ещё не придумал окончательное общее название; называю то чужеродными объектами, то хитрыми фиговинами, то фантастическими штукенциями. Слова длинные, надо бы подобрать что-то короткое.

«Чудефакты», например, по аналогии с артефактами. Только артефакты, по определению, это нечто, сработанное искусственно, человеком, а эти неведомыми чудесами сотворены.

Ну или «вытворы», от слова «вытворить»…

Идя к цели, в Отчуждении скучать не приходится, мягко выражаясь.

А я живой вопреки всему. Имею право отметить юбилей, первый месяц пути в Отчуждении прошёл…

Тридцать первый восход с момента пересечения границы Зоны. Я стою на краю, передо мной обрыв. Дно едва виднеется сквозь туманную белёсую взвесь, рассеянную в низине. Я должен спускаться вниз по скалистой стене, градус её уклона не отвесный, где-то шестьдесят-семьдесят, и вроде бы полно удобных уступов, за которые можно цепляться.

Высота, честно признаться, для меня головокружительная, но горизонтальная поверхность у подножия просматривается, и это сыграло решающую роль в процессе выбора, спускаться или нет. Я могу свернуть на север или на юг и пойти вдоль края, аномальных изменений в поле зрения не видно.

Но тянет вниз, хочется узнать, что же дальше. Я ведь изначально, повинуясь зову, иду в этом направлении. Туда же и ураганный ветер дует, когда разражается Аврал. Не случайно?..

Кромка обрыва тянется в обе стороны от меня вдаль, конца ей не видно, и ещё она немного, едва-едва заметно, закругляется в восточном направлении справа и слева. Словно я, придя с запада, очутился перед огромной круглой ямой. Я бы этого округления и не определил, но сверху видимость почему-то прекрасная, воздух ясный и прозрачный как никогда и просматривается далеко-далеко. Это внизу мутность клубится.

Альпинистский комплект, прихваченный в доте, при мне. Я упорно тащил его с собой, повинуясь велению чуйки. Не зря, как выяснилось, – равнинный рельеф не везде преобладает. Но прямо здесь и сейчас попытаюсь обойтись без креплений; ведь, собственно, и не умею правильно пользоваться верёвками и крюками. Придётся ещё долго разбираться с ними, где и какие узлы вязать, что куда прицеплять и так далее. Но разберусь и освоюсь, иначе просто ничего не получится. Куда деваться. Только вперёд. То есть сегодня – вниз.

Но чуть позже. Добравшись сюда, на кромку, позволяю себе небольшой перекур. В смысле, не курю, а просто перевожу дух. Ночевать пришлось в дупле поваленного дерева, на рассвете уходить зигзагами, путая след, от четвёрки тварей, которых иначе как грёбаными бронированными страусами назвать язык не повернулся, хотя они почти наверняка от обыкновенных куриц образовались.

Завтракать, конечно, недосуг было. Избавившись от куриных мутантов, придя сюда и оказавшись над обрывом, перед вот таким сюрпризом, я постоял, постоял, оглядывая перспективы, ругнулся от души и присел.

На самой кромке присаживаюсь, свесив ноги вниз. Достаю еду и воду. При этом, ясное дело, посматриваю по сторонам на предмет появления враждебной живности. И бдительность в который раз спасительна! Доесть успел, допить нет – из кустов неподалёку на меня выскакивает одурманенный кабан. Этот ещё злее и больше того, которого я некогда повстречал на поляне.

По крайней мере мне так кажется. И отделяет его от меня не больше полусотни шагов… Заматерев с полученным опытом, я беру монстра хитростью – не шевелюсь, выжидаю пару секунд и, когда он уже практически уткнулся в меня, яростно хрюкающей тушей проскочив разделяющее нас расстояние, бросаюсь вбок, и он по инерции улетает в пропасть.

Взвигнув жутко, почти на ультразвуке, просверливая мне уши, несмотря на огромный вес, как-то ухитряется зацепиться за выступ метрах в двадцати ниже. Но я сбрасываю его, прицельно всадив в уродливую башку разряд из «кассетника», и он обрушивается вниз. Пуля не возьмёт, какое счастье, что у меня энерган «Тесла» есть, могу не беспокоиться, что внизу встретят с распростёртыми копытами…

У-ух! Чуть сам не свалился, осознаю в этот миг я, отшатываясь от кромки.

Быстренько допиваю воду, хватаю поклажу и перемещаюсь левее, на север. Шагов через сто выбираю место, кажущееся подходящим, и начинаю спускаться; естественно, не таким экстренным способом, как рогато-клыкастая тварь…

Ругнувшись для храбрости, свешиваю ноги вниз и опускаю тело, ещё держась руками за верхнюю кромку. Нащупываю подошвами уступ, осторожно приседаю, отпускаю руки, затем с него перелезаю на складку ниже, и так пошло-поехало. Поначалу реально страшно, но я стараюсь не глядеть вниз, хотя восхитительная высота так и манит взор… Держусь крепко, проверяю надёжность опоры и продвигаюсь всё ниже и ниже. В принципе протяжённость обрыва несколько десятков метров, далеко не километровая стенка и не отвесная. Делов-то! Знай себе сползай, пузом утюжа скалу…

Однако опасаюсь, что на спуске с какими-нибудь тварями пересекусь, которые по склону шастают не хуже человеков-пауков, и основания опасаться есть. Я не такой подвижный, как на горизонтальной поверхности, и меня ничего не стоит хапануть на стеночке, хотя зависит от конкретной ситуации – какого вида и размера монстр, насколько близко успеет подкрасться ко мне незаметно по наклонной плоскости и так далее.

Но, как говорится, господь уберёг… Интересно, этот мир создал другой бог? Не тот, который создал наш, или всё тот же? Или несколько богов – это уже язычество? Да, наверно, бог придумал этот мир, чтобы рано или поздно кто-то из людей его нашёл и в полной мере «испил сии реалии до дна». Или нет, ещё версия – у бога был брат, у которого свой мир не получилось создать, он стал завидовать и выразил свои маньяческие наклонности в сотворении извращённого мутированного «дубликата»…

Так бы я, возможно, мыслил, если бы причислял себя к христианам. Но я-то настоящим адептом Христа не был. Никогда. Точно! Вот что я понял донельзя отчётливо, оказавшись в адском хаосе этой фантастичной Зоны. А может, я и попал сюда, потому что не верил истинно, вроде как в наказание, низвергся в натуральный ад? А теперь надо искупить… Только вот парадокс: если раньше я, рождённый и воспитанный в лоне европейской цивилизации, как бы допускал веру в Младенца Иисуса, заповеди и всё такое, то сейчас полностью отринул информацию, которую задвигал в умы людей толстый многосотстраничный текст.

Соотнося окружающую среду с сутью написанного, осознал, что всё изложенное в Библии не имеет никакого смысла для меня, и убедился, что я ни разу не слуга христианского бога. Теперь, с убеждением, как ни странно, обрёл и облегчение. Определённость всяко лучше зыбкого «а может быть». Тут уж или веришь, или нет, а вера исключает сомнение. По большому счёту, языческая надежда на благосклонность природных стихий гораздо ближе к реальной истине.

Спускаясь, я совсем не об этом размышляю, эти мысли уже в прошлом. Немного приспособившись, всё-таки начинаю посматривать вниз, одновременно сканируя пространство вокруг себя. Не зря! Снизу справа ко мне пытается подобраться изменка, выдавшая своё присутствие радужно-маслянистыми потёками в локальном объёме воздуха.

От неё приходится ретироваться хитрыми перескоками влево с уступа на уступ, траектория ухода выдаётся извилистой. «Кочевника» этой разновидности я прежде не встречал, даже не сразу понял, живой зверь это или движущаяся аномальность, в смысле, неживая… Ведь монстры тоже, по сути, ходячие аномалии. А может, и локальные ИФП на самом деле живы? Просто они на животных из моего мира совсем не похожи. Некая иная форма жизни…

В некоторых местах на поверхности скалы попадаются проходы внутрь. Я не рискую туда соваться – после всего, что случилось со мной за последние недели, это решение очевидно, как дважды два. Хотя возникал соблазн попробовать, но я его сразу подавил. Решил узнать, что продолжается внизу, под скалой, – вот и не сходи с тропы. Вполне вероятно, ступив во мрак пещерной норы, я бы не прожил дольше нескольких секунд. Даже представить не берусь, что вообще там, под поверхностью ада, может таиться…

Несмотря на то что высота стены гораздо меньше сотни метров, и подёрнутая дымкой горизонтальная земля внизу визуально становится всё ближе, спуск оказывается не таким уж скорым мероприятием. Я здорово устал, несколько раз вынужденно делал минутные привалы прямо на выступах.

Но когда спускаюсь наконец, ещё не полдень. Солнце светит прямо на меня, оно с той стороны, куда я иду. Потом уже скроется за краем обрыва.

Теперь я стою не на верхней кромке, а у подножия могучего скалистого обрыва. Задрав голову, оцениваю совершённое деяние и только сейчас понимаю, что без страховки и особого опыта по скале полез сдуру и не сорвался лишь потому, что мне явно симпатизирует пресловутая Леди Удача.

Ладно, прошлые подвиги уже не в счёт, имеет значение только следующий шаг.

Опустив взгляд, я рассматриваю направления, по которым можно двигаться дальше. Благо туманная взвесь здесь, внизу, почти рассеялась, пусть и не совсем исчезла.

На юго-востоке течёт неспокойная речка, крутым изгибом почти приближаясь к обрыву. Вброд я через неё не решился бы перебираться, но сверху приметил, что из воды торчали камни, и по ним представлялось возможным переправиться на тот берег. Но зачем мне туда? Обогну петлю русла, пройду слева, северо-восточней… правда, левее клубится таинственный туман. Как будто сценического дыма напустили, и он не рассеялся, а завис.

Опять туман! Туманы там, туманы сям, сплошной туман, и постоянно я с ним лицом к лицу оказываюсь, в него окунаюсь.

Стоит ли в него соваться сейчас, вот в чём вопрос. Я торможу, колеблюсь, прислушиваясь к сигналам, которые улавливает внутренний «радар». Наконец решаю, что лезть через реку ещё рискованнее. Выбор сделан, и я отправляюсь в молочную взвесь, толстым пологом укрывшую больную землю. А ведь уже скоро осень – по календарю того, внешнего мира. Есть ли здесь смена времён года? По-прежнему ли с сезонами так, как изначально должно быть?

Как только я вхожу в очередной туман, на уши начинает давить непривычная тишина. Как отрезало. Словно смотришь фильм, и вдруг пропадает звук. Я не слышу даже шороха собственных шагов. Брошенные камушки улетают в белую муть, и я, стиснув челюсти, сцепив от страха зубы, опасаюсь, что прогляжу какую-нибудь изменку. Завеса может не пропустить эффект воздействия ИФП на мой зондирующий бросок, я просто не увижу, что с камешком случилось.

Туман обволакивает меня, я бреду сквозь него наобум, сердце замирает от страха, но возвращаться не буду. Несмотря ни на что, чуйка твердит, что надо двигаться вперёд. Иногда какие-то звуки просачиваются ко мне, например, я вдруг слышу совсем рядом характерный шум текущей речной воды. Потом от броска камешком срабатывает изменка, и раздаётся хлопок. От другого броска полыхнуло жаром… Неразборчиво матерясь сквозь зубы, с ослиным упрямством тащусь вперёд. Так или иначе, я уже потерял ощущение того, сколько иду и далеко ли отклоняюсь от выбранного курса прямо на восток.

Постепенно я всё же обретаю способность различать разного рода звуки, просто они проходят сюда искажённо, примерно на одном уровне громкости, поэтому все сливаются воедино, замирая в пространстве, словно затвердевая в нём. Поэтому мозгу понадобилось приспособиться, наловчиться разбирать коктейль из изменённых звуков по ингредиентам и каждый из них опознавать.

Любопытно, но мне по пути не попалось ни одного дерева, а под ногами всё время приминается трава; предположительно я иду по прибрежному лугу. Где-то справа параллельно мне пролегает река. В попытке немного разрядить напряжение я пробую подобрать подходящее название для водной артерии, ведь я прохожу здесь первым, значит, имею право.

Если же до меня всё-таки кто-то проходил, он тоже мог именовать встреченные детали рельефа и «достопримечательности», имел такое же право, но я независимо от него обнаружил то, что ни в каких картах-атласах не значится, открыл и волен свои имена давать. Правда, ничего толкового так и не приходит на ум, и я бросаю это побочное занятие.

Вообще-то странно, но я все меньше и меньше испытываю страх. Как будто по мере углубления в туманную взвесь он в ней растворяется. И сам туман из дополнительной опасности превращается в защиту. От стороннего наблюдения как минимум. Ну что ж, я выбрал правильный путь, похоже. Даже если это на меня морок насылает скрытое во мгле чудовище, успокаивая и приманивая. Разберусь с проблемами по мере поступления.

Пора отдохнуть. Присев прямо на траву, я перекусываю чем дот послал. Пищи осталось немного, но ещё есть. Затем надо будет приучиваться не выбрасывать убитых зверей в пропасть, а отрезать от них кусочки мяса… ну, как вариант.

Туман колышется, движется, и плотность его периодически варьирует. За этим интересно наблюдать, в этом есть что-то завораживающее, типа, когда смотришь на пляшущий огонь или на изменчивую поверхность океана. Неплохо бы разжечь костёр, но я не решаюсь.

У меня вдруг перед мысленным взором возникает отчётливая картина того, что было бы, если: я где-то нашарил на лугу дровишек и разжигаю огонь, не получается у меня с первого раза, и со второго и третьего не… Спички имеют противоестественную тенденцию тухнуть, едва вспыхнув, будто голодный туман сразу же набрасывается на огоньки и всасывает их в себя… От увиденного веет чем-то демоническим. Хотя спичкой обычно поджечь что-либо трудно при ветреной погоде или зимой.

Но, вообразив многократные бесплодные попытки поджечь, что привело к израсходованию половины запаса спичек и вынудило прекратить тщетные усилия, я, вместо того чтобы реально поискать дровишки и поуничтожать спички, цежу сквозь зубы пару крепких словечек, складываю ноги в сукхасану, а руки на коленях, уподобляясь Будде, и произвожу несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться и восстановить душевное равновесие. Эк меня накрыло-то, разыгралось буйное воображение!..

Дышу как положено, по системе, но не тут-то было! Вместо картин уничтожения спичек мне вдруг слышатся незнакомые голоса. Сперва какой-то утробный, зовущий, приглушённый, он бормочет тарабарщину на незнакомом языке. Я подскакиваю, разгибаясь из позы умиротворения, и торчу в тумане, ощерившись стволами, испуганно озираясь. Дальше меня позвала мама. Её голос не искажён, он вполне естественен и узнаваем, именно так мама обычно меня и зовёт, и от этой натуральности меня пробирает похлеще, чем от рычания или криков.

Схватив свои вещи, я быстро шагаю сквозь туман дальше, напролом, сообразив, что чем быстрее я смотаюсь отсюда, тем лучше. Ну его на фиг, это ложное умиротворение! Меня со всех сторон окружает шёпот… томный и нежный… это Маша, она мне так шептала в постели давно, в прошлой жизни…

Не выдержав, ору и бросаюсь бежать что есть сил! Голова адски болит, виски прижимает тупой болью, а в макушку вонзается острое лезвие. Сзади обдаёт чьим-то горячим дыханием. Я на бегу оборачиваюсь, чтобы выстрелить, но… сзади идёт за мной мама! Она улыбается и зовёт меня, протягивает ко мне руки, овеваемая плотной белёсой гущей, совсем настоящая, и это зрелище донельзя жуткое, страшнее любых драконов и мутантов. Я теряю ощущение твёрдости под ногами, но стараюсь заставить сознание абстрагироваться от голосов и в панике ломлюсь дальше.

Чемпионский спринт длится шагов сто пятьдесят, и голоса преследуют меня, а потом туман неожиданно заканчивается, и мигом всё пропадает – и глюки, и обескураживающая головная боль, и я падаю на траву, обессиленно глотая воздух.

Но отдыхать доводится недолго. Бац! Вокруг меня из ниоткуда вырастают несколько чёрных созданий невразумительной наружности, с несколькими руками каждое, и головами, исходящими прямо из плеч, без каких-либо шей. Месяц в Зоне натренировал меня ориентироваться и применяться к изменениям ситуаций стремительно, и поэтому я успеваю завалить одну особь, а другой нанести серьёзное повреждение, прежде чем встреча окончательно переходит в ближнее боестолкновение.

Но как я ни стараюсь, всё же не поспеваю за многорукими; надо признать, они орудуют своими конечностями молниеносно, а я так и не могу достать их клинком, максимум, что получилось, – держаться наравне, в невероятном темпе отражать и проводить мимо себя удары когтистых ручищ. Если бы я не успел с ходу подранить и вывести из боя кого-то из них, мне бы точно пришла крышка, их слишком много навалилось бы!

Как-то надо разрешать ситуацию, отступить я не могу, потому что они наседают с разных сторон, нырнуть вниз и ударить оттуда тоже – твари неминуемо накроют меня при выполнении атаки. Тем более я устал, как ездовая собака, а они свеженькие. Наконец один удар я пропускаю уже не мимо себя, и он хорошенько тестирует на прочность моё ребро. За пропущенным тотчас следуют второй и третий, и я, поперхнувшись кровью, падаю наземь. «Граната!» – яростно думаю, чувствуя, как меркнет сознание. Судорожно хватаю овальный заряд и выдёргиваю чеку…

Финита! Ля! Комедия!

В последние секунды ничего, кроме жажды освобождения, уже не чувствую. По крайней мере до финала сохранил в себе веру, многие и этого лишены, бедолаги… А у меня была цель. И я совершенно уверен, что после смерти меня ждёт что-то ещё. Что ж, посмотрим. Сейчас разум захватывает предсмертный азарт, подобный которому, наверно, испытывает смертник, взявший заложников и решивший напоследок поразвлечься с полицией. Нет, ребятки, я вас не отпущу живыми…

Перед тем как разжать пальцы и отпустить гранату, я слышу свист, вроде так свистит стрела, выпущенная из лука, но не придаю этому значения; вообще ничего вокруг не вижу больше, не разбираю. Ещё миг, и раздаётся взрыв! Однако… рвануло будто где-то позади меня, в отдалении, а ведь самоубийственный «лимон» совсем рядом со мной…

Ну вот, я выполнил задуманное. Увы, жизнь была лишь увлекательным сном, театральным представлением, «пустой и глупой шуткой», калейдоскопом мимолётных радостей и переживаний… Да и какая разница чем. Ключевое слово «была».

Мир тонет в непроглядной тьме, больше ничего нет.

* * *

Прослушивание музыки помогает создавать подходящее настроение, и в дороге эта помощь кстати как нигде. Я полулежал на полке и смотрел в окно, слушая и получая истинное удовольствие, душевное, мало с чем сравнимое.