Текст книги "Степлаг. Восстание, которого не было"

Глава 34. Конец ГУЛАГа: судьбы заключенных Степлага

Судьбу ГУЛАГа решили две мощные амнистии 50-х годов: первая по инициативе Л. П. Берия сократившая ее численность почти на половину, вторая правительства после известных нам событий.

Исследователи приводят различные доводы, причины и последствия этих амнистий. Мы не собираемся подробно рассматривать их и обсуждать поскольку это не входит в тематику нашего повествования, но хотели бы остановиться лишь на одном аспекте этой темы. Многих этих исследователей почему-то интересует тот факт, что Берия освободил такое невероятное количество уголовников, красочно расписывая все негативные явления после такой амнистии, а то, что последующие амнистии касались в основном отнюдь не за сказочные поступки профашистского отрепья, вышедших на волю почти, можно сказать с чистыми документами мало кого из них волнует.

Оно и понятно, эти типажи вели себя значительно тише, практически никого из них уже не тянуло на подполье, да и ведение простой антисоветской пропаганды в те годы наивысшего подъема веры народа в политику своей страны не давало им в этом ни малейших шансов на успех.

Мы считаем, что проведенные амнистии носили в себе прежде всего экономическое разрешение вопросов того времени: нехватка рабочих рук, особенно мужской части населения; неэффективность и малая отдача исправительных лагерей даже после того как их перевели на облегченный режим, поскольку в них остался именно тот особенный контингент заключенных, который не был намерен поднимать экономику страны.

Их освобождение безусловно решало и эту проблему. Советскую власть можно было им ненавидеть вечно, но кушать-то хочется всегда. И оказавшись на воле все они немедленно устраивались на работу, практически туда же, где они работали до освобождения, так как многие из них не имели право выезда из мест где находились их лагеря даже во время отпусков.

Многие из них получали высшее образование, прекрасно руководили крупными предприятиями. В 70-е годы один из них пришел в партком своего предприятия и попросил принять его в партию, так как он считал, что своим добросовестным трудом смыл свою вину перед Родиной, чем поверг в шоковое состояние членов парткома.

Из рассказа-воспоминаний автора «Наш Шанхай»

«Они были разными эти враги советской власти. Вот семья Адамкус, он и она, бывшие радисты фашистских диверсионных групп, познакомились в лагере, поженились после амнистии и остались здесь жить. Их дети учились только на «отлично», первыми вступали в октябрята, пионеры, комсомол. Поступили учиться в самые лучшие университеты страны и, закончив их, уехали жить вглубь Сибири, подальше от своих «замаранных» биографиями родителей.

А они так и остались в Шанхае и жили на удивление дружно всю жизнь и всегда и везде ходили только вместе, поражая всех окружающих «не нашей» культурой обращения с окружающими. На первомайских и ноябрьских демонстрациях их всегда можно было увидеть в толпе весело махающими своим знакомым красными флажками, с прикрепленными к ним разноцветными шарами.

Другие такие «бывшие» на парады хотя и не ходили, но старались вести жизнь тихую, незаметную, и люди как-то особо не поминали им прошлое.

Только один Александр Белов, бывший сын полка, люто ненавидел их и в пьяном угаре (трезвым он никогда не был) грозился пострелять их всех «до кучи». В 1946 году в Москве со своими старшими товарищами по службе он сидел в ресторане, где те что-то отмечали. На их беду в ресторане был один тыловой штабной полковник, который изрядно перебрав спиртного, решил при своей даме «показать кузькину мать» бывшим воякам. Делал он это на редкость мерзко, переходя все границы человеческой и офицерской чести. Но, несмотря на это старшие друзья Саши Белова пытались дружески угомонить зарвавшегося офицера, памятуя, что место это не для служебных разборок. Однако полковник не угомонился, уговоры он понял, как возможность для вседозволенности и даже поднял руку на лейтенанта, годившемуся ему в отцы. И это было последним жестом в его жизни. Прогремели три выстрела, и полковник был убит наповал из трофейного пистолета Саши Белова, о чем он никогда потом не жалел. Под амнистию мальчишка не попал, отсидел от звонка до звонка и остался в этих краях вечным жителем Шанхая. Жизнь его не сложилась, поскольку, кроме войны да зоны, ничего он не видел, и понятия братства воинского да тюремного не очень пригодились ему в жизни».

Вот так и поживали бывшие заключенные Степлага. Народ редко поминал им это и даже находил для них место для шуток.

«Слышали? – говорил, как можно серьезней один весельчак. – Ко дню Победы Сахно (к примеру) вручили памятную медаль!». «Да, ну!? – откликались наивные. – Как, так? Он ведь бывший бандеровец?!». «Так ему за это и вручили, – смеялся тот. – Медаль «За оборону Берлина!».

Признаться, мы не помним, чтобы кто-то из бывших «политических» заключенных был уличен и заключен за антисоветскую пропаганду. Но некоторые из них нашли свою нишу в этом деле. Немалое количество их оказалось в различные рода религиозных сектах западного образца (протестанты), куда шли не столько отмаливать свои грехи, но всячески пакостить советской власти.

Исследователи Степлага пытаются сделать из осужденных «за веру» этаких смиренных овечек, которые мирно так себе поживали в лагере, а «восставшие» заставили их строить баррикады. Но поминая их миролюбие во время подавления бунта солдаты кричали им, чтобы они уходили из опасной зоны.

Но в документах Степлага не все так односложно.

Вот некоторые упоминания о них:

«Протокол №3 Собрание партийного актива Степлага МВД СССР от 24 апреля 1954 г…

Н-кий (парторган управления лагеря) – Вместо предлагаемой ЦК партии разъяснительной работы имеют место случаи, когда начальники лаготделений панибратски относятся к заключенным, идя по линии наименьшего сопротивления и удовлетворения их незаконных требований. Так начальник 6-го лаготделения С-ков удовлетворив просьбу 6-ти человек религиозных сектантов на время «великого поста» выдавать им постную пищу».

(КГУ ГАГЖ Фонд 498 опись 35 дело 6 стр. 108)

«По 3-му лаготделению за январь 1950 г. в отчете не указано отказчиков, тогда как на самом деле на 1-м лагпункте, 2 женщины трудоспособные, но прикрываясь религиозным убеждением, не выходили на работу в течении всего января. Кому нужно это укрывательство?»

(КГУ ГАГЖ Фонд 498 опись 35 дело 2 Доклад на стр. 17 (стр.45 в докладе)

«Протокол №11 Общего партийного собрания первичной партийной организации 2-го лагерного отделения Степного лагеря ИТЛ МВД Каз. ССР от 27 февраля 1956 г…

Т-кин – Коммунистам надо обратить на то, что религиозники ведут себя отрицательно и действуют на молодежь».

(КГУ ГАГЖ Фонд 498 опись 43 дело №9 стр.7)

И наконец уже упомянутые нами следующие строки:

«И вполне естественно, что раз не работали мы, значит работали за нас, но настраивали заключенных против нас, готовили к срыву всех проводимых Советским правительством мероприятий (карандашом кто-то приписал – религиозники, ОУН, бендера Прим. автора).

(Из доклада собрания партийного актива парторганизации Степлага МВД

«О задачах партийной организации по выполнению Постановления ЦК КПСС от 12 марта 1954 года» КГУ ГАГЖ)

Мы надеемся, вы обратили внимание в каком ряду и на каком месте приписаны «религиозники»?

И вот, после освобождения некоторая часть бывших заключенных ГУЛАГА, получив некоторое «религиозное образование» в зонах, пользуясь полу нелегальным положением таких сект, отказывающихся регистрировать свою паству, развили бурную деятельность до того успешно, что многие рядовые верующие искренно верили, что в прошлом эти «старшие братья» отсиживали свои срока в ГУЛАГе «за веру Христову». Особенно «умилительно» это было видеть в секте «Свидетели Иеговы» где они, можно сказать, не дав еще обсохнуть свои руки от крови, которую пролили у народа во время войны, призывали к пацифизму, отказу держать в руках оружие, служить в армии. И обученные своими «святыми отцами» юноши получив на руки повестки сразу направлялись в прокуратуру, где писали заявления об отказе служить в армии, отправлялись за это на такой же срок, согласно закона, на зону.

Еще более «умиление» вызывает история этой секты в СССР и современной России. В СССР конечно эту секту преследовали, кроме арестов ссылали в массовом порядке в Сибирь и пр., но не запрещали. С приходом к власти демократии ее разумеется реабилитировали и объявили жертвами коммунистического произвола и тут же в 1991 году зарегистрировали (хорошо еще не объявили официальной религией!). А в 2017 году Министерство юстиции России внесло «Свидетелей Иеговы» в список запрещенных в стране организаций.

Признаемся, очень хорошо знакомые в целом с бывшим состоянием дел религиозных сект в СССР, мы были шокированы этим демократическим решением либерастов России. О таком коммунисты и не помышляли.

Один из бывших фашистских прислужников, некий Д. Миняков из так называемого «совета церквей евангельских христиан баптистов», с помощью своих подельников загнал все его руководство в подполье подсовывая им для усмирения похоти молодых «сестер по вере» и фактически единолично руководил этим движением, не чураясь морально давить в нем и истинно верующих других «старших братьев» если дело шло не по его сценарию и было «не богоугодно» его хозяевам на Западе ежедневно «вопиявших» о преследовании верующих в СССР.

Сегодня все с этим прекрасно. Буквально два дня назад, в нашем подъезде разбросали листовки с призывом быть бдительны к религиозному экстремизму и сообщать куда надо, если что… Дожились. Средневековье.

Многие освободившиеся заключенные (которым можно было) немедленно уезжали в самые глухие места страны, но не домой или вовсе оставались здесь на всю оставшуюся жизнь. И на это была своя причина. Например, такая.

Из рассказа – воспоминаний автора «Наш Шанхай»

«Некто Григорий Мельников, один из первых строителей Шанхая, как он любил поговаривать: «неповинно осужденный в годы сталинизма», поехал в районный центр, чтобы купить себе сандалии. Туда же, в райцентр, отправилась молодая женщина из соседнего поселка, приехавшая с Украины в гости, чтобы купить родным гостинцев. Она-то и признала в нем бандеровца, расстрелявшего всю ее семью, тогда она одна осталась жива, благодаря матери, успевшей швырнуть ее под кровать.

Что и говорить, неисповедимы пути Господни! Мельникова арестовали через несколько дней при выезде из шахты и увезли с ее территории прямо в каске со светильником. Через некоторое время узнали, что отправили его на Украину, состоялся суд, вынесен приговор. Он был расстрелян.

Вскоре по городу, с весьма сомнительным контингентом, поползли слухи, дескать, запахло «прежним режимом», и что в первую очередь вспомнят о тех, кто однажды был осужден «неповинно» как Григорий Мельников. И тогда по местному телевидению (другого телевидения и не было) объявили, что организуют передачу о суде над Мельниковым.

В тот день весь городок словно вымер, все были у экранов телевизоров, а у кого их не было, собирались по соседям и родным. В телевизоре «сидел» прокурор города, рядом с ним стоял большой студийный катушечный магнитофон, на котором прокручивали звукозаписи допросов свидетелей на суде по делу Григория Мельникова, рассказывающих о его «подвигах» на родной стороне. Иногда голоса этих свидетелей смолкали, и прокурор смущенно склонялся к магнитофону, чтобы понять, что же случилось, потом откашливался и подавленно говорил: «Извините, товарищи, здесь свидетель плачет».

Потом народ долго говорил об этом процессе, а все дружки Григория Мельникова, также «неповинно осужденные», еще многие месяцы старались не появляться на улицах нашего городка».

Да, таких процессов по Союзу было очень много. Ведь все эти «вояки от Гитлера» были осуждены по первичным обвинениям, наспех собранных доказательств и показаний свидетелей. А иные и вовсе скрылись от правосудия. И не случайно их активно разыскивали по всей стране до самой середины 80-х годов.

Они меняли свое обличье, фамилии, биографии. Но их находили, судили и, если их преступления стоили того – расстреливали.

А бывало фамилии меняли их дети, не желая носить преступную фамилию отца.

Некоторые из бывших заключенных, когда прошли годы, считая видимо, что их «подвиги» позабылись и простились выезжали к своим родным местам. Но они ошибались. Их «гостеприимно» пинками вместе с чемоданами гнали до самой станции односельчане и они скромно объясняли соседям и товарищам по работе, что вернулись рано с отпуска, потому никого из своих родных «там не нашли».

А бывало ничего, доходили до родных, слезно общались с ними, да только на второй или третий день будило их ночью тихое постукивание веточкой в окошко, раскрыв которое приезжий обнаруживал там участкового милиционера. Тот говорил ему: «Слышь, Петро, ехал бы ты до своего Казахстану, я тебя больше сторожить не стану. Жинка ругается, мол нашел какое сокровище сторожить. А убьют тебя ненароком, так и искать не буду кому такое пришло в голову. И не надейся».

А на что надеяться, коль уж убьют. И уезжали, не дожидаясь…

Так и доживали в этих местах больше определенного им когда-то судом срока.

А мы, дети тех времен: заключенных, охранников, вольнонаемных, солдат, направленных после окончания ВУЗов, демобилизовавшихся с армии, геологов, командировочных, завербованных, местного населения – прожили здесь свою жизнь, в основном со счастливым детством, беззаботной юностью, зачинателями своих семей почти не ведая, кто наши родители и что им в жизни пришлось испытать.

Но затем пришли другие времена, но это, как говорит один телеведущий, совсем другая история…

Глава 35. Исповедь

Здравствуйте. Я автор этой книги, родился в 1956 году, то есть уж не так далеко от описанных в ней событий, но и не совсем близко, чтобы понимать их. За свою жизнь, мне много раз приходилось встречаться с людьми сталинских времен, беседовать с ними об этом, выслушивать их мнение.

Приступив к работе над этой книгой, думал: конечно же эти рассказы и мнения несомненно войдут в ее содержание, но каким-то способом мне удалось избежать этого и признаться я доволен этим фактом.

Смешивать документальные факты и чьи-то устные воспоминания, наверное, не очень правильно. К тому же у меня есть прекрасная возможность использовать их в своих художественных произведениях. Это и есть ответ тем, кто часто спрашивает у меня: откуда я беру сюжеты для своих рассказов. У народа. Память народа это – кладезь истории. И чем честней мы передадим эту память будущему поколению, тем больше сделаем для сохранения настоящей нашей истории.

Так получилось, что в своих рассказах, я все-таки постарался больше передать боль и страдания тех людей, которые пережили тяжести репрессий и их безусловную немилость к тем, кто их пережил, а в этой работе я не смог поддержать их, поскольку я не смог скрыть, то что было на самом деле.

И поэтому, в заключение я хотел бы рассказать лишь о трех случаях в моей жизни, когда эхо тех времен коснулось непосредственно меня и оказало свое влияние.

Первый случай произошел в моей школьной жизни.

Я очень плохо учился и причиной тому было незнание русского языка. Так и переходил из класса в класс, меня не оставляли из жалости на второй год, а «на осень» – была такая мера обучения, занятия с учителем во время каникул до начала нового учебного года. И вот в третьем классе произошло «чудо». Мама рассказала, вернувшись с родительского собрания, что учительница объявила там, как мое сочинение недавно прочитали как образец десятиклассникам.

Раскрыв злополучную тетрадь с сочинением сплошь усеянную красными чернилами исправлением грамматических ошибок, она потребовала, чтобы отныне все свои «художества» я отдавал ей на читку, поскольку в ее времена с этим делом всякое бывало. И поэтому я доволен, что в этой книге мало моих «художеств», которые можно было бы исправить, но документы ведь не исправишь…

Второй случай произошел в подростковом возрасте, в 1969 году, когда на экраны кинотеатров нашей страны вышел фильм Юрия Озерова «Освобождение». Тогда хороших фильмов выпускалось много, но первые же отзывы о фильме «Освобождение» которые прокатились по стране вызвали к нему большой интерес. Это была не реклама, которой сегодня усугубляют ко всем практически бездарным фильмам, а народная молва, которой не верить было невозможно. Слухи шли не просто о том, что это «хороший фильм о войне», но еще о том, что в этом фильме «показывают Сталина».

Второе конечно меня не волновало, а вот фильм о войне, посмотреть хотелось. Проблема была в следующим. Фильм был широкоформатный, а кинотеатров, такого формата в нашем городе не было, он был в нашем районе один – в городе Джезказгане. Другой проблемой было то, что билетов на этот фильм было просто не достать. Кинотеатр крутил этот фильм с утра до ночи, на всех сеансах, а люди все шли и шли, смотрели фильм и второй и третий раз, так что в первую неделю проката этот фильм посмотрели лишь единицы жителей нашего города, которые подтвердили о том, что фильм хороший.

Я попал на этот фильм кажется в конце третей недели его проката, на самый первый утренний сеанс, в переполненном зале, половина зрителей которых смотрели фильм по «свободным» билетам, то есть без мест, стоя (и это в рабочий день).

И вот начался этот фильм.

Кто не помнит начало его, напомню: он включает в себя первый эпизод, когда немецкое командование во главе с Гитлером проверяет прочность брони новых немецких танков выстрелом из советского танка.

Следующий эпизод: Москва. Кремль. Через ворота въезжают машины, из одной выходит Сталин, в следующем кадре он появляется в своем кабинете, и…

И дальше произошло совсем для меня непонятное, большая часть зала кинотеатра вдруг встает и аплодирует. Другая часть, понимая, что происходит, тоже встает и присоединяется к ним.

Один человек, с которым я как-то поделился этими воспоминаниями, улыбнулся и сказал, что он и сам узнал, что же говорит Сталин (артист Бухути Закариадзе) на первых секундах кадров с его участием, только во время второго проката этого фильма в стране.

Нужно сказать, что ничего подобного в своей жизни я больше не видел и не испытывал. Да, на каждого человека что-то и когда-то может произвести впечатление. Но чтобы так встречали образ человека, о котором вроде бы уже все забыли… А сколько разговоров было в обществе, когда Л. И. Брежнев просто упомянул это имя на всесоюзном партийном собрание посвященном очередной годовщине Октябрьской революции.

Я уже работал, будучи еще молодым человеком, в одной небольшой организации, когда произошел следующий случай.

Заканчивался обеденный перерыв. В ожидание товарищей по работе мы просто беседовали с одной женщиной. Не помню в связи с чем я упомянул бандеровцев, может фильм какой смотрел или в книге что прочитал, так ненароком. Только выслушав меня эта женщина вдруг сказала: «А ведь, мы были под этими бандеровцами». Потом пояснила, что «быть» под ними, значит, после войны находиться под их контролем, когда они изредка прямо наведывались на хутор, чтобы набрать продовольствия или одежду. На хуторе конечно у них были свои люди, которые им помогали. Но они всегда заходили в несколько хат, чтобы на своих не падало подозрение, или вовсе к ним не заходили. Особо навещали они и председателя назначенного новой властью, запугивая и предупреждая о расправе. Но тот молчал и только жена его плакала, рассказывая об этом своим родным.

«Ты ведь в деревне родился», – сказала мне женщина и продолжила. —«И знаешь, как по ночам квакают лягушки и лают собаки, когда по улице проходят чужие люди. Я помню, или мне так казалось, но в дни, когда они приходили, все вокруг смолкало и стояла звенящая и невыносимая тишина. Мы дети чувствовали, что сейчас что-то произойдет и хотели смотреть в окна, но родители нам это запрещали и старательно укутав нас в одеяла, сами лежали на кровати не шелохнувшись. Спустя минуты, в этой тишине мы слышали со стороны улицы чьи-то приближающиеся, а затем и удаляющиеся шаги и тихий, неспешный разговор людей. Через некоторое время все за окном словно оживало, и мы понимали, они ушли.

Но однажды они не ушли. Они вошли к председателю и очень долго пытали и мучили его. Его крики были слышны по всему хутору, особенно когда они его сжигали в печи. Они были слышны как бы нам родители и мы сами не зажимали себе уши. Потом они мучили и сожгли его жену. Потом детей…» (свободное изложение. Прим. автора).

…Я слушал и лишь осознавал, что рассказывала мне эта женщина. Я смотрел на нее и не мог отвернуться. Из глаз женщины просто выкатывались и скатывались по лицу на подол ее рабочего халата крупные слезы, и она ни разу не смахнула их. Она их просто не заметила, хотя как бы перебирала руками подол этого халата, в котором моментально исчезали эти слезы едва прикоснувшись к нему. Они будто испарились от огня…

Приступая к работе над этой книгой, я не знал какой она будет. И теперь закончив ее хотелось бы сказать: да, я уверен, что среди заключенных ГУЛАГа было много несправедливо осужденных. Просто несправедливо, по лживым доносам и клевете, и напрямую связанные также с деятельностью настоящих врагов народа. Нет, не тех, кто воевал против нас с оружием в руках, а врагов идейных, проникших в различные слои нашего общества и отравлявших его изнутри отправляя в лагеря ГУЛАГа на гибель сотни честных людей и прежде всего честных коммунистов. Да, слезы тех, кто потерял в этих репрессиях своих родных достойны того, чтобы о них помнили вечно и нельзя допустить подобного в будущем. Должны помнить, ведь они были достойными гражданами своей страны.

Но в своей книге я хотел бы сделать один единственный вывод. Нельзя, когда мы говорим о таких политзаключенных ГУЛАГа, приписывать и причислять к ним просто уголовников, и тех нелюдей чьи злодеяния вырывали из душ их свидетелей горючие слезы воспоминаний, как у этой женщины, о которых также нельзя забыть.

И последнее. Эта работа еще в рукописи вызвала немало откликов в том смысле, кому больше верить: Солженицыну, мне или другим публикациям.

Скажу откровенно, лично я верю только показаниям Капитона Ивановича Кузнецова, которые будут опубликованы далее в этой книге в Приложение.

А в них, он полностью раскрывает уголовно-нацистскую сущность так называемого «восстания» в Степлаге, с которой он боролся до последнего дня этих событий. Это был его последний бой с фашизмом и он их победил. И с горечью можем отметить, что наступающая тогда власть либерализма предала тогда этого человека.

В своей работе мы и не пытались установить какую-то новую правду об этих событиях, которая бы отличалась от правды К. И. Кузнецова, а лишь продолжили борьбу за честное имя этого человека и его борьбу с нацизмом.

Берегитесь фашизма. Он не должен пройти! No pasaran! На фотографиях

1. Автор за работой в архивах. стр. 342

2. Карточка на военнопленного Кузнецова К. И. стр. 343

3. Первые показания и обвинительное заключение

Кузнецова К. И. после событий в Степлаге стр. 344—345

4. Записи очных ставок стр. 346, 347 и 351

5. Заявление заключенного Степлага стр. 348

6. Медицинская карточка заключенного Степлага стр. 349

7. Ответ на заявление заключенного Степлага стр.350

8. Показания заключенного стр. 352

9. Записка немецкого военнопленного стр.353