Текст книги "Тринадцать секунд короны"

Драма полного затмения

Мы с Михаилом выложили на грунте направление на Солнце камнями, чтобы проще было ориентироваться. Затем были установлены два фотоштатива, и мы, как принято у астрономов, привалили опоры камнями для пущей устойчивости.

Сергей Евчик закрепил на одном из штативов обсерваторский Canon с 300-миллиметровым объективом. На другой штатив Михаил Меркулов поставил видеокамеру Ильи Котовщикова, нацелив объектив на запад.

Я достал из рюкзака флаг Иркутского государственного университета (его мне дала в студенческом профкоме ИГУ Олеся Сивач, и я обещал его вернуть!..) и российский триколор. Этот флаг побывал с нами в Монголии, в Республике Кирибати, в Перу, Чили, на острове Пасхи, в Австралии – и теперь оказался в Кении. Я разложил флаги на горячем грунте и привалил камнями края – чтобы не унесло ветром. Затем мы переоделись в парадные футболки с эмблемами нашей экспедиции.

Мы проверили съемочную технику. Все было в порядке. На камеры были надеты белые пластиковые пакеты, чтобы не грелись на солнце зря. Сделали несколько фотокадров, запечатлев готовую к работе наблюдательную площадку. Все чаще мы настороженно поглядывали на восток, и картина не радовала. Мощные темные облака с белой вершиной поднимались над хребтом, постепенно закрывая небо. Но небо над головой было пока еще ярко-синим, и западный сектор неба, где по-прежнему ярко светило Солнце, тоже был чистым. Там белели какие-то cirrus, виднелись полоски дымки, но это было не опасно. А вот облака с востока выглядели все более угрожающе.

– Может оказаться, что не успеем, – наконец мрачно и вслух сказал я то, что у нас крутилось в мыслях.

– Ну, что будет, то и будет, – философски заметил Меркулов. – От нас ничего не зависит.

– Надо было побурханить вчера, – заметил Евчик.

Мы с Меркуловым хором ответили, что эта процедура была выполнена вчера вечером. По бурятскому обычаю, безымянный палец окунался в налитый стаканчик, и капли спиртного сбрызгивались на землю. Духам. Теперь на Байкале так делают все, и буряты, и не буряты – чтобы была удача и чтобы духи смилостивились.

– Правда, неизвестно, действует ли эта процедура в Африке, – заметил Меркулов. – К виски бурятские духи уже давно привыкли, а вот распространяется ли их могущество на Кению…

Тогда я рассказал историю про наблюдения затмения в 2009 году в Республике Кирибати, на острове Маракей. Остров представлял собой кольцевой риф с лагуной внутри. Мы проехали по кругу по всему острову в кузове грузовичка, и гид показала нам четыре статуи местных божеств, расставленных в разных местах. Каждое божество отвечало за свой набор функций – кто за безопасность острова, кто за здоровье островитян. Для того чтобы не было дождя в день затмения, нам посоветовали купить пачку жевательного табака и положить ее в специальное отверстие в постаменте одной из статуй (за погоду на острове отвечало именно это божество). Есть даже видеокадры, где видно, как я с серьезным лицом проделываю эту языческую процедуру, а местный островитянин, приседая, заглядывает в означенное отверстие, убеждаясь, что пачка действительно положена куда надо.

Увы, наблюдения на Маракее не состоялись. Во время полной фазы затмения Солнце заволокло тучами, и короны мы не увидели.

Дима Семенов, комментируя эту историю, всегда нравоучительно говорит, что нужно правильно формулировать техническое задание. Дождя в этот день действительно не было – и это был единственный подобный день на острове за все время нашего там пребывания!

– Надо было прямо говорить – чтобы не было облаков! – поясняет обычно Семенов.

Вскоре после экспедиции в Кирибати в буфете университета я повстречал старого знакомого – православного священника Вячеслава. Он призвал меня к себе, и я присел за его столик со своим подносом.

– Ну, как вы съездили? – спросил он, не прекращая процесса поедания студенческого супа. Я рассказал ему печальную историю Маракея и упомянул о языческих статуях и напрасной жертве. Отец Вячеслав неодобрительно покачал головой.

– В следующий раз берите меня с собой! – уверенно сказал он. – Я проведу с утра службу – и погода будет как надо…

Вспомнив этот эпизод, я рассказал своим товарищам про отца Вячеслава. Поскольку эту историю они слышали (видимо) уже не раз, реакции не последовало. Кроме того, привлекать сверхъестественные силы было уже поздно. Да мы и не умели.

– Может быть, все-таки нужно было взять глобус? – спросил я.

– Ненавижу глобусы, – уже привычно и потому ожидаемо отвечал Меркулов. Мы помолчали.

– Тогда давайте позвоним Семенову! – предложил Евчик. Видимо, он считал, что это действие могло оказаться в одном ряду с обращениями к сверхъестественным силам. Поскольку возражений не было, Сергей извлек из своего рюкзака спутниковый телефон и начал набирать длинное число, заглядывая, как в шпаргалку, в свой мобильник.

Связаться сразу, конечно, не получилось. Евчик сел на свой рюкзак (сидеть на раскаленных камнях было невозможно) и повторил попытку. Наконец Дима отозвался.

– Семеныч, привет! Ну, как там у вас? Вы на месте? – спросил Сергей Евчик. После этого на пару минут воцарилась тишина. Сергей (видимо) прослушал ответ, произнес несколько невнятных междометий, отключился и начал прятать телефон в футляр.

– Ну, что там у них? – спросил я.

– Они на месте, – сообщил Евчик. – Готовы к наблюдениям, у них все в порядке. Семенов сказал, что Гаврилов провел какой-то шаманский ритуал по разгону туч, и это снято на видео. И еще он спрашивает, идет ли у нас дождь.

– Почему у нас должен идти дождь? – возмутился Меркулов.

– Ну, они оттуда смотрят в нашу сторону и говорят, что им видна сплошная черная стена. Они уверены, что мы тут… под проливным дождем.

Мы разом повернулись в сторону хребта. Мощные темно-синие облака поднялись из-за горы, загородив полнеба. Передний фронт облаков с белой опушкой был уже практически над нами.

– Будет забавно, если сезон дождей начнется как раз за полчаса до затмения! – бодро произнес я, хотя ничего забавного тут явно не наблюдалось.

– Когда начало? – спросил Евчик.

– До первого контакта – девять минут.

Шансов на успех было мало. Точнее, очень мало. От момента первого контакта, когда черный круг Луны начинает наползать на диск светила, до начала полной фазы, когда Солнце полностью загораживается нашим спутником, проходит обычно минут пятьдесят. Судя по скорости облаков, тучи должны были опередить Луну и загородить нам Солнце вместе с Луной как раз минут за пятнадцать-двадцать до полной фазы.

– В общем, будем работать точно по программе, – сказал я. – Как договаривались. Начинаем снимать частные фазы, а дальше – как получится. Готовность – девять минут. Первые частные фазы мы снять успеем.

– О! – вдруг сказал Евчик. – А это еще что такое?

Мы посмотрели вниз, на юго-запад. Там среди колючих кустов что-то белело.

– Там что-то беленькое чернеется, – сказал я, не удержавшись.

– Это термитник! – объяснил опытный Меркулов.

– Надо посмотреть, – заявил Евчик.

– Ты к нему подойди, а я тебя сфотографирую! – предложил я и первым начал спускаться в сторону термитника. Склон был очень крутой, мелкий щебень сыпался под ногами. Я спустился метров на десять и остановился. Кривой белый столб ничуть не приблизился, зато теперь стало ясно, что нужно либо ломиться к нему через колючки, либо спуститься метров на пятьдесят вниз, а затем лезть, не теряя высоты, огибая крутой склон. Кроме того, прямо передо мной обнаружился замечательный продукт выветривания – нерукотворная каменная чаша, которую обязательно следовало сфотографировать. Я приготовил фотоаппарат и начал выбирать точку для съемки.

Тут мимо меня, генерируя небольшие камнепады, проскользил на подошвах Евчик, который твердо вознамерился исследовать термитник вблизи. Он затормозил далеко внизу и начал пробираться к цели, периодически исчезая за кустами. При этом он становился все меньше, зато по сравнению с ним белый столб термитника вырастал – тоже прямо на глазах.

– Серега! – заорал я вниз. – Слушай, а он, оказывается, здоровенный!

– Да не то слово! – прилетело снизу. Затем, после небольшой паузы, Евчик спросил: – Сергей Арктурович, а сами термиты-то где находятся? Они, я надеюсь, оттуда ушли?

– Они, наверное, сидят внутри, поджидая добычу! – крикнул я. Соответствующий параграф школьного учебника биологии мне почему-то никак не вспоминался. И правда, где сидят термиты? Что они делаю днем? И как они ведут себя во время солнечных затмений?

«Идут ли слонопотамы на свист, а если идут, то зачем?» – вспомнилось мне, но громко цитировать эту фразу я не стал.

– А если они сейчас вылезут? – спросил снизу Евчик, который подошел вплотную к термитнику. Странное белое сооружение оказалось раза в три выше Сергея!

– Вот и посмотрим! – цинично отозвался я сверху, наводя объектив на эту невероятную картину. – В крайнем случае, начинай петь тучкину песню. Что ты вовсе не медведь.

– Тут, наверно, надо петь «я вовсе не гепард!» – отозвался Евчик (и я сразу подумал, что действительно, а где тут, в этой Африке, гепарды и львы и что они делают днем?..). Голос Сергея явно повеселел – видимо, потому, что ни один термит так и не попался ему на глаза.

– Что, не видно термитов? – крикнул я. – А ты попробуй проковырять дырку. Они как выскочат!…

Ответить на этот добрый мой совет Евчик не успел. Сверху раздался неистовый вопль Меркулова:

– Началось!..

Видимо, Михаил посмотрел на Солнце через фильтр. Девять минут истекли. Первый контакт состоялся.

– Вылезаем! – крикнул я в сторону термитника и начал карабкаться на вершину каменного конуса. Меркулов, широко расставив ноги, стоял возле наших зачехленных штативов и смотрел на Солнце сквозь темное стекло.

– Началось! – повторил он, не отрываясь от поразительного зрелища.

Я вытащил из рюкзака свои фильтры.

Да, Михаил был прав – частная фаза затмения началась. У диска Солнца уже был слегка «отъеден» краешек. Луна уверенно продолжала свой транзит, летя со скоростью около километра в секунду точно между Солнцем и нашей планетой.

«Началось! Вот оно!» – думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу».

– Что там? Началось? Дайте посмотреть! – сказал, чуть запыхавшись, не съеденный (и даже ни разу не укушенный) Евчик, воздвигшись из-под горы на наблюдательной площадке. Я передал ему один из фильтров.

– Да-а! – сказал Сергей, чуть помолчав. – Впечатляет.

Вид солнечного затмения, даже частного – это нечто особенное. Ради него можно ехать за тридевять земель. Хорошо, когда ехать не надо (частные затмения нередки в любой точке Земли, природа показывает их нам с доставкой на дом). Но полное затмение – это удивительное явление. Привыкнуть к его виду невозможно. И хотя каждый из нас уже не раз наблюдал затмения Солнца – все равно какое-то иррациональное ощущение чудовищной вселенской катастрофы пополам с чувством восторга от величия и грандиозности космического спектакля нас не оставляло. Не знаю, как остальных, но меня – точно.

Исторические сведения о том, как люди в ужасе бежали сломя голову во время затмений – и в Америке, и в России, и в Европе, и в Африке – боясь конца света или как минимум страшного знамения, предвещавшего грозные беды, – так вот, эти исторические сведения выглядят абсолютно правдоподобными. Даже твердо зная, что на самом деле происходит, и даже с улыбкой рассказывая на лекциях о том, что астрологи врут и бояться ничего не надо – сложно преодолеть подсознательное, на уровне древних инстинктов пещерное чувство, что у тебя на глазах разворачивается конец света. Воистину полное солнечное затмение – это одно из самых впечатляющих природных явлений. Мы готовились к нему больше года. И как сказал (впрочем, давно и по другому поводу) Лев Николаевич – началось! Вот оно!

И сердце заколотилось, и пульс подскочил. Началось. Вот оно.

– Ну что, снимаем! – скомандовал я и почувствовал, что голос мой почему-то дрогнул.

Мы расчехлили камеры и приступили к съемкам. Евчик уселся у штатива с Canon, я держал перед объективом фильтр, Сергей наводил объектив на Солнце и делал очередной снимок. Мы выполняли экспозиции раз в несколько минут, и на каждом новом снимке было хорошо видно, как черный диск Луны неодолимо надвигается на солнечный круг и Солнце постепенно превращается в сужающийся серп.

Понемногу менялось освещение. Несмотря на то, что Солнце было еще довольно высоко в небе, освещенность падала – сначала почти незаметно, а потом все быстрее. Окружающая картина становилась контрастнее, непривычно четкими и все более темными становились тени.

Щелкал затвор фотокамеры. В перерыве между съемками я отходил от штатива, чтобы сфотографировать нашу площадку – Сергея Евчика, прильнувшего к Canon, и Михаила Меркулова, который снимал своим фотоаппаратом без штатива. На втором штативе стояла уже расчехленная камера Ильи, и Михаил, поглядывая на часы, готовился ее включить за пятнадцать минут до начала полной фазы. А до этого момента оставалось уже совсем немного.

– Может быть, успеем? – с надеждой произнес Меркулов, оборачиваясь на поднимающиеся за нашими спинами облака. – Так… – сказал он совсем другим тоном. – Сергей Арктурович, помните, вы говорили, что на наблюдательном пункте во время затмения всегда появляются местные жители?..

– Кто-то к нам идет? – спросил я. Я не мог в этот момент оборачиваться – держал фильтр перед объективом Евчика во время очередной экспозиции.

– Идут, – отозвался Меркулов.

Затвор в очередной раз щелкнул, Сергей надел крышку на объектив, я убрал фильтр, и мы с ним обернулись.

К нашему наблюдательному пункту шли по перешейку двое мальчишек. На вид им было лет по десять, хотя кто их разберет… Один – с голым торсом, вокруг его пояса было обернуто красное клетчатое полотнище до колен – обычная местная одежда. У второго – видимо, из семьи побогаче – на плечах был полосатый сине-фиолетовый кусок материи побольше, а на голове красовалась вязаная шапочка. У обоих – простые сандалии на босу ногу. На черно-коричневых лицах ярко белели (сверкали) глаза и зубы.

– Они пасут коз на горе, – как всегда, авторитетно заявил Меркулов. – Вон там, на плато, на северо-востоке!

Как и взрослые пастухи, маленькие турканы были оснащены специальным оборудованием. У каждого была струганая палка, которая используется как коромысло, ей же можно гонять скот и на нее же опираться, как на трость. Кроме того, как и полагается, была у них с собой крошечная деревянная табуреточка – экичолонг, про которую мы читали в Википедии. Табуреточка эта представляет собой нечто вроде небольшой струганой гантели: основание, которое ставится на камни, на нем перемычка высотой сантиметров двадцать и крошечное сиденье – шириной сантиметров десять. Судя по всему, здесь предпочитают сидеть хоть на маленькой, но деревяшке, а не на раскаленных камнях. Правда, сидеть на низкой табуретке с сиденьем размерами менее дециметра, по-видимому, тоже надо уметь….

– Так это и есть знаменитые турканские мальчики? – спросил Сергей Евчик, осматривая неожиданных гостей.

Он явно намекал на известное археологическое открытие. В 1984 году команда кенийского антрополога Ричарда Лики (родившегося в Найроби в семье британских археологов) обнаружила хорошо сохранившийся скелет подростка, возраст которого сейчас оценивается фантастической величиной примерно в полтора миллиона лет. Это еще не современный человек, а так называемый homo ergaster (человек работающий). «Турканский мальчик» был найден где-то совсем близко от этих мест, на западном берегу озера Туркана. Словосочетание «турканский мальчик» было нам знакомо, и теперь оно неожиданно воплотилось в реальность.

Я сфотографировал маленьких турканов. Меркулов заговорил с ними, показал затменное Солнце через фильтр (оно уже напоминало совсем узкий серпик и светило необычным белым светом, как сварочный аппарат), продемонстрировал им свой фотоаппарат и свежие картинки на экране его монитора. Мальчики смотрели с явным интересом, но очень сдержанно, и я бы сказал, с достоинством. Меркулов упросил их показать, как сидят на экичолонге (я потом прочитал нам, что такие же штуки используются местными женщинами во время сна – на них кладут голову, чтобы не повредить навороченную прическу). Затем Михаил извлек из недр своего рюкзака бутылку воды и вручил мальчишкам. Они взяли, постояли рядом с нами, посмотрели на наши действия. И затем неожиданно продемонстрировали методику дальней африканской связи.

На горе – метрах, наверное, в двухстах от нас – виднелась фигура человека в сопровождении стада коз. Мальчик в шапочке закричал какое-то слово из двух слогов, повторяя его много раз, потом резко замолчал и явно стал прислушиваться.

Ветер донес ответ с горы – человек кричал что-то в ответ, причем таким же образом – многократно повторяя одно и то же слово.

– Вы поняли? – восхищенно сказал Меркулов. – Слово надо повторять! И тогда есть шанс, что хотя бы один раз ветром донесет…

Турканские мальчики, поняв про нас все и сообщив о нас все, разом повернулись и пошли обратно – по перешейку на плато, назад к своим козам. И в этот самый момент головные тучи, которые уже давно миновали зенит и продвигались на запад, достигли наконец Солнца.

– Кажется, финита! – сказал Евчик, глядя туда, где только что было Солнце, и поднялся, придерживая рукой штатив с фотокамерой.

– Сколько до полной фазы? – спросил Меркулов.

– Пятнадцать минут, – мрачно сказал я.

Заметно потемнело. Темное облако загородило Солнце, которое и без того быстро убавляло освещенность. Ветер усиливался, один из порывов чуть не сорвал с меня бейсболку. Я натянул ее поглубже.

– Вон идет просвет! – сказал Михаил. – Будем надеяться, что он как раз попадет на Солнце, когда будет полная фаза!

Он поправил уже включенную видеокамеру Ильи Котовщикова (сильный ветер покачивал ее) и стал придерживать штатив.

– Будем снимать что есть, – сказал я. – Пусть видео для Ильи непрерывно снимается. Работаем на фото и видео всеми камерами. Сергей, фильтр с Canon убираем – он уже не понадобится, снимаем так. Как минимум отснимем потемнение, заревое кольцо на горизонт – а может быть, чем черт не шутит, просвет все-таки придет…

– У Семенова с Гавриловым вроде облаков еще нет! – сообщил Меркулов, вглядываясь в потемневший западный горизонт. – Над ними еще ясно. Если у нас не получится – может быть, им повезет? Если успеют… Должны успеть. За десять минут тучи до них не дойдут….

– А представляете, что сейчас творится на озере, – произнес Евчик. – Там же, говорят, полторы тысячи наблюдателей…

Мы посмотрели на восток. Картина была страшной. Сплошная черно-фиолетовая стена облаков поднималась над хребтом, за которым была деревня, где сейчас должен был находиться Илья, а еще дальше лежало озеро Туркана, выбранное в качестве главного мирового форпоста для наблюдений затмения. Там, похоже, было еще хуже, чем у нас. Единственный шанс оставался у Семенова и Гаврилова. И все должно было решиться в ближайшие десять минут.

– Ужас, – сказал я.

Но это был еще не весь ужас.

– Так, а это что? – спросил Меркулов.

Я сначала не понял, о чем идет речь. И чуть позднее увидел.

Панорама внизу изменилась. Справа, с северо-запада, потемневшую равнину затягивало плотной, почти непрозрачной серой дымкой. Резкие тени, тушью обрисовывавшие еще пять минут назад выпуклости и впадины чудовищного кенийского рельефа, расплылись. Все покрылось какой-то зыбкой пеленой. И было хорошо видно, как справа, закрывая собой эту жуткую картину, встает огромная черно-серая непрозрачная стена.

– Это дождь? – спросил я и сам в тот же момент понял, что это не дождь. И тут же это подтвердил Михаил Меркулов.

– Пылевая буря!

– Надо сворачивать вещи!

Оторвавшись от штативов, мы бросились к рюкзакам и стали оперативно прятать разложенные фильтры, запасные аккумуляторы, монокуляр, пакеты – все, что было приготовлено для наблюдений. Михаил, сбросив камни с флагов, начал их сворачивать – и как раз вовремя.

Пыльный шквал обрушился на наш каменный конус. Ветер с северо-востока был такой силы, что несчастная моя бейсболка стремительно воспарила на большую высоту и спланировала вдаль, куда-то в сторону термитника. Евчик вцепился в штатив с Canon и принялся отцеплять камеру с объективом. Меркулов совершил прыжок и успел удержать второй штатив с видеокамерой Ильи – еще немного, и она опрокинулась бы на камни. На зубах заскрипела пыль, запахло какой-то сыростью – как будто ветром принесло брызги из тинистых крокодильих затонов Турканы.

Евчик закрыл объектив крышкой и, стоя на коленях, упаковывал технику в рюкзак. Меркулов сел на корточки рядом со вторым штативом, придерживая его рукой (камера Ильи продолжала снимать, и ее красная лампочка хорошо была видна в наступившем сумраке).

– Блин! – орали мы.

До полной фазы оставались минуты.

Картина была поистине феерической. Еще буквально минут двадцать назад был ясный день, и Солнце, даже затмеваясь, светило странно-белым, но ярким светом. Теперь наступила темнота. Тусклый свет пробивался сквозь черную тучу, равнина внизу исчезла в серо-бурой пылевой завесе. От жары не осталось и следа. Ветер яростно рвал наши футболки, вбивая мелкую коричневую пыль в белую материю.

– Как на Марсе, – сказал я, но из-за ветра никто ничего не услышал.

Дикий, нереальный пейзаж темнел на глазах.

– У Семенова уже полная фаза! – крикнул Евчик. Действительно, далекие возвышенности на горизонте стали совсем черными. Но слева и справа по горизонту было сравнительно светло. Мне даже не показалось, что это было обычное заревое кольцо, которое, как правило, светится лимонным цветом на горизонте во время полной фазы. Диаметр тени Луны на это раз не превышал пятнадцати километров, а мы могли видеть гораздо дальше – и там, на горизонте, и слева и справа от нас Солнце так и не закрылось Луной полностью, и тоненький серп его продолжал освещать землю.

– Венера! – закричал Меркулов, и я тут же увидел, как в просвете между облаками, слева и чуть выше от потухшего Солнца, на темно-синем небе загорелась яркая звезда. Он вскочил, чтобы сфотографировать, и в тот же момент очередной порыв ветра опрокинул штатив, и камера Ильи Котовщикова с размаха грянулась на камни.

– Полная фаза, – сказал я, глянув на часы.

Ветер свистел, ныл и скрежетал, через нас откуда-то снизу наискось неслась кромешная пыль, она была уже всюду – на руках, в ушах и на лицах, но было видно, что внизу, на равнине, всё гораздо хуже – пыль мело по холмам и рытвинам сплошной непроглядной завесой, и к нам на вершину забрасывало лишь отдельные вихри. Солнце, как мутное пятно, сквозь тучи мрачные желтело, а справа от него, сквозь разрыв в облаках, уже заголубело небо, и черные тучи осветились на краю разрыва, сверху и сбоку, солнечными лучами, и стало ясно, что полное затмение кончилось. Пятнадцать секунд полной фазы были позади. Тень Луны, бесшумно и равнодушно пробежав по облакам и тучам пыли, унеслась дальше на восток, в сторону Сомали, чтобы там соскользнуть с поверхности Земли и уйти, быстро удаляясь, в межпланетное пространство.

– …! – сказали мы.

– О, смотрите! – воскликнул Меркулов.

На северо-востоке, над той горой, куда вовремя убежали к своим козам турканские мальчики, на темно-серых тучах засветилась великолепная радуга – гигантская, длинная, сплошная, огромной дугой уходя на восток.

– Это бонус, – сказал Евчик. – В компенсацию за облом с затмением.

Мы почти автоматически сделали несколько снимков радуги. Потом повернулись в сторону Солнца.

– Однако! – восхищенно сказал Евчик. – Ну, не знаю. Мне кажется, это совершенно недвусмысленный месседж!

Картина была невероятная. Внизу заканчивалась пылевая буря, быстро светлело (Луна сползала с диска Солнца), светило выбиралось из туч и просвечивало сквозь разрывы в облаках. И прямо над Солнцем, на синем небе, практически прямо у нас на глазах воздвиглось длинное темное вертикальное облако. Напоминало оно… Ну, в общем, не появилось у нас других ассоциаций. Напоминало оно поднятый к небу гигантский средний палец, который показывало мироздание. Нам – кому же еще. Вместо затмения.

– Я предлагаю об этом никому не говорить, – сказал Евчик.

– Это почему? – возмутился Меркулов.

– Засмеют. Наши иркутские журналисты – точно.

– Пожалуй, – сказал я, представив себе заметки в иркутской прессе. «Вселенная показала иркутским астрономам…» – ну и так далее.

Мы сфотографировали знак насмехающегося мироздания. Солнце выглянуло из-за тучи (прошло не больше десяти минут после полной фазы. Ну, как всегда). Снова стало светло. Я посмотрел сквозь фильтр. Солнце по-прежнему было серпиком, но уже развернутым в другую сторону. Теперь Луна сползала с солнечного круга. Снимать эти серпики уже не хотелось. Смысла в этом не было.

– Ну что? – спросил Меркулов. – Едим по апельсину – и назад?

– Да, сказал я. – Надо поторапливаться. Солнце сядет меньше чем через час, надо успеть спуститься к машине.