Текст книги "Бодлер Ш. Избранное. В переводе Станислава Хромова"

2

 
Когда мой зверь ласкался нежно,
Невольно запах я вдохнул
Пушистой шкурки и уснул,
Как будто в грезах безмятежно.
 
 
На нас, как строгие пенаты,
Глядит он, словно зрячий дух,
И в доме все – от крыс до мух
Его владением объяты.
 
 
Он даже полный властелин
Печальных дум моих в то время,
Когда глазам зеленым внемля,
Я в них читаю тот же сплин.
 
 
И удивленья не тая,
Вдруг понимаю в грезах сонных,
Что в зеркалах его зеленых
Судьба колышется моя.
 

МАДОННЕ
в испанском вкусе

 
Алтарь на дне печального колодца,
Куда не достигают блики солнца,
Тебя, моя Мадонна, я воздвиг —
Как в нише сердца вымученный крик.
Ты Статуей из золота в лазури
Глядишь из тьмы, не ведающей бури,
А я кузнец, литейщик этих строк
Тебе надел на голову Венок,
Что отчеканил Рифмами созвездий.
Живой Кумир, тебе Венец возмездий
Я уготовил, – в ревности суров —
На красоту накинувши Покров
Из снов дурных и скверных Подозрений,
Упреков в Плащаницу без камений,
В узорах Слез, с подкладкой из Тоски…
Но Страсть к тебе до гробовой доски
Тревожить будет ласками объятий,
Покроет Долы сетями проклятий,
Иль ризой станет праведной навек.
А к ней и Туфли, милый человек,
Я сшил себе под стать из Поклоненья
Для ножки чудной – божьего творения!
Из Серебра заветный час настал
Над Месяцем воздвигнуть пьедестал,
Однако, вместо молодой Луны
Коварный Змей, не чувствуя вины,
Заполз тебе под ноги. – Растопчи
Затмившего небесные лучи, —
Лукавый Гад шипит, объятый злобой…
Хочу перед тобой открыться, чтобы
Все мысли тайные приблизить к алтарю —
Я сотнями Свечей во тьме горю,
И сотнями Очей на снежную Вершину
Взирает дух, подобный исполину;
Но ты безмолвна! Может, потому
Я аромату внемлю своему… —
И чтоб придать с Марией больше сходства,
Смешал Любовь, Жестокость и Уродство,
И Угрызеньем совести томим,
Раскаянье и Стыд прибавил к ним,
И словно семь отточенных Клинков,
Ей в грудь вонзил великих семь грехов
Безжалостно, с ужимкой дикаря,
Последний миг Раскаянья даря.
 

ФЛАКОН

 
Порою аромат ничто не уничтожит —
Он вечно в нас и вечно память гложет.
Так вставив ключ в заржавленный замок,
Его рыданий кто снести не мог.
 
 
Или копаясь в хламе чердака,
Пустой флакон нащупает рука,
Что потускнел и пуст уже давно,
Но запах сохраняет все равно.
 
 
И вдруг тревоги, радости былые,
Мечты забытые, как куколки слепые
Проснутся, скоротав во мраке дни, —
Расправив крылья, выпорхнут они.
 
 
Воспоминание закружит нас, как будто
В покровах радужных, что скинуть очень трудно,
И так танцуя, к бездне не спеша
Преклонится плененная душа.
 
 
Как Лазарь, воскрешенный из тумана,
Возникнет тень, загадочно и странно —
Любви ушедшей призрак, словно яд,
Струящий из могилы аромат.
 
 
Так и меня, без пользы и без толку
Забыв, небрежно водрузят на полку,
Как треснувший флакон, я буду вновь в пыли
Покоить жизнь несчастную земли,
 
 
Я стану склепом, с буйным райским ядом,
Что для небес был создан черным адом —
Смола кипящая, сжигавшая сердца,
Нетленный дух начала и конца!
 

УЖАСНОЕ СООТВЕТСТВИЕ

 
О, жрец любви! В просветах неба
Мелькнет порой твоя судьба —
Уже послушница Эреба,
Уже отчаянья раба!
 
 
Нет, не Овидий я, чтоб лира
Моя рыдала, как изгой, —
В дали таинственного мира
Мне хор послышался другой.
 
 
Лишь клочья туч в небесной сфере
Напомнят вдруг печаль мою
И честь в загадочном краю,
 
 
Куда склоняясь в той же вере,
Спешат они, певец любви, —
В чертоги мрачные земли.
 

МОЛИТВА ЯЗЫЧНИКА

 
Встрепени мою грудь одержимо;
Дай надежды огонь впереди,
Сердце дай, что страстями томимо!
 
 
Ты повсюду со мною вокруг,
Ты в душе затаилась вулканом!
Песен бронзовых замкнутый круг
Разорви над своим истуканом!
 
 
Пусть царит в верном сердце моем
Только Страсть – и не надо другого —
Как с сиреной, с ней чудно вдвоем;
 
 
Словно в струи вина золотого,
Дай мне броситься в тайные сны,
Что видений желанных полны.
 

ЖАЖДА НЕБЫТИЯ

 
Мой скорбный дух! На бранный зов когда-то
Мы мчались вместе, шпорами звеня!
Оставь, Надежда, старого коня —
Ты тоже нынче стала старовата.
 
 
Забудемся! С судьбой смириться надо.
 
 
О, павший дух, все чувства прокляня,
Ты дремлешь в глубине немого сада —
Разгула и любви ушла от нас отрада,
Над пеплом кружат стаи воронья…
 
 
В зарю весеннюю впилось уродство дня.
 
 
А время, что мгновеньями богато,
Заносит, как покойника, меня,
И я иду, дороги не кляня,
Бесчувственный, по угольям заката…
 
 
Спешу в тот мир, где жизнь пребудет свята!
 

АЛХИМИЯ СТРАДАНИЯ

 
Кому огонь, кому печаль
И скорби даришь ты, Природа!
Одним для жизни – свет свободы,
Другим – загробный мрак и даль.
 
 
Мне помогал Гермес мой – он
Вселяя страх и отвращенье,
Мидаса дал мне облаченье,
Чтоб был в алхимии силен.
 
 
Твоею милостью, повеса,
Кую из золота железо
И трупы близких вижу там —
 
 
За дымкой белого отреза,
Где к звездным тянутся гуртам
Гробы за смертью по пятам.
 

НАВАЖДЕНИЕ

 
Леса великие, вы мрачны, как соборы,
Органный рев рождает ваша грудь,
Блуждает эхо, всхлипывают хоры,
Отверженных оплакивая путь.
 
 
Будь проклят, Океан! Твой бунт неукротимый
В меня вселился! Вымученный смех
Людей, униженный стихией нелюдимой
Я слышу в хохоте штормов и вихрей тех.
 
 
Мне Ночь мила! Беззвездная, глухая —
Ее одной язык понятен мне;
Я растворюсь в бездонной темноте,
 
 
Чтоб за ее гардинами порхая,
Родных и близких снова видеть там,
Где счета нет утраченным летам.
 

СПЛИН

 
Я – бог страны туманов и дождей,
Я стар и немощен, хоть молод средь людей.
Но мне наскучили слова притворной лести,
И вот я здесь, с собачьей сворой вместе.
Ни рог охотника мне душу не тревожит,
Ни голод, что людей всечасно гложет.
Ни россказни любимого шута
Не радуют, как в прежние лета.
В фамильном склепе лилии у грота —
Слышны еще волнения народа,
И смелые наряды светских дам
Еще воздушно льнут к скелету там.
Все решено, астролог у алькова
Добывши золото, не смог поднять больного.
И ванны с кровью теплою отринув,
Что исцеляли римских властелинов,
Здесь, где суставы трупа не согреты,
Я плаваю в зеленых водах Леты.
 

СПЛИН

 
Когда тяжелые вверху сомкнутся своды,
И словно ночь, поднимется тоска,
Когда в пучинах гаснущей природы
Плывут завесой мрачной облака;
 
 
Когда вселенная сошлась могильным склепом,
И путь размыт, и цели неясны,
Душа все ищет меж землей и небом
Свои во мраке радужные сны;
 
 
Стальные прутья ливня без исхода
Зарешетили окна той тюрьмы,
И пауки в углах немого свода
Мозг оплели сетями жуткой тьмы;
 
 
А если грянут звоном колокольным
Соборы, вознося мольбы творцу
О просветленьи узникам безвольным —
То лишь приблизят к скорому концу —
 
 
Повозок погребальных вереницы
Вновь потекут без Веры в лучший кров,
И знамя Скорби черной воцарится
Над грудой потускневших черепов.
 

СПЛИН

 
Дождей холодных мрачные обвалы
На город Плювиоз обрушить в силах —
В простуде смертной люди и кварталы,
И трупы разлагаются в могилах.
 
 
Кусают блохи кошек шелудивых,
От зуда те валяются в пыли,
Плач или песню сонмы несчастливых
Вновь в водосточных трубах завели.
 
 
Плывет набат над крышей небосвода,
Охрипший стон доносится часов,
И прахом рассыпается колода…
 
 
Слышны рыданья тихих голосов —
То дама пик в червей валетом смутно
Жалеют, что их страсть сиюминутна.
 

СПЛИН

 
Во мне живут предания столетий.
Но даже в шкаф большой преданья эти
Не уместить, хоть встретишь там порой
Расписки, векселя огромною горой
И прочих тайн несметную громаду, —
Но для меня иные стены надо…
Мой мрачный дух хранит, как пирамида,
Могилу братскую под толщею гранита.
 
 
Я – черный свод, где даже отсвет лунный
Не бродит среди милых сердцу мумий,
Лишь черви, словно совесть, их сосут…
Я – с розами увядшими сосуд
В тоскливом будуаре, где Буше
Поблек над ложем радостным уже.
Ушедших лет седая величавость
В душе моей навеивает старость,
И плод тоски вселенской этой вдруг
Заполонит бессмертие вокруг.
 
 
Мой дух живой! Твоя судьба печальней
Самих песков моей Сахары дальней,
Где ты стоишь безмолвною скалой,
Как древний сфинкс, с поникшей головой —
Неведомый,
И в солнечный закат
Невольно стоны гимнами летят.
 

БОЧКА НЕНАВИСТИ

 
О Ненависть! Ты Местью одержима,
Ожесточаешь злобные сердца,
Как бочка Данаид, пуста, неодолима,
И жаждешь свежей крови без конца.
 
 
Хотя б они смогли восстать из мертвых —
Убитые, и вновь пролить в тебя
Живую кровь, но в безднах распростертых
Лишь канут, жизни новые губя.
 
 
Как пьяница, которому неймется,
И Ненависть навеки не напьется —
Так рубит в битве сказочный герой
 
 
Дракону головы, что снова отрастают…
Но пьяниц и драконов силы тают,
Твои ж растут с чудовищной игрой.
 

СТАРЫЙ КОЛОКОЛ

 
Как сладок миг, ушедший в мир огромный —
Огонь причудливо свивает сизый дым
Под вой пурги, вальсирующей томно,
Несутся тени к далям голубым.
 
 
Уж я не тот! И лет минувших стоны
В могучем горле вытравили медь —
Теперь на рать бойцов зовущим звоном
В тиши ночной уж мне не прогреметь.
 
 
Уснул набат навек во мраке ночи,
Хотя порой надтреснутая грудь
В тиши напевом нежным заклокочет,
 
 
Чтоб дать смертельно раненым уснуть,
И холм растет внизу из тел кровавых,
Я умираю в лужах крови ржавых.
 

ФАНТАСТИЧЕСКАЯ ГРАВЮРА

 
Нагой выезжает он тронно
В короне шута из картона,
Что в череп костлявый вросла,
И несть убиенным числа.
Конь Блед его в небо тревожно
Косится и ржет осторожно.
В Пространстве две тени блуждают,
Копыта искру высекают
Из вечности… Огненный меч
Занес он, чтоб воинства сечь.
Как князь за оброком своим
По кладбищам едет немым,
Где сонная светит Луна
Печально во все времена.
 

ВЕСЕЛЫЙ МЕРТВЕЦ

 
Себе могилу выкопаю сам
В земле, где тварей мерзостных немало,
И лягу, помолившись небесам,
В алькове ноги вытянув устало.
 
 
О мир, по мне ронять не надо слез,
Погосты проклял я, заветы отвергая;
Пусть на ветвях кладбищенских берез
Царит ворон нагрянувшая стая.
 
 
О, братья-черви! Вот и я пришел,
Мой тленный труп доволен и не зол;
Мыслители, друзья земного праха!
 
 
Впивайтесь в плоть без жалости и страха;
Ведь боль, увы, не тронет тех сердец,
Кто меж людей давно уже мертвец.
 

МУЗЫКА

 
Когда вдруг в душу музыка ворвется,
Как моря буйный шквал,
Моя звезда, к тебе мой дух несется
За черный перевал;
 
 
И споря с ветром, грудь моя колышет
Тугие паруса,
По мертвым водам все восходит выше
Корабль в небеса.
 
 
И в сумасшедшей страсти с головою,
Лечу, гоним под бездной роковою,
Но станет тихо вдруг!
 
 
Я снова вижу в зеркале бездонном:
Мой тихий дух внимает горьким стонам,
Замкнулся скорби круг!
 

ПОГРЕБЕНИЕ ПРОКЛЯТОГО ПОЭТА

 
Одной лишь смерти сострадая
Зароют труп твой кое-как,
Над ним крапива молодая
Затянет сумрачный овраг.
 
 
Когда, укрыв туманом лица,
Сиянье звезды будут лить,
Паук сползет туда гнездиться,
Змея потомство выводить.
 
 
И при луне над той могилой,
Забытой всеми, сиротливой,
Выть будут волки, сея дрожь,
 
 
Да ненасытно ведьмы охать,
И старички бросаться в похоть,
А тать замысливать грабеж.
 

СОВЫ

 
Их строгие взоры суровы, —
Как идолы древних племен,
В мечтах неподвижные совы
Глядят из далеких времен.
 
 
Какая же жуткая сила
Их держит в немом забытьи,
Покуда ночная могила
Не скроет закатной ладьи.
 
 
Быть может, то людям наука —
Без лишнего жеста и звука,
Что суетный мир лишь фантом.
 
 
И если безумец ничтожный
Помчится за тенью тревожной,
Пусть в страхе он вспомнит о том.
 

ТРУБКА

 
Я – трубка верная поэта,
На мне узор восточный был. —
Он азиатчину любил,
Так что ж ругать его за это.
 
 
Хозяин грешный занемог…
Когда во тьме горит лишь свечка,
Я согреваю, словно печка,
Забытый сумрачный чертог.
 
 
И душу мрачную его
Задерну дымной поволокой,
Чтоб он воскрес в тоске жестокой.
 
 
И отвлекая от всего,
Печаль закрою и тревогу,
Вертая к жизни понемногу.
 

ПЕЧАЛИ ЛУНЫ

 
Как девушка, томясь и изнывая,
Не спит одна полночная луна —
В мечтах своих на ложе утопая,
Ласкает тело нежное она.
 
 
И длится, длится сладкое блаженство,
Мучительное, словно облака,
Плывущие из призрачного детства,
И звезды ей мерцают свысока.
 
 
Промчится ночь, наступит снова утро…
Печальная, звездою изумрудной
Сорвется вдруг росинка из-за туч.
 
 
И лишь поэт, бессонницей гонимый,
Прижмет к груди тот свет души ранимой,
Что уничтожит солнца первый луч.
 

КОШКИ

 
Ученые мужи, седые волокиты —
Все в доме завести хотят кота
Под старость, когда жизни суета
Прошла и похождения забыты.
 
 
Коты к науке, к страсти близки равно —
Ночная тишь и мрак для них среда,
Но катафалк Эреба никогда
Им не везти – уж больно своенравны.
 
 
Как сфинксы гордые, задумчиво они
В пустыне будто бы свои проводят дни,
И нет пределов этого скитанья;
 
 
И похоть их шевелится с хвостом,
Но стоит взглядом встретиться с котом, —
Увидишь ты всю мудрость мирозданья.
 

ПРИВИДЕНИЕ

 
Я – ангел твой с суровым взглядом,
У ложа вечно буду рядом.
Не возмутив ночи покой,
Останусь тенью я с тобой.
 
 
И будут литься поцелуи,
Как лунного сиянья струи;
Змеей холодной обовью
В могиле сонной тень твою
 
 
Проснешься утром ты одна,
Постель пуста и холодна,
И содрогнешься, видя солнце.
 
 
Я на колени мог бы встать,
Чтоб юной девой обладать;
Но страх верней тебя добьется.
 

ОСЕННИЙ СОНЕТ

 
Немой вопрос в глазах твоих блуждает:
«Но странно, чем, же я могла завлечь?»
– Святая простота влечение рождает,
Когда в усталом сердце только желчь,
 
 
И жаль его на страсть и шутки тратить…
Молчи любя, коварных тайн души
Не надо знать лишь любопытства ради —
Пусть руки песню сложат нам в тиши.
 
 
Пусть Эрос грозный властью роковою,
Безумством пригрозит из темноты —
Люби меня и зла не ведай ты…
 
 
Усни же, Маргарита, бог с тобою,
Уж осень, маргариток белых цвет,
Как солнцу осени, нам тихий шлет привет.
 

ГРУСТНЫЙ МАДРИГАЛ

 
Ты интересна, спору нет!
Но красят женщину печали.
В очах храни же грустный след,
Как озера зеркальный свет,
Как грозовые в небе дали.
 
 
Мне мил твоих очей разлет,
Когда они, паря, как птица,
Замрут, не двигаясь вперед,
И Страх, чем Прошлое живет,
Вдруг в Настоящем отразится.
 
 
И в бездну падая, они,
Как кровь, струит потоки с ветром,
И хоть мы рядом, мы одни,
Но вспоминая оны дни,
Ты стонешь в ужасе предсмертном.
 
 
Затворы в глубине души
Крепки у райских врат – не скинуть!
Мольбами ночь не вороши,
Смотри, как слезы хороши,
Что рвутся в прошлом сгинуть.
 
 
Пусть заливают черный прах
Страстей, давно уже сгоревших!
И гордость проклятых – не страх
Играет на твоих устах,
От той игры осатаневши, —
 
 
Твой ужас, милая – пустяк
В сравнении с моим кошмаром,
Он стар, как мир, – и это так! —
Всему живому страшный враг,
А друг кинжалу, яду, чарам,
 
 
Велит бояться глаз чужих,
В любви несчастия пророчит,
Чтоб стон душевный не утих, —
А мой кошмар в тисках своих
Лишь Отвращеньем глухо точит.
 
 
Так замолчи и не тревожь!
Любовь и страх давно условны,
И приставляя к сердцу нож,
Не повторяй чужую ложь,
Что мы с тобой единокровны.
 

ПОЛНОЧНЫЕ ТЕРЗАНИЯ

 
Куранты полночь возвестили,
Тая насмешливый вопрос:
Ты важных дел не упустил ли,
И не ушел ли день вразнос?
– Гнуснее пятниц нет на свете,
Когда тринадцатым числом
Помечен день! О, даты эти
И принца сделают ослом.
 
 
Успел Иисуса оскорбить,
Хотя он твой спаситель верный! —
Тебе шутом у Креза быть, —
Среди его придворной скверны
Твоих ужимок маловато, —
Каким кривлянием даря,
Смешил ты гнусного царя?
Ты предал все, что было свято!
 
 
Палач свирепый, злобный раб,
На беззащитных отыгрался,
Твой бычий разум сир и слаб,
Чтоб ты за честь и веру дрался.
Ты можешь Косности пяты
Лишь целовать с побитым видом,
Воспеть отраву можешь ты
И тленный свет в стихе постыдном.
 
 
О, гордый жрец, кумир могил,
Чья лира в безднах мирозданья
Воспела власть загробных сил —
Предмет Поэзии скитанья!
Чтоб этот жуткий бред забыть,
Что сделал ты? Набил утробу?
– Живи, несчастный, так и быть,
Живи, молясь ночи и гробу!
 

НЕОТВРАТИМОЕ

 
Содержание, форма, идея —
Все обрушилось в Стикс без следа,
Куда бог не метнет никогда
Даже искры огня Прометея.
 
 
Серафим, не желая беды,
Околдован бесформенной тьмою,
А теперь лишь кошмар за кормою
Размывает скитальца следы.
 
 
И почуяв томительно смерть,
Он пытается плыть против ветра,
Но ему не осилить и метра —
Все ужасней внизу круговерть.
 
 
Все прочнее бесовская сеть,
Злая тина опутала жилы…
Из змеиной норы, из могилы
Он стремится еще улететь.
 
 
И уже подступая на край,
Понимает в зловонном чертоге,
Что по лестнице ватные ноги
В темноте он волочит не в рай.
 
 
Ни перил, ни надежды вокруг,
Только склизкие твари зрачками
Все мерцают во тьме светлячками,
И тесней заколдованный круг.
 
 
Словно льдами затертый фрегат,
Его вера застыла навеки —
Где же те потаенные вехи,
Что укажут дорогу назад?
 
 
– Тут сравнений не счесть, а итог:
Этим судьбам уж нету возврата,
Если с нужного курса когда-то
Сатана уклониться помог.
 

О, смешение светлого с темным!…

 
О, смешение светлого с темным! —
То в пространстве кристальном своем
Смотришь черной звездой в окоем
Ты, душа, с вожделением томным.
 
 
Ты – огонь, что из ада манит,
Сатанинский безудержный хохот…
Утешение, почестей грохот
Наша совесть из Зла лишь творит!
 

ГЭУТОНТИМЕРУМЕНОС
Сам себя истязающий

Ж.Ж.Ф.

 
Мой удар не толпе на потребу —
Словно в лавке мясной, без страстей,
Так в пустыне, наитием неба,
Светлый ключ прорубил Моисей.
 
 
Пусть в иссохших моих палестинах
Оживит меня горе твое,
Я мечтою на слезных стремнинах
Поплыву до желанных краев.
 
 
Будут парус выматывать бури,
Будет солнце так сладко рыдать,
Когда голос твой скорбный в лазури
Зазвучит, чтоб на битву позвать.
 
 
– Но не мой ли то голос тревожный
Нарушает божественный лад —
То в душе плещет силою ложной,
То Иронией бьет невпопад?
 
 
Да, во мне она, эта чертовка,
Криком кровь отравляет мою,
И за ней, околдованный ловко,
Я печальные песни пою.
 
 
Я един – и щека, и десница,
Рана я и сверканье меча,
Я палач, что над плахой резвится,
Я и жертва того палача!
 
 
Средь людей мне не жить человеком —
Я вампир, что сосет свою кровь,
Даже хохот над миром и веком
Иронично не двинет мне бровь.
 

РАЗДУМЬЕ

 
Печаль моя, терпи и мудрой будь.
Ты жаждешь сумрака? Уж он готов спуститься.
Одним покой, другим тревогу в грудь
Вливает над дремотною столицей.
 
 
Когда толпа, желая почерпнуть
Развратных радостей, к притонам устремится,
Чтоб после проклинать сей рабский путь,
Печаль моя, нам лучше удалиться;
 
 
Ты видишь, меж пустынными холмами
Года ушедшие несутся с облаками;
Томится Сожаленье над рекой.
 
 
Последний луч блуждает одиноко…
И белым саваном влачит уж нам покой
Сестра Забвения, седая Ночь с Востока.
 

ЧАСЫ

 
Часы! Бесстрастное созданье человека,
Безжалостный ваш ход вокруг оси
Грозит: «Смотри, конец настанет века,
И уж тогда пощады не проси.
 
 
Когда кольнет под сердце острие,
Умчится радость легкою Сильфидой, —
В небытие растает след ее,
И счастье вмиг укроется из виду».
 
 
О, сколько нам Секунда повторяет
За час один размеренно: «Смотри!
Твой дух я высосу по капле, он растает,
Чтоб для Вчера Сегодня подарить.
 
 
А, между тем, язык мой всем понятен,
Гулякам праздным также я хочу
Напомнить, что в их мир из черных впадин
Минуты, словно золото, мечу.
 
 
Лови, глупцы! Без проигрыша эта
Забава – неминуемо, смотри,
Умчит вас всеобъемлющая Лета
Туда, где не увидеть вам зари.
 
 
И в тот момент воскликнет юный Случай
С поруганной невестою – Добром
И Угрызеньем, в приступе падучей:
– Умри, о трус! Уж поздно. Грянул гром».
 

^{Рис. В. Найденов 1991}

ПРОПАСТЬ

 
Воронку жуткую в душе открыл Паскаль.
– Уйдут слова, мечты, дела, желанья.
Мой ужас черный – это не печаль,
А ледяная тайна мирозданья.
 
 
Вокруг меня невидимая даль —
Глубокая, разверзлась без названья.
О, как в кошмарных снах бывает жаль,
Что тьма поглотит наши начинанья!
 
 
И чудится порой, что в ночь я улечу,
Сорвавшись в зев бездонного колодца.
Лишь бездна смотрит в редкое оконце.
 
 
Я б потушил души своей свечу,
Когда бы скорбь бесстрастьем тьмы принизил.
– Нет, не бывать вне Разума и Чисел!
 

ЖАЛОБЫ ИКАРА

 
Торгуя дамой полусвета,
Никак нельзя на жизнь пенять,
А я с безумием поэта
Пытаюсь облако обнять.
 
 
Мерцают тайные светила
С недосягаемых высот, —
Ах, если б солнце осветило
И мой отчаянный полет!
 
 
Просторы вечных измерений
Хотел познать я с вечных круч,
Но взгляда солнечного луч
Убил мечту моих парений.
 
 
Икар! Взлетев на высший суд,
Познал я бездны тайной силу…
Мою без имени могилу
Потомки даже не найдут!
 

НЕПОКОРНЫЙ

 
Однажды ангел с неба грозового
На грешника свалился и в карьер,
Вцепившись в волосы, вещал ему сурово:
– « Я твой хранитель, жалкий маловер!
 
 
Ты всех ли любишь равно перед смертью —
Разбойников, убогих, стариков,
Соткать в миру ковер из милосердья
В душе для ног спасителя готов?
 
 
Пока еще душа твоя при теле,
Зажги любовь, покайся в самом деле, —
Она одна в века проложит свет!»
 
 
И наставляя так во имя бога,
Разит десницей грешника жестоко,
А тот свое твердит без страха: «Нет!»
 

ДАЛЕКО, ДАЛЕКО ОТСЮДА

 
Здесь есть возможность отдохнуть!
Здесь, призакрыв рукою грудь,
Ты красоты являешь суть!
 
 
Овалы нежные грудей
Плывут, как пара лебедей,
В бассейне, прячась от людей.
 
 
Здесь Доротее мил покой;
– Лишь воды тихие и ветер,
Твое коварство кроя в Лете,
Мечтами сон лелеят твой!
 
 
Благоухания рекой
Струятся с тела в долы эти;
– Цветов бутоны на рассвете
Истомно вянут под рукой.
 

КРЫШКА

 
Направь в любую сторону стопы —
Где стужи, или зной палит без меры,
Будь христианином, иль жителем Киферы,
Хоть Крезом, хоть беднейшим из толпы,
 
 
Скитальцы и оседлые рабы,
Ленивые, трудяги, полуверы —
Все тянут взор в заоблачные сферы
И тайну приоткрыть хотят судьбы!
 
 
О Небо! Свод глухой!
С разинутыми ртами
На пышный абажур глядят они шутами
И кровь от века льют без передышки,
 
 
Блудливым – ад, смиренникам – покой!
Ты на котле гигантском вроде крышки,
Где грудой праха тлеет род людской!