Текст книги "Сокровище Нефритового змея"

Глава 19

Стоило открыть глаза, как показалось, будто я ослепла. Все вокруг застилала белая непроглядная пелена. И сколько бы я ни моргала, пытаясь настроить зрение, убрать ужасный туман, будто налипший на белки глаз, ничего не получалось.

А потом наконец стало ясно, что это и не туман вовсе, а паутина, опутавшая меня со всех сторон. Я была в огромном коконе как какой-нибудь готовящийся к вылуплению паук!

– Эй, что за шутки?! – воскликнула я, выставляя руки перед собой и ощупывая поверхность кокона. – Выпустите!

Но никто не отзывался. Только отдаленный шум где-то с другой стороны говорил о том, что рядом со мной на многие метры вокруг никого нет.

– Что за ерунда, сколопендру в сандалии тому, кто это сотворил! – взвизгнула я, пытаясь ударить по кокону, но это было все равно, что бить подушку. Ей от этого совершенно ничего не делалось.

Более того, я смутно догадывалась, что укутать меня в такую огромную штуковину мог только Великий Айш. Джерхан! А память подсказывала, что я как раз потеряла сознание у него на руках!

Но зачем он это сделал и как мне теперь выбраться?

– Эй, помогите-е-е-е! – закричала я как можно громче, потому что от попыток выбраться не было ровным счетом никакого толку.

– Не кричи, – раздался вдруг чей-то негромкий, слегка прищелкивающий голос совсем рядом.

Я бы, наверное, вздрогнула и отскочила в сторону, да отскакивать было некуда. Пришлось только вздрогнуть.

– Ты кто? И где?.. – выдохнула я тихо, вглядываясь в белое марево паутины.

– На ноге у тебя я, – ответил голос. – Был.

А потом я почувствовала, как что-то мягкое щекочет меня своими лапками, уверенно пробираясь через колено на бедро, потом по животу и замирает на груди.

Глубоко вздохнув и привычным уже способом подавив природный инстинкт спасаться от маленьких ползающих созданий, что могут вцепиться в тебя и убить, я опустила голову.

На груди сидел потрясающе красивый черный паук с красным брюшком. Тисовый паук, один из тех, что иногда наполняли Шейсару своими ордами, пугали людей и оставляли после себя несколько трупов.

А еще это был… тот самый паук, из-за которого я свалилась в пещеры шаррваль!

Чтобы подтвердить догадки, я коснулась рукой лодыжки, куда уже много недель крепился амулет-хельсарх, и с изумлением поняла, что его там больше нет.

Получалось… что царь пауков ожил! Древний хельсарх освободился ото сна!!!

– Хортанаирис?.. – спросила я тихо, боясь, что ошибаюсь. Может, это вовсе и не тот паук, а какой-нибудь другой? Тем более что в своей «живой» форме он выглядел не так, как в форме браслета. Исчезли драгоценные камни, пропали золотые рисунки. Только россыпь маленьких блестящих глаз до сих пор сверкала величайшей драгоценностью.

– Рад, что ты знаешь имя мое, Эвиссаэш, – величаво и спокойно проговорил он в ответ. – Нам будет проще. Впрочем, еще блестящей будет, если ты станешь обращаться ко мне «хеш».

– Да-да, конечно, – сдвинув брови, ответила я, а в голове тем временем вспыхнула какая-то важная мысль, которая никак не могла оформиться целиком, потому что меня сейчас интересовало нечто совсем другое. – Ты знаешь, почему я в паутине, хеш Хортанаирис?

– Конечно, – ответил он. – Потому что для всех в Стеклянном каньоне ушла ты тропами Красной матери.

– Что, прости? Куда я ушла?

– Умерла, – прощелкал он так, словно в этом не было ничего ужасного.

– Умерла?! – почти закричала я, забарабанив по паутине с новой силой. – Так это не кокон, а гроб, в котором меня заперли?! – пришла вдруг в голову страшная мысль.

– Так и есть, Эвиссаэш, – ответил паук, спрыгивая чуть в сторону. Благо рядом с моей спиной было немного места, гроб у меня оказался вполне просторный!

– О Светлая чета, я словно попала в собственный кошмар, – выдавила из сжатого спазмом горла, пытаясь ногтями разорвать паутину.

Бесполезно. Эта субстанция могла быть одновременно прочной, как металл, и мягкой, как облако, и мне это было прекрасно известно.

– Мне не выбраться, – пискнула я, поджав губы и чувствуя, что вот-вот разревусь. – И тебе, между прочим, тоже! – воскликнула, повернувшись к хельсарху. – Давай придумывай, как нам спастись! Ты же царь пауков! Всоси эту паутину! Или плюнь на нее, чтобы растаяла! Что вы там в таком случае делаете?!

– Вообще-то мы ее употребляем, – невозмутимо ответил тот, словно ничуть не оскорбился моими непочтительными словами.

– Так давай! – бросила я, сжав ладони в кулаки, но не от злости, а чтобы скрыть, как сильно дрожат от страха пальцы. – В смысле… приятного аппетита.

Меня изрядно потряхивало. Никогда прежде мне не доводилось оказываться в таком узком и замкнутом пространстве. И сейчас казалось, что я вот-вот умру.

А что, если воздух кончится? Уже было ужасно жарко! И стены как будто надвигались!

– Мне кажется, тут становится ýже, – хрипло проговорила я, оттягивая ворот платья… которое обнаружила только сейчас.

Еще одно платье из паутины…

– Успокойся, – прощелкал хельсарх, снова забираясь мне на грудь, чтобы иметь возможность взглянуть в лицо. – Не в силах моих чужой паутиной отужинать. Лишь своей могу я трапезничать. Так что выбраться отсюда придется тебе. Не мне.

– Но я не могу! А ты тоже умрешь тут вместе со мной! Тебя это не пугает, царь пауков?

– Я не умру, – ответил он невозмутимо, и пара десятков его глаз блеснула рубинами. – Всего лишь усну и буду почивать, как и сотни лет до этого.

– Прекрасно, – прошептала я, понимая, что попала в ловушку, из которой не вырваться. И откинулась назад, закрыв глаза. – Мне конец.

Хоть воздух немного сэкономлю.

– Ну, если ты так решила, Эвиссаэш, – прощелкал хельсарх. – Твое слово – твое богатство.

Он начал перебирать лапами у меня на груди, явно устраиваясь поудобнее, чтобы уснуть.

– Эй! – едва не лишилась я дара речи от возмущения. И страха, что останусь одна. – Только попробуй опять окуклиться в браслет!

– А что, Эвиссаэшь, есть у тебя еще какие-то планы, окромя суицидальных?

Я открыла было рот, но вместо планов только и сумела, что спросить:

– Почему ты зовешь меня Эвиссаэш? Это ведь «сокровище» на языке мираев? Да и вот еще: я тут вспомнила, что «хешмирай» на том же языке нагов означает царя-мирая. То есть «хеш» – это царь. Но то в Шейсаре! А ты, вообще, паук и от Шейсары далеко, как я далека от настоящего сокровища. Так почему же я должна обращаться к тебе «хеш»?

Показалось, что хельсарх улыбнулся. Не знаю уж, чем он мог бы это сделать: передними челюстями или короткими лапками возле морды, но факт оставался фактом. Создавалось впечатление, что я смотрю едва ли не в человеческое лицо.

– А вот и добралась ты до главной тайны, Эвиссаэш, – тихо ответил царь пауков. И вдруг коснулся моей щеки мягкой теплой лапкой. – Но готова ли ты услышать ее?..

Мне казалось, что после случившегося со мной за последние недели я уже готова ко всему, и все же, когда хельсарх задал свой вопрос, я не смогла ответить.

Что, если существует еще какая-то страшная тайна, которую я должна узнать? Что, если это нечто настолько ужасно, что у меня уже не хватит сил выдержать?

Но все же, собравшись с силами, я кивнула. И паук заговорил:

– Мы все – часть одного мира, Эвиса.

– Что? – переспросила я, ожидая чего угодно, но не этого.

Паук прищелкнул пару раз, словно усмехался. А затем зазвучал в тишине паутинного кокона его тихий голос, что мгновенно погрузил меня в состояние странного, будто колдовского оцепенения:

– Много тысяч лет назад из Сердца Огня родилась царица – Солнце, прародительница всего сущего. Пролила она свою любовь на землю золотом раскаленных искр, и восстал из небытия город золотых песков – Шейсара… По свету бесконечных глаз Солнца, как по тропе Вечности, пришел Алмазный царь – Месяц. И покоренный красотой царицы поклялся служить ей, рассыпав на землю звезд своих океаны, а серебро света обратив в моря. И ожили раскаленные пески, и родились дети великих богов – мы.

– Хельсархи?

Паук снова хитро прищелкнул.

– Хельсарх – древний паук, наделенный душой, магией и долгими летами жизни. А хельшах – змея… Но сколько еще таких существ, о которых ничего не знаешь ты, Эвиссаэш?..

– Не может быть, – выдохнула я ошеломленно.

– Но это так, – продолжал Хортанаирис. – Мы звались «хельи» – рожденные от Солнца и Месяца. Спустя сотни лет золотая Шейсара наполнилась уже нашими детьми. Не обладали они столь же долгой жизнью, но были разумными и смелыми, сильными и прекрасными… Мы жили в мире и радости. Пока не появились люди. Вы вели войны свои, делили наши земли и изменяли мир. А наши дети стали служить вам. Хельи же засыпали, исчезая в древних песках, лишь изредка появляясь под светом нашей матери и во тьме нашего отца.

– Но это же поразительно! – воскликнула я, не в силах сдержаться. – Это меняет все, что мы когда-либо знали!

У меня застучало в висках, в горле пересохло.

– Как же так?! Ведь получается, что никаких демонов нет! А все ужасное, что в Шейсаре рассказывают про пауков, – это изначально ложь!

Хельсарх чуть склонил голову набок, и несколько десятков его глаз снова ярко блеснули.

– Ты только сейчас это поняла?

– Нет, но…

– Демоны есть, Эвиссаэш, – перебил меня паук тогда, – но это совсем иной разговор. А мы дети одного мира. Поэтому не существует двух языков, паучьего и змеиного. Есть один – древний язык хелий – «эллаэш». Наш-ш-ш…

В этот момент его голос стал как никогда похож на змеиный. Разве что закончилось шипение привычным прищелкиванием.

– Но как же, – выдохнула я удивленно. – Ведь голоса пауков так отличаются от змеиных. И змей я никогда не слышала. Да и пауки не понимают, если говорить с ними на мирайском. Иначе Джерхан только так общался бы здесь!

– Наши дети не могут говорить как змеи, – продолжал хельсарх. – И как люди – не могут тоже. Они говорят мысленно, и лишь тот, кто может услышать мысли, способен услышать и их. Поэтому изменился древний язык, разделившись на множество наречий. Но сердце у него одно, как сердце у Огня – Солнце.

Я была так ошеломлена, что не знала, что сказать.

Вернуло меня к действительности лишь одно – необходимость вылезать из кокона, пока не кончился воздух.

– Ладно, это, конечно, все великолепно, и я действительно очень рада, что ты мне это рассказал. Но как мы будем выбираться? Вряд ли паутина, если я поговорю с ней на древнем языке эллаэш, сразу же растает. Да и не знаю я древнего наречия, и на паучьем-то едва говорю.

– Нет, вестимо, не растает паутина от твоих слов, – усмехаясь, прощелкал хельсарх. – А вот от ладоней твоих колдовских – растает.

– От ладоней? – удивилась я, взглянув на них будто в первый раз. – Не припомню, чтобы они были колдовскими.

– Сомнение – дорога во тьму, Эвиссаэш. Приложи руки к паутине и пожелай.

Я хмыкнула, послушавшись, но ничуть не веря в то, что поможет. Разве что надеясь немного.

В конце концов, если бы я умела растапливать паутину, то это уже давно произошло бы. Еще в тот момент, когда, очнувшись, я пыталась ее разорвать.

– Помни правило главное, Айяала, – сказал вдруг Хортанаирис, впервые назвав меня этим титулом. Я даже вздрогнула от неожиданности. – Как человек не примет в сердце свое чужака, так и паутина не подчинится чужачке. Как не коснешься ты устами своими врага, так и паучья магия не заструится в тебе до тех пор, пока не поймешь ты, что она – твое сердце…

От слов хельсарха все внутри меня будто перевернулось.

Паучья магия – мое сердце! Вот чего мне не хватало все эти годы… Понимания, что я – дочь шаррваль. Это было лучшим признанием того, что моя родина – здесь. Что мои родители – дети этого каньона, а я сама – носительница силы пауков.

Когда-то это могло шокировать меня. Но сейчас, после всего случившегося, когда по щекам вдруг сами собой полились слезы, я поняла, что мое сердце действительно в Стеклянном каньоне.

Я не боюсь пауков. Я слышу их голоса, потому что являюсь частью древней магии. Значит, и паутина для меня – как мягкий пух для лебедя. Часть жизни…

Я закрыла глаза, тихо всхлипнув и погладив шелковистый покров кокона, представляя, как Джерхан оплетал меня им. Чтобы до меня не могли добраться ни солааны, ни каменный обвал, если тому вдруг вздумается случиться.

Паутина была моей защитницей. И когда я открыла глаза, оказалось, что кокон медленно тает под моими пальцами. Но он не исчезает, как туман, а будто впитывается прямо в кожу.

Это было удивительно! И ни капли не пугало.

– Паутина – полезное вещество, и оно не должно пропадать зазря, – объяснил хельсарх, хотя это и не было нужно. Меня и так все устраивало. – Как исчезает она в твоем теле, так и сможет затем появиться вновь по твоему приказу, великая Айяала.

– Почему ты меня так называешь? – тихо спросила я, продолжая гладить кокон и с каким-то удивительным удовольствием наблюдая за его исчезновением.

– Потому что ты избранная, Эвиссаэш. Узрел я это, еще когда впервые встретил тебя там… среди пустынных кактусов Шейсары. Но ветвиста паутина Красной матери. И дороги ее не известны никому.

Тем временем кокон с одной стороны окончательно растаял, и я сумела выбраться наружу, прихватив с собой и хельсарха. Он удобно устроился у меня на плече и, кажется, не планировал слезать.

– Но я едва не умерла, – проговорила я, глубоко вздохнув. – И даже Джерхан решил, что меня больше нет.

Руки сами собой коснулись живота, и тут же я убрала их назад, словно боялась обжечься.

Прежде страшно было думать о том, что во мне есть две другие жизни. Теперь страшно было представить, что после случившегося их может уже не быть.

Кажется, хельсарх заметил неловкое движение нервных рук.

– Моя в том вина, Эвиссаэш, – ответил он спокойно. – Мой укус не только вывел из крови твоей яд, но и на время погрузил тело твое и тела твоих маленьких паучков в магический сон, который выглядел для всех смертью черной. Казалось, что ваши сердца не бьются и никогда более не услышит мир их мерного стука. Мой яд остановил их почти насовсем, но все же не до конца. Это магия, которой мы, пауки, обладаем с мира сотворения. Слюна паучьего колдуна замедлить способна все реакции организма, а слюна хельсарха – и вовсе в магический стазис погружает.

– Это… не опасно? – тихо спросила я, стараясь, чтобы голос не сорвался.

Но он почему-то все равно дрожал.

– Не волнуйся, Эвиссаэш. Никто не повредит паучкам твоим. Ни свет, ни тьма. Ни боги, ни демоны…

Я громко сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле и от непрошеных слез.

Хельсарх не стал объяснять, что он имел в виду, но мне вдруг оказалось достаточно и этого.

Мы были живы. Все… трое.

Выбравшись из кокона, я огляделась по сторонам, мгновенно замечая, как утоптана оказалась мягкая трава, что росла здесь прежде. Следы тысяч ног вели прочь из пещеры в сторону тоннеля, который я прежде не замечала. И где-то вдали, в глубине этого перехода, я слышала топот и гомон.

Что случилось? Почему здесь больше совсем никого нет?..

– О нет! А что случилось с деревом? – ахнула я, обернувшись к огромному старому древу, которое считалось у шаррвальцев священным. – Как оно могло засохнуть так быстро?! Сколько я вообще проторчала в этом коконе?

– Недолго, – ответил охотно Хортанаирис. Не знаю, что я делала бы без его помощи и пояснений. Казалось, что после пробуждение я будто стала совершенно слепой. Только сердце билось в два раза быстрее да странное чувство жгло грудь. – Ровно столько, сколько хватило людям Стеклянного каньона на то, чтобы родину свою покинуть и двинуться вслед за Великим Айшем. К солнцу.

– Что?! – едва не закричала я.

Ладони покрылись холодной испариной, пальцы задрожали.

– Но зачем? Что здесь случилось?

– Все как обычно, – будто бы пожал отсутствующими плечами хельсарх. – Когда ты умерла, Нефритовый змей потерял смысл в жизни. И решил, что потехой знатной будет сделать, наконец, то, ради чего Красная мать хвоста его лишила, даровав паучьи лапы. То, ради чего члены племени шаррваль тебя свободы лишили, превратив в алу для Айша. И то, из-за чего царица Фелидархат отравить тебя решила. Он вздумал выйти на поверхность в поисках истинной родины для народа пауков.

– Но там же Шейсара и гвардиары царя! Их же убьют! – схватилась за голову я, вспоминая бесстрашных воинов царской армии. Их блестящие доспехи, отравленные пояса и длинные изогнутые сабли, молнией рассекающие воздух. Считалось, что наделенным магией воинам золотого города нет равных.

В этот момент в пальцах запутались пряди, и я невольно отметила, что они окончательно стали иссиня-белыми, а сейчас в почти полном мраке пещеры – светящимися, как колдовские грибы-тирааны.

– Скорее всего, действительно убьют, – ответил паук. – Особенно когда увидят Великого Айша во всем его величии и красоте. Увы, никогда не понять детям Иль-Хайят истинной красоты пауков. Увы, увы…

Он говорил так спокойно, словно обсуждал не грядущую катастрофу, а нечто обыденное, хотя и несколько грустное.

– Тебе что, не жаль их? – выдохнула я в ужасе, судорожно соображая, что можно сделать. Догнать каким-то образом Джерхана, сказать, что я жива? Остановит ли это его? И смогу ли я догнать их во тьме пещер каньона?..

– Я живу тысячи лет, Эвиссаэш, – спокойно ответил паук, направив на меня рубиновый блеск своих глаз, в которых будто сверкнула вечность. – Рядом со мной умирали и рождались народы. Будет жаль увидеть это вновь. Но что могу поделать я, коли на то воля Красной матери?

– Но мы должны что-то сделать! Обязаны!

Я начала нервно расхаживать из стороны в сторону, даже не замечая этого за собой. Паук не мешал моим метаниям, будто выжидая чего-то. А может, ему просто и впрямь было наплевать.

Но мне-то не было!

– Я должна догнать их, – решила я буквально через пару мгновений. – Другого выхода нет. Когда Джерхан увидит, что я жива, он остановит вторжение.

– Я в этом сомневаюсь, Айяала, – неожиданно ответил Хортанаирис, чем чрезвычайно меня удивил.

– Почему?

– Известно, почему. Все, что происходит сейчас, на скрижалях было начертано еще много веков назад, – прозвучал его тихий голос, пронизывающий меня изнутри. – Сказано было: «Когда Великий Айш найдет свою Айяалу и в колыбели ее забьются сердца их наследников, народ шаррваль увидит солнца свет». Так и происходит. Ты носишь детей, а шаррваль идет к солнцу. Как было сказано, так и свершится сегодня.

– Но это же бред! Все должно быть не так! – всплеснула руками я, понимая, что в словах паука есть определенный смысл. – Ведь Стеклянный каньон должен был найти себе новый дом, а найдет смерть! Не так должно было исполниться их дурацкое пророчество!

– Ветвиста паутина Красной матери, – повторил свою дурацкую фразу хельсарх, за что я уже готова была скинуть его на землю. Пусть бы полетал, раз такой умный!

– В любом случае сидеть сложа руки нельзя, – мрачно бросила я, повернувшись к коридору, из которого все еще доносились отдаленные звуки. А потом бросила короткий взгляд на священный рододендрон.

Сердце сжалось.

С вершины огромной, когда-то пушистой кроны сейчас осыпались последние коричневые листья.

Вряд ли это могло быть случайностью. Священное дерево намекало на что-то. Буквально кричало. Возможно, оно хотело сказать именно это: всему народу шаррваль вот-вот придет конец. И дерево умирало вместе с ними.

Но неужели мне не удастся остановить Джерхана?

Я вспомнила его огромные, горящие колдовской зеленью радужки, и по спине пробежали мурашки. Иногда пламя вырывалось за черту его глаз, и тогда становилось ясно, что он и впрямь уже не совсем человек или мирай. В нем бурлила сила Красной матери, паучья магия, которая делала его немного другим, как бы мне ни хотелось думать иначе.

Так вот что же будет, если эта сила возьмет над ним верх и он и впрямь последует ее приказу – напасть на Шейсару? Что, если она уже взяла верх, когда я якобы умерла?..

Тогда он и впрямь не послушает меня.

Я стиснула зубы, все еще глядя на священное древо и чувствуя крадущееся отчаяние. А затем подошла к нему ближе и коснулась рукой шершавой коры.

– Жаль тебя, – выдохнула я тихо. – Всех жаль… А я не знаю, как помочь…

– Только Красная мать ведает, – снова вставил свои пять контиев паук, а я взорвалась:

– Да что ты заладил со своей Красной?.. – и вдруг осеклась, дотронувшись кончиками пальцев до ожерелья Лориавель. Быстро отстегнула его и взглянула на одну маленькую бутылочку с чуть сверкающей розовой жидкостью.

А потом перевела взгляд на Хортанаириса. Тот смотрел на меня молчаливо и хитро, а десятки его глаз все так же загадочно сверкали во мраке.

– Что будет, если я выпью эту настойку? – спросила я еле слышно, крутя в пальцах один из бесценных подарков дочери Ильхамеса.

Настойку Турмалинового рододендрона, священного древа, которое прямо сейчас доживало свои последние минуты рядом.

Меня бросило в жар.

По словам Лори, тот, кто выпьет ее, получит благословение и узрит силу Красной матери. А я подозревала, что без пресловутой паучьей богини нам тут не разобраться.

Вдруг я сейчас выпью ее и прямо сюда явится громадная паучиха? А что? Попрошу ее вернуть Джерхана назад и вылечить несчастное дерево. Пусть сама со всем разбирается! Богиня она или нет?..

В общем, меня изрядно потряхивало от страха, и в голову лезли самые дурацкие мысли.

– Может и ничего не произойти… а может – многое, – ответил тогда хельсарх. – Ты боишься потерять себя? Боишься, что Мать поработит тебя, как Нефритового змея?

Я резко выдохнула, широко распахнув глаза.

– А что, может?!

– В настойке сила та же самая, что сотворила из Джерхана Айша Великого, – подтвердил паук невозмутимо.

– Вот теперь я и этого боюсь!

Хортанаирис ощутимо защелкал, пока я пыталась оправиться от шока. А потом он как-то будто бы вздохнул и неторопливо проговорил:

– Ты помнить должна, что не каждый стал бы Айшем на месте Джерхана. Слабый духом и черствый сердцем остался бы ни с чем. Лишь избранный способен познать силу Красной матери и миру явить ее чудеса. Веришь ли ты, что ты такая?

– Нет, – резко хмыкнула я, а затем быстро откупорила бутылек и вылила в рот все его содержимое.

Потому что если нужно быть избранной для того, чтобы случилось нечто ужасное, то мне бояться нечего. Я всего лишь девчонка с окраины Шейсары.

Так что не надо нам великих чудес, пусть случится хотя бы одно, самое маленькое чудо…

Но ничего не произошло. Только странная, немного вязкая жидкость упала в желудок, обжигая медовой сладостью.

– И что, это все? – тихо спросила я, не ощущая вообще ровным счетом ничего.

Разве что странную каменную тишину, вдруг будто ударившую по ушам.

– Ну а что надобно тебе еще, Эвиссаэш? – прощелкал хельсарх у меня на плече.

– То есть Красная мать не явится, а у меня не отрастут паучьи ноги? – уточнила я, опустив взгляд и настороженно разглядывая торчащие из-под паутинного платья мягкие бабуши.

Но обувь осталась на месте, а лишние конечности не торопились отрастать.

– Судя по всему – так и есть. Все, что нужно, случилось уже, Айяала, – мелодично пропел паук, как-то странно глядя на меня.

– Но что мне делать? – ахнула я, разведя руки в стороны. – Ведь проблема-то так и не решена!

Отчаяние становилось все сильнее.

– Неведомо это мне, Эвиссаэш. Но коли требуется тебе мнение мое, то на месте твоем я поспешил был за Великим Айшем.

– Так ведь именно это я и собиралась делать с самого начала! – возмутилась я громко. – А теперь только время потеряла на эту бесполезную жидкость!

Пустой флакон из-под настойки рододендрона полетел в сторону, скрывшись в слегка утоптанной траве.

– Побежали скорее!

Болтать было уже некогда.

Я ринулась в сторону единственного доступного коридора, из которого все еще периодически слышались отдаленные звуки. Казалось, что раз это так, то люди с Айшем еще не ушли слишком далеко.

Однако чем дольше я бежала, тем отчетливей понимала, что на самом деле это каменные стены усиливают голоса и шум шагов. На самом же деле шаррвальцы, вероятно, обогнали меня не на один час пути.

Но неужели я так долго пролежала в коконе? Или это каменный проход петляет и ведет меня ошибочной дорогой?..

Стоило задуматься об этом, как я поняла сразу две вещи.

Во-первых, кромешная темнота коридоров, что раньше позволяла мне двигаться лишь на ощупь, более не была таковой. Теперь я бежала по тоннелю так, словно он был освещен едва заметным призрачным светом грибов или кристаллов. Я видела очертания гранитных осколков и повороты дороги. И казалось, что так оно и должно быть. Однако как я ни приглядывалась, так и не нашла источника света.

Напрашивался лишь один очевидный вывод: никакого света тут и не было. Но мне это больше почему-то не мешало.

А во-вторых, несколько раз тоннель и впрямь разветвлялся, но я как будто знала, куда идти, от стресса двигаясь почти без остановки. Но сейчас, замерев посреди темного прохода, чтобы отдышаться, поняла, что нет ни одного логичного объяснения моему поведению. Я не могла знать, куда двигались шаррвальцы, и просто обязана была заблудиться здесь одна.

Но я знала. И была уверена, что иду правильно. Более того, оглянувшись назад и поглядев в темноту за спиной, поняла, что легко найду дорогу и обратно.

Взгляд сам собой как-то улавливал почти неразличимые следы человеческих шагов на земле, а нос, оказывается, чувствовал запах… Тонкий, который было трудно и за запах-то принять. Будто аромат кожи или тепло, доносящееся от только что снятой рубашки. Ты чувствуешь его, но не акцентируешь на нем внимания.

Этот запах вел меня вперед.

– Хортанаирис, – тихо позвала я, испытав легкий укол страха от понимания происходящего. – Что-то странное творится со мной…

– Ничего странного, Эвиссаэш. Совсем ничего, – мягко и как-то пронизывающе ответил он. – Иди скорее, иначе рок может оказаться быстрее тебя.

Он прищелкнул жвалами, и меня прострелило очередной стрелой ужаса.

Древний хельсарх знал что-то. Определенно знал и вел меня путем пророчества шаррвальцев. А в этом пророчестве сказано, что Стеклянный каньон найдет себе новый дом, Айш выведет их на поверхность, а какая-то ала будет носить его наследников. Казалось бы, можно не бояться… Ведь то, что предречено, сбудется.

Но как это произойдет, пророчество не уточняло! И что будет дальше с нами всеми – тоже. Даже если после этого мы все погибнем – року не будет до этого никакого дела.

И хельсарх это явно знал.

Меня же осознание этого простого факта едва не довело до сердечного приступа. В глазах потемнело.

Ведь получалось, что изменить ход истории должна именно я!

– Так и будем стоять тут или, может быть, пошевелишь своими несчастными ножками? – спросил тогда царь пауков.

– Почему несчастными? – спросила я монотонно, пытаясь справиться с накатившей паникой.

– Потому что всего пара их у тебя, милая. Всего одна грустная, одинокая пара.

– Ничего, мне и пары хватит, – набрала я в легкие побольше воздуха и снова побежала.

Паук вцепился покрепче в мое плечо, казалось, ему не составляет никакого труда удерживаться на мне, пока я петляла в коридорах, стараясь не обращать внимания на то, что знаю дорогу.

Хоть на что-то зелье Красной матери оказалось годным! Похоже, дало мне ночное зрение и способность ориентироваться в каменных переходах. За это ему большое шейсарское спасибо! А то я уж думала, что богиня Стеклянного каньона и вовсе ни на что не годна.

Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как я вошла в каменный тоннель, но в тот момент, когда я уже изрядно устала и готова была упасть замертво, лишь бы немного отдохнуть, за очередным поворотом глаза вдруг резанул свет факелов, а затем я увидела хвост человеческой толпы.

Вот только Джерхана все еще было не видать. А я каким-то странным внутренним чутьем ощутила, что у меня остается все меньше и меньше времени…

– Эй, погодите! – закричала я, махая рукой.

И люди в конце процессии начали удивленно оглядываться. А чем ближе я становилась к ним, тем сильнее вытягивались и бледнели их лица. Кто-то даже в обморок упал. А потом, стоило мне добежать до какой-то незнакомой женщины, что тащила на импровизированной тележке весьма скромный мешок с вещами, как она воскликнула:

– Айяала! Глаза мои обманывают меня!

– Не обманывают, – уверила я, но старичок рядом с ней закивал головой, ошарашенно бубня:

– Чай, дух ее неупокоенный расплаты требует, мстить пришел Фелидархат за себя да деток, невинно убиенных.

Меня даже дрожь пробрала.

– Фелидархат?.. – только и выдохнула я, опуская руки.

– А кому же еще? – фыркнул тощий парнишка лет четырнадцати рядом. – А ты разве не знаешь, кто убил тебя? Какой же ты тогда дух, ежели не знаешь ничего?

Он оказался самым смелым и даже подошел поближе, ткнув в меня пальцем.

– Деда, кажись, она не дух, – проговорил он, сдвинув брови, а потом вдруг радостно распахнул глаза и кинулся меня обнимать. – Живая! Дед, ма, живая она!

Кто-то неподалеку снова упал в обморок, а по медленно шуршащей толпе прокатился рокот, из которого то и дело всплывали слова: «Живая… Айяала… Хвала Красной матери!»

Меня со всех сторон окружали шаррвальцы, стремящиеся потрогать, убедиться. И все улыбались. Кто-то даже плакал.

Мне было ужасно не по себе, но почему-то я не переставала улыбаться в ответ.

– Смотри… как они тебя любят, – прощелкал вдруг на ухо Хортанаирис. – Смотри, сколь много значишь ты для Стеклянного народа…

У меня не было сил ответить хоть что-либо. Сердце сжалось.

– Если вы живы, Айяала, вы сможете остановить его? – вдруг подбежала ко мне маленькая девочка, дергая меня за подол длинной паутинной юбки, которая будто заменяла мне вторую кожу.

И остальные затихли, глядя блестящими голубыми глазами всех шаррвальских оттенков. Не нужно было спрашивать, чтобы понять, кого имеет в виду маленькая девочка.

– Я за этим и бежала к вам, – хрипло проговорила в ответ, стараясь, чтобы голос звучал ровно и уверенно. Но что-то во мне дребезжало, звенело, словно вот-вот лопнет и рассыплется на осколки.

Никогда прежде я не чувствовала такого родства с этими людьми. Никогда прежде мне не казалось, что между моей жизнью и их стоит знак равенства.

– Где Великий Айш? – спросила я, стараясь взять себя в руки.

Дребезжащее чувство в груди росло.

– Он впереди далеко, – ответила какая-то старушка из толпы. – Первыми воины шаррваль идут под предводительством теларанских тысячников. Они обогнали нас не меньше чем на час пути.

– Час?! – ахнула я, не представляя, как буду догонять их, двигаясь через битком набитые людьми коридоры.

– Айш приказал выходить срочно, – проговорил немолодой уже мужчина, сжав зубы. – Все, кто может сражаться, в первых рядах пошли. На убой.

– Прекрати говорить так, как лучше он хотел! – воскликнула женщина рядом с ним.

– Да какой там лучше, ежели он нашими жизнями отомстить решил тысячникам проклятым, что уже много лет к войне готовились!

Начал подниматься шум. А мне было и без слов ясно, что происходило нечто ужасное.