Текст книги "Зона Посещения. Шифр отчуждения"

Но им повезло, здешняя наследственная власть заботится в первую очередь о пользе для всего народа, а не о личной выгоде; муравьями это воспринимается как должное, их такие правители устраивают и удовлетворяют без всякого внушения и принуждения, а я, глядя со стороны, понимаю, что подобный общественный строй доро-го-го стоит.

Человеческому обществу не настолько повезло, до последних десятилетий особенно…

Да, я встретился с цивилизацией настоящих разумных живых существ, соприкоснулся с новой культурой. Одиночество перестало терзать меня, но осело глубоко внутри. На самом деле я тоскую по людям – не подобным мне созданиям, а таким же, как я. Это я выясняю, прислушавшись к себе. Вместо действительно искомого я обрёл сублимат. Но пришёл-то я в Отчуждение ради человечества.

А людей здесь и нет совсем, вот как.

Однако стоило поблагодарить за то, что мне представилась возможность сделать привал. Отдохнуть после странствий, восстановиться. Если бы летуны атаковали постоянно и все скопом, от муравьиного города, при всей многочисленности и организованности населения, давно бы уже ничего не осталось.

Но это не значило, что я могу отказаться от задачи. Деваться некуда, надо выполнять, для меня это означает новый этап и новый опыт. До сих пор я только защищался от агрессивных нападений после того, как переступил границу ненормального. В этот раз предстояло самому атаковать. Причём враг имеет численный перевес и находится на «домашнем» поле.

Впрочем, это и хорошо. Потому что, во-первых, гады не ожидают серьёзного удара по месту своей дислокации, значит, за нами эффект внезапности, который отсутствовал бы, вступи мы в решающий бой с противниками где-то внизу, а во-вторых, малой группой уйти в рейд – самое то. С многочисленным отрядом сложнее подобраться ближе незамеченными, тем более они могут мешать друг другу при подъёме и схватках.

Я мог бы не участвовать в устранении последствий бойни, но решаю помочь им убирать тела погибших соплеменников и соплеменниц. Как положено тому, на кого надеются.

Павших они не хоронят с почестями, возвращая земле останки тех, кто когда-то из неё и появился. Не практикуется и вариант поедания почивших уцелевшими сородичами. На краю города, в южной стороне, в земле находится круглая чёрная дыра диаметром метров пять. Над ней всегда курится сероватый дымок. Как мне сообщают, этот провал бездонный; в него всегда сбрасывают тела муравьёв, ушедших на следующий уровень существования.

Ничего себе заявочка! Да, именно так они и выразились, и я рискнул переспросить, ввязаться в разговор на тему представлений муравьёв о карме и потусторонних мирах. В ареале не царит уныние – налёты и связанные с ними потери здесь привычны. Мне совершенно уверенно сообщают, что каждому час смерти определён небесами.

Высь, которую видно наверху, где над городом не нависает туман, свята и непостижима, и никак не отменить то, что ею уготовано. Гибель – это момент, когда душа освобождается из заключения между землёй и небом и получает возможность свободно путешествовать.

У меня голова идёт кругом от философских изысканий. Да они куда сложнее, чем я думал! И ещё больше стали похожими на людей…

Также я узнаю, что некогда существовала группа муравьёв, которые пошли против течения и придерживались иных взглядов. Они верили, что небо постижимо по собственной воле, пусть и не для каждого. Тот, кто проникнется небом, свободен будет сам выбирать, когда ему уйти за туман, и в отличие от обычных смертных продлевать жизненный путь, на сколько захочет. Причислявшие себя к этой вере «свободного выбора» однажды удалились далеко в горы, и с момента появления там летунов о них больше никто ничего не слышал.

У меня голова идёт кругом от всего случившегося и услышанного, я вынужден попросить передышки. Один из муравьёв отводит меня туда, где мне предстоит находиться ночью.

В этом отдельном «домике» сухой пол, на нём настелены охапки душистой травы. Вполне сойдёт, с моим-то спальником. Никаких светильников или свечей – тьма рассеивается только за счёт оконных проёмов, муравьи ведь не пользуются огнём. Если когда-нибудь откуда-то возьмётся мифический Прометей и преподнесёт им этот дар – направление пути, по которому движется сия цивилизация, коренным образом поменяется.

Не факт, что будет лучше. Вот почему лично я взять на себя ответственность и сделать такой подарок не захотел.

Стены сложены из камней, скреплённых меж собой неким раствором. Вроде глины, но розоватого цвета. И ещё, как оказалось, муравьи выращивают ту же ягоду, которой я насытился в склепе и остатки которой не понадобились, когда попал в дот.

Провожатый уходит, но заявляются двое посыльных и вручают мне полную корзину! У муравьёв, по их заверениям, красная ягода деликатес, типа как у нас чёрная икра. Попробовал угощенье – да, и вкус совпадает с той, что я отведал в склепе.

В муравьином ареале нет рассеянных повсюду участков изменённого пространства, они здесь скорее исключение. Почти нормальные условия достались муравьям. И фауна с флорой внутри туманного кольца другая – не просто по наполнению, а по своим принципам. Но ягода попала оттуда, извне, из-за молочного занавеса, это я констатировал безошибочно… Или туда – отсюда? Может, функцию, так сказать, контрабандиста исполнил один из предыдущих «пришельцев»? И он сумел уйти обратно…

Если я вновь пересеку туманную полосу, куда попаду?

Муравьи явно переоценивают мой аппетит, я не осилил и четверти корзины. Пока я размышляю, слушаю музыку и в процессе сокращаю объём лакомства, наступает конец дня. Отставив корзину, я залезаю в спальник и почти сразу засыпаю. Устал.

В кои-то веки надеялся поспать безмятежно в хорошо охраняемой муравьиной крепости – от самих муравьёв подвоха я почти не ожидаю, а от внешних угроз многолапые бойцы прикроют, – но вновь вмешиваются высшие силы, и я слышу…

«Рождённые в темноте – останутся в темноте. Рождённые в свете – щурятся темноте… Рождённому идти не стоит забывать, для чего он рождён, даже если для этого придётся забыть, кто он такой… Ты отвлёкся от выполнения своей основной миссии! Главная цель не здесь. Туда, куда нужно дойти в конечном итоге, путь долгий, но если ты будешь так часто подвергать свою жизнь опасности, навряд ли дойдёшь, даже с учётом потенциала, который в тебе заложен. Приспосабливайся, взаимодействуй, развивайся…»

«Э-э, извините, что помешал! – внезапно откуда-то вторгся совершенно новый, другой голос. – Не хотелось подслушивать, просто не ожидал, что появлюсь в момент приватной беседы. Но я по экстренному вопросу. В связи с этим прошу сейчас оставить меня один на один с человеком… Прекрасно…»

…Посторонний, вмешавшись, сам того не ведая активизирует некую систему безопасности моего разума. В ответ на него обрушиваются потоки разочарования, непонимания, неопределённости своего места в этом мире. Направленный шквал эмоций, хранимых человеческим подсознанием и в любую секунду готовых выплеснуться наружу. Применение их в застенках разума, всех в большом объёме и целенаправленно, заставило пошатнуться укоренившийся баланс.

У меня в голове происходит сбой. Сначала я вижу и слышу просто «серый шум». Потом неожиданно узреваю себя самого, спящего, метров с двух сверху; ракурс взгляда поднимается ещё выше и выше, и вот я уже вижу округу с высоты птичьего полёта, физически продолжая находиться в человеческом теле… А непрошеный гость, этакий хитрец, ретируется, как только на него хлынул ударный поток, в последний момент ускользает из разгорающегося пожара!

Но как только у меня внутри гасится мысленное пламя и подсознание более-менее успокаивается, я возвращаюсь вниз, и этот новый собеседник тоже.

Вообще у меня подобный сбой в мозгах уже случался, когда впервые послышались голоса, уже ставшие «родными». Но тогда это было не настолько ошеломительно, сейчас же нежданное вмешательство дополнительного собеседника одним махом вышибло равновесие. Силён, однако!

«Итак, продолжим…» – скорее сообщает, чем спрашивает он. Я чувствую, как сваи в моей голове вибрируют, ходят ходуном и распадаются на части. Отвечаю враждебному существу просто криком, мощнейшей концентрированной волной, разумеется, ментальной, которую он тем не менее принимает, даже не «покачнувшись».

Комментирует:

«Н-да, не такой приём я ожидал… Но тебе всё равно придётся меня выслушать. Иначе с птицами ничего не выйдет!»

«С какими… птицами?» – отвечаю мысленно, растерянно. Поглощённый внутренней схваткой подсознания и сознания, я отставил за ненадобностью события и переживания, которые сменялись снаружи. Но память подсказывает ответ на вопрос. Не зря же я собирал информацию.

Незваный собеседник, которому удалось прервать мой контакт с «инструктирующим голосом», не таит факта, что он один из тех самых муравьёв, считающихся исчезнувшими, приверженцев концепции «открытого неба». Находится ли он где-то на огромном расстоянии от меня, или витает в воздухе бесплотным призраком, пока ещё непонятно. Контактёр назначает мне встречу через два дня и показывает место, где мне и спутникам, оставшимся со мной к тому моменту, нужно будет находиться.

Сообщив об этом, он прерывает связь, и остаток ночи, мягко говоря, испорчен. Спать я уже не могу, впрочем, в данный момент оно и хорошо, не придётся дослушивать нотации «инструктора» об отклонении от миссии. Я и сам знаю, толку-то констатировать очевидное…

Когда брезжит рассвет, я присоединяюсь к Цепкому, Бравому, Бегунье и Мастакам. Всё моё снаряжение мне вернули, я полностью экипирован и вооружён. Мы отправляемся в дорогу.

Бравый в группе идёт авангардным, мы с Цепким за ним, Мастаки замыкающими. Бегунья держится на добрую полусотню метров спереди, выполняя обязанности разведчицы. Женские особи у муравьёв меньше размерами, примерно с десятилетнего человеческого ребёнка, и существенно более шустрые. Завидев какую-нибудь опасность, она предупредит.

В таком порядке мы добираемся до подножия скальной гряды примерно к полудню, когда уже вовсю сияет солнце. Сначала мы отдаляемся от самого города; потом долго идём засаженными полями, тянущимися на километры, где ряды выращиваемого злака разделяются меж собой узенькими тропинками, а сами растения выше роста человека или муравья; далее спускаемся в подземный ход и проходим некоторое расстояние понизу; вылезаем наверх у самой кромки тумана, «срезав» путь.

Нам даже фартит не повстречаться возле млечной завесы с жуками-злыднями, хотя мы к этому готовы. Уже когда отходим от зависшего тумана, сталкиваемся с тремя панцирными – габаритными сухопутными черепахами. Они неповоротливы, но кровожадны и злобны. Причём заходят с фланга. Бегунья как-то проскочила вперёд, а вот нам, основной группе, не повезло сойтись с монстрами. В схватке мы побеждаем и обходимся без потерь, но измотаны страшно, и утекло много драгоценного времени.

Вымахавшие до размеров мусорного бака черепахи, как мне сообщают спутники, тоже в каком-то смысле разумны, но на конкурентоспособную муравьям цивилизацию не претендуют, они немногочисленны, телепатией не владеют, а обитают преимущественно в пещерах у подножий скал.

Панцири у них окрашены серым, а потому неподвижную черепаху, целиком спрятавшуюся «в домик», вполне можно спутать с какой-нибудь глыбой, которых до фига и больше разбросано по округе. В горах же случаются обвалы, и тяжеловесные гостинцы долетают сюда, к подножию.

Когда мы преодолеваем последние шаги к подножию, солнце не пригревает, а печёт. Видимо, оно вознамерилось иссушить в нас последние капли жизненного сока.

Я отправляю ментальный посыл напарнику:

«Эй, Цепкий, ты ещё не превратился в шашлык?»

«Не-ет…»

Судя по тому, как вяло и тихо звучит ответ, жара пагубно воздействует и на муравьёв.

«Не угасай, приятель! Ты же не хочешь склеить ласты ещё до начала главного испытания?»

Я подбадриваю солдата, хотя у самого уже заплетаются ноги.

«Стара-аюсь…»

Как только мы добираемся к подошве ближайшей горы, Бравый падает и лежит без движения. Помедлив в раздумье, я решаюсь вколоть ему дозу адреналина из аптечки, и боец вскакивает. Подействовало, надо же! Главное, не убило. В награду я жадно прикладываюсь к ёмкости с водой, вдоволь пьют и спутники.

Переведя дух в тени, мы начинаем подъём.

Предварительно, ещё в городе, я разобрался, что и как с альпинистским комплектом, и при помощи него гораздо легче взбираться наверх. Высота таит новые преграды и новые обретения.

Моим ловким напарникам никакие дополнительные «примочки» для восхождения не требуются, им своих лап достаточно, чтобы не только не отставать, но даже перегонять меня. Вообще мне вроде не присуща боязнь высоты, но когда я продвигаюсь вверх по отвесной скале, страх внутри нарастает леденящий.

Чувствую каждое колебание верёвки ветром, каждый метр разверзшейся внизу пропасти, каждую шероховатость на поверхности стены. Одно дело, когда смотришь в бездну, твёрдо стоя на ногах, другое – когда болтаешься над пастью смерти, доверив свою жизнь Провидению. Однако во второй половине пути ввысь страх улетучивается. Он сменяется пустотой и безразличием.

Нет у меня права бояться, когда страх может отнять драгоценные силы.

На особо сложном этапе пути, когда скала пошла совсем гладкая и отвесная, почти девяносто градусов, без уклона, мы теряем одного из Мастаков, не Младшего. Он случайно соскользнул и тут же канул, исчез внизу. Его последний мысленный крик пронзает нас, все пятеро застываем, прилепившись к стене, боясь дышать…

Скалолазание – опасное занятие, в чём мы получили возможность лишний раз увериться. Трагическая и нелепая – вот какая гибель была уготована одному из членов нашей группы. Что ж, каждому – своё, его час настал. Покойся с миром, напарник!

Точней, как веруют муравьи, счастливого пути на следующий уровень.

* * *

Я растерялся.

Ещё бы!

Вот она, конечная? Совсем маленькая, наполовину заброшенная станция, в округе ничегошеньки нет, сплошной лес да лес. Последняя остановка маршрута на этой старой линии давно не ремонтировалась; в результате не только полузабыта, едва ли не покинута цивилизацией, а вдобавок полуразрушена.

Для меня подобная заброшенность как-то непривычна. В моей стране бережно относятся к памятникам старины и как минимум основательно их консервируют. Хотя сей пункт назначения вроде как функционирует до сих пор, поезда сюда пусть нечасто, через два дня на третий, но приходят.

Интересно, кого привозят-то? Я в вагоне пребывал один-одинёшенек, а бортовая сеть короткого пятивагонного состава на аналогичный вопрос отделалась невразумительным ответом: «всех желающих». Привезя меня, поезд не разворачивался, а отправился обратно по одноколейному пути, его хвостовая часть просто стала головной.

Тупик, натуральный и безвариантный.

Я сошёл с поезда магистрального рейса утром, наступившим после ночи, посреди которой меня покинула безымянная попутчица. Повинуясь внезапному побуждающему импульсу, пересел на другой поезд. И ведь собирался изначально двигаться несколько в ином направлении, однако… Потом был следующий рейс, фактически я отправился обратным курсом, но севернее.

Ещё пересадка, поездка, прибытие в далёкий Алмазный, где прождал почти двое суток отправления этого состава из пяти стареньких, «сидячих» вагончиков класса «электричка».

Здесь, стоило только выйти на условный перрон, ветер набросился, встретил меня неласково, холодным порывом, неслабо пробравшим и вынудившим поёжиться. И это летом! Я посмотрел в сторону, откуда прибыл и куда уйдёт обратно поезд, понимая, что там преодолённый, уже прошлый этап пути.

Повернул голову и посмотрел в направлении, куда поезда не идут. На востоке, прямо за окончанием платформы, перед сооружением, похожим на помесь шлагбаума и строительных козел, рельсы обрывались. По ту сторону железнодорожная сеть мне уже не помощница.

Не уверен, что там вообще поддерживается связь с внешним миром; будет ли срабатывать соединение с информационной сетью? Выделенного канала связи через спутник у меня нет, ни разу в жизни до сих пор не забредал в такую глухомань без сопровождения туристического гида или местного проводника…

Однако знаю точно, МНЕ ТУДА. Объяснить природу появления твёрдой уверенности я был не способен, но раз торчал здесь, рискнул выйти из автоматически управляемого поезда и проводить взглядом его отбытие, значит, ПОВЕРИЛ.

Кроме меня, ни одна живая душа не вздумала сюда прибыть, увы, не оказалось больше желающих. Не только в одном, а во всех пяти вагонах – никого.

Постоял я совсем недолго, на станции тоже не было видно ни души, лишь по своим запрограммированным делишкам копошились три смотрителя, при взгляде на которых вспомнилась почему-то экскурсия в музей древних моделей робототехники. Я побывал в нём пару лет назад, в девяносто шестом, когда брал тур по Силиконовой долине.

Холодный шквал, «поприветствовавший» меня, рассеялся, и стало по-летнему свежо и хорошо, деревья радовали пышными зелёными кронами. Да, густая зелень обступила, облепила крохотную тупиковую станцию со всех сторон, удивительно, как ещё просека с рельсовой колеёй не заросла.

Видимо, её расчищали, из этого факта напрашивался двойственный вывод. Либо кому-то где-то по-прежнему зачем-то необходимо поддерживать в рабочем состоянии путь на этот затерянный в необозримых лесных дебрях пункт прибытия, либо… просто в каких-то программных алгоритмах произошёл сбой, железнодорожная система «запамятовала» об этой станции.

Вот участок путей и продолжил существовать без капитальной профилактики, принимая и отправляя десяток рейсов в месяц по программе, запущенной когда-то давно. Так и будет происходить автоматически, пока не случится окончательный износ техники или наконец не исправится системная ошибка. Буде таковая есть не только в моём воображении, а реально произошла в компьютерном обеспечении, ответственном за функционирование этого тупикового ответвления колеи, ведущего до конечной станции.

Так или иначе, как минимум один желающий прибыл, воспользовавшись имеющейся возможностью, намеренно или по ошибке оставленной.

Я.

Оглядев ещё раз унылую запущенность творения человеческих рук, узенькой ниточкой путепровода вклинившегося в океан леса, я взвалил суму на плечо и зашагал прочь от платформы. Прямо так спрыгнул с приподнятого настила рядом с козело-шлагбаумом и, оставляя его за спиной, углубился в чащу.

Ни дороги, ни тропинки, ничего подобного здесь не было и в помине. Я, повинуясь странной убеждённости, полез в совершенно непроторенные территории, по которым нога человека явно ступала очень и очень давно. Любой вменяемый человек, разобравшись в происходящем, покрутил бы пальцем у виска и попытался меня остановить от сумасбродной «прогулки».

Но я-то был один-одинёшенек в отдалённой от цивилизации «зелёнке» и, самоубийственно не задумываясь о возможных прискорбных вариантах развития событий, беспечно утонул в лесной глубине, словно на самом деле именно прогуляться приехал.

Сначала шёл себе и шёл, пригибаясь и лавируя лишь изредка, чтобы проскользнуть под низко нависающими кронами и преодолеть кустарники, но потом густота и плотность леса стали основательно препятствовать дальнейшему продвижению. Где-то несколько соседних деревьев срастались в непролазную чащобу, где-то поваленные лежали поперёк пути. Разумеется, деревья не были срублены, их валили природные обстоятельства, в коих человеческий фактор никак не замешан; непогода или старость ломали древесные стволы.

Влияние человеческого присутствия я вообще не заметил. Ни малейших признаков. Совершенно не представлял, что где-то ещё остались такие земли. В наше время народ, конечно, экологически хорошо воспитан, но какой-никакой мусор после себя всё равно нет-нет, да и оставляет… Где угодно, но не в этом лесу.

Да уж, я шёл по местности реально неисхоженной и воистину «пересечённой».

Закономерно, что в ней было много живности – вместо признаков человеческой расы мне всё время встречались следы зверей. Птиц вокруг наблюдалось немерено – и по слуху, и визуально. О засилье насекомин всяких, букашках-бабочках-комариках, и говорить нечего…

Я спустился в овраг, там полчаса прорывался сквозь сухостой и сплетённые ветви. Овраг был знатный, что надо овраг, метров триста в длину и глубиной этажа четыре. При каждом шаге мерещилось, что вот-вот наступлю на змею и ногу пронзит адская боль. В принципе у меня в аптечке имелись препараты нейтрализации ядов, но если бы такая неприятность случилась, всё равно мало бы не показалось.

Потом я выкарабкивался из углубления по склону противоположного торца, а поскольку он был градусов сорок, не меньше, и почва постоянно осыпалась, я весь перепачкался, исколол ладони о кусты, истёр о траву и вымотался вконец.

Выбравшись, переводил дух добрых четверть часа, обессиленно сидя на земле. И какого ляда попёрся в яму, спрашивается! А потому что придерживаюсь курса строго на восток, ответил сам себе резонно. Стоит серьёзно отклониться и сразу блуждать начну, вместо того чтобы идти прямо к цели.

К концу дня, пробравшись через лес приличное количество километров, я притащился к склону. Горушка впереди была, конечно, не Джомолунгма по высоте, но снизу казалась солидной возвышенностью, её можно было уверенно называть горой, а не сопкой или холмом, к примеру. На полянке, найденной у подножия, я и переночевал; лезть наверх в потёмках не было никаких вразумительных, безотлагательных причин.

Вообще я двигался по принципу «куда глаза глядят», заранее не просчитывал курс, не забирался на деревья, чтобы заглянуть вперёд, посмотреть, что там дальше. Просто брёл на восход до полудня, оставляя за спиной закат после него. Доверившись внутренним ощущениям правильности происходящего.

Я остался наедине с дикой природой, и если не считать вездесущих комаров, изнуряющей жары и шансов нарваться на змею или хищника покрупнее и позубастее, почувствовал себя счастливым. Мне никуда конкретно не требовалось, ведь я шёл в никуда. Потому что идти куда-то всё же надо. И я ощутил в полной мере, что такое свобода… Я по-настоящему глотнул её, пресловутой свободы, пребывая в иллюзии независимости, уйдя от надоевшего «цивилизованного» мира в нетронутую естественность природных стихий.

А звёздное небо здесь, как оказалось, фантастическое, поразительное! Звёзды, не притесняемые огнями городов, светились во всю мощь, и этот свет очищал, наполнял душу надеждой. Лучи, пробивая многолетнюю черноту космоса, струились с неба и впитывались в мои глаза…

Я выбрал какую-то яркую звезду, кажется, из созвездия Лебедя, всмотрелся и подумал: «МОЯ!»

Свети мне, путеводная, может, сумею не заблудиться! Найду, что хочу. Точнее, сначала разберусь, что же именно ищу.

Хотя бывал на пикниках и в туристических походах, ни разу нигде не видел вживую такого близкого, нависшего прямо над головой звёздного неба! Может, я преувеличиваю, и звёзды везде одинаковые, но… здесь действительно их виделось гораздо больше.

Я раньше смотрел в чистое ночное небо и думал, что звёзд много, а тут они сияли бесконечной, неисчислимой сокровищницей, мириады бриллиантовых светлячков, усыпавших бездонные чёрные небеса…

Конечно, ночёвка в лесу – это не дома в постельке. Я спал в полностью закупоренном спальном мешке, так что укусы писклявых бестий меня не тревожили, но пару раз всё равно просыпался, с непривычки же, пребывая в каком-то зачарованном состоянии, даже выглядывал из спальника… Потом небо переменило тона на более светлые, разгорался рассвет, звёзды уступили небо светилу нашей планеты и скрылись… чтобы подождать следующей ночи и появиться вновь.

Позавтракав как следует, я приступил к восхождению.

Солнечный свет лился на меня по склону горы от вершины, деревья насвистывали какую-то им одним известную серенаду, согласовываясь с дирижирующими пассами ветра. Так я и поднимался.

Видел, стоя на уступе, как далеко внизу по склону пробирается стая кабанов. Наверху протекал ручей, и я глотнул чистой ледяной воды прямо из него, когда, обливаясь десятым потом, ликуя, увидал, как вода соблазнительно извивается в зарослях подлеска… Чуть позже полудня достиг вершины, там перекусил. Победным взором окинул пройденный лес, возвысился над раскинувшимися внизу, на западе, просторами.

Связь с точками доступа всемирной паутины и вправду здесь не устанавливалась. Даже наверху ни намёка на приём. Я полностью отрезан от информационной вселенной. Впервые в жизни.

Спускаться по восточной стороне горы будет гораздо легче, чем подниматься на вершину по западной. Сверху я заметил, что ниже по склону разлилась туманная белизна. В первый момент даже подумал, что пожар, лес горит и это дым, но нет, именно туман.

Он клубился между макушками деревьев, заполнял промежутки серовато-молочной взвесью… Стоя на самом пике возвышенности, я глубоко втянул в себя воздух, резко выдохнул и так несколько раз подряд. Густая дымка, выглядящая как выпущенный из гигантского котла пар, тянулась слоями над лесом ниже верхушек крон, почти не пропуская к поверхности земли солнечные лучи, и утекала к горизонту.

Отсюда же, с точки на вершине, поверху видно много света и вокруг раскинулось ясное небо, олицетворяя свободу… которую я желал обрести, отправляясь в путь?

Дорога зовёт туда, вниз.

И я спустился по склону, нырнул под молочный навес. Тонкие чёрные ветки крон проступали в туманной дымке наверху и медленно колыхались. Внизу, что странно, тумана не было, но пространство между деревьями наполнилось бледной сумрачностью.

Сделалось не по себе, но я упорно перемещался дальше. Никого живого не замечал вокруг, с виду лес был спокойным, тянулся неизвестно на сколько… Вдруг прямо надо мной прерывисто заорала в аритмичных тональностях и дёрнулась какая-то живность, заметно сильнее, чем ветер, взволновав ветви. Захлебнувшись своим ором, петардой выстрелила с места, где сидела, и умчалась наверх, в туманный полог.

Я успел заметить, что не ворона, а пёстрая такая, раздуто-овальная, на сову похожая, но деталей разглядеть не удалось, орущее создание скрылось в тумане.

Живое так неожиданно проявило себя, что я вздрогнул, отшатнулся, даже захотелось закрыться руками от неведомо чего… Но секундный испуг исчез, когда я сообразил, что это просто птица. Вздохнул облегчённо и пошёл своей дорогой. Эх, все бы угрозы такого уровня мне встречались, а со страхом я уж как-нибудь справлюсь.

Больше никого живого мне на глаза не попалось. Либо я не заметил чьего-то скрытного присутствия?

Довольно долго я ещё шёл в известном одному только моему подсознанию направлении. Туман сильно рассеивал дневной свет, но я всё же определил по сгущению сумрачности, что время близится к вечеру.

Стоило мне прикинуть, что рано или поздно понадобится искать место для ночлега, как заросли расступились, и я вышел на опушку. В лесу образовалась широкая прогалина, свободная от сплошных деревьев. Остров в море «зелёнки».

И на этом острове, как положено, не обошлось без туземного поселения.

Да, я увидел деревню, самую настоящую. Вот уж чего не ожидал! Небольшую такую, всего несколько домов, да и те домами можно было назвать лишь фигурально. Действительно, скорее хижины. Заброшенные, ветхие бревенчато-дощатые развалюхи, в таких можно обитать разве что с горем пополам. Примитивнее них, наверно, только землянки и незамысловатые шалаши из веток.

Обитаемым выглядело лишь одно строение. В подслеповатом окошке я разглядел свет… При этом доме даже сохранилось подобие двора, хозяйственные сооружения, огородные грядки виднелись поодаль. Ого-го, если у меня не галлюцинация – кому-то по нраву поселиться в аутентичном, неподдельном глухом углу!

Неужто пресловутые желающие, прибывшие на тупиковую станцию раньше меня?..

Обуреваемый разнородными чувствами и мыслями, я медленно вступил в пределы деревушки. Прошагал между покосившимися и осевшими избушками, зашёл во двор и постучал в доски двери, покрытые облупленными остатками некогда коричневой краски.

Никакой реакции. Нажал на дверь, она не поддалась, что-то держало её изнутри. Я отступил, глянул на окошко – не померещился ли мне свет в нём? Горит вроде… Я подождал и снова постучал. Будто дождавшись моего второго стука, сразу послышался звук отодвигаемого засова (внутри прислушивались, не мерещится ли стук в дверь?), дверь со скрипом открылась.

Снаружи на пороге избы стоял я, с сумкой и в городской одежде. Во внутреннем полумраке дома – изумлённый старик с роскошной седой бородищей, морщинистым лицом, в долгополом одеянии, при виде которого на язык активно попросилось словечко «рубаха». Волосы у него растрепанные и не причёсанные, но есть, не лысый. Поза не была настороженной или угрожающей, просто он действительно удивился. Стоял, таращился на меня и молчал.

– Здравствуйте… – начал я.

И осёкся. Дальше-то что? Как себя обозначить, оправдать появление в дикой глухомани, где прохожим не положено бывать по определению? Всё-таки я демон ведает куда заехал на поездах в обуявшем, как наваждение, моём стремлении сменить среду обитания и своим ходом неслабо оторвался от ближайших примет цивилизации.

Что я могу сказать человеку, явно добровольно здесь обитающему? Но что-то же говорить всё равно надо, тянуть с установлением контакта не стоит…

– Я тут мимо проходил, – ляпнул я, лихорадочно ухватившись за образ прохожего, сыронизировав на эту тему, и развил её, чтоб уж совсем обозначить сказанное как шутку: – Вот, решил к вам заглянуть.

– В гости, стало быть? – уточнил хозяин хижины. Возможно, это тоже была ирония, хотя я не уверен.

– Ага, ага! – закивал я, подтверждая очевидное.

– Макарыч, – представился старик и протянул сухощавую морщинистую ладонь.

Как можно теплее улыбнувшись, я ответил рукопожатием. Имени почему-то не назвал в ответ, хотя полагалось вообще-то.

– Ну, ты это, проходь, раз пришёл, – добавил новый знакомый. Насчёт имени он не заметил или не придал значения.

Жил-поживал дед в избушке не один, а со своей бабкой. Когда я получил приглашение и шагнул в дверной проём, она застыла в нескольких шагах позади Макарыча, у печки. Сначала они оба молча разглядывали меня в свете вполне электрической, аккумуляторной лампочки, висевшей под потолком.

Потом старушка ожила и пригласила меня к столу надтреснутым голосом, явно нечасто используемым вслух. Я присел на самую настоящую лавку и огляделся.

Убранство жилища выглядело по-простецки: наличествовала одна базовая комната с печью, спали на лавках, кушали за столом. Дверь наружу, дверь в чулан для припасов, три окошка вдоль фасадной стены.

Хозяйка поставила на стол две чашки, из закопчённого чайника налила кипятку нам с хозяином, плеснула заварки, затем продолжила что-то готовить, возилась у пышущего жаром печного зева. Мы с Макарычем разговорились, слово за слово он поведал, что жену его звать Галиной, в деревне они оба всю жизнь, с рождения. Старик нынче занимается в основном охотой, супруга по дому хлопочет, овощами в огороде ведает, живность домашнюю обиходит, курочки там, уточки, козочки. Был пёс Дружок, да от старости помер прошлым годом.