Текст книги "Все бабы – … Книга о любви и ненависти"

Сломанная ветка женской эволюции

Животное я домашнее, но иногда специально захаживаю в пивняки и дешёвые кафешки, чтобы сжевать там под пивко румяного цыплака и поглазеть на забавных муфлонов рода человеческого, кучкующихся и галдящих за столиками. А ещё то и дело там я встречаю их – жалкое и душераздирающее зрелище, как выразился бы ишак Иа-Иа…

По сколько человек обычно собираются в кафе дамы за одним столиком? По одной? Мимо! Общего места всех вестернов – шикарных грудастых блондинок, в одиночестве скучающих у стойки бара и доёбывающихся до таких же одиноких ковбоев, в Сибири не бывает – тут вам не Америка. Если за столиком доверительно склонились друг к другу две женщины – это либо одинокие подружки пересеклись в большом городе, чтобы на скорую руку обменяться новостями, либо молодые жёны на часок сбежали из своих семей – ностальгически вспомнить дни свободы. А вот женские компании от трёх до шести единиц – больше обычно не встречается – это тема для особого разговора.

Они берут на всю толпу одну бутылку водяры и каких-нибудь не сильно вредоносных салатиков, громко говорят, громко хохочут и поминутно бегают курить на улицу. Беседа их, как правило, вертится вокруг общих знакомых или ежедневных драматических перипетий офисной жизни. Всё это – одинокие тётки, стая гиен, которые сбежались поглядеться друг в друга, как в зеркала, и лишний раз убедиться – они не единственные уроды на свете.

Женское одиночество XXI века устроено принципиально иначе, чем в былые времена. В 40—50-е годы прошлого столетия мужиков, выбитых войнами и геноцидом, попросту не хватало. Одна из моих тётушек – тётя Таня – всю жизнь хранила верность погибшему на войне жениху и не вышла замуж до самой смерти. Другая тётушка – тётя Аня – молодой девчонкой в одиночку поднимала большую семью, потому что их отца забрали в тридцать седьмом на целое десятилетие. В 60—70-е годы на одиноких женщин ещё смотрели косо, как на ущербных, матери-одиночки по определению слыли шлюхами, и даже честным разведёнкам не всегда удавалось снова отрегулировать свою семейную жизнь. Большинство их так и проскиталось до пенсии по общагам и чужим углам. А вот реформенные девяностые – эпоха массового рождения челночниц и баб-начальников – поманила женщин шансом: самостоятельно вылепить свою жизнь. Возможность свободно снять жильё и зацепиться зубами в мегаполисе исковеркала жизни многим.

Но капралов множество, а наполеонов – единицы. Так и прозябают до сих пор эти тётки – растиньяки, страдающие месячными, – в съёмных квартирах, не выйдя в звёзды первой величины, дослужившись, в лучшем случае, до менеджеров среднего звена. Их жизненная колея: работа – дом – работа. Впрочем, дом – это слишком громко сказано: просто место, где они ночуют, чисто прибранное, без мебельных излишеств (а вдруг на другую квартиру срочно переезжать придётся?), без признаков уюта. Это как раз тот случай, когда бытие определяет сознание: уровень зарплаты не позволяет обзавестись собственной крышей над головой или жить на широкую ногу, и они зависают между небом и землёй. Или болтаются, как говно в проруби, – если это сравнение кажется вам более подходящим.

В личной жизни подобные женщины инфантильны, потому что – изуродованные безбашенным и неустроенным бытом студенческих общаг – не привыкли принимать на себя ответственность за другого человека. Инфантильность эта обычно маскируется расхожей фразой: «За кого выходить-то? Мужиков вокруг нет!». Им никогда не понять – хоть сотню раз тычь пальцем в экран – сентенцию из классического фильма: чтобы быть женой генерала, надо выйти замуж за лейтенанта и помотаться с ним лет двадцать по глухим гарнизонам. Вот так и в жизни семейной – надо годами лепить из молодого человека, с которым ты пошла в загс, главу семейства, умеющего брать на себя ответственность. Одинокие женщины этого не хотят и не умеют: как так? ведь пока будешь заниматься воспитанием мужа, огни большого города ждать не станут! В своём одиноком быту кое на что они способны: современные стиральные агрегаты дают возможность без особых усилий содержать в порядке своё бельишко, а система малосъедобных полуфабрикатов – скоренько приводить желудок в состояние сытости. Редкая одиночка будет заморачиваться кулинарными выкрутасами, если можно закинуться бутербродиком. А если нет разницы, зачем платить больше? Впрочем, на большее ни желания, ни времени, ни средств и не хватает.

Будьте уверены: то, в чём они сидят где-нибудь в людном месте, – лучшее из нарядов. Всё остальное – это тщательно варьируемое изо дня в день среднее арифметическое женской одежды, вне времени и моды. То же касается и досуга: в силу недоступности дорогих забав – пафосных ресторанов или горнолыжных курортов – одинокие женщины тусуются в киношках, на концертах и в кафе, где я и наблюдаю порой их забавные популяции.

Впрочем, популяции эти не так уж и безвредны. Широко известен агрессивный пиар пидоров: они не только совокупляются меж собой, но ещё и совращают недалёких пацанят, проповедуя однополую любовь и пропихивая на эстрадные подмостки своих идолов – в качестве образцов для подражания. Одинокие женщины ничем не лучше. Всем своим вызывающим поведением в однополых компашках они как бы орут: смотрите, мы умеем обходиться без мужиков, мы красивы, веселы и успешны!

Немало тому способствуют россказни в прессе и на TV о самодостаточных бизнес-леди и звёздах, а также шумный успех гламурных блядей Ксении Собчак и Оксаны Робски – вкупе с героинями сериала «Секс в большом городе», вещающих на каждом шагу о том, что все мужики – сво.

Вот так и сидят волчицы-одиночки в кафешках, балдея от бутылки водки на пятерых, хохоча и боясь раньше времени встать и разорвать этот круг, потому что идти им некуда и не к кому – разве что в недостроенные гнёзда с чужого плеча, где не воняет мужиками и не звучит детский смех.

Дети – это особая тема. Конечно, одинокие бабёнки тайно и завистливо наблюдают со стороны за чужими свадьбами и детскими колясочками, но и пальцем не шевельнут для того, чтобы добиться аналогичного результата в своей жизни. Некоторые из них – и это самые умные – так и остаются бесплодными смоковницами, осознавая, что реально дать своему ребёнку они не смогут ни хуя – ни духовно, ни материально. Другие, когда понимают, что период потенциального размножения приближается к критической отметке, начинают судорожно метаться в поисках осеменителя и либо выскакивают замуж за первого встречного (с которым через год разведутся – опять-таки из-за неумения сосуществовать в паре), либо рожают от того, кто всё равно никогда не женится на них. Плоды этих связей – изначально несчастные существа. С пелёнок брошенные на бабушек и нянек – ведь теперь женщине надо колотиться вдвойне, чтобы прокормить себя и выблядка, – детишки эти встречаются со своими мамками лишь по вечерам да по выходным. Они видят загнанных тёток, которых пристрелить некому, оценивают их нищету и убогие одежды, осознают их полную дезориентированность в реальности. Детные мамки уже более не ходят в театры и на концерты, довольствуясь по вечерам дебильными юмористическими передачами в цветном стеклянном ящике. Как вы полагаете, дети возлюбят тех, кто не дал им в детстве ни налаженного быта, ни душевного тепла, ни твёрдых жизненных ориентиров, ни стартового капитала? Почти наверняка они спихнут своих одряхлевших мамаш в дома престарелых, где те встретятся со своими бездетными подругами молодости – блядями, потому что финал у тех и других един – одинокая старость и медленное вымирание.

Копаясь в земле, археологи там и сям находят не только типовые черепа наших отдалённых предков, но и кости ублюдочных представителей человеческой расы, которых принято именовать тупиковой ветвью эволюции. Существует даже гипотеза, будто грубые, тупые и неуклюжие неандертальцы – как раз такой тупик. В силу их малой приспособленности к меняющейся реальности неандертальцы выпали из потока. Приличные женщины им попросту не давали, так что дебилам приходилось совокупляться лишь с такими же тупыми тётками, продуцируя собственное убожество и медленно вымирая.

То, что одинокие бездетные бабы вымрут – горе невелико: народу на Земле и так расплодилось до хуя, так что небольшое естественное прореживание демографии не повредит. Гораздо хуже ублюдочное потомство одиночек: усвоив ущербные стандарты своих матерей, они тщетно будут пытаться социализироваться и создавать семьи, вместо этого привнося в мир лишь ещё больше одиночества, невротичности и отчуждённости…

Оправдание концлагерей

Скажу сразу: для жидов, которые – мацой их не корми – при слове «концлагерь» готовы незамедлительно завести свою нудную песню про ужасы холокоста, ничего интересного в этом тексте не будет. У человечества имеется куда более серьёзная проблема, с которой уже надо что-то незамедлительно делать.

Дамскiй адъ и Израиль

В юные годы любил я почитывать Оноре нашего де Бальзака и постоянно удивлялся тому, как логично был устроен человеческий мир во времена писателя. Родители начинали вывозить своих зацветающих самочек в свет, когда тем исполнялось 15—16 лет, и на эти бутончики вполне мог положить глаз какой-нибудь вертопрах с состоянием, способный принести своей хорошенькой жёнушке графский титул, состояние в несколько миллионов ливров и возможность развлекаться с неограниченным количеством ёбарей вне супружеской постели.

В таком вихре балов, светских раутов и любовных интрижек дамочка вращалась добрый десяток лет, пока её молодое гибкое тело жаждало новых впечатлений, ярких нарядов и мощных хуёв. Наступившее тридцатилетие становилось для женщины подобным последнему удару часов, с которым карета одномоментно превращается в тыкву, а шикарное платье Синдереллы – в замарашкины лохмотья. Ибо тридцатник – это пиздец: конец активной женской жизни. Тридцатилетняя женщина – а именно так назывался один из бальзаковских романов – удалялась в сельское поместье, начинала разводить бегонии, занималась воспитанием своих графьят, молилась в часовенке и терпеливо дожидалась прихода смертного часа.

Цивилизация поставила всё с ног на уши. Всяческие притирания и инъекции, глютеопластика, блефаропластика и прочие тому подобные ухищрения искусственно удлинили бабий век на десяток лет, давая бабёнкам возможность несколько раз выскочить замуж, выстроить какую-никакую карьеру да помотаться по египтам с турциями. Однако – как ни наёбывай природу – рано или поздно возраст берёт своё, и после сороковника начинается безостановочное падение женщины в старость. Редкие уникумы, которые умудряются после этого возраста сохранять товарный вид, – не в счёт, ибо являются исключениями из правила.

У мужиков – даже самых безнадёжных – переход от зрелости к старости проявляется всё-таки постепенно и не выглядит столь отталкивающе. Они стареют более достойно, хоть и живут недолго. Бабам же в качестве компенсации природа даёт более долгий век, но это – слабое утешение: кому же хочется сморщенным стручком существовать ещё лет сорок, не имея возможности утолить свои самые насущные потребности.

Если баба в 35 лет живёт одна, имеет всё необходимое и сделала хорошую карьеру, так у неё самомнения – выше крыши. Мужики таких самодостаточных особей не любят: им по сердцу молоденькие дурочки с гибким телом, которых нужно обеспечивать, защищать и удивлять. Достаточно этакую девчушку прокатить на трамвае, чтобы она смотрела на тебя широко раскрытыми глазами. А потому бабы в возрасте к сорокету интересуют только альфонсов или уж совсем полных подкаблучников, которым терять нечего. Но такие, в свою очередь, не нужны самостоятельным женщинам. В итоге – полное разочарование в мужиках и одинокое дожитие длинного бабьего века на лавочке – с такими же бабками.

Замужние тётки в возрасте от сорока до шестидесяти – это вообще печальное зрелище: их хватил климакс, молодыми и красивыми быть они перестали, а до амплуа трогательных старушек пока далековато. Активно зажигать уже не получается, а возиться с садовыми участками им ещё кажется стремноватым. Вот они и маются в зависшем состоянии. По умолчанию женщина создана аллахом для секса и деторождения. Не имея того и другого в достаточном количестве, она скоротечно теряет смысл жизни.

Постепенно реостат женского организма переводится в положение «выкл.», и течки, периодически обновлявшие кровушку, сходят на нет. В какой-то момент баба с ужасом обнаруживает, что её пизда пересохла, как колодец в пустыне Гоби, так что всякая попытка потрахаться доставляет страдания вместо блаженства, и надо запихать в манду с полфунта вазелина, чтобы фрикции хотя бы перестали быть неприятными. Мужики сразу чувствуют это на генетическом уровне и начинают искать более узкие и естественно скользкие влагалища.

Да ладно бы, если бы всё дело только было в некомфортной ебле: мужу достаточно взглянуть на свою супружницу без макияжа, чтобы его елдак беспомощно обвис в страхе и ужасе. Вот сидит это бесполое создание с отвисшими щеками и сиськами, свисающими до пояса; бока, подобно нагару со свечи, стекают на ватные бёдра, а состояние паховой области как нельзя более точно описывает меткая мужская поговорка: «Пока до такой пизды доберёшься – в ляжках наебёшься». Нет уж, лучше сунуть хер в жопу симпатичному пидору, чем ебать такого левиафана!

Вместе с постельной невостребованностью наступает и полная ненужность постаревшей матери своим детям. Те уже выросли, в мамкиной титьке не нуждаются, а пургу, которую назидательно несёт их бестолковая и недалёкая мамаша, попросту пускают мимо ушей. Им уже хочется самостоятельно попробовать жизнь на зуб, и любые родительские нотации воспринимаются подросшим поколением на уровне летописных сказаний Древней Руси.

Баба охуевает от подобного жестокосердия судьбы. В конечном итоге выходит, что в ней нуждаются только работодатели – да и то до наступления пенсионного возраста. Ах, да, по дому тоже надо метнуться – убрать, приготовить, постирать. Попросту говоря, нежный и удивительный женский организм превращается в нехитрое бытовое устройство, на манер робота-пылесоса или мультиварки. Такая несправедливость мачехи-Природы приводит тётку в состояние бешенства, и она от бессильной злобы начинает потихоньку жрать своих ближних, превращая их жизнь в филиал ада.

И такая вот херня продолжается 15—20 лет, до тех пор, пока женский мозг окончательно не примирится со своим старушечьим организмом и перейдёт на следующий закономерный уровень дамского квеста. Правда, за это время она успеет до основания выесть мозг своему мужу и выпить всю кровь у своих повзрослевших детей. Так оборотень, корчащийся на лесной поляне в муках перерождения, видит, как его руки превращаются в лапы, заросшие шерстью, а лицо вытягивается в зубастую пасть.

У меня есть мечта…

По справедливости говоря, бабе после сорока лет можно уже заворачиваться в простынку и своим ходом медленно ползти на кладбище. Однако это было бы негосударственным, нехозяйским отношением к пожилым женщинам. Если всех их пустить под нож, страна опустеет на треть, и некому будет въёбывать в народном хозяйстве. Поэтому у меня есть шикарная законодательная инициатива, которую я хочу предложить нашим госдумцам. Они за последние годы приняли столько ереси, что моя идея – ничуть не хуже их безумных законопроектов.

Я всегда считал, что женская зона – это антигуманное изобретение. Только представьте себе: толпы молодых бабёнок детородного возраста чалятся за колючей проволокой. Им бы трахаться во все щели да короедов вынашивать, так нет же – ходят строем в бесполых одёжках и имеют друг дружку чулками, набитыми горячей кашей. Так мы никогда не решим демографической проблемы в стране! Будь моя воля, я бы давал реальные срока исключительно дето– и мужеубийцам, а также наркоторговкам. Остальным – выписать серьёзные штрафы и пинками под жопу выгнать за лагерные ворота.

Но вот концлагеря для женщин в возрасте от 40 до 60 лет я ввёл бы обязательно. Если уж отстреливать климактерических тёток нецелесообразно, я на это двадцатилетие отправлял бы их в специальные зоны: пусть существуют себе там, глупые, растолстевшие, жесткомясые, нарядившиеся в нелепые тряпки. Пусть работают там в промзонах по десять-двенадцать часов, производя множество полезной продукции для российской экономики. Пусть – за неимением иных объектов – лаются между собой хоть круглосуточно, выплёскивая злую энергию. Мужиков им всё равно уже не надо, а те из тёток, у кого ещё сохранились остатки либидо, пусть вылизывают или тычут друг друга деревянными страпонами.

Но это – ещё полдела. После того, как баба отстоит свою смену у станка или за швейной машинкой, нельзя давать ей много досуга, иначе мозг будет размягчаться от жалости к себе. В нерабочее время с лагерницами должны работать психологи, постепенно приучая их к мысли о том, что переживаемые физиологические процессы являются естественными, и с этим надо смириться. А ещё в обязательном порядке бабёнки должны посещать самые разные курсы: по вязанию носков, по правильному повязыванию платочка, по варке сорока видов варенья или рассказыванию сказок. Это им ещё пригодится, когда они вернутся к вольной жизни в виде бабушек.

Надо вам сказать, что бабушка – это не статус, а образ жизни. Недостаточно обзавестись внуками для того: при ранней активности современных пубертатов стать бабушкой – дело нехитрое. Нет, в какой-то момент своего пожилого существования баба – на манер просветлённого буддиста – начинает ощущать себя бабушкой. Вот в изоляции от человеческого общества она и должна естественным путём прийти к этому состоянию, освоившись в своём одряхлевшем теле и усмирив немотивированные выбросы злобы, обретя милые старушечьи ямочки на щеках и добрую улыбку.

Вот она выходит на свободу в свои золотые 60, и у лагерных ворот её встречают взрослые дети и умилительные внучата. Мужья за это время уже передохли или нашли себе молодок – ну и хуй с ними! Зато теперь трогательная бабушка будет истинной опорой своей семьи: на неё можно и детишек временно оставить, и по бытовым вопросам посоветоваться, а уж какие блины бабуля умеет печь!

Таким образом, мы вернём эволюцию в её нормальное русло, временно изымая из социума слабое звено и возвращая его обратно уже усовершенствованным. При этом – заметьте! – никаких лагерных печей и голода, никак абажуров и кошельков из женской кожи. А премию, которую мне присудит нобелевский комитет, я готов охотно пожертвовать на обустройство первых концлагерей для пожилых тёток. Иногда я бываю сказочно щедрым, так что аплодисментов – не надо!

Лицензия на изнасилование

Изнасилование – это нехорошо, и спорить с данным постулатом вряд ли кто-то будет, разве что садюга по убеждению. Лично не по мне занятие – пужать до поноса молодых девиц и приступать с ножичком во мраке ночи к замужним дамам. Я не страдаю комплексом неполноценности и уверен в своих возможностях, а потому предпочитаю женщину в комфортном душевном состоянии, расслабленную и морально подготовленную к любовному акту комплиментами, цветами и нашёптываниями на ушко всяких милых глупостей. Уж она тогда не останется в долгу и выдаст в постели фейерверк таких ощущений, по сравнению с которыми барахтанье в кустах на скорую руку и в предчувствии блюстителя порядка покажется просто пародией на секс.

Но я сегодня о другом. Что там ни говори, изнасилование имеет под собой древнейшие корни: оно замешано на вековечном охотничьем инстинкте, помноженном на стабильное желание мужиков-халявщиков вкусить запретного плода, не прилагая к тому никаких душевных и финансовых усилий. И бороться с этим явлением можно с равным неуспехом как до построения коммунизма, так и до второго пришествия Христа, если только унисекс ещё раньше не вытеснит в нас здоровые плотские влечения.

Однако для меня всегда было загадкой, как и почему женщины реагируют на сам факт насилия.

Предположим, что вы – женщина, приятная во всех отношениях. И вот идёте вы домой вся в предвкушении встречи с семьёй, приятного вечера с чаепитием и прочих аналогичных мероприятий. Как вдруг из кустов на вас с лаем выскакивает пёс размерами с телёнка. Испугаетесь? Само собой. Что будете делать дальше? Одно из восьми: броситесь наутёк либо попытаетесь ласковыми словами и кусочком пирожка задобрить зверюгу. И это правильно. И никогда вам не придёт в голову стыдить животное, угрожать ему карой в виде собачника или, хуже того, броситься врукопашную, чтобы защитить свою новую юбку.

Тогда почему, скажите мне, попадая в лапы насильника, женщины в первую очередь начинают царапаться и грозить маниаку дяденькой-милиционером? А потом статистика удивляется: и чего это такое количество трупов остаётся после сексуальных преступлений? Да так уж наших женщин воспитали семья и школа. Что-то воочию я не видел ещё ни одного изнасилованного мужчины, потому что брат наш и так всегда согласен поебаться, если, конечно, физически состоятелен. Женщины же, как существа эмоциональные, к процессу соития относятся не в пример трепетней. Ещё в нежном возрасте девчонки катают в альбомчики псевдоцитату из Бальзака: «Умри, но любви без поцелуя не давай». И ведь, случается, погибают по причине гипертрофированных понятий о гордости и чести. А того не понимают, что насильники делятся на две одинаково противные категории: либо тупая скотина, видящая в женщине исключительно аппетитный кусок мяса, либо несчастный извращенец, в обычных условиях ни на что в постели не способный. И уж ежели они вышли на тропу войны, то так просто не остановятся, потому что ими управляет бейсик инстинкт, а не мозги. Следовательно выбор невелик – молча покориться либо попытаться ублажить самца должным образом.

Милые дамы, я не призываю вас с готовностью раздвигать ноги перед каждым встречным-поперечным, покусившимся на вашу честь. Однако прагматичные американцы придумали не только гнусный термин «харрасмент». Они ещё и мудро указали, составляя для своих гражданок инструкцию о том, как вести себя при угрозе изнасилования: «Если вы чувствуете, что изнасилование неизбежно, постарайтесь расслабиться и получить удовольствие».

Вы возмущены? Тогда поступайте иначе: не заводите случайных и сомнительных знакомств, не шляйтесь в тёмное время суток по пустынным местам, а если уж надумали выйти полюбоваться звёздами, обопритесь на надёжную руку своего мужа (ёбаря, друга, партайгеноссе – нужное подчеркнуть). Предпринимайте разумные меры предосторожности, да не изнасилованы будете.

Но я опять-таки сегодня не о том. Оставим за рамками нашего исследования девочек-подростков, честных жён и радеющих о своей душе старушек. Для всех них изнасилование – действительно как нож вострый. Психологическая травма, кошмары по ночам, источник будущих комплексов и всё такое.

Однако как говаривал Джордж Оруэлл: «Все животные равны, но некоторые – равнее». Разговор у нас пойдёт о трёх категориях женщин, на изнасилование которых в извращённых формах я бы с удовольствием выдавал лицензии всем желающим.

Рассмотрим на примере.

Задумали мы как-то с корефаном Аркашей оттянуться по полной программе. Была у нас квартира, хорошая музыка, море водки и приятный осенний вечер, располагающий к мечтательности и женской ласке. А вот женщин в наличии как раз и не было. Мы пошерстили наши телефонные книжки, но все знакомые фемины, как назло, либо ушли замуж, либо просто находились вне пределов физической досягаемости.

И тогда пришла мне в голову здравая идея пригласить в гости Светку Федорскую, девушку сколь симпатичную, столь же и блядовитую. Сказано – сделано. Позвонили Свете, та оказалась свободна, как китайский народ, да и подруга Марина тут же отыскалась при ней. Ещё через полчаса девушки прибыли с ближайшим автобусом, и разгул начался. Всё было сказочно красиво, с танцами в полумраке, с мимоходом сорванными поцелуями, и кульминация вечера уже близилась. Мы с Аркашей то и дело удалялись на кухню, где, как полководцы над картой театра военных действий, совещались, кому какая из тёлок достанется и как наиболее рационально поделить спальные места в квартире.

Облом подкрался незаметно. Конопатенькая девица Марина пошепталась в уголке со своей подругой, после чего обе встали в позицию хороших девочек – губки поджаты, ручки сложены на куночках – и сообщили, что уже поздно, им пора домой, мамы будут грозить пальчиками, и вообще у Марины страшно разболелась голова. От такого неожиданного поворота событий мы с Аркашей не нашлись что ответить и только, по-ослиному кивая головами, проводили прошмандовок до дверей, а сами остались в осиротевшем помещении, среди пустых бутылок, недоумённо пуча глаза друг на друга и разводя руками.

Марина оказалась из породы девиц-динамщиц, приходящих в гости поесть-попить-повеселиться, а в нужный момент – «прокрутить динамо» и таинственно исчезнуть на манер сказочной Золушки. Это не проявление целомудрия, это – стиль жизни: попользоваться и технично соскочить на ходу. Не буду говорить о съеденном и выпитом: нехорошо как-то попрекать дам такими пошлыми материями. Но если уж тебя с подругой пригласили в гости на ночь глядя два молодых самца, наивно было бы думать, что будет устроен мини-чемпионат по игре в шашки или громкая читка вслух философских трудов Монтескье.

Динамщицы прекрасно понимают мужскую природу и используют её в своих корыстных целях. Отчасти их извиняет лишь то, что корысть эта не рассчитана на глобальные масштабы, а распространяется на невинное желание набить собственную кишку и весело провести время. Мужик же, подсознательно всегда настроенный на отношения купли-продажи с женщинами, воспринимает подаренное даме изобилие бухла и внимания как инвестицию в отношения на физическом уровне: «Я эту девушку гуляю, я её и танцевать буду!». Мужчины, обманутые в самых лучших своих ожиданиях, иногда даже поколачивают динамщиц, однако в самых криминальных ситуациях могут и изнасиловать. И это сермяжная правда жизни: горшок, повадившийся ходить за водой, имеет все шансы закончить свою жизнь херово.

Другая, не менее отвратная категория женщин – профессиональные провокаторши. Это они трогательны и сексапильны одновременно, это они улыбаются вам, как родному, из-за соседнего столика в кафе, выглядывают в пеньюарах из окон по утрам и соблазнительно потягиваются. Это их можно встретить одних в больших мужских компаниях, это они всегда не прочь рассказать там непристойный анекдот или исполнить эротический танец. Для провокаторш мир лишь тогда начинает вращаться и сверкать огнями, когда они имеют возможность опасно флиртовать с мужчинами и поощрять их на продолжение банкета, в надежде на то, что на самом краю постели можно будет остановиться и сказать: ах, противный, да я же не то имела в виду.

Да откуда же мужчине это знать? Ему надавали недвусмысленных авансов, провели более чем полпути по тропе любви, так что уже хуй стоит и башка не варит. А ведь стоит перейти узенькую грань, отличающую джентльмена от самца, – и вернуться обратно будет просто невозможно. Иногда провокаторши промахиваются на этой грани, и тогда их насилуют, а порой ебут даже целым мужским хором.

И, наконец, самая злостная категория женщин, совмещающая в себе худшие черты первой и второй из вышеперечисленных. Когда дама строит глазки начальнику и недвусмысленно приглашает его к адюльтеру в надежде получить повышение по службе и зарплату на несколько тысяч побольше – это противно, но естественно. Когда проститутка зазывает клиента позабавиться – это ещё понятнее: товар – деньги – товар. Но бывает и такое, когда дама упорно провоцирует партнёра на половой акт, чуть ли не навязывается, а, добившись своего, назавтра бежит в полицию и пишет заявление об изнасиловании. Партнёр в шоке: «За что, милая?! Всё ведь вчера было так хорошо, ты сама же говорила!». А кто эти слова вчера записывал? Так устроена наша государственная система, что в половых коллизиях всегда веры больше женщине, чем мужчине: есть сперма на трусиках – изнасилование, порван воротник блузки – имело место покушение на изнасилование. И никто не докажет невиновность бедного мужчинки, разве что ангел-хранитель, державший накануне свечку над совокупляющимися. Но ангел может свидетельствовать разве что на Страшном суде, а до тех пор мужичка ждёт другой суд, не менее неприятный.

И вот тут, когда злой карачун вплотную подступил к жопе несчастного, мнимая жертва насилия предлагает: а подай-ка ты мне денег (или квартиру, машину и иные материальные ценности), тогда я пойду в отделение полиции и заберу обратно своё слёзное письмо. Половая шантажистка действует наверняка: поступиться частью материального имущества проще, чем вычеркнуть из своей краткой жизни пять-семь лет. Посему предложение, которое невозможно отклонить, с облегчением принимается. Вот так, затейливо используя природой созданную вкусную мышеловку, дама бодро шагает по жизни, и пожалеть её в качестве жертвы насилия мне показалось бы святотатством. Таких баб, к счастью, немного, но они страшнее сифилиса и гнойной ангины, вместе взятых.

Когда я читаю разделы полицейской хроники о совершённых то там, то сям актах изнасилования, я делю эту информацию на шестнадцать: не всё укладывается в чёрно-белые рамки, и далеко не всегда та, кого поимели, является невинной жертвой.