Текст книги "Все бабы – … Книга о любви и ненависти"

Забвение

В старом советском фильме «Романс о влюблённых» герой, преданный любимой девушкой, никак не может поверить в это и мечется по железнодорожной платформе в чужой человечьей толпе, и надсадно кричит от раздирающей его грудь боли, пока не падает замертво. В следующем кинокадре, вмиг ставшем из цветного монохромным, герой уже сидит в заводской столовке и безразлично жуёт перловку в окружении бытовых запахов и звуков. Думалось, вот так и должен выглядеть ад для живого мертвеца с разорванным сердцем: стены, до половины выкрашенные снизу казённой тёмной краской, мелькающие вокруг грязные спецовки и ощущение застывающего на нёбе скользкого слоя комбижира, на котором жарят общепитовские котлеты.

Когда я расстался с тобой, то первое время тоже ощущал себя андроидом, по инерции движущимся среди людей на остатках отработанного топлива. В своём личном бездушном аду я жрал всякую херню, не осознавая её вкуса, спал, где придётся и с кем ни попадя, а будущее наглухо было зашторено от меня пыльным чёрным занавесом. Конечно же, господа хорошие, я изначально был неправ, придавая такое огромное значение отношениям с женщиной. Кто спорит? Мужик не должен ставить свою жизнь в зависимость от слабого сучьего племени и тем более – не воздвигать на этом мягком камне церковь свою.

Как я уже понял потом, огромным благом для меня оказалось то, что, бросив тебя, я одновременно остался ещё и без крыши над головой, без работы и денег. Потому весь следующий год стал для меня непрекращающимся стремлением остаться в живых, выстоять, удержаться на плаву. У меня не было возможности рассиропливаться в соплях, мне некогда было бухать, оплакивая несбывшееся счастье, – на карту было поставлено слишком многое: самосохранение и самоуважение. Через полгода я понял, что выжил, ещё через полгода начал подниматься на ноги, зарабатывать приемлемые деньги, обустраивать свой нехитрый быт, со смаком ебать девок и баб, особо не фиксируясь ни на одной из них. Жизнь стала обретать запахи и краски. Выбросы тоски происходили всё реже и реже, как правило, по пьянке (помню, как-то утром, проснувшись с похмелья, я обнаружил, что накануне пытался в беспамятстве дозвониться до тебя, а в другой раз нашёл в своём мобильнике злобную СМС, отправленную тебе), пока наконец подсознание не успокоилось и стало даже показывать мне сны с твоим участием, не опасаясь более за моё душевное здоровье. В очередной раз время оказалось наилучшим медработником для всех, скорбных душой.

Вроде бы наша с тобой история и приблизилась к своему логическому концу, но чего-то не хватало – какой-то коды, финального аккорда, точки в последней главе долгого романа. Этой жирной точкой неожиданно стал багровый глаз светофора, когда вечером пятницы в громыхающем музыкой салоне машины я спешил после работы на долгожданную встречу. Тормознув у ограничительной черты, я мельком глянул на часы и терпеливо принялся ждать, пока редкие крестьяне пробредут предо мной с одного берега асфальтовой реки на другой.

По пешеходному переходу двигалась семья, на которую я сразу не обратил внимания: мало ли народу шастает серыми тенями на периферии моего сознания. Высокий дрищ толкал впереди себя детскую коляску, а за ним семенила маленькая худенькая бабёнка. Сфокусировал я взгляд на них лишь тогда, когда заметил, как женщина приостановилась и начала вглядываться в меня сквозь лобовое стекло машины. И тут до меня медленно начало доходить, что я вижу тебя, что тощий мужик – и есть тот самый осчастливленный тобой ёбарь, и что в коляске угнездился пиздёныш, которым тебе наконец-то удалось разродиться.

Ступор длился доли секунды, за которые я успел разглядеть тебя. Роды и сожительство не очень-то пошли тебе на пользу: сиротская зелёная курточка, замученное худое лицо, волосы, потерявшие свой красивый каштановый цвет и ставшие серыми. Так выглядит недавно ощенившаяся сучка, сосцы которой до полного изнеможения затеребили голодные кутята. Спохватившись, ты кинулась догонять своего опездола, начала толкать его кулачком в спину и указывать на меня, что-то торопливо объясняя. То ли наше расставание хоть чему-то научило тебя, и ты оперативно информировала своего нынешнего самца о появлении бывшего, пусть даже он и обрисовался на горизонте совершенно случайно. То ли ты хотела живьём продемонстрировать ёбарю бросившего и опозорившего тебя на весь свет монстра. Впрочем, сожитель твой не сразу въехал, чего от него хотят, обернулся и вытаращился на меня, по-идиотски скосоротившись. Потом отмахнулся и покатил дальше коляску, в которой копошилось его пускающее пузыри наследство.

Вы пересекли проезжую часть и остановились на тротуаре, всё так же безмолвно глядя на меня. Это до смешного походило на то, как семья нищих приходит на вокзал и торчит на перроне, уставившись в проносящиеся мимо окна международного экспресса и мечтая умчать на нём в иные палестины. Что означало это безмолвное разглядывание, так и осталось непонятным для меня. Может, вы ожидали, что я выберусь наружу и спляшу джигу прямо на крыше своего авто? Или кинусь к вам с поздравлениями в честь благополучного разрешения от бремени? Или начну прямо на асфальте биться в смертных конвульсиях, пуская горлом кровь и пену?

Я лишь описываю происходившее так долго. На самом деле вся ситуация длилась полторы-две минуты, не более, пока перпендикулярный поток машин пересекал перекрёсток. За это краткое время я успел рассмотреть живую картинку, прислушаться к себе и удивиться: при виде тебя я не ощущал ни любви, ни печали, ни даже злорадства. Там, где когда-то пульсировал внутри меня огненный болевой комок, было тихо и спокойно. И тогда я понял, что получилось всё, о чём я так долго мечтал: мне удалось избавиться от наркоманской зависимости, я более не испытываю ломки без твоего тела и уже не мечтаю до дрожи сунуть в него хуй.

Молодец, ты нашла-таки свою пристань и уцепилась за неё лисьим усилием воли. Последняя попытка женского естества, уже начинающего неумолимо ссыхаться от времени, увенчалась успехом: ты исхитрилась завлечь и удержать молодого самца, а потом ещё и добиться, чтобы тот обрюхатил тебя. Надеюсь, в итоге ты всё же обрела личное счастье, иначе для чего тогда были все эти годы твоих блужданий по жизни и бестолкового блядства, череда глупых ошибок и стрёмных предательств? Во мне самом, когда осыпалась ненужная шелуха переживаний, осталось лишь тёплое воспоминание о смешной жизнерадостной девочке, заполнившей своим щебетом и светом почти восемь лет моей судьбы. Теперешняя ты не имела ничего общего с ней, и это было к лучшему для меня.

Я оказался избавлен от печальной необходимости каждодневно наблюдать твоё резко ускоряющееся старение, как у каждой женщины, впервые родившей в возрасте глубоко за тридцать. Я почувствовал даже какое-то подобие чувства благодарности к ёбарю, который добровольно принял на себя мою карму, еженощно делил теперь ложе с твоим костлявым тельцем, а ещё до самой смерти был обречён толкать впереди себя колесницу своего отцовства. Я облегчённо выдохнул оттого, что лежащий в коляске спиногрыз – не мой: тебе удалось напоследок не только убить во мне жалость к женщинам и порушить понятия о целесообразности семейной жизни, но и ликвидировать всякое желание иметь ещё детей. С течением времени монада перевернулась с точностью до наоборот, и, при всех моих душевных потерях, получилось, что мне повезло, и я вовремя соскочил с отношений, не имевших перспективы. Когда короста неимоверного отчаяния и непрекращающейся боли засохла и отвалилась, оказалось, что я выбрался из этой передряги ещё более свободным, жёстким и энергичным зверем. Воистину: всё, что не убивает нас, только прибавляет нам сил для движения дальше – вперёд и вверх.

Один из несбывшихся возможных вариантов моей жизни стоял на дорожной обочине и смотрел на меня двумя парами глаз. Зажёгся зелёный огонь светофора, и я тронул машину дальше по улице, всё сильнее нажимая педаль газа. Был вечер пятницы, и за бутылкой вина меня ожидала приятная встреча с девушкой примерно такого же возраста, какой был у тебя, когда мы познакомились почти десять лет назад. Смеркалось, и я, скалясь, летел весёлым мефистофелем на своём авто по апрельским улицам, уезжая от своего прошлого. Навсегда.

Очень личное и совсем зимнее

Зима – непростое время. Особенно – для живущих в Сибири. Особенно – по утрам, когда температура зашкаливает за минус тридцать, и двор наполняется бессильными матерками автовладельцев, которые не смогли вызвать к жизни своих железных коней.

Нам с марушкой повезло. Несколько раз прогретый ночью двигатель натужно гудит, но сдвинуть с места бибику он готов. Верной бибике тяжко, как похмельному мужику, решающему уравнение, но она неспособна обмануть мои ожидания. Пока я сметаю с машины налетевший за ночь снег, моя маленькая марушка стоит рядом, ёжась от стужи и ещё досматривая обрывки своих тёплых снов.

По окостеневшим от наледи дорогам, мимо забитых народонаселением остановок, под оранжевым светом фонарей, как яичный желток, плавающих в морозном тумане, мы едем по утренним тёмным улицам. Клубы вонючего пара вырываются из выхлопных труб попутных авто, плотно окутывая дорогу, так что приходится двигаться практически наощупь, на малой скорости, чтобы, как в банной парилке, ненароком не стукнуться о чью-нибудь голую жопу.

Нам весело. В салоне машины тепло, и мы по-детски непосредственно смеёмся, радуясь тому, что ещё один день начинается удачно. У нас давно уже скопился целый арсенал общих словечек и шуток, мы любим слушать в пути одни и те же радиостанции, а ещё вполголоса ругаем дуэтом тупых водил и полоротых пешеходов. Животные с годами всё больше начинают походить на своих хозяев. Живущие долго вместе люди постоянно ловят себя на общей схожести, на системе кодов, понятной только им двоим.

На нашем пути, в определённом месте города, практически изо дня в день я вижу одну и ту же картинку: женский силуэт в шубе, озябшей обезьянкой под занесёнными снегом пальмами ожидающий свою маршрутку. Я ничуть не удивлён этой встречей: по меркам мегаполисов наш городок невелик – чуть более полумиллиона жителей, так что все мы фактически спим под одним огромным одеялом.

Когда-то стоящая на обочине женщина значила очень многое для меня. Давно, в одной из прошлых жизней. С тех пор я успел умереть и заново родиться, и уйти вперёд по другим дорогам, оставив её где-то далеко позади. Я не знаю, что с ней стало потом, когда я выпустил её руку из своей руки, я ни разу не искал встречи – даже случайной – с кем-то из наших общих знакомых и не узнавал никогда, как и с кем она жила после. Умерла так умерла. Но вот почти уже сорокалетняя бабёнка возникает по утрам среди сугробов у дороги, как верстовой столбик, – назойливым напоминанием о пути, пройденном когда-то вместе с ней.

Я всегда задумывался над одним забавным парадоксом. Любишь женщину, живёшь с ней и думаешь про себя: «Как же я мог не знать её раньше, такую родную? Каким пустым было моё существование до неё!» И не представляешь себе, что она вдруг возьмёт и исчезнет из твоей жизни, а внутри всё холодеет оттого, что это может произойти. Но когда отношения давно завершены, и проходит десяток лет – а то и не один, – ты вспоминаешь свою давнюю любовь с лёгкой усмешкой, повторяя про себя: «Как же хорошо, что всё это закончилось – однажды и навсегда!».

Мне кажется порой сегодня, что все мои прошедшие годы были только прологом к моей маленькой подружечке. Надо было методом антинаучного тыка пройти огромное количество уровней эротического квеста, через нагромождение сисек и душные лабиринты вагин, чтобы в итоге получить заслуженную награду – моё юное счастье, которое с широко распахнутыми глазами сидит рядом и щебечет что-то на своём девчачьем языке, поминутно касаясь моего плеча.

Мне сладко жить с ней. И днём, в клубке бытовых забот, и по ночам, когда наши ноги переплетаются под одним одеялом. Я всегда мечтал о таком союзе мужчины и женщины – в полном согласии и готовности на взаимные уступки, без ссор и выяснения отношений, без недомолвок и измен. Мечты сбываются, и «Газпром» тут не при чём.

Мы останавливаемся на светофоре. В ожидании зелёного света я беру в свою руку её тонкие пальчики и пожимаю их. Марушка непонимающе вскидывает взгляд, ведь я ещё ни разу не сказал ей об ежеутренних нечаянных встречах с прошлым, чтобы даже мимолётно не огорчить её. Мы в сотый раз за это утро улыбаемся друг другу, и по скользкой дороге я трогаю машину дальше.

Где-то позади, в клубах выхлопных газов, остаётся моё давно прошедшее время – женщина-плюсквамперфектум. И я знаю, что никогда уже мне не суждено подобрать её с обочины моей жизни.

Сергофан Прокудин

Живёт в Сибири, где и полагается жить всем Прокудиным.

Литератор и урка. Настоящий блогер и бывший поэт.

Не участвовал и не состоял, но привлекался.

Писать начал раньше, чем читать.

Сергофан Прокудин был и остаётся одним из самых малоизвестных и недооценённых русских литераторов: для эпохи развитого социализма он был слишком нестандартным и вызывающе антисоветским, а современные самозваные цензоры пребывают в шоке от активного употребления им обсценной лексики в своих текстах. Исключением стало лишь участие автора в сборнике современной новеллы «Станция Рай», вышедшем в 2011 году крайне ограниченным тиражом.

Кроме уже опубликованного, в творческих запасниках Сергофана Прокудина имеются несколько романов и повестей, сборник стихов, а также анти-путеводитель «Моя Хакасия. Странствия распиздяя».

Охуеть от публицистических материалов Сергофана Прокудина вы можете в авторском блоге на страницах Живого Журнала – по адресу: http://sergofan_prok.livejournal.com.

Предложения о сотрудничестве и издании своих книг автор принимает по электронной почте: [email protected].