Текст книги "Тринадцать секунд короны"

Вскоре мы въехали на заправку, где уже заправлялись грузовик и пара мотоциклов. На одном сидели сразу трое – две девушки в ярких платьях и парень-водитель. Дожидаясь своей очереди, они весело и громко болтали.

– Воскресенье! – сказал Илья.

Немедленно под окна джипа подбежали босые негритята и начали стучать в окна. Дать им было нечего (вода и апельсины были заготовлены для дела), и мы растерянно посматривали на них через закрытые окна. Тут на заправку въехал еще один новый джип, точно такой же, как у нас, в недрах которого просматривалась команда европейского облика.

– Тоже, небось, ребята приехали на затмение! – сказал Евчик.

– Они живут в том же отеле, где я, – объяснил Илья.

У колонки ловко орудовала невысокая плотная негритянка в джинсовой юбке и полосатой синей футболке (матроске). У нее были туго заплетенные и уложенные на голове косички и по-местному высокая попа (поискал синонимы и эвфемизмы к этому слову – и не стал их применять). Попа.

Нам закачали полный бак, Макамба расплатился. Заправщица искоса полоснула нас не очень добрым взглядом. Питер газанул, и мы снова двинулись по укатанному в камень песку, почти сразу выйдя на дорогу из города. Черная дыра Лодвара осталась позади.

Машина быстро шла к цели. Дорога была страшная. Вероятно, когда-то здесь был асфальт, но от него остались только редкие серые выпуклые островки, возникавшие пунктиром между колесами. Питер постоянно брал левее (в Кении левосторонне движение), и оба левых колеса то и дело уходили на обочину, чтобы не попадать на ухабы, рытвины и прорезанную в некоторых местах колею. Периодически наш джип тормозил и сползал с дороги в кювет, объезжая по целине особо выдающиеся места. Об одном таком объезде предупредил встречный мотоциклист на ярко-синем мотоцикле (он остановился, жестикулируя, и Питер тоже остановился). Солнце ярко отсвечивало на мокром от пота темно-коричневом выбритом черепе мотоциклиста, и становилось непонятно, как ему удается избежать солнечного удара. Жара была страшная, как и дорога. Мы открыли окна, и сквозняк слегка смягчал действие высокой температуры. Когда Питер притормаживал, ветерок ослабевал, и жара чувствовалась с небывалой силой. Мы взмокли, как мотоциклист.

Я сначала обеспокоился (сколько времени мы будем ехать по такой дороге?), но вскоре убедился, что активные маневры водителя практически не приводят к падению скорости. Чего здесь точно не следовало опасаться – так это пробок. Желто-серо-коричневая грунтовая дорога была пуста.

Мы гнали по ровной, как стол, поверхности. Я подумал, что, скорее всего, это было огромное лавовое поле, застывшее в незапамятные времена. Сейчас это был серо-коричневый плотный песок с камнями, из которого торчали отдельные пучки какой-то колючей травы. Повсюду, слева и справа от нас, возникали уже привычные редкие серо-коричневые деревья с плоскими кронами, кажется, без листьев, издалека напоминавшие шляпки грибов. Если хорошо присмотреться, периодически появлялись вдали небольшие деревеньки, состоявшие из странных строений полусферической формы. Эти строения были собраны из жердей, сверху укрыты плотным слоем широких листьев. Они напоминали то ли экскременты фантастических гигантских слонов, то ли перевернутые вороньи гнезда, почти не привлекающие к себе взгляда – потому что по цвету почти не отличались от окружающего фона. Они казались абсолютно естественными деталями рельефа.

С экологией здесь было все в порядке. В природную среду человеком не было привнесено ничего постороннего – ни стекла, ни бетона, ни электричества, ни кирпичей, ни асфальта, ни пластмассы. Тот же песок, те же камни, те же стволы и ветки деревьев, те же листья редких пальм, которые существуют здесь и без человека. Даже шины редких автомобилей, губительные, например, для заполярной тундры, здесь, на песке и камнях, были абсолютно не опасны для окружающей среды.

Большие стада коз (язык не повернулся назвать их тучными, поскольку козы были тощими), которые изредка нам попадались, также не страшны для этой полупустыни. Южнее, где травы побольше (эти места мы увидели спустя несколько дней), здесь пасутся гигантские стада антилоп гну, зебр, антилоп Томсона и прочих недомашних, включая слонов, – пасутся как минимум много тысячелетий, соблюдая баланс с природой, и всем хватает растительной пищи. Ну а львам, гепардам, леопардам и многочисленным птицам-падальщикам хватает пищи животной.

Люди живут здесь так же. Их небольшие поселения давно уверенно вписаны в природные ритмы.

Стада коз сопровождались пастухами. Пастухов было видно издалека. Иногда это были несоразмерно высокие негры в странных своих одеждах, представляющих собой прямоугольный кусок материи, в который они завертываются (он почему-то не спадает). Пастух бывает обязательно с двумя палками. Иногда в роли пастухов выступали дети – лет, наверное, с десяти.

Когда на обочине дороги изредка возникала фигура бредущего пастуха, Макамба не глядя запускал руку за сиденье, выхватывал на ощупь бутылку с водой и бросал ее в открытое окно. Мы видели, как пастух, не ускоряя шага, размеренно подходил, нагибался и подбирал бутылку, приветственно поднимая руку в знак благодарности. Только теперь стало ясно, зачем в машине столько воды, налитой из-под крана.

Неожиданно начали возникать небольшие холмы. На одном из них обнаружилась решетчатая вышка с несколькими тарелками ретрансляторов. На фоне окружающего пейзажа она выглядела диковато. Почему-то вспомнились башни из повести Стругацких «Обитаемый остров».

– Массаракш! – сказал я, но из-за шума мотора никто этого не услышал. И ладно.

Еще одна странная деталь пейзажа обнаружилась справа. Нелепо и странно выросло на горизонте какое-то огромное бетонное строение, а недалеко от него возник контур буровой вышки.

– Буровая! – оживился Сергей Евчик, который лучше всех из нас знал, что это такое.

– China, – громко сказал Макамба, не оборачиваясь.

– What are they doing there? – спросил я, хотя ответ был очевиден.

– They found oil here, – отозвался Макамба. Мы закивали. Все было понятно. Рано или поздно это должно было произойти. Это означало, что сюда придет цивилизация. И видимо, довольно скоро. И принесет ее сюда Китай.

– О, вот и река! – сказал сзади Михаил Меркулов.

Я ничего не увидел.

– Это та, про которую говорили, что машина Ильи не смогла бы ее переехать? – уточнил я на всякий случай.

– Да! – отозвался Илья из глубин джипа. – Кажется, там уже кто-то застрял…

Мы подъехали к сухому руслу реки. Вдоль обоих берегов тянулись полосы растительности. Это были довольно высокие деревья, причем в том числе ярко-зеленые – в отличие от черно-серых грибообразных деревьев в пустыне, про которые я так и не понял – есть ли на них листья вообще. Русло было широким – метров, думаю, под сто. Представляло оно собой ровную, как будто ее разглаживали грейдером, полосу из светлого песка, лежавшую между невысокими черными берегами. И само русло, и деревья по берегам явно свидетельствовали о том, что вода здесь бывает. Причем вода большая. Видимо, во время сезона дождей, который, согласно Википедии, должен был начаться на севере Кении буквально вчера.

– Тут совсем сухо? – спросил я.

– То есть абсолютно! – подтвердил Меркулов. – Мы сюда ездили, когда искали место для пункта наблюдений. За рекой, недалеко, есть деревня. Они берут воду в источнике. А источник – это просто яма с мутной, я бы даже сказал, грязной водой на дне…

– Но судя по тому, что тут все зеленеет, вода где-то неглубоко, есть какие-то подземные горизонты! – заметил я.

– Ну, наверное!

Питер осторожно съехал с берега на песок, и мы на пониженной передаче двинулись поперек русла. Наконец я увидел застрявшую машину – почти посередине реки. Это был черный джип (существенно меньше нашего), который сел основательно – зарывшись в песок по ступицы колес. Трое европейского вида пассажиров в шортах, шляпах и с рюкзачками, в том числе женщина в темных очках, обходили машину вокруг (видимо, уже не в первый раз), безнадежно осматривая ее со всех сторон. Негр-водитель уныло оглядывался – видимо, в поисках веток, палок, камней и прочего, что могло бы помочь спасти ситуацию. И уже приближались с того берега навстречу черные, с лоснящимися на солнце головами местные жители – несколько мужчин, несколько женщин и целая стайка ребятишек.

– Надо помочь! – деловито сказал Меркулов, который, конечно, так бы и сделал в Сибири. – А трос у нас есть?

Он не сомневался, что мы сейчас остановимся. Но Питер, похоже, тормозить не собирался. Он медленно вел наш джип мимо застрявшей машины.

– О, они живут со мной в одном отеле! – сказал Илья Котовщиков, присмотревшись к пассажирам терпящего бедствие автомобиля. – Наверно, тоже приехали на затмение!

Питер немного сбавил скорость, потом газанул, и сделал он это напрасно.

– Сейчас и мы сядем! – произнес я, и мой прогноз немедленно сбылся. Наш джип забуксовал, выстреливая задними колесами фонтаны песка. Двигатель взревел и замолчал.

– Выходим? – решительно произнес Михаил, однако Макамба, повернувшись к нам вполоборота на своем переднем сиденье, сделал успокаивающий жест. Питер нагнулся, переключаясь. Он снова завел двигатель (тот зашумел на более низких нотах) и дал задний ход. Джип завибрировал, с трудом стронулся с места и натужно выполз из образовавшейся ямы. Мы еще немного попятились. Затем водитель остановился, переключился и двинулся вперед, объезжая внушительные воронки, которые мы успели выкопать колесами. К этому моменту нас уже окружала плотная толпа турканов, турканок и турканят, наблюдавших за интересным процессом.

Питер добавил газу, негры перед капотом раздвинулись, как занавес, и мы, пройдя образовавшуюся амбразуру, поползли по песку дальше.

– И что, помогать не будем? – удивился Меркулов. Он был поражен. С его точки зрения, все это было совершенно неправильно. – We must help!

Макамба обернулся и отрицательно покачал головой. Для него было очевидно, что помогать не следовало.

– Почему? – удивился Михаил. Они с Ильей и с Сергеем Евчиком вглядывались в пыльное заднее стекло, но застрявший джип уже не было видно из-за снова обступивших его людей.

– Там вон полно местных, если понадобится, помогут! – не очень уверенно сказал я. – Вынесут на руках.

Мои товарищи промолчали. Чувство, что мы поступили не так, как надо, нас не оставляло. Но Макамба был непреклонен, и водитель, кажется, был совершенно с ним согласен.

Эта история затем в рассказах Михаила Меркулова приобрела характер апокрифа, согласно которому кенийцы никогда не оставляют соплеменника без воды (поделятся последней бутылкой), но равнодушно бросают, если ты буксуешь на дороге. «Такие у них обычаи!» – поясняет Меркулов, и слушатели качают головами, поражаясь особенностям удивительных и суровых африканских нравов.

…Мы ехали вдоль русла как по бульвару – высокие деревья с зелеными листьями стояли двумя стенами, нависая над песком слева и справа. За деревьями слева периодически возникали фигуры людей. Это были дети. За стволами мелькали большие желтые канистры на их головах. Дети шли за водой.

Место, где набирают воду, было немного дальше, под берегом. Мы не стали останавливаться, но успели разглядеть группу женщин, сидевших и стоявших в тени деревьев, и еще одну группу окруживших яму, где была вода.

– Да-а!.. – сказал кто-то из нас. Мы буквально горячей кожей ощутили гигантскую вечную проблему здешних мест – дефицит воды. Когда вода есть в избытке и она может литься часами в ванной или на огороде, о существовании этой проблемы не думаешь. В сибирской тайге нет проблем с водой. Всюду есть ключики, ручейки, в конце концов бочаги, болотца и роса на листьях и траве. Здесь, на севере Кении, воды не было – кроме как в подозрительной яме, и было совершенно непонятно, как наполнить многочисленные канистры, которые желтели вокруг нее. Кроме того, не было никаких признаков того, что примерно в пяти километрах отсюда начиналось огромное мистическое озеро Туркана. В него, очевидно, уходила вода в сезон дождей по белому руслу, которое сейчас играло для нас роль опасной песчаной дороги.

Наконец водитель увидел пологий участок, свернул к берегу и поднялся с песка на твердый каменистый грунт. Мы проехали между деревьями и снова оказались на жаркой равнине. Но впереди, уже недалеко, виднелся коричневый горный хребет. На дороге перед нами мы увидели несколько автомашин – видимо, они переехали русло недавно, незадолго до нас. Питер легко нагнал их, и мы пристроились в хвост к кавалькаде.

– И что, все на затмение? – спросил Меркулов. Вопрос был риторическим. Других вариантов не было.

– Вот она, деревня, – сказал Илья Котовщиков, глядя через плечо Евчика в левое окно.

– Это здесь ты собрался снимать местных жителей? – спросил его я.

– Да, – мрачно отозвался Илья. Под палящим солнцем на ровной каменистой поверхности с редкими пучками травы торчали убогие жилища из жердей, крытые листьями. Несколько долговязых фигур виднелось между хижинами. Все они смотрели на нас.

– Будешь тут вылезать? – спросил Сергей Евчик, с подозрением оглядывая турканскую деревню. Она выглядела чудовищно. Трудно было представить, что так в двадцать первом веке могут жить люди.

– Нет, мы сюда вернемся пешком, с Макамбой, – ответствовал Илья. Чувствовалось, что ему самому не очень нравится этот придуманный им план.

Питер свернул с дороги влево – прямо к хижинам. Мы проехали сквозь деревню (длинные фигуры, поворачивая блестящие на солнце черно-коричневые бритые головы, продолжали следить за нашими маневрами). Дорога кончилась. Джип двинулся по целине.

– Да тут уже недалеко, мы можем пройти пешком! – сказал Меркулов, вероятно, отдавая себе отчет в том, что апокрифический Макамба по-русски не понимает.

Это высказывание повисло без ответа. Питер продолжал движение, виртуозно объезжая ямки, камни и редкие кусты. Один раз он притормозил и дал задний ход – перед машиной оказался глубокий овражек. Объехав препятствие, мы двинулись дальше и наконец, когда капот начал чуть задираться вверх, встали у самого подножия горы.

– Прибыли! – сказал Меркулов.

Макамба открыл дверь. Я тоже распахнул свою дверь и вылез в какие-то колючки, чуть не поскользнувшись на коричневом щебне.

Жара была невероятная. Солнце пекло, как в Африке. Я сразу полез в карман рюкзака и напялил бейсболку с университетской символикой. Я плохо отношусь к бейсболкам как таковым, но запастись, как собирался, ковбойской шляпой в холодном октябрьском Иркутске не успел.

Все выбрались из джипа. Началась сосредоточенная суета, связанная с массовым изыманием рюкзаков из машины. Меркулов и Евчик немедленно начали делать то, что я так не люблю (почти ненавижу) в походах. Как раз в тот момент, когда уже надо идти, на рюкзаке начинают развязываться вязки (которые были только что завязаны), расстегиваться клапаны (которые были только что застегнуты), а на камни выкладываются мешки, мешочки, пакеты и пакетики. То, что вдруг как раз понадобилось, конечно же, лежит в самом нижнем пакете. При этом пакеты, как правило, одинаковые, и чтобы найти то, что нужно, необходимо перебрать их все, заглянуть в каждый, перебирая запасные носки и трусы (зачем нужны запасные носки на жаркой горе?.. Трусы еще куда ни шло…), и наконец, найти то, что необходимо, – разумеется, в последнем пакете. После этого начинается обратный процесс складывания, укладывания, застегивания и завязывания. Почему То, Что Вдруг Как Раз Понадобилось, нельзя было заранее положить в карман верхнего клапана рюкзака или даже просто в карман – это всегда оставалось для меня загадкой в походах с рюкзаками. Хотя ответ прост: воистину ну кто может предположить, что понадобится через десять минут?

Впрочем, я и сам, бывало, веду себя подобным иррациональным образом – что и говорить. Но не в этот раз, потому что у меня все было продумано на несколько раз и уложено как надо. Следовало надеть рюкзак и идти. Скорее идти!

С нетерпением и даже нарастающим раздражением я поглядывал на своих товарищей, и казалось, что время идет все быстрее, а нам еще нужно было забраться на гору, пройти по плато и встать на склоне по ту сторону…

– Блин! – с отчаянием сказал Сергей Евчик из недр джипа, и я понял, что произошла какая-то очередная катастрофа.

– Что там? – спросил я с замиранием сердца.

– Да блин!.. – пояснил Евчик. – Кто покупал сок?

– А что с ним стало? – заинтересованно спросил Меркулов. Он продолжал воевать со своими пакетами и мешками, во множестве извергавшимися из его рюкзака прямо на круглые коричневые камни.

– Коробки перетерлись, и все на хрен вылилось! – сообщил Сергей. – Теперь сок плещется в ящике, и в нем плавают наши апельсины. Вразмашку…

Он установил зеленый пластмассовый ящик на горячие камни и приступил к спасательной операции. Из рюкзака были извлечены влажные салфетки. Апельсины изымались по одному из кровавого цвета жидкости, обтирались и аккуратно укладывались в пакет.

– Да блин! – на этот раз сказал я, потеряв остатки терпения. – Так мы до затмения точно не управимся!

Я начал вылавливать апельсины двумя пальцами из сладкой непрозрачной жидкости (во взгляде Евчика читались сомнение и неодобрение), закидал их в полиэтиленовый пакет, сунул его к себе в рюкзак и застегнул. – Давайте быстрее!

– Да вы не беспокойтесь! – отозвался Меркулов из-за джипа. – Тут до места минут сорок, не больше. Времени еще полно!

Я вздернул на себя рюкзак и выпрямился.

– А мне вы апельсинов не оставили? – спросил Илья Котовщиков, появившийся из-за джипа.

Я снова шепотом сказал про блин, снял рюкзак, расстегнул молнию, извлек из пакета четыре липких апельсина и передал их Илье. Илья с сомнением их принял и начал искать, во что бы их положить. Смотреть на все это я уже не мог, надел рюкзак и полез в гору.

Круглые коричневые камни сползали и сыпались под ногами, и сразу пришлось придерживаться липкой рукой за склон. Я залез метров на пятнадцать, встал на горизонтальную площадку и посмотрел вниз.

Михаил завершал манипуляции с рюкзаком, Сергей был уже с грузом за плечами и начинал движение вслед за мной. Илья вдумчиво разговаривал с Макамбой. Похоже, гиду Макамбе не очень хотелось идти пешком в деревню с Ильей, но деваться ему было некогда – он был охранник и гид, и это была его работа, за которую было заплачено. Кроме того, в деревню для него было лучше, чем в гору. Зачем мы лезли в гору, я думаю, он не понял до сих пор. Что касается водителя Питера, то он раскрыл настежь все двери джипа и явно готовился к долгому ожиданию у подножия. Как потом оказалось, это он делал зря – в деревню они все-таки съездили на машине.

Я сфотографировал эту картину сверху и крикнул сверху Илье что-то ободряющее, пожелав ему успеха и удачи. Удача всем нам явно не помешала бы.

Ребята быстро нагнали меня, и пока я возился с фотоаппаратом, двинулись дальше. Впереди уверенно шел Меркулов, поскольку был единственным, кто знал, куда идти. Самого Михаила вел GPS-навигатор, выводя на заданную точку.

Мы начали подъем, но тут я услышал крики. Сзади, взобравшись на отрог нашей горы, кричал и размахивал руками Илья. Евчик сразу сообразил, в чем было дело.

– Он же мне не передал свою видеокамеру для съемки тени!

Сергей побежал назад. Мы с Михаилом поработали фотоаппаратами. Спустя пять минут Сергей вернулся с камерой, и наша троица продолжила восхождение.

…Сначала мы шли по явному сухому руслу – по обе стороны от нас возвышались каменные стены высотой метра в три, а под ногами похрустывал мелкий светлый щебень с песком. Судя по всему, в сезон дождей в этом русле лучше было не находиться – мощный поток в этом желобе мог снести все и вся. По обе стороны попадались редкие голые деревья с длинными шипами (надо было уклоняться от колючих веток), а над нашими головами стрекотали, я бы сказал, типичные ольхонские «кобылки» – местная саранча. Вероятно, именно эти насекомые и съели все листья – если, конечно, эти листья тут вообще когда-то были.

Вскоре Меркулов, размашисто шагавший впереди, нашел удобное место, где мы выкарабкались из русла, цепляясь за рыжие горячие камни, и полезли в гору.

Склон был довольно крутой. Коричневые породы при ближайшем рассмотрении оказались явно вулканическими с темными включениями. Вскоре мы натолкнулись на явную вулканическую бомбу – почти шарообразную глыбу диаметром около метра, совершенно непонятно как не скатившуюся по склону вниз. Верхний слой (сферическая корка) ее явно когда-то представлял собой застывшую лаву… Меркулов остановился и произнес эмоциональную речь по поводу этой глыбы. Я медленно полз в гору, изредка поглядывая вверх, откуда до меня долетали отдельные слова про вулканы и лаву.

Было очень жарко. Я все дальше отставал от своих молодых товарищей, которые уверенно лезли все выше. Остановившись, чтобы отдышаться, я обернулся. Внизу простиралась серая пустыня, а дальше в мареве просматривалось обширное сине-зеленое пространство, уходящее к горизонту. Это было озеро Туркана. Над ним висела какая-то мгла, а выше явно сгущались мощные темно-синие облака, заполняя собой весь восточный горизонт.

Вид мрачных туч над озером добавил сил. Я отвернулся от угрожающей картины и снова начал карабкаться в гору. Перед глазами медленно уплывали вниз и назад серо-коричневые камни, перемежаемые пучками грязно-серой суховатой травы. Хвататься за ветки редких деревьев было нельзя: серо-черные ветки были покрыты угрожающими мощными шипами, загнутыми на концах. Приходилось, наоборот, обходить эти деревья, скользя на камнях, и нелепо извивающаяся траектория моего подъема, наверно, выглядела со стороны диковато.

Было жарко. Очень.

Я обычно старюсь не пить во время переходов, но тут без этого обойтись было трудно. Пришлось остановиться, вытащить из наружного кармана рюкзака синюю пластиковую поллитровку и отпить. Бутылку я уже не убирал – так и продолжал подниматься с теплой бутылкой в руке, периодически откручивая пробку.

Тем не менее, вершина постепенно приближалась. Иногда поглядывая вверх и вперед, я видел своих товарищей, уже стоявших наверху на фоне голубого неба. Они спокойно беседовали, деликатно поджидая меня.

Наконец я выбрался на вершину. На самом деле в роли вершины выступало длинное плоское плато, тянувшееся вдоль хребта.

– И куда дальше? – хрипловато, но стараясь говорить бодро, спросил я и сглотнул последние капли из бутылки.

– А вон туда, – сказал Меркулов и показал рукой. – Идем прямо на солнце, пересекаем это плато поперек, и на том – западном – склоне есть такой конус… Скоро сами увидите. Тут уже недалеко, метров триста!.. Ну что, пошли?

– Пошли! – откликнулся я. Идти по ровному оказалось гораздо легче, чем лезть в гору. Существенно легче. Плохо было одно: под ногами были округлые, довольно большие (сантиметров по пятнадцать-двадцать) коричневые камни, и перемещаться по ним надо было осторожно, каждый раз выбирая, куда наступить. И еще: стало еще жарче.

Я представил себе, что нам предстоит провести как минимум еще два часа на этой жаре, где нет тени. Никакая бейсболка не спасет – будет тепловой удар, подумал я. Одна надежда на Луну, которая уже меньше чем через два часа начнет понемногу загораживать светило.

– Никакая бейсболка не спасет. Будет тепловой удар! – громко сказал я в спину Евчику. И ту же секунду в лицо подул ветерок, который спустя несколько мгновений превратился в ветер. Стало гораздо легче. Я повеселел и тут же начал о чем-то разговаривать, демонстрируя несгибаемую мощь своего организма – африканские горы нам нипочем!

Мы шли точно на запад, и прямо перед нами сияло пока еще высокое, но уже явно опускающееся к горизонту Солнце. Я обернулся. Озера уже не было видно – оно осталось внизу, за горой, но зато совершенно отчетливо просматривались фиолетовые тучи, вздымавшиеся в небо на востоке и явно двигавшиеся нам вслед. Не было сомнений, что они перемещаются быстрее нас.

Успеет ли произойти затмение до того, как тучи Турканы загородят нам Солнце? Это был главный вопрос современности.

…Мы довольно резво шагали по камням, глядя под ноги и держа курс прямо на Солнце. Веселый ветерок дул в лицо. Каменистое плато внезапно кончилось, и перед нами возник крутой спуск – западный склон хребта, уходящий далеко вниз. Вдаль, до самого западного горизонта, простиралась под нами бугристая и холмистая серая равнина. Прямо скажем, трудно было назвать ее равниной. Была она неровной, и похоже, все еще хранила на себе следы древних потоков лавы, сдвигов и провалов, когда вся эта местность дымилась, плевалась раскаленными камнями, вибрировала и ходила ходуном. Неровная эта равнина уходила куда-то далеко, и только где-то у самого горизонта, в дымке, прямо под Солнцем, угадывались какие-то неясные возвышенности.

– До того хребта пятьдесят пять километров, – сообщил Меркулов, простирая руку на запад, как Петр Первый со своего коня. – Там должны быть Семенов с Гавриловым.

– А где должны быть мы? – спросил я.

– А вот, смотрите!

Чуть ниже нас впереди торчал замечательный – видимо, тоже вулканический – геометрически правильный каменный конус с крошечной ровной площадкой на вершине. К нему вел узкий гребень – перешеек, соединявший этот конус с основным массивом, на котором мы стояли.

Меркулов быстро двинулся вперед и спустился на перешеек. Пройдя по узкой тропинке, буквально минуты через три он уже стоял на выбранной площадке, раскинув руки крестом. Мы с Евчиком навели на него объективы и сделали по снимку.

– Ну, пошли и мы! – сказал Евчик.

Мы двинулись по перешейку (слева и справа падали вниз крутые склоны). Гребень привел нас на небольшую площадку – вершинку конуса размерами примерно три на четыре метра. Посередине монументально стоял рюкзак Меркулова, а его хозяин уже что-то доставал из клапанов и карманов. Солнце жарило по-прежнему, но ветер здесь был ощутимый.

– Прибыли! – сказал Михаил с гордостью. – Наблюдать будем здесь. Ну, как вам наш пункт?

Пункт был отличный. Он напоминал коническую башню, специально сооруженную для контроля за западным сектором. Под нами лежало открытое пространство километров на пятьдесят. Точно на западе в голубом небе сияло ослепительное жаркое Солнце, почти по отвесной линии опускаясь к горизонту. Оттуда, с запада, уже бежало где-то по Атлантическому океану, неумолимо приближаясь к нам, овальное пятно лунной тени. По прикидкам Гаврилова, скорость его перемещения по Кении должна была достичь шести километров в секунду. Значит, пространство от Семенова с Гавриловым до нас она должна была преодолеть меньше чем за 10 секунд. Удастся ли нам отснять на видео бегущую тень?

Открытое пространство просматривалось и слева, и справа, и только сзади всю панораму загораживал хребет, с которого мы только что спустились к нашему наблюдательному пункту. Я снова обернулся. Верхушки темных туч, клубясь, поднимались над хребтом.

– Сколько осталось до затмения? – спросил Евчик.

– Чуть больше полутора часов, – посмотрев на часы, отозвался я. – Ну что? Начинаем выставляться?